Дорога к Марсу Лукьяненко Сергей

28

Смертельно опасно

Павел Амнуэль

Хотя письмо было написано не по-русски, в тексте более крупным шрифтом выделялись, как скалы посреди тихой бухты, русские слова, далеко друг от друга отстоявшие, но тем не менее мгновенно сложившиеся в легко читаемую фразу: «В ИГРУ НЕ ВМЕШИВАЙСЯ СМЕРТЕЛЬНО ОПАСНО ДЕРЖИСЬ В СТОРОНЕ ОТ АНГАРА ПРИЗРАКА ЛОДКИ». Пряхина прижала к вискам ладони. Фраза вызывала страх, как кодовое слово, сказанное опытным гипнотизером. Фраза была понятна, как понимаешь на подсознательном уровне даже совершенно нелепый текст, о смысле которого тебе когда-то рассказывали, а потом ты забыла, и вот теперь тебе напомнили.

Смертельно опасно. Да. Не должна была она искать в Сети ничего связанного с неким «Ангаром» и ЦУПом. Значит, на самом деле такая связь была, это очевидно, и кому-то очень не хотелось, чтобы она об этой связи узнала.

Пряхина была не из трусливых. В других обстоятельствах она, спрятав естественный страх подальше, непременно занялась бы исследованием: откуда текст, кто автор, чего добивается, какова на самом деле связь ЦУПа с таинственным Ангаром, о котором, кстати, упомянул не кто иной, как президент Российской Федерации. Упомянул вроде бы вскользь, но с очевидным намеком, прекрасно зная, что Пряхина начнет разбираться, пытаясь понять сказанное. Значит, президент хотел, чтобы она… или наоборот? Предупреждал? Получается, что президент в курсе… чего? Наверняка он знает больше, чем говорит. Но всегда говорит только то, что знает, и никогда не скажет лишнего, заранее не обдуманного слова.

Держаться в стороне от «Ангара»? Хорошо, она так и поступит, хотя все еще не знает, что такое этот «Ангар». И как держаться в стороне от объекта, не понимая, что он собой представляет? Не говорит ли это письмо о том, что Пряхина сначала должна найти Ангар, а потом, обнаружив, отойти в сторону, предоставив более компетентным товарищам заниматься этой проблемой? Скорее всего…

Взяв себя в руки и перечитав текст несколько раз, Пряхина осознала, наконец, что не только от «Ангара» она должна держаться в стороне. Да, сначала она обратила внимание на это слово, потому что его и искала. Но еще были «ПРИЗРАК» и «ЛОДКА». И, кроме того, десятки слов на каких-то других языках, среди которых выделялись русские. Ирина увидела несколько слов, скорее всего итальянских, несколько слов вроде бы на немецком (но и это могло быть игрой ее воображения, она почти не знала немецкого), еще пару слов как будто на французском… и, что интересно, ни слова по-английски. Английский Пряхина знала блестяще и, конечно, распознала бы любое написанное на этом языке слово.

Возможно, иностранный текст повторял написанное по-русски? Зачем? Русские слова были выделены крупным шрифтом – значит, именно их неизвестный отправитель предназначал для прочтения. Почему же тогда разбросал по тексту, едва не утопив в других словах?

Пряхина протянула руку, чтобы распечатать письмо и показать его… нет, никому она это письмо не будет показывать, сама попробует разобраться, изучит каждую букву и…

Едва палец коснулся клавиши, текст на экране дрогнул и сменился надписью «Письмо удалено».

Сердце опять застучало, на этот раз от еще большего испуга – впечатление было такое, будто кто-то невидимый внимательно за ней наблюдал, увидел движение ее руки, понял, что она хочет сделать, и лишил ее такой возможности.

Но удаленное письмо должно сохраниться в корзине! Несколько движений мышкой – в корзине не оказалось не только текста письма, но даже упоминания о его существовании.

А было ли письмо? Пряхина стала бы сомневаться и в этом, но текст стоял перед глазами или, как говорят, перед мысленным взором настолько отчетливо, что она продолжала видеть каждое слово. Память у Пряхиной была хорошая, грех жаловаться, хотя фотографической не была никогда. В школе, чтобы запомнить стихотворение, приходилось повторять его не меньше десятка раз – правда, потом запоминала на всю жизнь, как сейчас неожиданно пришедшее: «Только пепел знает, что значит сгореть дотла». Бродского включили в программу, когда Ирина была уже в выпускном классе, она не любила этого поэта, не понимала, почему он получил Нобелевку…

Ирина взяла чистый лист бумаги из стопки, лежавшей рядом с монитором, достала из пластикового стаканчика ручку… если с экрана исчез текст письма, то, может, ей не позволят и записать… какая бредовая мысль… Пряхина вывела первое слово, второе… потом было «В ИГРУ», еще четыре непонятных иностранных слова, потом «НЕ ВМЕШИВАЙСЯ»… Все нормально, подбадривала она себя, пиши дальше.

Записала. Подержала листок перед глазами, всматриваясь в два последних русских слова. «Призрак». «Лодка». Знакомые слова, но что они означали?

«Лодка»… Могла ли речь идти о китайском корабле? Вполне возможно. А призрак? «Ангар» и «Лодка Тысячелетий» были предметами материальными, что бы на самом деле ни имел в виду автор послания. «Призрак» уводил в иной мир, не существующий, придавал письму мистический оттенок. Или она все-таки неправильно поняла смысл слова?

Пряхина аккуратно сложила листок, достала из сумочки блокнот-ежедневник и вложила лист между страницами. Спрятала в сумочку и защелкнула замочек. Закрыла глаза и посидела несколько минут, приходя в себя.

Призрак… Где и когда она слышала это слово в нужном контексте?

Быков проснулся с давно не испытанным ощущением тихого счастья. Как в детстве, когда, открывая глаза, он знал, что увидит посреди комнаты елку, за ночь украшенную мамой, и что, прошлепав босыми ногами к ватному «снежному» холмику у основания ели, он найдет в глубине «сугроба» подарок – заводную машину или конструктор, о котором давно мечтал…

Быков лежал, закрыв глаза, и знал, что ощущение счастья теперь будет у него долго. Может быть, всю жизнь. Он слышал, как Нина тихо, чтобы его не разбудить, переставляла на кухне стулья, открывала шкафчик, скрипели петли, надо смазать, а вот булькающий звук закипавшего чайника… упала на стол ложечка…

– Нина… – пробормотал он, и она услышала.

Он был уверен, что услышала, звуки на кухне стихли, и родной голос сказал:

– Витя, ты уже не спишь, поднимайся, кофе готов.

Нина приготовила бутерброды, и Быков съел два, запивая крепким кофе – лучшим, какой он пил в жизни. Говорили о пустяках, не вспоминали ни о работе, ни о том, какой была ночь, их первая ночь вместе, начало совместной жизни. Быков сегодня дежурил вечером, а у Нины был библиотечный день, она собиралась подготовить наконец текст доклада о феномене «Призрака-5» для закрытой конференции по «Аресу», которая должна была пройти в Хьюстоне на следующей неделе. Быков поехать не мог: работа. Отпускать Нину одну не хотел, но понимал: надо. Не столько даже для того, чтобы она познакомилась с коллегами из других стран – участниц проекта, сколько для того, чтобы привлечь общее внимание к явлению, на которое, как казалось Быкову, не было еще обращено должного внимания. После того как на «Аресе» начали происходить события, пока не получившие хотя бы рабочего объяснения, высшее руководство марсианской экспедиции перестало интересоваться деятельностью «Призрака». То, что происходило на Марсе, Быков не мог назвать иначе, как именно «деятельностью» – возможно, все-таки не разумной, но определенно последовательной и будто бы запрограммированной. Наблюдения за «Призраком-5» входили в общую программу, три космических телескопа, в том числе радиотелескоп GAS, в автоматическом режиме выдавали данные, но в ЦУПе недоставало исследователей, способных переваривать и интерпретировать информацию, не связанную прямо с полетным заданием «Ареса». А тут еще и работа по «Лодке Тысячелетий» навалилась, данные по китайцам тоже надо было вводить в общий массив, дел хватало…

Разговоры о «кроте» неожиданно прекратились несколько дней назад – насколько понял Быков, сверху поступил соответствующий сигнал. Следовательно, там или уже выявили «пришельца», или решили, что он не опасен. А может, хотят проследить по своим каналам. «Не моего ума это дело», – решил Быков и, как было приказано, забыл о «кроте», проблем и без него было достаточно.

По всем наблюдениям, «Призрак» действительно оказался источником гравитационного излучения, вот только первоначальная и, казалось, безупречная идея о том, что излучение было направленным и фиксировало в пространстве движение «Ареса», в результате не подтвердилась.

– Я посмотрела утренний пакет, пока ты спал, – как всегда угадав направление мыслей Быкова, сказала Нина и налила ему новую порцию кофе.

– И что? Луч по-прежнему шарит в пространстве, описывая спирали вокруг «Ареса»?

Нина поставила кофейник на подставку и села напротив Быкова, чтобы видеть его глаза.

– Ты не знаешь, – ответила она вопросом на вопрос, – с китайцами что-нибудь происходило в последние дни? Вчера утром, например? Я об этом ничего не слышала, по официальным каналам с «Лодки Тысячелетий» не идет информация, но тебе-то, вероятно, докладывают?

– С китайцами все в порядке, – продолжая думать о «Призраке», ответил Быков. – Пока они нас опережают, к сожалению.

– Никаких сложностей? Происшествий?

– Почему тебя заинтересовали китайцы? – удивился Быков. – Все у них нормально… Правда…

– Да? – переспросила Нина, потому что Быков неожиданно замолчал, потер подбородок и поднял на девушку задумчивый взгляд.

– Но это, скорее, не с ними что-то случилось, – пробормотал Быков, – а у ребят на «Аресе» сбой. У них, ты же знаешь, сбой за сбоем.

– А все-таки?

– Ну… Они опять потеряли «Лодку». Но это у них проблема, все наземные и космические наблюдательные средства показывают, что…

Быков замолчал, поняв, наконец, куда клонит Нина.

– Так, – сказал он, – ты хочешь сказать, что гравитационный луч фиксировал «Лодку»?

Нина кивнула.

– Судя по утренней сводке, сегодня в два сорок три. А до того в течение почти восемнадцати часов сужал вокруг китайцев спираль. Понятно, ошибка тоже довольно велика, мы ведь фиксируем направление луча по расположению квазизеркал-излучателей на поверхности Марса.

– Аникеев потерял «Лодку» вчера примерно в одиннадцать, насколько я помню, – задумчиво произнес Быков.

– Примерно тогда… – начала Нина, но Быков остановил ее жестом и потянулся к лежавшей на столе трубке телефона. Сделал громкий звук, чтобы и Нина послушала разговор.

– Дежурный, – послышался заспанный голос. – Доброе утро, Виктор Андреевич.

– Доброе, Саша. – Быков не стал тратить время на лишние разговоры. – В курсе, что с китайцами? Пропали?

– Да, – с некоторым недоумением отозвался дежурный по ЦУПу. – В два сорок три. Со всех средств. Как корова языком слизнула. Аникеев-то вчера…

– Да-да, – нетерпеливо сказал Быков. – Там в курсе? – Он сделал ударение на первом слове.

– Доложили, конечно. Деталей не знаю, но в ближайшие часы будет, видимо, общий сбор. Вы в списке. Сегодня у вас вечернее, поэтому я не стал вас пока тревожить.

– Спасибо, Саша. – Быков закончил разговор, но продолжал держать трубку в руке.

– Теперь и у китайцев начнутся…

Нина не договорила. Она представления не имела, что может начаться – или уже началось – у китайцев.

29

Пророчество призрака

Алексей Калугин

Чжан Ли закончил вычисления и довольно улыбнулся.

– Скорость снова на одиннадцать процентов выше расчетной!

Чжан Ли посмотрел на напарника.

Ху Цзюнь сидел в кресле, пристегнутый ремнем. Колени поджаты, руки сложены на груди. Взгляд устремлен в пустоту. В космический мрак за стенами корабля.

– Эй! – Чжан Ли тряхнул напарника за плечо.

Не добившись никакого результата, несильно ударил ладонью по щеке.

Затем – еще раз, сильнее.

– А!

Ху Цзюнь вскинул голову. Будто его выдернули из сна. Или чего-то более глубокого. Невидящий взгляд скользнул из стороны в сторону и сполз на пол.

– Ай-ай-ай… – глядя на товарища, произнес негромко Чжан Ли.

Ху Цзюню наконец-то удалось сфокусировать взгляд. Сначала на приборной консоли. Затем он посмотрел на Чжана Ли.

Вот что ему сейчас хотелось видеть меньше всего, так это лицо товарища. Но от него никуда было не деться. Они были заперты в жестяной коробке. Закупорены. Запаяны, как рыбки в масле. Две маленькие несмышленые рыбки. Вот только неясно, кому их подадут на стол?

– Снова? – только и спросил Чжан Ли.

Выражение лица и взгляд его были укоризненными.

– Нет, все в порядке.

Ху Цзюнь тряхнул головой и даже попытался улыбнуться. Но получилось у него это не очень убедительно.

– Что на этот раз? – спросил Чжан Ли.

– Я просто задумался! – Ху Цзюнь нервно дернул подбородком.

Он и сам еще не до конца понимал, что с ним произошло.

– Шлем в порядке?

Чжан Ли протянул руку, чтобы проверить, не сел ли аккумулятор в облегающем голову Ху Цзюня защитном шлеме. Но Ху Цзюнь довольно резко оттолкнул его руку в сторону.

– Со мной все в порядке! – почти выкрикнул он.

– Я знаю, – попытался успокоить его Чжан Ли. – Так и должно быть. С нами обоими все в порядке. Мы прошли подготовку. Мы были лучшими. Поэтому послали именно нас. Партия и правительство доверили нам эту ответственную миссию. И мы не можем, не имеем права их подвести.

Он повторял это уже много раз. Не слово в слово, но по смыслу – одно и то же. Не столько для Ху Цзюня, сколько для себя самого. Чжан Ли чувствовал, что тоже находится на грани срыва. И кто из них первым потеряет над собой контроль – это еще вопрос.

– Нужно принять лекарство.

Чжан Ли открыл дверцу аптечки, взял прилепленную к стенке магнитную тубу, отвернул крышку и несильно ударил пальцем по донышку, чтобы достать капсулу.

Взмахнув рукой, Ху Цзюнь выбил тубу из его рук.

Красно-белые продолговатые капсулы с лекарством разлетелись в разные стороны.

Чжан Ли почувствовал, как его захлестнула злость.

Злость на Ху Цзюня, на себя самого, на тех, кто их сюда послал…

Чжан Ли стиснул кулаки. Но тут же снова расслабил руки.

Он умел контролировать эмоции.

Но как долго он еще сможет сдерживаться?..

Чжан Ли поймал медленно вращающуюся вокруг продольной оси тубу, зажал ее в кулаке и принялся другой рукой ловить плавающие в воздухе капсулы. Полностью сосредоточившись на этом занятии, он больше ни о чем не думал.

Абсолютно ни о чем.

Вдруг он увидел, как прямо из переборки вышла маленькая девочка. Его младшая дочь Юн. Ей исполнилось семь лет за три недели до старта «Лодки Тысячелетий».

– Здравствуй, папа! – радостно улыбнулась Юн.

– Здравствуй, малышка, – мысленно ответил ей Чжан Ли.

Они с Ху Цзюнем давно уже уяснили, что с призраками можно общаться мысленно. Так было удобнее. Потому что призрака видел только тот, кому он являлся.

– Чем ты занимаешься? – с интересом наклонила головку Юн.

– Делаю гимнастику, – ответил Чжан Ли и для наглядности пару раз согнул и разогнул руку в локте.

Он не был сумасшедшим и прекрасно понимал, что перед ним вовсе не его дочка Юн.

По первому времени и он, и Ху Цзюнь пытались расспрашивать призраков, старались выяснить, кто они и зачем приходят. Но это не дало никаких результатов. Призраки просто игнорировали их вопросы. И тайконавты стали относиться к призракам так, будто они действительно были теми, кем казались. Иначе можно было сойти с ума.

– Когда ты вернешься домой, папа? – спросила Юн.

– Не очень скоро, дорогая… – начал было Чжан Ли.

Он хотел рассказать девочке о полете к далекой Красной планете, о том, почему он согласился туда лететь и чем все это должно закончиться. Но она перебила его.

– Ты не вернешься, – произнесла она уверенно и даже жестко.

– Почему ты так говоришь? – Чжан Ли был настолько ошарашен, что произнес эти слова вслух.

Ху Цзюнь искоса глянул на него, усмехнулся, но ничего не сказал.

– Ты останешься на Марсе навсегда, – так же безапелляционно заявила Юн.

– Нет, ты ошибаешься…

– Я не могу ошибиться.

– Ты не знаешь всего…

– Я знаю все.

– Послушай, Юн…

Чжан Ли протянул к девочке руку.

Вот этого-то делать и не стоило. Призраки избегали физического контакта с людьми.

– Не буду слушать! – капризно выкрикнула Юн, сделала шаг назад и исчезла за переборкой.

Чжан Ли озадаченно прикусил губу.

Что должны были означать слова призрака?

Имелся ли в них хоть какой-то смысл?

Думать об этом было бесполезно. И Чжан Ли снова принялся ловить капсулы с лекарством.

Он не знал, не мог для себя решить, что лучше – думать или не думать о том, что происходит на корабле? И Ху Цзюнь тоже не знал. Сначала они разговаривали об этом, пытались вместе понять, выработать какую-то общую стратегию. Но потом перестали. Потому что все это было совершенно бессмысленно. Или, по крайней мере, казалось таким.

За две недели до старта, когда они уже находились в изоляторе, их поставили в известность о секретном эксперименте, который проводили китайские ученые. На поверхности Марса был обнаружен таинственный объект, получивший название «Око Силы». Что он собой представлял – загадка. Но почти не возникало сомнений в том, что объект имел искусственное происхождение. «Око Силы» являлось источником узконаправленного гравитационного луча с переменными показателями. Получить какую-то осмысленную информацию, анализируя перепады интенсивности луча, исследователи не сумели. Однако им удалось, посылая сигнал со спутника, на время изменять направленность луча «Ока Силы».

Само собой, «Око Силы» и должно было стать главным объектом исследований марсианской экспедиции. Но это еще не все – китайские ученые придумали, как можно использовать силу гравитационного луча, чтобы существенно увеличить мощность двигателя космического корабля, направляющегося к Марсу. Испытать созданное ими устройство можно было только в условиях реального полета. Ученые не сомневались, что у тайконавтов все получится.

И у них действительно получилось!

Направление луча было нестабильным. Но в те часы, когда луч оказывался точно сориентирован по оси движения корабля, мощность двигателей «Лодки Тысячелетий» возрастала на восемь-двенадцать процентов!

Китайская наука в очередной раз доказала, что в мире ей нет равных!

Однако, как выяснилось, не были учтены два существенных момента.

Когда «Лодка» впервые оказалась сориентирована по лучу «Ока Силы», тайконавты с ужасом обнаружили, что внешний мир перестал существовать. Исчезло все, что находилось за пределами корабля. Умолкли все приборы связи, отключились средства навигации. И продолжалось это ровно до тех пор, пока луч не ушел в сторону – туда, где находился русский звездолет «Арес».

Связавшись с Землей, тайконавты узнали, что все это время их корабль не был виден на радарах.

Со временем Чжан Ли и Ху Цзюнь к подобному привыкли. И даже посмеивались, слушая переговоры русских с Землей. Те никак не могли понять, куда то и дело исчезает китайский корабль.

Серьезной проблемой стала вторая особенность луча «Ока Силы», о которой прежде никто не знал.

На Земле ученые предполагали, что этот луч может оказывать некое воздействие на отдельные функции головного мозга и психику тайконавтов. В целях защиты были разработаны специальные шлемы, которые тайконавты надевали всякий раз, когда корабль оказывался на оси излучения. Быть может, мозг шлемы и защищали, но, независимо от этого, психика тайконавтов шла вразнос.

Причиной тому стали призраки, которые регулярно появлялись на корабле в момент его контакта с гравитационным лучом. Это были образы родных, друзей и знакомых, оставшихся на Земле. А то и умерших много лет назад.

Поначалу каждый из тайконавтов считал, что призраков видит только он один. Объяснений этому явлению можно было найти множество. Начиная с постоянной стрессовой ситуации и заканчивая воздействием на мозг все того же гравитационного луча. Но со временем стало ясно, что призраки – это явление совершенно иного порядка. Расстройство психики было ни при чем. Призраки существовали как объективная реальность на субъективном уровне восприятия.

Сообщив на Землю о том, что происходит на корабле, Чжан Ли и Ху Цзюнь получили указание дословно записывать беседы с призраками и пересылать их руководству. Тайконавты делали то, что им было приказано. Но никто не мог знать, насколько откровенны были они в своих отчетах. Каждый видел только собственных призраков и не видел призраков другого.

Догадки относительно природы «гостей» и цели их визитов так и оставались догадками. А товарищи по полету становились все более скрытными. Почему-то со временем обоим стало казаться неудобным обсуждать с коллегой свои беседы с призраками. Как будто они касались какой-то очень личной, может быть, даже интимной сферы. Хотя на самом деле это было совсем не так. Как правило, разговоры с призраками носили общий, совершенно не обязательный характер. Что-то вроде болтовни ни о чем. Обмен стандартными, ничего не значащими фразами.

Тайконавты все более замыкались в себе.

Любая попытка одного из них пойти на контакт, чтобы если не сломать выросшую между ними стену отчуждения, так хотя бы проделать в ней брешь, как правило, заканчивалась вспышкой ненависти со стороны другого.

Каждый понимал, что это нехорошо. Что подобное отчуждение, когда их всего-то двое, может плохо, очень плохо закончиться. Даже если постоянно глушить себя транквилизаторами. Запас которых, кстати сказать, тоже был не беспределен. Но ни один из них не мог ничего с собой поделать.

И от этого обоим становилось только тяжелее.

– Извини меня, – произнес негромко Ху Цзюнь, низко наклонив голову. – Я поступил нехорошо.

– Понимаю, – Чжан Ли улыбнулся и протянул Ху Цзюню тубу с лекарством.

– Нет, – решительно мотнул головой Ху Цзюнь. – Думаю, мне это больше не нужно.

– Я тоже так думаю. Но продолжаю принимать лекарство. – Чжан Ли встряхнул тубу и поднес ее к уху. – Что у нас сегодня на обед? – спросил он товарища.

– А что ты хочешь? – поднял на него взгляд Ху Цзюнь.

– Рисовую лапшу с говядиной в кисло-сладком соусе. – Чжан Ли блаженно закатил глаза, поднял руку и сложил пальцы так, будто держал ими палочки. – Лапши! Пол-Марса за лапшу!

Глядя на него, Ху Цзюнь тоже улыбнулся.

Нет, подумал он, они все еще оставались командой. Отлично подготовленной и крепко сбитой. И у них были все шансы успешно завершить свою миссию. Сейчас он верил в это, как никогда.

Неожиданно Чжан Ли перестал улыбаться.

– Я сегодня разговаривал с дочерью, – сказал он.

– С которой из них?

– С младшей, Юн. Она сказала, что я не вернусь с Марса.

Еще не закончив говорить, Чжан Ли уже начал жалеть о сказанном.

Он поддался секундному порыву. Захотел разделить с другом свою грусть.

Глупо.

Слова призрака не прибавят уверенности ни ему, ни Ху Цзюню.

Глупо.

К его удивлению, Ху Цзюнь вовсе не расстроился. Даже наоборот: он улыбался легко и искренне. Чжан Ли забыл, когда в последний раз видел такую улыбку на лице друга.

– Что бы ни говорил твой призрак, Чжан, все будет хорошо. Это говорю тебе я.

– Я тоже так считаю, – быстро согласился Чжан Ли. – Но… – Он немного растерянно взмахнул руками. – Откуда такая уверенность?

Ху Цзюнь хитро прищурился.

– Пока ты занимался корректировкой скорости, я был на борту «Ареса».

– На «Аресе»? – растерянно переспросил Чжан Ли. – На русском корабле?

– Не спрашивай, как это может быть, я и сам не знаю. Но я там точно был!

– Хорошо, – не стал спорить Чжан Ли. После всего, что случилось на «Лодке Тысячелетий», он во многое готов был поверить. – Ну, и как там?

– Русские вскрыли американский складской модуль. И кое-что нашли.

30

Черно-белое кино

Игорь Минаков

«Бывают на небе зрелища более ослепительныя, картины, внушающия больше благоговейнаго ужаса; но на мыслящаго наблюдателя, которому посчастливилось видеть их, ничто на небе не производит такого глубокаго впечатления, как эти каналы Марса. Это всего лишь тонкия линии, ничтожныя паутинныя нити, опутывающия своей сетью лик Марсова диска. Но и за миллионы километров пустого пространства, отделяющаго нас от планеты, эти нити неудержимо влекут к себе нашу мысль…»

Старик отшвырнул книгу. Взмахнув страницами, она распростерлась на вытертом бухарском ковре. На желтоватом титульном листе едва проступали черные буквы, размытые, будто марсианские каналы на передержанной фотографической пластинке: «Проф. П. Ловеллъ. МАРСЪ И ЖИЗНЬ НА НЕМЪ».

– Идиот, – буркнул старик.

На его бледном, изборожденном морщинами лице застыла горечь.

Вся жизнь ушла на борьбу. Он писал обстоятельные статьи, но газеты и журналы отказывались их печатать. Он направлял письма в Императорскую Академию наук. Ему отвечали вежливо и холодно, не вступая в споры по существу. Он даже отправил телеграмму в Флагстафф, в обсерваторию своего научного врага профессора Персиваля Ловелла, но ответа не дождался. Провинциальный русский учитель, астроном-любитель, – слишком ничтожная персона по сравнению со знаменитым американцем. Тусклая звездочка рядом со звездой первой величины. Вернее, не рядом, а далеко от.

Старик задумчиво потеребил редкую бороду, решительно шагнул к рабочему столу. По пути наступил на книгу Ловелла, но не заметил этого. Опустился в скрипучее кресло, пододвинул к себе осьмушку писчей бумаги. Макнул простую ученическую ручку в затейливый чернильный прибор, подаренный коллегами-учителями на юбилей. Занес стальное перо над листком, как палач заносит меч над осужденным.

Довольно статей и писем. Он напишет свою книгу, где изложит результаты многолетних наблюдений и – выводы. Осторожные, подкрепленные наблюдениями, но оглушительные для всей этой своры мошенников, вводящей доверчивую публику в заблуждение своими бреднями о каналах и якобы построивших их марситах. Книга прославит его. Воздвигнет на один пьедестал с Галилеем, Гершелем, Браге, Ломоносовым, черт побери!..

Ручка чуть дрожала в старческой руке. На кончике пера набухала чернильная капля, угрожая расплыться на листе бесформенной кляксой. С чего начать? Сухие ученые слова, пожалуй, стоит приберечь для основной части, а для начала подпустить немножко лирики. Публика это любит.

Итак…

«Ночь тогда выдалась ясная. Пальцы прихватывало морозцем. В уголках усталых глаз намерзала влага. Но наблюдатель опасался лишь одного – что теплый красноватый шарик в окуляре телескопа вдруг утратит свою поразительную четкость. И видение дивного фантастического мира, как бы заново открытого простым гимназическим учителем, скроется навсегда.

Успеть бы зарисовать…

Каналы, говорите? Вот вам, а не каналы! Сухие равнины севера. Исполинские возвышенности юга. Темное око вулкана. Самого большого в обозримой Вселенной! И трещина, избороздившая багряный лик, – шрам на щеке бога войны.

Успеть бы зарисовать…»

И сейчас, почти тридцать лет спустя, старика согрело ослепительное счастье, что захлестнуло его тогда, молодого, увлеченного, искренне верящего в свою звезду…

Да, не забыть бы и про звезду – тусклую искорку рядом с Марсом, которую тоже никто никогда не видел… Звездочка двигалась. Наблюдатель не верил своим глазам: ни планеты, ни их спутники не проявляли такой прыти, а эту словно уносили незримые паруса Солнца. Вот она только что мерцала рядом с шариком Марса и вдруг пропала. Куда?! Затмилась Красной планетой?!

Наблюдатель ждал ее появления с другой стороны Марса, но видимость ухудшилась. Планета войны потускнела, задрожала в струях воздуха. Проклятые каналы снова проступили на ее диске. Наблюдатель едва не заплакал, но изменить уже ничего было нельзя. Воинственное божество опять скрыло свой лик под причудливой маской.