Блеф Мартин Джордж

– Сама знаешь, как это бывает. Она меня не замечала, и все такое. Пару лет спустя я все так же думал о ней, когда записал «Девушку моей мечты» в Нэшвилле. Как раз тогда, когда «Декка» хотела, чтобы я играл такие же рок-н-ролльные хиты, как все остальные, в 1956 году. А с «Девушкой» я, типа, вышел за пределы этого шаблона.

Он покачал головой.

– В общем, ты мне ее напомнила. Она тоже очень хорошо знала, чего хочет.

Откинувшись на спинку стула, он поглядел на Корделию.

– Чудесная история, – сказала Корделия. – Прямо…

– Рок-н-ролл, – закончил за нее Холли.

Они рассмеялись. Вот все и возвращается в нужное русло, подумала Корделия.

Понедельник

Утром в понедельник Корделия, усевшись за стол, уже успела вспомнить все свои прегрешения, пока слушала голос автоинформатора из отдела по авторским правам «Шрайк Мьюзик». Классическая запись на пленке, унылым и похоронным голосом. Корделия предположила, что это тактика такая, чтобы отпугнуть навязчивых клиентов.

Пока разглядывала ногти, вспомнила, что так и не связалась с агентом Мика Джаггера. Лас Алкала вряд ли обрадуется. Ладно, по крайней мере, она вернула Алкала «Мерседес», без единой царапинки и вмятинки. Ну, у каждого свои приоритеты. Для нее было очень важно добиться участия Бадди Холли в концерте в «Доме смеха».

Она перебрала записанные на бумагу сообщения, сложенные стопкой на столе. Менеджер «Ю-Ту» сообщал, что Эдж на выходных прищемил пальцы дверью машины. «Ю-Ту» может оказаться без гитариста. Может, подумала Корделия, удастся уговорить Боно дать акустический концерт? Из технического отдела записка, оповещают, что «ШоуСат III» над Индийским океаном забарахлил. Они над этим работают. Почти уверены, что неполадки с ретрансляцией удастся устранить. Почти? Лучше бы не «почти», а «совершенно». Она вот была абсолютно уверена, что у нее не хватит авторитета, чтобы убедить руководство «Глобал Фан энд Геймз» оплатить сервисный полет «Шаттла» в течение пяти дней после подачи заявки. В течение любого срока. Боже, о чем вообще она думала? Глотнув кофе, Корделия гневно поглядела на телефон. Интересно, сколько еще в «Шрайк» намерены держать ее на проводе?

Другое сообщение от Тами, гитаристки «Герлз уиз Ганз», наполовину эскимоски. Величайшая в мире женская группа, играющая неопанк, застряла без денег в Биллингсе. Получится ли у Корделии найти достаточно денег, чтобы все участницы группы к субботе попали в Нью-Йорк? Возможно. Корделия сделала пометку. Надо поговорить с Лас.

В трубке прозвучал двойной гудок.

– Мисс Дельвеччио, отдел по авторским правам.

Корделия представилась спокойным, уверенным голосом, контролируя себя изо всех сил. Для нее она вполне авторитет.

– Я хочу поговорить насчет прав на музыку Бадди Холли, – продолжила Корделия. – Знаю, что права принадлежат «Шрайк». Мы в «Глобал Фан энд Геймз» очень хотели бы, чтобы мистер Холли принял участие в субботнем концерте в поддержку жертв болезней, имеющем всемирное значение, и мог исполнить свои старые композиции.

Тишина была недолгой.

– Жертв каких болезней?

Тон вопроса Корделии не понравился. Девочка из Южного Бронкса.

– Дикой Карты и СПИДа. Прямая телевизионная трансляция…

Дельвеччио перебила ее:

– О, понятно, этот концерт. Извините, мисс Шасон, но в этом проекте сотрудничество с «Глобал» для нас совершенно невозможно. Извините.

В ее тоне чувства вины не было ни на каплю.

– Но, безусловно, есть…

– У «Шрайк» исключительные права на музыку мистера Холли. Мы просто не имеем возможности выдать вам требующиеся разрешения.

И это окончательный ответ, звучало в ее голосе.

– Возможно, если я смогу поговорить с начальником вашего отдела…

– Боюсь, мистера Лазаруса сегодня нет на месте.

– Ну, возможно…

– Благодарю, что связались с нами, мисс Шасон, – сказала мисс Дельвеччио. – Хорошего вам дня.

И повесила трубку.

Корделия тупо глядела на телефон минуту или две. Проклятье. Чтоб тебе пришли самые больные месячные в жизни. Просидев еще минуту, она включила компьютер с модемом и подключилась к онлайн-справочнику «Вэрайети»[5]. Прочла пару страниц наугад, потом перешла в поисковую систему. По ключевым словам «Шрайк Мьюзик» ответов было предостаточно, по Бадди Холли – изрядно меньше, но лишь одна ссылка касалась обоих. Заметка была датирована временем в три месяца назад. Как раз, когда она была в Австралии. Судя по всему, «Шрайк Мьюзик» заключили многомиллионный контракт со второй по величине в Америке рекламной фирмой. А рекламная фирма, в свою очередь, работала с крупной организацией евангелистской церкви, которая собиралась рекламировать свои тематические парки и другие коммерческие проекты при помощи «чистой, но очень энергичной музыки Бадди Холли, пробуждающей ностальгию». Процитированная фраза принадлежала Лео Барнетту.

Ого, подумала Корделия. Только не это. Ничего удивительного, что в «Шрайк» не горели желанием, чтобы песни Холли стали ассоциироваться с этим благотворительным концертом. Похоже, это серьезная проблема.

В открывшуюся дверь просунула голову Лас Алкала.

– Доброе утро, Корделия. Как прошли выходные?

Корделия подняла взгляд.

– Отлично. Ключи уже отдали? Еще раз спасибо за машину.

Лас кивнула.

– Ты в порядке? А то какая-то загруженная.

– Утро понедельника, вот и все.

Лас сочувственно улыбнулась.

– Кстати, еще не связалась с нашим приятелем-ликантропом?

Корделия покачала головой. Поспешно обдумала ответ.

– Все еще не нашла его.

– Позволь дать тебе совет. После того как попробуешь договориться с их менеджерами, свяжись с президентами фирм звукозаписи, с которыми они работают. А если не поможет, то иди еще выше. Это почти всегда срабатывает.

Ага, подумала Корделия.

– Спасибо, – сказала она Лас.

После недолгой болтовни, когда Лас ушла, закрыв дверь, Корделия снова позвонила в «Шрайк» и попросила соединить ее с президентом компании. Пройдя через две линии обороны в виде секретарш, она наконец-то услышала Энтони Майкла Кардвелла. Кардвелл был доброжелательнее мисс Дельвеччио, но не шел на сотрудничество точно так же.

– Это так, «Шрайк Мьюзик» осознает свою ответственность перед обществом, и мы участвуем во многих проектах такого рода, но мы также имеем обязательства перед нашими акционерами и компаниями-инвесторами, – сказал он. – Уверен, вы понимаете, в каком сложном положении мы находимся.

Какая чушь, с яростью подумала Корделия. И сказала почти то же самое, только в более вежливой форме. И президент «Шрайк Мьюзик» быстро с ней попрощался.

Положив трубку, Корделия принялась барабанить пальцами по столу. Лас сказала, иди еще выше. Корделия снова коснулась клавиатуры компьютера и подключилась к базе данных компаний в индустрии развлечений, которую вели «Глобал Фан энд Геймз». Начав копаться в разветвленной структуре компаний, в которой находились «Шрайк», задумалась, как там дела у Джека.

Естественно, когда в воскресенье вечером она ему сказала, что пока что все идет к тому, что они получат разрешение на то, чтобы Холли играл свои песни, он ей поверил. Более того, что «Глобал Фан энд Геймз» получат разрешение на перерыв в туре по клубам для Холли начиная с утра понедельника. Это давало Джеку возможность заняться переездом Бадди Холли в Манхэттен. Корделия уже заказала ему номер в отеле «Калифорния», лучшем в Манхэттене отеле для гастролирующих музыкантов.

– Менеджерам все равно, что там будет в номере, если все будет оплачено. Платиновые карты «Америкэн Экспресс» везде принимают, – сказала она тогда.

В понедельник днем, пока Корделия продолжала играть в Нэнси Дрю[6], Джек уже привез Бадди Холли в номер на восьмом этаже «Калифорнии».

– У вас открытый счет, – сообщил администратор, и они тут же заказали себе роскошный ланч.

Джек смотрел, как Холли достает переносной магнитофон и коробку с кассетами. Причудливый набор из «нью-эйдж» студии «Уиндхэм Хилл», а еще кассеты с яркими обложками с записями звуков природы для релаксации – ветер, гроза, море, дождь. Несколько кассет с записями раннего рока, блюза и кантри.

– У меня тут есть редкие вещи, – сказал Холли, вытаскивая несколько кассет без обложек, явно переписанных на дому. – Тини Брэдшо, Лонни Джонсон, Билл Догетт, Кинг Кертис. Вот это более известные – Рой Орбисон, Бадди Нокс, Даг Сэм.

Он усмехнулся.

– Настоящие техасцы, последняя команда. Еще у меня есть Джордж Джонс, к музыке этого парня у меня тоже слабость. Я с моей первой группой играли следом за ним в пятьдесят пятом, на шоу Хэнка Кохрэна.

– А это что? – спросил Джек, показывая на единственную виниловую пластинку во всей коллекции.

– Этим я действительно горжусь, – ответил Холли, беря в руки диск-сорокапятку, – «Жоли Блон». Первая запись Уэйлона Дженнигса. Я ее продюсировал, когда он играл с «Крикетс».

Джек взял в руки диск и внимательно поглядел на этикетку, держа его, будто священную реликвию.

– Кажется, я ее слышал на WSM.

– Точно, – ответил Холли. – Почти все, кого я уважаю из той эпохи, получили вкус к музыке, слушая их трансляции «Гранд Ол Опри».

Джек положил сорокапятку с «Жоли Блон». На него вдруг навалилась чудовищная усталость. Он поглядел на остатки ланча и почувствовал накатывающую тошноту. Сел на диван прямо и постарался, чтобы его голос ничего не выдал.

– До того как попасть в Нью-Йорк, я постоянно слушал «Опри». А когда оказался здесь, то нашел станцию из Вирджинии, которая их ретранслировала.

– Ты родом оттуда же, откуда твоя племянница? – с интересом спросил Холли. Джек кивнул.

– Аллигатор – и твой тотем?

Джек ничего не ответил, стараясь справиться с приступом боли в животе.

– Аллигатор – могущественный дух-защитник, – сказал Холли. – Я бы не рискнул с таким связаться.

Джек согнулся пополам от боли, стараясь не застонать.

Холли тут же подскочил к нему.

– Что такое?

Он провел руками вдоль груди и живота Джека. Присвистнул.

– Слушай, парень, у тебя тут плохо дело.

– Знаю, – ответил Джек и застонал. В любое другое время он никогда бы не заболел желудочным гриппом. Но Тахион предупреждал его об инфекциях-соперниках. Ему представилось, как вирусы рвутся к нему со всех сторон, ото всех рассадников заразы в мире. – Наверное, это просто грипп желудочный.

Холли покачал головой.

– Я ощущаю здесь мощнейшее вторжение силы.

– Это простая болячка.

– Но болячка за тебя уцепилась потому, что твоя защита, твой личный защитный кокон, нарушена.

– Сложно было бы сказать правильнее, – ответил Джек.

Холли убрал руки от живота Джека.

– Извини, ничего личного. Не знаю, сказала ли тебе Корделия, но я… ну, я кое-что об этом знаю.

Джек ошеломленно поглядел на Холли.

– На самом деле тебе нужна помощь народной медицины, – серьезно сказал Холли. – Нужно, чтобы из тебя вытянули это вторжение. Думаю, иначе не получится.

Джек не сдержался. Сначала начал тихо смеяться, а потом захохотал. Он не мог вспомнить, когда в последний раз так смеялся. Смеяться было больно, но, странным образом, боль начала стихать. Бадди Холли ошеломленно глядел на него. Джек немного распрямился.

– Прости, я просто не думаю, что вытягивать из меня это вторжение прямо сейчас, – хорошая мысль.

– Не пойми неправильно, – сказал Холли. – Я говорю о психических феноменах, о том, что надо вытянуть из тебя невидимую причину болезни, используя для этого силу ума и духа.

– Я и не думал, – ответил Джек, и его снова обуял смех. Но, боже, ему действительно стало лучше.

К двум часам дня Корделия уже успела прошерстить базы данных Нью-Йоркской библиотеки и документы Государственного архива в Олбени. Исписала несколько страниц блокнота цифрами и заметками. Задача была почище, чем сложить пазл на тысячу кусочков, а на такие дела у нее никогда не хватало терпения.

«Шрайк Мьюзик» находилась в безраздельной собственности «Монополи Холдингз», крупной нью-йоркской фирмы. Корделия набрала номер приемной «Монополи Холдингз» в Манхэттене и попыталась связаться с президентом фирмы. Удалось добраться лишь до исполняющего обязанности вице-президента по корпоративным связям. Он сказал, что не в его компетенции комментировать ситуацию с Бадди Холли и ей следует направить письмо президенту корпорации, некоему Коннелу Мак-Крэю, с подробным описанием вопроса. «А нельзя ли напрямую связаться с мистером Мак-Крэем?» – спросила Корделия. «В настоящее время президент болен, – ответил исполняющий обязанности. – Сложно сказать, когда вернется на работу».

Из открытых источников Государственного архива Корделия узнала, что «Монополи Холдингз» является подразделением «Инфундибулум Корпорейшн», консорциума, контролируемого «КариБанк» из Нассау, на Багамах. Звонок в «Инфундибулум» вылился в двадцать минут бесплодного ожидания и короткий бестолковый разговор с помощником гендиректора. По международной связи ей лишь ответили, с сильным багамским акцентом и полнейшим изумлением, что понятия не имеют о каком-то там Холли.

Повесив трубку, Корделия с неудовольствием поглядела на телефон.

– Думаю, пора домой идти, – сказала она себе вслух. Пора отдохнуть. Она вернется в офис позднее и поработает до позднего вечера.

Вероника и Корделия снимали квартиру в многоэтажном доме на Мэйден-Лейн. Смотреть было особо некуда – окна гостиной выходили в небольшой внутренний двор, и на высоте одиннадцатого этажа виднелись лишь окна соседей напротив, метрах в десяти. Поначалу эти окна напоминали Корделии что-то вроде тусклого экрана большого телевизора, и она очень скоро привыкла вообще не обращать на них внимания. Здорово уже то, что есть небольшая, но своя комната. Остальными может пользоваться Вероника, как ей вздумается.

Корделия использовала пространство по максимуму. Пригласила столяра из Сохо, который соорудил ей недорогую раму-стойку для кровати из досок два на четыре дюйма сечением. Временная лежанка. Надо было только не забывать о ее ширине и высоте, чтобы не свалиться во сне. Пространство высотой в рост под кроватью позволило ей разместить там шкаф для одежды, книжные полки и полку для дисков. На стене осталась куча места для плакатов и фотографий. Одну стену целиком занимал огромный цветной плакат с изображением Айерс-Рок на восходе солнца. На другой был всем известный плакат с надписью «КОГДА ТЫ ПО САМЫЙ ЗАД СРЕДИ КРОКОДИЛОВ». Но Корделия добавила присказку к фразе, всем известной и уже наскучившей. «ЗНАЧИТ, ТЫ ДОМА», – приписала она черным маркером.

Воткнув в магнитофон кассету Сьюзан Вега, Корделия увидела, как в комнату входит соседка по квартире. На Веронике было облегающее шелковое платье, ее выкрашенные в платиновую блондинку волосы были завиты, в глазах были синие контактные линзы.

– На маскарад? – спросила Корделия.

– Нет, просто на свидание, – закатывая глаза, ответила Вероника. – Парень с Мальты, помешавшийся на Мэрилин Монро и Лиз Тэйлор одновременно. Слушай, не осталось билетов на хорошие места на субботу? – внезапно сменила она тему.

– По две с половиной тыщи баксов за штуку, мне бы и в голову не пришло, для тебя.

– Не проблема. Это для менеджеров. Миранда и Итико могут себе такое позволить. Просто хотят, чтобы была возможность выбрать столик. Поближе к сцене, о’кей?

– Посмотрю, что смогу сделать, – ответила Корделия, мигом делая пометку в ежедневнике и убирая его обратно в сумочку.

– И как там дела идут? – спросила Вероника.

– Похоже, тебе бы пригодился настоящий сыщик.

– Если бы был на примете, я бы уже попросила. Я в отчаянии.

– Ну, возможно, тут тот редкий случай, когда я могу тебе помочь, – сказала Вероника.

– Не хочешь рассказать, как именно?

«Было бы очень здорово, – подумала Корделия. – Свалить это на кого-то другого».

– Пока нет, – ответила Вероника. – Пока я этим займусь. А ты сделай так, чтобы билеты были на хорошие места.

– Поможешь мне сделать так, чтобы Бадди Холли оказался перед камерами, – сказала Корделия, – и я усажу Миранду с Ичико хоть на сцену, рядом с мониторами. Пусть хоть микрофоны держат. Все, что им только захочется.

– Договорились. А теперь, поскольку мне в город, чья сегодня очередь кошачий корм покупать?

Мужчины сидели, слушая музыку и выпивая. Бадди Холли пил содовую, а Джек – темное пиво. Обслуживание в номерах работало великолепно. Они говорили, время от времени Холли вставал, чтобы сменить кассету. Обсуждали Джимми Роджерса и Карла Перкинса, Хэнка Уильямса и Джерри Ли Льюиса, Элвиса Пресли и Конвэя Твитти. Джек с удивлением узнал, что у певца есть и записи современных артистов – Лайла Ловетта, Дуайта Йокама и Стива Эрла.

– Как сказала обезьяна, «не отставай от эволюции», – без обиняков сказал Холли.

Они говорили про пятидесятые, про земли байю в Луизиане и про иссушенные пустыни Западного Техаса.

– Знаешь, про Лаббок особо и сказать-то нечего, – сказал Холли. – В субботу вечером и пойти было некуда, только в «Амарильо». Я возвращался туда во время нефтяного бума, потом еще раз, когда все накрылось, и там так ничего и не изменилось по большому счету.

– Никакого тебе Дня Бадди Холли? – спросил Джек.

– Надеюсь, умру прежде, чем такое случится.

У них оказалось много общего, понял Джек. За иключением того, что в Ателье Париш никогда не будут отмечать День Джека Робишо. Даже после того, как он умрет. Покопавшись в коробке, он вынул кассету без обложки, на которой была лишь надпись «новое».

– А это что?

– А, ничего особенного, – ответил Холли. – Ничего такого, что тебе было бы интересно услышать.

Но было в его возражениях нечто странное, понял Джек. Когда Бадди Холли отправился в ванную, Джек быстро вставил кассету в магнитофон и включил. Музыка была простая, без вычурности. Никакого аккомпанемента, сведения, наложения звука. В первой песне вокал звучал задумчиво, во второй – жизнерадостно и мощно. Тексты были творением зрелого человека. И это легкое заикание, оставшееся у Бадди Холли. Джек еще никогда этих песен не слышал.

Услышал, как открывается дверь ванной. Вышел Бадди Холли.

– После того, как разбился самолет с моей семьей, а «Шрайк Мьюзик» купили всю мою музыку, люди, похоже, решили, что я просто уже никогда не буду писать музыку. И пару лет я тоже так думал.

Начала играть третья песня.

– Это все новое, – почтительно сказал Джек.

– Неужели?

Голос Бадди Холли был мягок и мощен одновременно.

– Новое, будто воскресшее.

Вторник

«Дом смеха» не тянул на Карнеги-холл и, как любой другой клуб Манхэттена, при свете дня не становился краше. Этим утром его зеркала, как всегда, выглядели пыльными и заляпанными. К субботе их надрают до блеска. Глянув в сторону сцены, Джек лишь увидел по большей части поставленные на столы стулья. Несколько окон в стенах и потолке пропускали внутрь лучи весеннего солнца, в которых танцевали мириады пылинок. Запах внутри был затхлый. Не меньше пахло и машинным маслом.

Джек стоял позади Бадди Холли, рядом с которым была Си-Си Райдер. По другую руку от Си-Си стояла Вонищенка. Распорядок был непоколебим. Вонищенка давно стала постоянным спутником и защитником Си-Си. И Джек понял, что избрал себе ту же роль по отношению к Бадди Холли. Он искренне симпатизировал певцу, и не только из ностальгии по пятидесятым и шестидесятым. Чувствовал, что они с техасцем стали настоящими друзьями. Слишком близкими, прошептал ему мерзкий внутренний голос. Вы не сможете оставаться друзьями достаточно долго. Утром Джек повидался с доктором Тахионом. Тот предложил ему лечь в больницу.

– Ни за что, – ответил Джек.

Тахион воззвал к его благоразумию.

– Вы можете реально предсказать, как будет протекать заболевание в моем случае наложения действия двух вирусов? – спросил Джек. Тахион признался, что не знает этого. Но существуют меры противодействия…

Джек горько улыбнулся и ушел.

Ксавье Десмонд, с болтающимся на груди слоновьим хоботом, смотрел за приготовлениями на сцене. Двигался медленно, как человек, реально ощущающий близость смерти, но тем не менее с огромной гордостью. В течение одного вечера глаза большей части мира будут прикованы к его любимому детищу, «Дому смеха».

Скромная площадь клуба уменьшилась еще сильнее, когда перед сценой и сбоку от нее проложили рельсы для тележек с камерами. Техники аккуратно устанавливали сверхтонкий операторский кран «Лума» и спускали к нему провода с потолка.

– Только люстру не снесите! – сказал Дес кранмейстеру, когда похожее на богомола устройство двинулось.

Даже со снопами солнечного света, отражающимися от зеркальных шаров, клуб выглядел тускло.

Бадди Холли поскреб затылок.

– Видал я сцены и похуже, черт подери.

– А я на них играла, – со смехом сказала Си-Си Райдер.

– Угадаю, вокруг сцены не будет проволочной сетки, а?

Си-Си пожала плечами.

– Джо Эли рассказывал мне про места, где надо было рыгнуть раза три и нож показать прежде, чем тебя впустят, – начала она, подражая техасскому акценту Холли. – И это, если ты еще петь там должен.

– Дес использует разделение зрителей по классам, – сказал Джек. – Я тоже предполагаю, что люди, отдавшие по две с половиной тысячи долларов за билет, вряд ли станут кидаться в музыкантов бутылками «Короны».

– Круто будет, если станут.

Холли поглядел на Си-Си.

– Хотел сказать тебе, я действительно в восторге от того, что ты петь будешь, – сказал он.

– Взаимно, – ответила Си-Си. – Но я еще все равно щетинюсь, словно кошка. Ты точно решил выступать?

Холли повернулся к Джеку.

– Есть вести от племянницы?

Джек покачал головой.

– Говорил с ней утром. Так понял, что с «Шрайк» дела идут туго, но она сказала не париться. Обыкновенные бюрократические проволочки.

Си-Си ткнула Холли в бок.

– Слушай, парень, я буду, если ты будешь.

– Это вызов?

Холли медленно улыбнулся.

– Думаешь, это так же весело, как гонки за правами на машину? Какого черта. О’кей. Я начну, как Призрак Старых Музыкальных Чартов, а потом, если придется, сыграю каверы, скажем, Билли Айдола.

– Нет! – вступила в разговор Вонищенка. – Нет, ты не станешь.

У Корделии дела шли не слишком здорово. Она вернулась в офис в семь. Скверно было так загрузиться одним делом. Она забыла про часовые пояса. И менеджер Литтл Стивена не особо обрадовался, когда его разбудили в отеле в пятом часу утра.

С другой стороны, к десяти пришли первые хорошие новости. Рентген показал, что пальцы Эджа не сломаны, это всего лишь небольшое растяжение. Хотя вечерний концерт «Ю-Ту» в Сиэтле и оказался не особенно удачен, но гитарист уже играл вполне прилично, и был большой шанс того, что к субботе он будет в полном порядке.

Но вопрос с «Шрайк Мьюзик» оставался открытым. У Корделии перед глазами была огромная схема с линиями и стрелками, переплетение отношений собственности в мире индустрии звукозаписи. Список генеральных директоров, президентов, вице-президентов и начальников отделов. И юристов. Боже, целой орды адвокатов. Но ни один не желал разговаривать с ней по делу. Как же так, подумала она. У меня что, изо рта пахнет? Она усмехнулась. Может, усталость? Перегорела. Слишком быстро. Пройдет субботний вечер, и тогда можно будет упасть. Она сделала себе еще чашку крепкого колумбийского кофе и начала всерьез раздумывать насчет «Шрайк» и их хозяев. Почему все увиливают, так, будто она – следователь, ведущий расследование для Конгресса и вынюхивающий случаи взяточничества?

Запищал телефон. Хорошо. Может, один из десятков сотрудников «Шрайк» или кого-то из запутанной сети их собственников решил перезвонить.

– Привет, – раздался в трубке голос соседки по квартире. – Билеты достала?

– А ты наняла Спенсера или Сэма Спейда[7]?

– Еще лучше, – ответила Вероника. – У меня тут человек, с которым тебе надо поговорить.

– Вероника… – начала Корделия. Почему обязательно надо играть в этих рыцарей плаща и кинжала?

– Это Кройд, – сказал незнакомый мужской голос. – Вы со мной встречались. Как-то встретились, вы, я и Вероника.

– Я помню, – ответила Корделия. – Но…

– Я займусь расследованием.

Ровным голосом.

– Я понимаю, но не думаю…

– Просто выслушайте, – сказал Кройд. – Это идея Вероники, не моя. Возможно, я смогу помочь. Возможно, нет. Вы хотите что-то узнать про «Шрайк Мьюзик».

– Правильно. Бадди Холли и мне необходимо знать, кому на самом деле принадлежат права на его музыку, чтобы получить разрешение на ее исполнение. Чтобы я уговорила его выступить в субботу…

– Номера «Шрайк» нет в телефонном справочнике? – спросил Кройд.

– Есть, но они встали стеной, будто они из мафии или что-то в этом роде.

Она услышала сухой смешок.

– Возможно, и так.

– Что бы вы ни могли сделать, я буду очень…

– Посмотрю, что мне удастся, – снова перебил ее Кройд. – Позвоню позже.

Раздался щелчок автомата, в котором кончились монеты.

Корделия положила трубку и улыбнулась. Скрестила пальцы. На обеих руках. А потом взяла со стола следующую записку, требующую внимания. Тут все проще. Возможно, она меньше, чем за час сможет точно выяснить, почему это «Герлз уиз Ганз» застряли в Кливленде.

Среда

«Глобал Фан энд Геймз» решили, что аккомпанировать Бадди Холли и Си-Си Райдер будет клубная группа «Дома смеха». На самом деле все решила Си-Си. Фирма лишь оплатила счета.

– Они все опытные музыканты, – сказала Си-Си Холли. – Для меня – вполне подходящие.

Холли смотрел и слушал, как настраивают инструменты и аппаратуру два гитариста, барабанщик, женщина на клавишных и саксофонист.

Джек тоже глядел на это. Репетиции будут долгими и скучными. Но для простого наблюдателя это – шоу-бизнес в действии. Забавный. Гламурный. Истинные небеса.

Си-Си вывела Холли на сцену. Вонищенка села за ближайшим столиком, хотя ей это явно далось с трудом. Джек понимал, что на самом деле она хотела идти следом за Си-Си.

– Ничего, если я тут присяду? – спросил он, взявшись руками за спинку стула напротив нее. Вонищенка окинула его пронзительным взглядом черных глаз, продлившимся долю секунды, а потом слегка пожала плечами. Джек сел.

– О’кей, – сказала Си-Си музыкантам. – Вот с чего я хочу начать. А может, и закончить. Будь я проклята, если сама знаю. На самом деле я только знаю, что это новая вещь и что она должна прозвучать за те двадцать минут, что мне отведены.

Она воткнула шнур в свою черную двенадцатиструнку и перебрала струны.

– У нас целых три дня, чтобы сыграться. Так что не забывайте, какое у нас преимущество перед балбесами типа Босса или «Ю-Ту».

Все заухмылялись.

– О’кей, начинаем. Песня называется «Бэби, тебя победа ждет». Раз, два, три и…

В тот момент, когда Си-Си начала играть, вид у нее был ошеломленный. Назвать это нервами было бы слишком сильным преуменьшением, подумал Джек. Не было толпы. Не было слушателей, за исключением других музыкантов, техников да случайных зрителей, таких, как Джек и Вонищенка. Партия гитары Си-Си звучала ужасно ровно. Она остановилась, поглядела со сцены, и, казалось, все в клубе затаили дыхание. Потом Си-Си подняла взгляд, и, как показалось Джеку, это потребовало от нее немыслимого усилия. Погладила пальцами струны гитары.

– Простите, – сказала она. И все. А потом она заиграла.

«Бэби, карты сданы, Бэби, сомнений нет, Бэби, крупье говорит, Бэби, тебя победа ждет…»

Барабанщик поймал ритм. Вступил басист. Ритм-гитарист начал аккуратно заполнять пустые места в общей мелодии. Джек увидел, как пальцы Бадди Холли начали перебирать струны его «Телекастера», хотя гитара и не была подключена.

«Ты играла, пока росла, Ты играла, старея уже, Бэби, ты не поняла, Ведь ты Пасовала Всегда и везде…»