В ожидании дождя Лихэйн Деннис

6

Принадлежавшая Дэвиду Веттерау фирма называлась «Происшествие на Саут-стрит», занималась торговлей кинооборудованием и представляла собой склад, заполненный камерами, снимающими и на 16-, и на 35-миллиметровую пленку, линзами, осветительными приборами и фильтрами для них, треногами, операторскими тележками и рельсами. Вдоль восточной стены, на расстоянии двадцати футов друг от друга, располагались прикрученные к полу столики, за которыми несколько молодых парней проверяли оборудование. Вдоль западной стены парень и девушка катили гигантскую операторскую тележку с установленным на нее краном — парень шел рядом, а девушка сидела наверху, управляя рулем вроде тех, какие можно видеть в кабине тяжелого грузовика.

Все присутствующие, то ли персонал фирмы, то ли студенты-киношники, одеты были вне зависимости от пола примерно одинаково: в мешковатые шорты, мятые футболки, матерчатые кеды или побитые «мартенсы» без носков, и на каждого приходилось как минимум по одной серьге, или блестевшей из-под копны волос, или, наоборот, служившей единственным украшением для бритого черепа. Они мне сразу понравились — наверное, потому, что напомнили мне о ребятах, с которыми я тусовался, когда учился в колледже. Малозаметные чуваки и чувихи с горящими в творческой лихорадке глазами, которые, выпив, начинают говорить без умолку, и обладают энциклопедическими познаниями о местных магазинах, торгующих подержанными пластинками, подержанными книгами, подержанной одеждой и вообще любым и всяким секонд-хендом.

Основателями фирмы были двое — Дэвид Веттерау и Рэй Дюпюи. Голова Рэя была тщательно обрита, и от остальных его отличало только то, что выглядел он на несколько лет старше, а мятая футболка была не хлопковой, а из шелка. Закинув обутые в кеды ноги на исцарапанный стол, в спешке поставленный посреди всего этого хаоса, он откинулся в видавшем лучшие дни кожаном кресле и раскинул руки.

— Мое царство, — сказал он с кривой улыбкой.

— Много работы?

Он ткнул в мясистый, темный мешок у себя под глазом:

— Ага.

Через склад пронеслись двое парней. Бежали они рядом, стараясь сохранять темп, хотя казалось, что они бегут на предельной скорости. У бежавшего слева к груди было прицеплено нечто, напоминавшее помесь камеры с металлодетектором, а на талии — тяжелый пояс с набитыми карманами, больше всего похожий на армейскую портупею.

— Чуть вперед зайди, самую малость, — сказал оператор.

Его напарник так и поступил.

— Так! Теперь остановись и повернись! Стоп, и поворот!

Бежавший рядом с ним парень затормозил, развернулся и побежал обратно, а оператор последовал за ним, наблюдая через объектив камеры.

Затем он остановился. Вскинул руки и заорал:

— Аарон! Это что, по-твоему, нормальный фокус?

Груда лохмотьев, увенчанная черными космами и висячими усами а-ля Фу Манчу, оторвалась от увесистого пульта в руках:

— Да в порядке фокус, Эрик. Все как надо. Это свет глючит.

— Да хрена лысого! — отозвался Эрик. — Свет тут ни при чем.

Рэй Дюпюи улыбнулся и отвернулся от Эрика, который выглядел так, словно вот-вот взорвется от ярости.

— Стэдикамщики, — сказал Дюпюи. — Типа кикеров в НФЛ. Специалисты узкого профиля, очень чувствительные личности.

— Так вот эта штука, к нему пристегнутая, и есть «Стэдикам»? — спросил я.

Он кивнул.

— Я всегда думал, что они на колесиках.

— Не-а.

— То есть сцена в начале «Цельнометаллической оболочки», — начал я. — Это все один мужик снимал? Который там по баракам ходил с прицепленной камерой?

— Ага. И в «Славных парнях» то же самое, по ступенькам ведь камеру не спустишь.

— Надо же, никогда об этом не задумывался.

Он кивнул и указал на парня, державшего в руках увесистый пульт:

— А это помощник оператора. Пытается дистанционно поменять фокус камеры.

Я оглянулся и посмотрел на молодых ребят — они готовились к очередному дублю, настраивая и исправляя все, что требовало настройки и исправления.

— Круто, — сказал я, поскольку в голову больше ничего не приходило.

— Так вы киноман, мистер Кензи?

Я кивнул:

— По правде сказать, в основном старье люблю.

Он поднял брови:

— Может, знаете даже, откуда взялось наше название?

— Конечно, — ответил я. — Сэм Фуллер, пятьдесят третий год. Фильм отвратительный, но название отличное.

Он улыбнулся:

— Дэвид то же самое говорил. — Он указал пальцем на Эрика, вновь пробегавшего мимо нас. — Вот что Дэвид должен был забрать в тот день, когда его сбила машина.

— «Стэдикам»?

Он кивнул:

— И поэтому я просто не понимаю.

— Не понимаете чего?

— Аварию эту. Его там вообще не должно было быть.

— На перекрестке Конгресс и Пёрчейз?

— Ага.

— А где он должен был быть?

— В Натике.

— В Нейтике, — поправил я. — Откуда родом Даг Флати и девицы с пышными прическами?

Он кивнул:

— И где находится Нейтикский торговый центр.

— Конечно. Но Нейтик в двадцати милях оттуда.

— Ага. И «Стэдикам» был именно там. — Он мотнул головой, указывая на камеру: — По сравнению с этой штукой все остальное наше оборудование — которое стоит о-го-го сколько — дешевка. А в Нейтике нашелся мужик, который продавал ее за бесценок. То есть действительно почти задаром. Дэвид туда рванул, как в задницу ужаленный помчался. Но так и не доехал. А потом оказался на том перекрестке. — Он ткнул пальцем в окно в направлении делового центра, располагавшегося в нескольких кварталах к северу.

— А полиции вы об этом рассказали?

Он кивнул:

— Через несколько дней они мне позвонили, сказали, что это точно был просто несчастный случай. Я разговаривал с детективом, который вел это дело, и он меня убедил, что все так и было. Дэвид споткнулся на ровном месте, на глазах у сорока с лишним свидетелей. Я и не сомневаюсь особо, что это был несчастный случай, просто мне хочется знать, какого черта он так и не доехал до Нейтика и почему вернулся назад. Я детективу так и сказал, а он ответил, что его работа — выяснить, была эта авария случайной или умышленной. Все остальное «незначительно». Его слова.

— А вы как думаете?

Он потер лысину.

— Дэвид не был незначительным человеком. Дэвид был отличным парнем. Не идеальным, конечно, у всех есть недостатки, но…

— К примеру?

— Ну, в деловой стороне нашего бизнеса он не разбирался вообще, ну и пофлиртовать любил, когда Карен не было рядом.

— Он ей изменял? — спросил я.

— Нет. — Он энергично замотал головой. — Нет, скорее ему просто нравилось знать, что он не утратил хватку. Нравилось внимание женщин, нравилось с ними заигрывать. Ребячество, конечно, и, может, со временем ему бы это вышло боком, но он и вправду любил Карен и оставался ей верен.

— Если не сердцем, то телом, — сказал я.

— Именно. — Он улыбнулся, затем вздохнул. — Слушайте, я эту компанию основал на отцовские деньги, о’кей? И долги все на мое имя оформлены. Без меня из этой затеи ничего бы не вышло. И я действительно люблю то, чем занимаюсь, и голова у меня варит как надо, но Дэвид… у него был талант. Он был лицом компании, ее душой. Люди заключали с нами контракты, потому что Дэвид их нашел и сумел обаять. Дэвид сотрудничал и с независимыми киностудиями, и с теми, кто снимает производственные фильмы, и с рекламщиками. Именно Дэвид уговорил «Уорнер Бразерс» арендовать операторскую тележку у нас, когда они в прошлом году снимали тут фильм с Костнером, а когда им понравилось, как мы ведем дело, они к нам снова обратились, чтобы купить камеры, лампы, светофильтры, штанги на замену сломанным. — Он ухмыльнулся. — У них там постоянно что-то ломалось. А потом они начали обрабатывать свои исходные негативы у нас, когда их собственный кинокопировальный аппарат накрылся, и на наших «Авидах» монтировали материалы второй съемочной группы. И все это — благодаря Дэвиду, а не мне. У него хватало обаяния, но главное — людям хотелось ему верить. Если он давал слово, то гарантированно его держал и со всеми поступал по-честному. С Дэвидом наша фирма процветала бы. А без него? — Он обвел взглядом помещение с кучами оборудования и множеством людей, чуть пожал плечами и печально улыбнулся. — Мы за полтора года прогорим, если не раньше.

— И кому выгодно, если вы прогорите?

Он задумался, барабаня пальцами по голому колену:

— Ну, несколько наших конкурентов, наверное, обрадуются, но особой выгоды даже они не получат. Мы не так чтобы крутые воротилы бизнеса, так что наше отсутствие мало кто заметит.

— А как же контракт с «Уорнер Бразерс»?

— Это-то да, но все равно… Когда Кеннет Брана снимал тут кино, контракт с «Фокс Серчлайт» получили не мы, а «Восемь миллиметров». А «Мартини Шот» работали над фильмом Мамета. Я к тому, что без работы никто не сидит, но рынок у нас поделен довольно честно. Из-за того, что Дэвида больше нет, никто ни миллионов, ни даже сотен тысяч не получит, это точно. — Он закинул руки за голову и уставился на стальные перегородки и голые трубы под потолком. — Жалко, что так все повернулось. Как говаривал Дэвид, «может, богатства нам не видать, но вот устроить себе комфортную жизнь вполне по силам».

— А что насчет страховки?

Он уставился на меня:

— Какой страховки?

— Я слышал, что Карен Николс потратила все свои деньги на лечение Дэвида.

— И поэтому вы подумали…

— Что страховки у него не было.

Рэй Дюпюи внимательно смотрел на меня — прищуренные глаза, статичная поза. Я подождал, но после минуты молчания поднял руки:

— Слушайте, Рэй, я ни на кого здесь бочку катить не собираюсь. Если вы как-то так особенно творчески вели бухгалтерию, ради бога. Или вы…

— Это все Дэвид, — тихо произнес он.

— Что?

Он скинул ноги со стола и вынул руки из-за головы.

— Дэвид послал… — Он скривился, будто лимон жевал, и на минуту замолчал, глядя куда-то вдаль. Когда он заговорил снова, голос его звучал чуть громче шепота: — Всю жизнь учишься не доверять людям. Особенно в нашем бизнесе, где все сплошь лапочки и очаровашки, кругом твои лучшие друзья и все тебя любят — ровно до того момента, когда предъявишь им счет. Но, богом клянусь, я всегда считал, что Дэвид не такой. Я доверял ему.

— Но?

— Но. — Он фыркнул, снова взглянул на железные балки под потолком, вяло и без радости ухмыльнулся. — Где-то за шесть недель до аварии Дэвид аннулировал нашу страховку. Не на оборудование, только на персонал, в том числе и на себя. Нам как раз надо было платить квартальный взнос, а он вместо этого ее аннулировал. Я был уверен, что это временный ход, что он просто решил потратить деньги на что-то еще, может, вложить их в покупку «Стэдикама».

— С деньгами настолько туго было?

— О да. У меня самого почти ни гроша, и папаша мой в ближайшее время точно не расщедрится. Нам сейчас много кто должен, и, как только они заплатят, все будет нормально, но последние несколько месяцев приходилось крутиться. Так что я понимаю, почему Дэвид так поступил. Я не понимаю, почему он мне об этом не сказал и почему эти деньги так и остались лежать на банковском счете.

— Они все еще там?

Он кивнул:

— Были там, когда его сбила машина. Я оплатил ими страховку, а остальное потратил на первый взнос за «Стэдикам». Я его в кредит приобрел.

— Но вы уверены, что именно Дэвид связывался со страховым агентством?

Пару минут он, похоже, раздумывал — то ли вышвырнуть меня из офиса, то ли рассказать все как есть. Наконец выбрал второй вариант, что меня порадовало, — не уверен, что смог бы и дальше мириться с собой, если бы меня выкинули на улицу ребята, которые за свою жизнь «Звездные войны» смотрели чаще, чем занимались сексом.

Он оглянулся, чтобы убедиться — на нас никто не обращает никакого внимания, а затем маленьким ключиком открыл нижний ящик стола. Порывшись в нем пару секунд, извлек лист бумаги и протянул мне.

Листок оказался копией письма, отправленного Дэвидом Веттерау в страховую компанию. В нем говорилось, что финансовый директор компании «Происшествие на Саут-стрит» Веттерау желает аннулировать страховые медицинские полисы всех сотрудников фирмы, включая его самого. Внизу стояла подпись Дэвида.

Рэй Дюпюи сказал:

— Страховщики прислали это мне, когда я попытался от имени Дэвида добиться от них выплат по страховке. Я от них ни цента не получил. Кое-что наскреб сам, что-то Карен подкинула, но потом у нее деньги кончились, а счета все шли и шли. Родственников у Дэвида нет, так что в конце концов его, наверное, оставят на попечительстве государства. Мы с Карен больше всего боялись, что его запихнут в какую-нибудь убогую больничку и бросят там умирать, поэтому из кожи вон лезли, чтобы обеспечить ему первоклассное лечение. Но вдвоем нам это оказалось не по силам.

— Вы хорошо знали Карен?

Он несколько раз кивнул:

— Да, очень хорошо.

— И как она вам?

— Она из тех, с кем главный герой оказывается в конце фильма. Понимаете, о чем я? Не сексбомба, от которой в итоге одни проблемы, а хорошая девочка. Которая, если героя отправляют на фронт, не бросает его, черкнув письмишко. Которая всегда рядом. Главное, чтобы герою хватило ума это разглядеть. Вроде как Барбара Бел Геддес в «Головокружении». Если бы Джимми Стюарту достало мозгов не обращать внимания на ее очки.

— Ага.

— Вообще, их роман выглядел довольно странно.

— В каком смысле?

— Ну, таких женщин в жизни не бывает. Только в кино.

— Хотите сказать, она притворялась?

— Нет. Просто я никогда не был уверен, понимает ли сама Карен, кто она такая. Как будто она слишком упорно работала над собой, чтобы стать идеальной женщиной, а в результате утратила собственную личность.

— А после несчастного случая с Дэвидом?

Он пожал плечами:

— Поначалу она держалась, а потом будто трещину дала. Зрелище ужасное, ей-богу. Когда она сюда заходила, меня так и подмывало спросить у нее документы — просто чтобы убедиться, что это один и тот же человек. Не то пьяная, не то под кайфом. В полном раздрае. Знаете, как говорят? Если вся твоя жизнь — как фильм, то что с тобой будет, когда кино кончится?

Я промолчал.

— Тут ситуация как с детьми-актерами, — продолжил он. — Они снимаются столько, сколько могут, но воевать против гормонов и взросления бессмысленно. И вот в один прекрасный день они просыпаются, и выясняется, что они уже больше не дети и не кинозвезды и ролей для них нет. И они тонут.

— А Карен?

На секунду на глаза его навернулись слезы, и он резко, громко выдохнул.

— Господи, у меня из-за нее сердце кровью обливалось. У всех нас. Она жила ради Дэвида. И каждый, кто их видел хотя бы пару секунд, сказал бы то же самое. А когда Дэвида сбила машина, она умерла. Просто телу для этого потребовалось еще четыре месяца.

Какое-то время мы сидели в тишине, а затем я протянул ему письмо Дэвида в страховую компанию. Он машинально взял его и уставился на листок.

Наконец на его лице появилась горькая улыбка.

— «Ф» нет, — сказал он и покачал головой.

— То есть?

Он перевернул письмо, чтобы я мог увидеть текст.

— Второе имя Дэвида было Филип. Когда мы организовали бизнес, он ни с того ни с сего начал посередине, после «Дэвида», но перед фамилией, ставить заглавную букву «Ф». Только на документах и чеках, больше нигде. Я еще над ним прикалывался, говорил, что «Ф» означает «Фуфлыжник».

Я взглянул на подпись:

— А тут «Ф» нету.

Он кивнул, затем бросил листок в ящик стола:

— Наверное, в тот день ему фуфло гнать не особенно хотелось.

— Рэй.

— Да?

— Можно мне сделать копию этого письма и какого-нибудь документа, где есть подпись с буквой «Ф»?

Он пожал плечами:

— Да, конечно.

Еще немного порылся в ящике стола и нашел какую-то записку Дэвида с широким, размашистым «Ф».

Рэй проследовал к замызганному ксероксу и поместил письмо под крышку. Я шел за ним.

— Что-то в голову пришло? — спросил он.

— Я пока и сам не уверен.

Он извлек копию письма из поддона и протянул мне.

— Это просто буква, мистер Кензи.

Оригинал записки он также отдал мне.

Я кивнул:

— А есть какой-нибудь документ с вашей подписью?

— Разумеется.

Он провел меня обратно к столу и достал подписанную им записку.