Мстительница Седов Б.
16 сентября 1999 г. 03-50 — 09-45
Прилечь этой ночью не удачось ни на секунду. Сперва потеряли кучу времени из-за разведенных мостов. Потом Тамара попросила меня притормозить у большого ночного магазина на Московском проспекте и провела в нем не менее получаса с энтузиазмом чревоугодницы, запасаясь продуктами. Того, сколько она накупила, хватило бы нам на неделю. Всё это время я просидела в машине и поначалу злилась, но потом вспомнила, что выпроводила бедную Томку на встречу с риэлтером, даже не дав ей сделать себе бутерброд. Какой бы эта подруга непритязательной и терпеливой ни была, но голод не тетка. Не только для больных булимией, [102] но и для нормальных людей, придирчиво следящих за своей фигурой и приученных обходиться в кичмане в течение полумесяца урезанной пайкой.
«Бог с ней, пускай отведет душу. Тем более, до семи, когда надо начинать дозваниваться до Олега, времени у нас сейчас хоть отбавляй. — Я бросила взгляд на часы (без десяти четыре). — Вполне достаточно, чтобы осмотреть нашу новую хату, принять душ и наконец по-человечески перекусить. Правда, уже не удастся до встречи с Олегом посидеть за компьютером, почитать, что там пишет Богданов о концерне „Богатырская Сила“, и какие советы содержатся в файле „Что делать?“. Впрочем, сейчас… …советы — вторично. Первично — Олег!»
Пятикомнатная «статика» (с евроремонтом, компьютером, просторным диваном и видом на парк с одной стороны и на помойку — с другой) оказывается один к одному именно такой, какой я ее себе и представляла.
Большой коридор. Две спальни. Просторная проходная гостиная, из которой две двери ведут на кухню и в кабинет, обставленный стеллажами с множеством книг.
«Может быть, у меня когда-нибудь выдастся время покопаться в этой библиотеке? Но, увы, не сейчас», — с тоской думаю я и отправляюсь осматривать детскую.
— Уберем отсюда игрушки, и выделим эту келью Андрюше, — окинув беглым взглядом заставленную развивающими тренажерами комнату, принимаю решение я.
— Сдристнет, — в ответ лаконично констатирует Томка.
— Прикуем браслетами к шведской стенке, и никуда он не денется. — У меня за спиной огромный опыт заточения в квартирных условиях, и я имею полное моральное право уверенно делать подобные заключения.
— Надеюсь, что так. — Пока я занимаюсь осмотром светлой веселенькой детской и прикидываю, как превратить ее в мрачную камеру, Тамара маячит в дверном проеме и с аппетитом жует кусок шоколадного торта, обильно соря крошками на ковролин. — Только не рановато ли ты начала строить все эти планы? Доставь сначала сюда этого гада…
Она права!
— …А сейчас лучше объясни мне, как пользоваться микроволновкой.
…Квартирой я остаюсь очень довольна. Чтобы подыскать что-либо более подходящее, пришлось бы ой как постараться! И угробить на это немерено времени. А тут вот так сразу, потратив на это всего несколько часов! Подфартило — другого слова не подберешь.
— Никто мешать нам здесь не будет. Приезжать сюда проверять, чем мы занимаемся, попросту некому, — словно забыв, что уже докладывала мне то же самое по пути из Агалатова, по второму разу рассказывает Тамара. — Единственный запасной комплект ключей у хозяев, а они на год сливаются в Штаты. Плату в конце каждого месяца я должна отправлять им маниграммой.[103]
— Так как ты сказала, где мы работаем? — смеясь, спрашиваю я, хотя и это уже слышала от Томки по дороге сюда.
— В службе эскорта. Фирма «Мелодия».
— Что, действительно, есть такая контора?
— Хрен ее знает. Наверное, где-нибудь есть, — со всей серьезностью отвечает Тамара, мерной ложечкой засыпая в электрическую кофеварку молотый кофе. — Раз, два, три… Пожалуй, достаточно… Просто, «Мелодия» — первое, что пришло в голову, когда у меня спросили название фирмы. Вспомнила, как на мелодии[104] нас везли к покойному Юрику по блядскому вызову. Вот я и ляпнула.
— И как хозяева отнеслись к нашей «работе» ?
— Им фиолетово. Если эскорт, так пусть будет эскорт. Главное, что я произвела на них очень приятное впечатление. Между прочим, ты тоже. Заочно. Я им похвасталась, что ты владеешь пятью языками и закончила консерваторию. Классно лабаешь на арфе и на дутаре.[105]
«Вот враки! — хмыкаю я. — Не пятью, а всего четырьмя языками, считая Ассемблер и русский. Что же касается арфы, то я ее видела лишь на картинках. Ну а этот… этот… дамбар?.. Задница! Как там его обозвала эта заноза?!! Или тандар?..
Или…
Ага, вспомнила!»
— Дутар! Объясни-ка мне, что это такое, — прошу я и принимаюсь нарезать в салат огурец — огроменный!
Размером с недоразвитый кабачок.
Или с крупнокалиберный вибратор.
Из квартиры я вытряхиваюсь в половине седьмого. Полчаса — вполне достаточный срок, чтобы не спеша дойти до метро «Парк Победы», купить таксофонную карту и найти на Московском проспекте исправный телефон-автомат. Конечно, был огромный соблазн не заморачиваться с этой ранней прогулкой и дозвониться до Олега прямо из дома. Но еще неизвестно, как обстоят дела с его сотовым — а вдруг на прослушке? Нет, лучше перестраховаться. Засветить в первый же день свой номер, а с ним и такую удобную хату — глупее не придумаешь.
Ровно в семь мобильник Ласковой Смерти оказывается отключен. Ничего другого почему-то я и не ожидала. А поэтому спокойно отправляюсь блукать[106] по ближайшим окрестностям нашего дома. Обнаруживаю внешне очень приличное (но, конечно, еще закрытое) кафе, два больших продовольственных магазина, аптеку, скамейку, на которой с утра пораньше три сизаря втираются денатурой, секс-шоп и — самое главное — охраняемую автостоянку, на которой можно легко оставлять ночевать мою «Ауди».
Минут через сорок я повторяю звонок. И на этот раз не безрезультатно.
— Я слушаю.
Уже стало нормой, что стоит раздаться в трубке этому теплому, чуть сипловатому голосу, как у меня сразу же на короткое время перехватывает дыхание. Всякий раз требуется пара секунд на то, чтобы взять себя в руки и ответить. Замирающим голосом.
— Доброе утро, Олег. Ты уже в Питере?
— Доброе утро, красавица. А ты еще жива? Не успел вас повинтить Бондаренко?
— Этот тюбик[107] немного забуксовал, — счастливо хохочу я, — а мы тем временем сменили хавиру. Так ты в Петербурге?
— А где я, по-твоему, должен сейчас находиться? Раз обещал прилететь рано утром, так, значит, и прилетел. Свои обещания я всегда выполняю.
Я это знаю. Мне это нравится. Вот только не помешало бы Ласковой Смерти пореже заострять на этом внимание.
— Давно прилетел? Ты сейчас в «Пулково»?
— Я сейчас напротив Средней Рогатки, — отвечает Олег. — Через минуту проеду площадь Победы.
Я впервые слышу об этой какой-то Рогатке. Зато точно знаю, что, миновав площадь Победы, Олег окажется на Московском проспекте и уже минут через пять будет у того места, где сейчас нахожусь я.
— Ты на такси? — зачем-то спрашиваю я.
— Нет, меня встретили. Говори, красавица, куда ехать? Где пересечемся?
Конечно, напротив метро, где час назад я покупала чип-карту.
Дотуда Олегу всего пять минут езды. Мне тоже — всего пять минут ходу… быстрого ходу… настолько быстрого, насколько позволят высокие каблуки полусапожек «Ферранте». Я вешаю трубку и стремительным шагом (разве что не бегом) устремляюсь к метро, не забыв в последний момент выдернуть из картоприемника таксофонную карту. Зато забыв спросить у Олега, что у него за машина. Впрочем, если бы он тогда мне ответил, что «Линкольн Навигатор», всё равно бы мне это ни о чем не сказало — в иномарках я абсолютно не разбираюсь, и отличить, скажем, «Додж Уипер» от «Ламборджини» для меня непосильная задача. Да я и таких-то названий не слышала! Вот если бы Гепатит сказал мне, что подъедет к метро на большом черном монстре, размерами чуть поменьше трактора «Кировец», я бы не ошиблась.
Но он ничего не сказал. А я всё равно не ошиблась.
…Выныриваю из подземного перехода и без раздумий беру курс на дорогой внедорожник с тонированными черными стеклами, припаркованный метрах в пятидесяти прямо на автобусной остановке. Стоит мне подойти к машине, как задняя дверца распахивается, и из-за нее выглядывает Олег.
— Сюда, красавица. — Интересно, а куда же еще?
Я ныряю на заднее сиденье и тыкаюсь губачи в (на этот раз чисто выбритую) щеку Ласковой Смерти. И сразу же отмечаю, что сегодня (наверное, по причине смены сезона) у него на шее вместо толстого золотого ланцуга[108] дорогой галстук, а к белоснежной рубашке добавился черный двубортный пиджак.
— Привет, дорогой. Выглядишь супер! Преуспевающий клерк с Уолл-стрит. Здравствуйте, парни.
Их двое. За рулем огромный детина с бритой башкой и мясистыми складками на затылке. В черных очках и бурой кожаной куртке. Рядом с ним невзрачный подсолнух лет сорока. Тоже в очках — только обычных (с мощной диоптрией) — и тоже в кожаной куртке (наверное, купленной на раскладушках старьевщиков).
«У него, должно быть, скрипучий старческий голос», — сразу приходит мне в голову, и я оказываюсь права.
— Здравствуй, Виктория, — квакает мужичок и, развернувшись, принимается сквозь окуляры с интересом разглядывать меня. На лягушачьей физиономии с бесцветными тонкими губами играет лягушачья улыбка.
— Здорово, — гудит «мясистый затылок» и срывает «Линкольн Навигатор» с места. — Я Константин. Куда едем?
Олег бросает на меня вопросительный взгляд.
Я бросаю на Олега вопросительный взгляд.
— А я Даниил Александрович, — тем временем крякают «большие диоптрии», — Пляцидевский.
«Вот ведь блин!!! Всё равно, не запомню».
— Вика, нам надо где-то спокойно приткнуться и потолковать, — произносит Олег. — Приглашай в гости. Показывай дорогу.
…Я показываю.
…Пляцидевский потягивает из бутылочки лимонад.
…Гепатит пытается до кого-то дозвониться по сотовому телефону.
…Томка, проводив меня, наверное, завалилась спать… До дома мы добираемся за пять минут.
…Действительно, завалилась. Когда мы вчетвером вваливаемся в квартиру, она выползает из спальни, и при этом вид у нее обалделый и заспанный. Молча поприветствовав гостей взмахом ладошки, Тамара сразу же убирается в ванную мыть рожицу, а я, буркнув: «Не разувайтесь. С тапками в этой хавире напряг», отправляюсь на кухню заваривать кофе.
Потом мы впятером сидим в гостиной, и каждый при этом занимается своими делами:
Я подробно, ничего не скрывая, рассказываю о поездке в Гибралтар. О том, как сволочь Андрюша, когда получил «документы и приватные ключи от Богдановских счетов в Интернет-банке», решил бросить меня, бедную, на чужбине, оставив мне пустую кредитку и неоплаченный счет за гостиницу. Правда, к тому моменту так и не сумел сделать правильных выводов, что я не сельская Марфа, и, чтобы меня выкрутить, [109] надо быть академиком. Но стать академиком этому бажбану никогда не суждено.
Олег постоянно названивает кому-то по мобильному телефону, с кем-то о чем-то договаривается, не спросив разрешения, называет мой адрес и отдает распоряжения, чтобы немедленно подъезжали сюда. При этом (я даже не сомневаюсь), не пропускает ни единого слова из того, что я сейчас говорю.
Ляпидев… Черт! Пляцидевский, разложив, словно пасьянс, на журнальном столе деловые бумаги, которые я получила от «Кеннери, Спикман, Бэлстрод и Гарт», с азартным блеском в очках занимается их изучением, и сразу видно, что понимает он в них в сто тысяч раз больше меня, дилетантки. «Недаром Олег прихватил с собой только этого шпыня, сказав, что остальных без труда найдет и в Петербурге. В отличие от них, Даниил Александрович, похоже, незаменим», — в конце концов прихожу я к выводу.
Почти двухметровый и более чем стокилограммовый мордоворот Костя зацепил свои солнцезащитные очки дужкой за ворот футболки и не сводит похотливого взгляда с Тамары — пожалуй, единственной, кто делает вид, что внимательно слушает мою печальную повесть о своих злоключениях на юге Испании.
— Ни на один из этих документов, конечно, нет копий, — говорит Пляцидевский, дождавшись хэппи-энда моих приключений в Гибралтаре, когда я в одном из банков на Кэннон-стрит обналичила немного деньжат, открыла счет и оформила туристический ваучер, чтобы расплатиться за люкс в «Джордже Элиоте» и купить обратный билет до Петербурга. — Первое, что мы должны сейчас сделать, — это поехать к нотариусу, всё отксерить в нескольких экземплярах, все заверить, а оригиналы поместить на хранение в банк. Заодно оформим доверенность на меня на представление твоих интересов там, где дело будет касаться наследства. В первую очередь — в «Богатырской Силе».
— Вы адвокат? — интересуюсь я. Хотя, можно было бы и не спрашивать. Что Даниил Александрович «доктор», видно с первого взгляда.
— Крючкотвор, и притом очень достойный. — Гепатит наконец закругляется с телефонными переговорами и бросает трубу на диван рядом с собой. — За всё, что остаюсь после смерти Богданова, сейчас начнут грызться такие бульдоги, что тебе лучше держаться от них как можно подальше. Сегодня же ты уедешь из города и зашхеришься так, что об этом не буду знать даже я. А здесь начнется война. Нешуточная война!!! — акцентирует последнюю фразу Олег. — Притом, вестись она будет одновременно на двух фронтах. Первый фронт — там, где подставляют, убивают, захватывают заложников, любыми методами добывают информацию. Здесь командование я возьму на себя. А вот Даниил Александрович будет орудовать на другом фронте. Там, где бои кипят в шикарных офисах, залах судебных заседаний и кабинетах номенклатуры. Ему не впервой выигрывать такие сражения…
Олег намерен продолжить, но я ему не даю. Отчеканиваю:
— Я никуда не уеду! — Таким тоном, чтобы всем сразу стало ясно, что это решение окончательно и обжалованию не подлежит.
— И сольешь за здорово живешь Бондаренке и иже с ними самый крупный и, к тому же, единственный козырь, который сейчас есть у нас на руках, без которого мы обречены на безоговорочный проигрыш, — не спорит, а лишь хладнокровно констатирует Гепатит. — Не станет тебя, не будет и смысла продолжать заниматься всем этим проектом. А тебя, если не спрячешься, не станет уже очень скоро. Какой толпой стояков себя ни обставь, к каким предосторожностям ни прибегай, тебя шлепнут — я отвечаю. И сделают это оперативно — если не завтра, то послезавтра уж точно. Против тебя пустят таких волкодавов, что с ними не сравнится никто ни в ЦРУ, ни в Моссаде. Не посчитаются ни с какими затратами, чтобы убрать с пути к миллиардам единственную наследницу. «Нет человека, нет и проблемы», — если не будет тебя, не останется той преграды, что сейчас стоит на пути у того человека, который стремится прибрать к рукам «Богатырскую Силу».
— Зачем обязательно убивать? — неожиданно вмешивается в разговор до сих пор скромно помалкивавшая Тамара. — Куда проще предложить Вике продать эти чертовы акции. Сунуть дурехе за отказ от прав на охранное агентство и «Богатырскую Силу», скажем, лимонов десять «зеленых», оформить «грин карту» где-нибудь в теплой Италии и посоветовать никогда больше не появляться в России. И nо problem! Никаких дорогостоящих киллеров, никаких заморочек с легавыми.
— Во-первых, — поворачивается к Томке Олег, — от заморочек всё равно не застрахуешься. Только они тогда уже будут не с мусорами, а с… Короче, обжаловать сделку по отчуждению кому-либо своих прав держателя контрольного пакета обыкновенных… В концерне фигурируют только такие? — отвлекается от Тамары Ласковая Смерть, переводя взгляд на Пляцидевского, продолжающего «составлять пасьянс» из деловых бумаг на журнальном столе. — Никаких золотых или привилегированных акций?
— Только обыкновенные, распределенные между тремя юридическими лицами, закрепленными в специальном реестре акционеров, — четко рапортует Даниил Александрович. — Один из экземпляров реестра сейчас передо мной. Здесь сделана ссылка на то, что он продублирован в электронном варианте.
— Конечно… Так вот, — вновь обращается к Тамаре Олег, — обжаловать в арбитраже эту сделку с отчуждением акций — пару раз плюнуть. И совсем не исключено, что она будет признана недействительной. Представляешь, какой маракеш, какой облом для тех, кто всё это организовал! Итак, это первое, почему недостаточно откупных и «грин карты» в «теплой Италии». Почему Виктория Карловна Энглер должна сгинуть абсолютно бесследно. Второе гораздо банальнее — это стиль работы Шикульского, который как не привык оставлять за своей спиной тех, кто впоследствии может учинить ему геморрой, так и абсолютно нещепетилен в методах устранения подобных людей. Подтверждение этому — гибель Богданова. Усвоила, Дина?
— Не Дина, а Тома, — автоматически поправляет Олега уже давно привыкшая к своему новому имени Тамара. — А почему среди этих бумаг нет ни одной акции? — состроив глупенькую гримасу, кивает она на покрытый бумагами журнальный стол. И… И далее на протяжении сорока минут я сижу, тупо слушая, как Пляцидевский и Гепатит наперебой объясняют моей закадычке, что никаких красивых бумажек, какими мы, дуры, привыкли представлять себе акции, в данном случае не существует…
— …потому, что ни единой эмиссии с момента своего основания концерн не провел…
— …хватает того, что все права и взаиморасчеты держателей акций закреплены в учредительных документах и специальном реестре…
— …да и никакой необходимости в привлечении инвестиций через выпуск даже обыкновенных именных акций нет. К тому же, в Уставе оговорено, что проект эмиссии утверждается лишь стопроцентным положительным голосованием на совете акционеров…
— …всего их двенадцать человек, в этом совете, включая правопреемницу Василия Сергеевича Вику, которая и является номинальным собственником концерна…
— …из остальных одиннадцати девять, если не консолидировались между собой и не набрали в совокупности пяти процентов голосующих акций, обладают лишь совещательными голосами и никакого интереса не представляют…
— …они и так не представляют. Пассивные бенефициары, которых волнуют лишь дивиденды…
— … еще двое — те, что из Скандинавии, — миноритарные акционеры. Отстаивают интересы портфельных инвесторов…
— …«Престиж» и «Богданов и Пинкертон» — афиллированные кампании, в которых полноправным хозяином был Василий Сергеевич, а теперь ты, Виктория. Между прочим, две эти фирмы в совокупности владеют шестьюдесятью процентами акций «Богатырской Силы»…
— …уставной капитал ООО «…Пинкертон» распределен между Богдановым и его дочерью как восемьдесят к двадцати…
— …в процессе переоценки основных фондов эмитента…
— …без тщательной аудиторской проверки не обойтись…
— … передаточные распоряжения…
— …бездокументарные акции…
— …нерезиденты… Коррида!!! Абзац!!!
На протяжении сорока минут я опухаю с открытым хлебалом, внимательно слушая всю эту байду и натужно силясь вникнуть в смысл того, что юрист и экономист исправно втолковывают двоечнице Тамаре. В результате, до меня доходит примерно десятая доля того, о чем сейчас говорится. Остальное подернуто столь плотной завесой тумана, что его можно резать ножом. Впрочем, наверное, при этом нож сразу сломается.
«И неужели я, недалекая, собиралась влезть во всю эту финансово-юридическую гонку сама? В одиночку? Без Ласковой Смерти? Без Пляцидевского? С суконным рылом да в калашный ряд? Вот и огребла бы по этому рылу в первом же раунде! И хорошо, если всё обошлось бы только нокаутом, а не смертельным исходом. Господи, сколь же многого я не знаю! Сколь же многому мне еще предстоит научиться! И вот она, замечательная возможность приступить к обучению сразу на практике, а зануда Олег еще хочет отправить меня из города. Туда, где уж наверняка не приобрету никаких полезных в бизнесе навыков и не узнаю, кто такие миноритарные акционеры и что собой представляет нерезидент».
— Между прочим, что касается Вики. — Пляцидевский словно услышал, о чем я сейчас думаю. А, может быть, все мои мысли отобразились у меня на лице? — Она права. Никуда уезжать ей не следует. Я отдаю себе отчет в том, что ей здесь сейчас постоянно будет угрожать опасность, но это уже твоя забота, Олег, чтобы с девочкой ничего не случилось. Обеспечь охрану, как президенту — ты с этим справишься. А Вика, пока всё не закончится, должна постоянно находиться у меня под рукой. Сегодня она нужна мне у нотариуса. Завтра ей надо обязательно быть в офисе «Богатырской Силы». И не просто там засветиться, а под моим надзором переделать множество дел. И в первую очередь, как это называется, «занять свой кабинет» и показать, кто в доме хозяин. Она должна познакомиться… вернее, я не так выразился: ей должен представиться весь топ-менеджмент фирмы, она обязана произнести емкую, но жесткую и разумную речь на коротком ознакомительном совещании. И, наконец, необходимо назначить сроки внеочередного совета акционеров — притом, обязательно в очной форме. Так что, на нем ей придется присутствовать лично. Там, где смогу обойтись без нее; там, где мне хватит доверенности, буду работать один. Но в ближайшее время нам предстоит слишком многое, где без Виктории не обойтись.
— Ее мочканут, — еще раз озвучивает свои опасения Гепатит, сокрушенно покачивая головой, — и я не смогу ее от этого оградить. Я киллер, я медвежатник, я за сутки проходил через тайгу сто километров и угонял из-под носа секьюрити инкассаторский броневик. Но никогда не организовывал охрану миллиардерши, за которой охотятся лучшие чистшъщики страны.
— Вот и приобретешь дополнительный опыт, — улыбнулся Даниил Александрович. — К тому же, для этого у тебя под рукой есть все ресурсы. Уж на нехватку специалистов мне можешь не жаловаться. Вон хотя бы этот амбал один чего стоит, — кивает Пляцидевский на Константина, и тот, довольно осклабившись, мечет стремительный взгляд на Тамару: может быть, и она тоже что-нибудь скажет про то, какой он огромный и сексуачьный. Похвалит «амбала». А то за всё время, пока он в этой квартире, эта красотка не уделила ему еще ни единого знака внимания. Как будто его здесь нет вообще.
Но Томка обходит вниманием Константина и на сей раз. Подравнивает пилкой свои красивые длинные ногти, и, наверное, с тоской размышляет о том, что сегодня до позднего вечера не удастся прилечь отдохнуть хотя бы на часок. А, может быть, не удастся поспать даже ночью. Кстати, это будет вторая бессонная ночь подряд.
Пляцидевский бросает взгляд на часы, обреченно вздыхает и принимается сгребать с журнального столика в кейс мои документы.
— Собирайся, Вика. Пора. Едем к нотариусу.
— Это надолго? Проще вызвать его на дом.
— Не стоит. Зачем об этой квартире знать лишним людям? Так что, поехали сами.
— А Бондаренко? — Я послушно поднимаюсь из кресла. — Он должен сегодня прилететь из Америки. Его надо взять сразу, как только пройдет за таможню. И доставить сюда. И допросить.
— Его перехватят. Доставят. Допросят, — с леденящим спокойствием заверяет меня Гепатит. — Другие. Твое присутствие при этом необязательно. Кажется, меру твоего участия во всех этих гонках мы уже определили.
— Но…
— Если желаешь, можешь понаблюдать за всем этим со стороны. Но, еще раз прошу тебя, милая девочка: не суй нос лишний раз туда, где вполне можно обойтись без тебя. Не забывай, что ты уже, возможно, заказана, и тебя ищут, чтобы засмолить[110] из «эм девяносто восьмой». Как в июне Богданова… Костя, сопроводишь их до нотариальной конторы. Как только переделают там все дела, сразу обратно. Вольта с собой?
— На хрена она мне? — Амбал Константин картинно выставляет перед собой пудовые кулачищи, синие от уголовных татуировок (мол, это будет поэффективнее волыны), и напяливает на откормленную афишу с крупным мясистым носом свой «Фостер Гранд»[111] — Поехали, что ли?
— Не задерживайтесь, — еще раз напоминает Олег. И напоследок желает: — Удачи.
Выходя из квартиры, возле самой двери мы нос к носу сталкиваемся с двумя мрачными типами в длинных черных плащах. Они похожи как единоутробные братья — один старший, другой, соответственно, младший. Прямо на пороге мы застываем друг против друга, и я, прищурившись, окидываю обоих гостей подозрительным взглядом. Они, в свою очередь, синхронно изучают меня. Немая сцена на протяжении пары секунд.
— Мы к Гепатиту, — наконец, насмотревшись, доводит до моего сведения тот, что постарше.
Он ждет ответа.
— А ты Виктория Энглер?
— Виктория Энглер, — говорю я и отмечаю, что ни один из двух «братьев» и не подумал хотя бы обозваться в ответ; хотя бы выдавить из себя безобидное «Здрасте». Они просто огибают меня и по-хозяйски вваливаются в квартиру, затворив за собой входную дверь.
— Тот, который с тобой разговаривал, — сразу же полушепотом спешит доложить мне Константин, — Кирюха Подстава. Бывший спецназовец. Сейчас воровская пехота, мясник.[112] И профи, каких еще поискать. Берется почти за любую работу. Порой за такую, от которой уже все отказались. И выполняет ее всегда на «отлично». Но большинство всё равно не рискуют вести с ним дела. Отмороженный. Стебанутый.
— А второй?
— Со вторым не знаком, — виновато пожимает саженными плечищами Костя. — Первый раз вижу.
Я нажимаю на кнопочку вызова лифта, и пока передо мной неохотно и медленно раздвигаются исписанные похабщиной створки дверей, успеваю подумать, что спутник Подставы — далеко не последний в длинном списке тех, с кем в ближайшие дни предстоит познакомиться Константину.
Заодно познакомлюсь с ними и я. Эти двое в длинных плащах — лишь первые бойцы небольшой, но отлично вооруженной и обученной армии, которых мне довелось увидеть воочию. Армии, которую вчера, сразу же после моего звонка, принялся набирать Олег. Армии, готовой присягнуть мне на верность и защищать меня (и мою жизнь!) в войне со всякими там Шикульскими и Бондаренко!
Я нажимаю на кнопку первого этажа. Лифт начинает лениво спускаться вниз. У меня за спиной глухо вздыхает Даниил Александрович. От Константина терпко воняет потом. Мой взгляд упирается в удачно исполненное изображение обнаженной красотки — шедевр местного подъездного граффити.
И при этом я абсолютно не в курсе, что «армию» Гепатит (как всегда, неторопливо и скрупулезно) начал собирать совсем не вчера, а еще в середине июля, безошибочно ощутив приторный запах неизбежной войны. И основная задача этой «армии» — защищать интересы (и жизнь), но, при этом, совсем не мои, а своего командарма Ласковой Смерти, захватить для него пятьдесят один процент акций неожиданно осиротевшего лесопромышленного концерна. Я же во всём этом деле — всего-навсего так, с боку припека. Псевдонаследница. Кукла. Подстава. И лишь потому, что Гепатиту, к его удивлению, небезразлична, он готов принять участие и во мне.
Если, конечно, это участие не пойдет вразрез с первоочередной задачей — Богдановскими миллиардами долларов!
Потому что,
«чтобы не начать пускать пузыри, приходится существовать по тем волчьим законам, которые в последние годы установила нам жизнь»
Потому, что какая-то Герда — вторично.
Первично — Олег.
ТАМАРА АСТАФЬЕВА (ОХОТНИЦА)
1999 г. Август
Карамзюк Евгений Сергеевич, главный врач «Доброго Дела», хирург и патологоанатом в одном лице, вот уже на протяжении трех с лишним лет жил на два дома.
Первый — двухкомнатная квартира на улице Стойкости, где кроме него обитали кузина с экзотическим именем Даниэлла и большой камышовый кот с не менее экзотической кличкой Enormous Balls[113](«Болз» — в укороченном варианте).
Второй — скромная «брежневка»[114] в одном из коттеджей для персонала на территории «Простоквашина». «Гостинка» использовалась лишь по ночам, чтобы выспаться после очередной операции, когда не оставалось сил на дорогу домой, или, наоборот, не выспаться на пару с кем-нибудь из сотрудниц, среди которых молодой, симпатичный и обаятельный Женя пользовался повышенным спросом. Еще не было случая, чтобы когда-нибудь кто-нибудь отказал ему в любовных утехах.
Но тесная «брежневка», которую приходится делить с вольтанутой кузиной и откормленным до слоновьих размеров котом, и келья (пять шагов в длину, три шага в ширину), в которой даже нет телевизора, — как-то уж совсем не к лицу человеку, имеющему почти восемьсот тысяч долларов годового дохода.
«Нужен коттедж, — два года назад решил Карамзюк. — В Вырице. Поближе к работе. На берегу Оредежи. В три этажа. С зимним садом, бассейном и в стиле „ампир“. — Чем „ампир“ отличается от „готики“ или „барокко“, он не знал, но взял карандаш, лист бумаги и, как сумел, изобразил на нем не коттедж, а дворец с двумя выдающимися вперед флигелями, эркером посередине и фонтаном перед крыльцом.
«Эклектика», — поморщилась длинноногая архитекторша в строительной фирме «Мартиника», куда Евгений Сергеевич явился со своим архитектурным «шедевром», и через месяц корявый эскиз на обрывке бумаги за двадцать две тысячи долларов был преобразован в электронный оригинал-макет, к которому в числе всей необходимой строительной документации были приложены смета на три с половиной миллиона УЕ и договор, оговаривающий залог в размере двадцати процентов от общей стоимости проекта и ежемесячные платежи в сто десять тысяч «зеленых» на протяжении двух лет.
«Что ж, потяну», — оптимистично решил Карамзюк, обнулил свой счет в Сбербанке, поскреб по сусекам, кое-что подзанял у Астафьева и подписал договор, исправно выплатив семьсот тысяч аванса. На кармане осталось еще семьдесят штук, которые Женя, долго не размышляя, ухнул в нулевый и навороченный «Бьюик Ривьеру», подарив свою годовалую «девяносто девятую»…
которая как-то уж совсем не к лицу человеку, имеющему почти восемьсот тысяч долларов годового дохода
... Даниелле.
«Бьюик» оказался просто супер.
Фирма «Мартиника» первом делом обнесла участок Карамзюка высоким дощатым забором, доставила на объект «игрушечный» экскаватор «Kobelco», приступила к рытью котлована под фундамент и начала проявлять беспокойство по поводу первого ежемесячного платежа.
На тот момент у Карамзюка не было и тысячи баксов. Пришлось влезать в долги к Светлане Петровне, а через два месяца заключать кредитное соглашение с инвестиционном фондом «Комаров-Ипотека».
…Долги засасывали, словно трясина. Проценты росли. «Kobelko» выкопал котлован. Фундамент выстоялся. Три этажа из красного «Никольского» кирпича были возведены в рекордные сроки. Крыша покрыта швейцарской пластиковой черепицей «Kronospan». После чего к основному договору было составлено доп. соглашение о заморозке объекта ввиду временной неплатежеспособности заказчика.
«Не потянул, — тоскливо вздыхал Карамзюк и прикидывал, а не загнать ли „Ривьеру“ Магистру и не забрать ли обратно у Даниеллы „девяносто девятую“. — Вполне можно было бы обойтись без флигелей и без эркера. И без фонтана».
Но переиначивать что-либо уже было поздно и до сих пор главврачу, хирургу, а по совместительству и патологоанатому доходного «Доброго Дела» приходилось обходиться либо пропахшей кошачьими ссаками квартирой на улице Стойкости, либо неуютной «гостинкой» на территории сиротского комплекса.
Альтернатива — снять приличную хату баксов за восемьсот. Альтернатива — затянуть потуже ремень и сократить себя в текущих расходах. Но подобное Карамзюку, сколько бы он об этом ни размышлял, казалось неисполнимым. Неисполнимым вообще!
Как, скажем, отречение от отметившей уже трехлетнюю годовщину традиции по пути из Вырицы в Питер останавливаться в поселке Форносово возле одного из придорожных кафе, пить там гнилостный растворимый кофе и заигрывать с официантками. Притормозить возле «Грядки» на красавице «Ривьере» и часа полтора погнуть пальцы перед местными Марфами за последнее время стало неотъемлемой частью дороги из Вырицы в Питер. Никогда она не претерпевала изменений.
Но…
Ведь изменения необратимы. Без них невозможна современная жизнь. Да и какая бы то ни была жизнь вообще… всё равно, невозможна!
Это нерушимая аксиома.
И ее нерушимось однажды погожим августовским днем подтвердило нечто твердое и холодное, больно уткнувшееся в затылок Карамзюка, когда он, как обычно, проведя полтора часа в «Грядке», устроился за рулем своего «Бьюика» и собрался двигаться дальше — в сторону Питера, на улицу Стойкости, где проживают двоюродная сестра Даниелла и Болз, у которого по какой-то странной прихоти природы на гениталиях абсолютно не растет шерсть. Потому и такая кликуха…
— Это не кусок водопроводной трубы, — еле слышно произнес из-за спины Карамзюка низкий, чуть сипловатый женский голос. — Это «Зигфрид Хюбнер», навинченный на «девяносто вторую Беретту». Сдадут нервы, шевельну указательным пальцем, и твой жбан разлетится на мелкие части, будто арбуз, сброшенный с пятого этажа… Ты любишь арбузы, Евгений Сергеевич?
— Теперь ненавижу, — абсолютно ровным голосом произнес Карамзюк, повернул ключ зажигания и бросил взгляд в панорамное зеркало. — Куда едем, красавица?
Девица, с пистолетом в руке устроившаяся на заднем сиденье «Бьюика», оказалась, и правда, красавицей. Это первое, что машинально отметил Евгений. Вторым было то, что она и не подумала хоть как-то прикрыть свое симпатичное личико. Вывод элементарен: налетчица абсолютно не опасается, что ее жертва когда-нибудь опознает ее, а значит, живым Евгению Сергеевичу из этой передряги не выпутаться.
Вот когда Карамзюк, на протяжении минуты еще умудрявшийся сохранять самообладание, мгновенно покрылся потом, и ладони его, судорожно сжимавшие руль, пошли нездоровыми красными пятнами.
— Протяни мне твой сотовый, пристегнись и трогай с места, — еще раз несильно ткнула глушителем в затылок Карамзюка нежеланная пассажирка. — Развернись. Едем обратно. В сторону Вырицы.
— В «Простоквашино»? — срывающимся фальцетом проблеял патологоанатом.
— Не совсем так. Я объясню… Не гони, пожалуйста, Женя. В таком состоянии ты можешь устроить аварию. Разобьешь хорошую тачку, пострадают невинные люди…
В отличие от исходящего потом Евгения, налетчица была само воплощение спартанского хладнокровия, и у Карамзюка не оставалось ни капли сомнения, что если сейчас он предпримет попытку хоть как-то спастись, эта попытка обречена на полный провал. Разогнаться, потом резко ударить по тормозам и попробовать выскочить на ходу из машины? Не позволит ремень безопасности. Попытаться устроить лобовое столкновение со встречным грузовиком, понадеявшись на подушки безопасности, которыми оборудован «Бьюик»? Не успеть. Проклятая девка настороже. Чтобы нажать на курок, ей достаточно доли секунды. А твердый глушитель как приклеился намертво, так и не отлипает от коротко стриженного затылка. Остается надеяться лишь на какую-либо случайность. Или на то, что эта бестия вдруг смилостивится. Позадает вопросы, поизмывается, отведет свою стервозную душу, да и отпустит с миром. Вот только все эти надежды… призрачнее ничего не бывает.
— Ты меня пристрелишь, красавица? — оставив позади уже километров пятнадцать, сумел выдавить из себя Карамзюк.
— Навряд ли. Ведь в мусарню ты жаловаться на меня всё равно не пойдешь — у самого рыльце в пушку. А брать лишний грех на душу я не намерена. Я не мокрушница, — без колебаний соврала Тамара. — Так что, ответишь мне на вопросы и иди себе с миром. Конечно, — зловеще усмехнулась она, — всё зависит от того, как ты будешь на них отвечать… Сейчас налево.
«Она везет меня в мой коттедж, — сразу же догадался Евгений. Почему-то такой вариант до этого ему в голову не приходил. „Простоквашино“, какая-нибудь глухая лесная тропа, всё, что угодно, но не коттедж. — Там сигнализация, и о ней эта дура, наверное, не знает. Лучше это для меня или хуже, когда по тревоге приедут менты? Как бы там ни было, но это уже какие-то осязаемые крупицы надежды».
Крупицы надежды без следа растворились в тот самый момент, когда, припарковав «Бьюик» возле высокого, выкрашенного облупившейся охрой забора, Карамзюк выбрался из-за руля и трясущимися руками принялся шарить по брючным карманам в поисках ключей от калитки.
— Не делай глупостей, Женя, — послышался за спиной спокойный голос налетчицы. — Как только войдешь за ограду, сделай три шага вперед и вставай на колени. Физиономию в землю, руки за голову. Немного промедлишь, прострелю тебе ногу С сигнализацией справлюсь сама. Код знаю… Ну, и хрен ли ты там копошишься?
Когда удалось отомкнуть заупрямившийся замок и распахнуть со скрипом калитку, Карамзюк поспешил исполнить всё, что только было приказано, с такой суетливой поспешностью, что разбил о посыпанную гравием подъездную дорожку лицо и застонал то ли от боли, то ли от безысходности. А потом, даже не думая оглянуться, начал прислушиваться к тому, как налетчица греми дверцей железного ящика, в котором находился пульт сигнализации.
— Кстати о птичках, — как бы между прочим довела до сведения Евгения девица. — Если окажется, что мне дали неправильный код, и сюда всё же нагрянут легавые, я сначала прикончу тебя, а потом постреляю и их. — Скрипнула затворяющаяся калитка. — Поднимайся, юродивый. Веди в дом. Не пойму, и зачем тебе одному такие хоромы? Или хочешь устроить здесь еще одно «Простоквашино»?
«Что этой мегере известно про „Простоквашино“?.. Что она знает о моей роли в том, что там происходит?.. Откуда ее, такую крутую, прислали?.. Кто прислал?.. Магистр?.. Астафьевы?.. Спецслужбы?.. Кто-либо из конкурентов?.. И чем, наконец, для меня всё это закончится?.. Неужели умру?!! — Все эти вопросы устроили свалку в голове Карамзюка, пока он, как паралитик, с превеликим трудом скрипел гравием по направлению к дому, пока на трясущихся ногах поднимался на невысокое крыльцо и безуспешно пытался вставить в замочную скважину ключ! — Эта девица — профессиональная киллерша?.. Тогда почему она не убила меня, когда сделать это было гораздо удобнее?.. Зачем притащила сюда?.. Чего она там говорила про то, чго намерена задавать мне вопросы?.. Может быть, даже пытать?.. Она не просто убийца, она мстительница, которой недостаточно всего-навсего всадить в меня пулю?..» — Как много вопросов! Путаются, цепляются друг за друга. Как же им тесно! Еще чуть-чуть, и от них просто лопнет башка!
Мириады вопросов!!! И ни единого ответа (хотя бы догадки, хотя бы намека на этот ответ)!
— Слышишь, хирург! В твоем недостроенном тереме есть, где присесть?
— Да, — просипел Карамзюк.
— Проводишь туда. В ногах правды нет.
До Евгения донесся скрежет замка, когда девица запирала за ними входную дверь. И в этот момент он нашел в себе силы с трудом переступить через страх и еле слышно спросил:
— Меня заказали? Ты привезла меня сюда убивать? — Непозволительная роскошь для жертвы — сразу два вопроса подряд, но белокурая бестия отнеслась к этому абсолютно спокойно.
— Я же тебе говорила, что просто желаю с тобой побеседовать. Захотела бы шваркнуть, сделала б это в тысячу раз проще. — И столь же спокойно предупредила: — Попытаешься спросить меня еще хоть о чем-нибудь, прострелю тебе ногу. Учти, Женя, вопросы здесь задаю только я. Между прочим, чтобы избавить тебя от соблазна, сразу представлюсь. Чтобы знал, как ко мне обращаться. Астафьева Тамара Андреевна. Дата рождения 20 декабря 1977 года. Место рождения Череповец. Астафьев Игнат Анатольевич — мой родной дядя. Астафьева (в девичестве Комарюк) Светлана Петровна — организаторша убийства моих родителей. Что ты знаешь про эту историю?
У Карамзюка чуть-чуть отлегло от сердца. Если эта девица действительно та, за кого себя выдаёт, она явилась из Преисподней по грешные души Астафьевых. К нему же, Карамзюку, у нее не должно быть ни малейших претензий. Он не сделал ей ничего плохого. Он вообще ее видит впервые. Он нужен ей лишь как «язык», источник информации. И он, естественно, ее даст. Не поскупится, а то вон как у этой садистки чешутся руки всадить ему пулю в коленную чашечку. Теперь можно надеяться, что обойдется без этого. А надежда на то, что после «допроса» удастся выбраться отсюда живым по сравнению с тем мизером, что был еще две минуты назад, возросла в тысячу раз. Нет, конечно, этой стервозе вполне может прийти в дурную башку избавиться от свидетеля, которому она так неосмотрительно показала свое лицо и, более того, назвала свои анкетные данные. Но ведь сама же говорила, что не мокрушница и лишний грех на душу брать не намерена. Дай Боже, чтобы действительно так!
— Алло, Женя! Чего замолчал? — Тамара вошла следом за Карамзюком в небольшую пыльную комнатушку, которая в лучшем случае служила каптеркой. Дощатый стол, застеленный потертой клеенкой, несколько заляпанных белилами табуретов. Брезгливо поморщившись, девушка выбрала тот, что почище, и придвинула его для себя вплотную к столу. — Усаживайся напротив, — эффектно махнула она через стол глушителем «Зигфрид Хюбнер» и достала из кармана болоньевой ветровки миниатюрный Цифровой диктофон. — Так чего замолчал, Карамзюк? Соображаешь, что мне рассказать, чего скрыть, а что напарить? Не рекомендую. Чревато. — Тамара еще раз эффектно качнула стволом пистолета. — Почувствую, что лепишь горбатого, знаешь, что сделаю?
Карамзюк, узнав, с кем имеет дело, настолько пришел в себя, что даже сумел нарисовать на лице слабое подобие улыбки и еще недостаточно окрепшим голосом произнес:
— Знаю. Прострелишь мне ногу.
— Отстрелю тебе яйца. Нога — за дурацкие вопросы и неповиновение. За враки наказание строже. — Тамара нажала на кнопочку на диктофоне, положила его на стол. — У тебя ровно два часа, Женя. Рассказывай. Всё, что тебе про меня известно.
— О том, что Светлана организовала убийство твоих родителей, я узнал только что от тебя. И она, и Игнат в разговорах очень не любят возвращаться к прошлому, в частности, к тебе. Всё, что мне известно — это то, что в ваш дом, когда ты была в школе, ворвались не то грабители, не то заказные убийцы, а ты, вернувшись домой, нашла в зимнем саду сразу два трупа. Впрочем, я охотно готов принять твою версию, что бандитов послала Астафьева. Еще та жирная тварь!..
— Без комментариев, хирург! Только голые факты. Продолжай.
— Кроме Игната у тебя не было родственников. Пришлось оформлять опекунство. Сразу же после убийства ты в состоянии нервного стресса была помещена примерно на месяц в психушку. Потом попытка самоубийства. Потом ты начала пристращаться к наркотикам и стала настолько неуправляемой, что пришлось оформлять для тебя академический отпуск и лечить на дому. Лечение не дало результатов. В конце мая тебе удалось бежать. Как ни искали, тебя так и не нашли. Тамара, можно я закурю?
Тамара дождалась, когда Карамзюк извлечет из пиджака пачку «Парламента», щелкнет серебряной «Живанши» и, затянувшись, выпустит в сторону струю табачного дыма.
— Это всё про меня?
— Еще одно, — на этот раз уже шире улыбнулся Евгений. — Несколько раз я слышал, что у тебя раньше были иссиня черные волосы.
— А теперь видишь перед собой платиновую блондинку? — расхохоталась Тамара. — Не надо особо насиловать мозги, чтобы понять, что перед тем, как заняться всерьез всей вашей шаловливой компашкой, я зашла в парикмахерскую и осветлилась — хотела чуть-чуть изменить себе внешность. Хотя, за семь лет с тех пор, как меня в последний раз видели дядя Игнат и Светлана Петровна, я изменилась и так. Не опознает и лучший физиономист… Ну, ладно. Довольно пустой болтовни. Я верю, что ты рассказал мне всё, что знал про четырнадцатилетнюю девочку, которой испоганили жизнь двое ублюдков. Большего, признаться, услышать от тебя, хирург, я и не ожидала. Так что, оставим Тамару Астафьеву. Переходим к «Доброму Делу».
Переходить к «Доброму Делу» в этом допросе под дулом «Беретты» Карамзюку хотелось меньше всего. Какое-то время он даже тешил себя смутной надеждой, что на Тамаре Астафьевой всё и закончится. Хотя понимал, что это самообман. Проклятая девка подготовилась к разговору куда основательнее, чем он предполагал. Даже если не брать в расчет пистолет, ее ледяное (попросту устрашающее) спокойствие и несносный характер, у нее на руках были все козыри. И часть этих козырей она не преминула сразу же выложить перед Евгением.
— Опять же, чтобы ты, хирург, не испытывал лишних иллюзий, что удастся слепить мне горбатого, — очаровательно улыбнулась Тамара, зловеще поигрывая проклятой «Береттой», — предупреждаю: про вашу позорную суету в «Простоквашине» мне известно практически всё. Над сбором материала работали серьезные профессионалы, на это было потрачено много денег и времени. К сожалению, кое до чего докопаться всё же не удалось. Знала бы всё, я б сейчас здесь с тобой не тратила времени. Итак, договариваемся так: ты сейчас выкладываешь мне всё-всё-всё, что тебе известно о торговле детскими трансплантатами. Я внимательно слушаю, сопоставляю то, что ты мне говоришь, с тем, что известно мне. Обнаруживаю какие-то несоответствия, начинаю подозревать, что решил гнать мне туфту… Что тогда произойдет, Женя? — еще раз ослепительно улыбнулась Тамара.
— Ты отстрелишь мне яйца. — Это был даже не стон. И даже не сип. Даже не шепот. Эту фразу Евгений прошлепал одними губами, так что расслышать ее было почти невозможно.
Но Тамара расслышала.
— Молодчина, — похвалила она. — Усвоил. Глядишь, всё закончится тем, что ты выйдешь из этих хором целым и невредимым. Только впредь говори, пожалуйста, громче. Диктофон не всемогущ, а на нем должен быть записан весь твой рассказ… Итак, точка отсчета: тот момент, когда тебе предложили потрошить на запчасти несчастных здоровых детишек. Посулили за это конкретные бабки, и ты согласился. Начинай с этого места. И… так и быть, можешь закурить еще одну сигарету.
…Карамзюк рассказывал более часа. Сначала сбиваясь и заикаясь. Но после того, как его зловещая собеседница ободряющее улыбнулась («Не волнуйся, хирург. Пока всё путем, у меня к тебе нет ни единой претензии») и прекратила постоянно наставлять на него пистолет, положив его на столик рядом с собой, Евгении Сергеевич успокоился, принялся выкладывать факты складно и четко, даже сам в какой-то мере увлекшись рассказом.
Девица слушала внимательно и молча. Лишь иногда согласно кивала белокурой головкой или перебивала вопросом.
— Так, значит, того мордоворота, который охраняет Толстуху, зовут Николай и он абсолютно не в курсе, что вы творите с детишками?
— Он уверен, что мы продаем их на усыновление за рубеж, но не более этого. Вообще-то, он только обычный шофер и телохранитель. Ну, и еще кроме этого…
— Знаю. Продолжай, Женя.
Он продолжал. До очередного вопроса:
— Кто руководит охраной объекта?
— Магистр.
— Он бандюга. Он командует своими торпедами и крышует вашу шарагу перед братвой. Но ведь должен быть кто-то другой — тот, кто занимается мусорами, спецслужбами, теми, с кем какому-то молдаванскому цыганенку не справиться?
— Насколько я знаю, все это лежит на Светлане Петровне.
Исподлобья Тамара смерила Карамзюка подозрительным взглядом и многозначительно положила ладонь на «Беретту».
— Ты уверен именно в этом раскладе, хирург? — почти прошептала она.
Читать бесплатно другие книги:
