Стабилизатор. Минск 2041 Антонов Сергей
Замок на решетчатой двери заменяла небольшая коробочка с прорезью. Картоприемник. Такие штуки Марату доводилось видеть в дорогих гостиницах. Без карты, выдаваемой портье, ты был никем. Пластиковый прямоугольничек открывал перед тобой врата великих возможностей. Позволял подниматься в лифте на свой этаж, отпирать номер, зажигать в нем свет, включать телевизор и, что самое главное – пользоваться мини-баром.
При воспоминаниях о тех славных временах, когда на экране телевизора высвечивалась надпись «Welcome, mr. Verbitsky!» Марат почувствовал умиление и ностальгию. Разве что слезы не навернулись на глаза. Там он был мистером Вербицким. Здесь – падлой, которую во что бы то ни стало надо поставить раком.
Составлению списка претензий к будущему прервал звук, очень похожий на шипение змеи. От неожиданности Марат плюхнулся на задницу. Его, что решили затравить гадюками?! Это – новая, изощренная пытка?
Лишь через несколько бесконечно долгих секунд Вербицкий понял, что шипела не змея, а существо в соседней камере. Бесформенная темная груда на полу шевельнулась. Опять зашипела. Шипение перешло в шум воздуха, вырывающегося из пробитого колеса. Затем неведомый зверь захрапел. Сочно, с оттяжкой. Марат улыбнулся. Как выздоравливающий больной, у которого появился аппетит – верный признак того, что он идет на поправку. Камеру напротив занимал человек. Кто-то с очень крепкими нервами, позволяющими спать даже в такой, пиковой ситуации. Света трубчатых люминесцентных ламп, освещавших коридор, было слишком мало, чтобы увидеть этого героя.
Вербицкий раздумывал будить ли соседа по несчастью, когда послышался лязг и шаги. Перед решеткой появился Петенька с резиновой дубинкой-демократизатором в руке. Похлопывая ею по ладони, он долго смотрел на Марата. Так, словно изучал своего нового подопечного. Наконец верзила соизволил заговорить.
– Очухался, падла?
– Сам ты – падла, – очень буднично, ровным голосом заметил Вербицкий. – И батя твой падлой был и дети падлами будут…
– Ну-ну, – ничуть не обиделся Петенька. – Видно придется разбираться, кто из нас падла. Другого я от тебя и не ждал.
Петенька оставил дубинку в покое. Вытащил из нагрудного кармана карту и сунул ее коробочку на двери. Негромкий щелчок. Эсэнэсовец распахнул решетку, вошел в камеру. Схватил Марата за волосы, рывком поставил на ноги и толкнул к выходу.
– Пшел!
Оказавшись в коридоре, увидел соседка. Короткая перебранка с Петенькой его разбудила. Сжимая обеими руками прутья решетки, на Вербицкого смотрел мужчина лет тридцати пяти. Правда, украшенный недельной щетиной подбородок, опухшее лицо и осовевшие спросонья глаза добавляли ему лет пять-десять. Правильные черты лица, рост чуть выше среднего. Фигуру можно было бы назвать спортивной, если бы не наметившееся брюшко. На высокий лоб свисали сосульки давно немытых огненно-рыжих волос, остриженных не так коротко как у остальных, встречавшихся Марату мужчин.
Странно, но беглого взгляда на соседа Вербицкому вполне хватило для того, чтобы почувствовать к нему симпатию. Было в этом парне что-то располагающе… По крайней мере, уже то, что одет узник был не в черную форму, и не в синий комбинезон Марату нравилось.
Если бы Вербицкий встретил его при других обстоятельствах, то принял бы за бомжа. Потрепанный серый пиджак, с дырами на локтях. Под ним – майка не первый свежести. Брюки с пузырями на коленях. На ногах – грубые, даже шапочно не знакомые со щеткой ботинки без шнурков, надетые на босую ногу.
Новый знакомый лишь мельком взглянул на Марата и сосредоточился на эсэнэсовце.
– Эй, командир! Че за дела? Мне пожрать принесут?!
– На том свете нажрешься, Бельский! – ухмыльнулся Петенька. – Закрой поддувало, пока я тебе последние клыки не выбил.
– Я серьезно, начальник! – настаивал Бельский. – Вторые сутки пошли, как маковой росины во рту не было.
– Будет тебе росина и все остальное. Накормят и напоят по самые уши в исправлаге третьей степени.
– За что?! – завопил узник. – Не имеете права… Я ни в чем не виноват!
– Ну, так это не твоя заслуга, – бросил Петя через плечо. – А наша недоработка…
Бельский продолжал бушевать – начал трясти решетку и топать ногами. Однако эсэнэсовец уже не обращал на него внимания. Он ткнул Марата в плечи концом дубинки.
– Шевели лаптями!
В коридоре было всего четыре камеры. Вербицкий не смог рассмотреть есть ли обитатели в двух других – Петя не позволял останавливаться и оглядываться. Коридор закончился лестницей в один пролет и новой решетчатой дверью. Добравшись до площадки, эсэнэсовец заставил Марата стать лицом к стене. Щелчок. Петя опять воспользовался карточкой.
– Вперед, свиное рыло!
Вербицкий не стал отвечать на оскорбление. Он был занят тем, что старался запомнить каждую мелочь. Авось пригодится, если представится удобный случай сбежать из этого осиного гнезда. Марат не желал попадать в исправлаг третьей степени. Более того – первая и вторая степени его тоже не устраивали.
В новом коридоре, выкрашенном унылой темно-зеленой краской и освещенном все теми же трубчатыми люминесцентными лампами, был десяток серых дверей – по пять с каждой стороны. Без табличек и других опознавательных знаков. Судя по всему, посетители здесь не могли бродить самостоятельно. Их водили и доставляли. Работа тут не бурлила. Было тихо, как в гробу. К две тысячи сорок первому году подавляющее число дестабилов, видать, уже успели определить в исправлагеря. Служакам вроде пегоусого капрала и его подручного явно не приходилось зарабатывать хлеб в поте лица.
Ты, Вербицкий – ископаемое. Один из чудом выживших мамонтов. Отправят тебя в исправлагерь и будут абсолютно правы. Диковинных зверей следует держать в зоопарке.
Путешествие закончилось у последней двери. Марату вновь пришлось стать лицом к стене. Он успел заметить еще один небольшой коридор с решетчатой дверью. Возможно, выход на улицу. Эх, как жаль, что сюда его привезли в отключке! Впрочем, об особенностях этой норы можно спросить у Бельского. Фамильярность, с которой он общался с эсэнэсовцем, говорила о том, что парень неплохо знаком со здешними порядками.
Ты на полном серьезе думаешь о побеге, дурачок? Окстись! Оказаться гораздо дальше чем у черта на куличках, навешать плюх представителю власти и строить какие-то планы. Ну и нахал же ты, Вербицкий!
Петенька, которого никак нельзя было заподозрить в вежливости, постучался. В ответ донеслось неразборчивое бормотание.
Марата втолкнули в кабинет, отличавшийся от камеры только размером, наличием мебели, да нормального окна. Почетное место здесь занимал сейф. Стальной великан наверняка хорошо помнил прошлое столетие. Углы его облупились, а слои краски, как годовые кольца рассказывали о преклонном возрасте сейфа. В полуоткрытой дверце торчал простой ключ, на который капрал Байдак повесил свой черный китель. Сам он откинулся на спинку стула, а ноги устроил на письменном столе необъятных размеров. Под кителем Байдак носил форменную майку – черную, с биркой «СНС». Бычью его шею обвивала массивная серебряная цепочка с куланом. В центре был выгравирован сжатый кулак, а по ободку шла надпись «Служба Национальной Стабильности».
Судя по капелькам, запутавшимся в пегих усах, пустому стакану на столе и отчетливому запаху спиртного, капрал успел поправить себе настроение. И не один раз. Из-под берета на Вербицкого смотрели мутные глаза.
Марат опустил голову, но и рассматривать грязные подошвы капральских сапог тоже не хотелось. Начать разговор первому? Почему-то Вербицкому казалось, что пьяный Байдак и притихший за спиной Петенька только этого и ждут. Хрен вам на постном масле. Поиграем в молчанку. Вербицкий бывал в похожей ситуации, когда за слишком смелые высказывание в адрес власти был вызван на ковер к большому начальнику. Тот ровным счетом ничего не смыслил в газетных делах, но выстроил беседу настолько виртуозно, что Марат даже позавидовал ловкости чиновника, который в заключение заметил елейным голоском «Вопросов больше нет? Тогда – до свидания!».
Вопросов у Вербицкого не было с самого начала, а получилось так, будто он пришел в кабинет по собственной инициативе.
Решив молчать до последнего, Марат продолжил осмотр кабинета. Поразительно, но в логове Байдаке имелись цветы. Несколько разномастных горшков с чахлыми растениями неопределенной породы стояли на подоконнике. Выглядели они так, будто находились при последнем издыхании. Причину, очевидно, следовало искать в пузатом графине, наполненном желтоватой жидкостью. Байдак вполне мог поливать цветы собственной мочой. С него станется. Однако Вербицкий был уверен – это не моча, а разновидность здешней воды, которую не желала пить Мария Ильинична. Чахлые цветы. Рожь, которая почти ничем не отличалась от стальной проволоки. Беспричинно улыбающиеся люди. Кое-что начало вырисовываться. Старушка права – они что-то подмешивают в воду. Сами не лыбятся – значит, не пьют эту гадость.
– Стул ему! – буркнул Байдак, которому надоела затянувшаяся пауза.
Петенька выполнил приказ командира – сиденье врезалось Марату в подколенные ямки с такой силой, что он не сел, а упал на стул.
– Рассказывай, – Байдак снял ноги со стола. – И не вздумай водить меня за нос. Тебя будут бить по голове всякий раз, когда я заподозрю ложь. Заруби это себе в нос!
Только теперь Вербицкий увидел, что на столе разложены его вещи – папка, бумажник, сотовый телефон с наушниками, часы и даже свернутый в рулончик обрывок газеты. Все эти предметы выглядели очень хрупкими в сравнении с резиновой дубинкой, которую капрал тоже положил на стол.
План ударов по голове был перевыполнен. Получать новых травм не хотелось. Марат решил действовать как можно осторожнее и не злить капрала лишний раз.
– Что ты хочешь знать?
– Вот это разговор! – взбодрился Байдак. – А я-то думал, что из тебя каждое слово выбивать придется. Что хочу знать? Дислокацию твоего партизанского отряда и имя командира, конечно!
Марат опешил. Он что издевается? Играет в гестапо и пленного комсомольца? Или… Выражение лица капрала было более чем серьезным. Люди с такой рожей вообще не способны шутить. Значит, в Белоруссии остались те, кому режим стабильности не по нутру. Родина партизан произвела на свет новых борцов за свободу. На этот раз не они боролись не с внешней, а с внутренней угрозой. Логично? Вполне! Дестабилы и партизаны или одно и тоже, или – родственные группы местной оппозиции. Сейчас Марат понимал, в чем его вина – он появился на территории государства, борющегося за искоренение любых свобод в непотребном наряде, с запрещенными средствами связи. Разве его могли встретить с распростертыми объятиями? Тысячу раз нет!
А если так, мистер Вербицкий, то какими будут следующие твои шаги? Можно и не пытаться рассказывать Байдаку о том, что ты – путешественник по времени. Не стоит мозолить язык. Лучше сразу наклонить голову и попросить Петеньку поработать дубинкой. Тогда… Остается только тянуть время. Делать вид, что ему известны партизанские тайны. Набивать себе цену и торговаться.
– Прежде чем я заговорю, товарищ капрал, хотелось бы знать, какими будут результаты нашего разговора в зависимости от его исхода. Вы хотите сведений, а я хочу знать, что меня ждет взамен на выдачу друзей.
– От бля! – воскликнул Петенька. – К нам наконец-то попалась стоящая добыча. Как он говорит, вшивый интеллигентишка! Выучили гадов на свою голову!
– Петр Петрович, заткните пасть, – процедил Байдак сквозь зубы. – И снимите с нашего друга браслеты. Уважаю деловых парней.
Когда Вербицкому освобождали руки, в голове его бушевал гром аплодисментов. Его приняли за партизанского лидера. Если и дальше двигаться в таком темпе… Сбавь обороты, лидер. Чем выше взлетаешь, тем больнее падать. Задумайся: сколько Байдаку понадобится времени, чтобы расколоть тебя вчистую? Пусть он и не выглядит великим мыслителем, но очень скоро поймет, что ты гонишь фуфло.
– Будем говорить начистоту, – капрал поднял руку и принялся загибать пальцы. – Что мы имеем? У тебя нет карточки гражданина Республики Беларусь. Р-раз! Полный набор запрещенных средств связи. Два! Сопротивление представителям Службы Национальной Стабильности. Три. Полный набор, дружок. Совсем забыл. Звать-то тебя как?
– Марат Вербицкий.
– Так вот, Марат Вербицкий, – Байдак выдвинул ящик письменного стола, достал замусоленную книжку в мягком переплете и принялся ее листать. – Перечень твоих правонарушений позволяет квалифицировать тебя, как дестабилизатора. Попросту говоря – партизана. А это – серьезное преступление.
Марату удалось разглядеть название настольной книжицы капрала. Свод Мер по Поддержанию Стабильности. Уголовный кодекс образца две тысячи сорок первого года. Согласно ему, Вербицкий – ты партизан. Интересная новость.
– Не я. Нет, не я выдумал наказание, которое тебе светит. Я просто слежу за исполнением закона, – Байдак скорчил гримасу, которая говорила о том, что ноша служителя закона неимоверно тяжела. – По правилам тебя следует отправить в исправительный лагерь третьей степени, где специалисты помогут решить все твои проблемы. Однако наше дело, не только наказание, но и профилактика преступлений. Отсюда вывод – ты рассказываешь мне все о своих лесных братишках, а мы с Петей забываем об увечьях, нанесенных представителям закона. Мы ведь не злопамятные, правда, Петр Петрович?
– Не-а. Не злопамятные, – толстые губы Петеньки оказались у самого уха Вербицкого. – Очень любим перевоспитывать таких, как ты. Думаю, смогу сделать так, что после общения со мной исправлаг третьей степени покажется тебе санаторием.
Изо рта у Петеньки воняло. Эта вонь и стала путеводной звездой Марата на его дальнейшем пути. Локоть Вербицкого сам собой врезался Петеньке в живот. Судя по звуку, эсэнэсовец занялся тем, что пытался вдохнуть хоть немного воздуха. Байдак протянул руку к дубинке, но Марат оказался быстрее. Ребристая рукоять легла в ладонь так удобно, что дубинка стала продолжением руки. Вербицкий махнул ею как мечом, надеясь достать Байдака. Капрал успел присесть. Тут-то Марат и допустил ошибку. Полез через стол и сам наткнулся грудью на кулак Байдака. Вербицкому показалось, что его ударили кувалдой. Сердце едва не выпрыгнуло из груди. Он не смог удержать дубинку. В ту же секунду на шее сомкнулись ладони Петеньки. Он душил Марата, упираясь коленом ему в спину. Перед глазами поплыли разноцветные круги. Их хоровод разорвал кулак Байдака. Рот Марата наполнился соленым привкусом крови. Он утратил возможность сопротивляться и плохо понимал, что происходит вокруг. Увидел над собой потолок, а потом в губы уперлось стеклянное горлышко графина. Попытался повернуть голову, но ее крепко удерживали чьи-то потные руки.
– Нос! – ревел Байдак. – Зажми ему нос!
Вербицкий сообразил: его хотят напоить отравленной водой. То еще открытие! Хотят и напоят. Первую порцию теплой, сладковатой жидкости Марату удалось выплюнуть. Вторая попытка была не столь удачной. Воду пришлось проглотить, чтобы не задохнуться. Горлышко графина уперлось в нёбо. Еще одна порция отравы скатилась по пищеводу в желудок. Все. Когда это закончится, он будет улыбаться и без запинки отвечать на все вопросы Байдака. Партизана Вербицкого завербовали самым простым и доступным способом. Что ж, пусть эти козлы порадуются. Эх, и как же они удивятся, когда поймут, что ничего путного лже-партизан сказать не сможет! Марат попытался улыбнуться своим мыслям. Получилось плохо – мешал графин.
– Немедленно прекратить!
Глава 7. Доктор Геббельс и Гриша Антидот
Это еще что за штуки? Кто отдает приказы таким безапелляционным тоном? Слуховая галлюцинация. Никого кроме толстогубого Петеньки и Байдака в кабинете нет. А уж они-то ничего прекращать не будут. Оттянутся по полной программе. Выспятся на непокорном партизане…
– Кому сказано прекратить?! Возьмите себя в руки, капрал! Смирно, шеренговый!
Кто это у нас шеренговый? Ах, Петр Петрович. Вот какое у него звание в службе национальной стабильности. Мило. Остается лишь понять, кто пришел в гости.
– Усадите его на стул. Так. Отлично.
Марата вздернули, как тряпичную куклу, проволокли по кабинету. Он почувствовал задницей сиденье, а на скулах чьи-то пальцы. Из тумана выплыло лицо. Пронзительные черные глаза внимательно рассматривали Марата из-под стекол очков. Старомодная роговая оправа. Черная и тяжеловесная. Дряблая, побитая желтизной кожа. Темные круги под глазами. Плотно сжатые, подернутые синевой губы. Седые, стриженые ежиком волосы. Будь этот дедушка актером, карьера в кино ему была бы обеспечена. В альтернативной истории о выжившем Геббельсе.
Герр Йозеф отпустил голову Марата.
– Сколько вы в него влили?
– Пару стаканов, не больше, Дмитрий Иванович.
– Пару стаканов, тьфу, – Геббельс скривился обнажив слишком белые, явно вставные зубы. – Работнички, чтоб вам сдохнуть! Теперь разговаривать с ним, тоже самое, что пытаться вызвать на откровенность этот стол. Самогон есть?
– Никак нет!
Байдак и Петенька ответили одновременно, но Геббельса не убедили.
– Вот только мне баки заколачивать не надо. От тебя, капрал за версту несет сивухой.
– Может и есть, – пропел Байдак козлиным тенором. – Но совсем чуть-чуть, Дмитрий Иванович.
– Давай сюда свое «чуть-чуть»!
Послышалась бульканье наливаемого самогона. Стакан тут же оказался у рта Вербицкого. Запашок был мерзкий и Марату пришлось собрать в кулак всю волю, чтобы проглотить содержимое стакана.
– Еще! – приказал Дмитрий Иванович. – Не жадничай, капрал. До краев!
Этот стакан Вербицкому сунули в руки. Он выпил его самостоятельно. Самогон быстро оказал свое благотворное воздействие. Марат поднял голову. Теперь он мог рассмотреть Геббельса полностью. Высокий. Очень худой. Черный костюм болтался на Дмитрии Ивановиче, как на вешалке. Кроме него в кабинете находился еще один персонаж – полная противоположность Геббельсу. Круглый пухленький и приземистый. Широкое его лицо выглядело простецким, если бы не глаза. Маленькие и чрезвычайно подвижные, они просто-таки лучились хитростью. Кароши рюски мужичок. Марату почему-то вспомнился старый-престарый фильм. Назывался он, кажется, «Секретарь райкома». В нем один очень проницательный немецкий офицер допрашивал коммуниста. Тот вовсю прикидывался шлангом, но фашист расколол-таки комиссара, который как две капли воды походил на спутника Дмитрия Ивановича.
Он был облачен в добротный серый костюм и не принимал участия в общем веселье, предпочитая наблюдать за происходящим из дальнего угла кабинета.
– Вы можете разговаривать? – поинтересовался Геббельс, обращаясь к Марату.
– Почти. Еще один стакан и я буду в полном порядке.
– Налейте ему, капрал.
После третьего стакана сивухи Вербицкий почувствовал, что окосел окончательно. Сейчас он мог не только отвечать на вопросы. Если бы Геббельс попросил бы его спеть и сплясать, Марат, не раздумывая согласился бы.
Дмитрий Иванович остановился у стола. С задумчивым видом повертел в руках сотовый телефон и обернулся к Марату.
– Я – заместитель председателя районного комитета стабильности Дмитрий Иванович Гнатиков. А вот это, – Геббельс кивнул в сторону хитромордого толстячка. – Депутат Палаты Национальной Стабилизации Валерий Васильевич Бойцов.
– Я вижу, что стабилизация у вас – любимое словечко, – хихикнул Вербицкий. – А серые костюмы депутатам-стабилизаторам по рангу полагаются?
– Да он пьян! – взвизгнул Бойцов. – Я не позволю этому дестабилу говорить в таком тоне о…
Петя истолковал протест депутата со свойственной ему простотой – подскочил к Вербицкому с занесенной для удара дубинкой.
– Стоять, шеренговый! – рявкнул Гнатиков на Петеньку и понизил голос. – Успокойтесь, Валерий Васильевич. Я уверен, что молодой человек не хотел вас оскорбить. Ведь так, юноша?
Вербицкий кивнул.
– И в мыслях не было. Просто спросил о костюме.
– Хватит! – Геббельс смерил арестанта испепеляющим взглядом. – Хватит шутить, и ходить вокруг да около. Я догадываюсь, откуда вы прибыли. Вопрос только один: с какой целью?
Гнатиков сделал ударение на слове «откуда». Марат взглянул на Гнатикова. Этот человек все знал. Не догадывался, а именно знал о путешествии по времени. Только вот встреча с братом по разуму облегчения Вербицкому не принесла. Более того, ему показалось, что от осведомленности Геббельса ему будет только хуже. А может, повезет и его отпустят с миром на все четыре стороны? Или, что еще лучше, затолкают в машину времени и отправят обратно с напутствием: «Нам и без тебя забот хватает». Попытка не пытка.
– Я действительно оттуда, – Вербицкий старался говорить мягко, без нажима. – Но попал сюда совершенно случайно. Какие могут быть цели?
– Разные, молодой человек, очень разные, – Гнатиков задумчиво поджал губы и скрестил руки на груди. – Мне за восемьдесят и жизненный опыт приучил не верить в случайности. Впрочем, все может быть. Зачем дрались с представителями власти? Не логичнее было бы объяснить все и просить помощи?
– Дмитрий Иванович! – взмолился Марат, чувствуя, что в эти секунды решается его судьба. – Поверьте, что я собирался так и поступить. Просто эти гм… офицеры набросились на меня первыми!
Из-за плеча Гнатикова появилась голова Байдака. Он скорчил страшную рожу и вращал глазами, посылая Марату мысленные проклятия. Подожди, дружок. Они скоро уйдут. И вот тогда я покажу тебе, где раки зимуют!
– Бывает, – вздохнул Дмитрий Иванович. – Что будем делать с этим парнем, Валерий Васильевич?
– Я бы не спешил с выводами, – буркнул Бойцов.
– А я, пожалуй, соглашусь с Валерием Васильевичем, – кивнул Геббельс. – Мы вернемся к этой беседе позже, молодой человек. Обязательно встретимся. Пока же… Отдыхайте, набирайтесь сил. Капрал, проследите, пожалуйста, чтобы наш гость ни в чем не нуждался.
– Есть!
Ухмылка на губах Байдака не сулила Вербицкому ничего хорошего. Кто-кто, а уж Байдак с Петенькой позаботятся о том, чтобы он ни в чем не нуждался. Для начала отобьют почки, затем выбьют зубы. Он перестанет нуждаться в еде и сортире. Положеньице. Как не крути, Вербицкий, а тебе надо отсюда сматываться. Чем скорее, тем лучше. Правда, после твоих прыжков, шансы на побег резко сократились. Если бы думал головой, то затаился бы, улучил удобный момент и… Если бы… Если бы у бабушки был член, она была бы дедушкой.
Гнатиков и Бойцов, хоть и вынесли свой вердикт по делу Вербицкого, но покидать кабинет не спешили. Геббельс, искоса поглядывая на Марата, что-то шептал хитромордому депутату. Разница в росте была настолько велика, что Дмитрию Ивановичу пришлось наклониться, превратившись в знак вопроса. Не ускользнуло от Вербицкого и выражение угодливости, с которым Геббельс обращался к Бойцову. Толстый несомненно был глупее тонкого, но имел чин повыше.
– А что мне с этого будет? – круглая рожа депутата скривилась. – Что я буду с этого иметь?
Геббельс выпрямился и развел руками. Разговор был окончен. Бойцов вышел из кабинета сразу, а Гнатиков задержался, чтобы одарить Марата холодным блеском стекол очков.
Амба. Эти двое были для тебя хоть какой-то защитой. Теперь ты в полном распоряжении великого и ужасного Байдака. Через пару минут он напомнит, как ты заставил приседать его, прячась от собственной дубинки.
Вопреки мрачным прогнозам, капрал и шеренговый не стали вонзать свои клыки в тело Марата сразу. Петенька ограничился тем, что сковал руки арестанта за спиной. Затем присел к столу и кивнул на бутылку, которую в одиночку почти опорожнил Марат.
– Может, по рюмахе?
– Чрезмерное употребление алкоголя, Петр Петрович, может заставить вас думать, что вы умнее, чем депутаты, – тяжеловесно пошутил Байдак, разливая остатки самогона в два стакана. – Сейчас отведешь этого в подвал, а потом за пойлом сгоняешь. Чует мое сердце: сегодня дежурство покажется нам чересчур длинным. Эти… Весь кайф обломали!
– Надо было дестабила еще за воротами пришить. При попытке к бегству, – пожалел Петя. – На кой его сюда волокли, ума не приложу.
– Это уж точно. Заработали себе головную боль. Теперь и по ребрам как следует не пройдешься. Если Гнатиков узнает – вонять начнет.
– Начнет, не начнет, – шеренговый вытащил из кармана пачку сигарет, закурил. – Я все равно его маленько в чувство приведу. Руки очень чешутся.
– Только, чур, не калечить!
– Есть, не калечить…
Петя вытолкнул Марата в коридор, закрыл дверь кабинета и, не в силах больше сдерживаться, перетянул арестанта дубинкой по спине. Вербицкий рухнул на колени. Еще один удар заставил его распластаться на полу, уткнувшись носом в желтый линолеум. Шеренговый схватил Марата за шиворот, поставил на ноги и ткнул дубинкой между лопаток.
– Вали в камеру. На сегодня хватит.
Вербицкий проделал обратный путь, как в тумане. Поглощенный только одной мыслью – добраться до Петра Петровича и начистить ему морду. Вот и родная камера. Марат увидел Бельского, обхватившего ладонями прутья решетки, и улыбнулся ему. Бельский скривил губы в ответной улыбке.
Щелчок замка. Шеренговый втолкнул Вербицкого в камеру и собирался запереть решетку. А как же с браслетами? Он разве не собирается их снять?
– Петя, наручники-то сними, – тихо, но настойчиво попросил Марат. – Руки болят…
– Еще чего! Задница меньше болеть будет.
– Тогда не обижайся. При первой возможности я расскажу об этом Дмитрию Ивановичу. Думаю, Гнатиков тебя по головке не погладит.
– От бля! – Петя полез в карман за ключом. – Сука же ты, Вербицкий. Ничего, мы еще поговорим. Жестко. Когда Гнатиков потеряет к тебе интерес.
– Поговорим, Петя. Обязательно, поговорим.
Марат растирал затекшие запястья, наблюдая, как шеренговый сует пластиковый прямоугольничек в картоприемник. Мешавшую ему дубинку Петя сунул под мышку. За его плечом виднелось лицо Бельского. Вербицкий увидел в глазах собрата по несчастью нечто такое, что заставило его действовать. Момент был самым подходящим. Петр Петрович наклонился к решетке, а коридор… Он был достаточно узким. Вербицкий прыгнул вперед, выставив руку со сжатым кулаком. Шеренговый даже не успел удивиться. Удар в челюсть отбросил его к решетке камеры Бельского. Тот отреагировал молниеносно: сомкнул руки на шее Пети. Шеренговый издал звук, очень напоминающий свист воздуха из пробитой камеры. Бельский усилил захват. На лбу его выступили вены. Наконец глаза громилы вылезли из орбит. Бельский отпустил Петю и тот кулем свалился на пол. Бельский просунул руки через решетку. Дотянулся до карточки, которую все еще сжимали пальцы Пети. Взял ее и сунул в картоприемник. Щелчок. Бельский открыл дверь своей камеры и бросился освобождать Вербицкого. Когда Марат вышел в коридор, он первым делом пнул неподвижного Петю ногой под ребра.
– Чудно! – Бельский разглядывал карточку. – Универсальная штучка. Открывает любые двери.
– Надо связать этого борова.
– Само собой, – Бельский присел на корточки, снял подвешенные к брюкам наручники, грубо перевернул Петю на живот и защелкнул браслеты. – Хорошо бы и пасть ему кляпом заткнуть. А то ведь очухается и вопить начнет. Давай-ка, братан, свой носок.
Вербицкий хихикнул. Идея сунуть в рот Пети носок не первой свежести показалась ему презабавной. Пусть нюхнет настоящего пороху. Процедура запихивания грязного носка в рот привела шеренгового в чувство. Он уставился на Вербицкого полным ярости взглядом. Что-то промычал. Марат улыбнулся. Схватил Петю за ноги, втащил его в свою камеру. Бельский, прошел следом, расстегнул кобуру, достал пистолет и поспешил закрыть решетку.
– Давай, что ли знакомиться? – сказал он, протягивая Вербицкому руку. – Гриша Бельский. Кликуха – Антидот. К твоим услугам.
– Вербицкий. Марат. Погоняла пока не заработал.
– Ниче. Это дело наживное. Давай кумекать, что дальше делать будем.
– Сматывать удочки, Гриша. Потопали наверх.
– Думаешь, через главный вход пробиться?
– Почему бы и нет? Я видел там только одного урода – капрала. Разве вдвоем не справимся с ним?
– Раз плюнуть! – Гриша поднял вверх ствол пистолета. – Постреляем, если понадобится.
Лихая уверенность Бельского обрадовала Марата. Лучшего товарища для побега и желать было нельзя. Антидот направился к лестнице. Вербицкий двинулся за ним, но тут услышал из глубины коридора голос.
– Ребята. Эй, ребята!
Гриша остановился. Переглянулся с Маратом и пожал плечами.
– Сдается мне, мы тут не одни время коротали. Пойдем-ка, посмотрим кого еще наши менты стреножили.
Две первых камеры оказались пустыми. У решетки третьей стояла девушка. Длинные ее волосы были спутаны и падали на лицо слипшимся прядями. Несмотря на то, что девушка давно не мыла голову, это не наносило ущерб ее красоте. Большие черные глаза, изящный овал лица, немного бледные, но правильной форм губы, высокий лоб и точеная фигура вряд ли могли оставить равнодушными мужчин. Не больше двадцати лет на вид. В узнице чувствовалась порода. И еще. Вербицкому показалось, что он встречал эту девушку. Мельком, но встречал. Только тогда она была одета по-другому. Не в застиранные джинсы. Не в серый свитер грубой вязки с глубоким вырезом. По-другому… Но как? Вербицкий этого не помнил.
– Привет, чудо-чудное, диво-дивное, – усмехнулся Бельский. – Ты кто будешь?
– Вера.
– И за что тебя замели, Вера?
– Долго рассказывать. Может, выпустишь меня?
– Удерживать такую птичку в клетке было бы большим свинством с моей стороны, – заявил Антидот, открывая решетку. – Прошу на волю, мадмуазель.
Вера не оценила галантности Гриши. Она сразу уставилась на Марата. Очень внимательным, оценивающим взглядом.
– Как вас зовут?
– Марат Вербицкий.
– Понятно, – Вера кивнула с таким видом, словно у нового знакомого и не могло быть других имени-фамилии. – Все ясно.
– А меня звать Григорием, – вмешался отодвинутый на второй план Бельский. – Между прочим, если вашего покорного слугу умыть и приодеть, то выглядеть он будет ничуть не хуже Марата.
– Сцены ревности – потом, – отмахнулась Вера. – У нас не так много времени.
Вербицкий был изумлен тоном девушки. Уверенным, деловитым. Такая не станет обузой. Более того – может возглавить троицу беглецов. В подтверждение этой догадки Вера направилась к лестнице первой. Бельский пошел за ней, а Марат замкнул шествие. На лестнице он обернулся к Вербицкому, подмигнул.
– А фигурка-то – любо-дорого. Идет, как пишет.
Марат ничего не ответил. Ему было неприятно внимание Гриши к девушке.
Оказавшись в коридоре, Бельский перехватил инициативу. Снял пистолет с предохранителя, локтем оттеснил Веру.
– Назад, моя красавица. Где твой капрал, Марат?
Вербицкий указал на дверь байдаковского кабинета. Гриша на цыпочках подкрался к ней, приложил ухо и расплылся в улыбке.
– Дрыхнет, гад. Ну и храп, скажу я вам.
Вербицкому не понадобилось прикладывать ухо к двери. Байдак, действительно храпел от души. С оттягом, во всю силу легких. Самогон сделал свое дело.
Бельский осторожно приоткрыл дверь, проскользнул в кабинет и, обойдя стол, встал за спиной спящего капрала. Марат остановился перед столом, негромко свистнул. Байдак пошевелился. Оторвал голову от спинки стула, осоловевшими от сна глазами уставился на Вербицкого и Веру.
– Здорово, Байдак, – предупреждая движение капрала, Марат схватил со стола дубинку. – Мы, кажется, поменялись местами?
– Ты… Ты охренел! Немедленно…
– Немедленно мордой в пол, – прервал Байдака Гриша, прижимая ствол пистолета к его виску. – И без фокусов. Не то, забрызгаешь стены своими мозгами.
Байдак встал. От некогда грозного капрала осталось лишь безвольное тело с бледным, как мел лицом и подрагивающими руками. Выйдя на середину кабинета, Байдак послушно распластался на полу. Бельский работал по старой схеме. Защелкнул на запястьях капрала наручники, завладел его пистолетом, который вручил Марату.
– Слышь, Вербицкий, какой смысл тебе в одном носке разгуливать?
Второй раз в течение часа Марат испытал ни с чем не сравнимое удовольствие. Он заткнул рот капрала носком и хлопнул его по лбу ладошкой.
– Не поднимать голову, чмо.
Пришло время сборов. Вербицкий распихал по карманам отобранные у него вещи, Сунул проспект за пояс и отдал Вере дубинку Байдака. Антидот тоже не терял времени даром. Пошарив в сейфе он показал Марату зажигалку.
– Моя. Настоящая, бензиновая. Теперь таких не найдешь.
Другими трофеями Гриши стали три пачки сигарет и поллитровая бутыль самогона. Антидот немедленно откупорил пробку зубами и влил в себя внушительную порцию сивухи.
– Эхма! Хороша. До костей пробирает. Будешь?
Вербицкий замотал головой.
– Я сегодня уже пил.
– Вот и ладушки. Мне больше достанется.
Он вновь приложился к бутылке. С таким рвением, что струйка самогона потекла по подбородку. Марат покачал головой.
– Может, хватит? Куда ты сбежишь пьяным?
– Пьяным? Не смеши, Вербицкий. Мне эта бутылка, как слону дробина. И не столько выпивал, и не только сивуху. Поэтому Антидотом и прозвали. Я воду ва-абще не пью. С тех самых пор, как у людей от нее крыша ехать начала. А чем прикажешь восполнять недостаток жидкости в организме?
– Водой из рек и естественных водоемов, – вступила в разговор Вера. – Не ты один такой. Можно пить и дождевую воду.
– Девочка, девочка! – вздохнул Бельский. – Тебе ли рассуждать о воде и самогоне? Ты еще пешком под стол ходила, когда я свой выбор сделал. Меня ненавидимый тобой самогон к жизни вернул. Кабы не он, я может до сих пор дурак дураком ходил бы.
– Может, я и не видела жизни, но с пьянчугами, поверь мне, встречалась. Проку от них мало.
Вербицкий увидел, как лицо Бельского пунцовеет от гнева. Вера ухитрилась задеть его за живое. Сейчас он разойдется и выскажет девушке все, что он думает о ней и антиалкогольной кампании. Зря Вера затеяла этот спор. Не к месту и не ко времени.
– Брек, друзья мои, – сказал Марат. – Если вы начнете дискуссию прямо сейчас, то, неровен час, дождемся эсэнэсовцев.
– Это точно, – согласился Бельский, засовывая бутылку с остатками самогона в карман брюк. – Позже разберемся, Верунчик.
– Меня зовут Вера, – вспыхнула девушка. – Я прекрасно стреляю из автомата и два раза была ранена в боях со стаботрядами. Не называй меня больше Верунчиком, если не хочешь получить в рыло.
– Понял, – лицо Бельского вытянулось от удивления. – Больше не буду.
– Сваливаем отсюда! – Вера переступила через лежащего на полу капрала и распахнула дверь. – Я отведу вас в безопасное место.
Вербицкий и Бельский вышли вслед за девушкой. Она уверенно провела их к входной двери, которую Гриша открыл трофейной карточкой. Троица оказалась на крыльце двухэтажного кирпичного строения. Марат отметил про себя, что оно мало чем отличается от зданий районных отделов внутренних дел образца тридцатилетней давности. Асфальтированный двор со стоянкой для машин. Единственная беседка с металлической мусорной урной и, конечно же, футбольное поле. Менты, как выразился Бельский, по-прежнему любили гонять мяч.
По небу плыла полная луна. Марат сделал вывод, провел в камере весь день. Всего лишь день. А он показался вечностью. Чересчур много впечатлений.
– Слушайте, а может, мы на машинке укатим? – Антидот вскинул руку, указывая на гибрид «Нивы» и УАЗа. – С ветерком. А?
– Не стоит, – охладила пыл Гриши Вера. – Слишком много шума. Будем выбираться пешком. Главное дойти до леса. Там они нас не достанут.
Беглецы миновали распахнутые ворота и оказались на пустынной улице. Двор отдела стабилизации окружали десятка два длинных одноэтажных сараев. Возможно, складов.
Вера повела мужчин к деревянной будке и полосатому шлагбауму, преграждавшему выезд в поле. Пригнувшись, девушка проскользнула под шлагбаум. Вербицкий и Бельский последовали ее примеру.
Оказавшись в поле, Марат увидел в километре бетонный забор, на гребне которого через равные промежутки сияли яркие лампы. В их свете можно было различить ряды скрученной в спираль колючей проволоки, островерхие будки и темные фигуры часовых в них.
– Что это? – поинтересовался Вербицкий у Гриши. – Тюрьма?
– Почти, – Гриша скривился, словно у него болел зуб. – Исправительный лагерь первой степени. По молодости-дурости я там сидел.
Глава 8. Охота на лярв
Стараясь держаться подальше от исправлага, беглецы шли по полю. Оно не было облагорожено посевами. Ноги путались в буйно разросшихся сорняках. Бельский тихо матерился, укоряя себя за то, что не остался в уютной камере. Намекал на то, что не мешало бы сделать привал, но Вера не сбавляла темпа. Ей было явно не впервой ходить по пересеченной местности. Поглядывая на черневшую вдали полоску леса, девушка уверенно спускалась в овраги, карабкалась по их склонам. Вербицкий с интересом осматривался. Среди поля, тут и там торчали ржавые скелеты брошенных сельскохозяйственных машин. Жалкие останки комбайнов, сеялок и веялок красочно иллюстрировали бесхозяйственность, продолжавшую царить на селе, как и тридцать лет назад. Ничего не росло тогда, ничего не растет сейчас. Разве что механические уничтожители леса действуют исправно…
– А что делают в исправительном лагере? – поинтересовался Марат у притихшего Гриши.
– Исправляют, естественно, – отвечал тот. – Таких как мы, лечат. Стабилизируют. В исправлагах первых степеней просто заставляют пить всякую гадость, чтоб мозги отсохли. Вторая и третья степени посерьезнее будут. Там стабилизатор внутривенно вводят. Сразу головушка сбой дает. Впрочем, с меня и первой степени вот так хватило. Когда выпустили, думал, что всю жизнь лыбиться буду. Еле-еле винищем отпился.
– А вином разве торгуют?
– Скажешь тоже. С луны что ли свалился? Спиртное и сигареты у нас под запретом, но…
Антидот торжественно поднял вверх указательный палец.
Читать бесплатно другие книги:
