Стабилизатор. Минск 2041 Антонов Сергей
Говорить нормально она не могла по причине полного отсутствия зубов. Глядя на ее розово-белые десны Вербицкий испытал такой приступ отвращения, что с трудом подавил желание сплюнуть.
– Чаво-чаво! – пробурчал Парфеныч. – Гости у нас – вот чаво. Собирай на стол. Сливяночку мою фирменную не забудь. Да Эдьке скажи, каб корову на луг выгонял.
Старуха исчезла. Скрипнула дверь и на крыльце появился Эдик. Под мышкой у него была зажата книжка в засаленном переплете. Скорее всего, то самое Евангелие, о котором толковал старик. Не удостоив пришельцев даже взглядом, великан прошел к сараю в углу двора и распахнул ворота. Когда во двор величавой поступью вышла корова, все замерли в ужасе. Несчастное животное сохранило лишь форму, присущую своему роду. С содержанием дело обстояло значительно хуже. Шерсти у этой буренки не было. Голую розовую кожу прорезали синие прожилки вздувшихся вен. Непомерно большое вымя билось о задние ноги с влажными шлепками. Ко всему прочему корова была слепой – из пустых глазниц на землю капала зеленоватая слизь. Один рог был то ли спилен, то ли отвалился сам.
– Ни себе хрена! – выдохнул Бельский. – Это еще что такое?
– Нинка, – прокомментировал Парфеныч. – Нинкой мы ее кличем. Это она только на вид страшная, а так – очень даже ничего. Молочко у нее отменное. Счас сами попробуете – за уши не оттянешь. Милости прошу в хату.
Вербицкий мысленно поклялся себе, что скорее глотнет цианистого калия, чем попробует молоко радиоактивной коровы. Он поднялся на крыльцо вслед за Верой, вошел в коридор. Ничего особенного. Все, как в обычном деревенском доме. Некрашеный пол, развешанная на стенах хозяйственная утварь, ведро с водой и кружка с облупившейся эмалью на табурете в углу.
Следующая комната тоже выглядела классически деревенской. На полу лежали вязаные круглые половички. Светлые ситцевые занавески на окнах, цветочные горшки на подоконниках. Перед небольшой картонной иконкой с изображением неизвестного святого теплилась лампадка. Посередине стоял деревянный стол без скатерти и разнокалиберные, по всей видимости, принесенные из соседних домов стулья. На столе стояла керосиновая лампа с закопченным стеклом и укрытый полотенцем глиняный кувшин.
В комнате царил полумрак и Вербицкий не сразу заметил хозяйку, которая возилась у печи. Вооружившись ухватом, Мария вытащила чугунок. Почему-то пританцовывая, поставило его на стол. Марату наконец-то удалось рассмотреть старуху как следует. Она не пританцовывала, а хромала. Одна нога Марии была повернута под неестественным углом. Скорее всего, была сломана и срослась неправильно. Наверное, это увечье имел в виду Парфеныч, рассказывая о визите бандитов. На старухе было бесформенное платье, которое делало ее нескладную фигуру еще уродливей. Обувью она не пользовалась.
Марат решил, что если бы Баба-Яга существовала бы в реальности, то в выглядела бы она именно так. Для полного сходства со сказочным персонажем жене Парфеныча не хватало только ступы и метлы.
Все расселись за столом. Мария юркнула в низенькую дверь. Вернулась со стопкой алюминиевых тарелок и десятком деревянных ложек.
– Накладывайте бульбочки, гости дорогие, – прошамкала она. – Молочком запивайте, а я счас из кладовки сливяночку принесу.
Когда старуха ушла, Талаш полез в рюкзак и вытащил банку тушенки.
– Не знаю, как кто, а лично я к ихней жратве не прикоснусь. До сих пор корова перед глазами стоит.
– Пристрелить ее надо, – кивнул Багор. – Из жалости. Нельзя так над животным издеваться.
– Я тоже против молока и картошки, – подытожил Гриша. – Но за сливянку, уж извините, голосую обеими руками.
– Пьянчуга! – усмехнулся Талаш.
– А ты покажи кто не пьет! Нет, ты покажи!
Перепалку прервал Парфеныч, принесший стаканы. Следом танцевала его Баба-Яга, прижимавшая к груди здоровенную бутыль.
– А вот и сливянка! – старик вытащил из горлышка бумажный комок, заменявший пробку, и понюхал бутылку. – Эх, и крепкая, аж слезу вышибает! Поехали что ли?
Когда сливянка была разлита по стаканам, Парфеныч вдруг хлопнул себя рукой по лбу.
– Мать честная! Я ж внуку забыл сказать на какой выгон Нинку вести. Этому полудурку без меня ни за что не разобраться. Вы тут выпивайте, а я мигом!
У двери старик обернулся.
– Апосля обязательно штрафную бахну!
Мария, следуя примеру мужа, тоже не присоединилась к гостям. Понаблюдав за ними с минуту, вышла за дверь.
– Вздрогнули! – скомандовал Антидот.
Талаш, Дима и Багор подняли стаканы. Марат и Вера к своим даже не прикоснулись.
– Эх-ма! – крякнул Гриша, проглотив одним глотком свою порцию сливянки. – Не соврал, Парфеныч. Сливянка у него отменная. Вербицкий, почему не пьешь? Хозяина обидеть хочешь?
– Цел будет твой хозяин, – ответил Марат, вставая из-за стола. – Нет у меня сегодня охоты выпивать. Да и аппетит куда-то пропал. Пойду, прогуляюсь.
– Можно мне с ним? – попросила Вера.
– Гуляйте. Ваше дело молодое. Только далеко не забредайте. Через час выступаем, – предупредил Талаш. – А мы уж тут…. Как говорится, между первой и второй перерывчик небольшой. Банкуй, Бельский!
Во дворе Вербицкий обнял Веру. Девушка закрыла глаза и подставила губы для поцелуя.
– Ты специально решил погулять, чтобы мы могли побыть наедине?
– Мне очень хотелось бы ответить утвердительно, но… Здесь, что-то не так. Не нравится мне это семейство.
– Согласна. Странные люди, но и место не располагает к тому, чтобы быть нормальными. Представь себе: семья живет здесь со времени взрыва атомной станции. Хочешь, не хочешь, а мозги съедут набекрень. Но они абсолютно безопасны…
– Вот тут я с тобой согласиться не могу, – вздохнул Марат. – Парфеныч, его внук-идиот и эта Баба-Яга что-то скрывают. Кстати где они?
– Там, наверное, – Вера указала на калитку, ведущую в огород. – Со своей чудо-коровой все разбираются.
– Посмотрим.
Вербицкий толкнул калитку. Огород Парфеныча представлял собой небольшой оазис среди буйства сорняков, которые порой достигали человеческого роста и носили явные следы мутации. Чего стоили одни только борщевики, стебли, которых достигали в толщину диаметра человеческой руки, а зонтики по размеру могли соперничать с нормальным дождевым зонтом.
Семейство Парфеныча расчистило от сорняков участок в сотню квадратных метров. Были здесь ряды картофеля, аккуратные грядки с кустиками зеленых помидоров и моркови. Росли три сливы и пара яблонь. В центре огорода стояло пугало – деревянный шест с перекрестьем, на который хозяева надели холщовый мешок и напялили дырявую шляпу с обвисшими полями.
Вербицкий обошел пугало и замер от неожиданности – для головы чучела был использован человеческий череп.
– Вера, посмотри-ка на это…
Не успела девушка вдоволь налюбоваться черепом, как из зарослей борщевика послышалось шуршание. Марат пожалел о том, что оставил автомат в доме, потянулся к тесаку, но остановился. Кусты раздвинулась, показалась голова Нинки.
– Парфеныч! – вполголоса позвал Марат. – Эдик, Мария, вы где?
Нет ответа. Вербицкий все-таки вытащил тесак из ножен. Старик врал, говоря, что собирается позаботиться о корове – животное было предоставлено само себе.
Марат двинулся к зарослям борщевика, несколькими взмахами тесака расчистил себе дорогу и, наконец, увидел странное семейство. Парфеныч, Мария и Эдик были метрах в двухстах. Они возились у каких-то врытых в землю столбов.
Последившая за Вербицким Вера поднесла к глазам бинокль и через секунду выронила его.
– Марат… Марат, они…
– Что там?!
Вербицкий сорвал бинокль с шеи девушки и приник к окулярам. Издалека трудно было рассмотреть, то, что было видно теперь, как на ладони. Два столба обвивали ржавые цепи, замкнутые на висячие замки. У третьего стоял Парфеныч. Он руководил женой и внуком, которые отвязывали от столба человеческий скелет.
Глава 18. Жертвоприношение
Вербицкий продолжал наблюдать за веселой семейкой. Череп у огородного пугала. Скелет у столба. Цепи с замками. Ключи на шнурке у Парфеныча несомненно от этих замков. Интересно, что здесь творится и что все это означает? Они привязывают людей к столбам. Зачем? Ответ нашелся очень быстро. Стоило Марату взглянуть на землю у столбов. Вся она была изрыта, как после бомбежки. Вокруг валялись вырванные с корнем, засохшие растения.
Бабка с внуком наконец отвязали скелет от столба. Дальше Эдичка действовал в одиночку. Подхватил скелет и швырнул его в овраг за столбами. Слишком грубо. У скелета отвалилась нога. Великану пришлось поднять ее и забросить в овраг отдельно.
Марат опустил бинокль.
– Дело плохо, Вера. Я, кажется, знаю, что они собираются с нами сделать.
– Сожрать?!
– Нет. Эти люди не каннибалы. Они приносят жертвы лярвам. Скорее всего, те, из-за этого не трогают Парфеныча с семейством. Ты сама говорила, что они в Зоне с первого дня. Им удалось договориться с мутантами.
– Надо как можно быстрее уходить отсюда! – воскликнула девушка.
– Вот тут ты права. На все сто.
Вербицкий и Вера поспешили к дому. Марат вбежал на крыльцо, ударом ноги распахнул дверь и влетел в коридор. Почему не слышно голосов?! Они, что уснули или тоже решили прогуляться? Вербицкий вошел в комнату. Никто никуда не уходил. Все были на месте. Талаш уронил голову на стол. Руки его бессильно обвисли. Антидот растянулся во весь рост на полу, рядом с перевернутым табуретом. Димка лежал под столом, прижимая к груди верную винтовку. Признаки жизни подавал только Багор. Услышав шаги Вербицкого, он с трудом поднял поникшую на грудь голову.
– С-с-с…
– Что случилось?! – Марат бросился к Федору и принялся хлестать его по щекам. – Что с вами?!
– С-с-сливянка…
– Они траванули их сливянкой! – Вербицкий грохнул кулаком по столу. – Если бы мы, Вера, выпили бы этой гадости, тоже вырубились бы!
Девушка склонилась над Антидотом, приложила ухо к его груди. Поочередно прощупала пульс у остальных.
– Живы.
– Вот только уйти сейчас мы никуда не сможем! – Вербицкий метался по комнате, как затравленный зверь. – Черт знает сколько времени им понадобится, чтобы очухаться!
– Придется разобраться с Парфенычем и компанией самим.
Уже в который раз спокойный голос Веры помогал Марату справиться с паникой, взять в себя в руки. Он бросился к двери, сунул крючок в дужку и для верности заклинил его своим ножом. Теперь оставалось только ждать. Парфеныч должен скоро вернуться, чтобы вплотную заняться обездвиженными гостями. Судя по тому, что он оставил их одних, раньше у него проколов со сливянкой не случалось. Старик ведь так и не рассказал, что случилось с бандитами, покалечившими Марию. Сейчас Марат догадывался, чем закончилась эта история. Бандиты, конечно же, добрались до сливянки, а затем отправились на семейный алтарь, где ими поужинали лярвы. Интересно, скольких людей спровадила на тот свет компания, так любившая читать Евангелие и исправно зажигавшая лампадку перед иконой? Воистину неисповедимы твои пути, Господи!
Стоп. Бандиты не пришли сюда с пустыми руками. Они были вооружены. Это означало только одно – Парфеныч имел свой арсенал. Он сделает все, чтобы не позволить им уйти отсюда.
Чтобы не тратить время впустую, Марат решил заняться делом. Вошел в смежную комнату. Как он и предполагал, она оказалась спальней. Две обычных кровати с панцирными сетками, украшенные потускневшими хромированными шариками на спинках и широкий лежак из нестроганых досок составляли всю меблировку комнаты. Кровати были аккуратно застелены сшитыми из разноцветных кусков ткани покрывалами. На них, конечно, спали Парфеныч и Мария. А вот лежак пребывал в полном беспорядке. Плоский, как блин тюфяк сполз на пол, а драное байковое было скомкалось. Ночи придурки Эдика были бурными, а сон – беспокойным.
Через пятнадцать минут Вербицкий перетащил товарищей в спальню. Их автоматы он разложил на столе, предварительно сбросив с него наполовину опорожненную бутыль сливянки.
Вера пристроилась у окна. Сидя на табурете, девушка поглаживала приклад своего автомата. Лицо ее было бледным и осунувшимся.
Ничего удивительного. С того момента, как они покинули Шутценлох, поспать им так и не удалось. Путешествие по Зоне, оказалось очень насыщенным приключениями. Удивительно было другое – хрупкая девушка успешно соревновалась в мужестве и выносливости с мужчинами, закаленными в боях бойцами. Откуда она черпала силы? Наверное, профессор Нисанов был прав – его дочь была не совсем обычной женщиной.
Вербицкий подошел к Вере, сел на пол и положил голову ей на колени.
– Вертенда. Моя Хранительница Времени…
Девушка запустила пальцы Марату в волосы, принялась перебирать пряди.
– Мы выберемся отсюда?
– Колобок, как тебе должно быть известно, от бабушки и дедушки ушел. Мы же – гораздо круче. Вспомни, как разделались с головачами. От своих бабушки и дедушки тоже уйдем.
Со двора донеслись шум шагов и скрип. Марат вскочил, отодвинул занавеску. Парфеныч выходил из сарая с мотком веревки в руках. Рядом шагал Эдик, переваливались с боку на бок хромая ведьма. Вот сапоги старика застучали по крыльцу. Парфеныч дернул дверь.
– Эге. Они успели закрыться. Что будем делать, внучок?
– И даны были ему уста, говорящие гордо и богохульно, и дана ему власть действовать сорок два месяца! – завопил Эдик, бросился к колоде и вырвал из нее топор. – И дано было ему вести войну со святыми и победить их. Кто ведет в плен, тот сам пойдет в плен! Кто мечом убивает, тому самому надлежит быть убиту мечом. Здесь терпение и вера святых, чтоб вам всем сдохнуть!
– Вера, оставайся здесь, – прошептал Марат. – Следи за окнами. Если сунутся – стреляй.
Сам он, стараясь ступать бесшумно, вышел в коридор. Не успел добраться до двери, как та содрогнулась от удара. Из трещины показался краешек лезвия топора.
– После сего я взглянул, и вот, дверь отверста на небе, и прежний голос, который я слышал как бы звук трубы, говоривший со мною, сказал: взойди сюда, и покажу тебе, чему надлежит быть после сего!
От нового удара доска раскололась пополам. Ждать больше смысла не имело. Вербицкий вскинул автомат.
– Эй, придурок, если сейчас же не прекратишь махать топором, я покажу чему надлежит быть после сего!
Ответом на угрозу Марата стал новый удар. Головки ржавых шурупов, удерживающих верхнюю петлю, выехали из отверстий. Вербицкий нажал на курок. Через пулевые отверстия в темный коридор ворвался солнечный свет. Раздался стон и звук падения чего-то тяжелого. Великан, наверное, уронил свой топор.
Марат вернулся в комнату, выглянул в окно. Эдик шел через двор к сараю. Он прижимал руку к правому плечу. Из-под пальцев струилась кровь. Парфеныча и Марии видно не было.
– Эй, сынок! – раздался голос старика. – Ты не пил мою сливянку?
– Пошел на хер со своей сливянкой!
– Городские. Вы всегда были грубыми. А знаешь почему? Не умели ценить матушку-землю. Отсюда и все ваши беды. Земля долго терпела, прежде чем решила вас наказать. И вот час расплаты пробил. Земля породила новых, настоящих хозяев. Они живут в мире с ней, не умеют пакостить. Вы называете их лярвами, а мы зовем их Избранными!
– Плевал я на твои проповеди, беззубый дурак! – ответил Марат. – Если не свалишь отсюда вместе с женушкой и внучком, то сам пойдешь на корм избранным!
– О! Ты еще не знаешь Эдика. Мой тебе совет: не дожидайся новых неприятностей. Открой дверь и, быть может, мы договоримся.
– С лярвами будешь договариваться, старая сволочь!
– Что ж, парень, ты сам сделал свой выбор. Прежде чем я отдам вас лярвам, хочу сообщить, что станется с вашей девкой. Эдику уже двадцать пять, а он до сих пор так и воткнул свой шомпол в подходящий ствол. А шомпол у него – будь здоров. Ваша сучка будет визжать, как свинья на бойне, когда мой внучок станет драть ее во все дыры. Потом она родит мне правнука. Здоровенького, крепкого мальчугана. Как тебе это?
– Не дождешься! – лежавший на курке палец Марат дрожал от желания выстрелить. – Я позабочусь о том, чтоб прервать твой проклятый род!
За Парфеныча ответил Эдик. Из глубины сарая донесся его визгливый крик.
– По виду своему саранча была подобна коням, приготовленным на войну и на головах у ней как бы венцы, похожие на золотые, лица же ее – как лица человеческие! И волосы у ней – как волосы у женщин, а зубы у ней были, как у львов. На ней были брони, как бы брони железные, а шум от крыльев ее – как стук от колесниц, когда множество коней бежит на войну. Я буду трахать вашу Верку до тех пор, пока у нее дерьмо из задницы не полезет!
Раздался звон разбитого стекла. Это Вера ткнула стволом автомата в окно.
– Ах ты, тварь! – произнесла она чужим, клокочущим от ярости голосом. – Ну, я тебе покажу!
Автоматная очередь хлестнула по распахнутой двери сарая. В разные стороны брызнули щепки. Однако на Эдика это не произвело особого впечатления. Через пару секунд он выбежал во двор, держа в руках пулемет с круглым, дырчатым блином диска-магазина наверху ствольной коробки.
– Вера на пол! Быстро ложись! – крикнул Марат, отпрыгивая от окна. – У него – «дегтярь»!
Такие пулеметы Вербицкий видел в городском музее. Помнил даже надпись на картонной табличке. Пулемет Дегтярева пехотный. Калибр семь и шесть. Вес – килограмм восемь. Для Эдика такая штука – просто игрушка. А вот для них – нет. Все эти мысли вихрем пронеслись в голове Марата, прежде чем он упал на Веру, чтобы прикрыть ее своим телом.
По барабанным перепонкам ударил грохот выстрелов. На голову Вербицкого посыпались осколки стекла и деревянная труха. Эдик стрелял короткими очередями. Дождавшись очередной паузы между ними, Марат привстал и, не целясь, выстрелил в ответ. Очередь из «дегтяря» вдребезги разнесла цветочный горшок на подоконнике, обдав Вербицкого фонтаном земляных комьев.
Огневое преимущество было на стороне Эдика. Марат лихорадочно думал, что можно предпринять. В голову пришло только одно – выбраться из дома через окно спальни и обойти стрелка сзади. План был не ахти, но ничего другого Вербицкий придумать не смог. Он наклонился к уху девушки.
– Вера! Отвлеки его. Стреляй, но ради всего святого не высовывайся. Я попробую…
– Хорошо! – ответила Вера, не дожидаясь, пока Марат посвятит ее в подробности своей гениальной задумки. – Будь осторожен.
Вербицкий пополз к спальне по-пластунски. Эдик, мать его так, хоть и уродился идиотом, но стрелять умел. Не позволял встать даже на четвереньки. Лишь в спальне, спрятавшись за стену, Марат выпрямился во весь рост. Взглянул на спящий друзей и направился к окну. Смахнул с подоконник горки с цветами, дернул за шпингалет и вытолкнул раму наружу. Тут за спиной послышался шорох. Вербицкий обернулся. Талаш, свесив голову с кровати, тошнил на пол. Когда приступ рвоты закончился, он посмотрел на Марата осоловевшими глазами.
– Что здесь… Почему стрельба?
– Вас отравили. Долго объяснять. Лежи пока, я сам разберусь.
Разберешься сам? Лихо! В последнее время, гражданин из прошлого, вы стали слишком самонадеянным. Давай-давай. Разбирайся. Полезай в кузов, если уж назвался груздем.
Не дожидаясь новых расспросов, Вербицкий влез на подоконник и спрыгнул в огород. Остановился, чтобы сориентироваться. Так. Нужно перелезть через забор, выбраться на улицу и прошмыгнуть мимо распахнутых ворот. Тогда он сможет обойти сарай и…
Вербицкий побежал к углу дома и едва два не столкнулся с Парфенычем. Старая бестия, видать, почуяла что-то неладное. В руках Парфеныча были вилы и он не замедлил ими воспользоваться. Если бы Марат инстинктивно не отпрянул в сторону, острый трезубец воткнулся бы ему в грудь. Старик промахнулся и промах этот стал для него роковым. Оказавшись сбоку, Вербицкий изо всей силы ударил Парфеныча прикладом в висок и тот беззвучно уткнулся лицом в борозду. Вербицкий забросил «дробыш» на плечо, влез на забор и рухнул в заросли крапивы. Не иначе, мутировавшей. Уж очень жгучей.
Марат вышел на улицу. Со двора доносились евангельские выкрики Эдички, перемежаемые пулеметными очередями. Выстрелы «дробыша» были не таким частыми, но все были. Значит, с Верой все в порядке. Вербицкий набрал полную грудь воздуха и, досчитав до трех, побежал.
Затея была больше, чем просто рискованной. Эдик мог заметить его, немного повернуть ствол «дегтяря» и срезать бегуна одной очередью.
Боковым зрением Марат увидел Эдика. Тот стоял на коленях, прикрываясь колодой для колки дров.
Вербицкий и сам не понял, как успел прошмыгнуть мимо ворот. Оставалось только опять перелезть через забор.
Через минуту Марат оказался на той стороне, обошел сарай и выглянул во двор. Очень вовремя. Эдику перестрелка надоела. Он встал во весь рост. Широкими шагами направился к дому. Марат прицелился ему в спину, но в последний момент передумал и опустил ствол вниз. Очередь ударила по ногам любимого внука Парфеныча. Он завизжал от боли, выронил пулемет и бухнулся на колени.
– А-а-а! Пришел великий день гнева его, и кто может устоять?! А-а-а, падлы!
Вербицкий вышел во двор. Поднял пулемет, отшвырнул его к поленнице.
– Хватит визжать, как недорезанная свинья. Будь мужиком!
Эдик смерил Марата мутным взглядом, выпустил изо рта ручеек слюны и погрозил пальцем.
– И седьмой Ангел вострубил, и раздались на небе громкие голоса, говорящие: царство мира сделалось царством Господа нашего и Христа его, и будет царствовать во веки веков.
– Аминь! – усмехнулся Марат. – Отстрелялся ты, паря. Вера, выходи, все в порядке.
Как выяснилось в следующую секунду, до порядка было далеко. Вербицкий совсем забыл о Марии, а та внезапно прыгнула ему на спину и обеими руками вцепилась в волосы. Марат и не догадывался, что при должном старании боль от дерганья за волосы может быть такой сильной. Из глаз хлынули слезы. Сквозь их пелену Вербицкий увидел, как во двор, пошатываясь, вошел Парфеныч. Эдик, подволакивая правую ногу, полз к пулемету.
Марат все вертелся, пытаясь стряхнуть старую каргу. Ничего не получалось. Бабка вцепилось в него, как клещ. Ее руки выпустили волосы и ощупывали лицо. Мария хотела выдавить ему глаза!
Внезапно ее хватка ослабела. Ведьма охнула и свалилась на землю. Вербицкий обернулся. Над Марией стояла Вера с поленом в руке. Марат бросился к Эдику, который уже дотягивался до пулемета и оттолкнул его ударом ноги в грудь.
– Прочь, гаденыш! Теперь так: Парфеныч, сучий потрох, помоги родственничкам подняться. Шевелись или я пристрелю их!
Мария оказалась бабкой живучей. Она встала без посторонней помощи. Помотала головой. Бросила на Вербицкого испепеляющий взгляд и запричитала:
– Ты прострелил Эдику ногу! Внучок, внучок, тебе больно?!
– Ему хорошо, – отвечал Вербицкий. – Смотри, как прыгает. Словно и родился с одной ногой.
Парфеныч согнулся под тяжестью руки внука, обхватившего его за плечи и проскрипел:
– Что вы собираетесь с нами делать?
– Гм… Дай-ка подумать. А что вы делали с людьми, которые попадали сюда? Поили сливянкой, потом оттаскивали к столбам, привязывали цепями и приносили в жертву лярвам?
– У нас не было другого выхода. Ты пробовал смотреть им в глаза? А я смотрел! Одним взглядом они прожигают мозги насквозь! Ты уже не принадлежишь себе! Это выше человеческих сил! Я был вынужден…
– Там как раз три столба, – продолжал Марат, не слушая оправданий деда. – Странное совпадение, не так ли? Вера, забери у него ключи. Вот так. Отлично.
– Ты… Ты собираешься… Нет, только не это! – завопил Парфеныч. – Эдик истекает кровью. Они почуют ее и приползут на запах! Только не это!
– Я немного изменю сценарий, старый хрыч.
– Что ты изменишь? – глаза Парфеныча загорелись надеждой. – Я знал, я верил, что ты не…
– Я не стану поить вас сливянкой, хотя стоило бы, – усмехнулся Вербицкий. – Вперед, святое семейство. Дорогу вы знаете.
Старик попытался рыпаться и выражать свое неудовольствие, но его пыл охладила Вера. Автоматная очередь ударила в землю в нескольких сантиметрах от ног Парфеныча. После этого он понял беспочвенность своих претензий и затих.
Добирались до столбов довольно долго. Парфенычу приходилось давать передышку – деду было тяжеловато тащить на себе полубесчувственного внука. Великан на глазах бледнел от потери крови, а лысина его покрылась испариной и блестела на солнце.
Марат несколько раз собирался послать все к черту и отпустить троицу с миром. В конце концов, они – лишь жертвы обстоятельств. Семью бросили в Зоне, обрекли на верную смерть, а они выжили, вступив в сделку с дьяволом, поскольку оказались покинутыми и Богом, и людьми.
Однако достаточно было взглянуть на Веру, как от сострадания не оставалось и следа. Глаза ее блестели от гнева, а губы были плотно сжаты. Вербицкий вспоминал, что собирался сделать старик с девушкой и понимал, как мало человеческого осталось в Парфеныче, Марии и Эдике.
Последней каплей для Вербицкого стал вид оврага у столбов. На дне его поблескивало болотце. Среди зарослей осоки и покрытых мхом кочек торчали позеленевшие и еще белые кости.
В последнее время вид человеческих скелетов стал для Марата привычным, но здесь их было чересчур много. С учетом того, что все это натворила не толпа мутантов, а три человека. Парфеныч зашел слишком далеко, перешагнул черту и должен быть наказан.
– Обмотай внучка и жену цепями, – приказал Вербицкий старику.
– Я не стану этого делать! – заверещал Парфеныч. – Люди вы или нет?!
– Для тебя – нет! – отрезала Вера. – Делай, что говорят или прострелю тебе колено, а потом живот. Мучения будут долгими и когда за тобой придут лярвы, ты встретишь их с радостью. Как избавителей.
Парфенычу пришлось выполнить приказ. Его Вера привязала сама, затем заперла висячие замки и швырнула ключи в болото.
– Пойдем, Марат. Что-то я устала…
Глава 19. Джинны мертвого леса
Вопли слышались и во дворе. Парфеныч ругался на чем свет стоит, призывал на головы Марата и Веры громы и молнии, Эдик орал псалмы, а его заботливая бабуля все пыталась узнать, как себя чувствует ее любимый внучок.
Талаш сидел на крыльце, привалившись спиной к стене. Услышав шаги, он открыл глаза и слабым голосом поинтересовался.
– Чего они так разорались?
Вера в нескольких словах объяснила командиру, что к чему. Талаш покачал головой.
– Вот падлы. Они свое заслужили.
– Как там наши? – спросил Вербицкий.
– Нормально. Пока в отрубоне. Багор пытался вставать, но он еще слишком слаб.
Вера вошла в дом. Через пару минут вернулась, держа в руках полиэтиленовый пакетик.
– Чай. Самый настоящий. По-моему даже индийский. Интересно, где они его взяли? Такой можно достать только в Минске по спецталонам.
– Ты у них еще не то найдешь. Прежде чем скормить гостей лярвам, они обирали их до нитки. Бизнес Зоны.
– Марат, разожги костер, – попросила Вера. – Я понятия не имею, как управляться с печью.
Вербицкий воспользовался брошенным Эдиком топором. Наколол мелких щепок, уложил, поджег и бросил сверху пару поленьев. Девушка принесла алюминиевую кастрюлю с водой, поставила ее на огонь. Марат сел рядом с Талашом. Разговаривать не хотелось. Он просто смотрел на танец языков пламени. Глаза слипались, а голова упорно склонялась на грудь. В конце концов, Вербицкий сдался и тут же провалился в сон. Сначала ему снились головачи, метавшиеся между руин заводских корпусов. Потом появились лярвы. Настроены они были почему-то весьма благожелательно. Танцевали с головачами в лунном свете. Чувственно виляли бедрами, вовсю трясли измазанными землей грудями. Среди толпы танцующих пар Марат возвышался поросший травой холмик, а на нем – три столба. От Марии и Эдика остались лишь обглоданные скелеты, а Парфеныч был еще жив. Правда, ноги его были объедены до колен, но это не мешало старику улыбаться и сверкать единственным зубом. Он заметил Марата, поднял голову к луне и расхохотался.
– Пришел полюбоваться на мои муки, паря? Смотри же! Они начинают жрать меня с ног, чтобы больнее и лишь потом добираются до головы. От бля, стервы!
Кто-то тронул Вербицкого за плечо. Павлик Ладеев пришел на завод в одних плавках. Синих, с золотистым якорьком. Марат ничуть не удивился его появлению и предложил:
– Садись и посмотри. Это интересно.
Павлик пристроился рядом, положил голову на плечо друга и задумчиво смотрел на танец головачей и лярв. Вскоре полюбоваться зрелищем пришел Антидот. Он разлегся на траве у ног Вербицкого, сунул в рот сигарету, прикурил и выпустил струйку дыма в темное небо. Потом ни с того, ни с сего протянул окурок Павлику.
– На-ка подыми, сынок!
– Я не курю.
– Ага. Хочешь целую! Знаем мы вас, пацанят! – Гриша выудил из пачки вторую сигарету, всучил ее Павлику и щелкнул зажигалкой. – Кури-кури. Смотри – бензиновая. Теперь таких днем с огнем не найдешь. Раритет. Так что пользуйся случаем.
Мальчик закурил, но Марат поспешил выбить у него сигарету.
– Не смей, мал еще. А ты, Бельский, сам давись своим никотином. Нечего тут…
– А я че? Я… Тебя на куски порву, сука!
Гриша вцепился Марату в ногу. Вербицкий с ужасом увидел, что рука, сжимающая его щиколотку, обожжена. Антидот исчез. Его сменил Жженный. Вербицкий вскочил, оттолкнул монстра и… услышал голос Талаша.
– Чаек у них отменный. Не чета сливянке.
Марат открыл глаза. У потухающего костра сидели Багор, Дима, Талаш и Бельский. Все с наслаждением потягивали из жестяных кружек чай. Что-то щекотало Вербицкому щеку. Он осторожно повернул голову. Вера была рядом. Спала, пристроив голову у него на плече. Марат улыбнулся. Славно, когда кошмар заканчивается такой идиллией. Все живы-здоровы. Отлично. Вот только нога затекла. Стараясь не разбудить любимую, Вербицкий распрямил ногу. Однако Вера почувствовала движение. Встала и потянулась.
– Ого. Темнеет. Вот так поспали!
– И чудненько! – махнул рукой Талаш. – Присоединяйтесь. Ужинайте.
– Можем даже сливяночки для аппетита плеснуть! – неудачно схохмил Гриша.
– Все из-за тебя, алконавт! – буркнул Багор. – Вечно ноешь: наливай, разве краев не видишь. Мамой клянусь: пусть у меня руки отсохнут, если еще раз с тобой чокнусь!
Марат и Вера подсели к костру. Впервые с начала похода плотно и без спешки поели.
После ужина к Талашу вернулась его энергичность, и он отдал приказ к немедленному выступлению. Когда группа вышла за околицу, пришлось включить фонари – стемнело окончательно, но луна еще не взошла.
Тут Марат вспомнил о семействе Парфеныча. Почему они успокоились и перестали вопить? Смирились со своей участью или, быть может, уже мертвы? В ответ на размышления Вербицкого со стороны деревни донесся крик. Дикий, пронзительный. Кричал Эдик. Потом все затихло, а через несколько минут одновременно завопили Парфеныч и Мария.
Марат явственно представил картину происходящего. Первым, до кого добрались лярвы, был великан-дебил. Он был ранен и женщины-кроты пришли на запах крови. Разобравшись с Эдиком, лярвы вплотную занялись остальными. Парфеныч – на второе, его жена – вместо компота. Жуткая смерть, но лучшей участи жрецы лярв и не заслужили.
Вскоре мысли Вербицкого переключились на окружающий пейзаж. Отряд миновал неглубокую ложбину между двумя холмами. Растительность стала гуще. Появились кусты, деревца. Еще через час, когда взошла луна, путники оказались на опушке леса. Такие леса Марат видел лишь по телевизору – в сказках про леших и кикимор. Все деревья были мертвы. Лишенные коры, они тянули свои выбеленные солнцем и дождем сучья к темному небу, словно намеревались его проткнуть.
Ноги проваливались в однородную массу – серую пыль, состоявшую из смеси остатков травы, сухих листьев и шишек.
Вербицкий пришел к выводу, что радиоактивное облако, превратившее местность в Зону, поработало над этим лесом более основательно, чем, скажем, над деревней. Тут не было ничего живого – флора и фауна погибли от всепроникающего вихря альфа-частиц.
Марат заметил, что все кроме него уже прикрыли носы и рты респираторами, поспешил натянуть свой.
Еще пару часов группа шагала в полном молчании. Мертвый лес давил на психику неподвижностью деревьев и гробовой тишиной.
Вербицкий решил было, что никаких изменений до выхода из леса не предвидится, но ошибся. Внезапно, в нескольких метрах от Талаша, идущего впереди, взвился фонтанчик серой пыли. Это было весьма странно: не чувствовалось ни малейшего ветерка.
Фонтанчик принял форму конусовидной спирали, с направленной к земле верхушкой. Миниатюрный смерч сделал круг почета вокруг людей, вернулся на прежнее место. Создавалось впечатление – сгусток серой пыли одушевлен и его действиями руководит некий разум.
Талаш поднял руку, приказывая всем остановиться.
– Замрите!
Смерч начал менять свою форму, превращаясь из спирали в… Марат готов был поклясться, что видит силуэт человека. Точнее половину – голову, шею и торс. Вместо ног – извивающийся хвостик. Совсем, как у джинна, высунувшегося из бутылки.
Ну, Вербицкий, называй свои три желания! Впрочем, молчи, я их и без тебя знаю. Вернуться в свое время. Добиться согласия Веры на совместную переброску в две тысячи одиннадцатый. И… Удачи дестабилам в их священной войне против тирании!
Сотканный из пылинок джинн распался на составляющие. С земли поднялось сразу с десяток вертящихся спиралей. Их поведение в точности повторяло действия первого джинна. Танец вокруг людей, остановка и превращение в полупрозрачный силуэт без ног.
Талаш сдвинулся с места и медленно направился к ближайшему джинну.
Что он делает? С ума сошел что ли?! Неизвестно ведь, как поведет себя аномалия. До сих пор она не проявляла враждебности, а действия Талаша могут спровоцировать джиннов на нападение.
Талаш вытянул руку. Как только пальцы его коснулись скопления серых пылинок, они одновременно упали на землю. То же самое произошло и с другими джиннами. Мгновение и они исчезли также внезапно, как и появились.