Остановись, мгновенье Робертс Нора
Мак аккуратно сложила заказ в пакет с логотипом «Брачных обетов» и резко развернулась к распахнувшейся парадной двери.
В дом ворвалась взбешенная Линда.
— Как ты посмела? Как ты посмела отправить мою машину в какой-то захудалый гараж? Ты знаешь, что они требуют двести долларов за ее освобождение? Немедленно выпиши мне чек, не то пожалеешь!
Ладно, подумала Мак, этот раунд я не уступлю. На этот раз я во всеоружии.
— Ни за что на свете. Отдай мне мои ключи.
— Я отдам тебе твои ключи, когда ты отдашь мне мои двести долларов.
Мак шагнула к матери, выхватила у нее сумочку и вывернула содержимое на пол. Поскольку Линда окаменела от шока, Мак успела переворошить кучку и выхватить свои ключи.
— Как…
— Я посмела? — холодно закончила вопрос Мак. — Посмела, потому что ты одолжила мою машину только на воскресенье, потому что ты ее не вернула, потому что ты не отвечала на мои звонки целых пять дней. Я посмела, потому что больше не допущу никаких манипуляций и оскорблений. И поверь, если я сказала, что сыта по горло, то так оно и есть. Теперь все будет иначе.
— Был снегопад. Неужели ты хотела, чтобы я ехала из Нью-Йорка в снегопад, рискуя жизнью! Я могла попасть в аварию. Я могла…
— Позвонить. Но твои оправдания неуместны, поскольку не было никакого снегопада — просто выпало немного снега. Слегка припорошило. В воскресенье!
— Ари и слышать не хотел о моем отъезде. Он попросил меня остаться, и я осталась. Мы ездили по магазинам, потом были в театре. Неужели я не имею права на личную жизнь?
— Ради бога. Только не за мой счет.
— О, Макензи, не капризничай. Я оставила тебе свою машину.
— Бесполезную, потому что ты не оставила чертовы ключи.
— Ах, моя оплошность. Ты выставила меня из дома так быстро. Неудивительно, что я забыла. Не ругай меня. — Из голубых глаз брызнули прелестные слезинки. Линда умела плакать очень красиво. — Как ты можешь так со мной обращаться? Как ты можешь завидовать моему счастью?
Я не поддамся, сказала себе Мак, хотя желудок неприятно сжался. Ни в коем случае.
— Знаешь, я часто задавала себе тот же вопрос, только меняла нас местами. И никогда не находила ответ.
— Прости. Прости меня. Я влюблена. Ты понятия не имеешь о любви. Когда любишь, в мире не остается никого, кроме вас двоих. А это просто машина, Макензи.
— Моя машина.
— А что ты сделала с моей! — Слезы, которыми Линда пыталась разжалобить дочь, еще не высохли, а ярость уже пылала с новой силой. — Ты позволила утащить ее в… в жуткий сарай! И тот ужасный человек взял ее в заложники.
— Так заплати выкуп, — предложила Мак.
— Я не понимаю, как ты можешь причинять мне такую боль. Нет, понимаю. Это потому, что ты никогда не давала волю своим чувствам. Ты фотографируешь чувства, но ты бесчувственная. И теперь ты наказываешь меня за то, что у меня чувства есть.
— Хорошо. — Мак наклонилась, собрала и затолкала в сумочку все, что вытряхнула на пол. — У меня нет чувств. Я ужасная дочь. И, как ужасная дочь, я хочу, чтобы ты ушла. Уходи.
— Мне нужны деньги, чтобы выкупить машину.
— От меня ты их не получишь.
— Но… ты должна…
— Нет. — Мак сунула сумочку в руку Линды. — В том-то и дело, мама, что я не должна. И не дам. Твоя проблема, ты ее и решай.
Губы Линды задрожали. И подбородок задрожал. Не притворство, подумала Мак. Вернее, не только притворство. Линда действительно верит в свои чувства и искренне считает себя жертвой.
— Как я доберусь до дома?
Мак взяла телефонную трубку.
— Я вызову тебе такси.
— Ты мне не дочь.
— Самое печальное для нас обеих как раз в том, что я твоя дочь.
— Я подожду в снегу. На морозе. Я больше ни на минуту не останусь с тобой в одной комнате.
— Такси подъедет к главному дому. — Мак отвернулась, закрыла глаза, услышала, как захлопнулась входная дверь, и ответила в трубку: — Да, пришлите такси в поместье Браунов. Как можно быстрее.
Из последних сил Мак подошла к двери и заперла ее. В план релаксации придется включить аспирин. Хорошо бы сразу всю бутылочку. Может, просто принять аспирин и лечь в кровать, и постараться уснуть, чтобы залечить сном эту страшную горечь и душевную боль.
Мак запила таблетки целым стаканом очень холодной воды, надеясь смягчить резь в горле. На этом ее силы окончательно иссякли, и она сползла на кухонный пол.
И сидела с дрожащими коленями, с пульсирующими висками, борясь с отчаянным желанием разреветься.
Когда зазвонил телефон, она нащупала на столе трубку, посмотрела, кто звонит.
— Паркер, со мной все в порядке.
— Я рядом.
— Я знаю. Спасибо. Но я в порядке. Я вызвала ей такси. Оно приедет через пару минут. Не впускай ее.
— Хорошо. Я рядом. В любой момент.
— Паркер? Она никогда не изменится, поэтому измениться должна я. Только я не знала, что это так больно. Я думала, что мне сразу станет легче, спокойнее, может, даже стану наслаждаться победой, но ничего подобного. Мне так плохо.
— Ты была бы не ты, если бы чувствовала себя иначе. Если мое мнение тебе поможет, ты поступила правильно. Ты сделала то, что правильно для тебя, а за Линду не волнуйся. С нее как с гуся вода. Ты же знаешь.
Измученная, еле сдерживая слезы, Мак прижалась лицом к коленям.
— Я хочу разозлиться. Злиться гораздо легче, но почему у меня разрывается сердце?
— Она твоя мать, и это не изменить. Когда ты уступаешь ей, то все равно несчастна.
— Сейчас хуже, но ты права.
— Такси здесь. Она уезжает.
— Хорошо. — Мак снова закрыла глаза. — Не волнуйся за меня. Поговорим завтра.
— Позвони, если понадоблюсь раньше.
— Позвоню. Спасибо.
Мак не смогла вновь настроиться на душистую пену, свечи и вино, но горячую ванну все же приняла, а потом надела самую старую, самую мягкую фланелевую пижаму. Спать уже не хотелось, и Мак решила заняться чем-нибудь тяжелым и нудным, например, привести в порядок спальню, разобрать шкаф и — для полного счастья — выскрести ванную комнату.
Давно пора заняться домашними делами. Наведение порядка займет ее на много часов, возможно, дней, а самый главный плюс — символический акт очищения поможет устоять перед Линдой.
Долой старое, да здравствует новое, и в конце концов в шкафу воцарится порядок, новый жизненный порядок.
Мак распахнула огромный стенной шкаф, надула щеки, медленно выдохнула. Пожалуй, единственный возможный подход, как в телешоу — все вытащить, рассортировать и выбросить.
Или все сжечь и начать с чистого листа. Сжигание мостов — очень своевременный жест. Мак схватила и швырнула на кровать первую охапку одежды. К третьей охапке она уже спрашивала себя: зачем ей столько одежды? Не болезнь ли это? Какой нормальной женщине нужно пятнадцать белых блузок?
Пятьдесят процентов, решила Мак. Вот моя цель. Выброшу пятьдесят процентов шмоток и куплю такие миленькие подбитые вешалки, распределю всю одежду по цветам. И еще куплю прозрачные коробки для обуви, которые можно складывать штабелями. Как у Паркер.
Когда шкаф опустел, Мак словно очнулась и диковатым взглядом обвела груды одежды на кровати и на диване. Может, сначала следовало купить вешалки и коробки? И специальные системы для хранения одежды? А пока получился еще более страшный беспорядок и негде спать.
— Почему, ну, почему я нормально работаю, но не могу наладить свою жизнь? Это и есть твоя жизнь, Макензи Эллиот. Огромные кучи дерьма, которые ты не умеешь разгребать.
Ничего, я все налажу. Я все изменю. Господи, я выгнала из дома собственную мать, так неужели не справлюсь с тряпками, башмаками и сумками? Я покончу с хаосом в своей жизни и в своей голове. Ну, хотя бы минимизирую его.
Я займусь дзен-буддизмом и достигну гармонии с окружающим миром.
Мой дом, моя жизнь, мой проклятый шкаф станут средоточием мира и покоя. Средоточием мира и покоя в прозрачных пластмассовых коробках.
Да здравствует новая жизнь и новая сильная и стойкая Макензи Эллиот!
И Мак решительно отправилась вниз за большими пакетами.
Услышав стук в дверь, Мак вздохнула с облегчением. Паркер! Слава богу. Что может быть лучше в данный момент, чем любимый ходячий органайзер.
Взлохмаченная, с безумным блеском в глазах, Мак распахнула дверь.
— Паркер… ой. Ну, конечно. Только тебя и не хватало.
— Ты не подходила к телефону. Я понимаю, что ты расстроена, — начал Картер, — но если бы ты меня впустила хотя бы на пару минут, я бы все объяснил.
— Разумеется. — Мак вскинула руки. — Почему бы и не впустить. Боже, это уже слишком. Ладно. Давай выпьем.
— Я не хочу.
— Естественно. Ты за рулем. — Размахивая руками, Мак протопала в кухню. — А я не за рулем. — Она с размаху поставила на рабочий стол бутылку вина, достала из ящика штопор и набросилась на пробку. — Что случилось? Она не пришла на свидание? Бедняжка Картер.
— Макензи.
Каким-то образом ему удалось вложить в ее имя и извинение, и упрек. Талантливый парень.
— Я представляю, что ты могла подумать. Вероятно, подумала. Конечно, подумала. — Картер подошел, предусмотрительно оставив между ними стол. — Но ничего не было. Корин… Дай мне, — сказал он, наблюдая за ее борьбой с пробкой.
Мак молча ткнула пальцем в его сторону, и этого предупреждения ему хватило.
— Она просто заглянула. Ненадолго.
— Послушай-ка, что я тебе скажу. — Мак зажала бутылку коленями и потянула за штопор. — Наша ссора и мое решение очертить границы вовсе не означают, что через пять минут ты должен кидаться в объятия своей бывшей.
— Я не кидался. Черт побери! — взревел Картер и, дотянувшись, выхватил бутылку… как раз в тот момент, когда пробка наконец поддалась.
Кулак Макензи врезался ему в челюсть и отбросил назад.
— Ну, тебе полегчало?
— Я не хотела… Просто твое лицо попало под мою руку. — Поставив бутылку на стол, Мак зажала ладонью рот, чтобы приглушить смех, рвущийся из горла и грозящий превратиться в истерику. — О боже, какая нелепость. И чем дальше, тем нелепее.
— Может, присядем?
Мак затрясла головой, отошла к окну.
— Я так взвинчена, что не могу сидеть. Я не готова к спокойной, разумной дискуссии.
— Думаешь, для меня это новость? Ты ушла. Ты сбежала, не дав мне шанса объяснить ситуацию.
— Послушай, Картер. Ты — свободный человек. Мы не обещали хранить верность друг другу, мы это даже не обсуждали.
— Я считал это само собой разумеющимся. Мы спим вместе, и, какие бы границы ты ни очерчивала, я с тобой. Только с тобой. И ожидаю от тебя того же. Если ты считаешь меня несовременным педантом, ничем не могу помочь.
Мак повернулась к нему.
— Педант. Не каждый день услышишь это слово. Я не считаю тебя педантом, Картер. Я считаю тебя приличным человеком. И я пытаюсь убедить себя, что расстраиваться не имею никакого права. Чушь собачья. Я понимаю одно: мы не сошлись во мнениях, а когда я приехала объясниться, ты был с ней.
— Я не был с ней. Она была там.
— Она была там. Ты наливал ей вино. Ты отдал ей мое вино.
— Я не отдал ей твое вино.
— Ну, хоть какое-то утешение.
— Я вообще не угощал ее никаким вином. И не собирался. Я убеждал ее уйти. Я довел ее до слез. — Вспомнив об этом, Картер принялся растирай загривок. — Я выгнал ее всю в слезах, а ты не отвечала на мои звонки. Если бы ты подождала, если бы ты вошла, если бы ты дала мне шанс…
— Ты вежливо нас познакомил.
Картер нахмурился.
— Я… да.
— Я чуть не забила тебя до смерти проклятой бутылкой. О, привет, Мак, вот женщина, с которой я прожил почти целый чертов год и о которой старался рассказывать тебе как можно меньше. А она сверкает своим кружевным лифчиком и роскошными волосами и мурлычет, что ты сейчас нальешь ей вина, которое так кстати принесла эта идиотка.
— Я…
— Не говоря уж о том, что мы с ней встретились в обувном отделе «Нордстрома» всего за пару часов до того.
— Кто? Что? Когда?
— Ваша общая подруга, как-ее-там-зовут, познакомила нас, когда мы столкнулись в моем обувном отделе во время моей обувной терапии. Одна мысль об этом привела Мак в бешенство.
— Она выставила мне под нос эти красные шпильки, окинула меня оценивающим взглядом и саркастически выгнула брови. И самодовольно ухмыльнулась. — Мак снова ткнула в него пальцем. — Ухмыльнулась своими идеальными губами. Я купила потрясающие голубые сапоги и восхитительные серебряные босоножки, и отличное вино для тебя, а потом заглянула в «МАК» за новой подводкой для глаз и села к визажисту, чтобы тебе понравиться, особенно после того, как увидела ее. А потом я обнаружила роскошный жакет от Донна Каран Нью-Йорк и наткнулась на распродажу кашемировых джемперов. Вот почему я собираюсь заняться дзен-буддизмом. Ну, отчасти из-за отбуксированной машины и сумятицы чувств, но это главное.
Обалдевший от сумбурного монолога, Картер испустил долгий вздох.
— Я передумал. Я бы выпил.
— Неужели ты решил, что я останусь хоть на секунду? — Мак достала бокал. — О-о. Ты подумал, что я наброшусь на нее? Устрою драку?
— Не я. Боб.
— Если бы у тебя была хоть одна извилина, ты представил бы меня ей, как женщину, с которой ты встречаешься, а не как рассыльную из магазина.
— Ты абсолютно права. Мое единственное оправдание — я растерялся. Все так запуталось. И я сжег сандвич с сыром.
— Ты сделал ей сандвич!
— Нет-нет. Я себе сделал сандвич. Вернее, делал себе сандвич, когда она явилась. И я забыл о сковородке на плите, потому что она… — Его осенило, что не стоит упоминать о том, что произошло между появлением Корин и сожжением сандвича, поэтому он просто глотнул вина. — Она отвлекла меня. Ладно. Я правильно понял, что ты столкнулась с Корин и Стефани Горден в универмаге?
— Именно это я и сказала.
— Что-то тут есть, — пробормотал Картер. — Да, это объясняет… — О боже, он опять чуть не проболтался. — Позволь мне сказать главное: я не ждал ее. Я хотел тебя. Я хочу тебя. Я люблю тебя.
— Не говори о любви, пока я переживаю личный кризис. Ты хочешь, чтобы я еще больше разозлилась?
— А это возможно? Нет-нет. Не хочу.
— Она была одета в приманку.
— Прости, во что она была одета?
— Не думай, будто я не понимаю, почему она «заглянула». Она посмотрела на меня и подумала: пф, неужели я не смогу заткнуть за пояс эту, потом надела соблазнительный наряд и набросилась на тебя. Набросилась, даже не думай отрицать.
Его плечи начали опускаться, но он гигантским, волевым и физическим усилием распрямил их.
— Я готовил себе сандвич. Это тебе ни о чем не говорит? Я готовил себе сандвич и думал о тебе. Как я мог предполагать, что она набросится на меня с поцелуями?
— Она тебя целовала!
— Боже. Надо было купить побрякушку. Корин просто… она застигла меня врасплох.
— Ты отбивался бейсбольной битой?
— Нет… О, ты ревнуешь? Ты правда ревнуешь?
Мак скрестила на груди руки.
— Похоже на то. И не принимай это за комплимент.
— Прости. Ничего не могу с собой поделать. — Картер расплылся в улыбке. — Она ничего не значит для меня. Я думал только о тебе.
— Очень забавно. — Мак выхватила у него бокал и отхлебнула вина. — Она красивая.
— Да, она красивая.
Мак обожгла его взглядом.
— Ты вообще ничего не соображаешь? Без инструкции Боба ты не можешь сказать: она ничто по сравнению с тобой.
— Ничто. И никогда не могла сравниться с тобой.
— Да брось ты. Пухлые губы, четвертый размер груди. — Мак сделала еще глоток и вернула ему бокал. — Я понимаю, как мелочно ненавидеть ее за внешность, но ненавижу, потому что у меня ничего такого нет. А у нее полно. Я верю, что она застала тебя врасплох, Картер, но суть в том, что она переиграла меня. Дважды. И я знаю, что у тебя были долгие, серьезные отношения с этой женщиной, и разорвала их она. Не ты, а она. Ты любил ее, и она причинила тебе боль.
— Я не любил ее. А что касается боли, то это относительно. Теперь я понимаю, как все запутал, особенно тем, что избегал разговоров о ней. Не мой звездный час. Мы познакомились на вечеринке у Горденов. Общие друзья. Я тогда всего несколько месяцев как вернулся. Мы начали встречаться, сначала без особых намерений, просто так. А потом, ну, более серьезно.
— Вы начали спать вместе. Я прекрасно разбираюсь в твоей семантике, профессор.
— Хм-мм. Она думала, что в конце концов я вернусь в Йель, и никак не могла понять, почему я хочу преподавать и жить здесь. Однако как-то потихоньку, незаметно как-то так случилось, что мы просто стали жить вместе.
— Как это может просто случиться?
— Она переезжала в новую квартиру. Побольше. Что-то не сложилось. Детали я не помню. Но она уже сообщила прежнему хозяину, что съезжает. Ей надо было где-то перебиться пару недель, месяц, пока она найдет новую квартиру. А у меня полно места. И как-то…
— Новую квартиру она так и не нашла.
— А я не возражал. Было приятно, что кто-то всегда рядом, что есть, с кем поужинать дома или в ресторане. Если подумать, то в рестораны мы ходили довольно часто. Мне нравилась компания, нравилось, что кто-то ждет меня дома. И регулярный секс. Господи, где мой Сирано? Я лишился красноречия.
— Всем нравится регулярный секс.
— Я даже подумывал сделать ей предложение. Потом понял, что думаю об этом только потому, что от меня этого ждут. Все вокруг предполагали… В общем, я стал чувствовать себя виноватым, поскольку не хотел делать ей предложение. Я жил с ней, спал с ней, оплачивал ее счета…
Мак подняла руку, как полицейский, останавливающий нарушителя:
— Ты оплачивал ее счета?
Картер пожал плечами.
— Сначала она экономила на новую квартиру, потом… Это вошло в привычку. Понимаешь, мы жили почти как супружеская пара, а я не любил ее. Я хотел ее любить, но не мог. Должно быть, она это чувствовала. Я видел, что она не очень счастлива. Она стала больше развлекаться одна. Почему она должна сидеть дома, когда я занят своими книгами и работой? Она поняла, что я не собираюсь становиться таким, как она хочет, и не дам ей того, что она хочет, вот она и нашла себе другого.
Картер уставился на свое вино.
— Пусть я не любил ее, но больно и унизительно, когда тебя бросают ради другого. И она изменяла мне. Она крутила роман, о котором я и не подозревал, но заметил бы, если бы обращал на нее больше внимания. Она променяла меня на него, и, несмотря на обиду и замешательство, я испытал облегчение.
Мак помолчала, обдумывая услышанное.
— Позволь мне подвести итог, выделить суть. Я прекрасно понимаю таких, как она. Она очень ловко заставила тебя предоставить ей бесплатную крышу над головой.
— Ну, вряд ли я мог брать с нее плату за квартиру.
— Она не принимала участие в домашних расходах да еще подсовывала тебе свои счета, и ты их оплачивал. И, вероятно, время от времени ты одалживал ей наличные, но она никогда не возвращала долг. Ты покупал ей вещи: одежду, украшения. Если ты упрямился, она манипулировала тобой с помощью слез или секса и в конце концов получала все, что хотела.
— Ну, возможно, однако…
— Подожди, я не закончила. Когда ей надоело или она заприметила нечто более выгодное, она стала лгать, изворачиваться, предавать, а потом внушила тебе, что во всем виновато твое равнодушие. Все было примерно так?
— Да, но это не меняет…
Мак выставила руку, призывая его к молчанию.
— Она — Линда. Она… Коринда. Она — точно такая, как моя мать, только более юная версия. Я всю жизнь прожила в этом цикле за исключением секса. И я знаю, что со стороны понять это легче, чем разобраться самим. Картер, мы с тобой парочка простофиль. Хуже, мы позволяем им убеждать нас в том, что именно мы виноваты в их эгоизме и предательстве. Если бы я все это поняла раньше, то не… ладно, все равно ничего не изменилось бы, потому что это автоматическая реакция. Фактор Линды.
— Это меня не извиняет, поскольку я участвовал в создании той ситуации и ничего не менял, хотя не любил Корин.
— Я люблю мать. Один бог знает, почему, но я ее люблю. Я возмущаюсь и злюсь, но люблю. И я знаю, что, несмотря на эгоизм и воинственную плаксивость, она по-своему, как-то искаженно, но любит меня. Или, по крайней мере, мне хочется так думать. У нас никогда не будет нормальных отношений, и не по моей вине. И в отношениях с Кориндой, как я всегда ее теперь буду называть, не было твоей вины.
— Мне жаль, что я обидел тебя. Я должен был сразу все прояснить.
— В следующий раз, если мы столкнемся с ней, можешь представить меня должным образом, как женщину, с которой ты встречаешься.
— А мы встречаемся?
— Неужели тебе этого мало? Неужели ты не можешь понять, что я пытаюсь разобраться в своих чувствах? Что я не знаю, сколько времени на это уйдет?
— Мак, я люблю тебя, но не хочу, чтобы ты оставалась со мной только потому, что, как ты думаешь, этого от тебя ждут. Я хочу быть рядом, пока ты разбираешься в своих чувствах. И когда ты скажешь, что любишь меня, я хочу чувствовать, что это правда.
— Если я это скажу, если смогу сказать это тебе, то это будет первый раз, когда я скажу такие слова мужчине. И я не солгу.
— Я знаю. — Глядя ей в глаза, он взял ее руку и поцеловал. — Я могу подождать.
— Эта неделя была самой странной в моей жизни. — Мак поднесла их соединенные ладони к щеке и почувствовала, как правильно, что он здесь рядом с ней. — Я думаю, мы должны подняться наверх и завершить примирение.
17
Мак прижалась к нему еще на лестничной площадке, поцеловала его и почувствовала, как проясняется этот длинный суматошный день.
— Неудивительно, что нас так тянет друг к другу» В нас обоих заложены гены простофиль. Наверное, они работают, как феромоны.
— Говори только за себя. Мне больше нравится душевная чуткость и способность считать окружающих лучше, чем они есть на самом деле.
— Я и говорю — простофиля. — Мак рассмеялась, но почувствовала, как он оцепенел, увидела граничащее с ужасом изумление в его глазах и резко оборвала смех. — В чем дело? Что слу… — Она развернулась. — О боже. О боже.
Такое впечатление, будто по ее комнате пронеслось торнадо, оставив после себя горы мусора.
— Я забыла. Я… забыла сказать тебе, что на самом деле я международный шпион и двойной агент. Коварный враг ворвался в дом, чтобы найти секретный код, и разыгралась жуткая битва.
— Хочется верить.
— Дзен-буддизм.
— Твой коварный враг?
— Нет. Конечная цель. Послушай, просто посиди внизу, а я быстренько запихаю все обратно в шкаф.
— Здесь маленький универмаг. Бутик.
— Да, для временно свихнувшихся. — Мак подхватила охапку одежды с дивана. — Дай мне десять минут. Все не так плохо, как кажется.
— Я аплодирую твоему оптимизму, Макензи. Прости, что так сильно расстроил тебя.
— Как ты…
— У меня две сестры и мать. Я просто узнаю признаки снятия стресса.
— О. — Мак бросила одежду обратно на диван. — Я забыла, что ты знаток концептуальных основ.
— Я помогу тебе все убрать. Куда-нибудь. Ведь и я в этом виноват.
— Нет. Да. То есть да, немного. Как вершина айсберга. Но основная часть айсберга под водой. От унизительного визита моей матери до Коринды…
— Ты действительно собираешься называть ее только так?
— Да. Про Коринду ты знаешь, но спусковым крючком послужила Линда. — На этот раз Мак сгребла полную охапку одежды с кровати. — Она не вернула мне мою машину. Вернуть машину означало вернуться самой, а она так чудесно проводила время в Нью-Йорке, что даже не отвечала на мои звонки.
Мак развернулась и обнаружила Картера с еще большей охапкой одежды
— Спасибо. А еще Линда не потрудилась оставить мне ключи от своей машины, поэтому я не смогла бы ей воспользоваться, даже если бы захотела. Ко вчерашнему утру я уже созрела для убийства, но Лорел вправила мне мозги. Наша Лорел никому не позволяет помыкать собой. Я так ею восхищаюсь. Потом я позвонила в гараж и попросила механика отбуксировать машину Линды.
— Гениальная идея. Адекватное наказание за неадекватное поведение.
— С твоей точки зрения. А с моей, может, и адекватное, но еще и подлое. Тот парень согласился предъявить Линде счет за буксировку и хранение, потому что знаком с Делом.
— Поскольку я видел твою машину перед домом, Линда в конце концов ее вернула. Представляю ее ярость, когда она узнала, что ее машина в каком-то гараже.
— Не представляешь. Это было безобразно. Отвратительно. А я узнала, что, даже когда отстаиваешь свои права и поступаешь правильно, это все равно больно… как получить кулаком по физиономии. — Мак криво улыбнулась. — И, не вдаваясь в детали, скажу только, что вызвала ей такси и выставила ее из дома.
— Молодец. Она теперь хорошенько подумает, прежде чем выкинуть нечто подобное.
— Я рада, что ты оптимист, Картер, только Линда никогда не думает хорошенько. Это мне придется думать и получать кулаком по физиономии, отступлюсь я или нет.
— Но ты не отступишься.