Адский огонь Робертс Нора
А девчоночка была хорошенькая как картинка, даже несмотря на запавшие от недосыпания глаза. Волосы у нее были темнее, чем у отца, но точно так же вились колечками. И Джон решил, что рост и сложение она, пожалуй, тоже унаследует от отца.
Он видел их прошлой ночью, когда прибыл на место. Там собралась вся семья, и вид у них был, как у потерпевших кораблекрушение. Жена показалась ему сногсшибательной красоткой. Таких можно увидеть разве что в кино. Старшая дочка больше всех на нее похожа, припомнил он. А вот средней этой сногсшибательности самую малость не хватало. Сын был тоже хорош, но совсем еще сопляк.
А девчоночка, видно, бойкая: судя по синякам и ссадинам на длинных, стройных ножках, она больше времени проводила, бегая наперегонки с младшим братом, чем играя в куклы.
— Мистер Хейл, к сожалению, я пока не могу позволить вам войти.
— Я хотел взглянуть. Вы видели… Вы смогли найти, где начался пожар?
— Как раз об этом я и хотел с вами поговорить. А это кто? — спросил Мингер, улыбнувшись Рине.
— Моя дочь Катарина. Извините, вы представились, но я…
— Мингер, инспектор Джон Мингер. Вы говорили, что одна из ваших дочерей видела, как начался пожар, и разбудила вас.
— Это я! — пискнула Рина. — Я первая увидела.
Она знала, что хвастовство — это грех, но про себя понадеялась, что это простительный грех.
— Что ж, вот об этом и поговорим. — Мингер бросил взгляд на полицейский автомобиль, подкативший к тротуару. — Можете подождать минутку? — Не дожидаясь ответа, он подошел к машине и о чем-то негромко переговорил с полисменом. — Мы можем где-нибудь переговорить, где нам будет удобно? — спросил он, вернувшись.
— Мы живем в двух шагах.
— Отлично. Еще минутку.
Он подошел к другой машине и снял с себя, как поняла Рина, защитный комбинезон. Под ним обнаружилась обычная одежда. Комбинезон и каску он спрятал в багажник вместе с ящичком с инструментами, запер багажник и кивнул полисмену.
— Что там у вас? — спросила Рина. — В ящике?
— Разные вещи. Я тебе как-нибудь покажу, если хочешь. Мистер Хейл, можно вас на секунду? Ты не могла бы подождать нас здесь, Катарина?
И опять он не стал дожидаться ответа, просто отошел на несколько шагов.
— Если вы хоть что-то можете мне сказать… — начал Гиб.
— Сейчас мы к этому подойдем. — Мингер вытащил пачку сигарет и зажигалку. Сделав первую затяжку, он убрал зажигалку обратно в карман. — Мне надо поговорить с вашей дочерью. Вы, конечно, захотите подсказать ей, восполнить за нее пробелы. Будет лучше, если вы от этого воздержитесь. Если вы позволите нам все обговорить вдвоем…
— Да, конечно. Рина у меня глазастая.
— Вот и хорошо. — Мингер вернулся к Рине. Глаза у нее были не карие, а скорее янтарные, и, хотя под глазами залегли черные круги, ее взгляд казался ясным и острым. — Ты увидела пожар из окна своей спальни? — спросил он, пока они двинулись к дому.
— Нет, с крыльца. Я сидела на крыльце своего дома.
— А не поздновато ли? Разве тебе не пора было спать в такой час?
Рина задумалась, как бы так ответить, чтобы не лгать и в то же время избежать деликатных подробностей.
— Было жарко, и я проснулась, мне было нехорошо. Я взяла в кухне имбирной шипучки и вышла попить на крыльцо.
— Хорошо. Может, покажешь мне, где ты сидела, когда увидела огонь?
Рина бегом бросилась вперед и послушно села на белые мраморные ступени, насколько ей помнилось, в том самом месте, где сидела раньше. Пока мужчины подходили, она устремила взгляд на пиццерию.
— Тут было прохладнее, чем наверху, в моей комнате. Жар кверху поднимается. Мы это в школе проходили.
— Все верно. Итак, — Мингер сел рядом с ней и тоже взглянул на пиццерию, — ты сидела здесь со своей имбирной шипучкой и увидела огонь.
— Я увидела свет. Огоньки. Я увидела огоньки за стеклом, и я не знала, что это такое. Я подумала: вдруг Пит забыл выключить свет внутри? Но было не похоже — они двигались.
— Как?
Она пожала плечами, чувствуя себя немного глупо.
— Они вроде как плясали. Это было красиво. Я хотела понять, что это такое, и подошла поближе. — Рина закусила губу и опасливо поглядела на отца. — Я знаю, мне нельзя уходить без спроса.
— Мы об этом после поговорим.
— Мне хотелось посмотреть. Я слишком любопытна для моего собственного блага. Бабушка Хейл так говорит. Но мне просто хотелось посмотреть.
— До какого места ты дошла? Можешь показать?
— Да.
Мингер встал и прошел рядом с ней несколько шагов, стараясь представить себе, что должна ощущать маленькая девочка, идущая жаркой ночью по темной улице. Волнение? Запретное удовольствие?
— Я взяла свою шипучку и пила на ходу. — Рина нахмурилась, стараясь вспомнить каждый свой шаг. — По-моему, я остановилась здесь, вот прямо здесь, потому что я увидела, что дверь открыта.
— Какая дверь?
— Парадная дверь «Сирико». Она была открыта. Я видела, что она открыта, и я подумала: «Господи боже, Пит забыл запереть дверь, и теперь мама шкуру с него спустит». В нашем доме мама главная по спусканию шкур. Но потом я увидела огонь. И дым был. Я увидела, как он валит из дверей. Я испугалась. И я закричала что было сил и побежала обратно домой. Я взбежала прямо на второй этаж, и, мне кажется, я все это время кричала как полоумная, потому что папа уже успел вскочить и натягивал джинсы, а мама схватилась за халат. И все кричали. Фрэн повторяла: «Что, что это? Дом горит?» А я сказала: «Нет, нет, это лавочка». Так мы между собой называем «Сирико». Лавочка.
Она хорошо продумала свой ответ, понял Джон Мингер. Вспомнила все, от начала до конца, во всех подробностях.
— Белла стала плакать. Она часто плачет, у нее возраст такой. Ну, в общем, папа выглянул в окно и тут же велел маме позвонить Питу, он живет над лавочкой, и сказать ему, чтоб хватал жену и ребенка и бежал. Пит женился на Терезе, и у них девочка родилась в июне. Папа велел передать Питу, что в доме пожар и чтобы он скорее выбирался оттуда, а потом позвонить в пожарную охрану. Он уже бежал по лестнице, когда крикнул маме, чтобы звонила пожарным. И еще он велел позвонить 911, но она уже позвонила.
— Весьма подробный отчет.
— Я еще кое-что помню. Мы все побежали, но папа быстрее всех. Он добежал до самой лавочки. Огня было все больше. Я его видела. Витрина разбилась, и огонь выскочил. Папа не пошел к парадной двери. Я боялась, что он пойдет и с ним что-нибудь случится. Что он обгорит. Но он не пошел. Он побежал к задней двери и наверх, к Питу.
Рина замолчала, плотно сжав губы.
— Чтобы помочь им выбраться, — мягко подсказал Джон Мингер.
— Потому что они важнее, чем лавочка. Пит схватил малышку, а папа схватил Терезу за руку, и они побежали вниз по ступенькам. Люди начали выходить из домов. Все кричали, визжали. Мне кажется, папа хотел бежать прямо в огонь, но мама ухватилась за него и сказала: «Не надо, не надо». И он не пошел. Он остался рядом с ней и сказал: «О боже, боже, детка». Он ее так иногда называет. А потом я услыхала сирены, и приехали пожарные грузовики. Пожарные выпрыгнули и начали прицеплять шланги. Папа сказал им, что в лавочке никого нет, что все вышли. Но они все-таки пошли проверить. Не знаю, как они сумели, там был огонь и дым, но они пошли. Они были как солдаты. Солдаты-призраки.
— А ты ничего не упускаешь, верно?
— Папа говорит, что у меня слоновья память.
Джон с улыбкой посмотрел на Гиба.
— У вас тут настоящий снайпер, мистер Хейл.
— Гиб. Зовите меня просто Гиб. Да, вы правы, это снайпер.
— Ладно, Рина, что еще ты видела? Пока ты сидела на ступеньках, до того, как заметила огонь. Давай вернемся, сядем, и ты попробуешь вспомнить.
Гиб бросил взгляд на пиццерию, потом на Мингера.
— Это было хулиганство, да?
— Почему вы так решили? — спросил Джон.
— Дверь. Дверь была открыта. Я поговорил с Питом. Он запер дверь вчера вечером. Я был с семьей на бейсбольном матче.
— Наши «птички» надрали задницу «Рейнджерам».
— Да. — Гиб выдавил из себя улыбку. — Пит запер на глазах у Тони… Девчонка молодая, подрабатывает у меня. Он запер, он это точно помнит, потому что Тони — Антония Варгас — заговорила с ним о брелоке на ключах, пока он запирал. Он никогда не оставлял дверь незапертой. Значит, кто-то вломился туда, если дверь была открыта.
— Мы об этом еще поговорим. — Джон сел рядом с Риной. — Приятное место. Тут приятно попить холодненького в жаркую ночь. А ты знаешь, который был час?
— М-м-м… было десять минут четвертого. Я посмотрела на часы в кухне, когда брала имбирную шипучку.
— Думаю, почти все по соседству в это время спали.
— Свет нигде не горел. Только на крыльце у Касто, но они вечно забывают его погасить. И еще я видела, как горел ночник в спальне у Минди Янг. Она каждую ночь спит с ночником, хотя ей уже десять. Да, и еще я слышала, как собака лаяла. Я думаю, это Фабио, пес Пасторелли, я знаю, как он лает. Он залаял, а потом перестал.
— Машины проезжали мимо?
— Нет. Ни одной.
— В такую тихую ночь, в столь поздний час ты бы, наверное, услышала, если бы где-то завелся двигатель или хлопнула дверца машины?
— Было тихо. Только пес пару раз гавкнул. Я слышала, как в соседнем доме гудит кондиционер. А больше я ничего не слышала. Даже когда шла к лавочке.
— Молодец, Рина, отличная работа.
Дверь открылась, и опять Джона ослепила красота вышедшей на крыльцо женщины.
— Гиб, почему ты не пригласишь гостя в дом? Почему не угостишь его прохладительным? Входите, прошу вас. У меня есть свежий лимонад.
— Спасибо. — Джон уже успел подняться на ноги. Она была из тех женщин, перед которыми мужчины встают. — Я не против прохладительного, к тому же мне надо отнять у вас еще немного времени.
Гостиная была отделана броско. Он подумал, что яркие цвета идут такой женщине, как Бьянка Хейл. Все было чисто, мебель далеко не новая, но отполированная совсем недавно: он уловил запах лимонного воска. На стенах висели картины — набросанные пастелью семейные портреты в простых рамках. У кого-то был зоркий глаз и верная рука.
— Кто автор?
— Боюсь, что это я. — Бьянка разлила лимонад по стаканам, наполненным льдом. — Мое хобби.
— Они великолепны.
— У мамы были рисунки в лавочке, — добавила Рина. — Больше всего мне нравился тот, где папа был нарисован в большом поварском колпаке и бросал вверх пиццу. Его больше нет, да? Он сгорел.
— Я другой нарисую. Еще лучше.
— Там был еще старый доллар. Деда повесил в рамке первый доллар, заработанный в «Сирико». И там была карта Италии, и крест, который нуни благословила у папы римского, и…
— Катарина! — Бьянка властным жестом остановила поток слов дочери. — Когда что-то теряешь, лучше думать о том, что у тебя еще осталось и что с этим можно сделать.
— Кто-то устроил пожар специально. Кому-то наплевать на твои рисунки, на старый доллар, на крест. Даже на Пита с Терезой и их малышкой.
— Что? — Бьянка схватилась за спинку стула. — Что ты такое говоришь? Это правда?
— Мы немного забегаем вперед. Детектив по поджогам…
— По поджогам? — Теперь Бьянка опустилась на стул. — О, мой бог! О, сладчайший младенец Иисус!
— Миссис Хейл, я сообщил полиции о том, что мне удалось обнаружить. Там есть специальный отдел по поджогам. Я эксперт, мое дело — осмотреть здание и определить, нужно ли квалифицировать пожар как возникший вследствие поджога. Кто-нибудь из отдела поджогов начнет следствие.
— А почему не вы? — спросила Рина. — Вы же знаете.
Джон заглянул в ее усталые и умные янтарные глаза. «Да, — подумал он. — Я знаю».
— Если пожар возник в результате умышленного поджога, тогда это преступление, и полиция будет вести расследование.
— Но вы же знаете.
Вот шустрая малышка!
— Я связался с полицией, потому что при осмотре здания я обнаружил признаки вторжения со взломом. Детекторы дыма были выведены из строя. Я нашел множественные точки возгорания.
— Что это значит? — спросила Рина.
— Это значит, что огонь занялся не в одном месте, а сразу в нескольких, и, судя по рисунку ожогов, по тому, как огонь распространился по некоторым местам на полу, по стенам, по мебели, наконец, по остаткам вещества, можно сказать, что исходным горючим послужил бензин. И еще я нашел то, что мы называем «фитилями». Легковоспламеняющиеся материалы вроде вощеной бумаги или спичечных коробков. Похоже, кто-то вломился внутрь, разложил фитили в обеденной зоне и провел их до кухни. В кухне много горючего материала: аэрозоли, деревянные шкафы. Деревянные рамы по всему периметру, столы, стулья. Бензин, скорее всего, разлили по полу, по мебели, плеснули на стены. Огонь уже занялся к тому времени, как Рина вышла из дома.
— Кто мог это сделать? Нарочно сотворить такое? — Гиб покачал головой. — Я был готов поверить, что глупые юнцы вломились в помещение, начали безобразничать и нечаянно подожгли. Но вы говорите, что кто-то нарочно хотел нас спалить… хотя наверху спала семья. Кто мог такое сделать?
— Вот об этом я вас хотел бы спросить. Кто-нибудь имеет причину ненавидеть вас?
— Нет! Нет! Боже милостивый, мы прожили в этом районе восемнадцать лет, Бьянка тут выросла. «Сирико» — местная достопримечательность.
— Конкуренты?
— Я знаком со всеми рестораторами в округе. Мы со всеми в хороших отношениях.
— Ну, может быть, ваш бывший работник. Или даже не бывший. Вы кому-нибудь недавно делали выговор или уволили?
— Ничего такого не было, клянусь.
— Посетитель? С кем-нибудь вы ссорились в последнее время? Или кто-то из вашей семьи?
Гиб потер руками лицо, поднялся и подошел к окну.
— Нет. Ничего такого в голову не приходит. У нас семейное заведение. Поступают жалобы время от времени, в ресторане без этого не бывает. Но ничего такого, что могло бы стать причиной пожара. Поджога.
— Кто-то из ваших служащих мог ввязаться в крупную ссору, пусть даже не на работе. Мне понадобится полный список их фамилий, их придется допросить.
— Папа!
— Подожди, Рина. Мы старались быть хорошими соседями, управлять рестораном, как это делали до нас родители Бьянки. Конечно, нам пришлось модернизировать кухню, но мы вкладывали в дело всю душу, понимаете? — В голосе Гиба слышалась печаль, но сквозь нее уже прорывался гнев. — Это честный бизнес. Если вкалываешь как следует, зарабатываешь хорошие деньги. Я не знаю, кто мог сделать такое с нами. С нашим делом.
— Нам все утро звонят соседи, — сказала Бьянка. — Я посадила нашу старшую отвечать на звонки. Люди говорят, как им жаль, сочувствуют нам, предлагают помощь. Помочь с расчисткой, помочь с ремонтом, принести еды. Я здесь выросла, я выросла в «Сирико». Люди любят Гиба. Особенно Гиба. Как же надо ненавидеть, чтобы пойти на такое!
— Джоуи Пасторелли меня ненавидит.
— Катарина, — Бьянка устало провела рукой по ее лицу. — Джоуи ничего против тебя не имеет. Он просто хулиган.
— Почему ты считаешь, что он тебя ненавидит? — тут же спросил Джон.
— Он сбил меня с ног и ударил, разорвал мою блузку. Он назвал меня нехорошим словом, и никто не хочет мне сказать, что оно значит. Сандер и его друзья увидели и прибежали мне на помощь, а Джоуи убежал.
— Он грубый мальчик, — вставил Гиб. — И это было… — Они с Джоном обменялись взглядами, и между ними промелькнуло что-то такое, чего Рина не поняла. — Нас это очень расстроило. Ему, по меньшей мере, нужна консультация психолога. Но ему двенадцать лет. Не думаю, что двенадцатилетний мальчик мог взломать дверь и сделать то, что, по вашим словам, там было сделано.
— К этому стоит присмотреться. Рина, ты говоришь, что слышала, как залаял пес Пасторелли, пока ты сидела на крыльце.
— Я думаю, это был он. На вид он страшненький и лает по-особому. Как будто у него кашель и горло болит.
— Гиб, я вот о чем подумал. Если бы какой-то парень грубо приставал к моей дочери, я сказал бы ему пару ласковых и его родителям тоже.
— Я так и сделал. Я был на работе, когда прибежала Рина, а с ней Сандер и еще несколько ребят. Рина плакала. Она почти никогда не плачет, и я сразу понял, что ей плохо по-настоящему. У нее кофточка была порвана. Когда она мне рассказала, что случилось… Ну я, конечно, завелся. Я… — Он медленно повернул голову и с ужасом посмотрел на жену. — О боже, Бьянка!
— Что вы сделали, Гиб? — поторопил его Джон.
— Я пошел прямо к Пасторелли. У Пита был перерыв, и он пошел со мной. Джо Пасторелли сам открыл дверь. Он почти все лето не мог найти работу. Я ворвался в дом. — Гиб крепко зажмурился. — Я был так зол. Я был расстроен. Она же всего лишь маленькая девочка! У нее кофточка была порвана, по ноге кровь текла. Я сказал, что его сын все время обижает мою девочку и что мне это надоело. Что надо положить этому конец, что на этот раз Джоуи зашел слишком далеко и я собираюсь обратиться в полицию, что, если он сам не может научить своего парня уму-разуму, это сделают полицейские. Мы орали друг на друга.
— Он сказал, что ты задница и гребаный христосик, который лезет не в свое дело.
— Катарина! — Голос Бьянки был остер, как бритва. — Не смей произносить подобные слова в этом доме.
— Я только повторяю, что он сказал, мама. Для полиции. Он сказал, что папа растит кучу ноющих сопляков, неспособных постоять за себя. Но он много ругался. Папа тоже.
— Не могу вам точно сказать, что я говорил и что он говорил. — Гиб потер пальцами переносицу. — У меня нет в голове встроенного магнитофона, как у Рины. Но это был, что называется, крупный разговор, и он мог бы перейти в рукоприкладство. Мог бы, но рядом были дети. Мне не хотелось начинать драку у них на глазах, тем более что я-то сам пошел к Джо поговорить о недопустимости насилия.
— Он сказал, что кто-то должен преподать тебе урок. Тебе и всей твоей семье. Ну, и ругался при этом, — добавила Рина. — И он делал неприличные знаки, пока папа и Пит уходили. Я видела Джоуи, когда все выбежали на пожар. Он мне улыбнулся. Злобно улыбнулся. Злорадно.
— У Пасторелли есть другие дети?
— Нет. Только Джоуи. — Гиб опустился на подлокотник кресла, в котором сидела его жена. — Такого мальчика хочется пожалеть: похоже, Пасторелли бьет смертным боем и жену, и сына. Но Джоуи совершенно неуправляем и страшно груб. — Гиб бросил взгляд на Рину. — А может, и хуже.
— Каков отец, таков и сын, — пробормотала Бьянка. — Он бьет свою жену. Я видела ее всю в синяках. Она держится особняком, поэтому я плохо ее знаю. Они прожили здесь, по-моему, уже года два, и за все это время я с ней почти не разговаривала. Как-то раз приходила полиция: вскоре после того, как он потерял работу. Их соседи услыхали крики и плач и позвонили в полицию. Но Лора — миссис Пасторелли — сказала им, что ничего страшного не случилось, просто она стукнулась об дверь.
— Да он прямо-таки заклинатель змей, этот ваш Пасторелли. Полиция захочет с ним поговорить. Мне очень жаль, что так получилось.
— Когда нам можно будет войти и начать расчистку?
— Придется еще немного подождать. Отдел поджогов должен сделать свою работу. Само здание устояло, каркас оказался прочным, и ваши металлические двери помешали распространению огня на верхний этаж. Ваша страховая компания должна все проверить, а это требует времени. Но мы постараемся сделать все, что в наших силах, чтобы ускорить ход следствия. Вот что я вам скажу: все было бы куда хуже, если бы не наш Орлиный Глаз. — Поднимаясь, Джон подмигнул Рине. — Мне очень жаль, что все так получилось. Буду держать вас в курсе.
— А вы вернетесь? — спросила Рина. — Я хочу посмотреть, что у вас в ящичке и что вы с этим делаете. Вы мне покажете?
— Непременно. Ты действительно очень мне помогла. — Он протянул руку, и впервые за все время в глазах у Рины появилась робость. Но она вложила свою маленькую ручку в его ладонь. — Спасибо за лимонад, миссис Хейл. Гиб, вы не проводите меня до машины?
Они вышли вместе.
— Сам не знаю, почему я не вспомнил о Пасторелли. Мне до сих пор трудно поверить, что он мог зайти так далеко. В моем мире, если ты до такой степени зол на кого-то, иди и набей ему морду.
— Прямой подход. Если он в этом замешан, может быть, он хотел ударить вас в самое чувствительное место. Ваша основа, ваша традиция, ваше средство пропитания. У вас есть работа, у него нет. А теперь посмотрите, у кого нет работы?
— О боже!
— Вы и ваш работник идете на прямую конфронтацию. Ваши дети стоят вокруг, все это видят и слышат. Соседи тоже, я полагаю.
Гиб закрыл глаза:
— Да. Да, люди вышли из домов.
— Если он атакует и уничтожит ваш бизнес, с его точки зрения, это, безусловно, преподаст вам урок. Вы не покажете мне его дом?
— Вон там, справа, — кивком указал Гиб. — Там шторы задернуты. В такой жаркий день он опускает шторы. Сукин сын!
— Советую вам держаться от него подальше. Вам хочется выяснить с ним отношения напрямую? Забудьте об этом. Машина у него есть?
— Фургон. Старый синий «Форд». Вон он.
— В котором примерно часу у вас была стычка?
— М-м-м… Где-то после двух. Обеденная толпа как раз схлынула.
Пока они шли, люди останавливались на улице, или выходили из дверей, или выглядывали в окна, чтобы окликнуть Гиба. На окнах дома Пасторелли шторы остались закрытыми.
На тротуаре возле пиццерии собралась небольшая толпа, поэтому Джон остановился, пока они были еще вне зоны слышимости.
— Ваши соседи захотят поговорить с вами, будут задавать вопросы. Будет лучше, если вы не станете упоминать то, о чем мы только что говорили.
— Не буду. — Гиб тяжело вздохнул. — Я как раз подумывал о кое-каких переделках. Пожалуй, теперь для них самое время.
— Как только кордоны снимут, вы увидите значительный ущерб, причем часть его нанесена во время тушения. Но стены остались, они выдержали. Дайте нам несколько дней, и как только вам разрешат войти, я вернусь и сам с вами пойду. У вас хорошая семья, Гиб.
— Спасибо. Вы еще не всех видели, но вы правы: у меня хорошая семья.
— Я видел вас всех прошлой ночью. — Джон вынул ключи из кармана, побренчал ими. — Видел, как ваши дети выносили из дома еду для пожарных. Когда люди в трудную минуту думают о других, это хорошие люди. А вот и отдел поджогов. — Он кивнул в сторону подъехавшего автомобиля. — Мне надо с ними переговорить. Я с вами еще свяжусь. — И он протянул руку.
Джон подошел к машине. Детективы отдела поджогов вышли из машины.
— Привет, Мингер!
— И вам привет, — ответил Джон. — Ну, ребята, похоже, всю вашу работу я за вас уже сделал. — Он вытащил сигарету из пачки и закурил. — Давайте введу вас в курс дела.
3
Нескольких дней не понадобилось. Уже на следующий день после обеда приехала полиция и увезла мистера Пасторелли. Рина своими глазами видела, как это случилось, возвращаясь из школы со своей лучшей подругой Джиной Риверо.
Они остановились на углу у «Сирико». Полиция и пожарная охрана окружили здание желтой лентой, табличками «Вход воспрещен» и заградительными барьерами.
— У него осиротевший вид, — заметила Рина.
Джина обняла ее.
— Мама сказала, мы все зажжем свечки перед воскресной мессой за твою семью.
— Спасибо! Отец Бастильо заходил к нам домой, говорил о том, что надо быть стойкими и что пути господни неисповедимы.
— Так и есть, — сказала Джина, дотрагиваясь до крестика на груди.
— Зажигать свечки, молиться и все такое — это, конечно, неплохо, но, я думаю, гораздо лучше предпринять что-нибудь. Например, провести расследование и узнать, кто это сделал и почему, и добиться того, чтобы преступник понес наказание. А если только сидеть и молиться, дело с места не сдвинется.
— Это кощунство, — прошептала Джина и опасливо огляделась по сторонам: вдруг ангел господень сейчас поразит их!
Рина лишь пожала плечами, не понимая, как может быть кощунством говорить то, что думаешь. Недаром Фрэнк, старший брат Джины, в последнее время стал дразнить ее монашкой.
— Инспектор Мингер и детективы дело делают. Они задают вопросы, ищут улики, чтобы все узнать. Я думаю, это сейчас важнее всего. Хотела бы я что-нибудь сделать, когда Джоуи Пасторелли меня ударил и сбил с ног. Но я так испугалась, даже сдачи дать не могла.
— Он сильнее тебя. — Свободной рукой Джина обняла Рину. — И он злющий. Фрэнк говорит, что он всего лишь мелкий шкет, которому надо надрать…
— Что же ты остановилась? Можешь сказать задницу, Джина. Задница у всех есть, почему же это должно быть стыдно? Смотри, вон приехали детективы из отдела поджогов.
Рина узнала и их, и их машину. Сегодня они были в костюмах с галстуками, как бизнесмены. Накануне, когда они работали в «Сирико», она видела их в комбинезонах и касках.
В тот раз они подошли к дому и поговорили с ней, в точности, как инспектор Мингер. А теперь они вышли из машины и направились к дому Пасторелли. У Рины все сжалось от волнения.
— Смотри, они идут к дому Джоуи.
— С моим папой они тоже говорили. Он пошел посмотреть на «Сирико», и они поговорили с ним.
— Тихо! Смотри. — Рина схватила подругу за руку и потащила ее за собой в сторону, за угол. Девочки спрятались за углом в ту самую минуту, когда миссис Пасторелли открыла дверь. — Она не хочет их впускать.
— Почему?
Пришлось напрячь всю силу воли, чтобы не болтать, и Рина лишь покачала головой.
— Они показывают ей какую-то бумагу.
— Она испугалась. Все, они входят.
— Мы подождем, — решительно заявила Рина. Она подошла к краю тротуара и опустилась на корточки между машинами. — Подождем здесь.
— Мы же должны идти к тебе домой.
— Это важно. Ты иди, скажи моему папе. — Рина подтолкнула Джину. — А я тут подожду.
Джина побежала, а Рина уселась поудобнее, устремив глаза на шторы, так и остававшиеся задернутыми второй день подряд, и стала ждать.
Она встала, когда пришел ее отец — один.
Заглянув ей в глаза, он сразу же подумал, что на него смотрит уже не ребенок. В этих глазах светилась взрослая ярость.
— Она не хотела их впускать, но они показали ей бумагу. Наверное, это был ордер, как в «Полиции Майами, отдел нравов». И она их впустила.
Отец взял ее за руку.
— Надо бы отослать тебя домой, вот что мне надо сделать. Тебе здесь не место.
— Но ты ведь меня не прогонишь?
— Нет, не прогоню. — Гиб вздохнул. — Твоя мама поступает, как считает нужным. У нее есть вера, и ее суровый нрав, и здравый смысл, от которого она никогда не отступится, и ее удивительное сердце. У Фрэн есть вера и доброе сердце. Она верит, что люди добры по своей природе, что хорошие поступки для них естественнее, чем плохие.
— Не для всех.
— Нет, не для всех. Белла… ну, сейчас она главным образом сосредоточена на Белле. Она живет чувством, а не умом. Плохи люди или хороши, ей сейчас не так уж важно, если только это не затрагивает ее напрямую. Она, наверно, с годами это перерастет, но она всегда будет сперва чувствовать, а потом уж думать. А Сандер — наше солнышко. Счастливый, веселый, хотя и любит подраться.
— Он бросился на помощь, когда Джоуи меня бил. Он прогнал Джоуи, а ведь Сандеру всего девять.
— Да, он такой. Сандер всегда бросается на помощь.
— Потому что он похож на тебя!
— Очень приятно это слышать. А ты — мое сокровище. — Гиб нагнулся и поцеловал ее ладошку. — Ты больше всех похожа на маму, но у тебя есть кое-что свое, ни на кого не похожее, — твое любопытство. Ты все разбираешь на части, чтобы посмотреть, как оно устроено, как работает. Когда ты была совсем маленькой, тебе бесполезно было говорить: не трогай то, не трогай это. Ты обязательно должна была потрогать, попробовать на ощупь, посмотреть, что будет. На слово ты никогда не верила. Тебе надо было до всего самой докопаться.
Рина прижалась к отцу. Душная жара нагоняла дрему. Где-то вдалеке слышалось ворчание грома. Рине вдруг стало жаль, что у нее нет какой-нибудь страшной тайны, которую она могла бы доверить отцу. В эту минуту она почувствовала, что ему можно доверить все.
На другой стороне улицы открылась дверь. Детективы вывели на улицу мистера Пасторелли. Они шли по обе стороны от него. Мистер Пасторелли был в джинсах и в замызганной белой футболке. Он не поднимал головы, как будто ему было стыдно, но Рина видела, как сжаты его челюсти, как напряжен подбородок, и поняла, что он в бешенстве.
Один из детективов нес большую красную канистру, а другой — большой зеленый пластиковый мешок.
Миссис Пасторелли громко рыдала, стоя в дверях. Она держала в руках желтое кухонное полотенце и утирала им слезы.
На шум из своих домов начали выходить люди. Старый мистер Фалко появился в дверях своего дома в своих красных шортах. Миссис Дисальво стояла на тротуаре со своим маленьким сыном Кристофером на руках. Он сосал леденец, и леденец казался таким блестящим, таким ярко-лиловым. Все казалось ярким и отчетливым в солнечном свете.
Кругом было тихо. Так тихо, что Рина слышала, как миссис Пасторелли с шумом втягивает в себя воздух между рыданиями.