Портрет смерти Робертс Нора
– Его никто не арестовывал.
– Все равно. – Она фыркнула и села за письменный стол. – Этот человек – гений, а гении не обязаны придерживаться тех же правил, что и все остальные.
– В том числе и запрета на убийство?
– Обвинять Хастингса в убийстве настолько абсурдно, что я даже отвечать не буду.
– Он затолкал одного из своих помощников в лифт. Бросил в другую бутылку. Угрожал выкинуть в окно третьего. Перечень можно продолжить.
Алые губы Люсии искривились.
– У него были на это причины. Художники – истинные художники – всегда темпераментны.
– О'кей. Ненадолго оставим в покое темперамент истинного художника Хастингса. Насколько защищены его файлы, записи и дискеты с фотографиями?
Люсия покачала головой и взбила светлую челку.
– Совершенно не защищены. Тут он не слушает никого, в том числе и меня. Он не может запомнить пароли, команды и ужасно злится, если не может быстро добраться до нужного снимка.
– Значит, доступ к ним мог иметь кто угодно?
– Ну, сначала этот человек должен был получить доступ в студию.
– Это сужает список до натурщиков, клиентов, то и дело меняющихся помощников, постоянных и временных служащих.
– Уборщиков.
– И уборщиков.
– Ремонтников. – Люсия пожала плечами. – Только им разрешается входить в студию, когда он отсутствует. Они выводят его из себя. Иногда он пускает студентов. Они должны платить и соблюдать тишину.
Ева едва не вздохнула.
– У вас есть список уборщиков, ремонтников и студентов?
– Конечно. У меня есть списки всех.
Вернувшись в управление, Ева закрылась у себя в кабинете. Она поставила чертежную доску, прикрепила к ней фотографии жертв, тесты, полученные Надин, списки опрошенных и тех, кого еще предстояло опросить. Потом села, разложила свои записи и дала волю мыслям.
Она заново опросила Джексона Хупера и Диего Фелисиано; на этот раз их показания были практически одинаковыми. Кенби Сулу они не знали, не опознали и в роковую ночь были дома одни.
Возможна ли связь между Хупером и Фелисиано?
Ева покачала головой. «Я перегибаю палку, – подумала она. – Надо взять себя в руки».
Убийца чего-то хотел от жертв. Их свет. Хастингс говорил, что он не смог бы погасить их свет. Чего хотел убийца? Погасить их свет или впитать его в себя?
Какова была его цель?
Слава. Он хотел славы, признания, одобрения. Но не только.
Жертвы были выбраны сознательно. Юность, жизненная сила, невинность. Оба были умны, сообразительны, одухотворены и красивы.
Яркий свет…
Для отправки данных убийца использовал компьютерный клуб. Следовательно, он часто бывал там. Знал правила, знал, что клуб привлекает к себе множество студентов.
Был ли он сам студентом или только хотел им стать?
Может быть, он не мог себе это позволить? Был исключен? Или еще учился, хотя считал себя сложившимся художником?
Он знал фотодело и достиг в этом искусстве немалых высот. Ева вновь подумала о Лиэнн Браунинг. У той было алиби, но алиби можно подделать.
Ева сделала новую запись: «Возможная связь между Браунинг и/или Брайтстар и Хастингсом?»
Она приказала компьютеру вывести на экран карту города и высветить нужные районы. Два места преступления, два высших учебных заведения, «Портография», автостоянка, квартира Диего, клуб, дома обеих жертв и места обнаружения трупов.
Обе жертвы были брошены возле мест их работы. Почему?
Где работает сам? Где он делает свое дело? Очень важное для него дело?
Неподалеку от клуба? Он активен, но зачем ловить рыбку далеко от дома? Зачем наблюдать, охотиться, а затем сообщать об этом средствам массовой информации?
Обе жертвы знали своего убийцу. Ева была уверена в этом. Случайный знакомый, добрый приятель, соученик, преподаватель. Кто-то, кого они уже видели. Но они вращались в разных кругах и не имели общих знакомых.
Кроме Хастингса и клуба «Устрой сцену».
Ева провела поиск фотостудий в радиусе пяти кварталов от компьютерного клуба. Попыталась сопоставить список их владельцев со списком, полученным от Люсии, и осталась ни с чем.
Нужно было дать Пибоди список служащих и перепроверить его.
Она рассеянно потерла лоб и позвонила Делии, сидевшей в предбаннике:
– Принеси мне что-нибудь из буфета, ладно? Кредиток при мне нет, а эти чертовы автоматы больше не принимают мой код.
– Потому что вы их пинаете.
– Черт побери, возьми мне какой-нибудь сандвич!
– Даллас, ваша смена кончилась пять минут назад.
– Если я выйду из кабинета, ты пожалеешь, – пригрозила Ева и дала отбой.
За открытой дверью слышался шум; шла пересменка. Ева ела за письменным столом, запивая паршивый сандвич отличным кофе, ввела в файл последний отчет, поторопила экспертов, отправила два коротких послания Моррису и снова посмотрела на свою доску.
Убийца уже выбрал следующую жертву, и, пока она будет искать связь, погаснет еще один яркий свет.
Ева собрала вещи и приготовилась завершить хотя бы одно дело из запланированных – вернуться домой и пнуть Рорка в зад.
Перспектива была не из приятных, но она и так потратила впустую слишком много времени. По дороге к лифту Ева заметила спешившую навстречу доктора Миру.
– Я надеялась застать вас.
– Так и вышло. Может быть, вернемся в мой кабинет?
– Нет, нет. Езжайте домой. Я с удовольствием сделаю то же самое. Может быть, поговорим по дороге?
– Отлично, я вас подвезу. Вы закончили анализ Хастингса?
Мира улыбнулась. Она умудрялась выглядеть свежей как утро даже после долгого рабочего дня. На ее кремовом костюме не было ни единого пятнышка, ни единой морщинки. По мнению Евы, такой светлый костюм должен был запачкаться максимум через час пребывания в центре Нью-Йорка, особенно поблизости от управления. Лицо Миры обрамляли густые темные волосы, на шее тускло переливалась нитка жемчуга.
Мира, стоя рядом с Евой в лифте, переступила ногами в элегантных, как успела заметить Ева, туфельках.
– Да. Очаровательный человек. Раздражительный, вздорный, вспыльчивый, смешной. И исключительно честный.
– Значит, он чист?
– По моему мнению, да. И я уверена, что вы пришли к такому же выводу раньше меня.
– Я думаю, Хастингс мог бы сбросить кого-нибудь с крыши в припадке ярости, но он не тот человек, который будет сидеть и хладнокровно готовить план убийства, а потом скрупулезно реализовывать его.
– Нет, не тот. Его можно было бы лечить от приступов гнева, но, скорее всего, бесполезно. Он мне даже нравится.
– Мне, пожалуй, тоже.
– Ваш убийца не уступает Хастингсу в дерзости и, возможно, в мастерстве, но ему не хватает уверенности и непосредственности последнего. Кроме того, Хастингс – принципиальный затворник, а убийца страдает от одиночества. Он нуждается в своих фотографиях не только как в произведениях искусства, но и как в средстве общения.
– Иными словами, запечатленные на них люди становятся его друзьями?
– В каком-то смысле. Он всасывает их, их юность и энергию, а опосредованно впитывает сущность жертв и тех, кого они знали. Их друзей и родных. Забирает их жизненную силу.
– Он не применяет насилия. Действует очень тонко и тщательно. Тут нет гнева. Потому что они – это он или скоро станут им.
– Очень верно.
– Он сохраняет образы жертв, показывает их с лучшей стороны. Гримирует перед съемкой, придает привлекательную позу. Да, верно, частично это диктуется честолюбием – мол, убедитесь, на что я способен, посмотрите, какой я талантливый. Но еще и тщеславием. Мы теперь одно, и я хочу выглядеть красивым.
– Интересно… Да, очень возможно. Это сложная личность, искренне верящая, что она имеет право делать то, что делает. Возможно, даже считающая, что выполняет свой долг. Но не бескорыстно. Это не священная миссия. Он хочет признания. Может быть, когда-то он разочаровался в своем искусстве и считает, что его талант недооценили. В частности, Хастингс и те, кто предпочел ему Хастингса. Поэтому вполне логично предположить, что он брал первоначальные снимки жертв из файлов Хастингса. Один из возможных мотивов – желание превзойти конкурента.
– Или учителя.
Мира подняла брови.
– Не могу представить себе Хастингса в роли учителя.
– Я тоже, но убийца может думать по-другому.
– Я подумаю над этим еще, но мне понадобятся ваши последние отчеты.
– Конечно, вы их получите. Спасибо. – Они уже подъезжали к дому Миры, когда Ева вдруг спросила: – Доктор Мира, вы ведь давно замужем?
«Большой шаг вперед, – подумала Мира. – Наконец-то ты заговорила о чем-то личном по собственной инициативе».
– Да. Через месяц будет тридцать два.
– Тридцать два? Года?!
Мира засмеялась:
– Дольше, чем вы живете на свете.
– Думаю, у вашего брака были взлеты и падения.
– Да. Супружеская жизнь – не для слабых и ленивых. Это труд, но так и должно быть. Иначе в ней не было бы смысла.
– Я говорю не о труде. – «А о чем же тогда?» – спросила себя Ева. – Люди иногда пресыщаются друг другом, верно? Это не значит, что их чувства изменились, просто им нужно сделать шаг назад.
– Иногда нам нужно побыть наедине с собой или что-то сделать в одиночку. В любом партнерстве человеку требуется личное пространство и время.
– Да. Наверно.
– Ева, у вас нелады с Рорком?
– Не знаю, – вырвалось у нее. – Наверно, я дура, вот и все. Вчера вечером он был на себя не похож, а я сделала из мухи слона. Но я знаю, как он смотрит на меня, знаю его тон и жесты. А тут все полетело к черту. Абсолютно все. Наверно, у него был трудный день. Почему я не оставила его в покое?
– Потому что вы любите мужа и переживаете за него.
– В тот вечер мы так и не смогли найти общего языка, а ночью он не пришел в нашу спальню. Сегодня меня рано вызвали на работу, и я оставила ему сообщение. Но он не позвонил. Вчера он буквально выставил меня из своего кабинета, а сегодня ни разу не дал о себе знать. Это не похоже на Рорка.
– А вы ему тоже не звонили?
– Нет. Черт побери, теперь его очередь!
– Согласна, – с теплой улыбкой сказала Мира. – Значит, вы дали ему личное пространство и время. – Она наклонилась и удивила Еву, поцеловав ее в щеку. – А сейчас езжайте домой и расспросите его хорошенько. Вам обоим станет легче.
– О'кей. Верно. Спасибо. Я чувствую себя последней дурой.
– Нет, милая. Вы чувствуете себя замужней женщиной.
12
У дома стояла зеленая служебная машина Евы, и Рорк понял, что она вернулась раньше его.
Он еще не был готов к откровенному разговору. Ни с ней, ни с кем-нибудь другим. Но нельзя было забывать о том, что человек, большую часть жизни заменявший ему отца, лежит со сломанной ногой.
Он зайдет к Соммерсету, потом как следует попотеет в спортзале, поплавает в бассейне. Может быть, напьется до чертиков. Что угодно, лишь бы избавиться от усталости и плохого настроения.
Совещания ему не помогли. Текущие дела не завладели целиком его вниманием. Ничто не могло вытравить из его памяти образ рыжеволосой девушки.
Нужно было попробовать что-то другое.
Он вошел в дом и с облегчением – и чувством вины за это облегчение – убедился, что Евы нет ни в вестибюле, ни в большой гостиной. Рорку пришлось признать, что в данный момент у него нет сил для объяснений. Он не помнил, когда в последний раз чувствовал себя таким уставшим и опустошенным.
Рорк поставил «дипломат» и посмотрел на широкую лестницу. Должно быть, она поднялась наверх и работает у себя в кабинете. Если ему повезет, она еще долго не отвлечется от своего дела.
И все же он медлил. Он плохо обошелся с ней. И вообще вел себя не лучшим образом. Но ему надо было побыть одному. Разве человек не имеет на это права? Черт побери, конечно, он имеет право подумать в одиночестве, если его жизнь полетела вверх тормашками.
Рорк провел рукой по волосам, чертыхнулся и пошел в комнаты Соммерсета.
Издалека услышав музыку, он чуть не повернул обратно. Мэвис. Бог свидетель, Рорк обожал эту женщину, но сейчас у него не было на нее сил.
Впрочем, ее присутствие позволяло сократить визит до минимума.
В другое время он посмеялся бы, увидев своего важного мажордома раздетым до пояса и лежащим в кресле навзничь с лицом, покрытым голубой глиной. Трина – одна из немногих людей на свете, державших Еву в страхе, – занималась своим делом и пританцовывала в такт музыке.
Ее черные как смоль волосы были так коротко острижены, что сквозь них просвечивала ядовито-розовая бабочка, нарисованная на макушке. Та же бабочка, только в виде крошечных татуировок – Рорк надеялся, что они временные, – были у уголков рта, а также на шее и внушительной груди.
Ее соучастница наливала в широкий стакан какую-то розовую пенистую жидкость, предназначенную то ли для наружного, то ли для внутреннего употребления.
Мэвис, еще не расставшаяся со своими колокольчиками, была облачена в ярко-желтую блузку, на спине которой была изображена женщина в черных чулках с поясом и высоких сапогах. Медсестра Спенс сидела с наушниками на голове. На ее лицо была наложена маска, ноги были опущены в пузырящуюся голубую жидкость, волосы были намазаны чем-то жирным и зеленым.
Мэвис, державшая в руке стакан, обернулась и увидела Рорка.
– Ты вернулся! Добро пожаловать в салон красоты Соммерсета. Хочешь клубничного коктейля?
Рорк понял, что она имеет в виду розовую жидкость.
– Нет, спасибо.
– Даллас удрала наверх. Притащи ее к нам, ладно? Трина хочет попробовать на ней новое средство для ухода за кожей, и ей нужно…
Она осеклась, увидев его лицо. Под глазами Рорка залегли тени. Мэвис знала его больше года, но таким видела впервые.
– У тебя все в порядке?
– Да. – Он подошел к Соммерсету. – А у тебя, старина?
В испуганных глазах Соммерсета мелькнула искра надежды.
– Им не следовало возиться со мной. Теперь, когда вы дома, нам нужно кое-что обсудить. Так что…
– Вообще-то у меня срочная работа.
– Да, но… – Соммерсет схватил руку Рорка и сжал ее как в тисках. – Я уже сказал всем, что нужно изучить отчет Рандейла и многое другое.
– Разве нельзя оставить в покое старого больного человека? – Трина недовольно посмотрела на Рорка. – Ему нужно расслабиться и пройти недельный курс интенсивного лечения. Лично я могла бы заняться его кожей. Волосы у него неплохие. – Она слегка подергала их, отчего глина слегка потрескалась. – Но с моей помощью станут еще лучше.
– Не сомневаюсь.
– Рорк… – прохрипел Соммерсет и откашлялся. – Прошу уделить мне минуту.
– Позже.
– Нет, сейчас, – бросил старик. – Прошу прощения у дам, но…
– Нет проблем, – сказала Мэвис, не дав подруге возразить. – Трина, возьми коктейль, и пойдем на кухню. На нее можете не обращать внимания, – сказала она, жестом показав на сестру Спенс. – Она слушает программу медитации и ни на что не реагирует.
Еще раз с тревогой посмотрев на Рорка, она схватила Трину за руку и увела из комнаты.
– Они не сделают тебе ничего плохого, – начал Рорк.
– Я хотел поговорить не о себе, а о тебе. Ты скверно выглядишь.
– У меня дела.
– У тебя всегда были дела, но больным ты не выглядел.
– Ради бога… Я не заболел. Компьютер, выключи эту проклятую музыку! – Мгновенно настала тишина. – У меня очень серьезное дело. Ты даже не можешь себе представить…
– Я все могу себе представить. Я…
– Черт побери, у тебя сломана нога. Поэтому лежи и помалкивай. Эти женщины превратили тебя в пугало, но придется потерпеть. Я не могу помочь тебе. Так что не хнычь.
Пальцы Соммерсета впились в подлокотники кресла.
– Я не хнычу, но не могу допустить, чтобы со мной разговаривали в таком тоне.
– По-твоему, у тебя есть выбор? Я больше не ребенок, которого требуется учить хорошим манерам. Поскольку ты служишь у меня, я буду говорить с тобой так, как считаю нужным. Честно говоря, я не собираюсь тратить время на споры с олуголым человеком, лицо которого вымазано черт знает чем.
Соммерсет посмотрел вслед Рорку, а потом скрепя сердце сделал то, чего не делал никогда: позвонил Еве по внутренней связи.
– Что еще? – рявкнула Ева, а затем скорчила гримасу, увидев на экране лицо дворецкого. – Ради бога, выключите изображение, иначе у меня глаза вытекут!
– Успокойтесь. С Рорком творится что-то неладное. Он плохо выглядит.
– Что? Что вы хотите этим сказать? Он болен?
– Я сказал, что он плохо выглядит. И надеюсь, что вы займетесь этим, поскольку я не в состоянии ему помочь.
– Где он?
– Дома. Найдите его. И примите меры.
– Приму, – лаконично ответила она.
Ева провела поиск и обнаружила Рорка в спортзале. Она включила видео и стала следить за тем, как муж раздевается и натягивает шорты. Он выглядел измученным. Не просто усталым, что тоже случалось редко, но выжатым как лимон. Когда он двинулся к штанге, Ева слегка успокоилась. «Попотей немного, – подумала она. – Это тебе на пользу».
Ее тревожили не столько синяки под глазами Рорка, сколько отчужденное выражение его лица. Холодное и замкнутое.
Он изнурял себя. Наказывал за что-то. О господи, что происходит?
Пока Рорк выжимал штангу, Ева расхаживала по кабинету, пытаясь придумать, как подойти к мужу. Прошло долгих тридцать минут, прежде чем он пошел к бассейну.
Он плавал быстро, сильно, резко. Слишком резко. Ева была готова спуститься и остановить Рорка, но тут он перевернулся на спину и закрыл глаза. Его лицо было таким грустным, что у Евы сжалось сердце.
– Что это? – пробормотала она и погладила экран. – Почему ты такой несчастный?
Работа? Нет, не похоже. Если бы что-то случилось на работе, это бы его разозлило. Даже подстегнуло бы. Но не опечалило.
Соммерсет? Тоже не годится. Ева лично поговорила с врачами, и ей сказали, что этот тощий сукин сын поправляется не по дням, а по часам.
Может быть, дело во мне, подумала она, ощутив холодок под ложечкой. Может быть, его чувство ко мне уже остыло? Если подумать, то у них все произошло слишком быстро. И совершенно неожиданно. Во всяком случае, для нее. Может быть, он несчастен, виноват и подавлен, потому что разлюбил ее? Именно эти чувства написаны на его лице…
Чушь! Она пнула ножку стола. Тем временем Рорк вылез из воды. Чушь собачья! А если не чушь, то, когда она покончит с этим делом, Рорк будет еще более несчастным, виноватым и подавленным.
Она прошла на кухню, достала бутылку и выпила бокал вина как лекарство. Пусть Рорк выйдет из бассейна, примет душ и тогда…
Когда она вошла в душевую комнату рядом со спальней – точнее, ворвалась, готовая к ссоре, – он только что вышел из-под душа и снимал с крючка полотенце. Их взгляды встретились в зеркале.
– Паршиво выглядишь.
– Спасибо, дорогая.
Он не улыбнулся. В глазах Рорка не было ни тепла, ни юмора, ни досады. Вообще ничего.
– Я должна тебе кое-что сказать. Надень штаны.
Рорк направился в спальню, на ходу проговорив:
– Твое «кое-что» подождет. У меня назначено селекторное совещание, – солгал Рорк и тут же понял, что до сих пор не лгал ей. Это отнюдь не улучшило его самочувствия.
– Если так, оно пройдет без тебя. – Ева прошла в спальню за ним следом и хлопнула дверью.
Этот хлопок резал ему уши, как луч лазера.
– Может быть, я не ловлю очередного убийцу, который держит в страхе весь Нью-Йорк, но моя работа тоже имеет значение. – Он подошел к шкафу и достал брюки. – Я не требую, чтобы ты бросала ее, когда мне заблагорассудится.
– Наверно, я не такая сговорчивая, как ты.
– Брось свои шпильки. Мы поговорим позже, – сказал он, одеваясь.
– Мы поговорим сейчас. – Когда Рорк молча повернул голову и смерил ее ледяным взглядом, Ева вздернула подбородок. – Ты выйдешь из этой комнаты только через мой труп. А поскольку боец ты сейчас никудышный, я справлюсь с тобой за тридцать секунд.
На мгновение он перестал чувствовать себя несчастным и ощутил приступ жаркого гнева.
– Не надейся.
– Хочешь подраться? – Ева приняла боевую стойку и поманила его пальцем. – Иди сюда.
– Побереги силы, черт возьми! Сейчас у меня не то настроение. – Рорк шагнул к ней, собираясь отстранить. Но Ева оттолкнула его.
У Рорка загорелись глаза, и это доставило ей удовольствие.
– Не начинай, – тихо и угрожающе спокойно предупредил он.
– Не начинай что? – Ева снова толкнула мужа и увидела, что он сжал кулаки. – Хочешь обругать меня? Валяй, пока я не надрала тебе задницу.
– Я прошу, чтобы ты ненадолго оставила меня в покое. И больше ничего!
Она уперлась ладонями в обнаженную грудь Рорка и толкнула его еще раз.
– Нет.
– Не толкай меня! – Когда Ева не послушалась, Рорк схватил ее за запястья и рванул к себе. В его крови закипела злоба. – Не надоедай. Оставь меня в покое. Я не хочу тебя видеть.
– Не хочешь видеть? – У Евы сжалось сердце, но она ответила Рорку тем, что прижала его к стене. – Сукин сын! А что ты говорил еще два дня назад?
Сил у Рорка осталось больше, чем она думала, и через десять секунд ожесточенной схватки они поменялись местами. Она двинула ему локтем в челюсть, дала подножку и повалила на пол.
Гнев, вспыхнувший в глазах мужа, подстегнул Еву, и она прыгнула на Рорка.
Они боролись на полу. Что-то упало и разбилось.
Тьма, накопившаяся в душе Рорка, рвалась наружу. Оба хватали ртом воздух. Бриллиант – подарок Рорка, который Ева всегда носила на цепочке – больно ударил Рорка по щеке.
Застигнутый врасплох, Рорк на секунду потерял бдительность и дал положить себя на обе лопатки.
– Валяй! – Он закрыл глаза. Злость ушла, оставив после себя опустошение. – Я не собираюсь причинять тебе боль.
– Не собираешься причинять мне боль? – Ева приподняла его голову за волосы, а потом отпустила. Раздался глухой стук. – Ты устал от меня, не желаешь видеть, хочешь избавиться от меня, а потом говоришь, что не собираешься причинять мне боль?
– Устал от тебя? – Он открыл глаза и впервые увидел в глазах Евы не только гнев, но и слезы. – С чего ты взяла? Я никогда не говорил этого. Просто мне есть о чем подумать, только и всего. Это не имеет к тебе никакого отношения.
Рорк увидел, что ее лицо дрогнуло от боли. Но Ева быстро справилась с собой. Когда она села на корточки, ее глаза были сухими.
– Что за глупости? – пробормотал он и потер ладонями лицо. – Извини меня. Извини за вчерашнее. И вообще за все. Я виноват.
– Я не хочу, чтобы ты чувствовал себя виноватым. Хочу, чтобы ты рассказал мне, в чем дело. Ты заболел? – со слезами в голосе спросила она, взяв его лицо в ладони. – Пожалуйста, расскажи. С тобой что-то случилось?
– Нет. Вернее, да, но не то, о чем ты думаешь. – Он бережно взял ее за запястья, покрытые синяками. – Я сделал тебе больно.
– Не думай об этом. Рассказывай. Если ты не собрался умирать и не разлюбил меня…
– Я не смог бы разлюбить тебя даже в аду. – Его глаза снова наполнились чувством, и в них появилась прежняя боль. – Ты все, что у меня есть.
– Ради бога, рассказывай. Я не могу видеть тебя в таком состоянии.
– Подожди минутку, ладно? – Рорк прикоснулся к ее щеке, по которой катилась слеза. – Я хочу выпить.
Читать бесплатно другие книги:
