Слезы луны Робертс Нора

— А если и так? Какой смысл сочинять музыку и прятать ее ото всех? Теперь ты сможешь поделиться ею.

Гневную вспышку Бренны Шон встретил с ледяным — напускным — спокойствием.

— Думаешь, тебе решать, что, как и когда я могу или должен?

— А ты вообще ничего не делал.

— Откуда ты знаешь, что я делаю или не делаю, что планирую или не планирую?

— А не ты ли тысячу раз говорил, что еще не готов даже попробовать продать свою музыку? — Не успели эти слова сорваться с ее языка, как она осознала свой промах и начала судорожно соображать, как бы его исправить.

— Верно, говорил, но тебя это не устраивало, ты не хотела ждать. Ты думала, какая польза от этой музыки, если с нее не капают денежки?

— Дело не в деньгах…

— Моя музыка — самое личное, что есть в моей жизни, — прервал ее Шон. — И даже если она когда-нибудь принесет мне деньги, она останется самым личным. Ты не понимаешь и не уважаешь ни мое отношение к моей музыке, ни меня.

— Неправда! — В ней нарастало какое-то незнакомое чувство. Оно раздирало грудь, горло и было совсем не похоже на гнев. — Я только хотела, чтобы ты хоть что-то получал от нее.

— Я получал от нее все, что хотел.

Бренна никогда прежде не видела такой ярости, сверкавшей в его суровых глазах, и почувствовала себя букашкой, даже недостойной того, чтобы ее раздавили.

— Бога ради, Шон, ты должен был плясать от счастья, а не уничтожать меня. Маги хочет купить твою песню. Он считает, что ее необходимо записать на студии.

— То, что он думает, для тебя важнее того, что я делаю?

— Не передергивай! Ты получил шанс, но слишком упрям, чтобы за него ухватиться.

— Так вот как ты видишь наши отношения? Ты принимаешь решения, а я соглашаюсь, подчиняюсь и низко кланяюсь за то, что ты приглядываешь за мной, как за слабоумным, неспособным позаботиться о себе?

— Почему ты один пустяковый поступок раздуваешь до вселенских масштабов? — Бренна запустила в волосы дрожащие пальцы. — Ты ведь сам помог отослать мой проект Маги. — Господи, она совсем забыла о том, что Маги сказал о ее работе. Радуясь победе Шона, представляя, как он воспримет потрясающее известие, она совершенно забыла о себе.

— Бренна, неужели ты не видишь никакой разницы? Я сначала поговорил с тобой, я не действовал за твоей спиной, не обманывал тебя.

— Я не обманывала, я не собиралась тебя обманывать. — Но она уже поняла, где свернула на кривую дорожку. — Ты никогда не говорил, что ничего не хочешь делать со своей музыкой, ты лишь утверждал, что пока не готов.

— Потому что я действительно не был готов.

— Ну, если загвоздка в этом, я должна сказать, что ты был готов. — Страх вселил в нее новые силы. — И так же считает человек, хорошо разбирающийся в подобных делах. Черт тебя побери, ты подарил мне эту песню, и я поступила с ней по своему выбору. Я думала, ты будешь рад, но поверь, я никогда больше не повторю свою ошибку.

Видно было, что она переживает, и Шон испытал мстительное удовлетворение.

— Я тоже.

Он развернулся и стремительно вышел из дома.

— Сукин сын! — Бренна со всей силы ткнула ногой захлопнувшуюся за ним дверь. — Близорукий глупец! И это твоя благодарность за то, что я попыталась что-то сделать для тебя? Если ты думаешь, что я побегу за тобой, долго же тебе придется ждать.

Она схватила свой бокал и залпом опустошила его. Пузырьки защекотали горло, глаза заслезились.

Как она для него старалась, а он обращается с ней, как с настырной вздорной дурой! Ну, она не собирается лить слезы ни по тому, что сделала, ни по нему, коли на то пошло.

Бренна оперлась руками о рабочий стол и медленно задышала, пытаясь освободиться от давления в груди.

Господи, что же она натворила! Пусть она ошиблась в способе, но результат… Как то, что должно было обрадовать, взбесило его и ударило по ним обоим?

Бренна повернулась и увидела Красавицу Гвен.

— Хорошо же вы мне помогли! Его песня, сказали вы мне. Его сердце в его песне, слушай. Разве не это я сделала?

— Не совсем, — прошелестел тихий ответ, и Бренна осталась одна.

Шон знал, как избавиться от ярости: размышления не помогут, поможет движение.

Он побродил по полям, окутанным лунным светом, поднялся на скалы, надеясь, что ветер и волны помогут прочистить мозги, но ярость не ослабевала. Он отдал сердце женщине, которая так мало ценит его как мужчину.

Отослала его музыку чужаку, человеку, которого они никогда не видели, которого совершенно не знают. И ни словом не обмолвилась, поступила по-своему, уверенная, что дурачок обрадуется и пойдет у нее на поводу.

Ну, нет, он этого не потерпит.

Неужели она думает, что он не понимает хода ее мыслей? Каким же идиотом она его считает? Ах, Шон приятный парень и по-своему даже неглупый, но и пальцем не шевельнет, если не получит хороший пинок под зад. И она решила пнуть сама, мол, если парень играет по полдня в одиночестве, почему бы не извлечь из этого выгоду.

Но это его музыка, не ее. Она ни разу не потрудилась хотя бы притвориться, что понимает, что ценит ее.

«Кельтская музыка, — шепнул внутренний голос. — Постой-ка, а разве ты сам не прикидывал, как относятся Маги и ему подобные к народной музыке?»

— Неважно, — пробормотал Шон, опустившись на землю и швырнув в море камень. — Я собирался приглядеться к Маги при встрече, оценить его и, может, показать ему какую-нибудь из своих песен.

Ту, что выберу сам. Ту, какую сочту подходящей. Потому что это мое и только мое.

«А когда в последний раз ты считал песню законченной и подходящей?» — не унимался назойливый внутренний голос.

Пожалуй, никогда, вынужден был признать Шон и сердито швырнул еще один камень.

— Проклятие! — Пытаясь усмирить свой гнев, Шон втянул в себя холодный воздух.

Как объяснить кому-то другому, какое невыразимое счастье испытываешь, когда рождаются слова и звуки? А от мыслей, что с этим нужно что-то делать, голова идет кругом и кажется, будто стоишь на краю утеса, неготовый к прыжку.

Бренна подтолкнула его, и его это возмутило. Пусть она добилась желаемого результата, но он не просил, чтобы его подталкивали. Она этого никогда не поймет.

И это тупик для их отношений.

— Мужчина должен быть гордым, — заметил Кэррик, сидевший на камнях неподалеку.

Шон едва удостоил его взглядом.

— Я переживаю личный кризис. Вы не могли бы оставить меня в покое?

— Она уязвила твою гордость, и я не могу винить тебя за гнев. Женщина должна знать свое место, а если не знает, надо ей показать.

— Дело не в месте, высокомерный всезнайка.

— Не отыгрывайся на мне, парень, — предупредил Шона Кэррик. — Сегодня я на твоей стороне. Без сомнения, она хватила через край. Интересно, о чем думала эта женщина, когда так обошлась с тем, что принадлежит тебе? Конечно, песню ты ей подарил, но это дела не меняет.

— Да, так и есть.

— Я того же мнения. Но и смелости ей не занимать. Устроила для тебя свободный вечер…

— Так это она устроила? — Шон выместил возмущение на подвернувшемся камне. — Я же знал, что не чокнулся. Проклятие!

— Окрутить тебя, вот что она задумала. — Кэррик взмахнул рукой, и маленькая звезда соскользнула с его пальцев и полетела над водой, оставляя серебристый след. — Приготовила ужин, накрыла стол, зажгла свечи, нарядилась. Никогда не встречал более хитрой женщины. К счастью, ты вовремя ее раскусил. Может, в конце концов, следовало обратить внимание на ее сестру. Она юна, зато более покладиста, что скажешь?

— Заткнитесь! — Шон вскочил, зашагал прочь и нахмурился, услышав за спиной смех Кэррика.

— Ты пропал, молодой Галлахер. — Кэррик запустил в небо еще одну звезду. — Ты еще не решаешься броситься в омут, но ты пропал. Смертные, почему вы предпочитаете страдать, а не радоваться и веселиться?

На этот раз, когда Кэррик взмахнул рукой, на его ладони появился кристалл, гладкий и прозрачный, как спокойная вода. Поглаживая его, Кэррик смотрел на возникший внутри кристалла образ. Красивое лицо, нежные глаза, зеленые, словно орошенная росой трава, и волосы, светлые, как свет зимнего солнца.

— Я скучаю по тебе, Гвен. — Прижав кристалл к сердцу, Кэррик подозвал своего коня и помчался по небу, как мчался сотни лет, ночь за ночью. В одиночестве.

Коттедж был пуст, когда Шон вернулся. А он и не ждал ничего другого, да и не хотел ничего, кроме одиночества. Бренна убрала еду, а вот это его удивило. При своей вспыльчивости она скорее бы швырнула в стену кастрюлю или сковородку, или что ей там подвернулось под руку.

Однако в кухне было опрятно, как в церкви, и витал в воздухе слабый запах свечного воска. Шон вынул из холодильника бутылку пива и прошел в гостиную. Он не стал разжигать потухший огонь в камине, решив просто посидеть наедине со своими невеселыми мыслями. Если уж ему обеспечили свободный вечер, можно провести его по собственному разумению.

Шон сел за пианино, коснулся пальцами клавиш и заиграл.

Мелодию, которую Шон подарил ей, и услышала Бренна, подходя к калитке, и вздохнула с облегчением оттого, что нашла его. Но тут же к ней вернулись тревога и боль, словно солью посыпали свежую рану.

Бренна надавила на калитку, не смогла открыть, подергала щеколду и отступила в панике.

Слезы застилали ей глаза.

— Шон, ты что, заперся от меня?

Музыка смолкла. В воцарившейся тишине Бренна пыталась справиться со слезами, она не хотела, чтобы Шон увидел ее зареванной. Когда дверь открылась, она крепко сжала кулаки и напряглась.

Шону показалось, что он слышал ее зовущий печальный шепот. Он знал, что она вернулась, а подсказали ему это чувства или магия, не имело значения. Бренна и правда стояла за калиткой. С мокрыми глазами и высоко вздернутым подбородком.

— Ты собираешься зайти?

— Я не могу… — Она всхлипнула. — Я не могу открыть калитку.

Озадаченный, Шон подошел, чтобы помочь, но Бренна покачала головой.

— Нет, не открывай, я останусь с этой стороны. Так даже лучше. Я искала тебя, а потом подумала, что рано или поздно ты же вернешься домой. Я должна была хорошенько подумать, и я… я, наверное, нечасто это делаю. Я…

«Он когда-нибудь заговорит? — в отчаянии подумала она. — Или так и будет стоять, глядя на нее глазами, в которых ничего невозможно прочесть?»

— Мне очень жаль, Шон. Прости меня за то, что я сделала, за то, что огорчила тебя. Поверь, я думала, что делаю это для тебя, что ты будешь рад. Но многое из того, что ты говорил, верно. Теперь я это понимаю. И я не знаю, что мне делать, — в панике проговорила она и отвернулась.

— Бренна, что все это значит?

Она собрала все свое мужество и ответила:

— Я прошу тебя не выбрасывать меня из твоей жизни за одну ошибку, даже за такую большую. Дай мне еще один шанс. И если ничего другого между нами быть не может, хотя бы останься моим другом.

— Я пообещал тебе сохранить нашу дружбу и не нарушу своего слова.

Она прижала ладонь к губам и не отнимала, пока не почувствовала в себе сил заговорить снова.

— Ты так много для меня значишь, я хочу сказать тебе начистоту. — Собравшись с духом, Бренна продолжила: — В чем-то ты был прав, но не во всем. Ты не понял самого главного.

— И ты объяснишь мне, чего именно?

Она сжалась от его ледяного, язвительного тона, но не ощутила в себе ни капли гнева для отпора.

— Ты умеешь бить в самое больное место, — тихо сказала она. — И от того, что ты делаешь это редко, получается еще больнее.

— Прости, мне жаль. — Сам того не желая, он в самом деле пожалел ее, поскольку никогда не видел ее такой несчастной. — Но я еще злюсь.

— Я упрямая. — Бренне нелегко далось это признание, но она не отступала: — Я даже упертая и бываю невнимательна даже к самым близким. Может, к близким невнимательна даже больше. Я думала: ладно, пусть он не делает ничего со своей музыкой, так я сделаю это для него. Теперь я понимаю, что была не права. Я не имела права навязывать тебе свое решение, не имела права обращаться с тем, что принадлежит тебе, как со своей собственностью. Ты высказался, и я не могла не высказаться.

— Справедливо.

— Но я не законченная эгоистка. Я хотела что-то подарить тебе, что-то важное, чтобы ты был счастлив. И я сделала это не из-за денег, я хотела для тебя славы.

— Мне не нужна слава.

— А я хотела, чтобы ты прославился.

— Бренна, зачем это тебе? Моя музыка тебе даже не нравится.

— Это не так. — От его несправедливых слов гнев ее подал голос. — Мало того, что я упрямая, так я еще глухая и бесчувственная? Я люблю твою музыку, она прекрасна. Я просто считала, что ты сам не ценишь ее. Боже милостивый, я годами подтрунивала над тобой, а ты так и не потрудился доказать мне, что я не права. Ты растрачивал дар, чудесный дар, и я безумно злилась на тебя.

Она смахнула слезы с лица.

— И я ничего не могла с собой поделать, но не потому, что недооценивала тебя, тупица, а потому что очень высоко тебя ценила. И вдруг ты написал песню, которая пронзила мне сердце, тронула душу, как ни одна прежде. Еще до того, как ты ее закончил, много недель назад, когда я нашла ее среди других на пианино, отброшенную, будто ты не узнал драгоценный алмаз, который лежал перед твоими глазами, я ее полюбила. Я должна была что-то с ней сделать, и мне плевать, если я была не права. Я так гордилась тобой, что не видела дальше своего носа. Иди к черту, Шон Галлахер.

Она с такой силой толкнула его в грудь, что он пошатнулся.

— Ничего себе извиненьице!

— Да пошел ты! Я забираю все свои извинения, какие имела глупость принести.

«Моя женщина», — подумал Шон. Он насмешливо смотрел на Бренну.

— Слишком поздно, я их уже получил и сохраню. И кое-что должен тебе ответить. Мне всегда было важно, что ты думаешь обо мне и моей музыке. Гораздо важнее мнения всех остальных на свете. Что ты скажешь на это?

— Ты просто пытаешься меня обхитрить, потому что я снова разозлилась.

— Я всегда мог обхитрить тебя, дорогая, злилась ты или нет. — Шон толкнул калитку, и та открылась плавно и бесшумно. — Заходи.

Бренна шмыгнула носом, пожалев, что у нее нет носового платка.

— Не хочу.

— Все равно тебе придется войти. — Шон дернул ее за руку и втащил в садик. — И выслушать меня.

— Мне неинтересно. — Бренна в сердцах пнула калитку.

— Ты выслушаешь меня, хочешь этого или нет. — Шон перехватил ее руки. Она даже не успела сжать кулаки, не говоря уж о том, чтобы замахнуться. — Мне не нравится то, что ты натворила и как ты это натворила. Но твои мотивы значительно ослабляют вину.

— И на том спасибо!

— Хватит упрямиться. — Шон приподнял ее от земли на пару дюймов, ногой легко захлопнул калитку. — И закрой рот. Если понадобится, я применю силу, а тебе это нравится, и не возражай.

— Ты…

Задохнувшись от возмущения, Бренна умолкла, и Шон понимающе кивнул.

— Ага, потеряла дар речи? Для разнообразия недурно. Я не нуждаюсь в том, чтобы кто-то направлял мою жизнь, но не возражаю, если кто-то поучаствует в выборе направления. Я не потерплю, чтобы меня подталкивали, обводили вокруг пальца или манипулировали мной, и если ты попытаешься, то сильно пожалеешь.

— Ты заставишь меня пожалеть? — прошипела Бренна. — Я уже жалею, что вообще попыталась…

— Бренна! — Шон легонько встряхнул ее, и она затихла. — Иногда полезнее заткнуться и послушать, сейчас как раз такой случай. Итак, обман — это одно, но сюрприз — совсем другое. И теперь я думаю, что ты просто хотела сделать мне сюрприз, вроде как подарок, а я швырнул его тебе в лицо. За это, Бренна, я прошу прощения.

Бренна была ошеломлена, но, как ей казалось, сумела не выдать этого.

— Плевала я на твое извинение, — гордо заявила она.

— Как хочешь.

— Ты вдруг сам стал жутко упрямым.

— У меня есть свои границы, и странно, что ты их до сих пор не определила. Ладно, сколько Маги собирается заплатить мне за песню?

— Я не спрашивала, — холодно ответила Бренна.

— Ага, значит, ты не во все суешь свой нос. Приятное открытие.

— Я же сказала, что дело не в деньгах. — Бренна отпихнула его, затопала по дорожке к дому. — Не понимаю, как я могла быть так слепа! Никогда не пойму, с чего вдруг я решила, что люблю тебя, у меня мороз по коже от одной только мысли, что я хотела провести с тобой всю жизнь.

Шон улыбнулся во весь рот, не сумел сдержаться. Как чудесно, когда рассыпавшаяся на кусочки жизнь, возвращается в норму.

— К этому мы перейдем через минуту. Повторяю, важно то, что ты не думала о деньгах, не думала, мол, если этот парень хочет удержать меня, пусть сначала докажет, что может заработать на жизнь своими талантами, а пока он не взялся за ум, я сделаю это за него.

— Да мне все равно, как ты зарабатываешь на жизнь.

— Теперь я понимаю. Мне кажется, ты думала вот что: я хочу быть с этим парнем, и, чувствуя то, что я к нему чувствую, я хочу помочь ему с тем, что ему важно. Очень здравая мысль, но ты все равно должна была посоветоваться со мной.

— Можешь больше не волноваться, я к твоим делам, ни к каким твоим делам, и близко не подойду.

— Скорее свиньи перелетят через Ардморскую бухту, чем ты хотя бы неделю продержишься со своим обещанием. И, поскольку я слышу, как скрипят шестеренки в твоей расчетливой головке, скажу, что я сам свяжусь с Маги, и если он сумеет заинтересовать меня, пошлю ему несколько песен, тем более что именно это я собирался сделать, когда он приедет сюда и я познакомлюсь с ним поближе.

Бренна подозрительно покосилась на Шона.

— Ты собирался показать Маги свою музыку?

— Собирался. Признаюсь, что десятки раз в прошлом уже подходил совсем близко к краю, но всегда отступал. Когда что-то рождается в душе, оно бесценно, и страшно отдавать это в чужие руки, безопаснее не рисковать. Я боялся лишиться того, что очень важно для меня. Я упал в твоих глазах, Бренна?

— Нет, конечно же, нет. Но если не спрашивать, то и ответа не будет, — вспомнила она отцовские слова.

— Я не оспариваю твои мотивы, только твои методы. И я хочу знать, если бы Маги сказал тебе: «Что за любительскую чушь вы мне прислали? У того, кто это написал, нет никакого таланта», ты бы стала хуже ко мне относиться?

— Нет, глупая твоя башка. Я бы поняла, что Маги ни черта не смыслит в музыке.

— Ага, мы многое прояснили. А теперь нельзя ли вернуться к тому моменту, когда ты сказала, что любишь меня?

— Нельзя, потому что я больше тебя не люблю. Я опомнилась.

— Чертовски жаль! Погоди-ка, я должен кое-что принести из коттеджа.

— Я не собираюсь торчать здесь. Я иду домой.

— Чего ты добиваешься, Бренна? Я тогда пойду за тобой! — крикнул он, не оборачиваясь. — И то, что я задумал, лучше сделать здесь, пока мы наедине.

Бренна подумала, не перелезть ли через калитку хотя бы для того, чтобы досадить ему, но отказалась от этой мысли, решив, что, пожалуй, лучше уж поскорее покончить со всем этим.

Поэтому она скрестила руки на груди и стала ждать. Шон вышел, но у него в руках ничего не было, и она нахмурилась.

— Полная луна сегодня, — заметил Шон, подходя к ней. — Может, вмешалась судьба, кто знает, но это должно было произойти здесь и в полнолуние.

Он сунул руку в карман.

— У меня был план. Я хотел, чтобы ты побегала за мной и убедила, что у меня нет другого выбора, кроме как жениться на тебе.

— Что ты сказал? — изумленно воскликнула Бренна.

— Неужели ты и в самом деле думала, что дергаешь меня за поводок, как щенка? Неужели такой мужчина нужен тебе, Бренна О'Тул? Разве с таким мужчиной ты хочешь прожить жизнь и вырастить детей?

— Это какая-то игра?

— Отчасти. Но игры закончены, и я хотел бы вернуться к традициям. — Он взял ее за руку. Ее рука дрожала. — Бренна, я люблю тебя. Я не знаю, когда это началось, годы назад или недели. Но я знаю, что отдал тебе свое сердце, и не жалею об этом. Только ты мне нужна со всеми твоими достоинствами и недостатками. Проживи со мной жизнь, выйди за меня замуж.

Она не могла отвести глаз от его лица. Весь ее мир сосредоточился в нем.

— У меня болит сердце, — едва выговорила она.

— Благослови тебя Бог. — Шон поднес ее руку к губам и поцеловал. — Как не полюбить такую женщину? — Не выпуская ее руку, он вынул из кармана кольцо. В свете луны засияла крупная жемчужина в золотом ободке. — Слеза луны. Ее мне дали, чтобы я вручил тебе. Я знаю, ты не носишь колец…

— Я… они… с моей работой они за все цепляются.

— Поэтому я купил и цепочку. Ты сможешь носить кольцо на шее.

«Только Шон мог предусмотреть такой маленький, полный любви штрих», — с нежностью подумала Бренна.

— Я сейчас не на работе.

Шон надел кольцо на ее палец и почувствовал, что ее рука больше не дрожит.

— Оно подходит мне, как, я думаю, и ты, как все в тебе. Только ты не заставишь меня заплакать.

— Заставлю. — Он прикоснулся губами к ее лбу, виску. — Я сегодня купил землю.

— Что? — Слезы подступили к глазам, ослепили ее, она отступила на шаг. — Что? Землю? Ты купил землю? Не сказав мне ни слова? Не показав сначала мне?

— Если тебе не понравится, можешь меня в ней похоронить.

— Может, я так и сделаю. Ты купил землю, — мечтательно повторила она.

— Чтобы ты построила нам дом, и мы вместе наполнили бы его жизнью.

— Ты все-таки заставил меня плакать! — Бренна обвила руками его шею. — Ой, мне надо собраться с мыслями. — Она уткнулась лицом в его плечо, вдохнула его запах. — Я думала, что просто хочу тебя и что этого хватит нам обоим. Я хочу тебя, но этого совершенно недостаточно, это далеко не все. Я хочу всегда быть с тобой. И я правда бегала за тобой.

Она чуть отстранилась, коснулась губами его губ.

— Я репетировала, что скажу тебе сегодня вечером, а сейчас ничего не помню. Только то, что я люблю тебя. И ничего не могу с этим поделать.

— Этого более чем достаточно. Пойдем в дом. Я разогрею нам ужин.

— Это самое меньшее, чем ты можешь заплатить за то, что дал ему остыть. — Бренна переплела свои пальцы с его пальцами. — Надеюсь, ты не будешь настаивать на пышной свадьбе?

— Как я могу, если хочу, чтобы мы поженились как можно скорее.

— Я так люблю тебя, Шон Галлахер. — Бренна прижалась к нему. — Но у меня к тебе один вопрос. Разве тебе не нужно название для песни, которую хочет купить Маги?

— «Песня Бренны», — не раздумывая ни секунды, ответил Шон. — Она всегда была «Песней Бренны».