Охотник за Смертью Грин Саймон

— А не заткнуться ли тебе, Флинн? У меня и без тебя мурашки по коже. Ты только глянь на сад: Грация никогда не допустила бы такого мерзкого запустения. Она же помешана на порядке.

— Может, у нее проблемы с деньгами? — предположил Флинн.

— Нет, будь у нее затруднения, она обратилась бы ко мне, — ответил Тоби. — К тому же, как я помню, у нее в одной передней было не менее дюжины антикварных вещиц, каждая из которых стоит больше, чем дом и участок вместе взятые. Нет... боюсь, дело совсем не в этом.

— А раз так, то почему бы нам в кои-то веки не проявить благоразумие? Давай-ка отправимся домой, а сюда вернемся подготовившись. Я имею в виду группу поддержки, защитное облачение, а то и экзорсиста. На всякий случай.

— Там Кларисса, — хмуро сказал Тоби. — В течение нескольких последних недель ее сообщения, раз за разом, становились все короче и невразумительнее. Я хочу забрать ее отсюда. А еще хочу срочно перемолвиться словечком с Грацией насчет того, на что я наткнулся, проверяя счета семьи.

— Постой! — воскликнул Флинн. — С каких это пор ты стал интересоваться делами собственной семьи? Да еще втайне от меня?

Тоби посмотрел на него:

— Да с тех пор, как выяснил, что сунул нос в дела мрачные и опасные, такие, о которых опасно слышать и краем уха. Впрочем, раз уж мы здесь... и я все равно намерен получить ответы на множество интересующих меня вопросов, слушай. После того как Финлей Кэмпбелл убил Грегора, все текущие дела клана Шреков взяла на себя Грация. Тогда это меня полностью устраивало.

Мне вовсе не улыбалось взваливать на себя дополнительные хлопоты, и я полностью полагался на нее. Пока банкиры семьи, разумеется конфиденциально, не обратили мое внимание на санкционированные Грацией... не вполне обычные расходы. Иные из которых осуществлялись на грани законности и за гранью морали. Что было совершенно не похоже на старомодную тетушку Грацию. Удивившись, я произвел проверку. Грация, разумеется, постаралась упрятать концы в воду, но нельзя не допустить Шрека к компьютерам Шреков. Выяснилось, что помимо множества сомнительных и постыдных махинаций, Грация втихаря обзавелась транспортной компанией, осуществлявшей такие перевозки, которые обычно не афишируются. О которых вообще не упоминают. Это поразило меня само по себе. Но представь только, каково было мое потрясение, когда, наложив график перелетов на диаграмму развития интересующего меня процесса, я установил, что один из этих кораблей почти наверняка доставил на Голгофу носителя наночумы.

— Минуточку, минуточку, — остановил его Флинн. — Ты хочешь сказать, что эту поганую заразу распространяет один-единственный носитель?

— Верно. Один-единственный, инфицированный, но сам не болеющий. И этот носитель прибыл сюда на корабле Шреков, корабле Грации.

— Слушай, — промолвил Флинн, — если так, то дело пахнет изменой. А это не шутки. У тебя есть доказательства?

— Не бесспорные. Но достаточные. Прежде чем обнародовать их, должен поговорить с Грацией. Если еще один Шрек окажется мерзавцем вроде Грегора, клан будет опозорен окончательно. Поэтому мне необходимо дать Грации возможность объясниться. Не исключено, что ею манипулируют, кто-то действует за ее спиной. Может быть, она даже ни о чем не догадывается. Правда, все это в любом случае плохо вяжется с привычным мне образом тетушки Грации.

— Ты пробовал ей звонить?

— Она не принимает мои звонки. А теперь еще и блокировала линию связи с Клариссой. Поэтому придется нам зайти внутрь.

— Что мне нравится, так это твое «нам», — буркнул Флинн, с сомнением оглядев решетку. — А ворота-то, похоже, заперты.

Тоби хмыкнул:

— Ясное дело, заперты. Но я насобачился вскрывать эти замки еще в ту пору, когда пятнадцатилетним сопляком сваливал тайком из особняка, чтобы покуролесить ночью в городе.

Он извлек набор отмычек, весьма эффективных и, разумеется, запрещенных к использованию, и в считанные секунды отпер замок. Камера Флинна в этот момент смотрела в другую сторону. Створы ворот распахнулись со скрипом, прозвучавшим в тишине излишне громко и заставившим обоих съежиться. Но сигнализация не сработала, тревога не поднялась и в доме никто не переполошился. Выждав момент, они осторожно двинулись дальше. Сад без ухода разросся так, что, даже идя по дорожке, им приходилось продираться сквозь шипастые розовые кусты и пригибаться, чтобы не приложиться головой о нависавшие ветки. Уличные огни остались позади, и вокруг сгустилась кромешная тьма, но Тоби в свете особо не нуждался. Дорогу ему подсказывала память юных лет, когда он темными вечерами удирал из дома на пирушки, с которых возвращался в предрассветном сумраке. Флинн держался поближе к Тоби. Оба то и дело вздрагивали. Им казалось, что каждый производимый ими звук далеко разносится в неподвижном воздухе. Наконец они подошли к парадной двери. Тоби резко остановился, и Флинн от неожиданности едва не налетел на него. Над настежь распахнутой дверью горел фонарик.

— Черт, — пробормотал Тоби. — Они знают, что мы здесь.

— Они? — переспросил Флинн. — Кто такие эти они? Я думал, за всем этим стоит Грация.

— Всегда есть они. Грация не смогла бы провернуть все эти махинации в одиночку, она, насколько я ее помню, даже не представляла, с какой стороны подступиться к таким делишкам. Вот что, Флинн, пошли внутрь. Не отходи от меня ни на шаг, снимай все, что увидишь, а если я скажу «беги», тут же уноси ноги. Понял?

— Понял, босс.

Тоби шагнул вперед, в темный коридор за парадной дверью. Флинн, чуть ли не наступая ему на пятки, шел следом. Нащупав выключатели, Тоби зажег все имевшиеся светильники. Вспыхнул яркий свет, и журналистам пришлось подождать, пока привыкнут глаза. А когда они приноровились, Тоби первым делом отметил лежавшую повсюду пыль. Он нахмурился. Грация была помешана на порядке и всегда содержала дом в идеальной чистоте. Поспешив в глубь дома, Тоби не обнаружил ничего, кроме пустых комнат и лежавшего повсюду густого слоя ничем не потревоженной пыли. Похоже, все эти помещения были покинуты давным-давно. Подойдя к массивным дверям главной приемной Грации, он после недолгого колебания рывком распахнул их и шагнул внутрь.

Комната была ярко освещена, ее хозяйка, Грация Шрек, сидела на своем обычном месте, возле камина. А рядом с ней стоял не кто иной, как спикер Парламента Элайя Гутман. Они оба любезно кивнули Тоби.

— Что ж, — промолвил репортер. — Это многое объясняет.

— Заходи, дорогой, — невозмутимо произнесла Грация. — Будь как дома. Не хочешь ли чаю?

— Чаю не нужно. Я не чаевничать пришел, а задать кое-какие вопросы. И не уйду, пока не получу на них ответы.

— Получить-то ты их можешь, это не проблема, — промолвила Грация, чье лицо и голос оставались совершенно бесстрастными. — Другой вопрос, понравятся ли они тебе.

— Давай начнем с этого отброса человечества, который стоит рядом с тобой, — сказал Тоби, сердито глядя на Гутмана. — Давно ты приноровился использовать нашу семью для прикрытия своих махинаций?

— О, думаю, это тебя удивит, — ответил Элайя Гутман с непринужденной улыбкой. — Грация была одной из немногих уцелевших аристократок, которым все доверяли. Признаюсь, Тоби, твои сообразительность и прыть производят впечатление. Никто не должен был догадаться о том, что здесь происходит, пока не стало бы слишком поздно.

— Ладно, Элайя. За похвалу спасибо, но раз уж я здесь, то не сочти за труд меня просветить. Что, черт возьми, здесь происходит?

— Э, босс... — подал голос Флинн.

Тоби огляделся по сторонам и увидел, что в открытую дверь молча входят слуги Грации. Их набралось два десятка, все с оружием и с одинаковыми пустыми, безжизненными глазами. Тоби и Флинн мгновенно оказались в кольце, под прицелом дисраптеров.

— Мы ждали тебя, — сказала Грация. — С того момента, как секретный сигнал сообщил о том, что ты вскрыл семейные файлы. Поначалу мы подумывали, не прикончить ли тебя сразу, но потом решили: зачем спешить, если твое неуемное любопытство и поразительная приверженность семейной чести не позволят тебе предать полученные сведения огласке и все равно приведут тебя сюда. Прямо к нам. Вот ты и пришел. Кстати, пусть твой оператор продолжает съемку. Мы пустим эту запись в эфир, но потом. Тогда, когда она уже ничего не изменит.

— Что, черт возьми, с тобой приключилось, Грация? — спросил Тоби. — Если у тебя возникли проблемы, почему ты пришла к этому червю Элайе, а не ко мне? И где Кларисса?

— Она скоро подойдет, — промолвила Грация, которую эта вспышка гнева ничуть не тронула. — А о том, что здесь происходит, ты мог бы догадаться и сам. На самом деле все очень просто. Я вовсе не Грация Шрек, и этот малый никакой не Элайя Гутман. Мы оба агенты планеты Шаб. Я фурия, машина в человеческом облике, а Элайя и все присутствующие здесь слуги — «зубы дракона». В их мозгах движутся мысли Шаба. После того как Элайя некоторое время тому назад лишился собственной личности в компьютерной Матрице, ему не составило труда посылать туда слуг, одного за другим, под тем или иным предлогом. Ныне мы представляем собой глаза и уши Искусственных Разумов Шаба, Шестую Колонну в самом сердце владений человечества. И ты не поверишь, сколько вреда мы уже успели причинить.

— Как спикер Парламента я имею автоматический доступ ко всей секретной информации политического или военного характера, — подхватило нечто, с лицом и голосом Гутмана. — Естественно, все эти данные направляются непосредственно на планету Шаб. Я потратил немало времени на тайные переговоры с лидерами партий и фракций, возбуждая в них взаимную подозрительность и делая все, чтобы они никогда и ни в чем не смогли прийти к сколь бы то ни было серьезному соглашению. И уж конечно, мне известны все их маленькие, грязные секреты. В нужный момент мы все их раскроем. И какой же тогда воцарится хаос...

— Мерзавцы! — воскликнул Тоби. — Честно скажу, до такой гнусности я не додумался. Ты, Элайя, всегда был негодяем, но Грация... Я всегда любил тетушку, хоть она меня и не жаловала. Можно узнать, что случилось с настоящей Грацией Шрек?

— Конечно. Я ношу все, что от нее осталось, — ответила фурия.

Выкрикнув что-то нечленораздельное, Тоби в ярости рванулся вперед, но Флинн остановил его, схватив за руку.

— А Кларисса? Что с ней? — хрипло спросил Тоби, гневно взирая на живую машину, облаченную в кожу его покойной тетки.

— Жива, здорова и сохранила свою человеческую сущность, — с неизменной, словно приклеенной, улыбкой заверил его лже-Гутман. — Мы всегда понимали, что она может понадобиться нам как заложница, чтобы сделать тебя сговорчивее. Будешь вести себя хорошо, скоро ее увидишь.

— А что потом? — спросил Тоби, сжимая кулаки в бессильной ярости.

— Ничего особенного, просто вас заменят, — ответила фурия. — Всех троих. Мы обработаем тебя психотропными препаратами, так, чтобы ты был транспортабелен и не вызывал подозрений. После чего Элайя поместит тебя в Матрицу. Это означает полное избавление от путаных, противоречивых человеческих мыслишек. Их сменит безупречная логика Шаба. Ты нам пригодишься: известный репортер может немало сделать для деморализации человечества. Думаю, начать надо будет с широкой общественной кампании против экстрасенсов. В обстановке всеобщей маниакальной подозрительности нам потребуется не так уж много времени, чтобы загнать их всех в концентрационные лагеря... для обработки. В конце концов, никто, кроме них, не в состоянии обнаружить наше присутствие.

— Я скорее умру, чем стану помогать вам, — заявил Тоби Шрек.

— Умереть ты можешь, но помогать нам будешь даже мертвым, — отозвался Элайя Гутман.

Позади послышался шум. Тоби с Флинном обернулись и увидели, как двое слуг с пустыми глазами вталкивают в открытую дверь Клариссу. Волосы ее были растрепаны, глаза покраснели от слез. Увидев Тоби, она бросилась к нему, всхлипывая и пытаясь что-то пролепетать. Крепко обняв девушку, репортер нежно погладил ее по волосам и сказал:

— Не плачь, Кларисса, все будет хорошо. Я здесь. Я знаю, что происходит, и не допущу, чтобы тебя обидели.

— Любовь, — произнесла Грация, со своего кресла, — прекрасный инструмент, позволяющий контролировать самых разных людей. Вы, Тоби и Флинн, не станете доставлять нам никаких хлопот, иначе этой девчонке не поздоровится. Она, в свою очередь, сделала все, что ей было велено, потому что мы пригрозили прикончить тебя.

Тоби мягко отодвинул Клариссу, так, чтобы заглянуть ей в глаза.

— Они обижали тебя?

Кларисса с трудом взяла себя в руки.

— Ты не представляешь, Тоби, каково мне тут было. Тетя Грация только при гостях вела себя как обычно, а все остальное время даже не считала нужным притворяться. Потом изменились слуги, и наконец Грация сказала мне правду. Я пыталась бежать, но слуги меня поймали. Я оказалась пленницей в собственной комнате и была вынуждена, под угрозой твоей и моей смерти, общаться с тобой и внешним миром только под их контролем. Все это время в доме не было ни единого настоящего человека, кроме меня...

— Тсс, успокойся, — сказал Тоби. Он посмотрел на Гутмана. — Позволь ей жить... и тебе не нужно будет заменять меня. Я мог бы работать на вас и будучи самим собой.

— Нет! — воскликнула Кларисса. — Ты не можешь служить этим нелюдям!

— Я спасаю твою жизнь! — сказал Тоби, не глядя на нее.

— Мне не нужна жизнь, если придется жить в мире, который придуман Шабом. Я покончу с собой, но не дам им манипулировать тобой, используя меня.

— Да, — промолвил Тоби, поворачиваясь к Клариссе, — ситуация непростая, но и из нее есть выход. Выход всегда есть.

— Я не вижу, какой, — вымолвили ИРы Шаба устами Грации, Элайи и всех слуг.

— Очень простой, — отозвался из проема открытых дверей голос Кита Саммерайла. — Вы, со своей хваленой логикой, не подумали о том, что у Тоби могут быть друзья, с которыми придется считаться.

Он поднял свой дисраптер и с порога выстрелил Элайе Гутману в лицо. Голова спикера разлетелась вдребезги, обмякшее тело, перестав быть вместилищем Искусственных Разумов, повалилось на пол. Слуги разом бросились на Малютку Смерть, но он выхватил меч. Стены забрызгала кровь, и после серии стремительных, неуловимых взмахов смертоносного клинка в живых не осталось ни одного зомби. Фурия в облике Грации соскочила с кресла, порываясь бежать, но оказалась лицом к лицу с незаметно вошедшей через заднюю дверь Руби Джорни. Фурия и прошедшая Лабиринт внимательно изучали друг друга,

— Не такой уж я дурак, — промолвил Тоби, обращаясь к Клариссе и Флинну. — Ясно ведь было, что коль скоро здесь обделываются темные делишки, то мне может потребоваться силовая поддержка. Вот я о ней и договорился. С Руби Джорни мы хорошо знакомы, а уж она, по собственной инициативе, связалась с лордом Саммерайлом. Я всегда говорил, что бить врага надо его же оружием. От меня только и требовалось, что заговорить всю эту нечисть и дать возможность нашим друзьям незаметно пробраться внутрь.

Малютка Смерть уложил всех бросившихся на него слуг, даже не запыхавшись. Над умами этих несчастных властвовал Шаб, но тела оставались человеческими, а, стало быть, уязвимыми. Правда, когда количество нападавших изрядно поредело, уцелевшие попытались пустить в ход дисраптеры, и Киту даже пришлось увернуться от нескольких лучей. Но очень скоро противников не осталось вовсе. Саммерайл, с ног до головы обрызганный чужой кровью, огляделся по сторонам, явно выискивая, кого бы еще прикончить, но, похоже, на его долю добычи уже не было. Еще оставалась лже-Грация, смотревшая в глаза Руби Джорни. И та, и другая выглядели обычными женщинами, но обе обладали нечеловеческими возможностями.

— Слышала я, что ты черпаешь силу от Джека Рэндома, а без него не так уж могущественна, — заметила Грация.

— Не без того, — хмыкнула Руби, — но силы мои с каждым разом прибывали, так что я и в его отсутствие кое-чего стою. Истинная природа моей мощи за пределами твоего, машинного, разумения.

Фурия улыбнулась губами Грации.

— Я убью тебя, заберу твое тело в Шаб и вырву из него все твои секреты.

— Мечтать не вредно, — парировала Руби.

— Может, тебе помочь? — осведомился Кит Саммерайл.

— Не вздумай, — ответила Руби. — Это моя добыча. Она взмахнула пустой рукой, и вырвавшийся оттуда всполох жаркого пламени с ревом ударил в фурию. Кожа Грации почернела, потрескалась и осыпалась, обнажив голубоватую сталь. Человеческие зубы все еще вызывающе ухмылялись, тогда как волосы и одежда Грации обратились в пепел. Однако без подпитки со стороны Рэндома Руби не могла генерировать тепловые лучи той силы, которые расплавляли металлические корпуса фурий на равнинах Локи. Жар почти мгновенно уничтожил маскировку, но машина осталась целой и ничуть не поврежденной. Она устремилась навстречу Руби, и та схватилась с фурией врукопашную.

Когда удары Джорни достигали цели, в металлическом корпусе лже-Грации оставались глубокие вмятины. В состоянии «спурта» Руби по силе и быстроте вполне могла соперничать с машиной, но машина не чувствовала боль. Вмятины и выбоины не причиняли ей никакого вреда, а стальные кулаки фурии разрывали Руби кожу и с хрустом сокрушали кости. Кровь ручьем текла из ее сломанного носа и разбитого рта, но Руби лишь скалила в ухмылке алые от крови зубы и продолжала бой. Она вошла в раж, движимая не только славой воительницы, но и потребностью отвлечься, забыть о принятых на себя обязательствах относительно Джека Рэндома. Возможность сразиться один на один с фурией подвернулась более чем кстати. Джорни позарез требовался кто-то, на кого можно было обрушить всю свою злость и досаду. Поэтому она остервенело молотила по металлической голове и корпусу, разбивая в кровь костяшки своих пальцев.

Впрочем, довольно скоро Руби поняла, что так ей схватки не выиграть. Она уклонялась от большинства ударов, но каждый пропущенный означал серьезное повреждение. Раны, конечно, заживали с невероятной быстротой, однако не быстрее, чем наносились новые. Ослабнув, Джорни могла упустить фурию, а это было равнозначно бесславию и позору. Чтобы не допустить столь постыдного исхода, она подтянулась в подсознание за таившейся там резервной силой и сконцентрировала всю полученную энергию в одной точке. В воздухе между ней и фурией возник энергетический сгусток, шар, светящийся так ярко, что на него невозможно было смотреть. Неожиданный феномен поверг машину в замешательство. Оно длилось лишь долю мгновения, но этого времени Руби вполне хватило для того, чтобы преобразовать энергию шара в концентрированный тепловой луч. Угодив в стальную грудь, он прожег корпус фурии насквозь, прервав дистанционную связь между машиной и управляющими ею Искусственными Разумами. Пустая оболочка замерла, зашаталась и с лязгом рухнула на пол.

— Славная работа, — одобрил Малютка Смерть, слегка похлопав в ладоши.

Кларисса снова нырнула в объятия Тоби, и они тесно прижались друг к другу.

— Дорогой Тоби, — проговорила она еле слышно, уткнувшись в его плечо, — я знала, что ты меня спасешь.

Тоби, продолжая сжимать Клариссу в объятиях, посмотрел поверх нее на Флинна.

— Не волнуйся, босс, — сказал оператор. — Я все заснял.

Всем, кого пригласили в Парламент, пришлось явиться туда вне зависимости от их желания. Приглашения доставляли не курьеры, а вооруженные гвардейцы, которые и эскортировали приглашенных до самых парламентских дверей, не оставляя им ни малейшего шанса улизнуть и оказаться где-нибудь в другом месте. Многие явились с синяками и шишками. Когда наконец удалось собрать практически всех, зал оказался битком набит недовольно гудящими людьми. Громче всех негодовали члены Парламента, которых не пустили на их места, а оставили на площадке вместе с простыми смертными. Дальше словесных протестов дело не шло, ибо выстроившиеся вдоль стен солдаты держали оружие наготове и, судя по всему, при попытке недовольных перейти от слов к делу не колеблясь открыли бы огонь.

Помимо парламентариев в помещении собрались все представители различных социальных групп, обладавшие хоть каким-то весом и влиянием. Члены семей, промышленные и финансовые воротилы, лидеры сообществ клонов и экстрасенсов; все они, в кои-то веки, оказались в одной толпе, и это усугубляло их недовольство.

Через некоторое время до людей дошло, что кресло спикера пустует и Элайю Гутмана нигде не видно. На помосте по обе стороны от пустого кресла стояли Роберт Кэмпбелл и Констанция Вульф. Они выглядели решительными, как будто им предстояло выполнить неприятную, но необходимую миссию. А поскольку перед помостом застыла в ожидании парочка знаменитых убийц, Руби Джорни и Кит Саммерайл, сомнений, что предстоящее действо будет кровавым, не было.

Когда последних из приглашенных втолкнули в зал Парламента, двери заперли, а на галереях для публики появилось еще несколько войсковых подразделений. Вид солдат, направивших на толпу энергетическое и пулевое оружие, внушал тревогу. Но многих куда больше испугало появление на галерее тридцати или сорока эльфов. Одетые в потертые кожаные накидки, с яркими лентами в волосах, они надменно взирали на толпившихся внизу людей своими проницательными глазами. Время от времени один из них вполголоса сообщал что-то гвардейцу, который согласно кивал, беря сказанное на заметку.

Толпа по-прежнему гомонила, но общий настрой постепенно менялся. Гнев и возмущение уступали место тревоге. Подобные демонстрации силы производились и прежде, в правление Лайонстон, и всякий раз заканчивались кровопролитием. Иногда просто чудовищным. Предполагалось, что времена изменились и новые законы надежно защищают людей от произвола. Но вид вооруженного оцепления наводил на иные мысли. Похоже, власть имущие не собирались отказываться от прежних порядков.

Наконец Роберт Кэмпбелл выступил вперед, и толпа утихла. Что бы ни предстояло услышать, люди хотели знать, чего им бояться, чтобы выбрать правильную линию поведения. Например, решить, за чью спину спрятаться и на кого свалить вину. Многие полагали, что Роберт сейчас назовет имена своих недругов, расправу над которыми им предстоит одобрить.

Роберт обвел собравшихся суровым, холодным взглядом и неторопливо произнес:

— Думаю, все присутствующие заметили отсутствие спикера Элайи Гутмана. Довожу до вашего сведения, что он, чему есть неопровержимые доказательства, оказался не просто изменником, но Врагом Человечества. Гутман представлял собой один из «зубов дракона»: его подлинное сознание подверглось уничтожению в компьютерной Матрице, и с того момента Шаб смотрел на нас его глазами и говорил с нами его устами.

Роберт помолчал, ожидая реакции, но толпа лишь уставилась на него, понимая, что должно последовать продолжение. Худшее, безусловно, было впереди.

Роберт расправил плечи и продолжил:

— Грация Шрек была изобличена как фурия и уничтожена. Изучив материалы, связанные с ней и Гутманом, мы определили, что агенты Шаба внедрены во все структуры власти Голгофы, включая органы обеспечения безопасности. В этой связи было принято решение об обязательном экстрасенсорном сканировании всех, занимающих сколь бы то ни было заметное положение. Мы должны точно знать, кто есть кто и что есть что.

Он снова умолк. На сей раз ответом ему был рев возмущения. Стены огромного зала дрожали от злобных выкриков: люди яростно потрясали кулаками и инстинктивно тянулись к оружию, которого, разумеется, при них не было. Стража проследила за тем, чтобы в палату не пронесли ни мечей, ни дисраптеров.

Взрыв недовольства объяснялся не тем, что толпа не поверила услышанному или не поняла ужасного значения сказанного. Все понимали, что Роберт говорит правду, что ситуация сложнейшая и необходимо принимать срочные меры, но почти никто не был готов согласиться на экстрасенсорное сканирование. Каждый имел свои тайны, у каждого в душе были потаенные уголки, куда он не хотел допускать даже самых близких.

Негодование усиливалось, и если до сих пор еще не обернулось взрывом, то лишь благодаря наведенным со всех сторон дисраптерам. Наконец два человека продрались сквозь толпу и, выйдя вперед, хмуро уставились на Кэмпбелла. Это были крупный оптовик Родж Пейтон, рослый мужчина, прославившийся коммерческой хваткой и множеством незаконных сделок, и неутомимый искатель «жареных» фактов, могильщик множества репутаций, социальный хроникер Ди Лангфорд. Резкие, критичные опусы этого журналиста никого не оставляли равнодушными: каждый хотел убедиться, что на сей раз героем разгромного репортажа стал не он.

— Не много ли ты на себя берешь? — выкрикнул Пейтон. — Что это за порядки: сгонять людей в Парламент под угрозой оружия! Кто, спрашивается, дал тебе такое право?

— Вы сами, — с опасным холодком в голосе промолвила Констанция Вульф, выйдя вперед и встав рядом с Робертом Кэмпбеллом. — Это ведь вы предложили нам стать новыми монархами, показав тем самым, что мы пользуемся вашим доверием. Так доверьтесь нам и сейчас: мы делаем то, что необходимо для блага человечества. Когда это закончится, власть вернется к членам Парламента. По крайней мере, к тем из них, кто останется.

Она обвела взглядом толпу, ожидая протеста, но люди смолкли, желая узнать как можно больше. Констанция продолжила:

— К кому еще, кроме Роберта и меня, могли обратиться люди, раскрывшие этот заговор? Особенно когда стало ясно, что сам Парламент напичкан нашими врагами. Невиновным бояться нечего. По заверениям экстрасенсов, чтобы отличить человеческое сознание от нечеловеческого, нет нужды залезать глубоко, достаточно легчайшего ментального прикосновения.

— Получается, — спокойно заметил Лангфорд, — что в столь важном деле мы должны всецело положиться на твои слова, основанные, в свою очередь, на заверениях заинтересованной стороны. Могу себе представить, как усилит сообщество экстрасенсов свой статус и влияние, после того как получит доступ к мыслям и воспоминаниям виднейших граждан. Мы не можем отдать себя в руки потенциальных шантажистов. То, к чему ты призываешь, неприемлемо, и мы отказываемся от этой унизительной процедуры.

— Слишком поздно, — сказала Констанция. — Еще до вашего прихода мы распорядились о снятии всех блокираторов биополя. Эльфы начали сканирование еще до того, как Роберт открыл рот. Пока вы спорили и горячились, они определили, кто враг, а кто нет. Охране по защищенному командному каналу уже переданы координаты целей. Смерть Врагам Человечества!

Этот возглас был условным сигналом. Снайперы с галереи тут же открыли огонь по намеченным целям. Пули с мягкими оболочками безжалостно разрывали человеческие тела, ставшие вместилищем «зубов дракона». Энергетические импульсы дисраптеров пробивали замаскированные плотью металлические корпуса фурий. Первые же выстрелы породили массовую панику, за которой неизбежно последовали невинные жертвы. Иногда люди случайно оказывались на линии огня, а порой приспешники ИРов с планеты Шаб прятались за ними или прикрывались ими как живыми щитами. Эльфийские боевые экстрасенсы старались координировать огонь, однако в мечущейся толпе отделить чистых от нечистых было практически невозможно. Кто-то пробовал пробиться к закрытым дверям, но караул пресекал эти попытки силой оружия.

Родж Пейтон схватил Ди Лангфорда и, прикрываясь им как щитом, атаковал Роберта и Констанцию. В Лангфорда градом летели пули, тело его дергалось, но нечеловеческая сила Пейтона не давала ему упасть: даже мертвый, он оставался прикрытием. Наконец энергетический луч задел голову Пейтона, сорвав половину человеческого лица и обнажив металлический череп фурии. Прислужник Шаба уже почти добрался до невозмутимого Роберта Кэмпбелла, когда Кит Саммерайл шагнул вперед и будто между делом прострелил фурии колено. Машина рухнула на помост, выпустив служивший ей щитом труп. Джорни всадила свой заряд в спину фальшивого купца, прервав связь боевого механизма с его координаторами.

Вскоре все было кончено. В большинстве своем «зубы дракона» полегли под первыми же меткими выстрелами. Фурии продержались дольше. Но хотя это и повлекло за собой гибель невинных людей, в конце концов все враги были уничтожены концентрированным огнем дисраптеров. Когда стрельба прекратилась, паника постепенно сошла на нет, уступив место немому оцепенению. Солдаты спустились в зал, чтобы убрать мертвых. Трупов было великое множество: члены Парламента и промышленники валялись вперемешку с некоторыми лидерами клонов и экстрасенсов. Именно потому, что экстрасенсы тоже были под подозрением, Роберт попросил эльфов провести сканирование. Они обладали совокупным сознанием, значит, предателей среди них оказаться не могло. Множество семей тоже лишились своих членов, мужчин и женщин, которые, ничего не подозревая, когда-то заходили в Матрицу людьми и выходили «зубами дракона». Многие из уцелевших были в шоке: кто-то рыдал, кто-то механически раскачивался из стороны в сторону с отсутствующим, ничего не выражающим лицом. Практически каждый лишился кого-то из своих любимых и близких. Возмущению, связанному с гибелью невиновных, предстояло прорваться позднее. Сейчас главным чувством была скорбь. Скорбь по тем, кто в действительности погиб не сейчас, а гораздо раньше, превратившись в бездумное вместилище враждебной воли.

И как раз тогда, когда все решили, что самое худшее позади, в воздухе появился обзорный экран, а на экране — генерал Беккет. Уровень его полномочий позволил ему установить экстренную связь в обход всех блокирующих систем. Угрюмый полководец стоял на мостике флагманского корабля Имперского флота. Рядом с ним маячил Пол-Человека, попавший на действующий флот против желания. В Парламенте мгновенно воцарилось молчание, все обратились к экрану. Люди понимали, что раз Беккет воспользовался экстренным каналом, случилось нечто из ряда вон выходящее.

Он и Пол-Человека были отправлены навстречу флоту ИРов с планеты Шаб в составе крупнейшей из сохранившихся в распоряжении Империи звездных флотилий. Но по расчетам до встречи с неприятелем им оставалось еще несколько дней.

— Эй, вы, там, — подал голос Беккет. — До вас не достучишься: совсем спятили, со своей дурацкой безопасностью!

— В чем дело, генерал? — устало спросил Роберт. — Мы ведь не просто так отключаем связь, у нас тут особые обстоятельства...

— Провалитесь вы в ад с вашими обстоятельствами! «Возрожденные» здесь! Им до Голгофы лететь примерно неделю. Может быть, нам и удастся чуточку замедлить их продвижение, но надолго ли, ведомо одному Господу. Высылайте сюда все корабли, имеющиеся в вашем распоряжении. Половина нашей флотилии уже уничтожена. Попытайтесь, если получится, заключить перемирие с Шабом и хайденами: «возрожденные» и их враги. И пошлите же корабли, корабли! Линия фронта в этой войне проходит именно здесь, именно сейчас!

— А как ты, Пол-Человека? — вдруг спросил Роберт. — Тебя ведь считают главным нашим спецом по «возрожденным». Что ты предлагаешь?

Пол-Человека встрепенулся (похоже, он отвлекся, пытаясь расслышать два голоса одновременно) и сказал:

— Я ничего не понимаю. По идее, мне следовало бы знать, что делать. Но найти это знание в своей памяти я не в состоянии. Большая часть моей памяти и моего сознания... отсутствует. Их нет. Мысли натыкаются на преграды, о существовании которых я и не подозревал. Сдается мне, я не тот, кем себя считал. .

Он посмотрел с экрана на зал.

— Простите меня. Мне так жаль. Но боюсь, я всего лишь улыбка на морде тигра.

Внезапно он издал жуткий вопль: энергетическая половина его тела принялась, дюйм за дюймом, пожирать человеческую. Крик оборвался, едва исчезло горло. Последним пропал единственный глаз, и на мостике остался мерцающий и потрескивающий энергетический сгусток, не сохранивший даже намека на человеческие очертания. Генерал Беккет выхватил свой дисраптер и выстрелил в упор, но странный сгусток просто вобрал в себя энергию выстрела. А потом в зале Парламента зазвучал могучий, устрашающий голос, в котором не было ничего человеческого.

«Мы "возрожденые'. Мы покинули мрак, чтобы уничтожить свет. Пришло наше время. Настала пора долгожданной мести. Мы приступаем к отмщению... сейчас».

Энергетическая фигура вонзила светящуюся руку в грудь генерала Беккета, вырвала оттуда его сердце. А когда тело генерала свалилось на окровавленную палубу, энергофигура повернулась к панели управления и нажала кнопку «Самоуничтожение». Флагманский звездолет взорвался.

Обзорный экран потух. В Парламенте стояла мертвая тишина...

Возможно, собравшиеся преодолели бы потрясение и нашли какое-то решение, но беды еще не закончились. Кто-то снаружи отчаянно забарабанил в запертые двери. Люди стали медленно поворачиваться туда. Роберт подал стражам знак отворить вход. Едва это было сделано, в помещение вбежал Тоби Шрек, а следом за ним неизменный Флинн.

— Мы знаем носителя наночумы, — выкрикнул репортер. — Его имя было в файлах Гутмана! Это Дэниэл Вульф!

Вульф огласил помещение отчаянным воем. Дэниэл Вульф, искренне считавший себя невиновным, а потому ничуть не боявшийся экстрасенсорного сканирования, был сокрушен нахлынувшими воспоминаниями. Он вспомнил все: свой полет на Шаб и все, что с ним там сделали, посещения других планет и всех тех людей, которых он касался, неосознанно обрекая на гибель. Ужасное прозрение лишило его рассудка, но не могло помешать внедренной в него Шабом программе. Отбрасывая людей с пути, он устремился к открытым дверям. Охрана немедленно открыла огонь, но ни пули, ни энергетические импульсы не могли его остановить: внедренная нанотехнология заживляла все повреждения практически сразу. В мгновение ока он вырвался наружу и исчез, и только его крики, полные ужаса и безумия, еще какое-то время эхом раздавались в стенах притихшего Парламента.