Настоящая фантастика – 2013 (сборник) Гелприн Майкл

8

Похоже, это становится дурной традицией, думал пилот. Дурная циклическая повторяемость: шёл, упал, очнулся – медотсек. Правда, сейчас он здесь один. Интересно, надолго ли – вон над дверью поблёскивает булавочная головка микрообъектива. И голова. Снова разламывается, хотя никакой попойки накануне не было. А что было? Вспоминалось смутно. И неохотно. Это вам не лабиринт Минотавра. Пилот попытался восстановить в деталях путь из Города – в сознании всплыли восемь плоских проекций некоего четырёхмерного объекта, и это вызвало острый приступ головокружения. Усилием воли он заставил себя ни о чём не думать и несколько минут лежал, пока боль в голове не утихла.

Пилот встал, нарочито неторопливо облачился в комбинезон. Никого. Можно, пожалуй, рискнуть. Он подкатил кресло к стойке с энцефалоскопом, развернул её так, чтобы экран оказался вне зоны слежения камеры. Что ж, прибор у ксенологов не простой, не только на человеческие мозги рассчитан. Нахлобучил на голову шлем и сразу ощутил, как мягко опускаются на темя, на затылок, на виски многочисленные датчики. Перебросил несколько тумблеров на пульте – экран вспыхнул, зазмеились кривые, фиксирующие электрическую активность разных зон мозга.

Если бы в медотсеке был кто-нибудь ещё, он бы немало удивился: выставленные пилотом условия съёмки не только не соответствовали параметрам «человек», но едва ли могли быть применены к понятию «биологический объект».

– Даже когда б и великое их разлучало пространство… – задумчиво произнёс пилот и выключил прибор.

Освободился от шлема, крутанул стойку в поисках блока регистрации данных, чиркнул по нему запястьем. Данные благополучно перекочевали из энцефалоскопа в личный чип пилота. То, чего ему недоставало для решения нестационарного уравнения Шрёдингера, – начальные условия – он получил.

Снаружи снова всё изменилось. Безмерно долгий день подходил к концу: небо Калипсо вновь облеклось в обманчивый белёсый свет, а на горизонте сверкала жёлто-оранжевая полоса заката. Заметно похолодало. И что-то ещё… что-то неправильное. Пилот замер, сосредоточившись на собственных ощущениях. Вот оно что – воздух. Сладковатый аромат почти исчез, сквозь него пробивался едва уловимый, но едкий запах. Пилот глянул вверх – посмотреть, в какой фазе Одиссей, и обнаружил вовсе несусветное: на весь экспедиционный лагерь словно набросили маскировочную сеть. Пригляделся, сообразил – такие же «лианы», как в лесу, на кронах «деревьев», но сплетены гуще. И торчат из неё только шпиль энергостанции да волноводы «тарелки» и прочих антенн на крыше лаборатории. Одиссей, конечно, в последней четверти. А значит, впереди истинная ночь.

Как-то это всё дурно пахнет. В обоих смыслах.

Медотсек прятался за кубом лаборатории, и «кают-компании» отсюда было не увидать, но пилот слышал гул голосов – ксенологи яростно спорили. Ну да, есть о чём. Пойти послушать? Нет, не станут при чужаке.

– Проснулся? – Перед пилотом невесть откуда возник аспирант Андрей.

Значит, всё же наблюдали.

Пилот пожал плечами, мол, к чему риторические вопросы.

– Пилот, – Андрей смотрел вроде бы и на него, и как бы сквозь, на скулах играли желваки, – ты ничего не должен мне сказать?

Судя по тому, как аспирант выделил слово «должен», вопрос со скрытым смыслом. А желваки и странный взгляд – напускное. Спокоен аспирант. Но тщательно изображает волнение. Похоже, мальчик всерьёз решил поиграть в казаки-разбойники. Пилот не сразу сообразил, откуда у него эти «казаки-разбойники» выскочили и что это означает, улыбнулся.

– Я, уважаемый, не только ничего тебе не должен сказать, но и не хочу.

Андрей помолчал. Пилот видел – перебирает пути развития диалога. И не лихорадочно, а вполне спокойно.

– А я – хочу! – скандальным тоном заявил, наконец, аспирант. – Я хочу, чтобы ты перестал пялиться на Сандру, как абориген Ариолы на гаечный ключ!

– Да пошёл ты… сопляк, – процедил пилот.

Аспирант сократил дистанцию не просто стремительно – мгновенно. Пилот уклонился вправо, дернул вперёд бьющую руку и, когда противник оказался за спиной, врезал ему ребром стопы под коленку. Аспирант рухнул, ткнувшись носом в жёсткую стружку псевдопочвы.

– Это что ещё такое? – Сандра тут как тут, стоит, уперев руки в боки.

– Ничего, дорогая. – Андрей уже был на ногах и как ни в чём не бывало отряхивал лицо и руки. – Я решил проверить своё предположение. Которое мы сегодня обсуждали.

– Проверил? А теперь – шагом марш отсюда.

Андрей так же безмятежно улыбнулся, подмигнул пилоту и скрылся за углом лаборатории.

– Вот только не вздумай на него обижаться. – Сандра раскраснелась, а глаза у неё всё же зелёные, и вообще – хороша. – Ты же нас скоро с ума сведёшь со своими… девиациями.

– Любезная Навсикая. – Пилот картинно прижал руку к груди и слегка поклонился. – Клянусь Дарвином, всё очень просто. Я – ксеноморф, принявший человеческое обличье!

– Снова называть меня этим дурацким именем?

Нет, не сердится. Тоже играет в игру. Только в свою.

– Никакой ты не ксеноморф, Макс.

– Да? А кто же?

– А ты подумай головой вперёд. Кстати, тебя ждёт Бертран. И ещё, – она внезапно взяла его за руку, – ты молодец, Макс. Большое тебе спасибо.

– За что?

– Город. За то, что вытащил их оттуда.

– Их или только его?

– Так! Начальник ждёт.

Как и предполагалось, компания за столом сразу умолкла. Только ксенорыбак тяжело отделился от стула и, распахнув объятия, навалился на пилота. На сей раз был он разительно пьян – и даже не собирался этого скрывать.

– Отец! Спаситель!

Он разомкнул объятия и, обернувшись к прочим, застывшим каменными истуканами, провозгласил:

– Чтоб меня баракудра сожрала! Вот – он. А ежели…

Он подумал, махнул рукой и со второй попытки снова утвердился на стуле.

– Дьявольское это место! Говорю, братцы, надо удочки сматывать. Все сгинем. Все. А ты, – Стан схватил за руку сделавшего шаг в сторону пилота, – ты сам этот… дьявол! Мы сгинем, а ты не сгинешь, не-ет! Обидно, отец! Ты… это… стой, куда?

Пилот аккуратно разжал пальцы ксенозоолога и, сопровождаемый шрапнелью взглядов, нырнул в отсек Бертрана.

Сейчас начальник экспедиции не был похож на сытого ленивого кота. Скорее – на изготовившегося к прыжку хищника. Ироническая улыбка обозначилась чётче, взгляд потемнел и застыл. Не дождавшись приглашения, пилот уселся на знакомый складной стул.

– Шива велик? – Пилот указал взглядом на перстень с гравировкой.

Бертран погладил кольцо и негромко заговорил:

– Мало кто даже в самой Индии знает о Чидамбараме – городе Танцующего Шивы. В нём до сих пор живёт община дикшитар, чьи 2999 предков, по легенде, тысячелетия назад спустились с небес. Трёхтысячным дикшитаром стал сам Шива. Он впервые исполнил на этом месте свой космический танец, ставший основой не только древнейшего танцевального стиля «бхарат-натьям», но и боевых искусств и йоги. Никто до сих пор не знает, чьими потомками являются дикшитары. Ведь они отличаются от местного населения не только традициями, но и внешностью…

Город состоит из двух частей – нижнего и верхнего. В верхнем городе расположен храм Неба, в котором хранится уникальная статуя Шивы, вырезанная из куска сиреневого рубина. Дикшитары не только соблюдают традиции предков, но и ведут свои наблюдения и исследования, следуя принципам Науки Древних. Многие из общины посвящают себя Искусству – танца, музыки и других, достигая в этом совершенства. Высшим считается дар певца, способного в песне соединить гармонию музыки и слова…

Дикшитары не очень контактны – им многое в «нашем сейчас» кажется вульгарным и скучным, они живут другими категориями. В верхнем городе у многих нет даже радио – они считают это ненужным… Фишка в том, что городов реально два – один на побережье, куда все шастают.

– Но есть и другой, в заповеднике, – ввернул пилот.

– Да, Макс. Есть и другой.

– А Шива? «Ом намах шивайя…» В чём смысл?

– Смысл в том, что Шива, в отличие от прочих богов, – аскет. Он не дарует богатства, но покровительствует искусствам и выступает в качестве обновителя Вселенной. Прославляется новый этап, возможности, победа, но не богатство. Чужак, неведомо откуда пришедший, спасший мир от опасностей, но потом станцевавший и преобразовавший…

– Не вяжется с образом Чёрного ксенолога, Алекс.

– О Чёрных ксенологах ходит много небылиц… пилот. Что они работают за деньги, по заказам корпораций. Глупость! Раскрыть тайны Чужих, сделать научное открытие – победа. Но не богатство. Познать разум, чуждый до невозможности, – победа, но не богатство. Высшая победа… пилот. Но здесь… здесь я вижу одну простую вещь. А ты – видишь?

– Похоже, что Шива начал свой танец.

– Смотри.

Начальник развернул голопроекцию. Съёмка велась с камер внешнего периметра базы, давая круговой обзор в сферической проекции. Сначала в клубящемся над плато мареве появились чёрные точки. Миг – и стало понятно, что это «конусы», не менее десятка, они стремительно приближались к базе со всех сторон. Изображение переключилось на внутренний периметр. Бертран и Сандра неподвижно стояли у входа в энергостанцию, а вокруг бестолково, как нелепые кузнечики, суетились «конусы», и каждый стремился дотронуться, дотянуться клювом-хоботом до головы человека. Ещё несколько созданий нарезали круги по базе, ощупывая всё подряд – сооружения, антенны, тент над «кают-компанией».

Вдруг, как по команде, бешеная пляска закончилась. Параморфы на миг замерли, а потом дружно бросились наутёк. Камеры дали вид неба. Оттуда наплывали колышущиеся тёмные полотнища. Ещё несколько мгновений – и полотнища зависли над лагерем. Словно из ниоткуда под брюхом у странных образований возникла светящаяся сеть – и ухнула вниз, накрыв собой лагерь, словно куполом. Свечение из белого сделалось тёмно-вишнёвым, а потом и вовсе исчезло.

– Угадай с трёх раз – с каким событием по времени это могло совпасть?

– С гибелью Валдиса, – не задумываясь, ответил пилот.

– Мы сверили данные. Нашествие случилось спустя несколько минут после инцидента у звездолёта Чужих. Ты оказался прав, на планете нет никого. «Конусы» такие же пленники, как и мы.

– Что случилось с вашим кораблём?

Бертран помолчал. Поправил перстни на пальцах.

– Корабль погиб. Он ждал неподалёку от Одиссея. В режиме «ленивого перемещения». Я получил радиограмму о неконтролируемой реакции в двигательной установке. Очень, кстати, похоже на то, что рассказывал ты. Потом приборы засекли мощный всплеск гамма-излучения.

– Гамма-излучения, значит, – пробормотал пилот. – И никто, Алекс, кроме тебя, об этом не знает?

Бертран скорбно воздел очи горе.

– Придётся сообщить. Настроения панические, но… здесь оставаться нельзя.

– Постараюсь помочь.

– Да уж, неплохо бы. Сказка – трое не самых слабых ксенологов видят в человеке нечеловеческую составляющую, не могут прийти к единому мнению о природе этой составляющей, и без помощи этого человека – никак. Андрей одержим идеей, что ты берсерк из сверхсекретных служб. Сандра слишком верит в свое оборудование и полагает, что ты паранорм. Бывают, бывают. – Бертран жестом остановил хотевшего возразить пилота. – Один на десять миллиардов, но – бывают. Угадаешь моё мнение?

Пилот пожал плечами.

– С вероятностью почти сто процентов версия такая: волк-одиночка. Тот же Чёрный ксенолог, только напичкавший себя открытыми неведомо в каком углу Галактики ксенотехнологиями, которые не по зубам оборудованию Сандры. Кстати, Алекс, сколько ей лет?

Бертран вынул из стола два планшета. Один протянул пилоту, на экране второго начертил замысловатый иероглиф.

– Сигнал общего сбора. Приоритет тревоги – высший. Пошли, что ли… пилот.

Пока начальник экспедиции излагал незавидную ситуацию, в которой они оказались, – в своей невнятной, но притом веской манере, пилот впитывал эмоциональный фон. Сандра – испуг пополам с решительностью. Стан – трезвеет и наливается яростью. Ксана и Анна – страх. Барнс… Барнс близок к панике. Проследить за ним особо. И только талантливый аспирант явил странное равнодушие при известии о гибели «якоря». Впрочем, похоже, не такое уж и странное, если взять в совокупности все факты.

– Но выход, друзья, всё же есть, – продолжал Бертран. – Разведчики обнаружили в Городе множество технических объектов, включая земные. Осталось очень простое дело – найти или собрать из подручных средств квантовый передатчик. И тогда отправим сигнал бедствия.

– Ну уж нет! – голос Барнса взвизгнул ржавой пилой. – Я на такое не подписывался! В Городе мы все сгинем! А не сгинем – я на рудниках Зелёных Топей гнить не хочу! И коррекцию личности – не хочу!

Пусть «сморчок» выговорится, подумал пилот. Сублимацию общих страхов полезно выплеснуть наружу. Но Барнс не стал продолжать. Он вскочил и с неожиданной прытью бросился бежать в пустыню. Пилот перемахнул через стол, вслед донёсся чей-то запоздалый крик «остановите его!», а дальше события понеслись вскачь.

Пилота сильно толкнуло в ноги, снизу, колени подломились, и он упал. Калипсотрясение! Вскочил, вылетел за пределы лагеря – безумца не остановил подземный толчок, он продолжал удаляться, и тут тряхнуло несколько раз подряд – нешуточно. На том месте, где только что была видна фигура «сморчка», разверзлась трещина. Пилот пополз на четвереньках – почва ходила ходуном – и почти добрался до провала, когда его снова подбросило и ощутимо шмякнуло оземь. «Стружка» больно впилась в лицо и ладони.

И закончилось. Пилот для верности полежал ещё минут пять. Закончилось. Он двинулся к трещине – её не было. А был, наоборот, гребень. Провал сомкнулся, похоронив незадачливого физика. Пилот невольно посмотрел в налившееся сумерками небо. Далеко в стороне от тонкого, едва различимого серпа восходящего Одиссея блестела первая звезда – размером чуть ли не с талисман пилота. Ипсилон D, роскошный газовый гигант массой в двенадцать джей. Чуть не дотянувшая до состояния коричневого карлика планета окатывала нерукотворную могилу Барнса волнами серебряного света, и псевдопочва, казалось, отзывалась призрачным серым переливом.

Пилот обернулся. База пострадала меньше, чем можно было ожидать. Два жилых отсека наполовину ушли в псевдопочву да опасно накренился шпиль энергостанции. Пилот внезапно понял, что продрог, а со стороны леса задувает несильный монотонный ветер. Что ветер несет резкий запах – аммиака, наконец сообразил он, – а с неба сыплется какая-то коричневая крупа. И вкрадчивый шорох под ногами. Он наклонился, всмотрелся – соприкоснувшись с псевдопочвой, крупинки с лёгким шипением испарялись…

Бертран, похоже, сумел справиться со своими людьми. В лагере все были при деле – Стан на пару с Сандрой откапывали провалившиеся сектора. Причём Сандра командовала небольшим кибером, а рыбак остервенело махал обыкновенной лопатой – не иначе выгонял из организма остатки алкоголя. Наверное, выпил столько, что и волшебные таблетки начальницы медслужбы не помогли. Пилот вывел на планшет координаты остальных – Андрей в физической лаборатории, Ксана и Анна в своей биохимической, сам Бертран осматривает энергостанцию. И чуть в стороне – слабая красная точка с пометкой «Э. Барнс» в чёрной рамке. Все-таки Барнс, подумал пилот, хотя какое это теперь имеет значение.

Картинка на планшете поплыла и утратила чёткость. Ко всему – магнитная буря. И, похоже, неслабая. Из дверей энергостанции выбежал Бертран, пронёсся мимо, скрылся в лаборатории девушек. Вскоре вышли все трое – Ксана и Анна тут же принялись расставлять чуть поодаль приборы, в которых пилот узнал газоанализаторы.

О пилоте снова благополучно забыли. Он подхватил опрокинутый стул и подсел поближе к химикам.

Газоанализаторы запищали и замигали цепочкой огоньков. Бертран что-то спросил у Ксаны, кивнул.

– Алекс! – окликнул его пилот.

Начальник и ухом не повёл.

– Алекс! – пилот возвысил голос.

Бертран знаком показал ему, мол, отойдём в сторону.

– Аммиак я чую, – сказал пилот. – Его выделяют деревья. Что ещё?

– Метан. Крупа с неба превращается в метан. Ещё неделя, и будем разгуливать в респираторах. Ты снова прав. Шива начал свой танец изменения.

– Планета готовится встречать новых гостей. Вопрос – долго ли она будет терпеть старых.

Чёрный ксенолог, прищурившись, поправил перстни на пальцах и ничего не ответил.

9

Свет прожекторов, установленных по периметру базы, лишь подчёркивал чернильную мглу: Калипсо ушла в тень Одиссея. Из наблюдательной башенки энергостанции контраст был особенно заметен. Словно некий безумец вырезал огромной бритвой прямоугольник в океане мрака и напустил вместо воды – света.

Рыбки в аквариуме, думал пилот, наблюдая за показаниями камер внешнего обзора и датчиков движения. На камеры, даже инфракрасные, надежды никакой. Датчики движения в магнитную бурю тоже наполовину слепы. От нечего делать пилот принялся изучать картины на экране магнитометра: напряжённость магнитного поля пульсировала бурной циклоидой, а вектор, напротив, – описывал неторопливую окружность. Престранная буря. Планету будто засунули в соленоид, и кто-то пропускает через этот соленоид переменный ток, а вся конструкция крутится между полюсами гигантского подковообразного магнита. Гауссу в кошмарном сне не приснилось бы.

После пятнадцати часов непрерывной работы по восстановлению базы, аварийной загрузки вездехода на случай спешной эвакуации – интересно, сколько человек можно будет эвакуировать, и кого именно? – и прочих бессмысленных действий Бертран скомандовал отбой, оставив двоих дежурных – аспиранта в физической лаборатории и его, пилота, на энергостанции. Вечная ночь бесконечно тянется. Только мерное гудение этажом ниже, где заключённая в твердотельную пирамиду неуловимо малая точка Т-сингулярности ускоряет в себе поток времени, порождая на границе технологического радиуса сферу дармовой энергии…

Датчик движения «восток» на неуловимую долю секунды мигнул красным и тут же погас. Почудилось? Нет, вот снова мигнул, подольше. И ещё дольше. Анализирующая аппаратура, однако, молчит. Пилот мысленно наложил параметры вспышек на пульсации магнитного поля и произвёл расчет. Из пустыни надвигался крупный объект – или несколько объектов, и со скоростью курьерского поезда. Вспоминать, что такое «курьерский поезд», пилот не стал – нажал кнопку экстренного оповещения. Не сработало. Проклятая буря! Планшет… тоже не работает! А что же аспирант Андрей? Спит? Не видит? Он же может врубить сирену… Датчик движения окончательно налился красным, ожил и анализатор. Пилоту захотелось сморгнуть наваждение: по пустыне катились два диска, каждый метров пять в поперечнике.

Вряд ли пилот мог бы объяснить, что заставило его рвануть боковую дверцу башенки, пренебречь лестницей и сигануть с пятиметровой высоты. А потом ещё и немыслимым тройным прыжком с места отскочить шагов на двадцать. Но решение было верным. Через миг возникший в зоне света гигантский чёрный диск врезался прямо в башню энергостанции, прошил её насквозь, пересёк лагерь и канул в ночь. Короткая картинка – в свете меркнущих прожекторов величественно валится шпиль преобразователя, и в двух шагах от пилота, уже в темноте, пронеслась вторая чёрная громадина.

Удар пришёлся на лабораторию Андрея, и только тут пилот услышал звук – гулкий, будто в бочку ударили. Пилот подумал о том, что как всё-таки хорошо, что вырвавшаяся на свободу Т-сингулярность – это вам не S-сингулярность, испаряется за считаные микросекунды без последствий, что диски пробивают препятствия очень необычным способом, что ветер усилился и совсем холодно, а хорошо бы сейчас баньку, сауну, и чтобы травяной отвар, или, наоборот, коньячку грамм сто пятьдесят, и чтобы непременно зелёная оливка, и что для этого надо, сущий пустяк, снова перепрошить персональный чип, и сколько раз в жизни он это проделывал, и сразу в базах данных возникнет новая «легенда», и там будет баня, и коньяк, и конечно же – оливки, и не важно, что он отродясь не пробовал оливок, они очень хороши под коньяк, – вот главное, и не станет коварной нимфы Калипсо и безжалостного Шивы…

Пилот коротко врезал себе по скуле. Мотнул головой. Темно. Темно, тихо и холодно. Только из метровой аккуратной бреши в стене лаборатории падает отблеск света.

Андрей лежал, вцепившись мёртвой хваткой в ножку распределительного пульта. В том месте, где пронёсся диск, зияла пустота, и, видимо, там же оказались ноги и нижняя часть туловища аспиранта. От человека остался обрубок – грудная клетка, руки, голова. Крови видно не было.

Но обрубок ещё жил. В тусклом свете аварийных ламп на пилота уставился пронзительный взгляд налитых кровью глаз

– Ты, – прохрипел Андрей. – Сейчас…

Свободная рука его нашарила что-то в кармане – одноразовый шприц-тюб, понял пилот. Зубами аспирант сорвал колпачок, игла вонзилась в плечо. Андрей со всхлипом втянул воздух, на лбу проступил пот. Какой-то стимулятор.

– Сандра?..

– Цела. Все целы… пока.

– Ты из Конторы… Молчи. Я знаю. – Андрей кривил посиневшие губы, слова звучали невнятно. – Обещай!

– Что обещать, Андрей? – Пилот склонился над умирающим, и рука аспиранта тут же вцепилась в его руку.

Второй рукой ксенолог продолжал сжимать стойку. Судорога.

– Спасёшь. Её. Обещай.

– Я постараюсь.

– Обещай!! – Хриплый вопль был страшен.

– Обещаю. Если сам выберусь.

Умирающий убрал хватку, пошарил в кармане. Кристалл записи.

– Передай… в Контору. Они разберутся. Здесь – всё. Всё…

Голова ксенолога со стуком ударилась о пол. Пилот несколько раз хлестанул аспиранта по щекам.

– Это ты подбросил Бертрану инфу про перспективную планету?

Гримаса. Видимо, улыбка.

– Где корабль?

– За Исп… Ипсилон E. Я сигнал… успел сигнал.

Успел ты. А то, что радиосигнал туда будет идти восемь часов, об этом ты, засранец, подумал? А о магнитной буре подумал? Хрен твой сигнал пробьётся сквозь ополоумевшую магнитосферу…

– Зачем? Зачем имитация гибели корабля?

– Операция «Живец». Аналитики… Планета… любую агрессию. Любой негатив. Сплочённая группа… шансы. Ты! Ты всё испортил, гад, ты! – Андрей сделал безуспешную попытку привстать, опираясь на руку.

Черты лица его заострились, а кожа, покрытая каплями холодного пота, сделалась синевато-бледного цвета. «Маска Гиппократа», вспомнил пилот. «Нос острый, глаза впалые, виски вдавленные, уши холодные и стянутые, мочки ушей отвороченные, кожа на лбу твёрдая, натянутая и сухая, и цвет всего лица зелёный, чёрный или бледный, или свинцовый»…

Орлы, красавцы. Аналитики. Поставить хорошо сплочённую группу в экстремальные условия по принципу – человек в безвыходном положении всегда выход найдёт. Коллектив – тем более. А заодно – технологии кое-какие, очень неигрушечные, убойной силы технологии. А не найдёт – так не велика беда, спишем, кто им, Чёрным ксенологам, доктор. Но…

– Позывной! – Пилот уже хлестал аспиранта по щекам непрерывно. – Какой позывной?

– Фиаско, – прошептал умирающий.

И ещё раз – еле слышно:

– Фиаско…

Дернулся в агонии – раз, другой, третий, – внезапно из обрубленного туловища хлынул поток крови. Будто кто-то держал руку на невидимом кране, а теперь – отпустил. Пилот быстро чиркнул полученным кристаллом по запястью – тот зарделся рубиновым – и не мешкая приложил его к запястью Андрея. Кристалл вспыхнул ярче и погас.

– Теперь – всё, – произнёс пилот, подымаясь.

– Ты… дья… во-о-о…

Слово перешло в сиплый предсмертный выдох. Обрубок дёрнулся в последний раз и затих.

10

Маленький «Жук» погружался в ночь. Мёртвую тишину в кабине нарушали лишь гудение воздухоочистителей да редкие проклятия сидевшего за водительским пультом Стана: приходилось маневрировать, объезжать вырастающие в свете фар редкие кактусопальмы и – что гораздо хуже – возникшие после подземных толчков воронки и трещины. Плотный коричневый «снег» лупил в обзорные окна, ухудшая и без того отвратительную видимость.

Пилот следил за показаниями полуслепых приборов, но в голове лениво, как в замедленной съёмке, раз за разом прокручивались картины последних часов. Прокручивались кусками, словно некий извращённый эстет нарочитым пунктиром намечает самые страшные эпизоды. Запрокинутое в агонии лицо Андрея. Вторая атака дисков – мечущиеся в панике ксенологи. Изодранная дисками «маскировочная сеть» пылает льдистым пламенем и начинает отваливаться кусками, кусок накрывает выбегающую из разрушенной лаборатории Ксану, и огненно-рыжий вихрь волос на самом деле превращается в сгусток огня. Перекошенное в крике лицо Бертрана. Он, пилот, тащит на себе Сандру, и прямо в ухо: «Куда же, а похоронить, их же надо похоронить…». Их четверо в ангаре, Анны нет, и крыша ангара начинает светиться, и на ней чётко проступает переплетение льдистых нитей, и вездеход прыгает вперёд, в ночь, охваченную багровым заревом пожара, а в свете фар проносятся ещё несколько дисков, и мысли опять свиваются в тугой жгут, где перемешаны реальность и видения… И звуки. Пустыня снова оживает, взрывается хором голосов, уханьем, воем, но на этот раз пилот не может ничего дешифровать – в голове возникают смутные образы невероятно сложных уравнений… Движемся к Городу, говорит Бертран. Зачем, говорит пилот, он убивает вас одного за другим. Значит, да свершится воля его, отвечает начальник экспедиции, а пока – движемся.

– Стоп! – донеслось из командирской башенки.

Пилота и Сандру качнуло вперёд – Стан излишне резко дал по тормозам.

– Что там, босс? – сказал он, вглядываясь в коричневую пургу, разглядел: – Ах ты ж ёшкина саламандра!

Пилот втиснулся в водительский отсек, навис над плечом ксенозоолога и увидел: впереди валяются тела двух «конусов». То, что именно тела, понятно сразу – части туловища, крепящиеся к подвеске-«кардану», разбиты вдребезги, торчит вбок нелепо подломленная конечность…

– Движение по курсу, – прозвенел голос Сандры.

– Полный свет! – рявкнул Бертран.

Стан перебросил тумблер, ночь пробили два кинжала голубого сияния. Метрах в двухстах обозначилась фигура ещё одного «конуса». Он двигался, как двигался бы, наверное, пьяный человек, только вместо пошатывания и заплетания ног то проделывал несколько оборотов вокруг своей оси, то замирал и начинал пятиться назад, но потом, словно очнувшись, совершал стремительный бросок вперёд, и опять начинал крутиться и пятиться. Однако сомнений не было – существо тоже движется к Городу.

Внезапно псевдопочва рядом с «конусом» ожила, забурлила, взметнулась узким смерчем. На мгновение мелькнула радужная вспышка…

– Господи… – прошептал Стан.

Восставшее из металлической стружки чудовище казалось бы антропоморфным, если бы не голова: массивный прямоугольный параллелепипед, увенчанный продольными рядами то ли зубцов, то ли гребней. Оно вдвое превышало размерами «конус», который вдруг замер как вкопанный. Долгая пауза. А потом – короткий взмах конечностью. Страшный удар отбросил «конус» за пределы освещённой зоны. Тут же по телу чудовища словно прокатилась тягучая волна, и оно вновь рассыпалось в прах, из которого только что столь внезапно восстало.

– Это что же, отец? Это как же так? – лихорадочно бормотал Стан. – Эдак и нас так… хоть когда.

– Заткнись, – сказала Сандра, – и без тебя тошно.

Оказывается, она висела над вторым плечом рыбака.

Пилот вернулся в своё кресло и, ни к кому особенно не обращаясь, произнёс:

– На Земле, в стокгольмском музее оружия, хранится скульптура, привезённая из Перу. Она обозначена как бог войны древних индейцев. Скульптура полностью повторяет нашего монстра, кроме незначительных деталей: в левой руке у него зажато рубило, в правой – человеческая голова. Хотя изваяние небольшое, истинные размеры легко определить именно по этой голове. Хотелось бы мне знать, каким образом древние индейцы могли столкнуться с подобными существами? И нашим коллегам «конусам» они, похоже, тоже неплохо знакомы.

Никто, разумеется, не ответил. Наконец, Бертран отозвался:

– Валдис и Барнс долго спорили насчёт структуры местной «почвы». Продолжаем движение.

Вездеход втянул в себя кинжалы света. Энергию в аккумуляторах стоило беречь.

Продолжать движение пришлось недолго. После часа медленного маневрирования «Жук» упёрся в непроходимую трещину. Стан крутанул вправо, вновь светанул дальним – трещина уходила за пределы видимости. Влево – то же самое.

– Как бритвой полоснули, – заметил ксенозоолог. – Неспроста это.

– Нас отрезали от Города, – сказал пилот.

– Это, Макс, прямое доказательство, что нам необходимо в него попасть, – хмурый Бертран выбирался из башенки. – Стан, выруби свет. Надевайте плащи и респираторы, посмотрим глубину провала. Сандра, оставайся в вездеходе.

Это, Алекс, никакое не доказательство, подумал пилот, но спорить не стал.

На сей раз «Жук» не распахивал беспечно свои закрылки – выбирались через аварийный люк. Холодный ветер тянул по тускло фосфоресцирующей псевдопочве коричневую позёмку с сухим шипением: казалось, тысячи змей скользят во тьме, стремясь к неведомой цели. Впрочем, тьма не столь непроглядна – Ипсилон D вышел из конуса тени Одиссея, в его призрачном, но ровном свете можно было даже разглядеть уродливые кроны «деревьев». Бертран и рыбак светили фонарями в глубь расселины и переговаривались – искажённые встроенными в респираторы микродинамиками голоса звучали странно и неразборчиво.

– Метров двадцать, отец, – проквакал сквозь респиратор Стан. – Что делать – ума не приложу. Разве что…

Что именно – рыбак не договорил, глаза его остекленели и, казалось, выпучились, словно у морского ракообразного. Пилот обернулся.

Ну, вот и всё, подумал он. Пришло время выбора. Пора решаться.

– Стрикеры к бою, – крикнул пилот и для верности встряхнул ксенозоолога за плечи.

– А? Что? А! Мигом! Я мигом, отец!

И скрылся в вездеходе.

Пилот медленно двинулся вдоль края расселины – туда, где возвышалась окутанная свечением огромная фигура. Не дойдя двух десятков шагов, остановился, глядя снизу вверх.

Шива, как ему и полагалось, сидел в позе лотоса. Трёхликую голову с высоким пучком волос венчала сверкающая корона, она и отбрасывала отблески на меднокожее тело, золотые ручные и ножные браслеты, массивные серьги в ушах и обвившуюся вокруг синей шеи нагу. Одна пара рук – в мудра «преподнесение даров». В высоко вознесённой верхней правой – посох анкуша. Лик, обращённый к пилоту, искажён свирепой гримасой, и багровой яростью блистал распахнутый третий глаз. Два других лика – закрытые глаза и безмятежная улыбка.

Пилот покосился на Бертрана. Склонившись и сложив руки в намасте, начальник экспедиции бормотал что-то невнятное.

– Материализация чувственных идей, – ровно произнёс пилот, – труднейшая задача научной магии; она требует огромных энергетических затрат. Прекратите юродствовать, Алекс, это всего лишь эффектор.

Словно в ответ на его слова Шива встал во весь рост – мягко и беззвучно. Торопливый скрип шагов – Стан. Быстро обернулся… Стрикеры в боевом положении: слюдяные «крылышки» обхватили голову плотным защитным коконом, на поясе пульт управления, на плечах хитиноподобные «эполеты» с усиками излучателей.

– Отец, командуй. Настройка?