Конец света с вариациями (сборник) Точинов Виктор

2

По дороге, конечно, думал-гадал на тему этого ужастика, но ни к какому выводу не пришел. Померещилось – это солидная версия. И «колобок» мог повлиять, и употребление в пищу энерджайзеров; из-за них нервные цепи, идущие от органов чувств, иногда берут передышку, а мозг, расправив крылышки, устремляется в полет фантазии. Версия вторая – тот интракорпоральный гаджет, который мне впрыснули в испытательном секторе, так подействовал. Но в такой версии самым важным является то, что этого не может быть.

Льющиеся из интракорпорала виртуальные образы должны прославлять продукцию «Pear», которая «делает мир свободнее, счастливее, демократичнее» и так далее по списку. А тут такой мрак. И вообще ниже пятого этажа в Pear-Building новый интракорпорал, по счастью, уже отдыхал – из-за отсутствия совместимых (а заодно проклятых назойливых) транспондеров, передающих через мой боди-коннектор экспериментальную рекламу от СЭРа…

Вот я и дома. Будь я слепым и глухим, то все равно б узнал свой sweet home. На лестнице меня окутывает густая смесь запахов. Солируют тухлые яйца, что входят в кухню какой-то южной народности, сбежавшей в квартиру номер пять от ужасов сокращения расходов на рабсилу у себя на родине. Мощным хором вступает резина, из которой умельцы лепят «подруг гастарбайтера» в квартире номер семь. А домовладелец запечатал пластиком все окна, чтобы сэкономить на отоплении.

Когда я собрался вставлять карточку ключа в прорезь дверного замка, то уловил – внутри кто-то есть. Последующая мысль превратила мои ноги в кисель, я едва не плюхнулся на пол. А что, если этот червивый секьюрити уже там внутри? Вовремя вспомнил, что моя экс-фрау должна была подвезти детей. Вон даже голоса слышны. Впереди выходной, меня впервые за долгое время не подписали на «сверхнедельные» в счет отпуска, который я не могу уже взять пару лет.

Детишкам до двенадцати вживление интракорпоральных устройств в прошлом году законодательно запрещено (этот запрет соблюдается, правда, только в «белых зонах»), так что Джонатан и Максимилиан были обвешаны гаджетами снаружи – как рождественская елка игрушками. Очки – проекторы «дополненной реальности», сенсорные куртки и дигитальные полуперчатки, транслирующие игрока в виртуал, сенсорные наклейки на ногти – устройство ввода-вывода, без которых не загрузишь игру. Самыми мальчишескими были, пожалуй, их ботинки на минироликах с накопителями движения. Натик сейчас активно раскатывал по квартире, помахивая виртуальным мечом и снося головы оркам, пока еще виртуальным, а Максик пристроился к холодильнику.

– Макс, я же тебе говорил, что адреналиновые пастилки – это только для взрослых, и на упаковке тоже имеется предупреждающий знак.

– Во-первых, надо было что-то приготовить к их приезду, а во-вторых – поздороваться.

Бывшая женушка повернулась вместе с креслом. Когда она привозила детей и ей приходилось задерживаться на десять-двадцать минут, то использовала лишь то сиденье, которое когда-то купила – словно все остальное было заражено паршой. Вообще, она хорошо смотрелась на этом месте – типа «смотри, что ты потерял по собственной дурости». Круглые и гладкие (за счет невидимых колготок) коленки; все было глянцево также выше и ниже их – насколько проникал взгляд, а он проникал достаточно. Блузка, похожая на облегающий туман. Подпертые нанотрубчатыми пружинами титьки – я представляю в какую сумму ей обошелся секс-каркас. И эти инвестиции надо очень быстро окупать, ибо наша рыночная религия сулит смерть и ад тому, кто не заботится о прибыльности проекта.

– Прости. Сегодня совсем дикий день, под конец еще полаялся с секьюрити.

Виноват, ошибочку допустил. Моя бывшая совсем не тот человек, у которого надо искать сочувствия.

– Тебе уже понизили статус, съехал из «творцов» в «знатоки». И, похоже, сейчас все делаешь, чтобы тебя поперли из фирмы. Ты что, не въезжаешь, что никогда не найдешь ничего похожего на работу в «Пире»? Хоть бы в газетку заглянул, новостями поинтересовался, сегодня конкурируют не корпорации, они как-нибудь договорятся, а работяги – за рабочие места.

– Как говорят в Одессе, не учите меня жить, лучше помогите материально. Этой новости уже сто лет. Насчет устройства пищевой пирамиды я в курсе: рабочие места, что получше, уходят к робоклеркам и искусственным интеллектам, что похуже – к неграм, в Африку; места, на которых можно просто наслаждаться жизнью, – остались в Калифорнии. Но у меня есть квалификация.

– Какая квалификация? Великого «покупателя пузырей»? – Оксана скривила губки, что у нее всегда получалось отлично. – У «гениев» (это она про высший статус сотрудников в нашей фирме) – действительно квалификация вместе с мозгами. А такие «квалифицированные», как ты, получив под зад ногой, выращивают в себе печень и почки на продажу, чтобы как-то прокормиться. Вырастил пару-тройку раз и готов – в разделочный цех. Заодно подарил накопленную тобой пенсию банкиру. А у тебя, между прочим, дети.

Что касается критики в мой адрес, то Оксана практически неутомима. Лучше срочно признать вину и в полной мере осознать ошибки.

– Да-да, все правильно. Очень-очень верно. К тому же прозорливо. Тело продавать – себя не уважать. Это ко всем относится.

– Я посмотрю, какие пузыри ты будешь надувать через полгода. Ладно, я поехала. Заеду за мальчиками в понедельник после обеда – перед тем как отправиться на работу, запри их получше. И не надо каждые пять минут слать мне муму-мессиджи: покажи да расскажи, как приготовить яичницу и чем вытирать детям нос.

– Улетаешь в Дубай с Гольденбергом?

«Дубай» этот, конечно, не настоящий, просто куча песка под искусственным солнцем и куполом из диамантоидной пленки, но туда тоже лететь надо – на вертолете ухажера.

Оксана машинально поправила юбку, как будто что-то такое вспомнила.

– В Мумбай и не с Гольденбергом. И вообще это тебя не очень касается.

– Касается. Ты же ищешь папу моим детям. Имею право знать. Кстати, Гольденберг – это еще куда ни шло.

– Откуда ты вывалился? Сейчас-то найти постоянного партнера уже проблема, а ты – «папа». Но не сомневайся, с этим у меня все в порядке.

– Да я не сомневаюсь, что у тебя качественные перманентные партнеры противоположного пола, рост не ниже ста восьмидесяти, если учесть кепку, генномодифицированная шерсть на груди, динамичный пирсинг пониже пупа, управляемая джойстиком пиписка…

– Уж покачественнее тебя, хам.

– Да и ты куда качественнее, чем эти квазиживые так сказать девушки surreal dolls китайского производства, на использование которых перешли многие менеджеры среднего звена.

Она еще минут пять распространялась, как я сломал ей карьеру в «Pear» и ей теперь приходится обслуживать придурочных клиентов в косметическом салоне, которые за полчаса хотят «сделать свои ягодицы круглыми и упругими». А нанотрубчатые импланты индонезийского производства иногда превращают владельца этих самых ягодиц в гиппопотама.

Какой нечистый дух связал нас когда-то узами брака? Наверное, тот, что производит рекламу. А она гласит, что работать в «Pear» – «это сексуально». Начальство поощряет не только рвение на работе, но и веселье в оставшееся от нее время. Приветствуются и связи половые между сотрудниками, особенно на корпоративных вечеринках.

Отдайся «гению» (только на вечеринке, а не под рабочим столом), и гениальность снизойдет на тебя.

Скопулировал и привет, в следующий раз будет другой (другая). А вот долговременные отношения – это хуже; продолжительные вздыхания по любимому снижают рентабельность персонала. Когда это дело засекут, то одному суженому надо увольняться, да и оставшемуся наверняка понизят статус.

Я, пока мог, тянул Оксану – из уличной «подвижной рекламы» на сидячую работу в отделе косвенного маркетинга, готовил ее к сертификационным экзаменам, чтобы поднять ей статус от «чайника» до «эксперта». Между нами тогда ничего такого еще не было. Просто было жалко не отличавшуюся упитанностью дивчину родом из нищего галицийского села, пока она мокла на улице под дождем и расходовала ползарплаты на средства от насморка. И она в то время: «Пан, можна я приїду до вас i що-небудь приготую». Это уже потом, когда она собралась разводиться, пошли разговоры про ее дiда-бандеровца, который «вiшав вас, москалiв, на високому суку i правильно робив».

Наконец за Оксаной захлопнулась дверь.

Однако парой минут спустя мне показалось, что она все еще торчит на лестничной площадке. Подошел, распахнул – никого. Значит, действительно показалось. Опасность в виде Оксаны миновала.

Я, выдохнув, достал из холодильника пиццу-самогрейку, ввел степень разогрева на съедобном тачпаде, находящемуся у нее посередке, через пару минут бросил ее на растерзание деткам. Затем вытащил из платяного шкафа свой старомодный лаптоп, который приятно подержать в руках – всегда получаю личную почту только на него и никогда не таскаю на работу, чтобы никакая бестия не лезла его досматривать.

Что-то многовато стало спама в последнее время – говорят, этим сейчас занимаются искусственные интеллекты; кто ж еще может замаскировать рекламу под письмо от мамы. «Ты плохо выглядишь, сынок, ты отупел, у тебя бараний взгляд. Не забудь посетить салон оздоровительных услуг Мадам Вонг Инк., где тебе сделают инъекцию стволовых клеток прямо в твои засохшие мозги. Целую, мамочка». Закрываем крышку? Или вот – это не спам. От родной в каком-то смысле фирмы. Отдел Human Resources предлагает сотрудникам петербургского филилала «Pear» корпоративную вечеринку под названием «Зимнее волшебство». Отняв у меня за истекшую шестидневную рабочую неделю 60 часов, корпорация не хочет потерять меня и в воскресенье. Это так трогательно. Блин, скоро они захотят контролировать еще и время моего сна; вон сотрудники «Monsanto» дрыхнут с нейроинтерфейсами, которые используют простаивающие нейронные цепи для бухгалтерских расчетов.

А я и без того куколка на ниточках. Не только во время работы, но и в «свободное» время обязан использовать «лицензионные» гаджеты лишь из списка, «рекомендованного» HR-отделом нашей корпорации – у них такая привязка к фирменному контенту, что будешь платить и мучиться весь остаток своей жизни. Это раньше работник, отпахав на хозяина 60 часов, шел домой или в паб и отдыхал там в меру своих ограниченных способностей, играл на губной гармошке, пел, плясал. Но Мара Цукерщмельц, известная своей рыночной гениальностью, побеспокоилась и о твоем свободном времени: будешь проводить его, как и все сотрудники твоего отдела и еще сто миллионов сотрудников таких же отделов, в социальной сети «Гей-энд-хетеробук». Чтобы ты не завернул куда-то не туда, то PR-отделом спущен и длинный список нерекомендованных сайтов «дикой сети» – в Нью-Йорке сидит несколько жирных задниц, эксперты Совета по Международным отношениям, они и решают, что можно и что нельзя. За посещение коммунистического или националистического сервака тебя оставят без работы и зарплаты – фирма опрашивает провайдеров, те и не смеют отбрехаться. Ты не веришь, что Америка победила всех злодеев, начиная от индейских вождей-антисемитов, и принесла каждому свободу вместе с кока-колой? Тогда ты сам злодей – враг свободы. Ты интересуешься, сколько малолетних рабов вкалывают на «Pear» в той самой Африке и какие испытания на людях фирма проводит в России? Тогда ты с гарантией нашел проблемы на свою задницу. Сперва тебя будут таскать по психологам, тестировать-аттестировать, макать электроды в твои злонамеренные мозги, потом все равно погонят с работы – с волчьим билетом no office job, записанным в глобальной базе квалифицированной рабочей силы. Спущено из отдела «социальных связей» и описание дресс-кода – никаких длинных галстуков, которые, по мнению феминисток, напоминают о таком члене, которого у них нет, ибо их член, выращенный генной терапией, на галстук совсем не похож.

На этой неделе у меня уже состоялась продолжительная беседа с корпоративным психологом, которая корректировала мое отношение к жизни. Мадам, по-доброму скалясь акульей улыбкой – у нее точно было 64 зуба, посоветовала мне быть более агрессивным потребителем, не отказываясь от кредита под залог внутренних органов – приверженность сотрудника рыночной «свободе» оценивается по баллам, которые он накопил в глобальной базе активных покупателей. Психологиня намекнула, что иметь только аттестат «молодого яппи» в моем возрасте уже несолидно. Спросила несколько раз, почему тяну с дальнейшей сертификацией? Отчего не стремлюсь получить сертификат «европейского профессионала»? Да, у меня давно лежит в ящике стола длинный список вопросов для получения сего сертификата. А там есть и такие вопросы: «Испытываете ли вы стыд за вашего деда, служившего в Красной Армии?» Если не испытываешь, то минус десять баллов…

Так, в «Гей-энд-хетеробук» я запустил вместо себя бота с умственными способностями не ниже, чем у среднего офисного работника. Может просматривать популярные видеоклипы, копипастить сообщения об очередной перемене пола и внешности Сеней Общак и высмеивать «быдло» (тех, что не попали в «сертифицированные европейцы», потому что гордятся Девятым Мая и Гагариным и хотят делать на заводах ракеты, вместо того чтобы продавать интракорпоральные гаджеты или собственную печень). А на корпоратив мне, пожалуй, надо сгонять. Я зашатался, мой статус неустойчив, возможно, под меня копают, да вот еще стычка с охранником добавилась. Деятельным участием в вечеринке засвидетельствую свою «индивидуальность» (так называется копошение на корпоративной тусовке) и психолог добавит мне несколько баллов. Пригодятся, когда HR-менеджер будет готовить очередное «жертвоприношение» и оценивать список кандидатов на увольнение. Происходит корпоратив в «уютном отеле на лоне природы» – судя по номеру дистрикта, это бывшая Ленинградская область. Близнецам, по сути, все равно, где баловаться со своими гаджетами, а там хоть свежий воздух будет – этот дистрикт давно опустел. Предприятия упали еще при первом «гайдаровом» нашествии капитализма, а «новая экономика» в виде разного типа торговли телом и дешевого аутсорсинга там не прижилась – люди предпочли вымереть.

Фирма делает подарки только престарелым сотрудникам, согласившимся на эвтаназию вместо выхода на пенсию, однако цена у этой поездки не запредельная, а доехать можно за пару часов. Покручусь еще часок среди «своих» и все, отбыл номер. Самое главное – там же снег есть, который здесь вытравливают химикатами. Намажем лыжи и вперед.

А, ладно, пошлю подтверждение…

3

Двинулись далеко не с утра – пришлось еще выдержать обстрел подушками, который устроили сынки, не желающие вставать, и длительные поиски двух носков и одного ботинка. Едва не напялил – в силу условного рыночного рефлекса – рекламную куртку «от Pear». Успел все же сообразить, что этак будет зябко в условиях русской зимы, да и неохота передавать все время данные о своем местоположении на СУЧ-2.

Рассекали сперва по скайвею «city highs», идущему на высоте триста метров мимо небоскребов питерской лагуны над ее волнами, лениво-голубыми и несколько соплевидными (благодаря поверхностно-активным веществам). Потом, съехав около памятника «мученикам рыночных реформ», где в стиле спагетти сплетены Чубайс, Кох, Гайдар и прочие «борцы за освобождение денег от тоталитарного гнета», по наноплантовой трассе «go west». Здесь плата за проезд уже снималась не автоматически, а каждые пять километров изволь вложить кредитку в ротик роботу-шлагбауму. Наноплант (тм), который был в свое время разрекламирован как саморастущий и самопрограммирующий материал, оказалось, страдает своими наноплантовыми болезнями, наносклерозом и нанопоносом. Лечит его все та же заморская фирма, которая его придумала на беду всему миру – а деньги на лечение ездокам отстегивать. Перед съездом на областную трассу неподалеку от Лайдонера (это бывший Ямбург-Кингисепп, переназванный в честь эстонского генерала, который бил красных при помощи белых русских, а затем уморил и белых благодетелей) я благоразумно решил подзаправиться. Ребятишки побежали в сортир, а затем в кафешку за пищящими по последней моде снэксами.

Заправившись, я тоже зашел в кафе – типичная для заправок BP франшиза Road Cowboy. Из местных видно было только пару дядек бандюковатой наружности, пару дам развратного вида, пяток типов в бейсболках и клетчатых рубахах – вероятно, прибалты и ляхи, перегоняющие натовские грузы на Дальний Восток.

Мои парни уже расположились за столом, снэксы распихали по карманам и теперь активно жевали светящуюся тянучку, которая смеялась и лопотала, как живая, на кантонском диалекте китайского языка.

– Слушайте – это «гэ» нельзя брать в рот. От него моча становится синей, а кака – зеленой.

– Он нам запрещает, – Натик показал на меня пальцем. – Мам так и говорила, что он нам все будет запрещать, потому что он – коммуняка.

«Он»? Да, хорошо хоть не «оно».

– Ладно, пускай надувает щеки, – благодушно отозвался Максик. – Денек потерпим. Да и зеленая кака – круто. Порисуем. Сол Мешигенер на такой живописи миллионы заработал.

– Мешигенер себя как-нибудь отклонирует, а у вас из-за этой дряни собственных детей не будет.

– А оно нам надо? – стал философствовать Макс. – Я такого, как Нат, не хочу. Наглого и тупого.

– У Макса точно детей не будет, потому что ему нравятся мужчины, – хихикнул Натик в ответном слове.

У меня испарина поползла по спине.

– Уже? То есть, какие еще мужчины?

– Например, Брэд Питт из «Генерал Паттон: покоритель Берлина».

Немного полегчало.

– Это все – бред. Никакой Паттон не покорял Берлин, русские его брали, ваш прадед Царегородский Василий в том числе.

– Что никого не интересует, забудь. Теперь Берлин будет брать Брэд Питт, который Паттон, – внушил Макс.

– Ты – отсталый, – контратаковал меня Нат. – Мама говорит, что ты – лузер.

– Почему это я лузер? У меня, между прочим, работа есть – в мультинационале, понимаешь.

– И сколько ты там работаешь?

– Пятнадцать лет.

– Скоро выгонят, потому что ты не растешь и на твое место претендуют молодые, – умудренно молвил Макс.

Черт, нынешние парни в десять лет знают все то же, что и потертые дядьки.

– А что ты до того делал, как стал работать на «Pear»? Тебе ведь уже за сорок, в носу волосы седые, которые, кстати, надо стричь машинкой, так по телеку говорят, – Нат посмотрел хитрым глазом.

– Ходил в детсад, тогда такие еще были, в школу, в армию, в институт, некоторых еще бесплатно учили, потом КОТ, то есть «кризис обрушения техносферы», это когда советское наследие совсем состарилось, я всякой всячиной занимался, а затем уже в «Pear» попал.

– Всякой всячиной? – недоверчиво протянул Натик. – Ты о чем, папаша?

– Рэкет, – подсказал Макс. – Наверное, и модельными наркотиками приторговывал, от которых человек становится маньяком и про него в Голливуде фильм снимают.

– Значит, наш предок уже не додик какой-нибудь, этим можно и похвастаться, – одобрил Нат.

И тут мое внимание привлек тип, вышедший из подкатившего к заправке сферического «Доджболла». Не вроде бизнесмена, а скорее артист из шоу. Выбеленное лицо, на котором словно наклеенная бородка, аккуратная и кучерявенькая, напоминающая кое-что расположенное у проституток пониже пупа, ярко-красные надутые коллагеном губы, штанцы в обтяжку. Кажется, это тот, который выступал за перенос памятников советским воинам из города на свалку.

Артист подошел к стойке, демонстративно заглянул в декольте одной из развратных дам и что-то там лизнул, вызвав у нее притворное смущение, шлепнул по заднице водилу-прибалта, спровоцировав здоровое ржание у товарищей пострадавшего.

Пялиться на этого чмура не стоило, чтобы не привлечь его внимание, так что я отвернулся.

– Он – прикольный, – протянул Макс.

– Не то что папа, – поддержал Нат.

Я не удержался и снова обернулся к «прикольному».

Тот угол кафешки, в котором находился шоумэн, словно бы смялся, стал смутным и будто замедленным. Я видел, как артист наклоняется к очередной даме, его рот, вытянувшийся вперед, похож на сардельку, намазанную кетчупом. Однако важнее то, что его живот быстро набухает, там со скоростью звука расцветает мясистый цветок, оттуда еще вырастает побег, червивится; этот червь рывком входит в даму где-то под одеждой. Женщина не реагирует, словно влипла в паутину, а потом сразу меркнет, сереет…

Я вскочил, грохотнув стулом.

– Пошли отсюда.

– Но я еще не доел, – заныл Натик.

– Дожуешь эту гадость в машине.

– Я не хочу в твою пердючую старую машину. Меня там стошнит.

– Ей всего восемь лет. Ребятки, на выход, я потом вам все объясню, – понизив голос, я добавил: – Здесь опасный преступник.

– А где, покажи, – еще более оживились дети, – вот этот, что ли? С бородкой, как у тети на писе?

– Пальцем не тычьте, – рявкнул я. – И вообще, откуда вы знаете, что есть у тети на писе, безобразники вы этакие?

– Чего обзываешься, нам все показывали на уроке по сексу, – пояснил Макс, а Нат стал уточнять:

– А этот преступник вроде Джека Потрошителя или круче?

– Ладно, двинулись, неизвестно, что этот клоун отпотрошит, лично мне яйца еще пригодятся, – Макс потянул брата за куртку.

Около выхода я оглянулся. Шоумэн перся в нашем направлении и из его живота тянулся цветок. Поскорей вытолкнув сынков на улицу, я закрыл за собой дверь и какое-то время подержал ручку.

Внимание парней, по счастью, отвлек поваливший снег, которого они, может, с рождения не видели – в Питере его ликвидируют еще на облаках, чтоб было «как в Майами», и вниз падает какая-то дрисня. Макс ловил снежинки на язык, а Натик даже начал лепить снежки. Поскорее затолкав их в машину, я двинулся с места, но все равно получил порцию снега за шиворот.

Когда выгреб, вспомнил артиста. И что, опять померещилось? На что спишем? Я мучительно напрягал мозг на эту тему, пока мы ехали по «Ingria road», приличной платной трассе.

Но потом мне стало не до этого: сдох прибор GPS, а заодно замолчало и устройство мобильной связи – эти интракорпоралы встроены мне в верхнюю челюсть. Где съезжать – первый, второй, третий съезд? Ладно рискнем.

Вскоре я оказался на присыпанных снежком выбоинах сельской дороги – вода, то замерзая, то оттаивая, разорвала асфальт в клочья, а чинить некому, в ближайшем сельсовете только призрак отца Гамлета в шапке-ушанке. Надо возвращаться на трассу, а тут вдруг заглох мотор. Я попробовал вызвать ремонтную службу – мобильный по-прежнему молчал, хотя сетевой доступ имелся. После третьего звонка через височную кость в среднее ухо влетело подлое сообщение: «В нерабочее время активность номера ограничена». Блин, это что, работодатель мне пакостит? Он вообще-то может. Ходят упорные слухи, что перед тем как уволить, «Pear» старательно издевается над обреченным – если успешно доведет до самоубийства, то не надо выплачивать выходное пособие. Ладно, об этом потом. Включаю шестое чувство и чую, что от места назначения недалеко – только насколько?

И тут появляется автобус, у которого к лобовому стеклу приклеена надпись «Курново». А я точно помню – отель возле населенного пункта с таким вот названием.

– Парни, хвать сумки и побежали.

Мы сразу оказались то ли в «третьем», то ли в «четвертом мире», который, отдав все более-менее ценное «золотому миллиарду» и «белым зонам», теперь обязан был вымереть. Автобусу натикало не менее пятидесяти, а швыряло его так на выбоинах, что было удивительно, как еще не разъехались в разные стороны его ветхие колеса и морщинистые кресла. Внутри сидело несколько женщин лет за семьдесят, не знавших, что ботулиновый токсин увеличивает красоту, что ягодицам нужны коллагеновые каркасы, почем биомеханические вкладки в бюст. Натик сразу стал зажимать нос, а Максик не менее демонстративно жмурить глаза. Вокруг были те, кто не годился в «сертифицированные европейцы», да и их сыновья вряд ли годились, если еще не спились и не встретились с истребительными командами салафитов, которые уже прошлись по этим краям под видом «сборщиков вторсырья». Встреча одного с бутылкой против трех-четырех с ножами обычно заканчивалась новой могилой на сельском кладбище.

– Да тут неплохо в стрелялку поиграть, – оценил Натик, глядя на попутчиков и неказистые домики вдоль дороги. – Эй, Макс, помнишь, «Call of duty-10», там как раз действие происходило в русских деревнях – надо было красных партизан покрошить.

– Я на этот «кал» месяц убил. Партизаны совсем лузеры были, но потом набежали еще какие-то лешие со звездами на фуражками и шерстью на загривке, вот те резвые оказались.

Я не выдержал:

– Один из ваших прадедов был, между прочим, красным партизаном и не лузером – оккупантов нащелкал порядочно.

– Да ладно, что ты все заедаешься, как крейзанутый, – изрек философ Макс. – Такие теперь правила игры, против потока не попрешь, только жизнь себе испортишь и станешь, как эти бабки.

– Точно, наш предок любит писать против ветра, – подтвердил Нат.

– Бабушка, вы тут отеля, то есть… дома отдыха не видели? – спросил я ближайшую старушку, скорее, чтобы отвлечь ее внимание от паясничающих мальчишек.

– Какого-такого шмотеля? – недовольно отозвалась старушка.

– Был тут, Петровна, в советское еще время, – подключилась другая бабуля. – Но его лет двадцать как закрыли.

– Как закрыли?

– Полстраны закрыли, потому что она невыгодная, так чего тут удивляться. Да вот он, – крючковатый старческий палец показывал на несколько заснеженных построек рядом с леском.

– А вот и не закрыли, – вмешалась совсем крохотная бабулька, которую я сперва вовсе не заметил. – Я вчерась ехала за хлебом, только с ранья, видела, что туда от дороги какие-то фигуры шли, вроде как с хвостами.

– И что, выходим? – к нам обернулся старичок-водитель с лицом, как печеное яблоко.

– А вы когда обратно поедете?

– Завтра утречком. Если что, до Курново по дороге пять кэмэ, и пехом осилить можно, только лучше не в темное время. Всякое здесь бывает – на исламиста, то есть салафиста можно напороться. Едва завидишь мужчину с большой железной банкой – они туда вырезанные органы складывают – сразу беги.

«Фигуры с хвостами» и салафиты с сосудами Дьюара не очень вдохновляли, но я все-таки решился.

– Ладно, парни, выходим.

Мы покинули автобус и я сразу пожалел. Полкилометра до отеля, о котором никто ничего толком не знает. Если я что-то перепутал, еще полкилометра обратно – да по снежку; снегопад был недавно, и дорожку, похоже, никто не расчищал. Потом еще ползти в Курново. Может, конечно, какая-нибудь проходящая фура и подбросит. А может, и нет. Да там ночлег искать. Парней простужу, экс-жена убьет – затолкнув мне в рот индонезийский самораздувающийся имплант для ягодиц, лишит права с детишками видеться. Про встречу с салафитами лучше и не думать.

Даже Максику стало жалко моего грустного вида.

– Эй, чего остолбенел, сопли текут, а ты не смахиваешь. Да пошли и особо не переживай. Мы ж спортсмены, в смысле в спортивные-то игры тоже играем: оркский волейбол с отрубленной головой, например.

Ребятам вроде и понравилось по снежку бегать, только вот солнце отбрасывало все более длинные тени от сугробов. Минут за пятнадцать дотопали. Вблизи вид у двух корпусов был вполне, их явно модернизировали: окна из поляризованного стекла, стены покрыты микросхемным пластиком переменной цветности – сейчас оттенок у них бирюзовый, крыша из какого-то материала, напоминающего, пожалуй, фольгу. Странно правда, что нет расчищенного подъездного пути.

– Может, передохнем? – предложил Нат.

– Отдохнешь, а потом примороженные яйца от сугроба отскабливай, – критикнул, как обычно, Макс.

Любит он у меня сочные образы.

– Похоже, парни, мы просто не с того края подошли и вообще не по той дороге ехали, вход с другой стороны.

– От тебя никто другого и не ожидал, – подмигнул Натик.

Мы стали обходить здание – занятие довольно утомительное по глубокому снегу. Неожиданно перед нами оказалась дверь. Черный вход? Надо попробовать – это все же лучше, чем тащиться через сугробы.

Я дернул ручку. Уф, открылось. Наконец повезло.

Мы прошли через что-то напоминающее пищеблок. Никелированные поверхности, экраны и индикаторы, кок-манипуляторы, дотягивающиеся до каждой полки в холодильнике и до любой конфорки на плите, полная автоматизация. Вышли в пустой холл. Уютненько, тропические растения, гелиевая инсталляция – «река, текущая вверх» а-ля художник Эсхер, робоптички поют, вот и главный вход виден. И опять никого… Да чего удивительного, современные отели обходятся без ресепшн, а постояльцы где-нибудь рассредоточились.

– А я, кстати, голоса слышал, – сказал Натик.

– Это у тебя тянучка в брюхе разговаривает, – не согласился Макс.

Ладно, сперва в апартаменты. Номер-то я знаю.

Лифт, похожий на вазу богемского стекла, поднял нас по прозрачной шахте на третий этаж. Мы пошли по модно извилистому коридору с обоями «под пещеру».

Вот и дверь – материал (программируемый наноплант) придает ей вид каменной плиты; табличка «66» будто из позеленевшей бронзы. На экранчике замка появилась надпись «введите код, который был указан в приглашении и приложите любой палец к сканирующей поверхности». Память у меня работает когда хорошо, а когда и не очень – но тот код я запомнил, потому что он очень напоминал номер школы, в которой я учился. Ввел – сезам и открылся.

Этот номер был подготовлен к приезду гостей. Внутри, по счастью, никакого пещерного дизайна, еще нам наноплантовой паутины не хватало.

Одна большая кровать, две маленькие, установленные на одной хромированной опоре и заправленные.

Кондиционер фурычил, поддерживая температуру и влажность, в плоском холодильничке – ледяные напитки, даже пол в ванной – теплый. Спрятанный где-то рум-компьютер приконнектился ко мне, когда я еще шарил по стене в поисках включателя света и теперь накладывал виртуальные окна на место реальных. Сплошные пальмы плюс голубое море.

– Пальмы с морем – убрать к чертям, доложить о наличии других постояльцев, – скомандовал я рум-компьютеру, но тот был туп, как морская свинка. Для получения сведений о «других постояльцах» надо было иметь административный доступ.

– А если тут больше никого нет, мы что, будем ночевать одни в огромном заброшенном домище? – засомневался Натик.

– Уж призраки тут наверняка имеются, – охотно откликнулся Макс. – Привидения придут познакомиться, полтергейсты явятся – яйца покрутить.

Все стабильно, он в своем тинейджерском репертуаре, хотя ему и двенадцати нет.

– Скорее, придут медведи и спросят, кто спал на моей кроватке и кто лопал из моей миски, – Нат вдруг вспомнил сказку, которую я ему рассказывал, когда ему было года три.

– Если даже в отеле никого нет, то переночуем здесь и свалим завтра поутру, – решительно изрек я. – Пакет еды я взял, на раз-полтора хватит. Кстати, в холле имеются автоматы по продаже всякой съестной всячины, но ее лучше не набирать, потому что это химические говны в разных пропорциях. Есть там и более-менее сносный кофе – это, правда, только для меня.

– Ой, кофем напугал, да мы энерджайзеры хлещем, так что дым из ушей прет, – Натик выдул иронический жвачный пузырь изо рта.

Легким надавлением на сенсорную серединку мы приказали потеплеть трем гамбургерам-самогреям. Потом Натик стал скакать с кровати на кровать, лупя виртуальной дубиной по виртуальным башкам неандертальцев, заставляя и меня инстинктивно спускать голову на этаж ниже, а Максик углубился в космическую стрелялку и все просил не заслонять звезды. На прогулку я их решил пока не гнать, успеют еще нагуляться.

А вот мне, похоже, надо прошвырнуться.

Я велел своим пацанам никому не открывать, пока не услышат мой голос за дверью: «ваша папа пришла, молочка принесла» – и выдвинулся в коридор. Cпустился в холл, выпил там чашечку кофе. Подозрительным образом не сработали ни дебитная, ни кредитная карты, имплантированные в мой большой палец – версия о мести работодателя получила весомое подтверждение; хорошо, что автомат мелочь принял. Хватило и на бутылку дэнс-колы – дерьмецо, но ребятам нравится, потому что вначале в виде шариков пляшет в стакане, а уже потом с великим треском превращается в жидкость.

Что-то зашептало из-за бамбуковых зарослей, никак особа женского пола? Я раздвинул бамбук и меня ослепила световая вспышка. Рекламный чип-транспондер проанализировал кровь, текущую через сосуды сетчатки моего глаза и обнаружил в ней маркеры, которые свидетельствовали о длительном отсутствии интимных контактов с женщиной. В руки упала упаковка с «сюрреально-сексуальной куклой Долли Орал для взрослых», которая тут же заворковала: «Надуй меня и ты не пожалеешь».

Поскорее отшвырнул ее, чтобы не успела приклеиться и узнать номер моего счета, ну и рванул от греха подальше на этаж вверх. И опять в коридоре ни души. Панели освещения включались вместе с тем, как я подходил к очередной, а предыдущая гасла. Может быть, в имейле указана другая дата – и корпоратив только через неделю?

Однако я стал натыкаться на явные указания того, что в отеле водится живность человеческого размера. По крайней мере, недавно водилась.

Один номер оказался с приоткрытой дверью, откуда доносилось пение попугаев, если так можно выразиться. Внутри работали телевизионные обои, показывая красоты южных островов, «манящие берега Манилы». Это тот «лучший мир», куда после выхода на заслуженный отдых попадает «сертифицированный европеец»; лишь там пенсионных накоплений хватит, чтобы дожить до естественного конца, используя дешевую местную обслугу. На полу лежал чемодан, на кровати вещи, если точнее штучки-дрючки для участия в костюмированном бале готического стиля. Вот квазиживая маска вервольфа – зло морщится нос и уши шевелятся, вот биомеханические челюсти вампира, скалятся так натурально, что у меня кожу на загривке начинает покалывать. На столе вибрирует, заряжаясь от розетки, весьма шаловливый фаллоиммитатор с тремя степенями свободы и управляющим чипом, «gay edition» повышенной мощности, это уже для применения после «готики».

Еще в паре номеров работали то ли телевизоры, то ли плейеры – судя по звуку – но внутри никого не было, по крайней мере никто мне не открыл.

Я добрался до небольшого бара на втором этаже. Мигали индикаторы кофейного аппарата, играл ненавязчивый «амбиент», похожий на жужжание мух в сельском туалете. На половине столиков стояла неубранная и как будто недавно использованная посуда, на стаканах – оттиски напомаженных губ. Работала вентиляция, но в воздухе еще оставались следы табачного дыма, травки и синтетического нейроакселератора «никоти-плюс», – чтобы дрыгать ногами до утра.

За баром я вышел на многоуровневую парковку, которая занимала левое крыло корпуса – тут было полно авто.

До меня наконец дошло. Все ж наверняка на мероприятии. Никто не посмел увильнуть, никто не захотел показаться «врагом демократии». Значит, надо искать зал для сборищ. Наверняка там проводится благотворительный аукцион в пользу детей Конго, где малолетки за доллар в день добывают редкоземельные металлы, которые используются в миллиардах гаджетов «Пира», приносящих прибыли на сотни миллиардов. Соберут на аукционе сто долларов и полчаса будут корчить из себя благодетелей, еще и электронная копия Килла Дейтса пришлет с того света поздравительный имейл. А тем временем «Pear» перечислит сто миллионов бандитской «группировке пастора Нкунды», чтобы контролировать конголезские копи и превращать этих самых детишек в рабов – в шею им вживляются интракорпоралы нашей фирмы с токсиновым зарядом, чтобы не вздумали сколоть… Только через час-полтора корпоративное действо плавно перейдет в разгул и сатиры с нимфами, стуча копытами и фыркая от похоти, распределятся по номерам и барам. Конференц-зала в этом корпусе явно нет, значит, надо перейти в следующий.

Кажется, на переход можно было попасть с третьего этажа.

Зайти сперва к своим, проведать? Или сразу топать в другой корпус? Ладно, сразу в другой.

Переход оказался затемнен, лишь где-то в конце его мигала багровая панель. И сенсоры не реагировали на мое появление радостной иллюминацией. Впервые мне стало совсем неуютно. Где-то ж полно народу – выпивон, веселье, а мне почему-то жутко. И еще такое ощущение, что рядом кто-то есть, чувствуется то ли колебание воздуха, то ли какое-то натяжение пространства.

Вдруг по переходу пронесся крик. Елки, да это ж кто-то из моих верещит. Я рванулся назад, по переходу и коридору, а мое сердце пыталось выпрыгнуть и побежать впереди меня. Дверь с табличкой «66» – ввел трясущимся руками код, приложил палец… Давай же, гадина, быстрей. Я влетел в номер.

Какое-то существо, массивное, мутное, похожее на грушу, пыталось стащить Макса со шкафчика.

Мне повезло. Не оцепенел, напротив, меня словно подхватила и швырнула вперед волна – я даже заметил ее по искажению интерьера. Пространство на секунду утончилось, и я словно прорвал пленку. Или, может, оболочку. И существо полностью «прояснилось». Сквозь прозрачную кожу были видны куст кровеносных сосудов, веревки сухожилий, розовое пятно мозга, какая-то сеть, обвивающая смутные внутренние органы, она еще и шевелилась; на животе – непонятные пластины. Я швырнул в существо попавшийся под руку бачок для мусора. И промахнулся. Существо обернулось или просто «повернуло» личину ко мне. Ну и тварь.

Я догадался, сейчас оно попробует меня нейтрализовать. И обрушил ему бутылку на макушку. Бутылка раскололась, существо рухнуло, по его голове и спине запрыгали шарики дэнс-колы, но сквозь этот танец я заметил, как ко мне юркнул змеевидный отросток. Успел сплюснуть его ботинком – а потом бил-колотил тварь стулом… Пока она не перестала хрипеть и шипеть. Вроде готова, но сеть внутри ее продолжает расползаться, нити будто тянутся из какой-то точки, находящейся за пределами этой чудовищной туши.

Я подошел к Максу. Выдохнул, постарался придать своему голосу спокойствие – получилось плохо.

– Ладно уж, слезай.

– А где оно?

И тут я понял, что знаю монстра – если убрать прозрачность, это менеджер из HR-отдела, который вызывал меня на собеседование по поводу падения моей прибыльности, допытывался почему я не стремлюсь к продолжению карьеры, даже спрашивал, когда я в последний раз покупал что-то крупное в «Икее», увольнением пугал. Тогда я узнал, что у него есть «муженек», вот и «маленького» усыновили, и вообще они «социально ответственные», в отличие от меня.

Елки, такую важную персону грохнул. Мне ж теперь до скончания века в тюряге гнить – суд, конечно же, решит, что господин такой-то просто зашел пообщаться с детишками, которых очень любит, а голым был, потому что у него свобода выбора в ношении и неношении одежды. Я резко обернулся, чтобы пару раз пнуть проклятый трупак. Но важной персоны на полу не было. Только значок остался: I love lovers in New York и какая-то слизь.

И тут до меня дошло…

– А где Натик? – заорал я.

Еще секунду, и сердце бы у меня разорвалось, но тут я заметил, что холодильник трясется, да еще испускает какие-то звуки. Рванулся, открыл. Нат был там.

Я поспешно вытащил его наружу, обрушив полочку с йогуртами.

– А где этот урод? – спросил он, пытаясь побороть дрожь.

– Папка его – того. Типа уделал. Покачественнее, чем в Call of Duty, бутылкой колы, – гордо поведал Макс и щелкнул языком. – А у тебя теперь кличка «йогурт».

– Тихо, – я проверил санузел, заглянул под кровати.

Какие-то шумы явно доносились из коридора. Я открыл дверь наружу и сразу захлопнул. Эти твари были в коридоре. Пять или шесть штук. Что там за секунду рассмотришь, если они к тому же такие смутные, плохо различимые. Но один из них явно тащил ногу. Голую ногу. Оторванную у какой-то женщины.

Я несколькими глубокими вздохами попытался унять сердцебиение. Надо тикать.

– Парни, одевайтесь, куртки, ботинки, все, как положено.

Я выглянул в окно. Третий этаж, но высокий – из-за холла на первом этаже. Прыгать – кости переломать, можно и позвонки потерять. Веревку связать? На окнах штор нет, только жалюзи. На кроватях, как это теперь принято, одноразовые пододеяльники, наволочки и простыни. Дешево производимые и легко утилизуемые. Я дернул за край простыни – в момент расползлась. Ладно, будем выходить через дверь – лестница недалеко, в двух шагах – скатимся вниз и через холл к выходным дверям.

Так, какое у меня есть оружие? У кровати можно открутить ножку – получается стальная тридцатисантиметровая дубинка, назовем ее палицей, можно ее даже засунуть за ремень, чтобы не слишком заметно было. «Швабра где?» – крикнул я рум-компьютеру. Она нашлась в маленькой подсобке за едва заметной дверкой. Хорошо, что в любую поездку я беру с собой складной нож с фиксатором – привычка с юных лет: булочку порезать, от хулиганов отмахаться. Рукоятка у швабры хоть не деревянная, но из твердого пластика – сейчас заточим. Вроде острия получилось. Назовем изделие копьем.

– Ух ты, – похвалил Натик. – Да ты настоящий красный партизан. – Только бороды не хватает. И зубов кривых.

– Слушайте меня внимательно. Сейчас мы выходим из комнаты и чешем к лестнице. Оба держитесь за мой ремень. Ни на секунду не отпускайте. Только, когда выйдем из здания, можно не держаться. Но тогда надо бежать изо всех сил. Не отставая от меня ни на шаг. Даже если я упал, вам дуть вперед. Через двести-триста, максимум пятьсот метров будет трасса, параллельная той, по которой мы приехали. Там орать, голосовать, кричать «полиция». Если никого нет, то поворачивать налево и топать пять километров до поселка. Усекли?

– Может, ты это… – засомневался Натик.

– Преувеличиваешь, перебарщиваешь, – подсказал Макс. – Да, был тут один типа монстр, но это так, случайность. Похоже, просто обдолбанный пидор сходил на party, наглотался какой-то параши, обосрался, разделся – и потерял… как его, человеческий облик.

– Это не-слу-чайность. Цепляйтесь, выходим на счет раз-два-три.

Кто-то маячил в одном конце коридора. За секунду мы добрались до лестницы в противоположном конце и понеслись вниз. Второй этаж, первый. За дверью холл. Оттуда донесся крик, на высокой истерической ноте, но сильно приглушенный. Я приоткрыл дверь. По холлу носилось несколько женщин – похоже, они приехали недавно. Не из нашей конторы, точно. Это ж девы «по вызову», иначе говоря, сотрудницы эскортной фирмы в соответствующей униформе. Короткие юбчонки, фотонические татуировки на голых ногах – светящиеся извививающиеся змейки указывают, в каком направлении надо стремиться клиенту.

Внезапно перед одной из них возникла смутная тварь – тьма, впрочем, быстро развеялась. Да это ж наш PR-менеджер; извините, я его по размерам задницы узнал. Это он заставлял нас при любом разговоре, пусть с собственной бабушкой, упоминать о достоинствах гаджетов Pear. Для того нам и внедрили в зуб мудрости звукозаписывающий интрокорпорал с выходом на мобильник, встроенный в верхнюю челюсть…

Женщина кричит, видно по распахнувшемуся рту, но не очень слышно из-за звукопоглотителей.

Ага, ясно отчего. У твари на животе раскрылся огромный цветок, его мясистые лепестки охватили дамочку и приклеили. Помогая руками, PR-менеджер стал быстро запихивать женщину внутрь.

Несколько секунд, и все. Специалистка по легкому поведению исчезла в животе у твари, я даже не успел заметить, как. В руках у PR-менеджера остались женские туфли, которые он с явным возмущением швырнул в тропические кусты. Затем тварь, поддерживая живот, зашла за фикус и тоже пропала.

И вдруг дамочка возникла снова, вернее, выползла из-за того самого фикуса, встала, немного покачиваясь, на ноги. За кадром остался стриптиз – теперь она была без одежды. Откровенное «ню». Нет, никакой эротикой тут и не пахло. Я бы ей предпочел десять баб – забойщиц с мясокомбината, одетых в полный комплект химзащиты. Ее кожные покровы были полупрозрачны, напоминая дымку, а внутренние органы отливали металлом. Кровеносные сосуды выглядели вьющимся растением, мозг казался чем-то вроде пудинга, кости напоминали проволочные конструкции, а глаза представали пунцовыми ягодами на стебельках. Какое-то время она выглядела как труп, обработанный обесцвечивающими химикатами для некрофильской выставки, но затем грудная клетка ее колыхнулась и поднялись полупрозрачные веки.

Она подошла к своей подружке, напрасно рвущей наружную дверь – очевидно запертую.