Конец света с вариациями (сборник) Точинов Виктор

4

Замок на дверях парковки отреагировал на мой палец, мы влетели внутрь. После коридора помещение показалась мне неожиданно большим, как бы раздутым.

Сейчас придется совершить преступление – угнать автомобиль. А, фиг с ним, я этих преступлений насовершал уже кучу, похоже, даже кого-то в ад отправил.

Потер глаза – кажется или нет, что стоянка заполняется серебристыми струями?

Это ж признак, что сейчас они «выйдут» – прямо от той глухой стены.

– Быстро, парни, ныряйте под ближайшую машину.

Стена изогнулась, покрылась пузырями и лопнула – от нее вынесло сразу троих; они появлялись где-то на высоте полутора метров от пола.

Но и я торопился навстречу, словно выпрыгивая из своего тела и пробивая оболочку реальности. Дальнейшее наверняка происходило в бешеном темпе, но поток времени не мешал мне, наоборот, я успевал оценить, что надо сделать и что не надо…

Одного сразу посадил на копье – на лицо брызнула кровь. Поднатужившись, перебросил его через себя. А вот копье не успел вытащить. Разворот на тридцать градусов к другому – удар ножом в шейный узел сетчатой структуры.

Нырнул под третьего – тот, завершив прыжок, оказался ко мне спиной и не успел повернуться – я влепил палицей по узлу, располагающемуся там, где у людей пятый шейный позвонок. Монстр не отключился, напротив, стал разворачивать ко мне брюшные челюсти. Делать нечего, засадил ему в «пасть» огнетушитель со стены.

Раздался хруст ломаемого металла, брызнула пена, тварь потянула меня куда-то, едва сумел прихватить копье. Мир стал тонким, как пленка, того и гляди проткнешь его пальцем. Мир закачался на поверхности темного океана. Быстрое течение понесло меня в зыбкой среде. Я не слышал ни собственного дыхания, ни боя собственного сердца. Привычную геометрию размыло так, что видел я лишь темные потоки и черные глянцевые волны. Волны катились во всех направлениях, проникая друг в друга, отрываясь от несущей и уходя в криволинейные пустоты с рычанием годзилл и неистовством смерчей.

Мои кости стали струями, мягкие ткани – пеной. А растягивающееся тело раненого монстра напоминало пиявку. Их было много, этих пиявок, которые, «оседлав поток», выплывали из багровой преисподней к свету. На какое-то мгновение я воспринял сложную симметрию потоков и волн. Каждая пятая волна идет не так, как другие, – она быстрая и «восходящая».

Оседлав восходящую, я как будто опередил пиявок и оказался в «преднастоящем» (название я подобрал много позже). Там соперники уже утратили пиявковидный, но еще не приобрели окончательно человекообразный вид: сосуды свивались, мышцы сплетались, пятно мозга с выделяющимся напряжением теменных долей садилось на свое место за ягодами глаз, белесая сеть оплетала потроха. Процедура встречи была незатейлива: удар ножом между нижней челюстью и кадыком – во второй узел сетчатой системы. Когда они замирали, то я узнавал их – персонал юридического отдела, который умел выиграть любое дело, даже когда интракорпоралы вызывали у потребителя паранойю, заканчивающую массовым убийством где-нибудь в гетто для нищих.

«Конь» все-таки сбросил меня. Прямо перед собой я увидел монстра – помимо куста кровеносных сосудов и белесого кокона на сердце, хорошо просматривались тросы мышц. Импланты что ли? Походили туда-сюда маслины его глаз и, пригнувшись, он атаковал меня. Я, развернув копьецо, ударил его древком в пах, а когда он согнулся – сверху, в узел за брюшными челюстями, где скручивались пряди внутренней сети. Пригвоздил, как выяснилось. И опознал. Шеф юристов, любимый адвокат дьявола, мог даже выиграть дело, если несовершеннолетний носитель интракорпорала кончал жизнь самоубийством.

Все, муть прояснилась. Я – на парковке.

На мне висели кишки, трубки, извивающиеся обрывки сети, руки были забрызганы липкой жижей. Трое монстров превратились в скорлупы, залитые слизью, они моментально разложились. «Конь», на котором я прокатился, составил компанию этим трем. Тоже отпрыгался. Я и его узнал – господин Пендерович из PR-отдела, который готовил слащавую инсталляцию на тему, как «Pear» облагодетельствовал детишек в Конго. А до этого «любитель детишек» пиарил кампанию по изъятию малышей из «недобросовестных», то есть бедных русских семей – дескать, «эти уроды просто опасны для бедных крошек», которых надо передавать в «социально добросовестные партнерства», в гейские тройки в Штатах и Нидерландах. Наша корпорация, как «ячейка гражданского общества», это дело хорошо профинансировала. А на левых сайтах сообщали, что часть детей добралась только до трансплантологического рынка в косовской Приштине.

Пора брать напрокат автомобиль. Своей стальной палицей бил-бил и пробил стекло, открыл дверцу, сорвал панель зажигания. Теперь соединяем два проводка – есть искра. Мотор закряхтел. Все готово, чтобы сорваться из чистилища. И тут понял – «неувязочка», не вижу парней.

– Нат, Макс – вы где, чертенята?

Помотали они мне нервы. Не сразу, а через полминуты из-под массивного внедорожника послышались их голоса:

– А это кино точно закончилось?

– Садимся в машину, сейчас будет серия вторая – погоня.

Мы подъехали к выезду с парковки и… ворота не открылись. Заблокировано. Так, и погоня нам не светит.

Я сдал назад на тридцать метров, въехав на пандус.

– Ребятки, спешно вышли. Буду таранить.

– Мы тоже хотим таранить, – возразил Натик.

– Ты чего, в лепешку собрался превратиться? – резонно произнес Макс. – Глаза на попе окажутся.

– Я сказал – вышли. Это приказ.

– Ты – диктатор. Нам учительница про таких рассказывала, ты против геев и поп-корна, – осудил Нат, но Макс отозвался в тему:

– Ай-я, ай, кэптэн.

Когда я подлетал к воротам, то уловил, что задумка была неудачной.

С ударом из меня полетели вперед все соки, а вот кости остались где-то позади, на ремне. Я понимал, что вышел из строя: может, на год, может, на десять минут, но выпал. А сейчас десять минут были важнее года.

Обзор затянуло пеленой, возможно, полопались сосуды у меня в глазах, да еще из-под капота точно пошел дым. Когда взгляд наконец сфокусировался, я различил, что ворота на самом краю погнулись и там образовалась щель. Небольшая. Взрослый вряд ли пролезет, а ребенок вполне.

Преодолев болезненное окостенение и натиск подушки безопасности, я повернул голову к распахнутой дверце машины и что есть мочи заорал. Получилось однако полузадавленное сипение:

– Парни, слушай мою команду. Вперед, в щель. Бежать в северном направлении… если не будет расчищенной дороги, то ориентируясь на Полярную звезду, я вам показывал, как ее найти, до трассы. По ней налево, как я и говорил, – к поселку.

Со второго раза вышло получше.

Неожиданно я увидел рядом с дверью… Оксану.

– Вот так явление, ты разве не в Дубае-Мумбае?

– А ты еще не в полицейском участке? Я-то приехала детей проведать – знаю, что на тебя положиться нельзя. Про Мумбай потому сказала, чтобы ты не трезвонил мне все время.

– Откуда узнала, где мы?

– Легко. Тебя дома нет, мобил твой не откликается, а на сайте филиала есть сообщение о месте проведения вечеринки. Я смотрю, ты уже изрядно порезвился, алкаш несчастный. Ладно, выплывай. А детям спать пора, я их в номер отведу.

– Туда нельзя, там монстры.

– Сам ты монстр.

– Парни, не идите с ней. Тикайте в щель.

Но она зло швырнула дверцу авто, я услышал, как они уходят и даже разобрал голос Макса:

– Ма, честно, папа не придумывает.

Затем наплыла тяжелая боль и я, кажется, отключился.

Очухался от пощечины. Кто-то отстегнул ремень, выпустил пену из подушки и потащил меня из кабины.

Через несколько секунд я лежал на холодном бетоне, а сверху на меня смотрел… явно участник костюмированного бала.

– В монахи наряжаться неприлично… Где монстры? Дядьки с челюстями на пузе.

– Мне прилично, сын мой. И кого ты называешь монстрами – перепивших сотрудников фирмы «Пир»?

Я поднялся. Качало, мутило, болели бок и грудь, но, в целом, близко к норме.

Передо мной стоял монах. Настоящий. В рясе, на которую, правда, было накинуто пальто, в клобуке. С посохом. На сжимающей его руке была видна странная татуировка: парашют, пропеллер и слон. Монах был выше меня на полголовы и шире в плечах тоже прилично.

5

– Я смотрю, в зоопарке внезапно появились посетители.

– Меня вызвали освятить здание, – объяснился монах.

– Это явно несвоевременное предложение. Здесь полно каких-то мутантов… У меня детей увели. Сейчас иду их искать.

– Сын мой, а может, сперва протрезветь?

– Я не пил и не курил, у меня на шее разъем, но там нет никакого наркоконнектора, – с мучением выкрикнул я.

Монах покачал головой, однако сказал:

– Хорошо, я с тобой. И зови меня не «эй», а отец Христофор.

– Принято. А вы кем раньше были, отец Христофор, до пострига? Я не просто так спрашиваю…

– Военным, сын мой, вначале ВДВ, потом 22-я бригада спецназа. Как ты понимаешь, должность, имя и фамилию сообщать не буду.

Да, я должен бежать за детишками вместо того, чтобы трепаться с непонятным типом, но, с другой стороны, – куда бежать, непонятно. Надо взять себя в руки, задавить психоз и попытаться выяснить, что это за личность пожаловала и какой от нее толк.

– Странная траектория полета, отче – из тех, кто может все, к тем, кто не хочет ничего.

– Ладно, давай про траекторию. Пришел КОТ, правительство подписало известный «договор с корпорациями» и «перепрофилировало» армию, меня отправили охранять колтановые рудники America Mineral Fields в Конго.

– Далековато отсюда.

– Наши «смежники» из ЧВК «Кси-сервис» потрошили деревни, где якобы скрывались поддерживаемые китайцами партизаны. Наемники ходили обвешанные вырванными кишками и отрезанными пенисами, а мы, получается, их прикрывали. И как-то я не выдержал, отвалтузил одного из тех до кровавых соплей, это перешло в перестрелку моего взвода с их командой, там три трупа образовалось. Провел год в корпоративной тюрьме, точнее, в клетке размером чуть больше гроба; клопов и прочих членистоногих собою кормил, однако не без пользы – смирению научился. Дело замяли благодаря подполковнику Карояну, и улетел я на родину без выходного пособия. Поскольку не вышло из меня ни вояки, ни кормильца в этом «прекрасном новом мире», покинул семью, ушел в монастырь. Прошел нормальный путь по направлению к Богу – трудник, послушник, инок. Насчет того, что не могу ничего, – посмотрим, на все воля Божья. Двинулись теперь – глянем, нет ли их прямо в твоем номере.

Так, понадеемся, что не струсит.

На лестнице нам никто не встретился. Но и в моем номере на третьем этаже мальчишек с Оксаной не было. Надо искать комнату охраны, где находятся камеры видеонаблюдения.

На выходе из номера нас ждали. Прямо у двери.

Перед человеком в рясе тварь отступила, превратившись в сплетение сосудов, мышц, сухожилий, лилии яичников тоже были видны – бывшая женщина. По оранжевому «цветку» мозга и пришелся удар монашеского посоха. Мозговое вещество разлетелось по полу и темная воронка схлопнулась, поглотив монструозное тело.

– Неплохо для начала, отец Христофор.

Про воинов-монахов я только сейчас вспомнил. Это не только какие-нибудь тамплиеры. У нас воины-монахи защищали от супостата монастыри-крепости, Псково-Печерскую и Троице-Сергиеву обители, причем с весьма важными для государства результатами.

Еще две твари выпрыгнули из темных моментально закрутившихся вихрей.

Сейчас я сам рванулся в неустойчивость и оказался, можно сказать, «перед настоящим». Тварь там еще не совсем готова для атаки: сосуды, мышцы, кости еще разделены по слоям, но нити управляющей сети пытаются связать их воедино – я стал рубить ее ножом. Опоздал. Противник увильнул и закрутился вокруг меня.

Это уже вихрь, как найти у него точку уязвимости? Я ныряю под волну. Течение тащит меня вглубь, еще немного и не будет сил бороться. Я понял, что надо остановиться, просто не бояться и отдохнуть. И действительно через несколько секунд я толкнулся и выплыл, оказавшись позади монстра.

Сейчас были видны хрустальные нити управляющей сети и рубиновое пятно сердца.

Я постарался, чтобы удар был точным – ножом в сплетение жизненных нитей противника.

Рев, гром. Управляющая сеть перестала пульсировать, бесчувственное тело монстра унесло течением.

– Я здесь был когда-то, – сказал монах, вытирая посох об одежду убитой им твари. – Когда тут еще находился Дом отдыха Минобороны. Кажется, я знаю, где может быть комната видеонаблюдения.

Мы нашли ее – маленькая дверь притаилась под лестницей, ведущей из холла в столовую.

Отец Христофор смотрел на записанную рекордерами свистопляску, а я искал на экранах своих мальчишек.

Запись пятичасовой давности, монах с помощью замедления и укрупнения деталей добился наилучшей видимости.

Почти одновременно на парковку въезжают стреловидный байк и дорогой автомобиль – сфера с неразличимыми окнами и дверями.

С байка сошел парень, снял шлем. Идеальная выглаженная генноимплантами внешность: светлые кудрявые волосы, яркие голубые глаза. Сын нашего генерального – Джаспер. Сфера автомобиля замерла рядом и мгновенно раскрылась – отчего подумалось об яйце динозавра – только «вылупилась» оттуда не рептилия, а женщина. Молодая, особенно на мой взгляд, однако явно постарше парня, с волосами, выкрашенными сияющей фотонической краской, с хищной крепкой челюстью и раздувающимися ноздрями. Узнаю – шефиня в отделе виртуального маркетинга, как там ее – Лилиан, Дуриан…

Недолгое объяснение, объятия, чмок-чмок. И вдруг… Женщина, похоже, кричит. Куртка у парня расходится, рубаха лопается.

У него на животе словно огромный цветок раскрылся, лепестки охватили дамочку и потянули внутрь. Не живот, а зев. Напоминало то, как питон заглатывает свою жертву. В то же время голова парня-питона откинулась назад и глаза пялились в зенит. Если точнее, над ним висел дрон, похожий на ежа из-за 5–6 антенн, – я, кажется, видел такой в отделе перспективных технологий. А от него в глаз парню зеленые лазерные лучики посылаются, явно идет передача информации.

Сопротивление женщины прекратилось, хотя она была еще жива и рот ее застыл в крике. Она даже помогала злодею. Подняла одну ногу, потом другую и еще согнулась. В последний момент, перед тем как исчезнуть, она будто совсем сложилась – колобок получился. Сложился и закатился. Я впервые увидел финал во всей красе. Если точнее, и при самом большом замедлении не было непрерывного изображения, только дискретное, с какими-то темными провалами. Словно поток времени, в котором находились эти двое, выпадал из Настоящего за счет своей особой скорости, а потом возвращался обратно.

И вот она исчезла у парня в животе. Полностью, блин. А он даже не растолстел, поправил рубаху и пошел с парковки.

Снова открылась сфера автомобиля. В кабине сидела женщина. Похожая на ту, что несколько минут назад поглотил Джаспер или кто там вместо него. Отличие в том, что она теперь без одежды. Ее кожные покровы были полупрозрачны, напоминая дымку, а внутренние органы отливали металлом.

Секунду назад она труп трупом, а сейчас дрон-ежик оказался рядом с ней, случилась вспышка, грудная клетка ее колыхнулась, и поднялись полупрозрачные веки.

Рядом со сферомобилем остановилась машина – оттуда вышел менеджер средних лет, этого толстячка я знал, из отдела продаж.

Посмотрел, повернулся и бросился бежать с искаженным от ужаса лицом. Не догадался даже сесть в машину. Но полупрозрачная Лилиан-Дуриан оказалась прямо на его пути. Ее рот округлился в трубочку, словно она хотела поцеловать нового партнера, а на животе раскрылось огромное зево. Струйка крови потянулась, кажется, из шеи и паха менеджера в эту дыру. А потом потащило и его самого – затормозить ему не удалось, хотя он пытался. Его плоть тряслась, как студень, на коже надувались и лопались пузыри. А потом он согнулся, прижал голову к животу, охватил руками щиколотки и вкатился прямо в ее зево. Около них, кстати, все время вертелся ежик-дрон.

Похоже, с этого все и началось… Но детей пока не видно ни на одной записи. Другие экраны показывали, как в номерах и ресторане появлялись резкие тени. Если точнее, некие контуры, рельефы на словно бы утончившемся пространстве. Контуры раздувались, приобретали грибовидную форму, этакие матово-черные большие поганки. Они лопались и из них выходили твари, похожие на скелеты, обернутые в полупрозрачную плоть. Задняя часть твари словно состояла из истекающих темных вод. Она хватала человека и затягивала вместе с собой в воронку, которая выбрасывала обратно одежду… Кое-кто пробовал бежать, но тварь всегда оказывалась у него на пути… Улизнуть, в общем, было нереально. А потом покатились роуборщики, деловито втягивая оставшийся на полу «мусор».

– Отец Христофор, что происходит? Что это за существа? Может, вы в курсе.

– Тебе по-научному или по-нашему?

– Да уж по-научному сперва.

– Так работает Интракорпоральная Механохимическая Фабрика.

Ну да, читал на левых сайтах про это дело. То ли существует, то ли нет. То ли создана лабораторией «Pear» в Беркли, то ли куплена корпорацией у одного русского ученого, который после того скоропостижно исчез или помер. Основная версия: ИМФ была разработана на основе дисперсных интракорпоральных медицинских систем. У «Pear» имелся на это дело заказ от своего правительства. Американская администрация собиралась передавать технологию ИМФ элитам в некоторых странах Третьего мира в обмен на «хорошее поведение», то есть утрату суверенитета в пользу «Pear», «Monsanto» и прочих ТНК. Ноу-хау предполагалось жестко держать под контролем, и риски казались незначительными по сравнению с выгодами. ИМФ – это поддержание и улучшение здоровья. Носителю ИМФ не угрожают ни бактерии, ни вирусы, ни дерьмовая еда.

– Допустим, я поверил. Значит, отец Христофор, вы – в теме. Но почему? Как это, сидя в монастыре…

– Испытательный полигон «Pear» располагался неподалеку отсюда, за Курново. И настоятель отец Павел, зная мою предысторию, поручил мне проследить за экспериментами. Деньги на приборы скрытого наблюдения нашлись, остальное было в рамках моей предыдущей компетенции.

– Насколько я понимаю, в ИМФ должна входить «защита от дурака». А его носители жрут или, скажем, поглощают людей.

– Носитель ИМФ не поглощает людей, он их преобразует. По своему подобию разумеется. Те тоже становятся носителями ИМФ – вторичными, третичными.

– Из них получаются сущие демоны, челюсти на пузе, потроха видны. Это что, признаки большого здоровья?

– А кто самый здоровый, сын мой?

– Тот, на кого не действуют микробы, вирусы и химикаты в тридцати сортах «колбасы».

– Тепло. Еще кто?

– Те… кто не стареет, на кого не действует время.

– Бинго. Носители ИМФ умеют обходить время, использовать его – для них время не стрела, а множество разнонаправленных и разноскоростных потоков.

– Значит, все, что они делают, полезно для них, отец Христофор?

– Если человек в рабстве греха, то полезно. И сильные, и слабые мира сего служат Мамоне, и душа почти всякого настежь открыта соблазнительному злу. Немногие души не подвержены обаянию чертовщины. Если по-нашему оценивать – это обращение человека к аду, отрыв его от Духа Святого.

– Я так понял, отец Христофор, что вы уже перешли на религиозное толкование, теперь можно называть все, что не нравится, «адским». И чем это, по-вашему, угрожает человечеству?

– Обращенные к аду – я их называю обратниками – множатся, создают себе подобных, забирают время у верных Богу, чтобы бесы построили силой этого времени адское царство. И чтобы никогда не появилось царство Божие на земле.

– Отец Христофор, вы в самом деле пришли сюда освятить этот Содом?

– Нет, сын мой, конечно, нет. Я бы подождал с визитом, если бы ты не привез сюда своих чад – у меня есть небольшой дрон-робинсект, заначка времен службы, чтобы наблюдать за обстановкой.

– Вот они! – я ткнул пальцем в экран.

Оксана ведет парней, держа их за руки – крепко. Они еле поспевают. Получается, что она сама… не смогла их «обратить». Может, остатки материнского чувства сыграли, может, это должен сделать кто-то другой. Да, другой.

Впереди уже набухает контур обратника.

У меня обвалилось сердце. Не успеть.

И тут Макс выворачивается из руки матери, вырывает Натика и они бегут. Уж что, а бегать на своих роликовых ботинках с редуцированным трением они умеют да еще петлять по ходу дела…

По таймеру это было пять минут назад. Помещение очень похоже на коридор первого этажа, только другие картины на стенах и другие растения в кадках. Значит…

– Это второй корпус.

6

– Молись вместе со мной, – сказал монах на ходу.

Боже, прости беззакония моя и согрешения.

Непобедимая и божественная сила, честнаго и животворящаго Креста Господня, не остави мя, грешнаго, уповающаго на тя…

– И если мне настолько повезет, что Господь призовет меня, то возьми мой посох, – сказал отец Христофор.

И вдруг я увидел в окно – парни уже снаружи, чешут по очищенной от снега дорожке к трассе. Со всех сторон от них вырисовываются тени, образуют кольцо, набухают.

Распахнув окно, я бросился вниз. Внизу оказалось не так уж мягко. Несколько секунд приходил в себя. Отец Христофор обогнал меня, десантная подготовка у него была наверняка получше моей.

И вот, вращая посохом, человек в рясе вышиб мозги из первого попавшегося навстречу обратника. Потом оприходовал и другого.

«Остановись».

Ко мне шла Оксана. Выглядела она гораздо лучше, чем когда бы то ни было, даже в день свадьбы. Отполированная, лакированная Оксана. Распахнутая шубка, мини-юбочка, сияющие глаза.

– Ты воюешь против друзей, против свободы и прогресса. И ты забыл, что я была твоей первой любовью.

Иной раз мне стыдно, что моей первой любовью была пустоголовая бабенка, но это так.

– До меня у тебя не было женщины, которая хотела бы с тобой встретиться больше одного раза.

Это слишком смело сказано. Может, я того не хотел.

– Кажется, Оксана, у нас не было контакта последние годы. Тебе не нравилось, что у меня прекратился карьерный рост. Тьфу, зараза, о чем это я, прочь с дороги…

– Мне не нравилось, что ты все меньше думаешь обо мне. Я хотела полного слияния. И хочу сейчас.

Я почувствовал… как будто уже внутри ее.

Кружась вокруг сияющего позвоночного столба, я спускался вниз, в ее жаркие влажные недра.

Я словно целиком находился в канале, прозрачном, как хрусталь, но теплом и упругом, сквозь который виднелись созвездия яичников.

И в это время как будто издалека донесся окрик отца Христофора.

«Очнись, идиот».

Но я не смог даже пошевелиться. Толстые кольца обвивали меня со всех сторон. А сверху раздвигался огромный слизистый зев, обрамленный створками трех мощных челюстей.

Я еще раз попытался выдернуться. Совершенно безнадежно. Я не крут, я – слаб и бессилен.

– Ты проник в меня слишком глубоко и теперь мне придется тебя переварить.

Я слаб и ничтожен. Блаженны нищие духом…

В последний момент я словно сдулся и провалился сквозь кольца. Я уходил в водоворот, а меня догоняла огромным телом черная жирная пиявка.

Рано, слишком рано. Теперь пора, вязкий поток ненадолго стал упругим. Толкнувшись, я устремился вверх. Рядом оказался изгиб черного тела, и я снова оттолкнулся. Подо мной пронеслись жернова круглой пасти. Она почти догнала меня, но я развернул копье так, чтобы пасть не могла закрыться и, упершись в древко, оттолкнулся еще раз. Глубины преисподней отпустили меня, я еще успел увидеть темный океан, в который вливалось время – это было посленастоящее, прошлое, ад, где распадаются формы, чтобы освобожденная энергия пошла на новый цикл созидания. Волны и водовороты этого океана были необозримы – в них падали куски нашего мира, похожего на тающий распадающийся айсберг.

Я вернулся на «сушу» уже без моего импровизированного копья.

Четверо обратников были мертвы. Трое окружили монаха, он рухнул, а они добивали его.

Я побежал на выручку – с хода проскользнул под рукой у одного из обратников и обрушил стальную палицу ему на затылок. Швырнул палицу в другого, но тот уже убил отца Христофора, вонзив острый отросток ему в шею. Я оказавшись рядом с тварью, загнал в нее нож, но она резко развернулась и оставила меня без оружия. Я попытался опрокинуть ее толчком в брюшную створку, однако сам оказался на земле. Ее морда опускалась ко мне, на брюхе распускался цветок челюстей, из которого выходил змеевидный отросток.

До руки мертвого отца Христофора, все еще державшей посох, был метр.

Я полз, а червь, вонзившись в меня, торопился добираться до моего сердца. В тот момент, когда он почти добрался, я схватил посох и огрел обратника по макушке. Потом вырвал из себя червя. Твари надо было выбрать правильную тактику, а она решила срочно меня добить, стала наваливаться.

Я резко крутанулся вбок и стригущим движением ног подсек нападающего. (Чего греха таить, когда-то занимался брейкдансом – оказалось, не впустую потратил два года, сейчас помогло.) Между нами образовалась необходимая дистанция. Тут я и вмазал ему набалдашником монашеского посоха – в глазницу. Так я прикончил директора отдела перспективных технологий, вероятно, того, который выпустил в свет обратников.

Я пролежал в снегу минуту, смотря на набалдашник – из заостренной он вернулся к прежней форме, округлой; у отца Христофора было все продумано. А потом…

– Вставай, папа, – Макс тянул меня за руки, а Натик подталкивал сзади. – Пошли уже отсюда.

Психологическая устойчивость у них оказалась ничего, стрелялки-уничтожалки-виртуалки дали закалку.

– Может, маму подождем? – прикинул Макс.

– Это не мама была, оборотень, – со знанием дела пояснил Нат.

Я встал, повернул отца Христофора на спину, сложил ему руки на груди. Под светом полной луны я с сыновьями шел к трассе, и мне слышался голос воина-монаха:

«Я еще вернусь. А потом придет Господь. Но пока будь осторожен».

Сзади накатил жгучий свет фар – автомобиль ехал из отеля. За ним еще один и еще. В салонах дорогих машин никого не было. Они ехали под управлением борт-компьютеров по данным навигационных систем. Возвращались домой без хозяев.

А потом я заметил, что неподалеку от выхода на трассу нас ждали.

– Стойте здесь, – сказал я мальчикам.

Темные квадратные силуэты были все ближе, но лиц не видно. Когда до них оставалось метров пять, не больше, сзади накатил свет фар еще одного автомобиля, возвращающегося на автопилоте домой. У меня имелось несколько секунд, пока они были ослеплены, а я их видел во всей красе. Трое. Щетинистые лица под бараньими шапками. У одного точно линзы ночного видения – белки не просматриваются. А вот в руке другого тускло отсветил металл. Не нож – телескопическая металлическая дубинка со свинцовым утяжелителем – ломать кости и пробивать череп с одного удара. Салафиты. Вышли поохотиться на людей. Ни одного из этих чмуров еще ни разу не посадили в тюрьму, даже если полиция ловила их. Салафитов всегда защищали лучшие корпоративные юристы. Убил паренька одиннадцати лет, значит тот был «агрессивным русским фашистом». Изнасиловал девчонку – значит, та была «проституткой». Очищенные от местного населения территории переходили корпорациям…

Ну хорошо, теперь я буду судьей.

Рывок. Крайнего справа, того, что с дубинкой, ударил посохом в лоб. Ближайший меня еще не видел, но уже через мгновение в его руке оказался нож. С полуборота влупил ему посохом по горлу. Этот с хрипом лег. Обернулся к первому – лоб у того оказался крепким и он, выпустив с щелчком пять звеньев дубинки, нацеливал ее на мою голову. Но монашеский посох был длинее. Второго удара этот тип уже не выдержал. У последнего салафита блеснул в руке ствол. Еще рывок – на этот раз меня подтолкнула волна, и я будто опередил свое тело. Различил напряжение мышц в крепком теле противника и, согнувшись, бросился ему в ноги. Его рука с пистолетом оказалась над моей головой – схватив ее за кисть, сломал о свое плечо. И ударом посоха по вражескому затылку, украшенному бараньей шерстью, завершил дело.

– Теперь вперед, – окликнул я сыновей, – не дрейфить.

– Да мы уже привыкли, – сказал Макс, обходя лежащие тела по приличной дуге.

Мы вышли на трассу, и… звук мотора, кто-то едет и вроде не из нашего адского отеля. Я поднял руку, и рядом со мной остановился пикапчик с эмблемой ремонтной службы. Из него высунулся не корпоративный монстр, а мужик-техник.

– Э-э, милейший, а не вас ли я вызывал три часа назад? – обратился я.

– Царегородский? – опознал меня техник.

– Ну да.

– Мы получили ваше сообщение о поломке с большим опозданием. Садитесь, только без этой… жерди. Сейчас посмотрим, что с вашей машиной.