Ангел-Хранитель 320 Поль Игорь
«Ну чисто голубки, – мелькает издевательская мыслишка. Одергивает себя : – Ну ты и пошляк».
Она почему-то переходит на шепот.
– Послушай, Серж. Ты не сочтешь меня… ну … – мнется Лотта. – В общем…
– ??
– Да плевать на все! Я по тебе так соскучилась! – Лотта набрасывается на обалдевшего Сергея.
– Лотта, я …
Она закрывает ему рот поцелуем. В глазах какие-то красные круги. Горячее жадное тело сверху. «А говорят, что немки холодны, как рыбы», – чуть не произносит Сергей вслух. Кто-то стонет. Кажется, это он сам. Оргазм застает его врасплох. Ослепительный, как удар молнии.
– Вот это да… – жарко шепчет ему на ухо Лотта. Хихикает.
– Сумашедшая… – только и может ответить задыхающийся Сергей.
– Мог бы уже и привыкнуть …
Трейси. Деликатная, как кошка. Вежливо скребется в дверь. Лотта лихорадочно приводит себя в порядок. Сергей безуспешно пытается скрыть следы преступления. Черт, этой закуски ему только на один зуб! Запах бурного секса в воздухе, кажется, способен привлечь сюда всех голодных самок в округе.
– Я тебя обожаю! – шепчет Лотта, целуя его в шею. Высвобождается из его жадных рук.
– Лотта!
– Что?
– У тебя действительно обалденное имя!
Улыбаясь, она выскальзывает из комнаты.
Ей на смену появляется Трейси. Уперев руки в бока, оглядывает поле боя. Принюхивается. Пристально смотрит на невинного Сергея. Ой, что сейчас будет!
40.
После стерилизованного госпитального воздуха сырая зимняя хмарь над Форт-Диксом – как божье откровение. Сергей медленно вышагивает по бетонной дорожке, среди блестящих росой травяных лужаек. Идиллию нарушают набросанные тут и там наросты буро-зеленого маскировочного рванья над капонирами и зенитными точками. Пропитанные влагой маскировочные сетки слабо шевелятся под порывами прохладного ветерка. Мутное пятно Бритты едва виднеется сквозь низкие облака. Сергей не может надышаться туманным воздухом. Он с удовольствием подставляет лицо редким дождевым каплям. До чего же приятно быть живым!
База обезлюдела. Ярко-красные нашивки за ранения на рукаве – словно свежие пятна крови. Редкие встречные бойцы козыряют Сергею, уважительно косятся на его увешанный наградами китель. Это так непривычно, что вызывает неловкость. В своей парадной форме среди тусклой брони окружающих, он чувствует себя разряженным пугалом. Жесткий воротник с непривычки трет шею. Хочется поскорее влезть в привычную скорлупу бронекостюма.
Он спешит в штаб батальона для доклада. Бетонная коробка пуста, словно вымерла. Осиротевший круглый пятачок на месте знаменного поста. Незнакомый часовой в холле. Похоже, из новичков. Нервничает. Сергей в своих ярких побрякушках для него что-то вроде ангела во плоти.
– Где найти комбата, боец? – интересуется у него Сергей, подавая жетон.
– Учебный взвод, сэр. Штаб-сержант Кнут за него.
Сергей кивает. Что ж, есть повод посетить альма-матер. Выходит из мертвого здания. Гулкие шаги отдаются по пустому холлу.
Плестись под дождем к западной границе базы неохота. Неудобная парадка явно не предназначена для марш-бросков. Сергей вздыхает, прибавляет шаг.
– Куда вам, сержант? – интересуется техник в синем комбезе с проезжающего мимо кара. Мелкие преимущества нового статуса.
– Один один мобильной. Учебный взвод. Корпус V-13.
– Знаю такой. Почти по пути. Садитесь, – техник ерзает на тесном сиденье, уступая место.
– Спасибо, дружище, – Сергей улыбается, запрыгивая на подножку.
Техник открывает рот при виде его наград. Сразу теряется. Не каждый день живого кавалера Креста увидишь.
– Я… это … сэр, извините, что так запросто… – краснея, бормочет он.
– Да не тушуйся ты. Сейчас броню надену и буду как все, – смеется Сергей.
Парнишку отпускает. Всю дорогу до учебного взвода он рассказывает анекдоты о своем боссе – начальнике склада артвооружений. Прощаясь, дарит Сергею упаковку вяленой рыбы.
– Мне тебе, кроме дырок в боку, и дать-то нечего, – разводит руками Сергей.
Техник смеется: на том свете сочтемся.
Плац учебного взвода кажется маленьким. Словно он съежился от времени. Кажется, и прошло-то всего ничего. Но теперь Сергей смотрит на все через призму пережитого в Эскудо. Призма эта сильно искажает перспективу, выпячивая мелочи и делая главное почти незаметным. Он подмечает, что вместо привычного отделения в десять бойцов, сержанты командуют практически целым взводом. Сам взвод уже похож на роту. Убегая на завтрак, учебный взвод тянется длинной колонной.
Сергей удивленно рассматривает салаг. Он-то думал, что их взвод был разношерстным. Теперь понимает, что на фоне того, что бежит сейчас мимо, их прежний состав – просто однояйцевые близнецы. Воистину – все познается в сравнении. Мимо мелькают пузатые кривоногие коротыши, двухметровые негры, невнятные бледные личности с лихорадочным блеском в глазах… Черные, желтые, белые, смуглые. Хилые и очень хилые. Толстые и не очень. С гипертрофированно мощными шеями и бугрящимися мышцами спинами. Ладные сержанты в броне бегут рядом, направляя свое стадо. «Хоть кто-то нормальный», – глядя на них, думает Сергей.
Кнут сидит за заваленным бумагами столом. Одним глазом смотрит в тонюсенькую пленку дисплея. Выглядит измученным. Черная как смоль кожа словно выцвела от кабинетной жизни.
Он скалится вошедшему Сергею, отмахивается от его доклада. Показывает на полукресло у стола.
– Сэр, я … – начинает Сергей.
– Брось тянуться, Заноза. Не на плацу, – перебивает его Кнут. – Я Курт, если еще не знаешь. Подлечился?
Сергей кивает, поудобнее устраиваясь в легком кресле.
– Видишь, что творится? – жалуется Кнут, кивая на кипы бумаги. – Если б я знал, чем все это кончится, лучше б застрелился. Какая-то мелкая сраная войнушка, и на тебе – я уже комбат и вынужден сутками жрать бумажную пыль.
Сергей сочувственно улыбается. Кивает.
– Видел, чего мне наприсылали? – кивает на окно штаб-сержант. – Мой взвод по составу – как полбатальона. С Южного пачками везут завербовавшихся зэков. Та еще публика. Убийцы, насильники, наркоторговцы, аферисты. Мелкие жулики. И из этой швали мне надо мобильную пехоту сделать… На прошлой неделе троих на хрен расстрелял. Сырой материал.
– Да, Курт. Тебе не позавидуешь, – для поддержания разговора вставляет Сергей.
– А может, ко мне пойдешь? А? – с надеждой интересуется Кнут. – Через полгода будешь штаб-сержантом. А через год сделаю тебе направление в офицерскую школу. У меня людей не хватает. А, Серж?
– Извини, Курт. Я больше с железками привык. Не обижайся.
– Да я понимаю. Для проформы спросил. Тебе скоро спецвзвод дадут. Новая тактика использования КОПов. Новые модели уже в пути. Ну, что, помянем ребят?
Кнут достает из стола фляжку. Локтем сдвигает бумаги на край. Расставляет серебряные стаканчики.
– А ты пижон, Курт, – улыбается Сергей. Серебряные сосудики изящны и невесомы.
– А ты думал, если я сержант, так виски прямо из фляги лакаю?
– Да нет. Просто не могу никак привыкнуть. Ты с виду грубее.
– Да и ты не тот, что раньше, Заноза, – щурится Кнут. – Стержень в тебе какой-то появился. Когда выпускал, гадал, что из тебя выйдет. Уж больно ты мягкий. Сейчас я бы против тебя не поставил.
Сергей осторожно нюхает жидкость. Да, это не виски армейской поставки. Уважительно кивает. Кнут довольно жмурит свои выпуклые зенки. Нет, ты точно пижон, старик.
– За ребят. Да будет им земля пухом, – говорит Сергей.
Кнут удивленно понимает брови.
– Это такой русский обычай. Так у нас говорят, когда провожают умерших, – поясняет Сергей.
– Понятно, – сержант кивает. – Пусть земля им будет пухом.
Жидкость горячим комком скользит по телу. По животу растекается мягкое тепло. Сергей пытается представить лица парней из своего взвода. Вспоминает свое отделение в учебке. Люди почему-то все больше всплывают из памяти безликими фигурами в одинаковой броне. Крыса. Салочник. Тевтон. Чистюля. Резьбовой Гаррисон. Лихач. Рыжий Стейк. Фенечка. Хохмач Габи. Накамура. Раньше казалось – случайные люди, временно оказавшиеся вместе. И, вроде, поговорить-то друг с другом особо не пришлось. Все как-то на бегу. Сцепив зубы. Все больше жестами. Подай то. Иди сюда. Сделай это. Вместе служили. Вместе грызли сухпай. Ненавидели друг друга за неправильно собранную винтовку. Дрались ночами. Ползали в грязи. Вместе умирали. С их уходом словно оборвался в пропасть мост, связывающий его с прошлым. Словно его жизнь началась заново. Повисла в пустоте. Ему мучительно хочется увидеть хоть кого-то из той, прошлой жизни. Он вдруг понимает это. И не может. Они все ушли, оставив его одного. Его, да еще служаку Кнута.
– Курт, надо бы написать отцу Самурая. Он просил, – перекатывая пустой стаканчик в ладонях, говорит Сергей в пол.
– Адрес у меня есть. Сделаем. Добавишь что-нибудь от себя?
Сергей кивает:
– Он меня прикрывал. Уйти не успел. Такая вот херня, Курт.
– У него такая работа. Так что ты себя не вини. На его месте ты бы так же сделал.
– Я знаю, – спокойно отвечает Сергей.
Они молча сидят, думая каждый о своем.
– Ладно, дуй на склад, – первым приходит в себя Кнут. – Оденься, как человек. Оружие получи. Тебе отпуск небольшой положен после ранения. Походи, приди в себя. Сильно не пей, ты мне нормальным нужен. Без брони и без оружия не ходи. В том числе по городу. Военное положение. Вот, держи направление. Крысы складские будут динамить – дай в морду. Сейчас все упростилось.
– Понял, Курт. Пойду я.
– Удачи. Жду в понедельник к восьми ноль-ноль. Напоминаю: у нас пока военное положение. Чихнешь не так – сразу к стенке. Так что не опаздывай.
– Конечно. Пока, Курт.
41.
Военный городок сильно изменился. То ли хмурая погода тому виной, то ли куча военной техники на улицах, Сергей так и не понял. Даже разноцветная брусчатка как будто приглушила свои краски. На улицах пусто. Редкие женщины, словно под огнем, появляются и тут же быстро исчезают за дверями-укрытиями. Где-то далеко изредка резко бухает. Противокосмическая бьет – на слух определяет Сергей.
Витрины грубыми мазками сплошь покрыты толстым слоем специального светонепроницаемого состава. Он же предохраняет стекла окон от ударной волны. Из-за этого большая часть некогда блестящих на солнце зданий сливается с низким серым небом. Словно солдаты, одетые в хаки. На газонах – черные провалы окопов с бетонными брустверами. Перед ними – живописные растяжки со спиралями колючей проволоки. Из сквериков торчат вверх спаренные стволы зенитных автоматов. Вокруг – грозные таблички: «Проход запрещен – стреляют без предупреждения!» или «Стой! Минное поле!». Кое-где улицы перекрывают блок-посты. Из их амбразур тупо пялятся в мир букетами счетвертенных роторных стволов автоматические турели. И патрули, патрули, патрули. На колесных транспортерах, на машинах с воздушной подушкой. Реже на джипах с пулеметом. Однажды попался даже один в сопровождении КОПа. Пока Сергей добирался до своей квартиры, документы у него проверили трижды.
Аккуратная красная пломба на замке его двери. Надпись «Для авторизации прижмите палец». Пломба шипит, испуская дымок, разваливается от прикосновения. Дверь неслышно распахивается.
Воздух в квартире почему-то пахнет госпиталем. Аккуратно убранная постель. Все чисто. Не валяется на полу скомканная простыня. Его одежда аккуратно выглажена и убрана в стенной шкаф. Нет даже забытой впопыхах посуды в кухонном автомате. В его отсутствие кто-то позаботился о жилище. И весьма неплохо. Почему-то Сергей уверен, что не найдет в холодильнике пакетов с засохшим хлебом и пива с просроченным сроком хранения. «Сервис» – криво улыбается он. Кладет на пол кофр с парадными тряпками. Снимает и ставит рядом шлем. Расстегивает броню. Сидеть в домашнем кресле, вытянув ноги, до ужаса удобно. И непривычно. Словно у тебя вместо ног ласты и ты никак не можешь заставить себя ходить не нараскоряку. Тишина стоит – не описать словами. Про такую говорят – просто мертвая. Пустой дом что-то беззвучно кричит. Не разобрать, что именно. Никак не хочет признавать за своего.
Сергей осторожно оглядывается. Сейчас он дорого бы дал за любое напоминание о том, что когда-то ему было тут хорошо. Что он был не один. Хоть что-нибудь! Забытые впопыхах трусики Магды. Тюбик ее бесцветной помады на широком подоконнике. Нарисованное пальцем на запотевшем зеркале ванной сердечко. Ничего нету. Все стерильно.
Он долго плещется в душе. Слава богу, война не отменила горячую воду. Медленно одевается. Новая броня еще пахнет складом. Тщательно чистит пистолет. Перебирает и рассматривает патроны. Надо бы зайти к оружейнику, пристрелять. Зеркало зыркает на него незнакомым взглядом. Взгляд что-то знает про Сергея. Что-то, чего не знает он сам. Он спускается по лестнице в сумрачный вечер. Интересно, кабаки работают? Работают, работают, подтверждает таксист. Только закрываются за час до комендантского часа. В одиннадцать. После комендантского часа по всем, не имеющим специального радиожетона, патрули стреляют без предупреждения. На прошлой неделе застрелили пьяного матроса. Насмерть. Не успел спрятаться на ночь в публичном доме.
Тусклая красная лампочка перед замазанной серым дверью. Как знак протеста – до блеска начищенная широкая ручка. Пузатое черно-белое существо на погашенной вывеске едва проглядывает сквозь сгущающийся сумрак. Пронзительный крик над головой все тот же. Надо же. Тут многолюдно. Глядя снаружи, не скажешь. Все так же подсвечен большой аквариум. Возится за стойкой Мустафа. Как будто все по-прежнему.
Угрюмый громила-морпех у стойки. Пьяненький. Значит, и с этим все еще порядок. В упор разглядывает Сергея.
– Ты без значка и без повязки, – наконец, изрекает детина. Броня делает его еще больше. – Ты не на службе?
– Нет, – отвечает Сергей. Поднимает лицевую пластину.
– Тогда это бар для морпехов. Только для морпехов, – солдат делает ударение на «только». Заслоняет проход своей тушей.
– Я знаю, – Сергей спокойно смотрит пьяному в глаза. – Посторонись, браток.
Морпех, как скала. Застывает с приоткрытым ртом. Пялится на тусклый шеврон на рукаве. Маленькая пчела на желтом фоне. Трудяга. Выше – темно-красные нашивки за ранения. Замазанные маскировочной мастикой планки наград. Сразу и не различишь. Сержантские петлицы.
– Ты к тому же и сержант. Это бар для рядовых.
– Знаю, – повторяет Сергей.
Делает шаг навстречу громиле. Тот нехотя сдвигается в сторону. Что-то недовольно бурчит. Сергей не обращает на него внимания.
Мустафа вежливо смотрит ему в лицо. Не узнает.
– Я так изменился, Мустафа? – интересуется Сергей.
Понимание медленно проступает на растерянном восточном лице. Неуверенная улыбка.
– Серж? Ты?
Сергей улыбается. Снимает перчатку. Жмет узкую ладонь.
– А ты кого ждал?
– Ты изменился. Тебя не узнать. С повышением тебя! – Мустафа смотрит на его петлицы. – Выпьешь чего-нибудь?
– Спасибо. Я, в общем, случайно зашел. Магда тут не появляется? Ее коммуникатор не отвечает.
Мустафа медленно гасит улыбку. Смотрит виновато. Пожимает плечами.
– Нет, Серж. Не появляется.
– Жалко, – никак не может понять Сергей, – А кто-то из ее взвода тут есть?
Мустафа прячет глаза.
– Серж, давай, я налью тебе чего-нибудь? А?
– Землячок! – басит над ухом верзила-морпех.
Сергей поворачивает голову. Морпех уже не кажется пьяным. Хотя несет от него изрядно. И чего они этот вонючий джин так уважают?
– Ты Магду ищешь? Дока из второго полка?
Сергей кивает. Верзила внимательно смотрит ему в глаза. Не мигая. Нипочем не скажешь, что убийцы-морпехи могут чего-то стесняться.
– Не ищи ее, садж. Накрылась Магда. Такие дела …
Сергей берет протянутый Мустафой стакан. Не глядя, делает глоток. Не ощущает вкуса.
– Давно?
– Пару недель тому, – отвечает морпех. – Их транспортник над морем сбили. Весь их взвод накрылся.
Сергей прислушивается к себе. Малыш. Дуболом. Санчес. Крыша. Кто там у них еще? Магда… Девушка без комплексов. Надежная, как скала. Всех поминать – алкоголиком станешь. Еще один осколок моста рушится в пропасть. Почему-то Сергей ничего не чувствует. Нет, прав Кнут. У него внутри железный стержень. Уроды на пару с трудягой-доктором вырезали у него внутренности и вместо них вшили кусок стали.
– У тебя Железный крест? – удивляется бармен, приглядываясь. – Ну, ты даешь, дорогой! Таким людям у нас все бесплатно. Заказывай, не стесняйся. Император платит.
Сергей смотрит в улыбающееся лицо. Подавляет в себе внезапно вспыхнувшее желание разбить Мустафе морду.
Магда. Он вызывает в себе видение ее сильной гибкой фигуры, лавирующей между столиками с разряженными куклами. Он пьет с морпехами виски. Отказывается от закуски. Отвечает на вопросы. Что-то кому-то обещает. Про что-то рассказывает. Его уважительно слушают. В знак согласия хлопают по броне. Шлемы сложены на столе грудой тусклых стальных яиц между сталактитами бутылок. Тонкая нить под ногами. Нить отделяет его от пустоты. Надо бы перейти по этой ниточке на тот берег. Пьяным не пройти. Упадешь. Ну и хрена? Чего тут бояться?
Что-то или кто-то тащит его из-за стола за шкирку.
– Мустафа, у тебя нет чего-нибудь… ну, от пьянки? – с трудом спрашивает он бармена.
Крохотная пилюля шипит на языке. Живот сводит, словно только что получил под дых. Сворачиваются в горошины его многострадальные яйца. Маленькие злобные частички внутри его тела гоняются за молекулами алкоголя и безжалостно их истребляют. Такая вот контрпартизанская операция. Он долго полощет в туалете рот. Заказывает с собой фирменного кальмара Мустафы и бутылку красного вина из винограда. В ожидании заказа сидит на высоком табурете у стойки. С улыбкой кивает разошедшимся не на шутку морпехам. Обнявшись, раскрасневшиеся мужики скандируют старинный марш морской пехоты. Сергей качает ногой в такт гимну Микки-Маусу.
42.
Такси несет его по затемненному городку. Часто притормаживает у блок-постов. Путь удлиняется втрое. Через полчаса – комендантский час.
– Не уезжайте минуты три, – просит Сергей таксиста. – Вдруг никого нет дома. Придется возвращаться.
Таксист согласно кивает. Закуривает.
Без фонарей квартал одинаковых домов – одна огромная западня. Приходиться включать броню и сдвигать на лицо бронестекло, чтобы в темноте не сверзиться с дорожки и не потоптать цветы. Сергей поднимается на невысокое крылечко. Руки заняты блюдом с кальмаром и вином. Через затемненные окна не видно – есть ли в доме свет. Он неловко топчется, соображая, как постучать в дверь. Мэд решает за него эту проблему. Она приоткрывает дверь, выглядывает в темноту. Полоса неяркого света из прихожей падает на Сергея. Девушка разглядывает массивную фигуру в активированной броне. Броня быстро мимикрирует, имитируя рисунок кирпичной дорожки за спиной. Поставив бутылку на крыльцо, Сергей, наконец, поднимает лицевую пластину.
– Привет, Мэд, – говорит он, – Ты не занята? Примешь гостя? Не беспокойся. Я не пьян… уже.
Мэд улыбается, отступает назад, пропуская его в дом.
– Хорошо, что ты зашел, – говорит она, запирая дверь. – Из-за войны мало работы. Гости теперь редкость.
– Ничего, скоро снова повалят, – шутит Сергей. – Только успевай вытирать сопли. Извини, я без цветов. Это ведь не важно?
– Конечно. Главное – ты живой.
– Ну-ну, не драматизируй, – как-то криво улыбается Сергей.
Мэд смотрит на него, пытаясь найти знакомые черты. Не находит.
– Если не трудно, накрой на стол, – он подает ей блюдо и бутылку. – Это от Мустафы. Ты такое любишь.
– Бедная моя фигура, – смеется Мэд. Водопад черных волос струится по ее плечам.
Он устраивается на диване. По-хозяйски кладет шлем на пол у изголовья. Снимает ботинки. Сбрасывает ремни разгрузки вместе с кобурой. Подсумки глухо стучат об пол. Придурок. Гранаты-то зачем с собой взял? Расстегивает броню. Наблюдает за хлопочущей Мэд.
Девушка быстро накрывает на стол. Расставляет бокалы. Зажигает свечи. Распаковывает блюдо. Восхищенно принюхивается.
– Искуситель.
Сергей обращает внимание, что она не снимает туфли на шпильках. Старается показаться соблазнительнее.
Мэд присаживается рядом. Внимательно смотрит ему в глаза. Не решается прикоснуться.
– Ты уже сержант. И кавалер Креста. Делаешь успехи. Ты очень изменился, – она, наконец, робко прикасается к его щеке. Обжигается о его взгляд, отдергивает руку. И повторяет тихо: – Очень.
– Зато ты, как прежде, обворожительна, – улыбается он незнакомой улыбкой. Эта улыбка притягивает и держит на расстоянии. Мэд жадно разглядывает ее.
Неловкую паузу прерывает аромат тушеного кальмара, дотянувшегося до дивана. Сергей вдруг ощущает, что жутко голоден. Как будто два дня ничего не ел. Ну и таблеточка!
Он встает с дивана. Протягивает руку. Мэд поднимается следом. Крепко держит его ладонь.
– Мэд, сладкая моя, я пришел к тебе, – говорит Сергей негромко. – Только к тебе…
Она смотрит в его внимательные глаза. Завороженно кивает.
– …поэтому отключи систему слежения. Пожалуйста. Я не хочу, чтобы за мной наблюдали всякие уроды. Я плохо выгляжу на видео, – заканчивает он.
Она растерянно смотрит на незнакомого сержанта.
– И, пожалуйста, не поднимай тревогу и не включай систему нейтрализации нарушителя, – тихо просит Сергей. – Второй раз такой фокус со мной не пройдет. Я вооружен и неплохо стреляю. Перебудим весь квартал. Я действительно просто пришел к тебе. Сделай мне одолжение.
Она молча отпускает его руку. Колдует над пультом управления домашней системой. Садится за стол. Сразу становится старше.
– Давно ты вспомнил? – холодно интересуется она.
– В госпитале. Меня крупно приложило. И контузило. Когда чинили голову, восстановили и память. Солдатская башка – дорогой инструмент. И чинят его как следует, – неуклюже шутит он в ответ.
– Зачем ты пришел, Серж? Ты ведь знаешь, я не могу быть с тобой до конца откровенной.
– Знаю. И не прошу этого. Просто будь сама собой. Большего от тебя и не требуется. В конце концов, я просто солдат, которому действительно необходим сеанс психологической разгрузки. А ты – специалист в этой области. Хороший специалист.
– Шел бы ты лучше к девкам, Серж, – устало говорит Мэд. – Еще есть время до комендантского часа. Тут недалеко.
– А знаешь, я рад, что тебя все же не перевели в бордель. Я бы чувствовал себя виноватым, – продолжает он как ни в чем не бывало.
– Да? Довольно странно, – она закидывает ногу за ногу. Хороша, чертовка! С пробуждающимся интересом рассматривает Сергея.
– Ничего странного. Ты конечно, свинья еще та… – Мэд зябко передергивает плечами. – …но работу не выбирают. И, в конце концов, ты не виновата, что один твой не в меру любопытный клиент сунул нос куда не следует. Так что я рад, что для тебя все обошлось. Ты все еще сержант?
Мэд кивает.
– Сергей, все-таки ты очень странный человек. И необычный, – тихо говорит она.
– Согласен, – легко кивает он. – Наверное, поэтому я и выжил. В этом моя странность. Я вылезаю из таких задниц, где вязнут целые роты. Извини за грубость.
– Ничего, – машинально отвечает Мэд.
– Когда ты так на меня смотришь, я начинаю гадать, кто со мной говорит: Мэд – специалист по психологической разгрузке или Мэд – сержант службы безопасности имперской армии? Ты не могла бы давать мне какой-нибудь сигнал? А то у меня крышу сорвет от подозрительности, – улыбается Сергей.
– Договорились, – соглашается девушка. – Когда я буду тебя допрашивать, я сделаю пальцы вот так.
Они немного посмеялись, чувствуя, как потихоньку тает ледяная пленка между ними.
– Теперь, когда мы роли распределили, может, наконец, поедим? – интересуется Сергей, вставая. – Кальмар совсем остыл. У меня такое состояние, словно я неделю не ел.
– От такого предложения порядочные девушки не отказываются, – шутит в ответ Мэд.
Они усаживаются за стол. Сергей разливает по бокалам рубиновый напиток. Свечи играют в хрустальных гранях.
– За что будем пить? – спрашивает Мэд.
– Не знаю. Все мысли отбило. Давай за нас?
– За нас? – она вопросительно смотрит ему в глаза.
– Ну не напрягайся ты так! – смеется он. – Нету в моих словах второго дна.
Они до дна пьют ароматный терпкий напиток. Сергей обходит стол. Берет лицо Мэд в ладони. Крепко целует ее влажные губы. Озадаченная Мэд податлива, как воск. Он кладет ей на тарелку душистый кусок. Поливает соусом. Они медленно и с удовольствием поглощают пищу богов. Наслаждаются ее вкусом. То и дело он ловит на себе ее пристальный взгляд.
– С детства боюсь гипнотизеров.
Смущенная Мэд немедленно утыкается в тарелку.
– Тебе все еще интересно, зачем я тут?
Она кивает. Рассеянно крутит в руке вилку.
– Тут такое дело. Как бы попроще сказать? А то психом сочтешь…
– Ну не томи, Серж, – просит Мэд.
– Понимаешь, меня словно на половинки поломало. Между этой жизнью и той. И все, кто эти половинки связывали, ушли. Совсем ушли. И я уже не знаю, а была ли та жизнь вообще? Или это так, глюки. Когда автодоктор тебя в бою ширяет, такие картины порой привидятся… Как только я пытаюсь найти кого-нибудь, кого хоть немного знал и помнил, тут же выясняется, что его уже нет. Так уж получилось, что ты – одна из немногих, кто остался. Такая маленькая ниточка между двумя берегами… Если бы тебя сегодня не оказалось дома, я бы решил, что у меня крыша поехала. Спасибо тебе.
Он отпивает вина. Улыбаясь, смотрит на отблеск свечей в ее глазах.
– Ну что, теперь ты видишь: мне без специалиста – ни шагу?
– Да, ты пришел по адресу…
Мэд легко поднимается. Склоняется к нему. Вопросительно смотрит в глаза. Целует.
– Ну-ну, мать, не заводи меня, – смеется Сергей. – У меня сегодня был тяжелый день. Разрешишь переночевать у тебя в гостевой спальне?
– Ну не гнать же тебя патрулю под пули? – грустно улыбается девушка. Проводит рукой по его щеке. – Пойду, приготовлю тебе постель.
Когда он укладывается на прохладное белье большой постели, ощущение реальности мира захватывает его и укутывает с головой. Успокоено вздыхая, он тихо погружается в сон.
Утром, прощаясь с Мэд, он говорит:
– Спасибо тебе.
– За ниточку?
– За нее.
– Не за что. Мне не жалко, – она несмело целует его. – Ты еще зайдешь?
– Вряд ли.
– Я так и думала.
– Если встретишь меня на улице, не делай вид, что мы незнакомы, – улыбается он.
Мэд кивает. По ее щеке катится слезинка.
– Ну-ну, хорошая моя, – успокаивает ее Сергей. – Это непрофессионально. Порядочные контрразведчицы так себя не ведут.
– Знаю, – улыбается Мэд сквозь слезы и снова всхлипывает.
– Не забудь включить камеры.
– Уже.
– Ох, ну и сучка же ты…
– Что поделаешь. Такая работа.
Они, не отрываясь, смотрят друг другу в глаза. Ниточка крепнет и превращается в прочный мост. Сергей сушит губами ее слезы. Когда дверь за ним закрывается, Мэд долго стоит, привалившись к ней спиной. Ей кажется, что она только что нашла и тут же потеряла что-то важное. Вздыхая, она идет писать отчет. Такая у нее работа.
43.
Караульный солдат спрашивает у водителя пятнистого грузовика: