Русская фантастика – 2016 (сборник) Гелприн Майкл
Мысли, которые терзали меня бессонными ночами, были невыносимы, но их нельзя было высказать вслух, потому что они граничили с преступлением. Солдату Антанты преступно было думать о том, что наши враги – тоже люди. Мы должны были усвоить одно – и это объясняли нам офицеры в самом начале, едва мы стали солдатами: немцы – это враги, которые развязали мировую войну, чтобы захватить чужую территорию и поработить народы, которые на этих территориях живут. И потому мир раскололся на два непримиримых военных лагеря, и правда – на нашей стороне. И если мы не победим жестокого и коварного врага, то он победит и уничтожит нас.
И весь мир станет германским.
Правда, я не понимал тогда, и до сих пор не могу понять, почему мир станет хуже, если в войне победит Тройственный союз. Разве после их победы банкиры перестанут давать деньги под проценты, а владельцы сахарных заводов на Кубе перестанут скупать у бедняков тростник за бесценок?
И если победим мы – разве бедные перестанут становиться еще беднее, а богатые перестанут богатеть?
Я пришел к пониманию, что, кто бы ни победил, наш мир в результате этой победы не станет добрее и лучше. Все останется по-прежнему – только победитель приобретет новые территории и людей, которые станут работать на победителя.
У меня хватило ума ни с кем не делиться выводами, к которым я пришел, – это была самая настоящая крамола. Как и все, о чем говорили социалисты.
Возможно, я давно уже был тайным социалистом – я видел неравенство, которое царило на Кубе, но теперь социалистические идеи овладели моей душой полностью, и я ощутил себя слепцом, который внезапно прозрел.
Я хотел участвовать в войне, которая велась за свободу, а попал на обычную бойню, где истекала кровью Европа, солдаты которой убивали друг друга в интересах банкиров и фабрикантов. Именно они во всем мире богатели на военных поставках.
Я уже не хотел воевать, но я не мог бросить винтовку и сказать: «Хватит!» – меня посчитали бы дезертиром.
А как поступали с дезертирами, я видел не раз.
7 апреля 1917 года, когда Куба, следом за Северо-Американскими Соединенными Штатами, объявила войну Германии и Австро-Венгрии, я понял, что сама судьба предлагает мне шанс изменить жизнь. И не воспользоваться им – значит предать самого себя.
Война в Европе полыхала уже три года, но я мало что знал о ней. Только изредка читал репортажи в газетах. И не очень понимал, из-за чего сцепились европейские державы.
Но теперь, когда моя страна решила вступить в войну на стороне Антанты, у меня не было иного выхода, кроме как отправиться в Европу.
Правда, вскоре выяснилось, что президент Менокаль, объявив войну, не собирается отправлять кубинцев воевать.
Вступление в войну оказалось формальным – просто надо было подтвердить, что президент поддерживает политику северного соседа, с помощью которого он и пришел к власти. Об этом прямо говорил отец, хмуря густые седые брови.
Североамериканцев он по-прежнему не любил.
Мне янки тоже не очень нравились, однако они, в отличие от Кубы, собирались воевать с немцами не только на словах. Из тех же газет я узнал, что вскоре в Европу отправится североамериканский контингент, и понял, что должен любым способом попасть в его ряды.
И я сотворил то, за что меня осудил отец, хотя я не услышал от него ни одного слова упрека, когда сообщил о своем решении. Но его взгляд был красноречивее любых слов. Я знаю: он, Белисарио Батиста Палермо, был мудр и потому не стал отговаривать меня.
Наверное, все-таки понял, что я давно уже стал мужчиной и имею право принимать решения самостоятельно.
В мае 1917-го САСШ ввели на Кубу войска – помочь президенту Менокалю подавить вооруженный мятеж, который подняли противники его власти.
В газетах писали, что североамериканские рейнджеры быстро подавили мятежников, и теперь на Кубе, несмотря на мировую войну, должно наступить процветание и благоденствие… Правда, мой отец считал, что это был никакой не мятеж, а народное восстание против диктатуры, которое было очень жестоко подавлено, и в ближайшие годы ничего хорошего людей не ждет. И правда – до нашего городка доходили слухи, что янки, подавляя мятеж, убивали всех подряд.
Мне хотелось верить, что это только слухи, потому что если это окажется правдой, то я должен возненавидеть янки, потому что они – враги моей несчастной Родины.
Точно такие же враги, какими двадцать пять лет назад были испанцы.
А это означало, что если я совершу задуманное, то окажусь предателем.
Но предателем я быть не хотел и успокаивал свою совесть тем, что Куба и САСШ были сейчас на одной стороне.
В конце июня я наконец уволился с железной дороги и отправился в Гавану, в крепость Эль-Морро, где стоял гарнизон янки.
В Гаване я не заметил сильных разрушений – если не считать нескольких сгоревших халуп рядом с Ведадо. Но у меня создалось ощущение, что жители столицы выглядели напуганными.
И я подумал, что некоторые из слухов могли все-таки быть правдой.
…Мне повезло: когда я явился в крепость и на ломаном английском сказал, что хочу отправиться на войну в Европу, меня сразу провели внутрь, в какое-то мрачное помещение, похожее на средневековый каземат, где я сидел больше часа, листая журналы с не совсем приличными картинками.
Потом ко мне вышел бравый американский офицер. Я быстро отбросил журнал.
Офицер лишь улыбнулся белозубой улыбкой.
Мне повезло: североамериканец не сказал, что я еще слишком мал, что мне надо подрасти… Теперь я понимаю, что он был даже рад, что ему подвернулся зеленый юнец, который добровольно, без принуждения, был готов стать пушечным мясом.
Через неделю я уже находился в североамериканском лагере по подготовке военнослужащих.
Я едва успел съездить домой, попрощаться с родителями.
«Ты только вернись!» – сухо сказал мне отец. А мать, плача, повесила мне на шею защитный амулет.
«Я вернусь!» – спокойно ответил я. Душа моя ликовала, но я сдерживал рвущиеся на волю эмоции, потому что я уже был мужчина и должен был вести себя сдержанно.
В Америке у меня началась настоящая мужская жизнь.
В лагере я был единственным кубинцем, остальные – янки, и поначалу на меня смотрели как на какого-то экзотического зверька. Но потом потеряли ко мне интерес, и меня это вполне устраивало.
С утра до вечера нас гоняли вечно недовольные сержанты, пытаясь сделать из «сброда» настоящих солдат.
За полтора месяца мы научились ходить строем, ползать по-пластунски, отдавать честь офицерам, стоять на посту, стрелять из винтовки и колоть штыком. Было очень трудно – порой я, придя в казарму вечером, валился в кровать и отрубался до утра. Но мне нравилась такая жизнь – настоящая, мужская…
И сердце радостно билось в груди, чувствуя приближение времени, когда нас наконец отправят в Европу, где мы сможем показать врагам все, чему научились…
…Мои ноги, обутые в тесные солдатские сапоги, ступили на берег Франции 9 октября 1917 года…
С того дня прошли два долгих месяца.
Два месяца между жизнью и смертью.
Два месяца в меня стреляли, пытались заколоть, смешать с грязью, но я до сих пор жив.
Даже ни разу не был ранен.
Меня, наверное, берегли какие-то высшие силы, чтобы, когда закончится война, я переступил порог небольшого, но такого родного дома, что стоит на окраине Баньеса, где меня ждут мать и отец.
Я войду в дом и крепко обниму родителей, которых мне так не хватало, пока я был на войне. Они будут плакать – от радости, что боги услышали их молитвы и вернули им сына, живого и почти невредимого, если не считать обожженной души.
Даже отец уронит слезу, хотя он никогда не был сентиментальным.
Так знайте, мои дорогие, – я скоро вернусь.
Обязательно вернусь…
Вечером нам сообщили, что завтра на нас двинутся совсем свежие немецкие части. Вместе с русскими…
Да, случилось так, что Россия, которая начинала войну вместе с Антантой, неожиданно переметнулась на сторону Германии.
Еще в феврале в Петербурге произошла революция, была свергнута монархия, а в конце октября случился новый переворот, к власти пришли какие-то bolsheviki, которые разорвали договор с Антантой и вступили в союз с Германией.
И теперь революционная армия русских – Красная Гвардия – вместе с немцами и австрийцами теснит на всех фронтах англичан, французов и американцев.
И завтра с утра русский вал накатит на нас.
Мы должны продержаться двое суток, пока к нам будет прорываться подкрепление…
…Мы все-таки бросились в контратаку – после двухчасового артиллерийского обстрела, когда в грохоте взрывов не были слышны даже стоны раненых.
Мы – те, кто выжил в этом аду – рванули в атаку, пока враг думал, что мы полностью сломлены.
Мы бросились в атаку, понимая: это наш последний бой.
Нас пытались остановить пулеметным огнем – пулемет на пригорке трещал неустанно, – но мы рвались вперед.
Вокруг меня падали товарищи, но смерть по-прежнему обходила меня стороной.
Наверное, я был на самом деле заговоренный…
Я бежал вперед, на вражеские позиции, в которых прятались от меня немцы и их новые союзники – русские.
Русских узнать было очень просто – у них на голове были островерхие шапки с красными звездами.
Я бежал вперед, и меня переполняла ненависть к врагам, в первую очередь к русским, которые нас предали.
Я знал, что буду к ним беспощаден. Я буду их убивать, даже если они захотят сдаться в плен. Я не буду их жалеть, потому что иуды заслуживают только смерти.
Неожиданно я почувствовал, как правое плечо словно опалило огнем.
Винтовка выпала из ослабевших пальцев…
Нагнувшись, чтобы подобрать оружие, я услышал у самого уха свист пули. И не только услышал, но и ощутил ее раскаленное дыхание.
Смерть снова прошла мимо меня.
Наверное, я и вправду был заговоренный…
Судорожно просунув руку за ворот гимнастерки, я нащупал оберег и крепко сжал. Он был теплый, как материнская ладонь, когда она гладила меня по щеке.
Господи, как давно это было… В детстве, которое я уже успел забыть.
Я спешил расстаться с детством, потому что хотел поскорее стать взрослым, самостоятельным.
«Мама…» – прошептал я.
…и тут что-то ударило меня в грудь…
…как больно…
…почти невозможно дышать…
перед глазами – туман…
…и чья-то тонкая рука касается моего плеча. А надо мной появляется смуглое лицо с приятными чертами.
Мне очень больно, грудь горит так, как будто рядом с сердцем развели костер, – но я узнал девушку, которая склонилась надо мной.
Сильвия… Откуда она здесь?
Сильвия. Моя подружка из Гаваны. С ней я провел последнюю мирную ночь, перед тем как отправиться в Америку.
Она игриво называла меня «любимым солдатиком», хотя я еще не успел надеть военную форму.
Но мне очень нравилось, когда она так говорила… Как и ее бесстыжие поцелуи, которыми она осыпала все мое тело…
Она сказала, что будет меня ждать, хотя мы оба понимали, что это ложь.
Мы были знакомы всего три дня и три ночи.
Но это были такие ночи, которые потом не уходят из памяти никогда.
Нас ничего не связывало, кроме этих ночей, и я знал, что Сильвия не станет меня ждать. Я уйду, а она забудет меня через день – эта девушка была из тех, кто постоянно меняет парней, и не из-за денег, просто она так живет…
И теперь Сильвия грустно смотрела на меня с хмурого зимнего неба, и это было небо Франции, а не Кубы.
…Огонь уже подобрался к сердцу, и оно, чтобы не сгореть, сжалось, и все тело пронзила такая боль, что я закричал…
И Сильвия взяла мою тяжелую, как бревно, руку и положила мне на грудь. Я почувствовал под пальцами что-то мокрое.
Наверное, это была вода – серое небо разлилось холодным дождем, как только мы бросились в эту безумную атаку…
Но дождь – это хорошо.
Он зальет пожар, который пылает сейчас внутри меня.
Дождь потушит пожар, я поднимусь, и…
И вернусь туда, где меня ждут.
Вернусь домой, к маме…
Я знаю, ты дождешься меня…
…мама…
– Господи, что ж это такое творится… – проговорил пожилой военврач, оглядывая место недавнего сражения.
– Да, – коротко ответил его собеседник, майор. Форма на нем была грязной, пуговиц не хватало, но сейчас собственный внешний вид интересовал его меньше всего.
Они шли по бескрайнему полю, изрытому воронками.
Вокруг, куда ни кинь взгляд – трупы, трупы, трупы…
И не все целые.
Военврач, который возглавлял похоронную команду, наклонялся над убитыми, осматривал их, собирал документы, если мог их отыскать, и отдавал майору.
– И когда все это кончится… – вздохнул врач.
Майор промолчал.
Чуть в стороне, у дороги, которая вела на небольшой холм, они увидели еще одного убитого – молодого солдата, который лежал на спине, пытаясь закрыть ладонью рваную рану на груди. Его глаза были открыты, на лице было спокойное выражение, как будто он был рад тому, что мучился совсем недолго.
Военврач склонился над ним, закрыл ладонью глаза. Затем вытащил из левого кармана гимнастерки документы – они были совсем немного заляпаны кровью.
– Рубен Фульхенсио Сальдивар, 1901 года рождения, – прочитал он. – И откуда он здесь?
– С Кубы, – ответил майор.
– А где это?
– Рядом с Северо-Американскими Штатами…
– Надо же, – военврач продолжал рассматривать документы. – И как его сюда занесло?
– Война, – ответил майор. – Храбрый был парень, не прятался ни за чьи спины. И вот…
– И совсем молодой еще… Семнадцати не было…
– Да, надо как-то родителей оповестить…
Глеб Соколов
Телефон из ботинка
Короткий триллер
В верхнем ряду, слева у самого угла на кронштейне – ботинки. Черные. В стиле casual – ни то ни се, ни спортивные ни деловые. На шнурках. Размер большой – сорок четвертый. А может, и сорок пятый! Внутри у самого носка того ботинка, что стоит ближе к стене, лежит мобильный телефон.
Я должен забрать его из ботинка… Это надо было сделать еще час назад. Но почему-то я так и не дошел до магазина. Болтался по площади возле станции метро. Подошел к киоску «Крошка-картошка», купил порцию с наполнителем из мяса, бутылку Coca-Сola light… Стоял у круглого столика, пытался есть. Подошел какой-то бомж…
Фу ты черт!.. Бросил на столике и «крошку-картошку» в желтой коробочке – пластиковая вилка торчит вбок, – и Coca-Cola с торчащей из нее палочкой, торопливо пошел прочь. Не стал связываться с этим бомжем, прогонять его. Краем глаза увидел: бомж тут же набросился на картошку.
А я уже входил в аптеку. Там очередь. Как зашел, так и выскочил обратно на площадь… О чем-то пытался разговаривать с продавщицей газет и журналов. Надо бы поскорее добраться до магазина Ecco. Вон он – его хорошо видно с этой стороны улицы. Как раз сейчас в дверь магазина вошли два человека – мужик и с ним его тетка. Наверняка у этого мужика ножищи большого размера. А ботинки в стиле casual очень популярны. Вдруг он захочет сейчас померить эту пару?! Скорей бы оказаться в магазине. Вынуть из ботинка телефон. Кто же его туда положил? А главное, зачем?! Зачем передавать мне мобильный телефон таким странным способом. Да нет, как же я забыл: я сам случайно обнаружил в том ботинке телефон. Но растерялся и, не взяв его себе, оставил телефон в ботинке. А сам вышел из магазина… Надо было сразу взять… Я должен скорее идти туда, к магазину. Ноги, как ватные… Хуже того, они словно бы не подчиняются мне и нарочно несут в другую сторону от магазина.
– Парень!.. – раздается у меня за спиной.
Я оборачиваюсь. Это продавщица газет. Что ей от меня надо? Отвлекает!.. Так я никогда не доберусь до обувного магазина Ecco…
Я просыпаюсь в удрученном состоянии духа. Не взял телефон из ботинка. В который уже раз!..
Боже, что за сон?! Он снится мне четвертую ночь подряд. Магазин Ecco, ботинок в верхнем ряду, спрятанный в нем мобильный телефон. Я хочу забрать его, но не могу. Я переутомился. Это навязчивое сновидение вторглось в мои ночи как раз после экзамена по высшей математике. С третьего раза я сдал его. Но чего мне это стоило!
В принципе, все шло к тому, что меня отчислят из института. Препод – Пал Кондратьич Суэтин по кличке Полкан испытывал по поводу меня гамму столь ярких эмоций, что эта любовь могла привести только к одному – «неуду», полученному уже в присутствии комиссии, и моему вылету из «колледжа». При этом игра велась в одни ворота. Полкан ничем не рисковал – отчислить из института его я не мог. Не знаю, чем я ему так понравился. Может быть, тем, что однажды мы прогуляли пару, напились пива, потом пришли на его лекцию, зачем-то уселись на первый ряд и громко смеялись, рассказывая друг другу анекдоты. А он, видно, решил, что мы хохочем над ним, над его стареньким костюмчиком, над его сморщенной рожицей старой сварливой бабы, маленьким ростом и тем, что когда ему надо было написать что-то в самом верху доски, он вставал на цыпочки… Из аудитории он выгнал одного меня.
Не знаю, что сработало в мою пользу, но экзамен комиссии я сдал. Должно быть, к тому моменту я заплатил небесам и Полкану достаточно отступных в виде истраченных нервов, страха быть отчисленным, тоскливой уверенности, что после двух неудач третья – неминуема… С экзамена, на котором мне поставили трояк, я вышел с ощущениями приговоренного к расстрелу, которому неожиданно прочитали указ о «помиловке».
Оставшуюся часть дня я провел именно за тем занятием, которое однажды уже сыграло в моей жизни такую предательскую роль: пил пиво, закусывая его колбасками, слушал чужие анекдоты и рассказывал свои… Хохотал, разумеется, так, что граждане, сидевшие за соседними столиками, посматривали на меня с затаенным беспокойством… Я такой!.. Недаром меня Полкан невзлюбил!
Домой я пришел часа в два ночи. Как говорится, на бровях. Впрочем, на них я преодолел лишь путь от двери подъезда до квартиры. От кабака до подъезда я ехал на такси. Достал из сумки зачетку, раскрыл ее, полюбовался на свой трояк, поблагодарил Бога, проклял еще раз Полкана, пожелав ему оказаться в аду, и завалился спать… Кажется, я даже не разделся и не постелил постель. Обычно после пива я сплю очень хорошо и снов не помню. А тут меня всю ночь изводила какая-то хренотень про то, что в обувном магазине Ecco рядом с метро в одном из ботинков – это же надо такому присниться – лежит мобильный телефон!..
Да и хрен бы с ним! Пусть себе лежит! Но каждый раз в течение дня я испытывал какое-то смутное беспокойство. Словно телефончик этот на самом деле – там. И взять его – моя прямая и до сих пор невыполненная обязанность. После того как телефон в ботинке приснился мне второй раз подряд, я решил, что откладывать экстренные меры на потом – смертельно опасно. Полкан явно довел меня до расстройства нервной системы, и мне необходимо лечение. Я занял денег и пошел с товарищем в пивняк. Да, забыл сказать – привычки у меня аристократические. Пить один и дома я не люблю. Сколько кувшинов пива мы выхлебали, я сказать сейчас затрудняюсь. Только телефону в ботинке они оказались по барабану. Потому что приснилась мне вся эта лабуда, едва я только заснул. Я тут же проснулся… Совершенно трезвый. Посмотрел на свои наручные часы Casio. Я спал всего лишь полтора часа… Еще через час я заснул вновь, чтобы уже до самого утра и на этот раз совершенно трезвому ходить неприкаянным возле этого гребаного магазина Ecco, где какой-то идиот подложил в шуз в стиле casual мобильный телефон… Уф!..
Водичка – холодненькая. Она течет из крана в маленькой квартирке, которую мои родители – сам я из Ростова-на-Дону, – сняли для меня, чтобы я мог, ни на что не отвлекаясь, учить с утра до вечера всякие науки, включая высшую математику, которую втирает, стоя за кафедрой, Полкан. Не буду скрывать, папа мой занимает в Ростове должность директора одного маленького автотранспортного предприятия. Собственно, оно ему и принадлежит… Когда-нибудь, – не дай бог! – оно перейдет ко мне по наследству. Если бы Полкан брал взятки, мне было бы что ему предложить. Но он ими пренебрегает. Деньги ему не нужны. Высшее наслаждение его жизни заключается в том, чтобы мучить таких, как я. А это удовольствие за бабки не купишь…
Я бросаю на лицо горсть ледяной воды, закрываю кран, вытираюсь замызганным, месяц, наверное, нестиранным полотенцем и бросив его на край ванной, иду в комнату – она в этой квартирушке всего одна – одеваться.
Джинсы, маечка, кожаная курточка, шузы – в стиле casual – и вот я уже на улице!.. Бреду-поплевываю, с виду – без всякой цели… На самом деле я знаю, куда иду – через два квартала от моего дома расположен перекресток двух улиц. На тротуаре – длинный, составленный из нескольких складных столиков, лоток. Торговец фильмами – мой приятель. Всем он продает разную залежавшуюся дрянь. Но для меня он приносит отличные свежие фильмы. Из тех, что нравятся нам двоим… Нет, не подумайте ничего такого. Просто самые новые фильмы не всегда бывают записаны на диски официально. На лоток мой приятель предпочитает их не выкладывать.
Уже издали я вижу, что лотка на привычном месте нет. Странно, что с моим знакомым? Заболел? Или хозяин, на которого он работает, посчитал «точку» с дисками невыгодным бизнесом? По инерции я прохожу еще некоторое расстояние и оказываюсь у киоска «Айс-Фили». Бабулька у его окошка смотрит на меня скучающим взглядом. Я останавливаюсь у киоска, достаю пятидесятирублевку и покупаю вафельный рожок. Сдачу зачем-то оставляю продавщице. Обычно мне не свойственна такая щедрость, но сегодня… Слышу, как она кричит мне из своего окошка о том, что я забыл взять деньги. Не обращая внимания, медленно бреду обратно к дому. Надо готовиться к экзаменам… Не хочу обманывать себя и вас – думаю я только про одно. Идиотский навязчивый сон… Сколько я еще буду про него думать?..
Я прохожу мимо собственного дома и иду дальше. Поначалу я говорю себе, что хочу просто прогуляться. Ведь это естественно. У меня нервное переутомление, которое мне не удалось снять алкоголем. Что ж, попробую прогулки на свежем воздухе… Но я не верю собственным объяснениям. Ноги несут меня к метро. И я знаю, зачем… Вон вдалеке виднеется витрина Ecco. Надо же как-то избавляться от навязчивых снов. Зайду в магазин… Разумеется, тут же смогу убедиться, что реальность никак не соответствует моим ночным фантазиям. Пойду домой… Быть может, после этого телефон в ботинке перестанет меня преследовать.
Я уже рядом с магазином. От его двери меня отделяет полминуты ходьбы. Но Ecco расположен на другой стороне улицы. Чтобы попасть туда, нужно перейти по переходу на зеленый сигнал светофора. А на нем в этот момент только что зажегся красный. И пока я стою и жду, а мимо меня проезжает вереница автомобилей, со мной начинают происходить неприятные вещи. Я вдруг начинаю ужасно нервничать. Словно не в обувной магазин собираюсь зайти, а в аудиторию, в которой меня ждет Полкан, который неминуемо вкатит мне «шар» и – гуд бай, колледж!.. Пожалуй, даже перед последними встречами с Полканом я так не мандражировал. За те пару десятков секунд, что я стоял у светофора, я дошел до того, что у меня от нервного напряжения стали трястись поджилки. Когда светофор переключился на зеленый, я уже испытывал не нервозность, а злобу. Я смотрел на вывеску Ecco так, будто это вражеское знамя. Оно развевается над крепостью, которую я должен разрушить. И чем скорее, тем лучше…
И все же, когда я входил в дверь обувного магазина, на душе у меня было скверно – я трусил. И сам не знал, чего боялся… В следующие мгновения моя душа была повергнута в еще большее смятение. Устройство магазина, расположение полок было именно таким, каким я видел его во сне. Но это еще можно было списать на то, что прежде я уже заходил в Ecco. Правда, я не помнил, чтобы наведывался сюда. Но такую мелочь, как посещение какого-то магазина, я легко мог и забыть. Хуже было другое – в самом углу, у стены на верхнем ряду, стоял в точности такой, как во сне, ботинок в стиле casual.
«Фу ты черт!» – я замер. Охранник, встречавший посетителей магазина у двери, уставился на меня и не сводил глаз. Что-то во мне показалось ему подозрительным. «Что со мной происходит?! – поразился я. – Ботинок в стиле casual! Ну и что?.. Да большая часть обуви, которая стоит здесь на полках, – в этом стиле». Дело было не в ботинке, а в моем состоянии. Точно помню, что в ту секунду я подумал, что очень сильно переутомился и скорее всего мне как-нибудь тайно от своих приятелей – потому что признаться в такой слабости я никому не мог – придется посетить врача, занимающегося нервными болезнями. Несчастный!.. Мог ли я представить, что произойдет в следующие пятнадцать секунд.
Я был совершенно здоров. И никакой врач мне был не нужен.
Усилием воли взяв себя в руки, я решительно подошел к полке. Той самой, «моей». Охранник повернулся и стал смотреть, как я буду выбирать обувь. Это, как мне теперь кажется, и заставило меня вести себя более решительно. Я без колебаний схватил с верхнего ряда ботинок – он был только один, правый. Все ботинки на выставке были только по одному из пары… Подошел к диванчику. В этот момент на нем сидел какой-то здоровенный мужик и мерял ботинки. Его фигура, толстые большие ноги, которые он раскорячил в разные стороны, отчасти загораживали меня со стороны охранника. Теперь тот не видел ни ботинка, который я поставил на пол, ни того, как я копаюсь в нем. Но продолжал при этом упорно смотреть в мою сторону. Я сунул руку в ботинок и сразу нащупал продолговатый, твердый холодненький предмет. На ощупь это была пластмасса с каким-то рифлением. Мобильный телефон!.. Сердце мое бешено заколотилось. Я испытал ужас – в следующее мгновение оно не выдержит такого бешеного темпа и остановится. Мне надо было подумать, посидеть… Было страшно и не хотелось доставать этот предмет из ботинка. Сон получался вещим, а я вовсе не мечтал обладать такими паранормальными способностями. Удовлетворился бы ролью обычного студента, который учится в Москве. Но охранник продолжал таращиться на меня. Тут меня осенила спасительная мысль: да что же я паникую! Это какая-нибудь фигня, которую обычно засовывают в ботинки! Какая-нибудь дрянь, которая впитывает влагу или часть пластмассовой распорки. Их вставляют, чтобы кожа не мялась… Я вынул телефон из ботинка.
Здоровый мужик продолжал завязывать шнурки и не обращал на меня никакого внимания. Признаюсь честно, в то мгновение я хотел засунуть телефон обратно. Но здоровенный мужик вдруг резво вскочил с диванчика и ломанулся к зеркалу – проверить, как смотрятся на нем ботинки, которые он выбрал. Теперь ничто не закрывало меня от охранника, который по-прежнему смотрел в мою сторону. Я понял: уже не удастся спокойно засунуть телефон обратно в ботинок и вернуть тот на полку. Охранник обязательно обратит на это внимание. Что за этим последует – одному богу известно!
Я торопливо сунул телефон в карман своей кожаной куртки. Он неслышно ударился там о мою трубу. Встал. Поднес ботинок к полке. Во всем теле была слабость… Собственная трусость и нервность были для меня в этот день открытием. Всегда считал себя завзятым храбрецом. Уронил ботинок… В этот момент кто-то вошел в магазин и охранник от меня отвернулся. Я был как в тумане: поднял ботинок, поставил его на кронштейны и медленным шагом вышел из магазина.
Помню, как только я оказался на улице, мне захотелось рассмотреть телефон. Но я решил не делать этого, пока не отойду на достаточное расстояние от магазина. А может, все это розыгрыш?! Ага, и мой сон – это тоже его часть. Такие сейчас розыгрыши…
Я был на другой стороне улицы, за светофором. Обернулся. По улице сновали прохожие. Подозрительных я не обнаружил. Дверь магазина была закрыта. Никто не выходил и не входил в него. Я вытащил телефон из кармана и, рассматривая его, медленно побрел к дому. Аппарат как аппарат. «Нокиа», из самых дешевых. Явно не новый – на стекле множество мелких царапин. Цвет – темно-серый. Ничего примечательного я в мобильнике не находил. Я принялся нажимать на кнопки.
Посмотрел последние набранные номера. Чисто. С аппарата никуда не звонили. Залез в память – какой бы раздел ни выбирал – везде была стерильная чистота. Ни звонков, ни эсэмэсок. Ни одного номера в телефонной книжке. «Может, он вообще не рабочий?» – пронеслось у меня в голове. Видимо, от всех переживаний я в тот момент находился в отупелом состоянии и до меня не доходило: раз индикатор приема на максимуме и аппарат показывает, что он подключен к сети «Билайн», значит, внутри не может не быть сим-карты.
Чей это телефон? Как он оказался в ботинке?.. Мне надо узнать его номер… Я позвонил на свой мобильный. Сработало. Мой аппарат, переключенный на беззвучный режим с вибрацией, мелко задрожал. Я отменил вызов, открыл на своем аппарате информацию о звонившем номере. Ничего особенного. Обыкновенный номер, начинающийся с билайновских «903». Дальше шла самая заурядная комбинация цифр. В ней до такой степени не было ничего запоминавшегося, что я не удержал ее в голове и не смог бы повторить даже через пару мгновений после того, как прочитал ее.
Как мне узнать, на кого зарегистрирована эта сим-карта? Позвонить в «Билайн»?.. Они скорее всего откажутся сообщать мне эту информацию. Вполне возможно, если с этим телефоном что-то нечисто… «Боже!» Меня прошиб ледяной пот. С этим телефоном нечисто как минимум то, что он ждал меня в совершенно неподходившем для хранения мобильников месте, и я впервые увидел его в собственных повторявшихся снах!
Тем не менее, пока я шел до квартиры, я успел набрать справочную «Билайн», прикинулся дурачком, который случайно взял в институте чужой мобильник и теперь хочет знать, кому его следует вернуть.
В информации мне отказали. Звонил я не с телефона из ботинка, а со своего собственного. Оставался шанс, что загадочный мобильный номер упомянут где-нибудь в Интернете. Но проверить это немедленно я не мог. В моей съемной квартире не было Интернета. Позже, на следующий день я разыщу поблизости интернет-кафе и заведу номер мобильника в окошко поисковика. Ничего… Этот номер нигде не упоминается… А пока я пришел домой и опустился в изнеможении на кровать. Мобильник из ботинка был у меня в руках. Так я просидел без движения не меньше двух часов. И, наверное, сидел бы еще дольше, если бы в моей голове не стали постепенно возникать мысли о предстоявшем экзамене, о необходимости готовиться к нему. Наконец я положил телефон на край письменного стола, а сам принялся читать конспекты лекций.
История с телефоном из сна казалась мне настолько невероятной, необъяснимой и чудовищной, что, видимо, в какой-то момент моя психика включила некий защитный механизм. Я начал забывать про телефон, а когда думал о нем и его не было перед глазами, – мне казалось, что все происшедшее мне пригрезилось. Я выдумал его.
К концу дня я успокоился. Мне надо было хорошенько подготовиться к экзамену. Хватит уж пересдавать с комиссией!.. Мысли о телефоне оставил до лучших времен. Читал свои конспекты лекций. Поскольку пары я посещал далеко не все, смысл этого то и дело обрывавшегося на самом интересном месте повествования доходил до меня не всегда. Потом готовил себе ужин: разогревал на плите консервированные бобы, варил сосиски… Попивая чай, вернулся в комнату. Принялся опять за конспекты, но скоро понял: читать эту галиматью бессмысленно – под конец сезона я посещал лекции не то что через одну, а через две-три. Взял в руки учебник…
Я не заметил, как наступили сумерки. Света я не включал. Читать в какой-то момент стало тяжело. Я оторвался от скучных страниц, и невольно взгляд прошелся по комнате. Предметы уже начали расплываться в надвигавшемся ночном мраке. Телефон на краю стола смотрелся темным брусочком… Вдруг прежние мысли и напряжение, которое я испытал утром, вернулись. «Что-то, какая-то сила, которая способна вторгаться даже в мои сны, подбросила мне телефон. Я взял его. Но зачем?.. Чтобы звонить и получать звонки. Позвонить по нему я не могу, потому что не знаю, какой номер набрать, чтобы связаться с тем, кто подбросил его. Значит… – размышляю я, сидя с учебником и конспектом лекций в руках на диване. – Ну конечно! Они сами позвонят мне на этот телефон!..» Я вскакиваю с дивана и начинаю нервно метаться по комнате. Учебник и конспекты упали на расстеленный по полу ковролин, но мне уже не до будущего экзамена.
Боже, что у меня в голове! Они… Кто «они»?! Я чувствую, что схожу с ума. Это какой-то злой розыгрыш, провокация. Но как они могли вторгнуться в мои сновидения?.. Опять «они». Я останавливаюсь на середине комнаты и пытаюсь взять себя в руки. Всему этому должно быть какое-то разумное объяснение…
Пытаюсь разрешить загадку. Единственное, что приходит в голову: перед экзаменом я заходил в этот магазин. Нашел в ботинке телефон, сунул его обратно. Скорее всего это краденый аппарат, который воришке нужно было куда-то быстренько припрятать, чтобы не оказаться пойманным с поличным. Поскольку из-за надвигавшегося отчисления из института я был в невменяемом состоянии, тут же напрочь забыл и про визит в магазин, и про найденный телефон. А потом он стал мучить меня в сновидениях!..
«Ну конечно!» – я уже успел сесть на диван и теперь с громким шлепком ударил себя ладонью по коленке. Я даже начал припоминать, что действительно незадолго до истории с Полканом собирался купить новую обувь. Но потом стало не до нее… Все это означает, что я страдаю провалами в памяти. Как же это называется?.. «Амнезия!» Я опять хлопнул себя по коленке.
«Мне надо срочно лечиться!» Если бы не вся эта история с телефоном, я бы так и не осознал, что страдаю тяжелым заболеванием. Я поднял с пола тетрадь и учебник. Было уже настолько темно, что я едва разглядел их на ковролине.
Телефон по-прежнему лежал на столе. Я провел ужасную ночь и почти совсем не использовал ее для подготовки к экзамену.
Хотя умом я все понял, телефон все же вызывал у меня необъяснимый ужас. Из-за него то, что было написано в учебнике, совершенно не задерживалось в памяти, точно бы проходя мимо моего сознания.
Потом я лег спать. Переживания сильно измучили меня. Потому что сон пришел практически мгновенно. Но через полчаса я вскочил на диване. Мне показалось: звонит телефон. Но в комнате стояла абсолютная тишина. Даже из окна не доносилось ни звука. На этот раз я не мог уснуть больше двух часов. Теперь мне казалось, что телефон, пока я спал, все же прозвонил. Правда, очень коротко. Этого оказалось достаточно, чтобы разбудить меня. Но из-за провалов в памяти я тут же забыл о звонке…
Я ждал, что он зазвонит вновь… Наконец опять погрузился в забытье.
Так я просыпался еще несколько раз за эту ночь. Все казалось, что опять был звонок, но я очнулся слишком поздно… Самое противное, что проснулся я рано – примерно в половине седьмого утра, и больше не мог уснуть. Я встал с дивана, пошатываясь подошел к телефону. Его экран был мертв: он разрядился и выключился, пока я спал. Гнездо, через которое к телефону присоединяется шнур зарядного устройства, совсем не такое, как у моего аппарата. Своей зарядкой этот телефон я не заряжу…
Переживания наступившего дня были особенными. С одной стороны, я понимал, что эта трубка не имеет никакого значения. Подумаешь, чужой, украденный у кого-то аппарат… Даже если кто-то и позвонит на него – что мне это даст? Какую информацию смогу почерпнуть из этого звонка?.. Более того, если я возьму трубку, человек, который вызывает этот номер, решит, что я – и есть вор. Что он станет делать?.. Обзывать меня последними словами? Требовать вернуть телефон? Пытаться засечь мое местоположение?..
Не знаю почему, но я никак не мог успокоиться. Не удавалось просто взять и забыть про эту историю. Тем не менее к вечеру я сосредоточился на подготовке к экзамену, а потом, хоть заснул и не сразу, до утра ни разу не просыпался.
На следующий день я пошел в институт. Экзамена словно бы и не заметил. То есть я пришел в нужную аудиторию, – мне пришлось подождать примерно сорок минут под дверью, – потом взял билет, недолго готовился… Тему, которую предстояло раскрыть, прочитал как раз накануне.
Ни на один дополнительный вопрос верно не ответил. Но преподаватель все же поставил мне трояк. Забрав зачетку, как зомби вышел из аудитории. Думал только о том, как куплю сейчас где-нибудь в магазине, торгующем электроникой, универсальное зарядное устройство, подходящее ко всем моделям, и о том… Что делать этого не стоит!..
Целый день проболтался по городу один. Не отвечал на звонки друзей и подруг, которые разыскивали меня по другому, моему телефону. Не стал пить пиво, не пошел в кино. Просто бродил… При этом я отчаянно боролся с самим с собой – мне хотелось немедленно пойти в магазин, купить зарядку и вернуться с ней в квартиру. К вечеру я сломался… Пошел очень быстро: боялся, что в магазине, в который я направляюсь, не окажется универсальных зарядок и пока буду разыскивать по всему городу другие магазины, они закроются.
Зарядка, которую я искал, нашлась не сразу. Сначала мне сказали, что таких давно не привозили. Но потом девушка-супервайзер принесла мне откуда-то из подсобки коробочку с надписью «Made in China». Я заплатил деньги в кассу и через некоторое время, ощущая себя самой жалкой из всех безвольных тряпок, катил в такси на съемную квартиру.
Когда я включал подсоединенный к зарядному устройству телефон, руки мои дрожали. И только тут я сообразил: «Я же не знаю пин-кода!» Однако аппарат включился и без него. Это показалось мне странным, – я не видел ни одного человека, который отключил бы в своем аппарате запрос пина. Но может, телефон принадлежал какой-нибудь пожилой женщине? Родственники настроили аппарат для ее удобства…
Дальше меня ждало еще одно открытие: я понял, что со вчерашнего вечера ничего не ел. Утром я отчего-то пропустил завтрак, а после экзамена, пока бродил по городу, мысль о еде не посетила меня ни разу. Что самое удивительное: есть мне до сих пор совершенно не хотелось. Да и еды в стареньком облезлом холодильнике не было. Для того чтобы поужинать, надо было выйти из дома и пройтись минуты три до магазина. Я посмотрел на мобильник из ботинка: столбик индикатора то вырастал, то падал. Аккумулятор еще не зарядился до конца. Я решил никуда не ходить… Это было проявлением моей нервозности – я просто не хотел выходить на улицу без телефона. Отключать его от зарядки было пока рано. Я погасил свет и улегся на диван. Сон не шел… «Черт бы побрал этот телефон!» – думал я. Мне все казалось, что звонок должен поступить с минуты на минуту. Но аппарат был нем. В конце концов я решил, что самое разумное – просто выключить его. Чтобы прекратить это бесконечное напрасное ожидание. Но к этому моменту я на самом деле уже находился в полудреме. И так, с неотвязчиво сверлившей мой мозг мыслью о том, что надо встать и нажать на аппарате красную кнопку, я уснул.
Спал я очень крепко и никакие сны меня этой ночью не беспокоили. Утром я встал отдохнувший. Посмотрел на телефон… Вся история показалась мне отчаянной глупостью. С чего я сходил с ума? «Я отоспался, и теперь все представляется совершенно в другом свете, – решил я. – Определенно, надо лечить нервишки». Я ополоснул лицо холодной водой из-под крана, оделся и вышел на улицу. Я чувствовал себя как человек, который после долгой болезни начинает идти на поправку. Первоначально планировал зайти в ближайший продуктовый магазин и купить что-нибудь для завтрака: ветчины, десяток яиц, батон хлеба. Но потом передумал. Погода стояла отличная. Мне не хотелось быстро возвращаться домой. Минут двадцать я бродил по окрестным улицам, а потом направился к станции метро, зашел в «Макдоналдс» рядом с ней и с наслаждением съел «Биг Тейсти», несколько чизбургеров и салат, запив все это кока-колой…
Я вышел из ресторана быстрого обслуживания. Медленно пошел в сторону дома. В этот момент я думал, что к вечеру все может повториться. Я устану, и идиотские мысли про телефон опять начнут мучить меня. И потом, я что, так и буду заложником этого идиотского телефона?!
Я все же вернулся домой. Первым делом посмотрел на телефон. Издалека мне было плохо видно его экранчик. Я поймал себя на мысли, что мне хочется подойти к столу и посмотреть, не отпечаталось ли на телефоне каких-нибудь входящих звонков. Но я удержался… И тут же дал себе слово, что больше не поддамся ни на какие «провокации». Мое заболевание, – в том, что я не здоров, я теперь был уверен – явно пыталось опять заманить меня в сети.
То ли от того, что я плотно позавтракал после целого дня воздержания от пищи, то ли от того, что за последние несколько недель я ужасно переутомился, но мне, хотя стрелки часов едва перевалили за полдень, ужасно захотелось спать. Я разделся и улегся на диванчик. Когда проснулся, на улице было темно. «Ну точно, – подумал я. – Это болезнь! Я проспал почти сутки. Был бы здоров, такого бы со мной никогда не произошло». Я посмотрел на телефон. Он больше не пугал меня. Он оказался частью моей болезни, а она, по мере того как ослабевало нервное напряжение, связанное с экзаменами, отступала.
Я почувствовал, что ужасно хочу есть. Я оделся, вынул зарядное устройство телефона из электрической розетки, а сам аппарат небрежно швырнул в ящик письменного стола. И тут же с шумом захлопнул его. Все! Этого телефона для меня больше не существовало. История с ним, как я надеялся, для меня закончилась. Я вышел на улицу и быстрым шагом добрался до «Макдоналдса» у метро. Там я повторил завтрак: «Биг Тейсти», несколько чизбургеров, салат, кока-кола»… Посидел и прибавил к съеденному пирожок, мороженое и большую порцию кофе… Неплохо!
Мне предстояла еще одна целая ночь с телефоном. «Завтра я возьму и выброшу эту дурацкую игрушку на помойку!» – решил я. В этом решении содержался яд компромисса и трусости. Если я так твердо решил, что хочу избавиться от телефона, то почему бы не сделать это немедленно – прямо этой ночью. Даже удобней – никто не увидит, как я вышвыриваю аппарат в мусорный бачок. Ведь я же считал, что телефон – краденый. От такого лучше избавляться под покровом темноты. Мало ли чего… Нет, я решил подождать до завтра. Значит, я все-таки не до конца был уверен, что с этим телефоном все так просто. Решил оставить себе еще одну ночь и лишнее утро, чтобы убедиться – никто мне не позвонит…
Уже когда я поднимался в лифте на свой этаж, мне было ясно: я – трус и сумасшедший. И я проклинал себя за это. Ночь я провел ужасную. Во-первых, я так хорошо выспался днем, что сон пришел ко мне только часов в пять утра. Во-вторых, все то время, что я не спал, меня мучил страх. Я зажег свет во всей квартире. Даже в ванной и туалете. И все равно, как только я закрывал глаза, мне начинали представляться кошмары: в них были кадры из всех фильмов ужасов, которые я когда-либо видел…
Проснулся я примерно без четверти десять. Я спал бы и дальше, но где-то на соседних этажах начались ремонтные работы – что-то долбили, сверлили… Я открыл глаза. «Нет, сейчас я пойду и избавлюсь от этого телефона!» – это была первая моя мысль. Я встал, быстро оделся… «Вчера, когда я пришел, и потом – ночью – я не посмотрел, звонил ли кто-нибудь…» Я подскочил к телефону. Экран был чист – на нем не отпечаталось ни информации о звонках, ни о поступивших сообщениях. Я решительно схватил телефон со стола и сунул его в карман. Через несколько минут был уже возле помойки. Несколько мусорных бачков стояли окруженные кирпичным бортиком. Сверху над ними был сооружен навес, державшийся на тонких металлических трубах-опорах. Два бачка заполнены по самый край. И лишь в одном мусор валялся где-то на дне. В него я и бросил телефон. С едва различимым звуком он мягко шлепнулся куда-то – в какую-нибудь кучу картофельных очисток или на сгнившие помидоры с лопнувшей кожурой. Не заглядывая в бачок, я пошел прочь: обогнул помойку и успел сделать шагов пять… Кругом не было ни одного человека, несколько машин, стоявших между помойкой и домом, были пусты, поэтому, когда я отчетливо услышал телефонный звонок, я сразу понял, откуда он может доноситься. Это была стандартная мелодия звонка, которая есть во всех телефонах Nokia. Кажется, она называется Nokia tune… Не важно, я могу ошибаться. По инерции я прошел несколько шагов.
Увы, в те краткие мгновения я не то чтобы проявил недостаточно характера, нет, я продемонстрировал самому себе – других зрителей у меня не было – его полное отсутствие. Я сделал еще несколько шагов. Но не потому, что в моей душе происходила борьба между суеверием, глупым любопытством, с одной стороны, и моей волей и разумом – с другой. Нет… Просто было утро, я еще не проснулся до конца и реагировал с задержкой. Потом я кинулся обратно к помойке. Сигнал телефона доносился до моих ушей. Я обогнул кирпичную стенку и оказался рядом с бачком. Его железные борта были достаточно высокими. Чтобы увидеть, куда упал выброшенный мной мобильник, мне пришлось вплотную приблизиться к грязно-зеленым стенкам. По натуре я человек брезгливый. Даже в ту минуту я не смог преодолеть в себе возникшее отвращение к этому помойному бачку. Если бы я тут же перевесился через его бортик и погрузил руки в наваленный на самом дне омерзительный мусор, среди которого были использованные презервативы и протухшие, склизкие объедки, то я бы, вероятно, успел ответить на звонок – при этом мне пришлось бы прислонить к уху аппарат, который изрядно перепачкался в содержимом мусорного контейнера… Но я сначала осторожно заглянул в бачок и увидел телефон, лежавший среди выброшенной суповой гущи. Рядом с ним – использованный презерватив. Телефон продолжал звонить. Он валялся экраном вниз. Какой номер на нем высвечивается, я не мог рассмотреть при всем желании. Впрочем, даже если бы он лежал ко мне экраном, я бы все равно не смог рассмотреть мелкие цифры. В другом углу мусорного бачка лежал старый ботинок. На него еще не успели вывалить склизкую лапшу из супа и он оставался довольно чистым. Я схватил ботинок и орудуя им, как совком, попытался загрести телефон. Получилось у меня это не с первого раза. В тот момент, когда мобильник оказался внутри ботинка, он перестал звонить…
Я так и принес в съемную квартиру ботинок вместе с телефоном. Должно быть, я странно смотрелся, когда нес его, держа перед собой в руке, по двору.
В квартире я нашел какие-то старые газеты, тряпку. Вытер ими телефон. Преодолеть брезгливость помогало любопытство. На всякий случай протер телефон намоченной в воде туалетной бумагой, а потом – другим куском – вытер его насухо. Теперь я мог посмотреть, какие цифры отпечатались на определителе. «Номер не определен» – я испытал разочарование. Следом засунул мобильник в карман джинсов. «Теперь я стану все время носить его при себе!» – решил я. Втайне я надеялся, что когда отвечу на звонок, то какой-нибудь парень удивленным голосом спросит меня: «Вася… Или – Коля, или – Петя, это ты?»
У меня оставался еще один несданный экзамен. Весь этот день я потратил на подготовку – читал конспекты… Взял у одной сокурсницы из другой группы. Они уже сдали этот предмет. Страницы были зарисованы графиками, формулами, испещрены аккуратным и четким девичьим почерком.
Поскольку я твердо решил дождаться звонка и точно выяснить, откуда взялся этот телефон и как он «попал» ко мне в сновидение, я теперь был избавлен от необходимости напрягать волю. Я не пытался сделать перед самим собой вид, что появление в моей жизни этого мобильника – рядовой эпизод и мне нужно просто позабыть о нем, чтобы он не отвлекал меня во время сессии от экзаменов. Первое время это приносило некоторое облегчение.
Ближе к вечеру – никто так и не позвонил – прежние мысли стали одолевать меня особенно сильно. Мне с большим трудом удавалось сосредоточиться на том, что написано в тетради моей приятельницы… «Как я мог увидеть телефон во сне? Точно ли я просто позабыл из-за переутомления какую-то важную подробность или ее просто не было?» – эти бесконечные бесплодные сомнения возникали в моей голове сразу, как только я переставал читать конспекты лекций.
К вечеру ко мне вернулись все прежние страхи: сумерки еще только начали окутывать город своей пеленой, а я уже включил во всей квартире электрический свет. От всех переживаний, от лекций в тетрадке, в которые я в течение этого дня пытался вчитываться, голова у меня была тяжелой. Не выключая света, я лег на диванчик и попытался заснуть. «Вот сейчас это и произойдет! – мелькнуло у меня в голове. – Что-то ужасное обязательно случится сегодня ночью… Звонок, прозвучавший с утра, – лишь преддверие событий». Меня охватила паника. Я вскочил с дивана, окинул взглядом комнату. Поскольку перед этим я лег не раздеваясь, телефон по-прежнему был у меня в кармане.
Я прошелся по всей квартире, заглянул в ванну и туалет, осмотрел каждый угол. Что я хотел найти? Еще один телефон? Какой-то знак? Подброшенную мне записку?.. Но кем и по поводу чего?! Я накинул кожаную куртку и вышел из квартиры. Не вызывая лифта, спустился по лестнице вниз. На улице было по-вечернему прохладно. Свежий воздух немного привел мои мысли в порядок. «Судя по всему, я очень и очень болен…» Я вышел со двора и не представляя, куда иду, побрел по улице. Однажды я прочел в каком-то популярном журнале, посвященном здоровью, что люди с больной психикой не отдают себе отчета, что больны, и в силу этого никак не могут исправить собственного состояния. Я был одним из таких больных: не понимал, что со мной происходит, не представлял, как выпутаться из этого замкнутого круга переживаний. «Может быть, мне все-таки пойти и выбросить этот телефон в помойку?!» – подумал я. Вспомнил, как утром вытаскивал его из кучи отбросов. Старый ботинок по-прежнему валялся на полу у меня в прихожей.
«Завтра же пойду к врачу!» – решил я и медленно зашагал обратно к дому. «А может быть, лучше прямо сейчас?» – сверкнула в моей голове спасительная идея. Уж очень мне не хотелось оказаться опять в замкнутом пространстве четырех стен наедине с найденным телефоном. Но где найти в этот час адрес врача?.. Да и какой врач все еще работает в это время!.. Разве что приемный покой сумасшедшего дома. Как ни было мне плохо, а последняя мысль все же заставила меня усмехнуться. И тут я вдруг почувствовал сильнейшую слабость. Все поплыло перед глазами. Я остановился, понимая, что в следующее мгновение упаду…
Но все вокруг встало на свои места. «Я же целый день ничего не ел!» То, что я не завтракал, не обедал и не ужинал и вспомнил об этом только теперь, ночью, поразило меня больше всего. Я развернулся и пошел в сторону метро, к «Макдоналдсу». Если еще минуту назад у меня и были какие-то сомнения в том, что моя психика на самом деле больна, то теперь они развеялись… Я всегда отличался прекрасным аппетитом и даже плотно позавтракав или пообедав уже через полтора-два часа шел к ближайшему киоску и покупал какие-нибудь снеки – чипсы, сухарики… «Проклятый Полкан!.. Все-таки довел меня!»
Я начал припоминать услышанные когда-то истории про несчастных студентов, заболевших после сдачи сессии. Теперь я оказался одним из них. Правда, моя сессия еще не была сдана. Мне стало страшно: оставался еще один экзамен… Если так пойдет и дальше, то сдам ли я его?.. Как я должен был ослабнуть за эти дни: без еды, постоянно переживая…
Я не заметил, как оказался возле «Макдоналдса». Терпеть не могу всяких очередей, но в этот поздний час я обрадовался тому, что возле кассы в ресторане стояли несколько человек. Мне хотелось хоть какого-то общества.
Стоп!.. Я и впрямь остановился на полдороге между краем небольшой очереди и входными дверями. Девушка и парень, сидевшие за ближайшим к раздаче столиком, внимательно посмотрели на меня. «За все это время мой собственный телефон ни разу не позвонил!» – эта мысль поразила меня. Словно бы какая-то неведомая, но могущественная сила отрезала меня от человеческого общества. А ведь у меня много друзей и подруг. Но за последние дни никто из них не поинтересовался, как у меня дела, не пригласил выпить пива, не предложил сходить в кино, просто поболтаться по городу… Так все заняты сдачей сессии?! Да и мои родители из Ростова нет-нет да и позванивали мне. А тут – тишина.
По-прежнему стоя между раздачами и дверью, я сунул руку в карман. Телефон там был, но не мой, а этот. Свой собственный аппарат я оставил в квартире… Да-а…
У меня опять закружилась от слабости голова. Когда предметы через несколько мгновений вновь встали на свои места, я наконец приблизился к раздаче. Всех этих загадок мне сейчас не решить. Надо отвлечься и просто поесть.
Открылась еще одна касса, и я первым подошел к ней. Заказал большой кофе – чувствовал, что нужно взбодриться, – салат, «Чикен Макнаггетс», несколько разных соусов к нему, «Биг Тейсти», пару чизбургеров, большую картошку, пирожок с вишней, мороженое, сoca-сola… Молодая девчонка, стоявшая за кассой, работала очень быстро, и вскоре я уже шел по залу к свободному столику. Мне было приятно, что в ресторане довольно много народа. За витринным стеклом по улице сновали люди, у светофора в длинную очередь выстроились два ряда машин…
Я сел за столик и понял, что пища вызывает у меня отвращение. Так бывает после сильного отравления. А может, я и вправду случайно проглотил какой-нибудь яд? Или надышался ядовитым газом?.. Но где и когда?
Я начал через силу есть – пугали эти приступы слабости и головокружения. Надо было подпитать ослабевший от бескормицы организм. Пусть он и сопротивлялся этому. Я проглатывал кусок за куском и постепенно начинал делать это все охотнее. У меня просыпался аппетит. Вот я окунул последний «Макнаггетс» в соус для барбекю и отправил его в рот. Сделал большой глоток сoca-сola. Почувствовал жажду, которая стремительно усиливалась, и залпом выпил все содержимое бумажного стакана. Лежавшие на дне крупные кубики льда стукнулись о мои зубы.
Читать бесплатно другие книги:
