Сновидения Робертс Нора

– Слушай, Квилла, от этой работы ужасно пить хочется. Здесь газировку где-нибудь раздобыть можно?

– Без шансов. У нас запрещено.

– Печально.

– А то. Но я могу попроситься сбегать в магазин. У нас тут по соседству.

– Попросись, – сказала Ева и, порывшись в кармане, выдала девочке денег. – Если пустят, возьми разной. И банку пепси.

– Угу. – Она взяла деньги и стремглав кинулась в сторону кухни.

– Пусть чуток делом займется.

– Она симпатичная. И смешная, – заметил Макнаб. – К тому же неглупая. Что она тут делает?

– То же, что и се. Беспутные родители, рукоприкладство и все такое, неоднократно задерживалась за прогулы, магазинные кражи и далее по списку. Уж лучше пусть здесь будет. О родителях ничего конкретного сказать не могу. Ну, есть чем меня порадовать?

– Немного есть. Я начал с того, что проверил комп и почту подозреваемого. Я еще в них покопаюсь, конечно, но честно тебе скажу, Даллас: это больше для очистки совести. А так ничего необычного. Работа, работа и работа. Какая-то переписка, но тоже ничего странного. Есть фотографии – его личные снимки, фото его родни, некоторые довольно давнишние. Все в отдельной папке. Фотографии некоторых детей, но без извращений. Внутренняя переписка, временами – с сестрой – в шутливом тоне, а в основном все очень серьезно.

– Бронирование жилья, автомобиля, билетов не смотрел?

– За последние два с небольшим месяца все пусто. До этого кое-что попадается, например какое-то мероприятие на севере Пенсильвании. Все это тоже в отдельной папке, в ней же – какие-то доклады, которые он для этого дела готовил, заметки с какого-то тренинга.

– Семинара.

– Наверное. – Он перелистнул лежащий перед ним блокнот. – Да, семинар под названием «В поисках мира и согласия с собой». Его сестра сказала, у него есть стационарный комп, и еще наверху у каждого свой мини. Еще он пользуется портативным компом, электронной записной книжкой и карманным коммуникатором. В кабинете – только стационарный, больше ничего.

– Коммуникатор он оставил здесь.

– Он у меня. – Пибоди протянула мобильник Джонса, упакованный в пакет для вещдоков.

– Я глянула – явного ничего нет, – заговорила Ева. – Надо проверить, вдруг какие-то контакты были недавно удалены. Тем более твоя новая подружка говорит, он на днях купил себе одноразовый телефон.

– Это моя подружка по детской площадке. А так у меня только одна подруга. – Он перегнулся и сплел пальцы с пальцами Пибоди. – Давай гляну телефон. Портативного компьютера не нашли?

– Не нашли. Должно быть, забрал с собой. Вместе с записной книжкой. В обоих мини я порылась, но ничего интересного не увидела. Но ты все же их тоже забери.

– Сделаем. – Макнаб порылся в многочисленных бездонных карманах своих фиолетовых мешковатых штанов, добыл жвачку и протянул девушкам. Никто не соблазнился, а он сунул в рот маленький зеленый квадратик. – Ну так вот. С компом сестры все то же самое, только у нее там еще и бухгалтерия какая-то, доходы, расходы, список спонсоров. Всякая административная хрень. Графики, расписания и прочая фигня. И еще досье на каждого ребенка с описанием его жизненной ситуации, указанием времени поступления и выпуска. Отчеты об успеваемости, фактах нарушения дисциплины, проблемных и положительных моментах, всякое такое. Вроде все чисто. Скука смертная!

– Где-то у него есть личные файлы, а он удирал второпях. Значит, что-то мы точно найдем.

Прошло два часа, и Ева признала свое фиаско.

– Либо он намного хитрее, чем кажется, и тогда в лаборатории Макнаб что-то найдет, либо тут все чисто, открыто и скучно, как рисовые хлебцы с имбирным духом.

– Они, кстати, неплохие, – заметила Пибоди. – Особенно если их сбрызнуть капелькой шоколадного сиропа, что, конечно, противоречит самой идее, но все-таки. О чем это я? Какие-то рисовые хлебцы… Что-то я совсем одурела.

– Удивительно еще, как у нас вообще мозги из ушей не полезли, после того как мы, прочесывая заведение аж полдня, обнаружили лишь заначенный в вентиляции смятый косячок, пролежавший там много месяцев, если не лет – и это самое интересное из найденного.

Она подалась в сторону, давая пройти Макнабу с патрульными, уносившими коробки с электроникой, в которой с минимальной надеждой на успех предстояло покопаться в лабораторных условиях.

Шивиц буквально заламывала руки.

– Все наши записи!

– Вам же было велено сделать копии всего, что необходимо для текущей работы.

– А вдруг я что-нибудь упустила?

– Вы никогда ничего не упускаете, – утешила Филадельфия.

Действие успокоительного заканчивалось, и она опять стала белой как полотно. От стресса вокруг глаз легли тени, носогубные складки прорезались более явно, но она еще владела своим голосом.

И все же, когда патрульный Кармайкл проносил мимо коробки с архивированными дисками по годам, она закусила губу.

– Лейтенант, мы очень скрупулезно ведем документацию. У нас регулярно проводятся проверки. У нас…

– Я и не рассчитываю найти какие-то несоответствия в документах, касающихся работы вашего заведения. Можете считать, что это чистая формальность.

Ева повернулась к Филадельфии и посмотрела ей в глаза.

– Я еще раз довожу до вашего сведения: если брат с вами свяжется, вы должны убедить его немедленно явиться в Управление. Вы же не хотите, чтобы мы везли его туда в наручниках.

– Не хочу. – Она схватила Шивиц за руку. – Прошу вас!

– Тогда убедите его, что он должен явиться сам. А если не удастся убедить – узнайте хотя бы, где он находится. И в любом случае незамедлительно свяжитесь со мной.

– Свяжусь. Даю вам слово. Пока, с кем бы я ни говорила, никто никаких известий о нем не имеет.

– У вас есть сестра в Австралии.

– Я говорила с Сельмой. Он ей не звонил, но она сейчас тоже пытается его найти. Мне не хотелось ее в это вмешивать, она теперь так же нервничает, как и я. Я даже с отцом нашим говорила, хотя к нему-то Нэш уж точно не поехал бы.

– Не поехал бы?

– Отец сразу заставил бы его вернуться. Пойми он, что у нас проблемы, он ни за что не дал бы Нэшу времени побыть одному и подумать, чем, я уверена, он сейчас и занимается. Я в этом абсолютно убеждена. Нэш никогда не стал бы причинять мне беспокойства.

Она огляделась по сторонам, словно ожидая, что брат в любой момент может выйти на лестницу или широким шагом пройти через вестибюль.

– Нэш очень чуткий брат.

Что ж, возможно, это так и есть, подумала Ева. Может, в этом-то вся суть.

Она вышла и, как ни странно, испытала большое облегчение, оказавшись наконец на улице, и ей было уже неважно, что асфальт успел покрыться тонкой корочкой льда.

– Поезжай с Макнабом, – велела она Пибоди.

– Всегда пожалуйста.

– Ха-ха. Пройдись еще раз по списку выездных мероприятий, вдруг он где-то зарегистрировался в последний момент. И поручи местным поговорить с отцом и второй сестрой. Надо их отработать. Что до всего остального… Я поработаю дома, – объявила она, направляясь к машине. – Если Макнабу все-таки удастся вытащить эти стертые контакты или появится еще какая информация – я должна узнать об этом первой.

– Будет сделано. Слушай, а с Мирой-то ты так и не поговорила!

– Черт. – Ева остановилась, взъерошила мокнущие под снегом волосы и – какого лешего? – вытащила из кармана и натянула вязаную шапку. – Черт! – повторила она и на ходу достала телефон.

Рабочий телефон доктора Миры мигом переключился на автоответчик. Еще раз ругнувшись, Ева смирилась, натянула красные перчатки и, мысленно приготовившись к извинениям, попробовала дозвониться по личному номеру.

– Ева! Жаль, что нам с тобой сегодня так и не удалось пересечься.

– Да я завязла в этом БВСМРЦ. Что-то начинает проясняться – мне так кажется. Есть кое-какая информация и направление поиска. Но еще требуется кое-что доказать. Я только что от них вышла. Ужасно неловко вас просить, но что, если я опять заскочу ненадолго?

– Вообще-то я сейчас тоже не дома, я сегодня, как и ты, что-то заработалась. Мы с Деннисом вечером идем к приятелям.

– А, ну ладно. – Черт возьми, у людей своя жизнь, подумала Ева. – Тогда, может, завтра получится?

– Мы можем по дороге заскочить к вам.

– Нет, я не хочу портить вам вечер.

– Да нам практически по пути. Мы сможем быть у вас… скажем, через полтора часа. Устроит?

– Если вас устроит, было бы здорово.

– Значит, через полтора часа. Я скажу Деннису, что ты была в шапке. Он будет доволен.

– А, ха-ха-ха. И не только в шапке. – Она помахала перед экраном руками в перчатках.

Мира рассмеялась.

– Тогда он будет доволен вдвойне. Ну, пока.

Ева бросилась в бой с пробками. Ей хотелось побыстрее попасть домой. Туда, где она сможет спокойно подумать, привести мысли в порядок, выстроить свои версии, а потом уже встретиться с Мирой.

Предупредить ли Рорка, что приедет доктор Мира с мужем? Но они же не в гости, а по работе. Он же не докладывает ей, когда к нему приезжает какой-нибудь партнер по бизнесу. Или докладывает? О черт, никак она не запомнит этих правил их семейной жизни. Тогда уж лучше подстраховаться.

Ева решила послать мужу коротенькое сообщение, это будет самое нейтральное. Вызвала его личный номер и переключилась на текстовый режим. Но не успела сочинить послание, как экран дернулся и на нем появился Рорк.

– Я предпочел бы услышать твой голос.

– Я буду дома… не раньше, чем через две недели, если эта чертова пробка не рассосется! Кто выдал этому козлу права на автобус? Как он умудрился их получить? Там же надо экзамены сдавать! Подожди-ка, – бросила она мужу. – Вот же урод! – Она встроилась перед сверкающим лимузином, буркнув в ответ на негодующие гудки: – Да пошел ты! – и вильнула впритирку к наглому автобусу, после чего лихо его обошла. – Вот честное слово, будь у меня время, я сейчас остановила бы этот чертов автобус и изъяла его по всем правилам.

– Ага. До чего же я люблю слушать твой голос!

– Ну вот, так-то оно лучше. Минут через десять буду, может, даже быстрее. Я немного продвинулась, там изоврались все. Мне надо проконсультироваться с Мирой, но заскочить к ней не получается, так что они сами по дороге к нам заедут.

– Буду рад с ними повидаться.

– О’кей. Я просто… хотела тебя предупредить.

– Потому что ты решила, что таковы наши правила. У меня еще дел минут на десять. А откуда эта прикольная шапка?

– А, фуфло. – Она машинально похлопала по вышитой снежинке.

– О, и перчатки классные!

– Фуфло и еще раз фуфло. – Она опустила руку. – Это Мирин муж. Ладно, мне тут надо с парой таксистов разобраться. Пока.

Рорк рассмеялся. Ева отключилась и приготовилась к сражению.

Когда она наконец подрулила к дому, то подумала, что эта поездка за весь день стала самым захватывающим событием. Что лишний раз говорило о том, насколько тягомотным может быть обыск здания, когда в нем живут не люди, а роботы.

Ни тебе секс-игрушек, ни порнухи, подумала она, вышла из машины и, ежась на морозе, заспешила к двери. Ни денег в нычке, ни нелегальных доходов, ни незаконного оружия. Допотопный косячок, и тот один.

Нет, ну правда, как можно так жить?

Она вошла в особняк, где ждали Саммерсет и кот, и задумалась, сколько же всего интересного можно было бы найти в ее доме, случись его обыскивать, – и это не считая персонального кабинета Рорка с кучей незарегистрированного оборудования.

– Так-так, – начал Саммерсет. – Это что-то новенькое.

– Что? Не начинай!

– Какая на вас сегодня снежинка! А перчатки-то, перчатки!

– А, хлам. – Она сняла и то и другое. – Это подарок, так что можешь не острить. Примерно через час заедут Мира с мужем. Неофициально. Мне потребовалась консультация.

– Это не значит, что мы не должны оказать им сердечный прием и гостеприимство.

– Я могу. А вот насчет тебя сомневаюсь: сердечности в тебе, как всегда, не больше, чем в покойнике.

Голова шла кругом от всего, что произошло за день, и Ева без задержки прошла наверх и сразу к себе в кабинет. Она сняла пальто и швырнула на кресло, откуда пришлось сгонять кота. Да, могла бы и догадаться, что он там.

Кофе, мелькнуло у нее в голове. Ради всего святого, чашку кофе. Запрограммировав кофемашину, она стоя дождалась своей кружки и так же стоя залпом выпила половину, после чего перевела дух. Отставив кружку, внесла небольшие изменения в свой рабочий стенд. Потом села за стол, скомпоновала кое-какие записи, внесла дополнения, упорядочила их заново.

Потом снова взяла в руки кружку, задрала ноги на стол и попробовала освободить голову от всех мыслей. И про себя прокомментировала появление Рорка: до чего же хорош!

– Ты очень точно и лаконично описала ситуацию на дорогах. Не езда, а битва.

– Наша взяла! Мы оба дома.

– Это точно. За это надо выпить.

– Пожалуй.

Но прежде он подошел, оперся на подлокотники ее кресла и нагнулся поцеловать.

Ее реакция его удивила: Ева поднялась, крепко обхватила его руками и впилась в него уже отнюдь не легким приветственным поцелуем.

– Ого! Так я, пожалуй, сам начну устраивать ежедневную битву на дорогах.

– Тебе ничего не придется специально устраивать. Это же Нью-Йорк!

– Тогда с чего вдруг такая пылкость?

– Сама не знаю. – Ева была удивлена не меньше его. – Наверное… С утра заезжала к Мире с Деннисом. В ближайшие полчаса, кстати, они к нам сами заскочат. Все это… – Она поняла, что очистить голову от мыслей так и не удалось. – Сейчас пропущу стаканчик и все тебе расскажу.

– Ладно. Давай внизу, да? Если понадобится, поднимешься с Мирой сюда, – опередил он ее возражения, – но сперва надо спуститься и встретить их внизу, по-дружески.

– Ты прав. – Она опять обняла его, просто чтобы еще раз ощутить его близость. – Пойдем вниз.

Рорк запрокинул ей голову и заглянул в глаза.

– Но ты ничем не расстроена?

– Нет, я не расстроена.

Значит, просто в задумчивости, решил он, взял ее за руку и повел вниз.

Саммерсет уже развел огонь и включил гирлянду на елке. Гостиная, на взгляд Евы, выглядела потрясающе. И несмотря на ее элегантность, исключительный вкус и стиль в отделке, роскошь антиквариата, картин, богатое цветовое решение, эффектное сочетание старого с новым, это был дом, ее дом.

– Ева, что такое?

Она покачала головой и села на подлокотник кресла – дома ведь и такое возможно.

– Утром я была у Шарлотты с Деннисом. И все думала, как у них красиво, спокойно, уютно, чувствуешь себя легко и непринужденно. И тут у нас то же самое. Странно, да? У них елка, и у нас елка. Хотя… не знаю, сколько у нас в доме елок? Их, наверное, и сосчитать-то нельзя.

– Двадцать.

– Вот. У нас двадцать елок. – Ее вдруг поразила эта цифра. Двадцать елок. – Серьезно?

– Да. – Рорк улыбнулся – и собственной потребности наполнить дом праздником, и ее реакции. – Как-нибудь мы с тобой обойдем дом и все их посмотрим.

– Это займет кучу времени. Ну так вот, у них камин – и у нас камин. Но дело не в этом, понимаешь? Дело в атмосфере. Раньше такая атмосфера вызывала у меня зависть. Я умела ее распознать. Идешь в чей-то дом, чтобы кого-то допросить или известить о несчастье, а то и чтобы арестовать, – а попадаешь в эту домашнюю, уютную атмосферу.

– Мне это чувство хорошо знакомо. – Что, наверное, и объясняет все эти елки, и не только, подумал он.

– Когда я сюда переехала, я думала, вот дом, и он всегда будет твоим домом. Даже не знаю, когда это переменилось, когда он стал моим. Нашим домом. Это поразительно!

– Сперва был просто дом, и он мне очень нравился. Но до тебя родным домом он мне так и не был. – Вслед за ней Рорк обвел взором всю гостиную. Свечи, зажженный камин, мерцание елочной гирлянды, богатые оттенки, блеск дерева. – Я обставлял эту комнату из соображений уюта, презентабельности – а отчасти потому, что мог себе позволить ту или иную вещицу. Мне было важно иметь такую гостиную, такой дом. Мой дом. Но, пока не появилась ты, этого ощущения у меня так и не возникло.

– Я тебя хорошо понимаю. Это важно – и то, что ты про это говоришь, и то, что я это понимаю. – Ева помолчала. Рорк тем временем открыл бутылку. – Ты же знаешь, какие они – Шарлотта с Деннисом. Так органичны вместе – как и должно быть. Честное слово, если бы я не любила тебя и если бы не доктор Мира, я выбрала бы себе Денниса.

Рорк рассмеялся, она опять покрутила головой и взяла из его рук бокал.

– Я мог бы, кстати, его на работу взять, – предложил Рорк.

– Не знаю, не знаю… Он – человек-сюрприз. Ладно, на самом деле все не совсем так. Просто… просто он… Что-то в нем такое есть, что берет меня за душу. Я и не знала, что у меня такая чувствительная душа.

– Но это же прекрасно!

– Он принес эти дурацкие перчатки и нелепую шапку и стал на меня натягивать, словно я малый ребенок. Понимаешь? Человек, который зачастую не в состоянии правильно застегнуть себе кофту, нашел мне шапку и перчатки, потому что на улице холодно! Конечно, я их после этого не снимала. Он такой добрый, и они так замечательно ладят!

Пораженная собственной сентиментальностью, она умолкла и перевела дух.

– Я тоже так хочу. То есть… когда мы проживем вместе столько, сколько они, я хочу, чтобы у нас было так же.

– Милая моя Ева! – Он запечатлел поцелуй на ее лбу. – У нас каждый день так, и даже лучше.

– Наверное. Я иногда удивляюсь, как это я жила, не чувствуя ничего этого. А потом вдруг приходишь к этой паре… Мне надо поговорить с Мирой о той девушке. О Делонне.

– А-а. – Он наконец сел. – Себастьян голос подал? Я так и подумал, когда ты не подключила меня к поиску.

– Она теперь Лонна, а Себастьян, между прочим, скромно умолчал о том, что помог ей в свое время выправить новые документы и даже провести все по архивам. Лонна Мун. Они с мужем владеют этим небольшим, но шикарным клубом. «Пурпурная луна», знаешь?

– Знаю такой.

– Случайно, ты не собственник здания?

– Нет, но про этот клуб я слышал. У них неплохой репертуар. – Он нежно погладил ее по бедру. С любовью. Как родной человек. – Надо идти.

– Надо. Да, пора. Попробую кое в чем разобраться. Я только хотела сказать, что, когда я ее слушала, смотрела на них двоих, это очень напоминало мне нас с тобой. Она состоявшаяся певица, не какая-то неудачница, но он все равно о ней беспокоится – из-за того что она столько всего пережила. Ей до сих пор кошмары снятся.

Глаза Рорка – невероятно синие – встретились с ее глазами. И можно уже было ничего не говорить – все и так было сказано.

– Смотрела я на них, слушала – и в каком-то смысле видела нас с тобой. Приятно было на них смотреть. О его прошлом я ничего не знаю, но что-то там наверняка есть. Он человек волевой, по-настоящему волевой, и видно, что тоже хлебнул. Но сумел-таки встать на ноги. Они друг друга прекрасно дополняют. Так вот… – Она снова глубоко вздохнула. – Хочу, чтобы ты знал: если когда-нибудь ты разучишься застегивать на себе кофту – при условии, что ты вдруг полюбишь эти кофты на пуговицах, – то я тебе помогу.

– Ты изо дня в день даешь мне куда больше, – прошептал он и, переполняемый нежностью, приподнял ее с подлокотника и усадил к себе на колени.

Она свернулась калачиком, абсолютно счастливая.

– И у них до сих пор есть секс. Это видно.

Он с усмешкой вздохнул.

– Я предпочел бы не ломать себе голову на этот счет.

– Я тоже. Я просто говорю, что если человек надевает разные носки или не на ту пуговицу застегивается, это не значит, что у него нет секса. – Она подняла голову и нашла его губы.

– Вы, конечно, можете тут сидеть и потакать своим прихотям, – проговорил от дверей Саммерсет – тем тоном, каким говорят родители, застукав детей, таскающих перед обедом печенье. – Но ваши гости уже здесь. Я только что впустил их в ворота.

Дворецкий удалился, а Ева закатила глаза.

– «Потакать своим прихотям»? Вот человек, чья проблема в том, что он не нашел себе какую-нибудь дуру, которая стала бы потакать его прихотям, хотя бы от скуки.

– Я не стал бы так уверенно это заявлять.

Ева ответила недоуменным взглядом, но по блеску в его глазах было понятно, что он что-то знает.

– О-о! Вот не надо. Серьезно! Не надо мне ничего говорить.

Она встала и поняла, что теперь действительно хочет вина.

Рорк тоже поднялся и поприветствовал доктора Миру с мужем, которых Саммерсет церемонно ввел в комнату.

– Шарлотта, вы чудесно выглядите! – Они расцеловались в щеки, а с Деннисом обменялись сердечным рукопожатием. – Рад вас видеть.

– Спасибо, что не поленились сделать крюк, – заговорила Ева.

– А мы тут как раз вино открыли, – спокойно произнес Рорк, не давая Еве сразу уткнуться в свои записи. – Что вам налить?

– Что сами пьете, то и мне налей. А тебе, Деннис?

– И мне тоже. – Тот в своей мечтательной манере с улыбкой оглядел наряженную елку. – Красавица какая! И очень здесь к месту. У вас весь дом такой праздничный! Как подъезжаешь – сразу окунаешься в Рождество.

– Деннис обожает Рождество. – Мира снисходительно посмотрела на мужа. Рорк пригласил их расположиться на диване поближе к камину. – Все эти огни, музыка, суета… Сладости.

– У меня есть любимое печенье. Которое Чарли печет. С корицей, орешками… мммм.

– Вы печете печенье! – изумилась Ева.

– На Рождество – да, после чего половину сразу прячу, иначе Деннис другим ни крошки не оставит. Спасибо, – повернулась она к Рорку, поднесшему ей вино. – С нетерпением ждем вашей вечеринки. У вас она всегда удается.

Теперь она повернулась к Еве.

– Итак. Я видела, ты мне послала отчет, но я не успела прочесть. Не ознакомишь вкратце?

– Да, конечно. Может быть, лучше в кабинет поднимемся?

– Деннис не будет возражать, если мы о работе поговорим. Правда, Деннис?

– Правда.

Он удобно развалился на диване, как будто приготовился смотреть что-то развлекательное. На взгляд Евы, он всегда и везде чувствовал себя комфортно. Во всяком случае, такой у него был вид. Всегда в своей тарелке, всегда сообразно моменту.

– Я люблю, когда они говорят о работе. Завораживает, скажи? – обратился он к Рорку.

– Полностью согласен.

– Тогда ладно. Вкратце. Нэшвил Джонс подался в бега.

Брови у психолога поползли вверх.

– Ясно…

– Мы сегодня днем допросили Филадельфию Джонс. Я ее всячески подводила к той мысли, что заманил и убил наших девочек их братишка, причем начал с Шелби Стубэкер и Линь Пенброк.

Ева, по обыкновению, меряя комнату шагами, поскольку так ей лучше думалось, изложила свою версию.

– То есть ты предполагаешь, что убийства совершил младший брат Джонсов и что у него были необходимые навыки для того, чтобы спрятать тела в старом здании, которое он считал своим домом. А старший брат явился соучастником.

– Он что-то знал. Не исключено, что узнал только в самом конце, но знал – это точно. Насчет сестры я так не думаю. Старший брат, глава семьи, оберегал сестренку от неприятных известий. Такой стиль поведения внушен ему с детства, с особым усердием – отцом. Старший – значит, главный.

– Да, с этим я согласна.

– А между нашей утренней встречей и разговором с Филадельфией я еще пообщалась с Делонной.

– Это подруга Шелби, да? – припомнила доктор Мира. – Которая любила петь. И оставалась в БВСМРЦ, пока не доросла до программы обучения и трудоустройства.

– Да. И я считаю, что она тоже должна была стать жертвой, но ей удалось выжить. Думаю, что выжила она благодаря тому, что ее нашел Джонс-старший, когда она уже была под транквилизатором, но прикончить ее младшенький еще не успел – старший братец помешал.

– И она об этом раньше не заявляла? – удивилась Мира.

– Она не очень хорошо помнит, что было. Помнит, что вылезла из окна своей комнаты, едва-едва протиснулась – они там у них только чуть-чуть открываются. Я проверила – все так и есть. Помнит, как спустилась по стене, побежала к метро, как ехала на поезде, как бежала к старому зданию, где рассчитывала найти пропавшую подругу. Она искала Шелби, понимаете? Та ушла, обещала потом послать за Делонной, но так и не послала. А она уже была мертва, в этом все дело. Так вот, Делонна помнит все ровно до этого места, а дальше – туман.

– Туман или провал? – уточнила Мира.

– Туман. Она видит сны. Голоса, крики. Кто-то говорит о каком-то очищении, мол, надо отмыть плохую девчонку, смыть с нее грехи. Какой-то мрак, холод. Еще помнит или видит во сне, будто тонет. И все. Проснулась в своей постели, опять в БВСМРЦ, окно закрыто, на ней форменная пижама. Самочувствие хуже некуда, будто одурманена. С того самого дня ее мучают ночные кошмары. До сих пор.

– А снятся только голоса и ощущения?

– Выходит, так. Потому что воспоминания прорываются, а она их подавляет. Я думаю, она видела и слышала достаточно, чтобы понять, что происходит, но она была ребенком, и сознание весь негатив заблокировало.

Мира следила за выражением лица Евы. Обе думали еще об одном ребенке, со своей душевной травмой, со своей блокировкой памяти.

– Очень может быть, – согласилась Мира, подумав. – Из того, что ты говоришь и что нам известно, очень похоже, что все так и обстоит. Шок в сочетании с препаратом вполне мог привести к блокировке памяти.

– Я оставила ей твою визитку, надеюсь, она с тобой свяжется. Она хочет нам помочь. У нее теперь другая жизнь, вполне благополучная. Муж у нее хороший. И при этом она искренне желает помочь, хочет узнать, кто убил ее подруг. И убил бы ее, если бы не случай.

– Если она позвонит, я найду для нее время. Сразу же.

– Люди делают с детьми ужасные вещи потому, что имеют такую возможность, – вдруг проговорил Деннис.

Ева замерла и уставилась на него.

– Понимаешь, сила ведь не на стороне ребенка, а на стороне того, кто больше, кто хитрей, – продолжал Деннис. – Для некоторых людей ребенок – объект не заботы и внимания, а надругательств и истязаний. На свете мало что можно назвать абсолютным злом. Но это – оно. Шарли, ты ей поможешь. Ты это сделаешь. И ты тоже, – прибавил он, обратившись к Еве.

Ева перевела дух и села.

– Мне кажется, в попытке защитить девочку Нэшвилл Джонс и убил своего брата. Девочку доставил назад, уложил в постель, после чего избавился от тела. Ему и невдомек, что там уже были двенадцать девочек, убитых и спрятанных. В том самом месте. Но ему все равно надо было оградить брата с сестрой, уберечь репутацию семьи. Исполнить свой долг, так ведь? И тогда он устроил эту миссионерскую поездку и послал кого-то изображать братишку. Для кого-то – шанс, для кого-то – религиозная миссия. Тем не менее его план удался.

– А почему самого брата было не послать? – удивился Деннис. – Я прошу прощения, что встреваю.

– Ничего страшного. У брата были проблемы психологического свойства. Робкий, нескладный, неопытный. Если покопаться в его прошлом, в том, как он рос, и сравнить с тем, что мы знаем об этом миссионере в Африке, то сразу видно, что это два разных человека. Миссионер – искренний, дружелюбный, открытый парень, интересуется фотографией, наделен состраданием и так далее. Ничего этого нельзя сказать о Монтклере Джонсе.

– И кроме того, заставив кого-то играть роль брата, – подхватила Мира, – он тем самым его обеляет, хоть и понимает, что тот совершал преступления, которые он теперь вынужден скрывать. Как и свое собственное.

– Но тут вмешалась судьба, – добавила Ева, – потому что жизнь полна неожиданностей, и не только приятных. Миссионер погиб, оказался съеден львом-людоедом. Анализ ДНК никто не проводит, установлением личности особо не занимаются, потому что все его знают как Монтклера Джонса. Его кремировали, прах отослали на родину – и дело с концом. А в новом здании приюта повесили мемориальную доску. Как сегодня сказал мне один человек, история мутная. Джонс рассудил, что сделал то, что должен был, и отдался на волю своей высшей силы – или в чем он там испытывал потребность. Он спас девочку, которая ничего не помнит, поскольку получила слишком большую психическую травму и слишком большую дозу транквилизатора. Не дал брату совершить убийство – так он думал – и в конечном итоге защитил его доброе имя, изобразив все таким образом, будто братишка пошел по семейным стопам.

– Но ему надо было еще найти человека, который согласился бы изображать этого братишку, – вставил Рорк.