Vip-зал Лапидус Йенс

Ее мысли были где-то далеко.

Карл-Юхан выглядел не так свежо, как его супруга. Он был небрит, глаза красные.

— Здравствуйте, Эмили. — У него был усталый голос.

— Вообще-то, мы только хотели поблагодарить вас за то, что вы сделали, — сказала Катарина. — Поскольку я сейчас не выхожу из-за всех этих ужасных репортеров, которые станут задавать неудобные вопросы, поэтому я подумала, что вы могли бы прийти сюда.

Эмили подумала, не хотят ли они поблагодарить и Тедди тоже, но ничего не сказала.

Катарина положила на стол сверток. Казалось, она прилагает усилия, чтобы выглядеть довольной.

— Откройте.

Это была большая стеклянная ваза. На ярлычке Эмили прочитала: «Ваза Роса». Красивая, хотя и крупновата для ее крохотной квартирки. Она прочла остальной текст на этикетке:

«Когда Карина Сет Андерссон создавала вазы для ”Шведского олова”, она взяла за основу те экзотические предметы, которые Эстрид Эрикссон привезла из своих путешествий».

За окном уже настоящая весна, хотя Эмили и знала, что на улице еще холодно. Солнце заглядывало в квартиру, заставляя сиять шелковые нити ковра.

— Как Филип себя чувствует? — спросила она.

— С каждым днем все лучше, — ответил Карл-Юхан. — Но он все еще в шоковом состоянии.

Пару минут они поговорили о самочувствии Филипа и обо всем, что газеты понаписали.

Эмили все еще было трудно сконцентрироваться. Она постоянно думала об Анине и Кассандре. Что касается последней, то Эмили звонила в полицию, где ей сказали, что Кассандра сейчас находится во временном центре размещения Миграционной службы в ожидании решения о виде на жительство.

Через пару минут Карл-Юхан встал:

— Простите меня, Эмили, но у меня дела. Еще раз большое спасибо за все, что вы сделали. Передайте, пожалуйста, наши лучшие пожелания вашему партнеру, Тедди.

Эмили встала.

— Что ж, думаю, мне тоже пора.

— Нет-нет, подождите. Сначала вы должны выпить со мной кофе, — проговорила Катарина. — После всего, что случилось, я терпеть не могу пить его в одиночестве.

Эмили услышала, как захлопнулась за Карлом-Юханом входная дверь. На столике стоял поднос с яблочным пирогом, соусницей с ванильным соусом, лопаточкой для торта, двумя блюдечками и парой кофейных чашек. Еще там было несколько груш и ножик для фруктов на маленькой доске. Она увидела на ноже логотип: «Порше».

— Можно вам предложить пирога? — спросила Катарина.

Она осторожно отрезала кусочек.

Эмили не могла не обратить внимания на то, что ее рука дрожала. Катарина положила на блюдечко кусок пирога и протянула Эмили.

— Может быть, грушу? — Она аккуратно вонзила ножик в одну из груш.

— Нет, спасибо, — сказала Эмили.

Катарина откусила кусочек.

— Я сама сейчас не ем углеводы, так что груша мне подойдет.

Она снова взяла нож и отрезала еще ломтик.

Тедди вот уже несколько дней хотел с ней встретиться. Хотя Магнус ясно дал им понять, что их часть дела закончена, он оставил пять сообщений.

Она несколько дней не перезванивала, но наконец пришла эсэмэска: «Мы можем встретиться рядом с моей квартирой?»

Они решили увидеться на воздухе, у моста Юргордсбрун. Он и Каролина Шале.

Это был прекрасный день, и многие стокгольмцы вышли на улицу и прогуливались туда-сюда. На открытых верандах у моста некоторые оптимистичные граждане даже уселись пообедать. Нет, все-таки не настолько еще тепло, подумал Тедди. Кажется, сегодня суббота. Довольно печально, что он сам не знает, какой сейчас день недели, это только усугубляет его положение безработного.

Вдалеке блестели шпили Северного музея. Музей походил на сказочный дворец. Но он-то знал, что в этом городе таких сказок не бывает.

Он увидел ее еще издалека, когда она появилась на другой стороне моста. На ней был толстый свободный пуховик. Когда она подошла ближе, он увидел логотип на рукаве: «Mountain Works».

Они пожали друг другу руки и пошли дальше вместе, не говоря ни слова.

Это все было так странно. Довольно долго следствие ее подозревало, ведь ее открытки и послания Филипу были крайне необычными.

А сейчас, подумал Тедди, сейчас она под подозрением?

Куртка.

— Прежде чем вы начнете задавать вопросы, а я думаю, вы для этого хотели встретиться, я бы хотела сказать спасибо, — произнесла Каролина через какое-то время.

Справа от них блестела вода канала, у берега все еще покачивалось несколько льдин.

— За что?

— За то, что вы спасли девушку.

— Какую? Кассандру?

— Да, спасибо за это. Я ей помогу. Попытаюсь сделать так, чтобы ей дали вид на жительство.

Тедди представил перед собой зажженную сигарету Большой Мамочки.

— Она позвонила мне и рассказала, что вы сделали, — сказала Каролина. — Но думаю, будут сложности. Кассандра до смерти боится какого-то проклятия джу-джу, которое на нее наложили в Нигерии. Похоже, они всегда так делают, это часть трафикинга. Они берут прядь волос или ноготь и идут к шаману. И если потом женщина пытается сбежать или не может заплатить этот долг, который они выдумывают, то он ее проклянет.

— Джу-джу? Вуду в Африке?

— Именно. Это же полный бред. Им даже не нужно сторожить девушек или угрожать им, они сами боятся проклятия. И мне не удается заставить Кассандру понять, что это просто вымысел. Она просто не смеет ничего сказать.

— Я заметил. И заметил, что им не нужно было охранять девушек. Дом, где их держали, даже не был заперт.

Они пошли дальше. Повсюду раздавались звуки бурлившей и журчавшей воды. Настоящая оттепель сегодня.

— Но вы ведь не из-за моих благодарностей хотели встретиться.

— Нет. Мое участие в этом расследовании закончилось, фирма свое дело сделала. Так что это только личная встреча. Я просто не могу перестать думать об этой истории. Я хочу узнать, почему все так получилось.

— Понятно. Мои родители оплатили счет «Лейонс», все сделано. Расследованием теперь занимается полиция. Они, конечно, что-то разузнают, допросят свидетелей и так далее.

— Конечно. Но я хотел бы кое-что узнать от вас, — сказал Тедди. — Только вы можете рассказать, зачем вы так поступили.

Она открыла рот, но замолчала, ожидая, пока встречный бегун пробежит мимо них.

— Я ненавижу моих родителей. И брата. Но все равно не могу о них не думать.

Каролина повернулась к нему и посмотрела ему прямо в глаза. На мгновение он почувствовал себя не в своей тарелке.

— Почему?

— Я знаю, почему мой брат стал таким. Мы же росли в одном доме.

— Что вы имеете в виду?

— Мы должны были стать послушными последователями папиных непоколебимых идеалов. Я никогда не забуду его наказания. Нет, он не бил нас ни рукой, ни ремнем. Нет, тут все взаимосвязано. Если мы плохо готовили уроки с няней, он нас заставлял по тысяче раз писать в каком-нибудь своем коричневом блокноте: «Я исправлюсь и буду хорошо учиться». На это мог уйти целый выходной. И если мы не кланялись и не приседали так, как нужно, перед их гостями, нам приходилось половину следующего дня провести в позе эмбриона, с петлей на шее, привязанной к ногам. Он еще хранит эту проклятую веревку, я ее видела в шкафу, пока жила у них. Для отца важны были только две вещи. Этикет и дисциплина. Наверное, по-своему он нас обоих любил, но в его представления об отцовстве не входило выказывать немного человеческого тепла и заботы. И это повлияло на Филипа.

— Каким образом?

— Он тоже не может проявить тепло или участие. Никогда не мог. У него эти качества перевернулись с ног на голову. Поэтому я пыталась ему помешать. Я пыталась не дать людям стать его жертвами. И вы, кажется, единственный в этой путанице поняли, чем он занимался.

— В этом городе много таких людей. Поверьте.

— Я поняла. Теперь. Три года я пыталась заставить его измениться. Звонила, отправляла послания, письма. Все что угодно. В последние месяцы я была этим полностью поглощена. Я взяла отпуск и вернулась в Швецию, ничего не сказав ни Филипу, ни родителям. Я стала за ним шпионить, следить за всей его жизнью. Я делала все возможное, чтобы остановить его и спасти этих девушек. С теми, кого мне не удалось уберечь от его издевательств, я связывалась после. Со всеми: от тех, с кем он знакомился в клубах, до проституток, которых он насиловал.

— Как вы нашли Кассандру?

— Через какое-то время я обнаружила, что у Филипа была квартира на Фатбурсгатан. Он ее снимал через какое-то подставное лицо, так, чтобы его имя нигде не встречалось. Это место было нужно только для того, чтобы туда приводить женщин. Он не хотел этого делать в другой квартире, боялся, что Стефани или кто-то из соседей его застанет. Но на Фатбурсгатан были толстые стены, а соседям, кажется, на все было наплевать. Несколько недель назад я увидела, как Кассандра оттуда выходила. И я к ней подошла и заговорила.

— А Анина? Что было с ней?

Дыхание Каролины превратилось в облачко пара, которое быстро растаяло во влажном воздухе.

— Я не знаю. Я ей рассказывала о девочках, над которыми он издевался. С Аниной было сложно. Она не хотела понять.

— Чего она не хотела понять?

Тедди подумал о том, что Анина рассказала Эмили. Что человек, с ней связывавшийся, вел себя как ненормальный.

Каролина не ответила на его вопрос.

Гравий зашуршал под ногами, когда они свернули к парку у дворца Русендаль. Из-за мелких ручейков и луж им приходилось петлять по дорожке.

Весеннее небо уже не было безоблачным. Его быстро затянуло серыми облаками.

Тедди за свою жизнь совершил много преступлений. Он крал, лгал, мошенничал. Столько насилия, что он уже и десятой части не мог вспомнить. Он почти готов был убивать. За свою активную жизнь он похитил и шантажировал около полудюжины человек, и одним из них был Матс Эмануэльссон. Но ему никогда и в голову не приходило вот так издеваться над женщиной.

— Когда это началось у него? — спросил Тедди.

— Рано, я помню, что слышала об одном таком эпизоде, еще когда он заканчивал школу. Девочка сказала, что он на нее набросился на какой-то вечеринке. До полиции дело так и не дошло. Но я рассказала маме. Знаете, что она тогда сказала?

Почему-то Тедди подумал об отманикюренных ручках Катарины Шале.

— Она сказала, что никто не смеет наговаривать на Филипа, даже ее собственная дочь. Через три месяца я уехала. В интернат в Англии. Мне было пятнадцать.

Голые деревья вокруг них стали покачиваться под усиливавшимся ветром. Тедди повторил вопрос:

— И почему же погибла Анина?

Ветер дул все сильнее. Ему на лицо упало несколько крошечных ледяных капель.

Каролина расплакалась. Тедди поискал в карманах салфетку или что-то похожее, но там был только мусор.

Только что Стокгольм сиял.

— Я не знаю, — всхлипнула Каролина. Она вытащила из кармана длинную желтую бумажку и несколько раз высморкалась, выкинув ее затем в урну. — Это так ужасно.

Скоро она успокоилась.

— Как я хотела бы ее спасти. Это я виновата, мне не нужно было на нее давить.

— Нет, не обвиняйте себя. Вы не виноваты. Но, пожалуйста, ответьте мне на один вопрос, — сказал Тедди. — На вас дорогая куртка. Она ваша?

Каролина взглянула на него с таким выражением, как будто он был полным придурком. Ее слезы сразу пропали.

— Какая разница?

— Я не знаю. Но она ваша?

— Да, моя. Теплая и удобная.

— Где вы жили двадцатого февраля?

— Что?

— Мне нужно знать.

— Я жила у родителей, но пришла домой поздно. Вечером меня не было. Вы на что-то намекаете?

— Нет, вряд ли. Мне просто интересно. Кроме вас с родителями кто-то еще там жил?

— Да, кажется, человек из «Редвуда». Объясните теперь, зачем вы это спрашиваете.

— Об этом в другой раз.

Они развернулись. Молча пошли обратно.

Мозг Тедди пытался проанализировать ситуацию.

Дождь еще шел.

У моста Каролина остановилась и пожала его руку.

— Надеюсь, я ответила на ваши вопросы. Позвоните, если захотите что-то еще узнать.

Она направилась на набережную.

Тедди остался на месте. Его волосы были влажными, по лицу текла вода.

Веселые посетители из уличных кафе куда-то переместились.

Нужно позвонить в полицию? Позвонить Эмили?

Должно быть что-то еще. Что-то, кроме куртки. Связанное с человеком, которого Эмили видела выбегающим из дома на Черсбэрсвэген. С машиной, умчавшейся оттуда.

Тогда он понял.

Он помчался под дождем обратно.

Карлу-Юхану было неприятно вспоминать, как Мамуля себя вела. На нее слишком сильно повлияли все те лекарства, которых она наглоталась в последние дни. Когда она зашла в салон с этой ассистенткой Магнуса, то вся дрожала и качалась как осинка. Он надеялся, что Эмили этого не заметила.

Он сидел в тихом автомобиле и размышлял. Шофер, обычно разговорчивый, на этот раз не задавал вопросов. Он ничего не спрашивал с тех пор, как начался весь этот ужас.

Хотел бы он знать, что теперь будет. Но факт в том, что как только Филип нашелся, Титти еще больше ушла в себя. Как будто воспоминания об этой истории были болезненнее.

Конечно же, она сидела дома, в общем-то, они оба так делали. Отчасти потому, что, как они и сказали Эмили, у них не было сил отбиваться от журналистов. Похищение Филипа несколько дней красовалось на первых полосах всех грязных газетенок. Это только подтверждало то, что он и так все время знал. Как только за дело взялась полиция, открылся прямой канал в прессу. Отчасти потому, что он сам просто не мог принять реальности. Он беспокоился, даже боялся. Они такие ранимые. Его дети. Его жена. Он сам.

Никогда в жизни он еще не спал так плохо, как в последнее время.

Но с Мамулей все совсем нехорошо. Она ушла в себя. Она отказывалась идти к психологу, которого сам Карл-Юхан уже дважды посетил. Она ни с кем не хотела говорить о случившемся. Титти едва проявила интерес к рассказу Магнуса, когда он был у них, чтобы все объяснить. Она хотела только раз в день ездить к Филипу в сопровождении парочки парней из «Редвуда» да еще смотреть телевизор.

Ему еще нужно пойти на встречу, хотя сегодня суббота. По важному вопросу в одном из концернов, который хотел расшириться. Он не знал, сможет ли сосредоточиться. Но ему нужно там быть. Нельзя прятаться.

Мамулин голос тогда был напряженным и неровным.

Сегодня она совсем не в себе.

Это была обычная городская урна. Из зеленого металла, с крышкой, которую можно поднять, когда выкидываешь крупные предметы.

Тедди поднял крышку и запустил руку внутрь.

Он извлек скомканный клочок бумаги, в который сморкалась Каролина, осторожно его расправил и обнаружил, что это был штраф за неправильную парковку. Та самая бумажка, которая засовывалась под дворник и которую так ненавидели все стокгольмцы.

Желтый цвет, подумал Тедди, это он привлек его внимание. Странный носовой платок.

В бланке был указан адрес, где машина была припаркована: Черсбэрсвэген, 9.

Дата и время: 20 февраля, 22.45.

Номер машины: MFG 637.

У дома Анины.

За пару минут до того, как Эмили обнаружила ее тело.

Номер был ему незнаком. Он отправил эсэмэску в Транспортное управление, так его научил Шип. Если ты думаешь, что за тобой полицейский хвост, или у твоего подъезда какой-то гражданский припарковался, эта штука работает.

Он знал, что машина, которую видела Эмили, была припаркована на тротуаре. Кто-то должен был ее видеть, подумал он, и исходил из того, что полиция ходила по квартирам в этом районе. Но парковочные контролеры там оказались более усердными, чем их коллеги в Седертелье, и машине уже выписали штраф. На бланке, который водитель сразу сорвал со стекла и засунул в карман.

Телефон запищал. Он достал его и уставился на пришедшее сообщение.

Капли дождя усыпали экран, как крошечные бусины.

Ответ пришел.

Он не знал, что делать.

Он позвонил Эмили.

Ей давно следовало уйти.

Но она осталась. Сама не зная почему.

Может потому, что Катарина Шале выглядела совершенно растерянной, и это она, в прошлый раз казавшаяся такой спокойной. Как будто сейчас ей нужна была помощь, чтобы понять, как жить после того, что случилось с ее сыном. А может потому, что с этого дивана было совершенно невозможно подняться.

Зазвонил телефон Эмили. Она увидела номер Тедди. С «дебрифинга» у Магнуса они не разговаривали.

— Простите, мне нужно ответить, — произнесла она.

— Это я, — сказал Тедди.

— Я у Каролины Шале, мы можем поговорить попозже?

— Нет, послушай.

— Хорошо, подожди немного.

Эмили встала и вышла из библиотеки, Тедди бы никогда не попросил ее прервать встречу с Шале, если бы это не было важно.

— Что случилось?

— Она тебя сейчас слышит?

— Нет.

— Я только что виделся с Каролиной.

Эмили плотнее прижала трубку к уху.

Он вкратце рассказал о том, что произошло. Какая куртка была на Каролине, что она выбросила в урну.

Эмили похолодела. Ее сердце бешено колотилось в груди.

— Я могу задать несколько вопросов Катарине, — сказала она.

— Тогда я тоже хочу послушать. Не клади трубку.

Эмили снова медленно уселась на диван, но почти потеряла равновесие, попытавшись прислониться к спинке.

— Кто это был?

— Тедди, — ответила Эмили. Она положила телефон во внутренний карман жакета, не сбросив разговор.

— Он очень высокий.

Интересно, что она этим хотела сказать.

— Да, он большой парень.

— Но большая ли у него душа?

— Я не уверена, что я вас понимаю.

— Не важно. Что он хотел?

— Ничего, просто прояснить пару моментов.

— Вы все еще с ним работаете?

— В общем-то, нет. Но знаете, мне пришла на ум пара вопросов. Могу я вам их задать?

— Конечно.

— У вас есть машина с регистрационным номером MFG 637?

— Да, это наша вторая. «Гольф». Мы ее используем, когда у шофера выходной.

— У кого есть ключи от нее?

— Хмм… Только у нас.

— Извините за этот вопрос, но не мог сотрудник «Редвуда» взять ее вечером или ночью 20 февраля?

— 20 февраля?

— Да.

— Каким образом?

— Это только вопрос.

— Дайте подумать… Нет, мне кажется, мы тогда выставили этого паренька. От него совсем не было пользы. Но теперь я хотела бы знать, в чем дело.

— У меня есть еще несколько вопросов. Можно их задать?

— Не знаю, честно сказать, так ли они мне по душе.

— Вы помните, где Каролина жила 20 февраля?

— Давайте посмотрим, она тогда еще не уехала от нас. Но мне кажется, ваши вопросы не совсем о том, о чем я предполагала. Думаю, нужно с ними закончить.

— Но она была дома тем вечером и ночью?

— Вы не слышали, что я сказала? Вы все талдычите мне про февраль и про мою дочь. Это ведь не связано с тем, что случилось с моим сыном, разве не так?

— Нет, в общем-то, нет. Это связано с тем, что случилось ночью 20 февраля.

Катарина подвинулась ближе к Эмили.

— Я не хочу больше выслушивать ваши вопросы.

Эмили попыталась немного отодвинуться, но Катарина положила руку ей на бедро.

— Тогда мне, наверное, лучше уйти, — попыталась Эмили.

Но было уже поздно. Глаза Катарины вспыхнули.

— Хочу, чтобы ты знала: мы как родители Филипа сделали все возможное для него, — прошипела она. — И никто, ни какая-то мелкая черная дрянь, ни ты, не имеет права его обвинять. И вот ты заявляешься в мой дом и делаешь какие-то намеки еще и о моей дочери.

Эмили старалась не смотреть ей в глаза, одновременно пытаясь отодвинуться. Ей нужно было сесть в кресло после разговора с Тедди, а не на диван.

Теперь Катарина склонилась над ней. Все еще держа руку на ее бедре.

Внезапно Эмили увидела, что во второй руке она сжимала нож для фруктов.

— Мелкая сучка, — прошипела Катарина.

Тедди внимательно прислушивался к звукам из телефона, пока бежал. Мост был недалеко от квартиры Титти и Карла-Юхана.

Почему-то челюсть сейчас ныла еще сильнее. Как будто каждый шаг по асфальту превращался в мелкие удары по подбородку. Но на этот раз он не собирался натолкнуться на психа с молотком, так что он сможет помочь Эмили. Капли дождя падали почти вертикально.

Он начал задыхаться.

Он похищал людей. Он сделал столько мерзотных вещей из-за денег.