Посетители Саймак Клиффорд

32. Вашингтон. Округ Колумбия.

Портер взял трубку.

– Дэйв, – сказал президент, – ты можешь зайти ко мне? Ты должен присутствовать. Я хочу, чтобы ты кое-что узнал.

– Буду немедленно, мистер президент, – ответил Портер.

Он положил трубку и поднялся. Его помощник Марсия Лейгли вопросительно посмотрела на него.

– Не знаю, – пожал плечами Портер. – Скорее всего, какие-нибудь неприятности.

Когда он вошел во внешний кабинет (нынешнюю приемную президента), то ткнул большим пальцем в сторону двери.

– Кто там сейчас? – спросил он секретаршу.

– Генерал Уайтсайд, – ответила Грейс.

– Он один?

– Да, один. Приехал несколько минут назад.

Портер постучался и открыл дверь. Президент сидел на углу своего стола. Уайтсайд развалился в кресле возле стены.

– Входи, Дэйв, – кивнул президент, – бери себе кресло. Генерал поведает нам кое-что необычное.

– Благодарю, сэр, – сказал Портер.

Президент обошел стол и сел в кресло лицом к собеседникам.

– Я слышал, тебе пришлось пережить тяжелые полчаса брифинга, – сказал он Портеру.

– Они хотели узнать о каком-то военном испытании на пришельце. Я сказал, что мне ничего не известно.

– Хорошо, – кивнул президент. – Как тебе удалась эта маленькая ложь?

– Сэр, – сказал Портер, – я счел, что испытания, хотя и не носящие грифа «совершенно секретно», должны пока иметь статус тайны.

– Очень хорошо, что вы так решили, – кисло сказал генерал.

– Гм, насколько я понимаю, теперь мы не скоро сможем что-либо сообщить об этом испытании?

– Для этого я тебя и пригласил, – сказал президент. – Я уважаю твою точку зрения и хочу, чтобы ты оперировал какими-то реальными фактами вместо вакуума. Когда ты услышишь, что сообщит Генри, то сам поймешь, что лучше пока хранить эту информацию «под крышкой». – Президент кивнул генералу. – Генри, будь добр, еще раз с самого начала.

Генерал поудобней устроился в кресле.

– Кажется, вы знакомы с условиями эксперимента. Мы установили на платформе винтовку тридцатого калибра, дистанционное устройство спуска и произвели выстрел. Скоростные камеры зарегистрировали полет пули. Тысячи кадров в секунду.

– Да, мы это знаем, – кивнул президент.

– Это было невероятно, – сказал генерал.

– Расскажи нам все.

– Когда пуля ударила в пришельца, – продолжал генерал, – его покрытие получило вмятину. Пуля не пробила его, а сделала лишь глубокую вмятину. Нечто подобное происходит, если ткнуть в пуховую подушку пальцем или карандашом. Вмятина практически мгновенно исчезла и в ответ на выстрел ударил разряд энергии, ударил точно в установку, расплавив винтовку и платформу. Что интересно, сама пуля не была отброшена, а, потеряв практически всю энергию, упала рядом с пришельцем. Нам удалось ее потом найти. – Генерал помолчал, потом шумно вздохнул и продолжал: – Наши люди, то есть ученые, считают, что пришелец каким-то образом конвертировал кинетическую энергию в потенциальную, чтобы потом ее использовать. Абсолютной уверенности, конечно, нет, но все выглядит таким образом, словно пришелец поглотил энергию пули, проанализировал ее и ответил еще более мощным концентрированным разрядом энергии, уничтожившим атаковавшее его устройство. Выстрел пришельца был идеально точным. Ученые говорят, что ему помогла вмятина от пули. Она имела ту же кривизну, что и ось баллистической траектории пули. Расправившись, вмятина дала тем самым направление пучку энергии в какой-то новой форме. Понимаете? Энергия бьет в выстреливающее устройство по той же траектории, по которой летела пуля. Даже если стрелять из навесного устройства типа миномета, разряд в ответ прочертит ту же траекторию, что и снаряд, и ударит точно в орудие. – Он снова сделал паузу, втянул со свистом воздух и поочередно посмотрел на президента и Портера. – Вы понимаете, что это означает? – спросил он.

– Идеальная оборонительная система, – сказал президент. – Резко отбрасывает врагу то, что он в вас направил.

– И, очевидно, в другой форме энергии, – сказал генерал. – Так думают парни в лабораториях. Не обязательно снаряд. Ну, пучок радиации, гамма-лучи. Пришелец имеет возможность концентрировать кинетическую энергию в потенциальную, а та имеет широкий выбор конвертируемости.

– Сколько человек, кроме нас, знает об этом испытании и его результатах?

– Знают довольно многие, – вздохнул генерал. – Техники, солдаты подразделения, где проходило испытание. Ученые, принимавшие участие. Если же иметь в виду весь объем информации, которую я вам только что передал, то, кроме нас, еще трое.

– Им можно доверять?

– Можно. Они болтать не будут.

– Наверное, для пущей надежности, – задумчиво сказал президент, – нам нужно настаивать на том, что испытание вообще не проводилось. Как ты на это смотришь, Дэйв? Я знаю, что ты…

– В общем-то, не очень, – сказал Портер. – Но я согласен с вами. Хотя держать дело «под крышкой» будет очень нелегко. Кое-кто из военнослужащих или обслуживающего технического персонала обязательно рано или поздно проговорится. Может, пойти другим путем? Сказать: да, испытание было, но результаты малозначительны и практического значения не имеют.

– Я рекомендую прибить крышку крепкими гвоздями, – непреклонно сказал генерал. – Это единственный надежный способ.

– Дэйв, на этот раз я прошу тебя хранить молчание, – сказал президент. – Я знаю, была ошибка с роем на орбите. Нужно было дать тебе свободу, не дожидаясь бюллетеня НАСА. Признаю, это была моя ошибка. Но сейчас совсем другое дело.

– Если мы узнаем, как пришельцы достигают такого результата, то можем получить столь необходимое нам преимущество, – сказал Уайтсайд.

– Наверное, нужно подключить Аллена, – предложил президент.

– Нет, мистер президент, – поспешно сказал Уайтсайд, – лучше бы этого не делать. Конечно, косвенным образом он может помочь с ответом, но пусть лучше не знает, что произошло на самом деле. Знают шесть человек – и это уже много. Аллен слишком мягок и любит поговорить. У него есть уклон в идею, что научные знания должны быть известны ученым всех стран. Его группа не имеет допусков службы безопасности и…

– Можете не продолжать, генерал, – перебил его президент. – Вы совершенно правы. Аллена посвящать в это дело не будем.

– Мои люди считают, – продолжал генерал, – что данная функция пришельца никоим образом не связана с обороной. Они считают, что пришельцы просто поглощают энергию из любого подвернувшегося источника. В космическом пространстве они используют разные виды излучений, энергию частиц различного размера, которые время от времени могут столкнуться с телом пришельца. В таком случае, они могут конвертировать кинетическую энергию материальных частиц, с которыми они столкнулись, поглотить ту часть, что нужна им, отвергнуть ту, которая не подходит или которую они не могут ассимилировать. Такая способность – как бы встроенный природой клапан против избытка энергии.

– Вы использовали пулю тридцатого калибра, – сказал президент. – Как ваши люди оценивают пределы возможностей пришельца?

– Ядерная бомба, возможно, сумеет их уничтожить, – сказал генерал, – но все остальное, как мне кажется, они способны выдержать. Вмятина, сделанная пулей, была очень мала и неглубока. Если это будет снаряд, вмятина увеличится, но запас у пришельца гораздо больше. В данном случае, он даже не заметил нашего выстрела. До начала эксперимента он стоял неподвижно. Когда ударила пуля, он не шелохнулся, да и после стоял, как и прежде. Хотел бы я, чтобы это была серия со снарядами увеличивающихся калибров.

– Нет, иначе нам не удастся сохранить завесу секретности, – предупредил Портер. – Возможно, это единственное испытание нам как-то удастся замять, скрыть. Но если вы начнете серию испытаний, этого скрыть уже никак не удастся.

– Да, – согласился президент, – пока нужно удовлетвориться тем, что мы имеем. И главное – выяснить, каким образом устроены пришельцы. Что они такое, как функционируют. Возможно, Аллен вскоре даст информацию, которая нам поможет.

– Но ему не из чего брать материал, – скептически заметил Портер. – Почти все, что могут его люди, это стоять в сторонке и наблюдать.

Коробка на столе президента загудела. Нахмурившись, он протянул руку и ткнул пальцем в кнопку.

– Грейс, я, кажется, просил вас…

– Извините, сэр, но я подумала, что вам необходимо знать… Здесь доктор Аллен. Он говорит, что должен немедленно встретиться с вами. Кажется, в Миннесоте обнаружен мертвый пришелец. Аллену только что позвонили оттуда.

33. Миннесота. Миннеаполис.

Комната казалась удушающе тесной. И это было странно, потому что раньше он этого не замечал. Впервые за два года, что жил здесь, он обратил внимание на грязные стекла, потолки, потеки на стенах, смыкающихся, словно в давильне.

Он отодвинул бумаги на край стола и поднялся, глядя в окно на детей, играющих в свою шумную, с беготней и криками, игру, имевшую смысл только для них. По трещинноватому тротуару хромала пожилая женщина с тяжелой продуктовой сумкой. У крыльца какой-то развалюхи сидела грязная дворняга. Старая, с помятыми крыльями и бампером машина стояла на своем обычном месте у поворота.

Вот черт, что со мной? – подумал Джерри Конклин. Но спрашивая, он уже знал ответ.

Это все пришельцы. С тех пор, как началось посещение, он перестал быть самим собой. Внутреннее беспокойство лишило его сна и каждого часа бодрствования. Оно не оставляло его. Оно мешало работать над дипломом, а диплом – это не шутки. Он просто обязан сесть за работу.

Может, лучше было бы рассказать всю историю соответствующим представителям власти? И, избавившись от беспокойства, он мог бы посвятить себя работе. Но по какой-то причине он был не в состоянии сделать это. Он уверял себя, что боится насмешек, скрытого смеха, который могла бы вызвать эта история, боится выставить себя на посмешище. Но это была не основная причина. И в то же время он не мог представить себе, каковы другие причины. Он думал, что, рассказав Барру все, успокоится. Но этого не произошло. Экзобиолог, несмотря на то, что выслушал его серьезно, абсолютно ему не помог. И сам рассказ не обрел очищающего свойства исповеди.

А теперь он просто не мог его рассказать. Теперь это была бы обычная история, которых сейчас масса – все ненормальные кинулись рассказывать, как их ловили пришельцы или вступали с ними в телепатический контакт. Рассказав свою историю, он окажется в числе лунатиков и недоумков, членов масс мистических НЛО-клубов, которые так расплодились в последнее время.

Если раньше ему было бы трудно рассказать, то теперь это стало вообще невозможно.

Хотя более чем вероятно, со всем этим еще не покончено. Рано или поздно следователи найдут номер его раздавленного автомобиля или, на худой конец, номер двигателя, узнают имя владельца и, таким образом, выйдут на него, связав воедино Джерри и его машину. Возможно, они уже нашли номера. А он притаился, хотя, наверное, лучше было бы что-то предпринять в отношении машины, хотя бы заявить в страховую компанию. Но что бы он им сказал? Сначала он хотел заявить, что машину похитили, но потом передумал, решив не поддаваться импульсу. Наверное, если бы он не преодолел этого мимолетного побуждения, то, чего греха таить, нынче оказался бы в гораздо более трудном положении.

Он отошел от окна и сел за стол, со вздохом разложил перед собой бумаги. Несмотря ни на что, сказал он себе, сегодня нужно хоть как-то поработать. После шести должна появиться Кэт и они поедут куда-нибудь поужинать.

Кэт, подумал он. Без нее он бы пропал. Только ее сила, ее психологическая устойчивость, ее любящее утешение помогли ему преодолеть стресс, справиться с тяжестью нескольких последних дней.

Зазвонил телефон. Он тут же взял трубку.

– Джерри, – сказала Кэт, – сегодня мы не сможем встретиться. Я уезжаю в служебную командировку. Снова в Одинокую Сосну.

– Вот черт! – вздохнул Джерри. – Я тут сидел и думал, как здорово, что мы сегодня встретимся. Что там на сей раз?

– Нашли мертвого пришельца. Вашингтон, очевидно, вызовет группу для исследований. Нам нужен человек на месте событий. Выбор пал на меня.

– Мертвый пришелец? Что с ним случилось?

– Никто не знает. Его только что нашел Стеффи Грант. Помнишь, я тебя с ним знакомила?

– Припоминаю. Так как же он определил, что пришелец мертв?

– Он был холодный, – сказала Кэт, – и больше не висел над землей, а неподвижно лежал на грунте.

– И теперь все ринутся резать мертвого пришельца на части, чтобы определить, как он устроен внутри.

– Да, в этом и заключается идея, как я поняла, – согласилась Кэт.

– Звучит отвратительно.

– Я тоже так считаю, но в логике им не откажешь.

– Когда ты вернешься?

– Не знаю. Дня через два. Я тебе позвоню, когда вернусь.

– Я рассчитывал, что мы могли бы встретиться сегодня вечером.

– Я тоже, Джерри. Мне ужасно жаль. Да, еще, Джерри… Нашелся наш старый знакомец, пришелец под номером Сто один.

– Сто один?

– Да, неужели ты не помнишь? Наблюдатели написали зеленой краской номер на первом пришельце, который приземлился в Одинокой Сосне.

– Да-да, ты мне говорила об этом. Значит, его нашли. А где?

– Небольшая ферма неподалеку от Айовы. Дэвис-орнер. Фермер считает, что она там что-то посадила на его поле и теперь охраняет это поле, никого туда не пускает. Каждого, кто приближается, отгоняет прочь.

– Что же она могла посеять?

– Возможно, там ничего нет. Это лишь предположение владельца поля. Джонни как раз собирался послать меня туда, но тут пришло сообщение из Одинокой Сосны, так что мой маршрут изменился.

– Но зачем нужно было посылать в Айову именно тебя?

– У Джонни появилось такое ощущение. Он у нас большой оригинал, работает на интуиции, предчувствиях и тому подобном. Иногда это ему удается. Можно назвать это интуицией газетчика. Поэтому мне нужно лететь. Самолет и Чет уже ждут. Чет прыгает с ноги на ногу от нетерпения.

– Я буду скучать, Кэт.

– Я тоже. Смотри, не теряй времени, потрудитесь как следует, пока меня нет.

– Хорошо, Кэт. Спасибо, что позвонила.

Он положил трубку и задумчиво уставился в стену. Комната снова превратилась в заколоченный гроб. Снова явственно проступили подтеки на стенах и грязь на оконных стеклах.

Старина 101 в Айове. Охраняет поле на ферме. Но почему именно в Айове? В Айове почти нет деревьев, ничего похожего на лесные массивы Миннесоты. Фермер говорит, что пришелец что-то посеял на поле. Чем он мог его засеять? Наверняка, этот фермер ошибается. Джерри потряс головой.

Он встал, прошелся по комнате, с яркой четкостью припомнив то время, когда находился в чреве пришельца под номером 101. Он снова вспомнил светящиеся диски, мерцание, голубое свечение. Там было что-то такое, подумал он, что я должен был понять, и я бы обязательно понял, если бы подольше оставался внутри.

Если бы он смог остаться там подольше, снова поговорить с пришельцем… Стоп, идиот! Он напомнил себе, что никогда и не разговаривал с ним в полном смысле этого слова. Он лишь получил от него впечатление, чувство дома и ощущение сходства с деревом. И все эти ощущения, напомнил он себе, могли вовсе не исходить от пришельца, а быть результатом какой-то абберации в мозгу Джерри.

Он вернулся к столу и снова сел, положил перед собой бумагу и взял ручку. То, что он написал, было не текстом, не буквами, складывающимися в осмысленные фразы, а какими-то каракулями. Как курица лапой, подумал он, стараясь разобрать, что написал.

Возможно, напряженно подумал он, ответ как раз находится там, на ферме в Айове. Но это просто безумие, попробовал успокоить он себя. Ну, поедет он в Айову на ту ферму, а пришелец прогонит его оттуда, как прогоняет всех. Это все фантазии и он прекрасно отдавал себе в этом отчет. Но понимание уже не могло помочь ему. Фантазия превратилась в побуждение. Побуждение стало уверенностью. Но… Он должен ехать в Айову, хотя он понятия не имел, что будет потом, когда он туда доберется.

Он встал из-за стола и принялся мерить шагами комнату. Он сражался сам с собой. Одна идея не давала ему покоя, держа словно на мушке прицела. И единственный способ, который он мог себе представить, найти ответ на проблему, на мучивший его вопрос – Айова. Может, все это бред и ничего не выйдет, но он чувствовал, что должен рискнуть. Джонни Гаррисон всегда играет на интуиции и интуиция часто оправдывает риск.

Он боролся с собой до вечера, но внутреннее принуждение не исчезало. Ему придется отправиться в Айову. Он должен добраться до Айовы, а у него нет даже машины. Машину можно попросить у Чарли. Если он попросит, Чарли даст ему машину.

Чувствуя слабость во всем теле и покрывшись испариной, он взял трубку и набрал номер Чарли.

34. Одинокая Сосна.

С помощью примитивного бинокля Кэт смотрела на людей, которые копошились за рекой возле мертвого пришельца. Невозможно было разобрать, что они там делают. Единственное было понятно, что с помощью каких-то пил они вырезали из его тела большие куски. Видимо, готовили образцы для отправки в Лондон, Вашингтон или куда-то еще для тщательного анализа. Люди использовали приборы и аппараты. На таком расстоянии нельзя было разобрать, какие именно. И невозможно было найти кого-то, кто ответил бы на ее вопросы. Правила безопасности и режим секретности выполнялись строго. Мост, наведенный через реку армейскими инженерами, тщательно охранялся постом Национальной Гвардии. Патрули гвардейцев охраняли и берега, чтобы никто не мог перейти вброд на ту сторону.

Другие пришельцы не обращали ни малейшего внимания на активную деятельность людей вблизи тела их товарища. Они продолжали все так же крушить деревья и выплевывать позади себя тюки целлюлозы.

Кое-кто из них начал почковаться и дюжина малышей сновала по просеке, поедая целлюлозу.

Кэт опустила бинокль на колени.

– Что-нибудь видно? – поинтересовался Нортон.

– Не могу разобрать ничего определенного, – пожаловалась Кэт, передавая ему бинокль. – Хотите попробовать?

– Если бы я что-то увидел, – сказал Нортон, – то все равно ничего бы не понял. Я предполагал, что они перевезут тело куда-нибудь для исследований, например, в университет. Но, видимо, оно слишком большое и весит много тонн.

– Наверное, они потом так и поступят, – предположила Кэт. – Сейчас им, по-моему, гораздо важнее взять анализы тканей, если только это можно назвать тканью.

Нортон поднес бинокль к глазам, довольно долго смотрел, потом снова передал его Кэт.

– Я еще никогда не видела, – сказала девушка, – чтобы так быстро устанавливали такие строгие меры безопасности и секретности. Мы с Четом были тут через несколько часов после вашего звонка, а они уже успели застегнуться на все пуговицы. Нам не осталось ни единой лазейки. Обычно для прессы делают какие-то исключения, чтобы мы могли получить представление о том, что же все-таки происходит. Но на этот раз ничего подобного. Каменная стена. И нет никого, кто мог бы сказать, будет ли информация по этому поводу. Нас просто вывели из игры.

– В Вашингтоне, видимо, это считают крайне важным делом. Полная секретность.

– Наверняка, – согласилась Кэт. – Более того, эта новость заставила их действовать быстро, поймала врасплох. Кто мог бы подумать, что один из пришельцев вдруг умрет и им попадет в руки такой лакомый кусок. Если же мы напишем, что уровень секретности слишком высок, правительство всегда сумеет откреститься, сказав, что мы преувеличиваем.

– Очень скоро, – сказал Нортон, – Одинокая Сосна будет полна репортеров. Как это уже было раньше. Может, кто-то окажется удачливее.

– Я пыталась, – сокрушалась Кэт, – но тут просто не за что уцепиться. Даже эти плосколицые охранники у моста наотрез отказываются разговаривать. Обычно офицеры хоть что-то сообщают, чтобы показать, какие они важные особы. В общем, Френк, мне здесь делать нечего. С таким же успехом я могла бы оставаться в редакции. Здесь от меня никакой пользы. Я даже представить себе не могу, что скажу Джонни. Может, кто-то другой справился бы лучше… Может, Джей…

– Не может, – успокоил Кэт Нортон. – Ты же сама сказала, что здесь никто не хочет разговаривать.

– Что меня убивает, так это отсутствие хотя бы слухов, – в отчаянии сказала Кэт. – В такой ситуации всегда появляются хотя бы слухи. Даже на самом высоком уровне секретности. Кто-то что-то слышал, добавил что-нибудь от себя, рассказал кому-то, тот еще кому-то, и пошло-поехало. А здесь полнейшая тишина. Стеффи знает столько же, сколько и я. Салли тоже ничего не знает. Если бы она что-то услышала, то наверняка поделилась бы со мной новостью…

– Нужно подождать, – сказал Нортон. – Если подождать, то…

– Мы с Джерри хотели поужинать вместе, – сокрушенно сказала Кэт. Мы рассчитывали, что удастся поехать и приятно провести время. Бедный Джерри, ему так тяжело сейчас. Шесть лет учебы, перебивается кое-как случайными заработками, живет в маленькой ужасной комнатушке. Наверное, нам нужно было пожениться, тогда у него было бы хотя бы приличное жилье. Но Джерри не пойдет на это. Он не может позволить женщине содержать его. У него есть мужская гордость, и я уважаю его за это. Но все равно мне его жалко. Правда, ему бы не понравилось, если бы он узнал, что я его жалею. Он был бы ранен в самое сердце. Поэтому я не показываю своих чувств. Правда, мы могли бы жить вместе, тут нет ничего ужасного, многие так делают, но мы оба против этого. Нам это как-то не очень нравится, и мы согласились, что…

– Ничего, все устроится, – сказал Нортон, стараясь утешить ее. – Еще немного, и он станет доктором, получит диплом, найдет хорошую работу…

– Не знаю, зачем я все это вам рассказываю, как-то само вырвалось. Не стоило этого делать. Френк, зачем я все это вам рассказала?

– Не знаю, – сказал Нортон, – но хорошо, что вы высказались. Вам стало легче, и я рад.

Некоторое время они сидели молча под нежарким солнцем осеннего дня.

Наконец, Нортон сказал:

– Через день-другой я уеду на несколько дней. Я всегда беру такой небольшой отпуск. Обычно раньше, но сейчас меня задержали события с пришельцами… Еду куда-нибудь в глушь, цепляю на крышу машины каноэ. Останавливаюсь у небольшой речки, которую знаю, плаваю и отдыхаю. Своего рода прощание с хорошей осенней погодой, пока не настали дожди и слякоть. Я просто отдыхаю, смотрю на приближение осени, ничего не делаю, немного рыбачу.

– Да, это, должно быть, превосходно, – согласилась Кэт.

– Я подумал… Может, вы позвоните Джерри и пригласите его сюда. Скажете, что хотите взять несколько дней отпуска, и присоединяйтесь ко мне. Сделаем великолепную вылазку на природу. Вы отдохнете от своей репортерской спешки, Джерри от занятий. Вам обоим это пойдет на пользу.

– Я бы не прочь, – сказала Кэт, – но не могу. Я уже использовала все отпускное время в июле, а Джерри нужно писать дипломную работу.

– Жаль, – вздохнул Нортон. – Было бы превосходно, если бы мы отправились втроем.

– И мне жаль, – сказала Кэт. – Но спасибо вам за приглашение.

35. Вашингтон. Округ Колумбия.

Президент вошел в пресс-центр как раз в тот момент, когда Портер собирался выйти. Пресс-секретарь удивленно поднялся из-за стола.

– Вы еще работаете, сэр?

– Как и вы, – ответил президент. – Увидел свет и решил зайти.

– Чем могу быть полезен?

– Выслушайте меня, – сказал президент. – Иногда мне нужен человек, с которым можно было бы посидеть и спокойно, без напряжения поговорить.

Он подошел к стоящему у стены дивану, опустился, вытянул ноги и сцепил руки на животе.

– Дэйв, – сказал он, – неужели все это происходит в действительности или это лишь кошмарный сон?

– Боюсь, – ответил Портер, – что это происходит на самом деле. Хотя временами и я задаю себе этот вопрос.

– Вы видите какой-то конец этому? Какое-то логическое завершение?

Портер показал головой.

– Пока нет, но у меня какая-то неистребимая внутренняя надежда, что все образуется. Даже в самых тяжелых ситуациях.

– День за днем, – пожаловался президент, – меня трясут, как грушу, требуют от меня активных действий. Все от меня чего-то требуют. Мне эти требования кажутся глупыми, но те, кто требует, считают их очень важными. У меня лежат пачки писем, в которых просят назначить день всенародного молебна. Мне звонят люди, которых я всегда считал вполне разумными, и предлагают по всей стране сделать молебен в один день. Черт меня подери, если я соглашусь! Правда, иногда президенты обращались с подобными предложениями к стране, но в случаях, которые действительно к этому вынуждали. Сейчас же я не думаю, что ситуация действительно настолько плоха.

– Тут виной религиозный чад, поднявшийся из-за посещения, – сказал Портер. – Когда люди не понимают, что надо делать, они всегда обращаются к религии. Мистическое отступление в нереальное. Поиск понимания сил вне пределов нашего понимания. Поиск какого-то символа, места через расщелину непознаваемого.

– Я все это понимаю, – сказал президент, – и в некотором смысле, даже симпатизирую таким побуждениям. Но сейчас общенациональная молитва была бы нагнетанием напряжения, искажением проблем, которые стоят перед нами. Все происходящее до чертиков выбивает меня из колеи, но паники я не чувствую. Дэйв, должен я паниковать или не должен?

– Не думаю, – сказал Портер. – И дело тут не в панике. Просто эти люди, подталкивая вас к общенациональной молитве, действуют, побуждаемые стремлением превратить всех окружающих в охваченных верой людей.

– Примерно час назад я пробовал сесть, – сказал президент, – и разобраться, с чем же мы имеем дело в действительности. Я подумал, что если разберусь, то наверняка придумаю что-нибудь соответственное. Первое, что я сказал себе – это то, что мы, по крайней мере, не имеем дело с угрозой или физическим насилием, или какой-то другой опасностью со стороны пришельцев. Пришельцы, собственно, оказались весьма воспитанными парнями. Мне представляется, что они пытаются понять, что мы такое, что мы за общество, хотя некоторые аспекты нашего общества должны быть чрезвычайно трудными для их понимания. И если это так, значит, они намерены действовать внутри параметров нашего общества максимально приемлемым образом. Конечно, я в этом не уверен на все сто процентов, но эта мысль придает мне некоторый оптимизм. Но, конечно, в любой момент может произойти нечто, сразу меняющее ситуацию. Полиция в городке Алабамы, где пришелец занял новый стадион, в последний момент успела арестовать группу каких-то сумасшедших, пробивавшихся к пришельцу с ящиком динамитных шашек. Подозреваю, что они не больше не меньше как хотели взорвать пришельца.

– Даже если их бы не задержали, – сказал Портер, – у них бы ничего не вышло. Чтобы нанести ощутимый вред пришельцу, нужно что-то посерьезнее простых динамитных шашек.

– Ты прав, Дэйв. Если результаты испытания, проведенного Уайтсайдом, верны, а я не думаю, что генерал ошибается… Но этот случай мог изменить отношение пришельцев к нам. Это был бы акт откровенной агрессии. Пока мы не узнаем больше, чем знаем до сих пор, мы не можем позволить себе никакого насилия, даже случайного и непреднамеренного. Подозреваю, что пришельцы, если серьезно займутся этим, дадут нам сто очков вперед по любому виду агрессии. И в соревнования по стрельбе я бы с ними вступать не стал.

– Да, нам действительно не мешает побольше узнать о них, – согласился Портер. – Как там дела у Аллена с мертвым пришельцем? От него были какие-нибудь сообщения?

– Только рапорт о начале работ. Пока они делают то, что нужно сделать сразу на месте. Потом попробуют переместить тело в более выгодные для работы условия.

– Да, это будет работа – тащить такую махину.

– Мне доложили, что способы имеются. Как я понял, инженерный армейский корпус работает над этой проблемой.

– Есть какие-нибудь указания на возможные причины смерти пришельца?

– Забавно, что ты, наконец, задал этот вопрос, Дэйв. Лично мне он пришел в голову в первую очередь. Как только речь заходит о смерти, мы тут же интересуемся причиной. Все мы очень озабочены вопросами жизни и смерти. Мне, например, сразу вспомнился Герберт Уэллс. Его марсиане умерли беззащитными перед болезнями землян, и в нашем случае пришельца тоже убила какая-то болезнь, вирус, грибок. Но причина смерти вопрос, который Аллена вообще не интересует. Так мне кажется. По крайней мере, он не упоминал о ней, просто выразил живейшую радость, что в лапы попался целый пришелец. Что-то в этом парне есть такое, от чего у меня иногда пробегают мурашки по коже. Мне иногда кажется, что он вообще не человек. Слишком много в нем от ученого. Для него ученые – особый союз, отделенный от всего человечества. Такой подход не может не беспокоить. Очень может случиться, что Аллен узнает нечто, не подлежащее широкому разглашению. Мы пытались внушить ему эту идею, и он, кажется, понял. Я знаю, как ты к этому относишься, Дэйв, но…

– Если информация имеет значение для безопасности страны, – сказал Портер, – то я всегда буду за ее неразглашение. Я против секретности ради секретности. Я уверен, что результаты работы над телом мертвого пришельца можно будет обработать. Наверняка будет что-то, что мы сможем спокойно огласить. Если сведений будет достаточно, пресса удовлетворится. Конечно, некоторые заподозрят, что это не весь материал, но жаловаться будет не на что. Меня волнуют те люди, которые проводят работу. Пресса может добраться до кого-то из них.

– Я предупреждал об этом Аллена. Он использует людей только своего отдела. Никаких посторонних. Он клянется, что им можно доверять. Маловероятно, что кто-то может войти с ним в контакт или выудить что-то достаточно важное. Мы набросили на Одинокую Сосну надежную сеть. Служба безопасности работает, как надо. – Президент встал, направился к двери, потом вернулся и снова сел. – Вот что мне еще не нравится, – сказал он. – Чертова ООН. Появились тенденции объявить пришельцев не нашим сугубо внутренним делом, а международным. Но ты об этом, конечно, уже осведомлен.

Портер кивнул.

– Сегодня на брифинге я получил несколько трудных вопросов. Некоторое время ребята заставляли меня катиться по очень тонкому льду.

– Резолюция будет утверждена голосованием, – сказал президент. – Это как пить дать. Лишь с пяток государств будут на нашей стороне. Мы пытались применить давление, небольшое, но ничего не смогли сделать. Все эти меньшие братья будут голосовать против нас.

– Они могут провести резолюцию, а мы сможем ее игнорировать.

– Конечно, но мы должны думать и о своем международном авторитете.

– Возможно, наступит момент забыть о престиже. Это наша игра. Пришельцы сидят на нашей шее.

– Может, ты прав, Дэйв, но есть и другие соображения. Госсекретарь приходит в отчаяние от такой перспективы.

– Он всегда от чего-то приходит в отчаяние.

– Я знаю, но сейчас мы имеем дело не только с ООН. Против нас экологическое движение. Говорят, что мы ничего не делаем для защиты лесных массивов, для сохранения лесных богатств. Компания лесотехнических изделий подняла вой до небес. Фермеры, видя, как пришельцы устраиваются отдыхать на их полях, начинают волноваться. Деловой мир бурлит. Биржа в лихорадке. Иногда я ловлю себя на мысли: ну почему именно мы? Почему не Европа, не Южная Америка, не СССР, наконец?

– Я понимаю, что вы хотите сказать, – кивнул Портер. – Такое давление…

– Как было бы хорошо, если бы мне удалось выиграть хотя бы раз, – сказал президент, – если бы не приходилось так драться за каждый шаг вперед. Возьми энергетический билль, наконец. Все это имеет смысл? В настоящее время все это уже возможно. Можно ввести в дело сотню высококлассных инженеров, которые присягнут, что план реален. Еще год и несколько миллионов – вот все, что нам требуется. Достаточное количество энергии, чтобы снабдить всю страну, система электропередач, распределяющая энергию почти без потерь. А что говорит Конгресс? Черт, ничего подобного они не видят. Половина из них в тисках больших электрокомпаний. Вторая половина имеет куриные мозги, и даже удивительно, как они находят дорогу домой, покидая Капитолий.

– Когда-нибудь, – сказал Портер, – настанет день, и они сами придут к этой мысли. Рано или поздно, но им придется прозреть…

– Конечно, – сказал президент, – я тоже верю в это. Когда бензин будет стоить пять долларов за галлон и придется часами стоять в очереди, чтобы получить три галлона по карточке. Когда зимой будет холодно, потому что нельзя будет позволить себе обогревать дом природным газом. Когда начнут пользоваться только двадцатипятиваттными лампочками, чтобы иметь возможность оплатить счет за электричество…

36. Айова.

Солнце село и уже сгущались ранние сумерки, когда машина Джерри Конклина свернула к заправочной.

– Наполните бак и проверьте уровень масла, – сказал Джерри служащему заправочной.

Пока тот следил за счетчиком насоса, Джерри отошел к обочине. Заправочная станция находилась на краю небольшой деревушки. Таких деревень Джерри миновал за день множество – тихий торговый центр для ближайшего фермерского района. Сам поселок состоял из ряда аккуратных домов и небольшого делового центра. Кое-где в домах зажигались огни, движение на шоссе было небольшое. Над поселком нависла вечерняя тишина, время от времени нарушаемая лаем собак.

Джерри стоял на краю деревни, глядя вдаль, напряжение постепенно исчезало. Глупо он поступил, поддавшись иррациональному побуждению. Глупо было думать, что 101 узнает его, хотя в некотором смысле он действительно мог его узнать. Но если бы это было только узнавание, в нем Джерри не нашел бы успокоения.

Он подъехал к той ферме уже далеко после полудня, потратив несколько часов на неудачные попытки отыскать это место.

Фермер работал во дворе, чиня с помощью молотка и гвоздей ограду для свиней.

– Да, она еще там сидит, охраняет поле, – сказал он. – Только пользы не будет никакой, если вы туда пойдете. Это бесполезно. Заранее скажу вам, что будет. Я бы вас проводил, но у меня работа. Свиньи вчера вырвались во двор, нужно починить загородку.

Джерри пришел в поле. Старый знакомый 101 сидел на лугу рядом со вспаханным полем. Пришелец не тронулся с места, чтобы отогнать Джерри. Он обошел вокруг черного блока, стараясь припомнить, каким увидел его в первый раз. И хотя воспоминание о том, как этот пришелец лежал поперек реки, раздавив в щепки мост, было еще ясным, теперь он почему-то не мог соединить его с тем, что видели глаза. Пришелец почему-то казался меньше, хотя, бог свидетель, он все еще был огромным.

Джерри обошел черный, нависающий бок пришельца, тронул его ладонями, испытав ощущение приятной живой теплоты. Он ласково погладил, затем слегка ткнул черный бок кулаком. Пришелец его полностью игнорировал.