Демон ветра Глушков Роман

Матадор по очереди ткнул ножом в оба чучела, проделав серию ножевых ударов с грацией того, в честь кого и был награжден своим знаменитым прозвищем.

– Разумеется, они спали, поскольку иначе никак, – продолжал он. – Но даже с учетом их неподвижности, убийца все равно должен быть быстрым до невероятия.

Отойдя от кресел, Карлос с ножом в руке приблизился к кровати и склонился над безголовым чучелом. Имитировать убийство Марко ди Гарсиа он уже не стал – боялся, что это будет выглядеть по отношению к мертвому казначею не совсем почтительно. Оглянувшись назад и измерив взглядом весь свой путь по комнате, командир Пятого отряда пригладил бородку, как обычно бывало с ним в минуты раздумий, потом уверенно помотал головой.

– Не берусь судить о повадках демонов, – проговорил он, возвращая нож в ножны, – но брать с собой голову жертвы в качестве доказательства исполненной работы – характерный почерк наемного убийцы. Или даже убийц… Брат Марчелло! – обратился Карлос к одному из бойцов. – Пригласи-ка сюда дворецкого. Кажется, он прячется сейчас в чулане.

Оказавшись в окружении пяти инквизиторов, перепуганный дворецкий выказал необычайную словоохотливость. На вопросы Матадора он отвечал столь обстоятельно, что брату Риккардо частенько приходилось подзатыльниками направлять его в нужное русло. Карлоса, однако, совершенно не интересовало, кто и когда из прислуги или тирадоров прилюдно богохульствовал, о чем дворецкий все время пытался его проинформировать. Все вопросы Гонсалеса касались личностей и прошлого тех людей, кто служил в момент убийства в асьенде ди Гарсиа. Само собой, дворецкий не знал доподлинно их биографии, но полученных сведений Карлосу хватило вполне.

– Думаю, ваша честь, нам здесь больше делать нечего, – сказал Карлос, отпустив дворецкого, который со всех ног метнулся в ближайшую уборную.

– Вы в этом уверены? – недоверчиво спросил Жерар.

– Абсолютно. Дело практически закончено. Если вы не возражаете, я все вам объясню по дороге.

– Да уж, извольте постараться…

– …Как и любой верующий в Бога, я верю и в нечистую силу, что прислуживает мерзкому Сатане, – начал изложение своих выводов Карлос, когда их «Хантер» выехал из ворот асьенды и направился обратно в Мадрид. – В природе есть и демоны, и черти, и прочая нечисть – я не спорю. Но я – Охотник – и за годы службы Корпусу успел усвоить одну непреложную истину: нечистая сила редко когда делает свои черные дела самостоятельно, обычно ради этого она использует тех из смертных, кто готов идти ей в услужение. Поэтому я сразу отмел версию Защитников о демоне. Поймать прислужников Дьявола, что имеют человеческое обличье, намного проще, чем его ближайшее окружение. Все эти мерзавцы такие же смертные, как и мы с вами; впрочем, кому как не вам, ваша честь, этого не знать… Но сегодня мы не будем искать их!

– Вот как? – вырвалось у Жерара. – А кого же нам тогда предстоит призвать к ответу?

– Я привык мыслить как Охотник, ваша честь, – продолжал Карлос, – то есть от простого к сложному. Но сегодня меня заставили делать это в обратном направлении и хотели навязать поиск решения там, где его следует искать в последнюю очередь.

– Хотели навязать? – переспросил Жерар. – Кто?

– Один момент, ваша честь, обо всем по порядку. Для начала представьте себе такую ситуацию: вы очень богаты, и вам крупно насолил некий человек, поэтому вы решаетесь его убить. Что вы предпримете?

– Да полноте, брат Карлос! – укоризненно покачал головой магистр. – Я законопослушный и богобоязненный гражданин и предпочитаю выяснять отношения с обидчиками по законам нашей страны…

– Ваша честь, лично я и в мыслях не держу, что вы способны преступить закон! – поспешил утешить его Матадор. – Я высказался так лишь гипотетически.

– Но если гипотетически… Имея средства, я найму лучшего наемного убийцу и обязательно сделаю это через посредника.

– Это будет очень разумно, ваша честь, – польстил Жерару Карлос, но в его голосе сарказма было куда больше, чем лести. – Без посредников в таких делах никогда не обходится. Но прежде, чем посылать посредника на поиск наймита, вы бы наверняка дали ему сначала другое задание.

– Какое еще задание? – непонимающе вскинул брови магистр.

– Я не сомневаюсь, что вы бы послали его разузнать, а нельзя ли подкупить на убийство охрану вашего обидчика, если она у него все-таки имеется. Ведь при удачном подкупе приближенных к жертве слуг у вас окажется гораздо больше шансов на успех. Также это поможет вам сэкономить деньги.

– А, вот вы о чем! – закивал Жерар. – Да-да, конечно, вы правы: я бы постарался в первую очередь подкупить именно охрану… Постойте-ка! Уж не подозреваете ли вы в убийстве Марко ди Гарсиа его охрану?

– В самую точку, ваша честь! – ухмыльнулся Гонсалес. – Вы на редкость проницательны.

– Но почему же тогда Защитники Веры не смогли вывести их на чистую воду?

– А вы не забыли, о чем поведал нам дворецкий? – напомнил Матадор. – В охране ди Гарсиа служило больше половины отставных Защитников Веры. А где мы находимся? Мы с вами в Испании, ваша честь! В моей стране очень сильны клановые отношения, и в любой местной силовой, и не только структуре, вы прежде всего встретите уйму связанных родственными узами сотрудников. Ничего не попишешь – таковы наши традиции. Поэтому я не сомневаюсь, что у многих охранявших ди Гарсиа отставников имеются родственные связи с Защитниками – возможно, даже высокопоставленными, – которые находятся на действующей службе. Защитники Веры давно бы раскрыли это дело, если бы не…

– Вот оно что! – хлопнул себя по коленкам озаренный догадкой Жерар. – Родственник не подозревает родственника! Круговая порука! Рука руку моет! Пыль в глаза Инквизиционному Корпусу! Продажный охранник, имеющий крепкий иммунитет от подозрений!

– Разрешите уточнение, ваша честь, – прервал Матадор вскипевшего от наплыва чувств магистра. – Не «охранник», а «охранники» – так логичнее. Стрелять заговорщики не рискнули – их бы тут же разоблачили. Они взяли ножи и поднялись в спальню. Естественно, телохранители казначея открыли им без вопросов. Вы видели: двое из телохранителей даже из кресел не встали. Двое или трое заговорщиков без труда разделались с ними, отрезали голову своему сеньору, а после все инсценировали так, чтобы свалить убийство на демона Ветра. Тем более что казначей сам пуще смерти его боялся – вы же заметили кресты на стенах и крыше? Но желая усугубить ужасную картину, они явно переиграли. Было бы намного реалистичнее, если бы их мнимый демон Ветра убрался туда, откуда пришел. То есть в окно. Однако вся беда состояла в том, что запереть спальню изнутри заговорщики уже не могли. Эта нелогичность и отметает все подозрения о нечистой силе. Такие вот дела.

– Вот мерзавцы! – вскричал Жерар, потрясая кулаками с такой яростью, что сидевшие рядом с ним Охотники принялись предусмотрительно отодвигаться. – Всучили нам сказку о демоне и глазом не моргнули! Да я просто уверен, что местные Защитники даже знают того, кто совершил убийство! Думали, что избавились от проблемы, переложив ее нам на плечи! Гоняйте, мол, своих демонов на здоровье! Не на тех напали! Брат Карлос, завтра же… нет – сегодня же доставьте всех до единого подозреваемых в убийстве отставников-тирадоров ко мне в магистрат! И этого лицемера Рохаса тоже!

– Боюсь, с Рохасом возникнут проблемы, – заметил Матадор. – Он еще не в отставке и находится на государственном посту.

– О нет, брат Карлос! – вскричал магистр. – Проблемы не у нас, а как раз у Рохаса! Пока вы будете заниматься арестом отставников, я свяжусь по телеграфу с Апостолом Инквизиции и опишу обстановку! Ордер на проведение дознания с Рохасом у меня будет уже к утру!

– Как прикажете, ваша честь, – кивнул Гонсалес. – Возьмем подозреваемых сегодня ночью прямо из постелей. Это занятие моим братьям куда привычнее, чем за демонами гоняться. Тем более за выдуманными демонами.

А сам при этом с усмешкой подумал, что неважно каков демон – выдуманный или реальный, – такой дотошный инквизитор, как Жерар Легран, сможет доказать сговор с ним даже архиепископа Мадридского. Дали бы только французику волю…

В Лоренцо Гонелли определенно имелись задатки прирожденного наставника. Для Луиса, у которого еще со времен приюта слово «наставник» вызывало лишь отвращение, методы преподавания Лоренцо были непривычны. Старшина никогда не твердил «я так сказал», «молчи и не перебивай», «не спорь» и многое другое, что выслушивал юноша от приютских наставников по нескольку раз на дню. Гонелли объяснял все доходчиво, любил использовать наглядные примеры и самое главное – никогда не повышал голоса.

Единственное, что не нравилось Луису, – это тяжелые кулаки Лоренцо. Но сетовать на крепость ударов Учителя (так по аналогии с древней книгой стал называть старшину Луис) было глупо, поскольку тот преподавал не светские манеры, а «науку грамотного мордобоя». Освоить же эту науку без синяков и шишек было равносильно обучению плаванию без вхождения в воду.

– Ты многое не понял из своей книги по одной причине, – говорил Лоренцо, глядя, как Луис сооружает по его приказу непонятную для себя конструкцию, водружая на два табурета бочонок с водой. – Предки твои были на редкость поэтичными людьми, раз относили мордобой к искусствам. Ты только глянь, сколько церемонности: определенная одежда, поклоны, слова, строго очерченный характер передвижений… А удары: «Лапа Тигра», «Дракон Бьет Хвостом»!.. Лично я называю их куда проще: «двинуть в челюсть» и «пнуть под задницу». Натуральные поэты, честное слово… Но в этом и заключена проблема: поэты зачастую говорят столь образные и витиеватые речи, что понять их таким неотесанным болванам, как мы с тобой, очень сложно. Даже твой предок согласен с этим; вот здесь сказано: «Мы не понимаем многого, потому что наш ум груб и невоспитан». Что поделаешь, раз так оно и есть… Поэты называют элементарные предметы столь изысканно, что порой за красотой названия теряется сам предмет. Поэты окружают какое-нибудь незамысловатое занятие букетами традиций, преподнося его так, что без этих традиций оно якобы теряет всякий смысл. Возможно, в чем-то они правы, но… Не знаю, как ты, а я всегда считал, что жизненно необходимые вещи должны быть предельно просты. Настолько просты, чтобы в нужный момент ты о них даже не задумывался, но действовал на уровне инстинктов. Задумываться о трудностях надо до их появления, а не во время борьбы с ними. По крайней мере, к драке это относится в первую очередь…

Луис прислушивался к каждому слову Лоренцо, боясь упустить что-либо важное. И хоть потом всегда можно было переспросить, юноша старался вникать во все с первого раза – в этом проявлялось подлинное уважение ученика к Учителю. Благо, запоминать наставления Гонелли было легко, не то что заучивать в приюте псалмы за церковными псалмопевцами.

– Тем не менее, если судить по фотографиям, предки твои ничем не отличались от нас… кроме черт лица, разумеется, – продолжал урок Лоренцо. – Самые обычные люди, разве что чуть более низкорослые. Поэтому все принципы рукопашной схватки, о которых известно мне, применялись и ими – это бесспорно. Существуют такие незыблемые постулаты, как законы физики и анатомия человеческого тела. Помня о них, хороший боец достигнет куда большего, нежели будет без конца погружаться в себя и очищать мысли всякими заклинаниями, надеясь на пробуждение всесильной энергии «ци».

– Я ничего не смыслю в физике, а в анатомии и подавно, – огорченно вздохнул Луис. – В приюте нам рассказывали, что эти сложные науки преподают только в Академиях. Их изучают на примере различных формул и опытов.

– Я могу поспорить, что в физике ты разбираешься гораздо больше, чем тебе кажется, – усмехнулся Лоренцо и взял со стола самую тяжелую гирю от амбарных весов. – Хочешь, докажу?.. Лови!

И с этими словами он бросил гирю в Луиса; не со всей силы, но попади она в юношу, хорошего от этого было бы мало.

Позабыв об ученической вежливости, Луис грязно выругался и отпрыгнул в сторону. Гиря с тяжелым стуком упала на землю рядом с ним.

– Ты это… совсем с ума сошел, что ли!.. На кой черт так делать? – возмутился ученик, стараясь все же не выходить за рамки приличия.

– Можешь считать это уроком по физике номер один! – рассмеялся Гонелли. – Вопрос первый: почему ты отпрыгнул в сторону, а не стал ловить гирю, как я тебе приказал?

– Сам, что ли, не догадываешься? – огрызнулся Луис. – Руки бы себе отшиб да спину потянул!

– Вопрос второй: что ты думал, когда увидел, что гиря летит в тебя?

– Ну, если не считать бранных слов, то… по-моему, ничего. Просто отпрыгнул, и все.

– А теперь рассмотрим твое поведение с точки зрения физики. – Лоренцо отломал от веника прутик и стал чертить на песке различные стрелки и окружности. – Любой движущийся предмет обладает силой, способной при столкновении передаваться другим предметам – в нашем случае это летящая гиря и ты. Сила удара зависит от скорости и веса движущегося предмета. Поймай ты гирю, ее сила передалась бы тебе: оттолкнула бы тебя назад и отбила твои пальцы. Ты четко знаешь, что без ущерба для себя не сможешь поймать в полете гирю, и потому предпочитаешь уклониться, а не рисковать. За долю секунды ты оцениваешь возможности своего организма и выносишь единственно верное в твоей ситуации решение. Так что отнекивайся – не отнекивайся, а элементарную физику ты, парень, знаешь неплохо.

– Ух ты! – восхитился Луис. Всегда приятно, когда в тебе вдруг обнаруживаются какие-нибудь достоинства. – Я уже люблю эту науку – физику! А что еще из физики я знаю, о чем не подозреваю?

– Много о чем, – ответил Учитель. – Ты пользуешься ее законами не задумываясь: ходишь по узким доскам, расставляя руки в стороны, поднимаешь тяжелую кирку, берясь за черенок так, как тебе удобней, носишь тяжелые мешки не в руках, а на спине, и так далее. А сейчас я постараюсь объяснить, как использовать законы физики в драке. Причем использовать их ты должен научиться столь же непроизвольно, как только что уклонился от гири: стремительно и без раздумий. То, что ты смелый и отчаянный парень, знают все. Когда к твоему бесстрашию добавится грамотный подход к поединку… Я боюсь представить, что получится. Итак, начнем.

Лоренцо подошел к сооруженной юношей из табуретов и бочки конструкции.

– Это можно считать элементарной физической моделью человека, – пояснил Учитель. – Тяжелое туловище размещается на двух опорах-ногах. Сказать по правде, не самое удачное создание Всевышнего с точки зрения боеспособности. Но, как говорится, не нам судить о его божественной воле – что есть, то есть, другого не дано. Думаю, не стоит напоминать тебе, что идеалом победы во все века считалось то, когда враг повержен и лежит на земле. Вот перед тобой противник. Как бы ты уронил его на землю? Продемонстрируй.

Луис подошел к бочке и, недолго думая, выбил из-под нее один из табуретов. Бочка повалилась на землю, однако ученик не стал дожидаться, пока она упадет сама, и подтолкнул ее для скорости рукой.

– А ты быстро схватываешь! – одобрительно закивал Лоренцо. – Не стал снимать ее с табуретов или упрямо толкать назад, а поступил предельно рационально. Ты вникаешь в принципы, а они куда важнее техники.

– «Человеку, который овладел техникой и постиг принцип, нет равных», – процитировал юноша мудрого предка по имени Такуан Сохо. Сейчас он радовался не только похвале, но и тому, что сделал правильный выбор, подавшись в ученики к Лоренцо. Две дороги для постижения древних истин, что находились перед Луисом, пролегали гораздо ближе друг к другу, чем казалось в начале.

– Ну хорошо, отныне можешь считать, что в победе над бочками равных тебе уже нет, – усмехнулся Гонелли. – Урок усвоен, переходим ко второму. А теперь иди сюда и попробуй проделать со мной то же самое, что проделал с бочкой…

Вот с такой незамысловатой лекции и начались их каждодневные тренировки. Мало-помалу, шаг за шагом, Луис постигал довольно непростую науку рационального и быстрого ведения боя; боя, в котором разрешалось все, лишь бы противник как можно скорее очутился на земле в недееспособном состоянии. Юноша научился наносить короткие, без замаха, удары руками и низкие стремительные удары ногами, весьма отдаленно напоминавшие технику боя предков. По науке Лоренцо, ноги вообще не должны задираться бойцом выше пояса – именно на низком уровне удары ногами оказывались наиболее скоростными и сокрушительными, а атакующий ими сохранял хорошую устойчивость.

Неотрывно от процесса обучения, Лоренцо просвещал ученика в «практической физике боя», открывая ему другие законы природы, в принципе известные Луису с рождения, но суть коих доходила до него лишь теперь. Юноша познакомился с такими понятиями, как инерция, точка опоры, правила рычага, столкновение разнонаправленных сил и рациональное приложение их, центр тяжести и многое-многое другое…

– Обрати-ка внимание, – сказал как-то Лоренцо, листая книгу Луиса, которую ученик для сравнения методик таскал на тренировки постоянно. – Твои предки часто упоминают некую точку «тандэн», что расположена на три пальца ниже пупка. Вот здесь о ней говорится как о точке сосредоточения внутренней энергии, а здесь на ней требуется фиксировать ум во время медитаций. Между тем я абсолютно точно знаю, что центр тяжести любого человека расположен в районе таза, и от контроля за его перемещением напрямую зависит устойчивость бойца. Если убрать всю поэтическую мишуру из этого трактата, получается, что мы с твоими предками сходимся во мнении: постоянный контроль над этой точкой предельно важен.

– Контроль над устойчивостью – это понятно, – кивнул Луис. – Но я занимаюсь уже два месяца и до сих пор даже примерно не представляю, что скрывается под понятием «внутренняя энергия ци». Поначалу я думал о ней как о физической силе, но вот здесь, – юноша ткнул пальцем в книгу, – говорится, что сила и внутренняя энергия – разные понятия. Причем второе из них гораздо важнее.

– Действительно, трудная на первый взгляд загадка, – ответил Учитель. – Мне тоже все время не давала покоя эта загадочная «ци». Неужели, думал я, твои предки обладали какими-то утраченными современным человеком качествами. Однако после некоторых размышлений я повнимательнее прочел главу, где говорится, что при помощи внутренней энергии можно достичь того, чего нельзя добиться обычной силой. По-моему, я раскрыл секрет этой проклятой «ци»!

– Прошу тебя: не томи, рассказывай! – умоляюще посмотрел на Учителя ученик. Будучи уже хорошо знакомым с Лоренцо, он знал, что тот никогда не будет бахвалиться понапрасну.

– Да ты бы и сам со временем догадался, – ответил Гонелли. – Здесь снова все упирается в нашу физику; ну никуда от нее, родимой, не деться!.. Ладно, приготовься: сейчас я не только раскрою для тебя этот секрет, но и пробужу в тебе «ци». Видишь вон тот валун? Подними его!

Валун выглядел внушительно. Когда во время раскопок требовалось передвинуть подобные камни, Луис всегда предварительно раскалывал их киркой.

– Да ты что! – подивился ученик, после чего решил блеснуть недавно приобретенными знаниями. – Не проще ли будет воспользоваться рычагом?

– В данном случае нет, – отверг его идею Учитель. – Забудь пока о рациональном подходе и делай, что говорят.

Луис тяжко вздохнул, ухватился за валун и, надсадно пыхтя, принялся толкать его туда-сюда, не в состоянии оторвать от земли.

– Нет, гиблое дело, – выдохшись, юноша прекратил свои бесплотные попытки и отпустил валун. – Не по моим плечам камешек. Не хочет просыпаться моя «ци».

– Так ты же ее пока не будил, – рассмеялся Лоренцо. – Ладно, возьмись за камень еще раз… Взялся? Ноги пошире! Зад пониже! Спина прямая!.. Еще прямее!.. Отлично. А теперь попробуй не просто оторвать камень, а оторвать как можно быстрее. Вообрази, что тебе нужно положить его в телегу, а телега быстро отъезжает, и, промедлив, ты опоздаешь. Или представь, что камень придавил тебе ногу – так даже вернее… Действуй!

Луис сосредоточился, постарался отчетливо вообразить то, о чем просил его Учитель, и рванул валун что было сил. В глазах юноши помутилось, жилы на руках затрещали, спина заныла, а ноги задрожали, однако валун от земли отделился. Поднять его на грудь Луис, конечно же, не поднял, но до уровня колен дотащил, после чего силы ученика иссякли, и он упал на землю вместе с валуном.

– Ты видел?! – ликовал Луис, лежа на земле и с трудом переводя дыхание. Перед глазами его мерцали багровые круги, а конечности сводила судорога. – Я его поднял! Захотел – и поднял! Немыслимо! Ты и впрямь раскрыл тайну моих предков! Я просто прозрел!

– Запомни это ощущение, – посоветовал Лоренцо. – Когда будешь в следующий раз лупить кулаками по мешку, постарайся вкладывать это ощущение в каждый удар. Однако будь осторожен, сразу же привыкай дозировать подобные нагрузки, а то, не ровен час, руки себе переломаешь. Злоупотребление предельной мощностью вредно для здоровья: помимо травм, можно элементарно надорвать себе пупок.

– Ты хотел сказать «злоупотребление внутренней энергией ци»? – переспросил «прозревший».

– Мощность и есть твоя «ци», – ответил Учитель. – Никакой мистики – сплошная физика! Сила вкупе со скоростью! Сильный удар хорош, но сильный и быстрый удар хорош вдвойне! Кстати, рекомендую тебе хотя бы пару раз в неделю практиковать поднятие тяжестей. Лично я подобного занятия терпеть не могу – я и так от природы крепкий, к тому же чрезвычайно ленивый, – но для тебя оно лишним не будет…

Тренировки Луиса вошли в стадию повышенной интенсивности. Действительно, через пару месяцев поднятия тяжелых камней удар у низкорослого паренька стал таким, что от него стал шарахаться даже Учитель. Мешки с песком рвались и заменялись юношей на новые почти каждую неделю. После такого прогресса ученика удары Гонелли в учебных поединках уже перестали быть щадящими. Теперь они наносились Учителем как в реальной схватке, соответственно, Луис принялся больше уделять внимания защите, изучению которой раньше не придавал особого значения.

Через полгода Луиса стало просто не узнать. И пусть в росте он прибавил слабо, но зато раздался в плечах, добавил в весе и вообще уже ничем не напоминал тонкокостного юношу, а являл собой крепко сложенного мужчину. И потому, когда однажды вечером старшина пригласил его с собой в трактир (чего до сего момента не делал еще ни разу), Луис счел это за знак признания его взрослости.

Но здесь ему было суждено жестоко ошибиться.

Едва они уселись за столик, как Лоренцо протянул Луису сложенный вчетверо листок бумаги и попросил передать его одному из посетителей трактира, сидевшему к ним спиной в противоположном углу. Луис без задней мысли взял листок и пошел выполнять поручение.

Записка предназначалась угрюмому амбалу с кулаками, размером едва не превышавшими пивные кружки. Громила быстро прочитал послание, после чего лицо его вытянулось, и он, поднявшись из-за стола, грозно навис над Морильо.

– Много видел в своей жизни придурков, – прорычал гигант, – но таких, как ты, еще никогда!

И нанес Луису сокрушительный удар в лицо…

Что было написано в записке, Морильо узнал часом позже. Содержала она всего два слова, но именно они и подействовали на громилу словно укол бандерильи на быка.

«Ты кретин!» – говорилось в написанной рукой Учителя записке…

Ожидай Луис удара, он бы без труда уклонился – гигант был хоть и свирепым, но медлительным. Однако столь неожиданный исход вполне безобидного поручения был для Морильо непредсказуем. Повалив спиной пару столов и с полдюжины стульев, он пролетел через весь трактир и остановился лишь возле стойки. Но едва он пришел в себя, как его ожидал следующий сюрприз: Луис с изумлением заметил, как Лоренцо – его лучший друг и Учитель! – спешно ретируется из трактира.

Посетители заведения, чьи столики с выпивкой были ненароком повалены сбитым с ног Луисом, почему-то не стали обвинять в этой неприятности обладателя пудовых кулаков. Не сговариваясь, обиженные завсегдатаи ополчились на того, кто выступал лишь в роли несчастной жертвы обстоятельств. Не успел Луис подскочить с пола, как на него со всех сторон накинулась разъяренная пьяная орава. Деваться было некуда, и Морильо принялся бешено молотить кулаками и ногами направо и налево. Надо заметить, что полгода изматывающих тренировок не прошли для него даром. Прежде чем громила ударил его по спине стулом и вышвырнул за шиворот на улицу, Луису удалось щедро накостылять нескольким особо рьяным обидчикам.

Отплевываясь кровью, Луис с трудом пытался встать на ноги из уличной грязи, когда из ближайшей подворотни выглянул Лоренцо. Подло усмехаясь в усы, он подхватил ученика под мышки и поволок в общину.

Учитель пропустил мимо ушей мнение разгоряченного ученика относительно новой методики преподавания, выдал ему со склада бутылку спирта на компрессы и, дав пострадавшему два дня на поправку, порекомендовал тому во время лечения произвести трезвую самооценку своего поведения в реальной боевой ситуации.

– Знаний хоть отбавляй, практики недостаточно, – подвел Луис результаты «экзаменов», когда, хромая, приплелся на очередную тренировку.

– Очень здравое рассуждение, – согласился Лоренцо. – Но для первого раза неплохо. Я тут прослышал, что ты в трактие умудрился свернуть нос самому Пабло-Шакалу, а он довольно известный в округе забияка. Думаю, Пабло не отказался бы от реванша. Могу устроить вам неофициальную встречу, если, конечно, не струсишь…

Чувствовать себя трусом в глазах Учителя ученик не желал и с жаждущим мести Шакалом встретился. После той встречи к сломанному носу у Пабло добавилось выбитое колено и сломанная в двух местах челюсть.

Слава о дерзком молодом искателе покатилась по барселонским трактирам. На Луиса ополчились многие из тех, кто считал себя «королем улиц». Вместе со своими подручными они начали подкарауливать Морильо где придется. Когда Луису не доводилось выходить из этих стычек победителем, он всегда вылавливал обидчиков поодиночке и возвращал им все сторицей – давала о себе знать непомерно развившаяся в жестоких приютских условиях мстительность.

Луису стали угрожать убийством. Волей-неволей ему пришлось браться за изучение тех страниц книги, где описывались методы ведения боя с оружием. По образцам предков, Луис выточил себе из высокопрочной стали в ремесленной мастерской пару мечей – длинный и короткий. Длинный меч вкупе с приобретенным у байкеров арбалетом Морильо держал в своей маленькой хижине, которой к тому времени обзавелся, а короткий всегда носил с собой под одеждой.

Обучать Луиса драться с оружием Лоренцо взялся с неохотой, поскольку не любил это грязное, по его мнению, занятие, да и вообще не являлся фехтовальщиком, хотя техникой боя ножом владел.

– Не стоит каждый раз хвататься за меч, когда на тебя кидаются всякие вооруженные чем попало придурки, – прежде чем начать обучение, порекомендовал ученику Гонелли. – Если ты прикончишь кого-то этой штукой, гарантированно угодишь в тюрьму, поэтому используй меч лишь в крайнем случае. Под рукой всегда полно хлама, который с лихвой заменит тебе меч и даже арбалет: тарелки, вилки, ложки, бутылки, палки… Удары ребром тарелки по горлу или в висок не менее опасны, чем удары ножом, завернутая в полотенце кружка разит не хуже дубинки, а простой толчок головы противника о стену вообще не требует обучения. Подручные предметы – оружие защиты, а по закону ты имеешь право убивать, лишь защищаясь. Да и то если твоя невиновность будет доказана.

«Всякому оружию – свое время и место», – вторил старшине со страниц книги великий предок Луиса, мастер меча Миямото Мусаси. Такое единодушие живого и давно умершего наставников снова доказывало юноше истинность выбранного им пути.

Советы Учителя оказались очень ценными и пригождались ученику практически везде, где приходилось драться в одиночку против нескольких врагов. В конце концов от «долбанутого узкоглазого» отстали, а многие бывшие враги стремились затесаться к нему в друзья, тем самым признавая авторитет так убедительно заявившего о себе дерзкого искателя. Имя Луиса стало произноситься с не меньшим почтением, чем имя его наставника Лоренцо, а сам юноша вскоре был переведен из искателя-землекопа в общинную службу охраны. Это явилось для него настоящим подарком, поскольку теперь заниматься своими тренировками он мог прямо на работе…

Через три года после того, как Лоренцо впервые объяснил ему азы «практической физики» на примере мордобоя, Морильо был записан старшиной Барселонской Особой на участие в ежегодных искательских турнирах.

– Лучшей школы я тебе не придумаю, – заявил при этом Гонелли. – На турнир съедутся величайшие бойцы; такие звери в Барселоне тебе еще не попадались.

– Это просто здорово, только вот… – немного смутился Луис, – боюсь, в «пивной гонке» я не выстою.

– О «пивной гонке» не переживай, – утешил его старшина. – О ней позабочусь я. Надо же мне в кои-то веки от мордобоя отдохнуть и просто расслабиться.

Турниры проходили неподалеку от Мадрида, в маленьком городишке Гвадалахара. Пока добирались туда на общинном дилижансе вместе с группой поддержки – освобожденными на время турнира от работы и в связи с этим не просыхающими от пьянства собратьями по общине, – Лоренцо порекомендовал Луису придумать себе какой-нибудь звучный псевдоним для участия в поединках.

– Видишь ли, в чем дело, – пояснил он. – Против тебя выйдут такие крутые ребята, как Кулак Смерти, Людоед, Громовержец, Молот-Убийца, Чугунный Лоб… На фоне их турнирных имен Луис Морильо звучит чересчур скромно, не находишь?

Луис наморщил лоб, потом встрепенулся и извлек из походной сумки захваченную им на турнир книгу по боевым искусствам.

– Представь меня как Сото Хатамото! – с гордостью изрек Луис и указал на фамилию одного из авторов своей второй любимой книги. – Наверное, среди моих предков сеньор Хатамото был одним из лучших бойцов. Назвавшись в его честь, я во что бы то ни стало постараюсь не опозорить это великое имя!

– Э-э-э, видишь ли… – замялся Лоренцо. – Как бы тебе это объяснить, чтобы не обидеть… Хм… Не спорю, «Сото Хатамото» безусловно великое имя. Только боюсь, что о его величии такие парни, как Чугунный Лоб и Кулак Смерти, попросту не знают.

– Значит, после турнира они будут знать о нем превосходно! – с вызовом заявил Морильо.

– И все же я бы посоветовал тебе придумать для первого раза что-то более запоминающееся. «Костолом», например.

Но Луис упрямо продолжал настаивать на своем…

По прибытии в Гвадалахару они все-таки сумели прийти к компромиссу, сойдясь на устроившем обоих псевдониме «Сото-Ураган»…

Кулак Смерти и прочие одиозные персонажи ежегодных искательских турниров оказались вполне достойны своих турнирных имен. Лишь двое или трое бойцов имели комплекцию, сопоставимую с комплекцией Луиса; остальные представляли собой подобие того гиганта из трактира, на котором Учитель некогда устроил своему ученику экзамен: кряжистые громилы, закаленные годами тяжелого физического труда и сотнями уличных потасовок. Их ломаные-переломаные носы и уши, уродливые шрамы, жуткие татуировки и свирепые взоры бросали противника в дрожь еще до начала поединка. Ясное дело, что появление в их рядах юного и дерзкого сарагосца по имени Сото-Ураган было воспринято ими с презрительным скепсисом.

Однако уже первые схватки дали понять, что Сото-Урагана нельзя недооценивать. Проигрывая в весе и силе, Луис брал яростным напором и гибкостью. Физическая форма Морильо на порядок превосходила форму его противников, проводивших свободное время в трактирах и прочих увеселительных заведениях, а посему в большинстве своем, несмотря на неоспоримую силу, страдающих одышкой закоренелых пьяниц.

Луис превосходно осознавал, что для выбывания из турнира ему необходимо пропустить только один точный удар массивного оппонента. Бои Сото-Урагана были сродни раскопкам складов с боеприпасами, где первая допущенная искателем ошибка тут же становилась последней. Именно по этой причине свои первые поединки Луис начинал крайне осторожно, проводил предварительную разведку и стремился атаковать с дальней дистанции. Однако привыкнув к новым условиям и войдя в турнирный темп боя, он вывел для себя общую линию поведения всех противников: обладая убийственным ударом, те не очень-то задумывались о разнообразии тактик; мчались напропалую и старались в кратчайший срок выяснить, чей же лоб крепче. Само собой, грузные бойцы избегали выматывать себя долгой битвой.

Зато шустрый Луис, воистину по сравнению с остальными участниками турнира – Ураган! – неплохо на этом выигрывал. Он гонял своих противников по площадке до тех пор, пока те не выматылись и едва не падали с ног от усталости. После чего молодому искателю требовалось лишь уличить выгодный момент и провести короткую завершающую контратаку.

Схватки Луиса походили на бои со свирепыми быками и вскоре подтянули к себе почти всех зрителей турнира. У Сото-Урагана даже появились болельщики из других общин: еще бы, когда какой-то выскочка-новичок эффектно расправляется с опытными бойцами, это невольно вызывает уважение. Морильо нравилось признание публики, однако он ни на минуту не забывал, что за ним зорко следят секунданты других вероятных финалистов и делают соответствующие выводы.

Три победителя первого этапа турнира определялись по количеству одержанных побед. Луис, проигравший лишь два боя из десяти (нарвался-таки на парочку касательных ударов), вошел в число финалистов. Схватки самых стойких должны были состояться на следующий день.

– Молодец! – похвалил вечером ученика Лоренцо, накладывая ему на ушибы компрессы. – Но завтра твоя тактика уже не пройдет. Все неуклюжие тюфяки ушли сегодня в обоз, остались одни звери: Чугунный Лоб и Бенни-Плетка. Этих ты своей резвостью не возьмешь – они сами кого хочешь до смерти измотают. Подрался я в свое время против обоих: Чугунного, случалось, бил, но Плетку – ни разу. Тот еще фрукт.

– Чем же он так страшен? – поинтересовался Луис.

– Есть у него коронный прием – хлестать пальцами по глазам, за что его, собственно говоря, Плеткой и прозвали. Коварная штуковина, этот прием. Слепнешь на несколько секунд, а Плетка в это время тебя как щенка охаживает. Были случаи, когда он и вовсе глаза противникам выбивал.

– Спасибо, учту, – кивнул Сото-Ураган. – Я тут уже задумывался о смене тактики. Попробую-ка вот что…

Один из трех финалистов обязан был драться с двумя другими по очереди и до первого поражения. Тот, кто одерживал две победы подряд, и считался победителем турнира. Бывало, что бои по этим оригинальным правилам затягивались надолго, поскольку выдохшийся победитель первого поединка проигрывал из-за усталости следующий бой, а выигравший его в свою очередь капитулировал перед предыдущим отдохнувшим побежденным. Но в этот год финал турнира по рукопашным боям продлился от силы четверть часа.

Первыми, согласно жребию, бились Чугунный Лоб и Бенни-Плетка. Оба поджарые, ловкие и опытные, они практически не уступали друг другу в силе. Луис даже невольно залюбовался их поначалу красивой схваткой. Возможно, как раз такие поединки предки Луиса считали подлинным боевым искусством. Каждый вражеский удар бойцы встречали быстрыми уклонами или отбивали в сторону, а атаки друг на друга противники чередовали прямо-таки с джентльменской вежливостью. Однако вежливость эта довольно скоро у обоих иссякла.

То, о чем предупреждал ученика Лоренцо, случилось столь стремительно и неожиданно, что Луис даже не заметил, каким образом Чугунный Лоб удосужился нарваться на коронный прием Плетки. Просто вдруг ни с того ни с сего он схватился за глаза и отпрянул, после чего стал суматошно наносить удары во все стороны. По неуверенным и испуганным движениям Чугунного Лба было видно, что он явно дезориентирован и в упор не видит противника.

Бенни-Плетка нырком ушел вбок и через мгновение очутился у Чугунного Лба за спиной. Несколько быстрых ударов по почкам, в затылок и по ногам, затем подсечка, и вот Чугунный Лоб уже без движения лежит на земле. Судьи немедленно останавливают бой…

Секунданты Чугунного Лба разочарованно помотали головами и уволокли его с арены, давая понять, что в нынешнем году этот великий боец свое выступление на турнире завершил. В сложившейся ситуации вступало в действие правило, согласно которому «оставшиеся финалисты обязаны вести бой до тех пор, пока один из них не окажется полностью небоеспособен»; читай: не покинет арену тем же способом, что и Чугунный Лоб.

Несмотря на молодость, Луис Морильо уже успел набраться опыта на зубодробительном поприще, и выход молодого искателя в финал турнира был тому ярчайшим доказательством. Но для равноправного поединка с таким матерым бойцом, как Бенни-Плетка, Сото-Урагану требовалось победить еще не в одном и не в двух турнирах. Даже самый неискушенный болельщик видел, что мастерство Сото и мастерство Плетки разнятся настолько, насколько задиристое тявканье молодого волка отличается от свирепого рыка матерого вожака стаи. Бенни-Плетка мог при желании побить Сото-Урагана и без применения своего коронного удара – прочий арсенал приемов Плетки был не менее грозен.

Но несмотря на практически предрешенный финал, Луис Морильо вышел на бой в невозмутимом состоянии рассудка, ибо для воплощения в жизнь его новой стратегии требовалась прежде всего повышенная сосредоточенность и только потом все остальные боевые качества. Сото-Ураган отпустил вежливый поклон презрительно ухмыляющемуся Плетке и замер в ожидании команды секунданта…

…Когда-то, в очень давние времена, жил среди предков Луиса воин-самурай по имени Ходзе. Он ничем не выделялся из себе подобных; не трус и не герой – обычный солдат, каких под знаменами японских князей – дайме – служило в те годы тысячи. И вот однажды случилось так, что отец Ходзе был убит другим самураем, но не рядовым, а весьма искушенным во владении мечом мастером фехтования. Понятно, что все вопросы задетой чести гордые предки Луиса решали только одним способом – посредством поединка. И потому момент, когда Ходзе и его враг обязаны были скрестить мечи, неотвратимо приближался.

Обуянный жаждой мщения, Ходзе являлся, однако, здравомыслящим человеком. Он осознавал, что не выстоит против обидчика в открытой схватке, а погибнуть не отомстив, или того хуже – убивать обидчика из-за угла, – ему препятствовал воинский кодекс чести Бусидо. Единственным выходом для Ходзе было выйти на поединок и успеть убить противника до того, как тот обнажит свой меч. Путем упорных тренировок Ходзе добился нужной быстроты и, столкнувшись с врагом, зарубил того одним-единственным молниеносным ударом. Впоследствии специфическая тактика владения мечом переродилась в целое искусство и обросла массой традиций, что, впрочем, для воинственных предков Луиса было вполне закономерно…

Морильо прочел эту занимательную историю в своей книге давно, но только вчера осознал ее подлинную ценность. На вникание в принцип незнакомого стиля боевых искусств у него ушла лишь короткая летняя ночь, и вот через мгновение обязан был наступить момент истины: удалось это Луису или нет…

Секундант поднял руку, и над ареной разнеслась его громкая команда к началу схватки. Бенни-Плетка все еще продолжал презрительно ухмыляться, а Сото-Ураган уже сорвался с места и несся к нему быстрее арбалетной стрелы. Быстрее Сото двигался только его выброшенный вперед кулак.

Ухмылка так и не сошла с лица Плетки, когда он, оглушенный невероятно резким ударом в лицо, рухнул навзничь и застыл без движения. Секундант, который еще не успел набрать в грудь воздуха после выкрикивания команды, глядел на эту сцену выпученными жабьими глазами…

Бенни-Плетку привели в чувство лишь через час, и он, очнувшись, первым делом поинтересовался, что с ним случилось. Когда же ветерану турниров объяснили суть произошедшего, он попросту не поверил: люди не солнечные зайчики и не могут прыгать – а тем более драться – с такой быстротой…

Правила нарушены не были, и Сото-Урагана признали чемпионом турнира и лучшим кулачным бойцом среди искателей в текущем году. Лоренцо, от которого за километр несло вяленой рыбой (Учитель уже хорошенько разогрелся перед предстоящей ему «пивной гонкой»), ликовал больше всех, а так и не протрезвевшие за весь турнир члены их общины долго качали Морильо на руках и горланили в его честь хвалебные песни. Сам Луис больше всего на свете хотел сейчас завалиться спать, поскольку давала о себе знать усталость после вчерашних боев вкупе с ночной тренировкой на мешке с песком…

– Не называй меня больше Луисом, – потребовал Сото-Ураган у Лоренцо во время обратного пути в Барселону. – Я не желаю больше носить это чужое имя. И остальным скажи, чтобы не называли.

– Вот те раз! – Изумленный Лоренцо едва не выпал из дилижанса. – Да, приятель, похоже, капитально тебе в Гвадалахаре мозги стрясли! И как же теперь прикажете вашу святость величать?

– Называй меня Сото, – устало проговорил ученик. – Просто Сото. Не слишком тяжело запомнить.

– Ладно, как пожелаешь… Сото. Мне, в общем-то, без разницы – твое право, – пожал плечами Лоренцо и еле слышно добавил: – Кажется, и впрямь крепко парню досталось… Ну ничего, через недельку оклемается. С кем не бывает…

– Вызывали, ваша честь? – осведомился Карлос, представ пред очами магистра Жерара. Матадор сразу заметил, что очи эти были сегодня чересчур суровы. О причинах плохого настроения Божественного Судьи-Экзекутора Карлос не догадывался – дела шли отлично, все подозреваемые в заговоре с целью убийства казначея были схвачены, и дознание завершилось еще вчера.

– Вызывал, брат Карлос. – Недружелюбный тон Жерара соответствовал его колючему взгляду. Сесть Матадору он тоже не предложил, из чего следовало, что суровость магистра вызвана не хандрой или чрезмерно жаркой погодой. Гонсалес волей-неволей насторожился, и от блаженного умиротворения, в котором он пребывал с самого утра, не осталось и следа.

Жерар словно нарочно испытывал терпение Карлоса: молчал, кряхтел и сосредоточенно перекладывал на столе бумаги.

– Какие-нибудь неприятности, ваша честь? – принимая уставную стойку, поинтересовался Охотник, недовольный тем, что ответы из Жерара приходилось вытягивать словно клещами – любимым дознавательным инструментом магистра.

– А вы как думаете?

Матадор начинал медленно закипать: он ненавидел подобные игры в молчанку. Если командир Пятого отряда в чем-то виноват – будь добр, объясни причину и не устраивай тут демонстрацию своих обид, словно жеманная сеньорита! Гонсалес заскрипел зубами, но в лице не изменился: дескать, хотите лицезреть мое волнение, ваша честь? Не дождетесь!

Видимо, Жерар тоже понял, что у него недостаточно авторитета, дабы подавить Матадора психологически, поскольку вскоре прекратил кряхтеть и оставил бумаги в покое. Магистр вальяжно откинулся в кресле и, совершив протяжный мрачный выдох, скрестил пальцы на животе.

– Даже не знаю, брат Карлос, как и назвать ту ситуацию, в которой все мы очутились благодаря вашим скоропалительным выводам, – изрек он с подчеркнутым сожалением. – Я доверился вашим советам, но это привело к тому, что я предстал перед местными коллегами, мягко говоря, в неблаговидном свете. Вы заставили меня идти ошибочным путем…

Гонсалес молчал, ожидая объяснений непонятно откуда взявшимся в его адрес обвинениям. Не далее как вчера магистр Жерар довольно потирал руки и рассказывал ему, как двое главных подозреваемых из охраны казначея, на которых указал ему Матадор, после первого же дознания с пристрастием подтвердили: да, это именно они вступили в сговор с демоном Ветра, ради чего и принесли ему в жертву бедного сеньора ди Гарсиа. Остальные подвергнутые дознанию подозреваемые, в том числе и лишенный протекции Защитников Веры Рохас, идущие по делу свидетелями, все как один клялись, что вышеназванные прислужники демона давно вели себя странно, но, очевидно, некое парализовавшее волю свидетелей демоническое колдовство препятствовало тем донести на демонопоклонников Ордену Инквизиции. И пусть показания свидетелей зачастую противоречили друг другу, вместе с признанием подозреваемых их было более чем достаточно для подведения дела к финалу: демонопоклонников ожидало Очищение Огнем, а свидетелей, уже прошедших профилактическое Очищение Троном Еретика за недоносительство, магистру предстояло наставить на путь Истины душеспасительной беседой.

Результаты дознания были не совсем те, на которые рассчитывал Карлос, однако Жерар ими вполне удовлетворился и не стал перепроверять версию о заказном убийстве. К тому же ни имени посредника, ни тем паче заказчика, демонопоклонники не открыли, хотя любая правда в Комнате Правды инквизиторов неминуемо всплывала на поверхность, словно дохлая рыба. Следовательно, подозреваемые и впрямь прикончили ди Гарсиа по собственной инициативе либо были так сильно запуганы заказчиком, что терпели даже пытки.

Последнее было маловероятно, и потому Гонсалес не стал больше забивать себе голову загадками этого дела. Он не первое десятилетие служил Корпусу и давно усвоил: Главный магистрат в Ватикане превыше всего интересует покаяние грешника, а когда с покаянием все в порядке, то на «белые нитки», коими бывает сшито дело, командование уже не смотрит и о средствах «добычи» покаяния не спрашивает. Таковы правила войны с внутренними врагами государства – отступниками и еретиками. И если порой в этой войне случаются невинные жертвы, так что ж… Война есть война.

– Уж не хотите ли вы сказать, ваша честь, что демонопоклонники отреклись от своего покаяния? – недоверчиво спросил у магистра Карлос. Отречение от покаяния было явлением редчайшим, поскольку подразумевало для отрекшегося не долгожданное избавление от мучений – Очищение Огнем, а новые, еще более суровые пытки.

Вместо ответа Жерар взял со стола исписанный торопливым почерком лист бумаги и протянул его Матадору.

– Ознакомьтесь и выскажите ваше мнение по этому поводу, – распорядился магистр.

Карлос умудрился прочесть первую строку на листке, когда тот еще находился в пальцах Жерара: «Довожу до сведения почтенных магистров Ордена Инквизиции…» Так начинаются только доносы.

– Этот документ мне передал час назад Главный магистр епархии, – пояснил Жерар, пока Охотник шел к окну, дабы при свете лучше рассмотреть неразборчивый почерк доносчика. – Умолчу, что конкретно мне пришлось выслушать от него по поводу якобы завершенного нами дознания, но вы неглупый человек, сами догадаетесь…

«Довожу до сведения почтенных магистров Ордена Инквизиции, – говорилось в документе, – об имеющих место в сей богопослушной епархии фактах вопиющего беззакония и чернокнижничества. – «Ух ты, как сказанул: «вопиющих фактах»! – усмехнулся про себя Гонсалес. – Писал явно не ремесленник или крестьянин». – Как добропорядочный и богобоязненный гражданин Святой Европы, а также верный слуга Великого Пророка, вынужден сообщить, что мой отец Диего Мендоса ди Алмейдо, владелец ряда винодельческих предприятий и поставщик вина ко двору Его Наисвятейшества, является виновником гибели главного казначея Мадридской Епархии Марко Антонио ди Гарсиа, которого он убил при помощи своего слуги-чернокнижника. Я имею на этот счет убедительные доказательства, но предъявить их смогу лишь в том случае, если вышеуказанный чернокнижник будет схвачен. Как любящий сын я пекусь о спасении души моего погрязшего в тяжких грехах отца и умоляю Вас принять на этот счет самые экстренные меры. Заместитель главного инженера мадридского отделения Оружейной Академии Рамиро ди Алмейдо».

Карлос оторвался от документа и посмотрел на внимательно следящего за ним магистра.

– Этот сопляк соображает, что делает?! – спросил Матадор не то Жерара, не то самого себя. В голосе Охотника слышался нескрываемый гнев. – Это же вечный позор на весь его род и благородную фамилию! Я сам уроженец Сарагосы и прекрасно знаю сеньора ди Алмейдо. Сеньор Диего – почтенный человек и никогда не свяжется с чернокнижниками. Ваша честь, я просто отказываюсь в это верить!

– Не горячитесь, брат Карлос, – одернул его Жерар. – Поверить вам в это как ни крути, а придется. Рамиро ди Алмейдо прекрасно понимает, что делает. Он лично принес Главному инквизитору епархии свой донос и, зная о последствиях, взял с него слово, что если дело дойдет до Очищения отца – а при обнаружении веских улик скорее всего так и случится, – проведено оно будет в закрытом порядке и в строжайшей тайне.

– Значит, вы намерены дать этому делу ход?

– Давайте сразу внесем ясность: хоть я и вправе влиять на местного Главного инквизитора, я тут ничего не решаю. Согласно пятой поправке к двадцатому пункту устава Ордена Инквизиции, возбуждение дела против влиятельного гражданина – прерогатива местного Божественного Судьи-Экзекутора. А мы с вами беремся за это дело по той причине, что оно напрямую касается нашего, как выяснилось, незаконченного расследования. Не будь нас здесь, дознание вел бы местный Главный инквизитор, но обстоятельства сложились так, что нам приходится совместно с ним заниматься грехами гражданина ди Алмейдо и его подручного чернокнижника. Сожалею, если вам это доставляет какие-то неудобства.

– Карамба!.. Виноват, ваша честь.

– Спокойнее, брат Карлос! Я бы на вашем месте радовался, что этот донос поступил именно сегодня, когда нам еще не поздно исправить собственные ошибки. Страшно подумать, что было бы, поступи этот донос после того, как мы сдали бы все отчеты о рейде в Ватикан. Меня, как и вас, не погладили бы по головке, если бы узнали, что настоящий виновник смерти Марко ди Гарсиа остался на свободе, а вместо него Очищение приняли какие-то рядовые демонопоклонники… И не смотрите на меня так: они собственноручно подписали признание своей вины и избежать Очищения им уже не суждено.

– Но, ваша честь!.. – Карлос все не мог успокоиться и возбужденно жестикулировал, даже не замечая, что сминает в руке официальный документ. – Насколько я помню двадцатый закон Ордена, одной санкции Сарагосского епископа на арест сеньора Диего будет явно недостаточно. Ведь он не просто влиятельный гражданин, он – поставщик двора Его Наисвятейшества. Кажется, в законе сказано, что даже Апостолы не вправе давать разрешение на арест граждан, состоящих на службе непосредственно у Пророка.

– Брат Карлос, будьте так любезны, верните мне документ!

– Прошу прощения, – буркнул Гонсалес, после чего положил на стол помятый лист и разгладил его ладонью.

– Благодарю вас… – Жерар спрятал донос в одну из своих папок. – Да, вы правильно все помните: без санкции Его Наисвятейшества в таком щепетильном деле мы и шагу ступить не можем. Но хоть Диего ди Алмейдо и поставщик двора, в Ватикане его знают плохо, а Главного магистра этой епархии Гаспара де Сесо – превосходно. А магистр Гаспар, как выяснил я случайно, какой-то дальний родственник жене погибшего казначея… Вы понимаете, брат Карлос, что теперь, когда нами, похоже, выявлен главный подозреваемый в смерти ди Гарсиа… Впрочем, вы же сами не так давно рассказывали мне о клановых традициях, что процветают в Мадридской епархии… Магистр Гаспар уже известил меня, что все завизированные Пророком бумаги прибудут с курьером в начале следующей недели. Делу дан ход, и нам с вами не остается ничего иного, как приступать к исполнению наших обязанностей.

Бессильный гнев Матадора утих, и он, отвернувшись к окну, принялся в раздумьях созерцать вечерний Мадрид. Судьба бывших Защитников Веры, которые завтра на рассвете подвергнутся Очищению Огнем, Карлоса не волновала. Кто знает, может, они и впрямь ни в чем не виноваты – на Троне Еретика сознаешься и не в таких злодеяниях, – но Корпус никогда не оправдывал тех, кто подписывался под признанием собственных грехов, пусть даже признанием, выбитым насильно и выдуманным до последнего слова.

Волновало Охотника другое. Уже в скором времени ему предстояло взглянуть в глаза человеку, который помнил Карлоса еще босоногим мальчишкой, сыном пастора деревеньки Санта-Хуана близ Сарагосы; человеку, которого предал (здесь Гонсалес предпочитал называть вещи своими именами) собственный сын, не имевший никакого морального права так поступать, в чем бы его отец ни провинился. Возможно, Карлосу придется даже ассистировать магистрам в проведении Очищения – разумеется, какова будет на то их воля. Неизвестно, как Гаспар, а Жерар, похоже, затаил на Карлоса обиду, поэтому отвертеться от грязной работы Охотнику теперь навряд ли удастся…

Сокрушаясь о предстоящем для него нелегком испытании, Матадор совершенно упустил из виду, что в доносе также упоминался некий чернокнижник, который якобы и убивал достопочтенного Марко ди Гарсиа. Но в тот вечер Гонсалес о чернокнижнике так и не вспомнил – мало ли Охотник выловил на своем веку мрази, уверенной в своей принадлежности к нечистой силе…

«Jugada[3], – мрачно усмехнулся в мыслях Карлос. – Хотел, амиго, посетить родную Сарагосу? Сбылась твоя мечта. Что ж, другого случая, кажется, не предвидится…»

Всех гостей, посещающих асьенду дона ди Алмейдо, Сото Мара помнил наизусть, поскольку приезжали они не так уж часто. Сеньор старался не заводить себе новых друзей, предпочитал довольствоваться обществом старых и проверенных. Друзья дона являлись обычно по праздникам и привозили с собой семьи. Гости всегда пировали до утра, а бывало, что запала их веселья хватало и на два-три дня.

Не сказать, что дон ди Алмейдо был общительным человеком, но, когда двор его наполнялся гостями, радушие из хозяина лилось рекой. Дон водил друзей в тир, на конюшню и в парк, где они развлекались стрельбой, катались на лошадях или просто пили вино на природе. Дети с веселыми криками бегали по парковым аллеям, а молодые сеньоры и прекрасные сеньориты обворожительно улыбались, порой награждая лучезарными улыбками даже угрюмого Сото. Впрочем, старший тирадор предпочитал не попадаться гостям на глаза – ничего, кроме его странной внешности, тех, как правило, не интересовало.

Человека, подъехавшего к воротам асьенды сегодня, Сото Мара видел впервые. Человек прибыл на стареньком «Сант-Ровере» в гордом одиночестве; судя по внешности – типичный испанец средних лет с маленькой, аккуратно подстриженной бородкой. Однако, несмотря на скромную одежду незнакомца, его трудно было счесть представителем низших слоев общества: держался он с подчеркнутым достоинством, а взор его был пронзителен и надменен – такой, какой бывает у людей, облеченных властью. К тому же аристократическая осанка и поджарая фигура лишний раз подтверждали, что он отнюдь не тот, кем хочет казаться.

Прибыв по срочному вызову привратника, Сото долго рассматривал с оборонительной стены человека, стоящего у ворот, потом наконец догадался, кого тот ему напоминает: типичный тореро, какие по праздникам потешают толпу в любом мало-мальски уважающем себя городе Мадридской епархии. Правда, возраст незнакомца вносил в эту версию некоторые коррективы, и правильнее было бы заметить «бывший тореро» – отошедший на покой ветеран, больше не испытывающий судьбу в кровавых корридах.

Незнакомец в свою очередь пристально изучал наблюдавшего за ним Сото – так, будто пытался вспомнить, где он его раньше видел. Тирадор мог поручиться, что нигде. Попадись ему когда-либо ранее на пути данный незнакомец, Мара бы его запомнил: люди, подобные этому странному человеку с пронзительным взглядом, встречались ему редко.

– Он желает встретиться с сеньором, – доложил старшему тирадору привратник. – Говорит, прибыл из Мадрида. Письменного приглашения не имеет, но уверяет, что сеньор ему не откажет.

– Добрый день, сеньор! – поприветствовал со стены Сото незнакомца. Будь перед ним крестьянин или ремесленник, он без разговора отправил бы его восвояси – для них существовал специальный порядок посещений, – но спровадить этого посетителя Мара не рискнул. – Ваш визит не запланирован, и я обязан сначала доложить о вас сеньору ди Алмейдо.

– Я подожду, – ответил незнакомец.

– Как вас представить, сеньор?

– Скажите сеньору ди Алмейдо, что его желает видеть Карлос Гонсалес. Сеньор должен помнить моего покойного отца – пастора деревеньки Санта-Хуана. Сеньор в молодости часто приезжал к нам на охоту.

– Хорошо, сеньор…

Сото отыскал дона Диего сидящим в кресле на восточной террасе, откуда открывался живописный вид на Эбро.

– Гонсалес… Гонсалес… – Дон воздел глаза в небо, сосредоточенно припоминая. – Как же, не забыл доброго друга Роберто Гонсалеса, мир его праху. И сына его помню, но, правда, вот таким…

Сеньор показал рост маленького Карлоса, подняв руку чуть выше подлокотника кресла.

– Славный был человек падре Роберто, – вздохнул он. – Славные были времена. Вот однажды на Рождество Великого Пророка Витторио – не упомню в каком году – собрались мы… Впрочем, о чем это я? Разумеется, Сото, я приму достопочтенного Карлоса Гонсалеса. Проводи его сюда и попроси дворецкого подать нам вина…

Следуя за обладающим жуткой наружностью телохранителем сеньора ди Алмейдо – «Откуда только дон выудил это привидение?» – Карлос волновался так, как не волновался, наверное, со дня своего боевого крещения, а случилось оно почти четверть века назад. На первый взгляд задача перед Гонсалесом лежала простая, однако выполнение ее требовало особой дипломатичности, что не шла ни в какое сравнение с обычной бесцеремонностью Охотников.

Диего ди Алмейдо нужно было доставить в Мадридский магистрат, и сделать это требовалось так, чтобы процедура доставки осталось втайне даже от слуг. Ни одна капли грязи не должна была упасть на репутацию остальных членов фамилии ди Алмейдо. Вдобавок, чтобы, не дай бог, не разгорелся скандал, дона следовало уговорить поехать добровольно. Карлос понятия не имел, как отреагирует дон на подобное, мягко говоря, «приглашение», поэтому не стал поручать столь деликатное задание подчиненным. Командир Пятого отряда Охотников явился к сеньору ди Алмейдо лично, ради чего Гонсалесу пришлось облачиться в гражданскую одежду.

Второй причиной повышенной конспирации была цель выявить скрывающегося в асьенде чернокнижника, под описание «уродливой внешности» которого пока что подпадал лишь старший тирадор местной охраны. Хотя глядя на него – типичного головореза, больше смахивающего на байкера, чем на наемного тирадора, – Карлос не подумал бы, что тот читает книги, тем более «черные».

Гонсалес подошел к перилам террасы, стараясь угодить в поле зрения сидящего в кресле Диего ди Алмейдо. Старший тирадор замер неподалеку, старательно делая вид, что обозревает окрестности. Но Карлоса было не провести: он чуял, что этот угрюмый тип готов не задумываясь броситься на него в любую секунду.

Сеньор ди Алмейдо изменился. Из детства Карлос запомнил его пышущим здоровьем громогласным гигантом; сегодня же перед ним сидел, поседевший, располневший, обрюзгший старик, который, наверное, уже редко покидал свое кресло. В движениях его не было прежней энергии, а руки едва уловимо дрожали. Во взгляде дона Диего царило усталое равнодушие – дон не удивился даже человеку, которого не видел больше тридцати с лишним лет.

– Ты не похож на своего отца, – без обиняков заявил Диего ди Алмейдо Гонсалесу, вяло кивнув на его приветствие. – Видимо, весь в мать. Извини, но ее я помню плохо.

– Вы совершенно правы, сеньор, – подтвердил Карлос. – Мне уже не раз это говорили.

– Какая нужда привела тебя ко мне? Ты ведь наверняка пришел не ради того, чтобы повидаться с другом своего отца, не так ли? – А вот знаменитая прямолинейность дона с годами ничуть не изменилась. – Ищешь работу или хочешь попросить взаймы?

– Мы могли бы поговорить наедине, сеньор? – осведомился Матадор.

– Не бойся этого человека, Карлос. – Дон кивнул в сторону узкоглазого телохранителя. – У меня нет от него секретов. Да и с ним мне будет спокойнее – последнее время у меня столько врагов развелось.

Намек был более чем очевиден.

– Я не вооружен, сеньор, – признался Гонсалес. – Если это необходимо, ваш человек может меня обыскать. Но я настаиваю: вопрос, с которым я к вам пришел, нельзя обсуждать даже в присутствии самых надежных людей.

– А ты упрям, Карлос… Ну да Господь с тобой, будь по-твоему, – уступил дон ди Алмейдо и махнул рукой телохранителю, не спускавшего с посетителя злобных настороженных глаз. – Все в порядке, Сото. Оставь нас.

Узкоглазый телохранитель был явно не согласен с приказом хозяина, но повиновался с покорностью выдрессированного пса. Перед тем, как покинуть террасу, он одарил Карлоса недвусмысленным взглядом, который можно было истолковать как «запомни: если что-то случится, живым ты отсюда не уйдешь!»

Пока сеньор ди Алмейдо не выказал вслух закономерное любопытство, Гонсалес извлек из кармана служебное удостоверение и протянул его дону. Дон Диего с недоуменным выражением лица взял удостоверение, сначала посмотрел на три тисненых серебристых креста на обложке – отличительный знак командира отряда Охотников, – затем открыл документ и начал читать выполненные мелким шрифтом надписи, демонстрируя неплохое для пожилого человека зрение.

– Что все это значит? – спросил он дрогнувшим голосом. Державшая удостоверение неуверенная рука дона задрожала еще заметнее.

Глядя на видневшийся с террасы мутный Эбро, Карлос негромким голосом объяснил, зачем он прибыл и в чем подозревает дона ди Алмейдо Главный магистр епархии Гаспар де Сесо.

– Поверьте, я очень сожалею, сеньор. Надеюсь, что все это окажется досадным недоразумением, – нисколько не покривив душой, добавил Охотник в завершение.