Демон ветра Глушков Роман

Грузный дон зашевелился и с трудом поднялся из кресла, после чего, шатаясь, подошел к перилам террасы и встал рядом с Карлосом. Дыхание его было частым, а глаза остекленели, как у мертвеца.

– Ах, он сожалеет! – не проговорил, а скорее просипел дон полушепотом. Карлос убедился, что не ошибся: Диего ди Алмейдо находился в здравом уме и, хоть состояние его было крайне возбужденным, скандал закатывать старик не собирался. – Мерзавцы! Да как вы смеете! Я кто, по-вашему, – грязный отступник или протестант?!

– Сеньор, прошу вас: не следует так переживать по этому поводу. Уверен, ваше беспокойство излишне, – попытался утешить его Карлос. Он тоже чувствовал себя прескверно, но, разумеется, не так скверно, как дон ди Алмейдо. – Проедемте со мной и спокойно во всем разберемся. Подумайте о возможных слухах, если кто-либо из слуг вдруг прознает, кто я такой и зачем сюда прибыл.

– А если я откажусь, – поинтересовался дон, – вы что же, потащите меня силой? Ведь асьенда небось давно вами окружена, так ведь?

Карлос предпочел воздержаться от ответа, хотя мог бы ответить на оба вопроса утвердительно – он подстраховался на все случаи жизни, в том числе и на крайний.

Дон облокотился на перила и замолчал. Лицо его побледнело, на лбу выступил пот, но выдержка у дона была такая, что Карлос невольно проникся к нему еще большим уважением. Диего ди Алмейдо являл собой немощного старика, но характер его за последние три десятка лет, как выяснилось, изменений не претерпел. Глядя на пожилого сеньора, Гонсалес мимоходом подумал, что не отмени Пророк в свое время дуэли, Диего ди Алмейдо сражался бы на них и сегодня. Кто знает, возможно именно запрет дуэлей послужил первопричиной постигшей дона трагедии. Не имея сил мстить самостоятельно, он делает это посредством наемных убийц и черной магии.

Карлос терпеливо ждал. Прошло порядка четверти часа, прежде чем дон ди Алмейдо снова заговорил. Подавленное состояние его не улучшилось, но голос заметно окреп.

– Вы поступили очень благородно, Карлос, – произнес он еле слышно. – Вы не выманили меня из поместья ложным письмом и не стали публично заламывать мне руки. Вы не равнодушны к чести моей фамилии – это похвально. Скажу вам честно: я сроду не ожидал подобной учтивости от вашего брата. Будьте же и вы со мной честны: я чувствую, что больше никогда не вернусь в эти места… Не спорьте! Я не вернусь и потому хотел бы знать, кого следует за это благодарить. Ведь вы не явились бы сюда без веских свидетельств?

Быть полностью откровенным Карлосу не позволяли служебные инструкции, но даже не соблюдай он инструкций о неразглашении, вряд ли бы у него хватило мужества открыть дону ди Алмейдо правду о том, что его предал собственный сын. Есть в мире и такие мерзости, при виде которых теряют дар речи даже хладнокровные Охотники.

– Против вас имеется ряд заверенных свидетельских показаний, правдивость которых нам предстоит доказать либо опровергнуть. На ваш арест и дознание получена санкция свыше. – Это была вся информация, которую имел право сообщить подозреваемому Карлос.

– Спасибо и на том, – обреченно вымолвил дон. – Впрочем, я догадываюсь, чьих рук это дело, раз уж Его Наисвятейшество так быстро выдал вам санкцию. Без участия епископа Сарагосского здесь точно не обошлось – он был свидетелем нашей ссоры с Марко… Да, против таких свидетельских показаний защищаться нелегко… Что ж, следует понимать, Карлос, что без меня вы отсюда уже не уйдете… Ну, со слугами проблем нет – им я причины своего отсутствия объяснять не обязан, – а вот что я скажу секретарю и охране?..

– Прикажите им, чтобы оставались в асьенде до вашего возвращения и придерживались обычного в ваше отсутствие распорядка службы, – распорядился Гонсалес. – Объясните, что едете со мной в Мадрид к старому другу, у которого есть собственная охрана. Скажите это всем для вашего же блага.

Карлос не намеревался снимать наблюдательные посты от асьенды, где согласно доносу скрывался чернокнижник. Дабы не поднимать шумиху, Охотник планировал взять чернокнижника, как только он высунет нос за ворота. Матадор сомневался, что тот будет сидеть на месте в ожидании хозяина и не попытается разузнать в Сарагосе, куда увезли его благодетеля. Карлос лишь опасался, как бы чернокнижник не вздумал использовать для собственного передвижения помело, поскольку в таком случае его пришлось бы сбивать из скорострельной пушки.

– Плохая легенда. Боюсь, не поверят, и слухи все равно поползут, – горько усмехнулся Диего ди Алмейдо. – Но приказа они не ослушаются… Вы позволите мне только переодеться?

И дон демонстративно потрепал за лацканы свой потертый домашний халат.

– Конечно, сеньор…

За весь срок своей службы у сеньора ди Алмейдо Сото Мара еще никогда не оказывался в такой неопределенной ситуации. Относившийся к вопросам собственной безопасности крайне серьезно, сеньор никогда не пренебрегал рекомендациями старшего тирадора, и не было случая, чтобы дон покинул асьенду без надежной охраны. Но то, что произошло сегодня, выходило за рамки понимания Сото.

Беседа сеньора тет-а-тет с сыном старого друга закончилась примерно через сорок минут. Все это время Сото дежурил в ведущем на террасу коридоре, предварительно наказав тирадорам на стенах, с которых была видна восточная терраса, приглядывать издали за беседующими. Сам Мара готов был в любую секунду ринуться на зов сеньора, если этот Карлос Гонсалес рискнет-таки выкинуть какой-нибудь нехороший фокус. Сото надеялся, что так необдуманно прогнавший его с террасы сеньор успеет позвать на помощь.

Диего ди Алмейдо появился в коридоре вместе с гостем и сразу же направился к старшему тирадору. Сото немало удивился тому, что сеньор уже успел переодеться, сменив свой неизменный домашний халат на парадный сюртук, увешанный правительственными наградами, какими сеньора изредка награждали в честь больших праздников. Была среди наград и парочка памятных медалей Пророка – вино из лучших виноградников ди Алмейдо издавна ценилось Его Наисвятейшеством и Апостолами, которые понимали толк в данном вопросе. Обычно сеньор надевал парадный сюртук лишь по торжественным случаям, и что толкнуло его на это сегодня, Сото объяснить затруднялся. Гонсалес следовал за хозяином с бесстрастным лицом, будто бы он теперь являлся телохранителем дона Диего, а Сото Мара был только что снят с должности.

– Я уезжаю на несколько дней, – холодно произнес дон, глядя на Сото. Казалось, что сеньор разговаривал вовсе не с ним. – Охрана мне не нужна – у моего друга есть собственная. Вы остаетесь в асьенде и несете службу как обычно.

– Извините за нескромность, сеньор, но я все-таки настаиваю на том, чтобы поехать с вами, – постарался Сото воззвать к голосу разума дона ди Алмейдо, хотя и подозревал, что при таком подавленном состоянии сеньора «достучаться» до него будет нелегко. Что же такое произошло за закрытыми дверьми террасы, после чего дон Диего стал просто на себя не похож?

– Это приказ! – отрезал дон. Глаза его потухли, словно в тот день, когда скончалась сеньора. И вдруг в них зарделись робкие искорки, а затем дон ни с того ни с сего вымолвил: – А дабы не слонялись без дела, займитесь наконец решетками в спальне. Я давно говорил, что их пора переделать – окна совсем не открываются. И чтобы к моему приезду… – голос дона сорвался и зазвучал еле слышно, – все было готово…

Искорки в глазах Диего ди Алмейдо погасли, а взгляд снова остекленел.

– Как прикажете, сеньор, – с плохо скрываемым недовольством ответил Сото и посмотрел на Карлоса. Новый «друг» сеньора его телохранителю откровенно не нравился. То, что Гонсалес принес дурные вести, было очевидно. То, что он так легко убедил мнительного хозяина отказаться от охраны, настораживало и пугало. И то, как Карлос посматривал на Мара, нельзя было назвать простым любопытством гостя при виде экзотической внешности старшего тирадора; больше смахивало на «погоди, я до тебя доберусь!».

Но на приказ, каким бы спорным он ни казался, Сото возражать не посмел.

– Сеньор, скажите хотя бы, куда вы направляетесь! – с мольбой в глазах попросил Мара.

Ди Алмейдо зачем-то покосился на Карлоса, что также было воспринято Сото как плохой признак, и ответил:

– У меня появились неотложные дела в Мадриде. Как все улажу, так вернусь. Беспокоиться не о чем… А теперь мне пора. И не вздумайте опять забыть про решетки в спальне. Quedais con Dios![4]

Сото проводил хозяина и Гонсалеса до ворот, вместе с остальными недоумевающими тирадорами проследил, как синьор уселся в «Сант-Ровер» Карлоса, и они уехали в направлении Сарагосы. За все это время дон не только не произнес ни слова, но даже мельком не взглянул ни на кого из тирадоров. Он лишь угрюмо смотрел перед собой да морщился, словно у него снова разыгралась его застарелая язва.

Сото подождал, пока «Сант-Ровер» тронется, затем подозвал одного из тирадоров, после чего велел ему взять в гараже легкий мотоцикл и, не привлекая внимания, следовать за автомобилем Карлоса до тех пор, пока тот не прибудет на место назначения. Далее следопыт обязан был вернуться и доложить, где именно в Мадриде остановился сеньор. Выпускать беглого хозяина из поля зрения Сото не собирался; для чего он вообще тогда занимал при нем должность старшего тирадора?

Отослав соглядатая, озадаченный Мара незамедлительно отправился к бойцам, которые несли вахту на стене близ восточной террасы.

– Да ничего особенного не происходило, – доложили те. – Сеньор и гость просто стояли у перил и беседовали. Потом сеньор удалился в спальню и переоделся, а гость дожидался его на террасе. Затем они прошли в дом…

«Прошел в спальню и переоделся… – размышлял Сото, следуя по аллее обратно к дому. – Прошел в спальню… В спальню… Точно: спальня! Надо в ней решетки на окнах переделать… Однако странная просьба перед отъездом. Очень странная…»

Не далее как месяц назад старший тирадор устраивал тотальную проверку всех систем безопасности и лично осмотрел все решетки в доме. В том числе и в спальне. Ни одна из решеток не мешала открыванию окон, поскольку делал их лучший кузнец Сарагосы Гедеон Лурье после того, как собственноручно снял все замеры. Действительно, странная просьба. Такая же странная, как и срочный отъезд сеньора.

Обеспокоенный управляющий асьенды засыпал Мара расспросами – хозяин покинул резиденцию столь поспешно, что не оставил слугам никаких распоряжений. Сото поведал управляющему все, что знал (естественно, без посвящения того в свои подозрения), и сказал, что согласно распоряжению сеньора намерен осмотреть окна его спальни. Управляющий, разумеется, не возражал.

Спальня имела две двери: одна выходила в коридор, вторая – на террасу. Перед тем как войти в спальню, Сото исследовал место, где беседовали дон Диего и его гость, но, как и ожидал, ничего подозрительного не обнаружил. Разве что Гонсалес даже не прикоснулся к вину, однако это ни о чем не говорило.

Горничная прибрала в спальне еще утром; единственной деталью беспорядка являлся брошенный хозяином на кресло халат. Сото подошел к окну, но едва взялся за ручку рамы, чтобы удостовериться в ее неисправности, как тут же увидел лежащий на подоконнике сложенный лист бумаги. Мара никогда не интересовался чужими письмами, но на это нельзя было не обратить внимания: на нем крупными печатными буквами было написано имя старшего тирадора. Послание было предназначено Сото – безусловно! – и странное распоряжение дона о проверке решеток наверняка являлось лишь указанием на письмо.

Но к чему подобная конспирация в собственном доме?

Грудь Сото сдавило от нехорошего предчувствия. После появления в асьенде загадочного и зловещего Гонсалеса сеньора словно подменили. Кто знает, может быть, приключились неприятности у его сына: Рамиро похищен и за него требуют выкуп, а Карлос лишь посредник…

Все должно было прояснить это письмо.

Сото опасался, как бы в спальню некстати не заглянула горничная и не застала его читающим втихаря бумаги сеньора (не будешь же ей объяснять, что послание предназначено тебе!), поэтому сунул письмо за пазуху и спешно покинул дом. Больше здесь делать было нечего – решетки и рамы находились в полном порядке.

По пути ко флигелю Мара так и подмывало перейти на бег, но со всех сторон на него смотрели прислуга и тирадоры. Вести себя следовало естественно, дабы не породить лишние кривотолки, которые в связи с внезапным отъездом хозяина и без того уже поползли по асьенде.

Сото прикрыл дверь флигеля и сразу же выхватил из-за пазухи письмо, будто это была не бумага, а раскаленный лист жести.

Знаменитого, каллиграфически безупречного почерка сеньора в письме не наблюдалось. Бумагу испещряли торопливые каракули, в которых Мара разобрался с большим трудом.

«Мой верный слуга Сото! – говорилось в послании. В своих обычных письменных приказах дон никогда не обращался к старшему тирадору столь почтительно. – Прежде чем читать это, убедись, что поблизости никого нет, и храни все написанное здесь в тайне – так надо. Я угодил в большую беду. Гонсалес – Охотник. Он пришел предъявить мне ордер на арест. Меня отправляют в Мадридский магистрат на проведение инквизиционного дознания. Похоже, кто-то из нашего епископата донес на меня, иначе эти крысы из Корпуса никогда не осмелились бы на такое. Помоги мне, Сото. Срочно отправляйся в Мадрид и встреться с моим сыном. Пусть Рамиро потревожит моих старых друзей, в чьих силах заступиться за меня или хотя бы избавить меня от дознания. Рамиро знает, к кому обратиться. Я рассчитываю на тебя, Сото. Спасибо тебе за все, и помни мои слова – ты достоин своих предков»…

Перед Сото открылась душераздирающая истина. Она едва не сбила его с ног, поэтому последующие несколько минут он просто сидел и приходил в себя. Мысли роились в голове одна другой страшнее, но порядка в них не было никакого. Однако мыслить сейчас следовало как никогда быстро и хладнокровно.

Как ответственный за безопасность хозяина, Сото допустил катастрофическую ошибку. И пусть противостоять Охотникам он все равно бы не сумел, ему было вполне по силам эвакуировать сеньора в безопасное место, откуда тот воспользовался бы своими знакомствами и, возможно, устранил проблему.

Ничего этого Сото не сделал, поскольку все произошло в тайне от него. Но как бы то ни было, он отвечал и отвечает за безопасность сеньора, а потому вину за произошедшее слагать с себя не намерен. Не успев спрятать сеньора от Охотников, Мара теперь в лепешку разобьется, но выполнит его просьбу… Не просьбу – приказ! Просьбы в такой ситуации неуместны. Сото найдет Рамиро и сделает это уже завтра утром. Ведь кому, как не Рамиро с его связями, заниматься спасением отца.

Сото отправляется в Мадрид незамедлительно…

Мара срочно отыскал самого опытного из своих тирадоров Пипо по прозвищу Криворукий. В отсутствие старшего тирадора Пипо всегда выполнял его обязанности. Сото сказал Криворукому, что уезжает на несколько дней, дабы заняться кое-какими поручениями, возложенными на него незадолго до стихийного отъезда сеньора. Пипо не удивился – частые отлучки Мара были в порядке вещей, а отлично вышколенная им охрана вполне способна несколько дней обойтись и без старшего. Сото не стал передавать через Пипо инструкции отправленному вслед за хозяином соглядатаю, поскольку надеялся перехватить его по дороге лично – посыльного следовало предупредить, чтобы помалкивал о том, куда доставили дона ди Алмейдо.

Сото заправил байк под горловину бензобака и, прихватив кое-что из своего удобного для ношения под одеждой оружия, покинул асьенду уже в сумерках. Ездить в потемках Мара не особо любил, но ждать до утра он был не вправе. Каждая минута промедления означала лишнюю минуту тяжких мучений пожилого сеньора, для которого и обычная ходьба по лестнице давно превратилась в муку.

Погруженный в мрачные мысли, Сото выехал на дорогу, что пролегала рядом с асьендой, огибала Сарагосу и шла прямиком на Мадрид. Тусклый дрожащий свет мотоциклетной фары с трудом освещал путь и заставлял в темноте даже неглубокие выбоины казаться чуть ли не канавами. Мерный рокот четырехцилиндрового двигателя, за недюжинную мощь которого Сото прозвал свой байк «Торо», немного успокаивал вздыбленные нервы ездока. Выстреливающие из-под покрышек камни резко стучали по щитку картера. Путь предстоял неблизкий, но Мара помнил его наизусть, так что сюрпризов никаких не ожидал…

…И потому их появление было вдвойне неожиданным. Сото не провел в седле и получаса, как, вынырнув из мрака, его настиг громадный внедорожник с затемненными фарами. Джип шутя обогнал мотоциклиста, ушел в небольшой отрыв, но вскоре резко затормозил и перегородил дорогу поперек. Мара вынужден был тоже сбросить газ и остановиться, хотя делать это очень не хотел.

О том, кто перекрыл ему путь, Сото догадался, когда фара Торо осветила внедорожник и рисунок на его дверце. На «Хантерах» в Святой Европе ездили лишь Охотники Инквизиционного Корпуса, о чем лишний раз свидетельствовал красующийся на автомобиле герб их зловещего Братства.

Дверцы «Хантера» распахнулись, и из него выпрыгнули два Охотника в кожаных плащах и серых беретах. Оба сжимали в руках помповые карабины, нацеленные на мотоциклиста. Сото не выключал двигатель, все еще надеясь, что произошло недоразумение и он не тот, кто нужен этим серьезным парням, что могут безнаказанно пристрелить любого, даже за непроизвольно резкое движение.

– Глуши мотор! – рявкнул один из Охотников, качнув для пущей убедительности стволом карабина. – Быстрее!

Сото подчинился, щелкнул тумблером зажигания, после чего единственным источником света в округе остались затемненные фары стоявшего поперек дороги «Хантера». Впрочем, темнота продержалась недолго: не успел еще тирадор к ней привыкнуть, как в лицо ему ударил слепящий луч аккумуляторного фонаря – немыслимо дорогой игрушки, доступной опять же лишь Охотникам и представителям прочих силовых структур. Сото зажмурился и прикрыл глаза рукой.

– Подними руки! – крикнул держащий фонарь Охотник, а второй, не опуская карабина, приблизился к задержанному и рассмотрел его с близкого расстояния.

– Он? – спросил напарника Охотник с фонарем.

– Он самый! – довольно проговорил тот. – Чуть не удрал! Тот придурок на «трещотке», которого днем повязали, таким его и описывал…

«Значит, Рауль до Мадрида не добрался…» – с сожалением подумал Сото о посланном им за сеньором соглядатае.

– Руки за голову! – приказал Охотник с карабином. – Медленно слезай на землю и становись на колени! Дернешься, и тебе конец!

В действительности все оказалось гораздо хуже, чем до этого представлял себе Сото. Охотники не просто арестовали сеньора, но и обложили асьенду. К тому же, исходя из случайно оброненной ими фразы, их по какой-то причине интересовала личность старшего тирадора дона ди Алмейдо. Видимо, этим и объяснялось пристальное внимание Гонсалеса к Мара. Сото тоже был обречен на арест, а парни в серых беретах только и ждали, когда он покинет асьенду, чтобы проделать все без лишнего шума.

Сото совершил на своем веку немало беззакония, причем такого, за которое ему давно светила виселица, но он никогда еще не вступал в открытый конфликт с Инквизиционным Корпусом. Однако правильно говорили люди: сколько веревочка ни вейся, конец найдется все равно. Наивный Мара, он считал, что в его силах предусмотреть все до мелочей, поэтому злодеяния будут сходить ему с рук постоянно. Две прямые, два пути – путь Сото и путь тех, кто всегда ему незримо противостоял, – наконец-то пересеклись…

Схватка была неизбежна – тирадор не мог позволить себе угодить в лапы недругов, не выполнив приказа. Сото ничем не выказал, что готов к схватке, лишь внимательно наблюдал за противниками, которые считали, что контролируют ситуацию, и потому вели себя достаточно самоуверенно. В этом заключается слабое место многих представителей силовых структур: редко кто осмеливается бросать им вызов без оружия в руках; отсюда и вытекает заблуждение Охотников в собственной непобедимости.

Вместо того чтобы дожидаться, пока задержанный опустится на колени, Охотник с карабином закинул оружие за плечо и, понадеявшись на прикрытие товарища, полез в карман, очевидно за наручниками. За ними или нет, Сото не выяснил, поскольку, едва он сошел с мотоцикла, в один прыжок очутился рядом с Охотником и нанес ему молниеносный удар кулаком в голову. Тот самый коронный удар, который был опробован им в юности на турнирном бойце Бенни-Плетке.

То, что сработало на матером рукопашнике, на человеке, привыкшем больше воевать винтовкой, нежели кулаками, сработало и подавно. Охотник без чувств растянулся в пыли, так и не вынимая руки из кармана. Сото тем временем резво отпрыгнул в сторону, заботясь, чтобы выстрел другого Охотника случайно не зацепил ни его, ни Торо.

Второму Охотнику пришлось спешно стрелять из карабина одной рукой, так как в другой он удерживал фонарь, который отбросить даже не подумал: разобьется – не расплатишься. Карабин весил немало, и выстрел получился неприцельным. Тяжелая пуля рассекла воздух в метре от головы Сото и угодила в скалу, потом с противным звуком срикошетила от нее и унеслась в неизвестном направлении. Передернуть заряжающий механизм помповика одной рукой было для Охотника весьма проблематично, впрочем, он все равно не успел бы этого сделать – рядом с ним уже находился Мара с занесенным для удара кулаком…

Охотник зря переживал за свой фонарь – упав на землю, тот нисколько не пострадал. Чего нельзя было сказать о его хозяине, на время потерявшем сознание и навсегда – передние зубы. Замерев над телом поверженного противника, Сото обвел взглядом освещаемое уцелевшим фонарем поле боя, после чего посмотрел на свой кулак, поморщился и лизнул рассеченные о зубы Охотника костяшки. Бросить вызов самым грозным врагам в Святой Европе оказалось не так уж и сложно…

Ближайшие полчаса Охотники в себя не придут – это точно, убойную силу своего неотъемлемого оружия Сото Мара изучил неплохо. Но дабы перестраховаться, он открыл капот «Хантера» и вырвал из двигателя провода зажигания. Неплохо было бы вдобавок также слить ценный бензин, но бак у Сото был полон, да и драгоценное время терять не хотелось. К тому же, того и гляди, из-за поворота вырулит грузовик торговца или нарисуются собратья этих неудачников.