Тень греха Картленд Барбара
Разумеется, леди Имоджен не была довольна нынешним своим положением. Она стремилась замуж, но граф, готовый дать многое, именно в этом на уступки идти не желал.
Тем не менее леди Имоджен не отступала и продолжала идти к цели с завидной настойчивостью и упорством.
Иногда даже казалось, что она вознамерилась добиться цели самым простым способом — склонив на свою сторону общественное мнение.
На многочисленные измены и порочные связи в высшем свете предпочитали смотреть сквозь пальцы, но откровенных скандалов старались не допускать.
Граф подозревал, что Имоджен пытается заманить его в ловушку, поставить в положение, когда у него останется лишь один выход: предложить руку и сердце, если только он не захочет выставить себя мерзавцем, опорочив ее доброе имя.
Только Имоджен, размышлял он, входя в Серебряную гостиную, могло хватить наглости заявиться к неженатому мужчине одной, без какого-либо сопровождения.
Только она могла смотреть на него вот так, бесстыдно и дерзко, не скрывая огня в глазах, призывно приоткрыв губки.
— Вы совсем забыли о моем существовании, — проворковала она низким, чуть хрипловатым голосом.
— Меня не было в Лондоне, — ответил граф с раздражением — ему уже надоело объяснять причины своего отсутствия.
— Да, я слышала, — протянула леди Имоджен. — Вас так не хватало на балу у Фицджеральдов.
— Я не пошел бы туда, даже если бы остался в Лондоне.
— Они вас ждали.
— Не они одни.
Он остановился, но гостью это не смутило — она подошла к нему сама.
— Я всегда жду вас, но в последнее время вы как будто избегаете моего общества.
Граф сделал шаг в сторону и, протянув руку, дернул за шнур колокольчика.
— Желаете чаю? Я, пожалуй, выпью.
Дверь открылась почти мгновенно, и, пока он отдавал распоряжения, леди Имоджен опустилась на золоченый стул, верно рассчитав, что он послужит подходящим фоном для ее зеленого платья и широкополой шляпки с перьями.
Ее огненно-рыжие волосы местами отливали золотом, а глаза под длинными темными ресницами насыщенностью цвета соперничали с изумрудом.
Едва ли не все лучшие живописцы Англии запечатлели леди Имоджен на своих портретах, провозгласив ее самой прекрасной моделью после Эммы Гамильтон, бессмертие которой даровал великий Ромни[10].
— Я хочу поговорить с тобой, Видал.
Прозвучавшие в ее голосе интимные нотки не обещали графу ничего хорошего, но тут дверь снова открылась.
— А вот и чай! — воскликнул он с облегчением.
Дворецкий, по-видимому, заранее предвидел такое развитие ситуации, а потому появился в сопровождении сразу трех лакеев.
Перед гостьей поставили поднос с сэндвичами, кексами и печеньем. Сам же граф предпочел бокал кларета.
Прислуга удалилась, и он, пока леди Имоджен наливала чай, попытался перехватить инициативу.
— Тебе не следовало приходить сюда, и ты прекрасно это знаешь.
— Когда мы познакомились, ты сам просил меня об этом, — напомнила она.
Возразить на это было нечего, и граф промолчал.
В те первые дни знакомства страсть захватила их с такой силой, что они забыли о приличиях и преступили все барьеры.
Из всех знакомых женщин Имоджен была, пожалуй, самой горячей, самой неукротимой и самой ненасытной в любовных утехах.
Порой она напоминала тигрицу, и теперь, глядя на нее, граф мысленно повторял сказанное кем-то: «Огонь, что светит слишком ярко, быстрее гаснет».
Правда, как он тут же напомнил себе, если его огонь уже погас, то избавиться от обжигающего пламени Имоджен так просто не удастся.
— Я хочу поговорить с тобой, — повторила она, сделав глоток китайского чая, — потому что, Видал, люди уже сплетничают о нас. По Лондону ходят слухи…
— И что же тут такого необычного? — пожал плечами граф. — О тебе судачат с тех самых пор, как ты вышла из пансиона, а обо мне говорят лишь те, кому не о чем больше поболтать.
— Люди говорят о нас, о тебе и обо мне. И я полагаю, дорогой Видал, что нам нужно что-то с этим делать.
Взгляд, которым сопровождалось это заявение, не оставлял сомнений в ее намерениях.
Граф вздохнул.
Он до последнего надеялся, что Имоджен, заметив его сдержанность и невнимание в последние недели, правильно оценит положение и поймет, что отношения, ставшие, несомненно, приятным эпизодом как в его, так и в ее жизни, закончились.
Именно эпизодом и ничем другим. Никакое продолжение в его планы не входило.
Тем не менее граф, как и все мужчины, старался избегать сцен с выяснением отношений и не хотел облекать в слова то, что другая, более чуткая и впечатлительная женщина поняла бы сама, без объяснений.
— А теперь послушай меня, — начал он, но тут дверь снова открылась. — Я…
— Мисс Селеста Роксли, милорд, — объявил дворецкий, и граф, осекшись на полуслове, изумленно уставился на еще одну гостью.
Застывшая на пороге Селеста походила на испуганную девчушку.
Он поднялся, и новая гостья несмело шагнула к нему. Тут только граф заметил, что руки ее дрожат, а лицо белое как мел.
— Какой сюрприз, мисс Роксли, — вежливо проронил он. — Что ж, добро пожаловать в Мелтам-Хаус.
Селеста присела в реверансе и, с явным усилием выпрямившись, произнесла:
— Нельзя ли… Я бы хотела… Если можно, поговорить с вашей светлостью… Наедине. Я должна попросить вас…
— Конечно, — согласился граф. — Но сначала садитесь и выпейте чаю, хорошо? Имоджен, позволь представить тебе мисс Селесту Роксли.
Мисс Роксли — леди Имоджен Беррингтон.
Имоджен лишь едва заметно наклонила голову, словно нарочно желая задеть Селесту, которая смущенно сделала еще один реверанс, после чего робко опустилась на самый краешек стула.
Лакей уже принес вторую чашку, и леди Имоджен налила бедной девушке чаю.
— Вам с молоком и сахаром? — поинтересовалась она тоном отравительницы, предлагающей мышьяк.
— Нет, спасибо, — едва слышно пробормотала Селеста.
Лакей принял у леди Имоджен чашку и передал мисс Роксли, которая взяла ее с таким растерянным видом, словно не знала, что с ней делать.
От предложенных сэндвичей и кекса она отказалась.
— Признаться, не ожидал увидеть вас в Лондоне, — сказал граф, не дождавшись продолжения.
— Да… То есть… Нет.
— Насколько я могу судить, мисс Роксли в городе впервые, — многозначительно заметила леди Имоджен.
Ей хватило одного беглого взгляда, чтобы оценить и простое, совершенно не модное платье, сшитое Наной, и безыскусную шляпку, отделанную голубыми ленточками.
— Вы, наверное, слышали, — обратившись к леди Имоджен, сказал граф, — о моем недавнем приобретении. Довольно милое строение, в котором когда-то помещался монастырь. От Лондона рукой подать, не более двух часов, и, поскольку поместье расположено по дороге в Дувр, я решил, что оно может оказаться весьма кстати.
— Разумеется! — воскликнула леди Имоджен. — Как удобно! Мы могли бы принимать гостей по субботам и воскресеньям или даже устроить бал. Подумай сам, как было бы забавно. Монастырь! Все приехали бы в маскарадных костюмах! — Она рассмеялась с принужденной веселостью. — Я бы с удовольствием оделась домашним привидением — там обязательно должен быть призрак! — вся в белом, с крестом из кроваво-красных рубинов, если, конечно, ты мне его подаришь!
Улыбнувшись игриво графу, леди Имоджен повернулась к Селесте:
— Мы подумаем, чем развлечь гостей. У нас с графом так много чудесных идей. Обычные приемы так скучны! Вы не находите?
— Я… я не бываю на приемах, — ответила Селеста.
— Нет? — Леди Имоджен удивленно вскинула брови.
И тут же, словно демонстрируя полнейшее безразличие к гостье, вновь повернулась к графу:
— Я должна сама посмотреть на твое новое приобретение. Сейчас же, Видал! Когда ты отвезешь меня в Монастырь?
— Отправляться туда в ближайшее время я не собираюсь, — холодно ответил граф. — Мисс Роксли, если вы закончили, может быть, пройдете со мной в библиотеку?
Селеста быстро отставила чашку и блюдце и торопливо поднялась.
— Я тебя подожду, — негромко сказала леди Имоджен.
— В этом нет необходимости. До обеда мне еще нужно написать несколько писем. До свидания, Имоджен.
— Тогда увидимся завтра вечером, на твоем балу. Мы все ждем его с нетерпением. Ты наверняка пожелаешь, чтобы я помогла с подготовкой…
— В этом тоже нет необходимости, — отрезал граф. — Все приготовления уже закончены, а завтра, как тебе прекрасно известно, я буду на коронации.
— Ну конечно! Как я могла забыть. Мы же все будем в аббатстве! — воскликнула леди Имоджен. — Такая скучная церемония. Пожалуйста, Видал, улыбнись мне.
Граф промолчал и, повернувшись, проследовал за Селестой. Открыв перед ней дверь, он уже собирался выйти, когда Имоджен схватила его за руку и потянула назад, в гостиную.
— Кто эта молочница, Видал? — понизив голос ровно настолько, чтобы ее слышала оставшаяся в холле Селеста, осведомилась она. — Ты когда-нибудь видел платье из марли? Разве что в лавке какого-нибудь старьевщика. А шляпка? Такую только горничной пристало носить. Что с тобой, дорогой? Теряешь вкус? Не нашел ничего лучше?
Граф молча отвел вцепившуюся ему в локоть руку и, ничего не сказав, вышел в холл, где ждала его Селеста, и сердито захлопнул за собой дверь.
Он взял гостью под руку и повел по длинному коридору в библиотеку, где обычно занимался делами.
Она сильно отличалась от библиотеки в Монастыре, но атмосфера здесь была теплее и дружелюбнее, чем в гостиной.
Лакей распахнул дверь, и Селеста, все еще дрожа, переступила порог.
Она, конечно, слышала нелестный отзыв о себе леди Имоджен, но оскорбительные слова почему-то никак ее не задели — сейчас это было не важно.
Гораздо больше сказанного чужой, незнакомой женщиной ее тревожило то, ради чего она приехала к графу и о чем собиралась его попросить.
В то же время Селеста не могла не думать, что предложение, сделанное им в Монастыре, было не более чем шуткой.
Та красивая, утонченная, изысканная дама, фамильярно разговаривавшая с ним в гостиной, куда больше отвечала его вкусам и запросам.
Никогда, даже в самых смелых мечтах, Селеста не могла представить, что есть на свете женщины столь красивые, ухоженные и элегантные.
С этой мыслью она повернулась к графу. Глаза на ее бледном, встревоженном лице казались неестественно большими, в них застыла мольба.
— Что случилось? — спросил он. — Что вас так расстроило?
— Я пришла, чтобы просить вас… о помощи. Знаю, это… неправильно, но мне некуда больше пойти и не к кому обратиться, кроме вас.
Голос ее дрогнул, и граф подумал, что она вот-вот расплачется.
— Что случилось? — повторил он.
— Джайлс… мой брат… в тюрьме, — едва слышно пробормотала Селеста.
Глава четвертая
Рано утром Селесту разбудила Нана, вошедшая в комнату с письмом в руке.
— Просыпайтесь, мисс Селеста! — Служанка развела шторы на окне. — Внизу человек, он доставил письмо от сэра Джайлса. Говорит, дело важное.
— Письмо? От Джайлса? — заволновалась Селеста, спуская ноги с кровати, и протянула руку к письму, мятому и не совсем чистому, как если бы его долго носили в кармане.
— Поверить не могу. — Нана покачала головой. — Он потребовал от меня соверен за доставку! — Должно быть, какая-то ошибка!
— Нет. Говорит, что согласился, как он выразился, «претерпеть немалые неудобства», только потому что сэр Джайлс пообещал заплатить. И что заплатим мы.
— Джайлс, должно быть, рехнулся, если думает, что у нас есть такие деньги! — возмутилась Селеста. — Ты ведь сказала ему, что и пяти пенсов уже слишком много?
Служанка промолчала.
— Ты заплатила? — тоном обвинителя произнесла девушка.
— Но оно же от мастера Джайлса. — Нана стыдливо опустила голову. — И тот человек думает, что дело срочное, что у сэра Джайлса большие неприятности. Я так волнуюсь…
Селеста открыла письмо и, пробежав глазами по строчкам, убедилась, что Нана нисколько не ошиблась.
Я в тюрьме Флит за долги. Немедленно приезжай и привези все деньги, какие только найдешь. Поторопись, Селеста. Ради бога, поторопись.
Джайлс
Не веря собственным глазам, она прочитала письмо еще раз и, поймав настороженный взгляд стоявшей в изножье кровати Наны, протянула листок ей.
— Ох, мой мальчик… Мой малыш… — запричитала старая служанка. — Мисс Селеста, нам нужно ехать туда без промедления. Как можно скорее, прямо сейчас.
— Разумеется, — согласилась, спрыгивая с кровати, девушка. — Конечно. Вот только денег у нас совсем мало.
Эти опасения подтвердились в полной мере, когда Селеста, собрав все до последнего пенни, получила сумму, лишь на пару шиллингов превышавшую три фунта.
Она знала, что Нана вот уже несколько месяцев расходует свои сбережения, и умоляла ее не делать этого, но, когда на столе появлялись такие деликатесы, как цыпленок или нога ягненка, понимала, что служанка снова заплатила за них из собственных средств и что при недельном бюджете менее одного фунта рассчитывать на что-то подобное не приходится.
Судя по всему, Нана обманывала ее и с ценами на ткани, из которых шила платья для юной хозяйки.
— Не может такого быть, чтобы ярд этого материала стоил всего шесть пенсов! — восклицала она после очередной покупки.
И хотя Нана никогда не признавалась и стойко стояла на своем, Селеста подозревала, что если ей ткань досталась по шесть пенсов, то еще несколько монет служанка добавила из своего кармана.
Так или иначе, им оставалось только постараться как можно скорее попасть в Лондон.
Первая почтовая карета из Дувра проходила через деревню в половине одиннадцатого, и обе женщины появились в служившем остановочным пунктом «Синем кабане» всего за пять минут до прибытия экипажа.
Им кое-как удалось втиснуться в карету, и путешествие до столицы оказалось в высшей степени неудобным и малоприятным.
Конечной остановкой был «Белый медведь» на Пикадилли, где кучер объявил, что дальше не поедет, после чего Нана с Селестой потратили еще несколько минут на обсуждение дальнейшего маршрута. Тюрьма на Флит-стрит находилась между Ладгейт-Хилл и Флит-лейн.
В конце концов, понимая, что лишние расходы им совсем ни к чему, Селеста все же взяла наемный экипаж.
Услышав адрес, возница недоуменно воззрился на нее.
— Вы же вроде бы не из тех дамочек, что ездят в тюрьму, — заметил он.
— Тем не менее именно туда мы желаем поехать, — твердо сказала Селеста.
Она даже хотела отпустить экипаж по прибытии, но, обнаружив, что тюрьма расположена на территории рынка, быстро передумала.
Крики носильщиков, запах гниющих овощей, мусор на дороге, грязь и грубость навели ее на мысль, что найти другую карету после посещения Джайлса будет не так-то просто или даже невозможно.
Высокие стены, зарешеченные окна, общая атмосфера уныния и подавленности еще более омрачили настроение обеих женщин, живо представивших, в каких условиях содержится Джайлс.
Хмурый надзиратель спросил, по какому делу они пришли, и, услышав имя сэра Джайлса Роксли, кивнул.
— Должно быть, он на той стороне, что для господ.
За дверью посетительниц встретило мерзкое зловоние длинного каменного коридора с переполненными камерами по обе стороны.
Едва Селеста и Нана последовали за надзирателем, их захлестнули непристойные выкрики хлынувших к решеткам заключенных.
Казалось, сама красота и юный возраст Селесты поощряли их соревноваться в грубости, оскорблениях и гнусных предложениях.
Некоторые из обитателей камер были полураздеты, но еще более девушку поразил тот факт, что на соломе и грязных постелях валялись женщины в пестрых дешевых платьях или даже совсем без одежды.
Хватало здесь и детей, и людей как будто бы посторонних, скорее всего посетителей, с равнодушным видом переходивших от камеры к камере и, казалось, вовсе не обращавших внимания на жуткий шум.
Пройдя через ту часть тюрьмы, где содержались должники победнее, не сумевшие заплатить вовремя за жилье, они попали в другую половину, так называемую «господскую сторону». В каждой камере здесь сидело по одному или по двое узников.
Наконец надзиратель открыл дверь тесной комнатушки, в которой не было никого, кроме Джайлса.
Звякнули ключи. Молодой человек повернул голову и, узнав сестру, не вполне уверенно поднялся на ноги.
— Как же ты долго! — недовольно проворчал он, с трудом ворочая языком.
Селеста в ужасе уставилась на брата.
Выглядел он и впрямь в высшей степени непрезентабельно: щеки поросли щетиной, шейный платок измят, модного кроя сюртук покрыт пятнами непонятного происхождения, а штаны, некогда бывшие бледно-желтыми, посерели от грязи.
В углу, около неприбранной кровати, валялись пустые бутылки из-под джина и бренди.
В затхлом воздухе висел тяжелый запах.
— Мастер Джайлс… Да что же такое? Не может быть! — воскликнула дрожащим голосом Нана.
— Господи, а ее-то ты зачем притащила? — нахмурился Джайлс.
— Я не пришла бы сюда одна, — ответила Селеста. — И мы выехали сразу же, как только получили твое письмо сегодня утром.
— Чтоб ему провалиться! Лживая свинья! — вскипел Джайлс. — Он обещал доставить письмо еще на прошлой неделе!
— Ты здесь так долго? — Селеста с ужасом обвела взглядом тесное помещение.
— Десять дней. А уж место это такое, что ближе к аду на всем белом свете не сыскать.
— Я вижу.
— Ты принесла деньги? — перешел к делу Джайлс.
— Боюсь, их слишком мало. — Селеста достала кошелек. — И…
К ее полнейшему изумлению, Джайлс выхватил кошелек у нее из рук и, пошатываясь, направился к двери.
— Эй, выпусти меня! — крикнул он, подзывая надзирателя. — Мне надо в «Свисток».
— Так я и думал. Куда ж еще податься благородному джентльмену, коль скоро денежки завелись.
Надзиратель открыл камеру, и Джайлс поспешно вышел и исчез за углом коридора.
Нана вытерла глаза носовым платком.
— Как же такое могло случиться? Ваш бедный батюшка в гробу бы перевернулся, если б узнал, что тут делается.
— Ладно, давай хотя бы приберем тут немного, — предложила Селеста.
Увиденное ужаснуло ее так же, как и Нану, но она понимала — проливать слезы и предаваться горю бесполезно, и Джайлсу это точно не понравится.
Как и во всех долговых тюрьмах, заключенных здесь не обеспечивали ни мебелью, ни постельным бельем, и они должны были заботиться обо всем этом сами.
Обнаружив на кровати мятые засаленные простыни, Нана огляделась с таким видом, словно рассчитывала найти в вонючей камере свежее белье на смену.
Пока старая служанка занималась постелью, Селеста собирала раскатившиеся по полу бутылки и ставила их в угол.
Судя по всему, Джайлс не прекращал пить до самого прихода сестры, но сейчас бутылки были пусты. Селеста подумала, что брат отправился в «Свисток» за горячительным.
Вообще-то спиртное в тюрьме дозволялось только по предписанию доктора, но, разумеется, запрет этот никогда не соблюдался и существовал только на бумаге.
Алкоголем торговали из-под полы в особых камерах. Обычный пьянчуга, просивший выпить, уходил с пустыми руками, но тот, кто подавал условный знак, посвистев определенным образом, неизменно получал заветное зелье.
Также была в тюрьме и кофейня, где арестанты с деньгами могли вполне сносно питаться.
Тем не менее подавляющее большинство местной публики жило впроголодь и могло рассчитывать только на те жалкие пайки, которые выдавали им надзиратели, всячески запугивавшие бедных горемык.
Существовала также система условного освобождения для тех, кто выплачивал комиссию в размере пяти процентов от суммы долга. Условно освобожденный пользовался относительной свободой в пределах Флита, включая трактир «Белль Саваж», где подавали хороший эль.
В обществе много говорили о заведенных в тюрьме порядках и методах управления, которые называли позором для Лондона. В 1819 году палата общин даже провела расследование, по материалам которого был составлен и опубликован доклад.
Согласно этому докладу, в тюрьме было 109 камер, в том числе 89 двухместных и 3 одноместные, узкие и с низким потолком, одна из которых досталась Джайлсу.
Содержание каждой камеры обходилось в треть пенса в неделю. Плата взималась поквартально, и тот, кто не мог уплатить требуемую сумму, переводился из двухместной в общую, где содержалось по семь-восемь человек.
Селеста этого не знала, но во время ее посещения за каменными стенами находилось 209 заключенных. Должности врача штатное расписание не предусматривало. Хотя одно помещение и было определено под лазарет, медицинская помощь предоставлялась лишь тем, кто мог оплатить услуги такого рода.
Ночью в тюрьме оставалось три надзирателя, люди преимущественно грубые, необразованные и нередко нечестные, и едва ли не каждую ночь там случались беспорядки, пьяные драки и даже бунты.
Главной причиной происшествий обычно было то, что женщины содержались в тех же камерах, что и мужчины.
Более того, в течение дня в тюрьму пропускали так называемых женщин с дурной репутацией, которые нередко оставались там и на ночь.
Мужья и жены спали в одних помещениях с посторонними людьми, а у одной женщины даже случился выкидыш прямо в камере.
Доклад о поведении заключенных члены комитета палаты общин выслушали с отвращением и негодованием.
Об этих ужасах Селеста, к счастью, ничего не знала, но Нана, следуя за госпожой по коридору, подмечала все: и женщин определенного типа, характер занятий которых не вызывал сомнений, и грязь в камерах, уборка которых возлагалась на самих заключенных.
— Мастер Джайлс не должен оставаться в таком месте, — заявила она решительно и, захватив помойное ведро, открыла дверь и спросила у надзирателя, где его можно опорожнить.
— Прибираетесь, а? — Он покачал головой. — Пустое дело. У пьяниц чисто никогда не бывает.
Стоявшая рядом Селеста замерла и едва не упала в обморок.
Как мог ее брат пасть столь низко, что даже тюремный надзиратель называет его пьяницей?
Вот к чему приводит веселая, беззаботная и безответственная жизнь в Лондоне. И конечно, Нана была права, когда сказала, что их отец, сэр Норман, умер бы от горя и стыда, увидев сына в таком состоянии.
Джайлс вернулся примерно через полчаса, принеся с собой запах бренди и две бутылки, которые он с величайшей осторожностью поставил на стол.
— А теперь, сестра, я хочу с тобой поговорить.
Алкоголь на какое-то время прояснил его рассудок, так что говорил он увереннее и внятнее, чем до отлучки в «Свисток».
— Ты же знаешь, что я хочу помочь тебе, — сказала Селеста. — Но, пожалуйста, не пей так много. Тебе от этого только хуже.
— А что еще делать в этой мерзкой дыре, как не пить?
— Самое главное сейчас — придумать, как вызволить тебя отсюда. Скажи мне, сколько… сколько ты должен?
Ответ последовал после секундной паузы.
— Почти две тысячи фунтов! — бросил Джайлс с демонстративной небрежностью.
— Две тысячи! — всплеснула руками Селеста. — Как же ты мог потратить такие огромные деньги?
— Из-за них я здесь и оказался. Эти проклятые торговцы объединились и подали на меня в суд. Чтоб им всем гореть в аду!
— И Монастырь… Ты проиграл его в карты, — едва слышно добавила Селеста.
— Да, проиграл! И все из-за графа Мелтама, черт бы его побрал!
— Вам не следует выражаться так в присутствии сестры, мастер Джайлс, — резко заявила Нана. — Это неприлично. Вы и сами знаете.
— А ты не встревай! — прикрикнул на нее Джайлс и тут же, словно устыдившись этих слов, отвел взгляд в сторону.
— Как же ты мог проиграть целое имение? — взволнованно спросила Селеста.
— Я играл в карты с лордом Кроуторном, а Мелтам вмешался, хотя его никто и не звал. Если бы выиграл Кроуторн, я бы просто выкупил поместье за небольшие деньги.
— Но где бы ты их взял? — снова спросила Селеста.
Джайлс опять промолчал, а потом вместо ответа перевел разговор на другую тему:
— Ты должна помочь мне. Должна! Больше некому!
— Я сделаю все, что только смогу, но куда нужно обратиться? У кого занять денег?
Читать бесплатно другие книги:
