Холодная песня прилива Хейнс Элизабет
— Вон на крюке висит подходящая, глянь! — указала я.
Джоанна сняла лопатку с крючка и, размахивая этим оружием, двинулась спасать чизкейк.
— Ты работала в клубе? Типа барменшей? — проснулся наконец Малькольм.
Я бросила на Люси свирепый взгляд, но она его не заметила или не пожелала заметить.
— Дженевьева танцевала в клубе, — с удовольствием пояснила она. — Разве она ничего вам не рассказывала? У нее классно получалось. То есть так мне говорили, сама-то я в тот клуб никогда не ходила. Чисто мужской клуб, понимаете?
Глаза у Малькольма сделались что блюдца. «Сука!» — не разжимая губ, шептала я. И зачем только я ее пригласила? А Кэдди так и не приедет, это уже ясно, раз ее до сих пор нет. Пока я не поняла, что ее не будет, я и не догадывалась, что больше всех хочу видеть именно ее. Она бы поддержала меня против Люси, если б разговор коснулся моральных или там феминистских аспектов танцев в ночном клубе. С Кэдди никто бы не осмелился поспорить.
— Бывает ли у вас такое чувство, — я обращалась больше к самой себе, чем к этим двоим, — нечто вроде надвигающегося рока? Как будто непременно случится что-то плохое? Меня оно сегодня целый день преследует.
— Бывает, — сказала Люси. — Особенно часа в два ночи, если я все еще пью, а в семь вставать на работу.
Ее шуточка слегка разрядила атмосферу, но мне все равно расхотелось продолжать разговор. Раз уж Люси надумала просветить моих новых друзей насчет моего прошлого, пусть делает это без меня. Я поднялась, и Малькольм подвинулся, пропуская меня. Я протиснулась мимо столпившихся в камбузе гостей и выбралась на палубу. Глянула в сторону парковки, все еще надеясь увидеть, как Кэдди вылезает из такси, но на парковке никого не было. Джози сидела, прислонившись спиной к рубке, рядом с Роджером, Салли и — подумать только! — с Гэвином, который снял с себя пиджак и сшитые вручную итальянские туфли и, скрестив босые ноги, рассказывал про то, как он отправился в Таиланд и там по ошибке продал кому-то свой паспорт. Посреди этого дружного кружка стоял на опрокинутом ведре кувшин домодельного варева, и они то и дело прикладывались к нему.
— Держи! — послышался за моим плечом голос Бена. Он протянул мне бутылку пива.
— О, спасибо.
Вечерок становился все прикольнее. Мы с Беном обошли рубку с другой стороны, поглядели, как отражаются в воде огни автомобильного моста. Ветер улегся. С противоположного берега доносились приглушенные басы ночной дискотеки.
— Сколько уже месяцев не напивалась, — призналась я.
— А я? Сколько дней? Или, вернее, сколько часов? — улыбнулся Бен.
Мы устроились на крыше каюты.
— Я по тебе скучал, — сказал он.
Я рассмеялась в ответ.
— Лгун, — сказала я. — Никогда ты ни о ком и ни о чем не скучаешь.
Он притворился обиженным, но мы оба знали, что это всего лишь игра. Бен закидывал удочку насчет ночки со мной, и плевать ему и на собравшихся тут людей, и на все наши прошлые недоразумения.
— Здорово ты обустроила баржу, — похвалил он.
— Спасибо на добром слове.
— Спальня крутая.
«Вот уже и до спальни добрались», — отметила я.
— Световой люк в крыше — это круто. Клево, наверное, лежать ночью и смотреть прямо на звезды.
Я усмехнулась:
— По большей части небо светится страшным оранжевым светом. Естественного освещения лишился не только Лондон, знаешь ли.
— Пытаюсь быть романтичным.
— Знаю, что пытаешься, Бен. Но не забывай: я вообще хорошо тебя знаю. На меня все это больше не действует.
— Дженевьева, что случилось-то?
— Ты еще спрашиваешь? Я застукала тебя с другой, когда считалось, будто у нас роман. Или ты забыл?
Теперь эти слова так легко слетали с языка. А тогда мое сердце разбилось.
Бен покачал головой:
— Господи, ну ты и злопамятная! Я совсем не про это. Я хотел спросить: что с тобой сделалось в Лондоне? Взяла и свалила ни с того ни с сего. Никто даже не знал, куда ты отправилась. Люси вообразила, будто тебя похитили.
— Ничего со мной не случилось. Не фантазируй.
— Дженни, ты бросила работу и исчезла. Буквально исчезла.
— Кто тебе сказал?
— А кто бы ты думала? Люси, само собой. Она сказала, ничего подобного у вас в компании никогда не бывало. Сказала, что ты ворвалась в кабинет гендиректора прямо во время совещания и хлопнула ему на стол заявление, после чего сгребла свой плащ — и только тебя и видели. Люси говорила, что ей пришлось разбирать твой стол, а когда она свалила все добро в коробку и привезла к тебе на квартиру, у тебя уже и вещи были упакованы.
На миг я лишилась дара речи. Снова вернулось то непонятное беспокойство. Прилив начался, через несколько часов он достигнет высшей точки. Лодка уже начала легонько покачиваться, обычно у меня возникало чувство, будто «Месть прилива» ласково убаюкивает меня. Но сейчас, когда на ней собралось столько народу, я этого не ощущала.
Сквозь люк я могла слышать с крыши каюты, как легкая беседа перерастает во что-то иное, голоса звучали громче. Вроде бы Джоанна и Малькольм, а против них Люси и Симона.
— Я всего лишь говорю…
— Я слышала, что ты сказала, и понимаю, что ты хотела этим сказать! — Это вроде бы Джоанна.
— Вы все одинаковые, вы просто ничего знать не хотите. — Голос Малькольма, язык чуточку заплетается под влиянием дешевого пойла. — Вы думаете, мы хуже вас, раз мы живем на воде. Только потому, что вы давитесь в квартирах…
— Я ничего подобного не говорила!
— Тогда чего ты цеплялась к ванной? Говорю тебе, когда она закончит лодку, это будет чисто дворец, вы все посинеете от зависти.
— Вот уж не думаю! — рассмеялась Люси.
Я как сидела, так и уткнулась головой в колени:
— Господи, я же знала: не надо сводить их вместе.
Бен не упустил шанса обнять меня за поникшие плечики.
— Они пьяны, Дженни, делов-то! К утру все забудется.
— Бен, куда ты, блин, подевался? — Люси поднималась в рубку, со злобой стуча каблуками по лакированным сосновым ступенькам. — Гэвин, пошли в паб!
— Хочешь, я останусь? — тихо спросил меня Бен. Люси еще не заприметила его.
— Нет, — сказала я. — Иди с ними, все нормально.
— Я могу вернуться попозже.
В его голосе явственно прозвучала надежда. Я не удержалась и взглянула на него.
«Как легко было бы уступить, — подумала я. — Ничего нет легче: оставить его тут, лечь с ним в одну постель, а поутру проводить на лондонский поезд».
Кому повредит, если я проведу одну-единственную ночь с Беном? Пять месяцев уже прошло без Дилана, пять месяцев в бесплодном ожидании его звонка. Очевидно, он-то не скучал по мне так, как я по нему.
— Где Бен, на хрен? — твердила Люси.
— Что стряслось, ваше высочество? — Гэвин нехотя поднялся.
— Я хочу пойти в паб!
— Хлебни этого, — мягко предложил Роджер. — Сразу почувствуешь себя лучше, слово даю.
— Что это? — с опаской спросила Люси.
— Волшебное зелье! — захихикал Гэвин.
— Что-о?
— Правда-правда, Люси! Ты только попробуй. Никогда такого не пил, честное слово. Как будто пьешь божественный нектар и…
— Чушь, Гэвин! Что ты несешь? Опять накурился? Ты же говорил, у тебя не осталось травы.
— Родж дал мне затянуться. Но право, ваше высочество, травка не сравнится с этим вот. Глотни!
— Фу-у-у! Дерьмо дерьмом.
Хохот пронесся от рубки по всей палубе.
А тем временем мы с Беном целовались. Бен зажал мое лицо в ладонях и поцеловал меня прежде, чем я успела воспротивиться, сказать «нет», отодвинуться. В поцелуях Бену нет равных. Я чувствовала, как рушатся возведенные мной барьеры, моя решимость, желание сопротивляться. Чего проще — сказать ему, чтобы вернулся попозже. Никто ничего не заметит. В течение часа обитатели марины разбредутся по своим лодкам, Люси и прочие лондонцы наведаются в паб, оттуда отправятся в Рочестер или Мейдстон или даже, если припрет, вернутся в Лондон, причал опустеет, затихнет, и никто не увидит, как Бен возвращается, никому и знать не надо…
— Бен, так вот ты где!
Поцелуй прервался. Люси мерила меня свирепым взглядом, словно это моя вина, что ее оскорбили эти грубые люди с реки — парень с безумной копной на голове и девица с фонарем под глазом. А тут еще мы с Беном забились в темный уголок, его губы на моих губах, его рука у меня под блузкой — это ее добило.
— Остаешься или идешь с нами? — ледяным голосом потребовала она ответа.
Прежде чем Бен ей ответил, я выпрямилась и шепнула ему:
— Иди!
— Но почему?
Люси уже двинулась дальше, таща с собой всех прочих, в том числе Симону и Карлу. Куда она их денет — в багажник, что ли, запихнет?
— Почему?
Я слегка пожала плечами.
— У тебя другой?
— У меня теперь другая жизнь.
Он попробовал снова, улыбаясь своей теплой, нахальной улыбкой:
— Никто же не требует с нас вечных клятв. Одна ночка, Дженни, чего там! Ты ведь меня хочешь?
Я невольно расхохоталась:
— Щедрое предложение, Бен, но я предпочитаю быть сама по себе, чем с тобой, пусть даже на одну ночь. Спасибо!
Он сдался:
— Ну, как знаешь. — И двинулся вслед за Люси.
После объятий, обещаний звонить и писать, ахов и охов по поводу чудной вечеринки и сожалений, что она кончилась, они удалились. Я тоже обнимала каждого по очереди, а речные жители тем временем ударяли по пиву и болтали между собой, доедая приготовленную Лаймом лазанью.
Я махала им вслед, датчики на берегу уловили движение, и на парковке загорелись фонари, но Люси ухитрилась оступиться и рухнула мордой вниз — повезло еще, что в траву. Малькольм громко захохотал.
Вскоре поднялись Диана и Стив. Судя по доносившимся из радионяни воплям и выстрелам, то ли дети вылезли из постели и включили на полную громкость видеоигру, то ли их судно захватили террористы.
Внизу, в каюте, разговор шел уже мирный, без острых тем.
Джоанна протянула мне бутылку пива.
— Присоединяйся, — предложила она.
— Вы уж простите меня за этих придурков, — извинилась я.
— Да почему же «придурков»?
— В целом очень даже ничего, — откликнулся Малькольм, уже вполне смягчившийся.
— Спасибо, — сказала я. — Вы классные ребята.
— Вот только зря ты отказала Бену, — хихикнула Джози.
— Ты о чем?
— Думаешь, мы не слышали? Он прямо-таки умолял тебя. Уж как уговаривал.
— Похоже на то.
Джози со всей силы ткнула меня локтем в бок.
— Я бы такого красавчика гнать не стала, если б он ко мне клинья подбивал, — сказала она.
— Ой, старушка-потаскушка! Будешь нынче спать на крыше, если не уймешься, — предостерег ее Малькольм.
Я рассмеялась:
— Он не так хорош, как с виду кажется. Я про Бена.
— О-о-о, — протянула Джози. — Так ты с ним прежде…
— Ага. Была там, делала это.
— И он не так уж хорош? Ах ты черт! Кто б мог подумать? А на вид самое оно.
Я слегка призадумалась. Не планировала я вести с ребятами такой разговор.
— Не то чтобы в постели нехорош, — осторожно уточнила я, — просто не тот он человек, с которым мне бы хотелось строить отношения.
— Приглядела себе другого? — прицепилась Джоанна.
— Да нет. Просто думаю, лучше мне какое-то время побыть одной. С «Местью» повозиться и так далее, понимаете?
— А, повозиться, — подхватил Роджер. — Дженни обручилась со своим судном, ясное дело. Все мы через это проходили. Ты мне еще новую каюту не показала.
— Ой, посмотри, конечно, — откликнулась я.
Малькольм взял на себя роль гида и повел Роджера в только что отделанную мной каюту, а я осталась в салоне допивать очередную бутылку. Слишком много пива, я и сама это понимала. Дрова в печке уже догорали, дверь в рубку прикрыли, и салон основательно нагрелся. Мы развалились, задрав ноги, предоставив легкому колыханию прилива баюкать нас.
Я вдруг сообразила, что с той минуты, как Бен принялся флиртовать со мной, позабыла про Кэдди. Так где же она? Может быть, ее вызвали на работу?
— Надо чаще встречаться, — сонно пробормотала Джози.
— Мы всегда это повторяем, — подхватила Салли.
Она, как ребенок, свернулась на большом мягком диване, накрыв ноги лоскутным одеялом, которое я раздобыла на благотворительной распродаже.
— Мне твоя «Месть» нравится, — сказала Джоанна. — Я тебе говорила? Тебе досталась одна из лучших посудин в нашей марине.
Это мы часто обсуждали — чье судно лучше, по каким критериям, но к единому выводу так и не пришли.
— Лучшая — «Сувенир», — заявила я.
Салли улыбнулась:
— Ты так говоришь, потому что ты у нас добрая и любезная.
— Мне тоже нравится «Сувенир», — согласилась со мной Джоанна. — По-моему, на сегодняшний день «Сувенир» лучше всех, но если Дженевьева сделает оранжерею с раздвижной крышей, тогда ее «Месть» будет круче.
— Точно-точно, — сказала Салли. — С оранжереей нам не тягаться. У нас всего три горшка и небольшой участок в Рочестере.
— А что ты в ней вырастишь, Джен? Уже придумала?
Не пытается ли Джози намекнуть, чтоб я вырастила в оранжерее травку для них с Малькольмом? Но прежде чем я успела обдумать это предположение, вернулись мужчины.
— Слышь, Дженни, а Лайм уснул у тебя на кровати.
— Черт! — сказала Джоанна. — Я-то гадала, куда он подевался. Думала, свалил домой.
Она поднялась и пошла будить своего спутника, павшего жертвой дешевого пойла.
— Нам пора, — сказал Малькольм. — На завтра полно дел.
— Да? — удивилась я. — Каких это?
— Едем платье выбирать, — пояснила Джози. — Моя племянница выходит замуж, и Малькольм обещал нарядить меня к ее свадьбе.
— И от себя добавлю, чтобы ты не лезла с вопросами! — рявкнул Малькольм, хотя никто и не думал к нему лезть. — Да, можешь быть спокойна: перед свадьбой я постригусь.
Глава 4
На том мои гости разошлись, спустились на понтон и побрели покачиваясь каждый к своему суденышку, к своим теплым каминам и печкам.
Я заперла рубку и осталась в салоне, невидящим взглядом таращась в огонь, приканчивая последнюю и явно лишнюю бутылку пива. О Бене я старалась не думать, но невольно гадала, где сейчас лондонцы. Телефона его я, к счастью, не знала. Иначе я могла бы дрогнуть и написать ему — хорошо бы это выглядело!
Камбуз перевернули вверх дном, всюду бутылки, стаканы и грязные тарелки, на полу крошки чесночного хлеба. Поднос, на котором Джоанна и Лайм доставили лазанью, целиком заполнил раковину, завтра придется отдирать пригоревшие корки. Интересно, долго ли его понадобится вымачивать и драить, прежде чем вернуть законным владельцам?
Что-то мешало мне сидеть…
Я сунула руку в задний карман джинсов и вытащила телефон, оставленный мне Диланом. В сто первый раз открыла контакты в меню. ГАРЛАНД. Почему он выбрал в качестве пароля именно это слово? Слово как слово, ответил он, когда я его спросила. Случайный выбор, так и должно быть. Чтоб никто не догадался, если телефон попадет не в те руки.
— А если мне понадобится разыскать тебя?
— С какой стати меня искать?
Он понятия не имел о моих чувствах, о том, что я переживаю. В ту пору я и сама толком этого не понимала. Мне просто трудно было смириться с тем, что придется обходиться без него.
— Вдруг что-то случится? — настаивала я.
— Ничего не случится. — Он явно терял терпение. — Все будет хорошо, поверь мне. Ничего не случится. Когда у меня все будет готово, когда я со всем разгребусь, я тебе позвоню, и мы сможем где-нибудь встретиться. Договорились?
Прошло пять месяцев, даже больше. Все это время я не расставалась с телефоном, следила, чтобы он был всегда заряжен, и никогда не звонила по нему. Никогда.
Неуклюжим пьяным движением я забросила телефон на деревянную полку за диваном. Смысл-то сидеть тут, вздыхая о Дилане? Где бы он сейчас ни был, вряд ли он вспоминает обо мне.
Туалет, который я только с утра вычистила, переполнился и засорился. Речные жители никогда бы не оставили его в таком виде. Мне стало вдруг одиноко и грустно. Зря я не приветила Бена. Было бы лучше, если бы кто-то остался на ночь. Пусть не Дилан, но хоть кто-то.
Я выключила свет и забралась в постель.
Ночью мне снился телефон, тот самый, дилановский. Во сне он звонил, имя ГАРЛАНД вспыхивало на дисплее, чтобы я поверила: это он, точно он, позвонил наконец, но, сколько бы я ни нажимала во сне на зеленую кнопочку, ничего не получалось. Большую часть ночи я полуспала-полубредила, то и дело открывая глаза, и видела над головой чернильную черноту. Затем в мой сон проник Бен. Проник и лег со мной рядом.
— Насчет звезд ты соврала, — упрекнул меня он.
Я поглядела в люк — и правда полно звезд, да таких ярких, что они сливались друг с другом, сияние окружало нас со всех сторон. Тут я раскрыла глаза уже наяву и опять не увидела ничего, кроме темноты. Звездочки кое-где мерцали, но совсем слабо.
«Так всегда, стоит мне перебрать», — сердито думала я.
Пришлось просыпаться: срочно потребовалось в туалет. Мой, вспомнила я, засорился, а в санузел на пристани я посреди ночи не пойду. Решив так, я залезла в кладовку на носу и отыскала там ведро, в котором обычно мешала клей. Ведро оказалось чистым — уже приятно. Я воспользовалась им, потом задвинула ведро в ванную и вернулась в постель.
Сколько-то еще я полежала, прислушиваясь к плеску воды о корпус судна. Начинался отлив. Скоро моя баржа опустится в ил и будет лежать тихо-тихо, а там уже и до рассвета недалеко. Помимо плеска воды, слышался еще какой-то звук. Сначала отдаленное негромкое постукивание, словно судно носом цепляло понтон, или как будто кранец приподнимался и хлопал по борту. Поначалу на этот звук можно было и вовсе не обращать внимания, но он повторялся вновь и вновь, назойливый, ритмичный.
Легкое постукивание сделалось настойчивее и громче. То что-то мягко шлепалось о борт, то скреблось. Я вновь проснулась и лежала, прислушиваясь к этому звуку, пытаясь понять, откуда он идет. Словно что-то попало между судном и понтоном, прямо за бортом моей спальни. А раз прилив отступает, оно уже не уплывет с ним, так и будет стучать, пока судно всем корпусом не опустится в ил. Этого еще долго ждать.
С тяжким вздохом я села в постели, прислушалась. Да, с каждым движением реки, когда вода поднимается и опускается, в такт этому движению — пум-пум-пум. Что там такое возле моей лодки, что-то большое, если так стучит? Пластиковый контейнер приплыл или что-то в этом роде?
Зябко вздрагивая, я натянула в темноте джинсы, прихватила свитер из стопки предназначенного в стирку белья. К утру стало холодно, печь давно прогорела. Сразу за дверью в кладовке меня ждал фонарь — здоровенный, с ручкой в виде резиновой дубинки. Переезжая сюда, я запаслась и маленьким фонариком, но уже через неделю упустила его за борт и так и не смогла выудить. Один из первых советов, полученных мной от Малькольма, гласил: «Привязывай поплавки ко всему, чем дорожишь».
Я поднялась в рубку, стуча зубами. Прямо-таки примораживало, небо было еще совсем серое. Я сунула ноги в кеды, оставшиеся на ночь у штурвала, они набрались холода и сырости, но все лучше, чем босиком шлепать по мокрым сходням.
Нигде никого не видать. На всех лодках — тишина, темнота, те, что ближе к понтону, все еще слегка колышутся, а те, что у берега, уже плотно сидят в грязи.
К моему удивлению, со стороны парковки донесся какой-то звук. Кажется, захлопнулась дверца. Потом заработал двигатель, чиркнули шины по гравию, и замелькал темный силуэт автомобиля, выезжающего с парковки. Замаскировался-то как: ни задних огней не включил, ни передних фар. Чего это он шифруется? И почему не загорелись фонари на парковке? Там же установлены датчики движения. Кто-то жаловался Кэму, дескать, луч бьет прямо в иллюминатор, а свет загорается даже оттого, что лисы пробегают через парковку к мусорным ящикам. И решение было найдено: помойку сдвинули в сторону. Но уж на человека-то датчики должны были сработать?
Тишина, легонько ударяет вода в борт. Затихло и движение на автомобильном мосту. И вот оно снова: негромкий стук, теперь еще и с плеском, как будто через это — что бы оно ни было — перекатывается волна. Оно большое, судя по звуку. Я прошла вдоль левого планшира, хватаясь для упора за стенки каюты. Меня все еще немного качало от вчерашнего пива, а вкрадчивое колыхание лодки вызывало тошноту.
Мне вдруг стало не по себе. Здесь, на реке, вдали от столицы, как-то неправильно подниматься до рассвета.
Добравшись примерно до уровня своей спальной каюты, я включила фонарь: неожиданно мощный, яркий луч высветил здоровенные сосны возле главного офиса на берегу. Я опустила фонарь, направляя луч в зазор между бортом «Мести прилива» и понтоном.
С первого взгляда я не угадала, что там такое. Какой-то сверток. Большой, завернутый в разноцветную материю сверток.
У меня мелькнула мысль, что сюда каким-то образом попал набитый всякими тканями пакет, который я вчера так небрежно швырнула в кладовку на носу. Чушь, конечно, как бы он сюда перелетел? Да и тот сверток за бортом был гораздо тяжелее, еле шевелился, вода не могла стронуть его с места. Он качался в одной точке и бил в борт как раз там, куда приходилось мое изголовье.
Я сходила в рубку за багром. Этот длинный шест с крюком на конце достался мне вместе с судном и, насколько я понимаю, никогда не использовался. Во всяком случае, я им не пользовалась, ведь я еще ни разу не снималась с якоря. Багор был тяжелый, мне не по руке, и я призадумалась, не плюнуть ли, не прилечь ли досыпать на диване, укрывшись одеялом, но на это я решиться не могла: настойчивый стук, недостаточно ритмичный, чтобы перестать обращать на него внимание, постепенно свел бы меня с ума.
Я хотела было сунуть багор под правый локоть, а левой рукой держать фонарь, но багор оказался настолько увесистым, что орудовать им я могла только обеими руками. Пришлось поместить фонарь на крыше, луч его пронесся над соседними лодками до самого офиса на берегу.
Багор наткнулся на этот плавучий предмет — даже на ощупь он казался громоздким и тяжелым. Я попыталась подцепить его крюком, но, когда мне это удалось, выяснилось, что приподнять эту штуку у меня силенок не хватит. Она стала разворачиваться, багор чуть не вырвался у меня из рук, так что я поспешила выдернуть крюк и, перегнувшись через планшир, всмотрелась в черную воду.
Что это — бледное, бесформенное? Тоже часть этого свертка, но какая-то другая, не такая, как все остальное. Я схватила фонарь, направила луч на это белое. Прямо мне в лицо взглянуло мертвое лицо Кэдди. Один глаз закрыт, другой прищурен, будто залихватски подмигивает. Волосы спутались темным узлом, мотаются в грязной воде, прикрывая мертвое лицо.
Я выронила багор. Он ударился о край планшира, вылетел на понтон, покатился и остановился, исчерпав инерцию движения. У меня перехватило дыхание, а когда я сумела глотнуть воздуха, голос вернулся, и я заорала так, как не орала еще ни разу в жизни.
Глава 5
К тому времени как окончательно рассвело, я постепенно стала приходить в себя. Джози, в прошлой жзни спасатель, сидела рядом со мной в салоне «Сувенира» и внимательно за мной наблюдала.
«Месть прилива» оккупировали полицейские.
Вызвал их Малькольм. Они с Джози первыми добрались до меня, хотя мои вопли перебудили всю марину, и довольно скоро на понтоне собрались полуодетые и совсем раздетые речные жители, возбужденно ожидавшие прибытия полиции. Каждому непременно требовалось забраться на борт и посветить фонариком в ту самую щель — полюбоваться мертвяком, покуда Малькольм не согнал всех на понтон и не велел держаться подальше, а то затопчут все улики на месте преступления. Тут большинству ожидание наскучило, и они разбрелись по своим лодкам.
Примчалась полицейская машина с двумя патрульными. Мы вышли им навстречу к парковке. Датчики снова не сработали, было темно, меня трясло — трясло с головы до ног. Один полицейский принялся расспрашивать меня, что я видела да что слышала, а второй пошел взглянуть.
Я не плакала. Я производила какой-то странный звук, напоминавший рев напуганного животного. Я ничего не могла поделать, этот панический вопль поднимался изнутри, вопль ужаса и горя, — Кэдди мертва, именно она, прекрасная моя Кэдди! Вой длился и длился, то громче, то почти смолкая, когда я выбивалась из сил, а Джози обнимала меня и укачивала на груди, как ребенка, и я обеими руками цеплялась за нее.
Когда я немного пришла в себя, меня отвели на «Сувенир», оставили там с Салли и Джози. Понаехало еще много полицейских, а с реки пришла патрульная моторка. С кормы баржи спустили невод, другим концом привязали его к понтону — наверное, чтобы тело не унесло приливом, хотя оно, как мне кажется, никуда уплывать не собиралось. Наступил рассвет, прилив еще толком не начался, и я сидела в чужом салоне, обмотанная двумя одеялами — одно на плечах, другое вокруг ног, — и все равно меня трясло. Почему-то думала я о том, что кеды на мне грязные и можно ли исхитриться их снять так, чтобы никто не обратил внимания.
Вопросы все сыпались, а я твердила в ответ: «Не знаю. Не знаю. Не знаю». Я едва замечала присутствие людей в салоне, а они говорили обо мне так, словно меня и не было. Хотя, по правде сказать, если я там и была, то лишь как бездушное тело.
Кэдди мертва. Несчастный случай? Поскользнулась в темноте? Приехала на вечеринку, а я ее не увидела? Упала за борт, на что-то наткнулась, ударилась головой об ограждение? Но как я могла ничего не услышать? Ничего не заметить?
— Что стряслось? — Голос Роджера. Вот пожалуйста. Он ухитрился проспать все ночные события.
— В воде нашли тело. Возле «Мести прилива».
— Как она? — Голос Малькольма.
— Оправится. Я за ней присмотрю. Ей бы в тишине побыть.
— Дженевьева?
— Говорю тебе, Малькольм: оставь ее в покое! Право, мог бы и получше соображать.
— Я только спросить, не хочет ли она, чтобы я поговорил с полицией вместо нее, ну, типа законного представителя?
— На фига ей законный представитель, толстый ты дурень? Она и сама сможет поговорить с ними, когда им понадобится. Она же ничего такого не видела, просто наткнулась на тело. С каждым может случиться.
— Ее лодка с краю, ближе всех к реке. Должно быть, тело принесло из Какстона. Если его несло вниз по течению, как раз на ее баржу и должно было наткнуться.
— Почем ты знаешь, что она утонула в Какстоне?
— Я не говорю, что знаю. Говорю, что ее, скорее всего, принесло оттуда течением. Как в прошлый раз, помнишь? Того парня, который застрял у нас в иле на прошлое Рождество.
— Это не последний, ты путаешь. Последним был тот идиот, который бросился летом с Эйлсфордского моста.
— Того унесло в Гиллингем.
— Я знаю. Просто говорю, что тот, на Рождество, не был последним.
— Какого черта вы затеяли этот спор? — Это был новый голос — голос Салли. Она плакала беззвучно, но не переставая, промокала глаза платком, оплакивая женщину, которую она никогда не встречала.
Все ненадолго утихомирились.
Я заговорила, и собственный голос показался мне чужим:
— Вы вроде бы за покупками собирались?
Мне показалось, будто на меня уставились все, я почувствовала, как к щекам приливает краска.