Кабинет диковин Чайлд Линкольн

Глава 7

Когда патрульная полицейская машина с капитаном Кастером свернула на Дойерс-стрит, в глаза капитану первым делом бросилась шумная кучка репортеров. Капитан непроизвольно напрягся. Журналистов было не очень много, но зато здесь собрались самые мерзкие.

Нойс подвел машину к тротуару, и Кастер, открыв дверцу, с трудом вылез на воздух. Едва он двинулся по направлению к дому, как его начали атаковать. Самый отвратный из всей банды... как его там... Смитбум, кажется... отчаянно ругался с копом, стоящим на ступенях у входа.

– Это непорядочно! – возмущенно вопил он, а вихор на его голове смешно трясся, видимо, разделяя негодование хозяина. – Вы впустили его – и должны впустить меня!

Не обращая ни малейшего внимания на эти вопли, коп отступил в сторону, пропуская Кастера.

– Капитан Кастер! – закричал репортер. – Комиссар Рокер отказался говорить с прессой. Не могли бы вы сказать несколько слов по поводу этого дела?

Капитан не ответил. «Комиссар, – подумал он. – Комиссар собственной персоной прибыл сюда. Не надо будить спящего пса». Кастер не только разбудил пса, но и позволил тому вцепиться себе в зад. Одним словом, его ждет крепкая взбучка. И все это благодаря О'Шонесси.

Показав у дверей свой значок, капитан вошел в дом. По пятам за ним шествовал Нойс. Не теряя времени, они спустились в полуподвальную квартиру. Издалека до них все еще доносились возмущенные крики репортера.

Войдя в гостиную, Кастер первым делом увидел здоровенную яму в полу и кучи земли. В помещении суетились фотографы, медэксперты и криминалисты. Там же находился и комиссар.

Комиссар поднял глаза, увидел капитана, и на его лице промелькнуло выражение неудовольствия.

– Кастер! – сказал он и поманил полицейского пальцем.

– Слушаю, сэр, – сказал капитан, нервно сглотнув слюну. «Начинается», – подумал он и стиснул зубы.

– Поздравляю.

Кастер окаменел. Он давно усвоил, что сарказм в устах Рокера ничего хорошего не обещает.

– Простите, сэр, но все это с начала до конца было сделано без моего разрешения и без моего ведома. Я лично разбе...

Комиссар неожиданно опустил руку на плечо подчиненного и привлек его к себе настолько близко, что Кастер даже уловил запах выпитого начальством кофе.

– Кастер...

– Да, сэр.

– Молчите и слушайте, – буркнул комиссар. – Я прибыл сюда не для того, чтобы выслушивать ваши оправдания. Я здесь для того, чтобы поручить вам руководство расследованием.

Да, действительно скверный знак. Ему приходилось бывать жертвой начальственного сарказма, но такого еще никогда не было.

– Я действительно виноват, сэр... – заморгал Кастер.

– Похоже, что у вас серьезный дефект слуха, капитан, – сказал комиссар и, обняв несчастного Кастера за плечи, увлек его в глубину квартиры, подальше от единственного представителя прессы и работающих криминалистов.

– Насколько я понимаю, ваш человек О'Шонесси имеет какое-то отношение к обнаружению этих скелетов.

– Да. И он будет сурово наказан.

– Капитан, вы позволите мне закончить?

– Так точно, сэр.

– Этим утром мне дважды звонил мэр. Он в восторге.

– В восторге?

Кастер не мог понять, издевается над ним комиссар или на сей раз это не издевка, а нечто гораздо худшее.

– Именно так. В восторге. Чем сильнее внимание публики отвлекается от свежих убийств, тем больше счастлив наш мэр. Свежие убийства очень скверно действуют на его рейтинг. Благодаря этому открытию вы стали героем дня. Лучшим копом нашего времени. По крайней мере для градоначальника.

Наступила пауза, из которой следовало, что комиссар Рокер не полностью разделяет восторг мэра в отношении капитана Кастера.

– Вы все поняли, капитан? Теперь это ваше дело.

– Какое дело?

Кастер ничего не понимал. Неужели они решили приступить к официальному расследованию этих допотопных убийств?

– Дело Хирурга, естественно, – сказал Рокер, небрежно отмахнувшись от ямы с тремя скелетами. – То, что вы видите здесь, не имеет значения. Это – сплошная археология и криминальному расследованию не подлежит.

– Так точно, сэр. Благодарю вас, сэр.

– Благодарите не меня, а мэра. Это он... м-м... предложил, чтобы вы возглавили расследование.

Рокер снял руку с плеча Кастера и заглянул в глаза капитана с таким видом, словно сильно сомневался в возможностях последнего.

– Полагаете, что справитесь? – спросил комиссар.

Чувствуя, как к нему возвращается жизнь, капитан энергично кивнул.

– Наша первоочередная задача состоит в том, чтобы снизить уровень политического урона, который понес мэр. Эти старинные убийства дают вам выигрыш во времени. День. Может быть, два. После этого в центре всеобщего внимания снова окажется Хирург. Мэру нравится, что старые преступления заинтересовали публику, мне же, если честно, это не по вкусу. Они порождают у убийцы-имитатора свежие идеи. Возбуждают его. – Ткнув большим пальцем через плечо, комиссар продолжил: – Я пригласил сюда Брайса Гарримана. Вы с ним знакомы?

– Нет.

– Парень был первым, кто сказал о появлении убийцы-имитатора. Следует постоянно держать Брайса в поле зрения.

Мы дадим ему эксклюзивное интервью, но проконтролируем то, что он напишет. Вы поняли?

– Так точно, сэр.

– Отлично. Он хороший, всегда готовый услужить парень. Брайс ждет вас в гостиной. Но помните, что беседу следует вести о старых костях. Ни слова о Хирурге и его жертвах. Публика может увязывать одно с другим, но мы не имеем на это права.

Кастер повернулся, чтобы пройти в гостиную, но Рокер его остановил:

– И еще, капитан. Как только покончите с Гарриманом, немедленно принимайтесь за расследование. Поймайте убийцу. Ведь вы не хотите, чтобы во время вашей вахты появился свежий труп? Как я уже сказал, у вас есть немного времени. Воспользуйтесь им.

– Будет исполнено, сэр.

Рокер внимательно посмотрел на капитана из-под нахмуренных бровей, буркнул что-то и жестом пригласил пройти в гостиную.

Людей там толпилось еще больше, чем несколько минут назад. Комиссар дал знак, и из тени выступил высокий стройный человек с гладко зачесанными темными волосами и в роговых очках. На человеке были твидовый пиджак, голубая оксфордская рубашка, темно-синие брюки и мокасины с кисточками.

– Мистер Гарриман, – сказал Рокер, – познакомьтесь, пожалуйста, с капитаном Кастером.

Гарриман крепко, по-мужски, пожал руку Кастеру и сказал:

– Очень рад нашей личной встрече, сэр.

Кастер, в свою очередь, сжал ладонь журналиста. Капитан инстинктивно не доверял прессе, но почтительное отношение этого молодого человека доставило ему удовольствие.

Рокер, окинув мрачным взглядом полицейского и журналиста, сказал:

– А теперь, капитан, если не возражаете, я должен вернуться в департамент.

– Понимаю, сэр, – кивнул Кастер.

Когда широкая спина комиссара уже скрывалась за дверью, перед капитаном неожиданно возник Нойс.

– Позвольте мне первым поздравить вас, сэр, – сказал сержант, протягивая руку.

Кастер потряс вялую ладонь помощника и повернулся лицом к Гарриману. Глаза журналиста за стеклами роговых очков улыбались. Вязаный галстук имел безукоризненный узел, а уголки тщательно отглаженного воротника были аккуратно пристегнуты белыми пуговичками. «Чудной, но очень полезный парень», – подумал Кастер. Ему было приятно сознавать, что эксклюзивное интервью, которое получит Гарриман, явится ударом для мерзавца, качавшего права на улице. Пока тот станет зализывать моральные раны, можно будет спокойно заняться расследованием. Кастер даже удивился тому, как быстро он осваивается со своими новыми обязанностями.

– Капитан Кастер?

– Да.

– Я могу задать вам вопрос?

– Валяйте, – ответил Кастер, сопровождая разрешение величественным жестом.

Глава 8

О'Шонесси вошел в приемную Кастера и поискал глазами Нойса. Сержант прекрасно понимал, зачем его вызвал капитан. Интересно, возникнет ли снова вопрос о проститутке и двух сотнях баксов? Жополиз поднимал эту проблему каждый раз, когда, по его мнению, О'Шонесси начинал действовать чересчур независимо. Как правило, сержанту было на это плевать. Он давно научился не обращать внимания на нытье начальства. Забавно лишь то, думал О'Шонесси, что это происходит сейчас, когда он впервые за много лет расследует дело, которое его по-настоящему волнует.

Откуда-то из-за угла с толстенной пачкой бумаг в руках неожиданно возник Нойс. Сержант жевал резинку, а его постоянно влажные губы были полуоткрыты, обнажая коричневатые зубы.

– А, это ты, – произнес он, бросил бумаги на стол, уселся в свое удобное кресло и склонился к аппарату внутренней связи.

– Он здесь, – сказал Нойс в микрофон.

О'Шонесси уселся и принялся наблюдать за Нойсом. Парень постоянно употреблял пахнущую фиалкой жевательную резинку, которую так обожают пожилые вдовы и алкоголики. Приемная капитана просто провоняла фиалкой.

Минут через десять в дверях появился Кастер. Подтянув брюки и одернув рубашку, он мотнул головой в сторону О'Шонесси, давая знак проходить в кабинет.

Сержант последовал приглашению. Капитан тяжело опустился в кресло и бросил на О'Шонесси взгляд, который должен был считаться суровым, а на самом деле был просто злобным.

– О чем ты думаешь, О'Шонесси? – Кастер покачал головой, и его обвислые щеки заколыхались из стороны в сторону, как у собаки породы бигль. – И каким местом ты думаешь, во имя Спасителя нашего Иисуса Христа, спрашиваю я тебя?

О'Шонесси промолчал.

– Гони мне доклад экспертов.

– Нет.

– Как прикажешь тебя понимать?

– Доклада у меня нет. Я передал его специальному агенту Пендергасту.

Капитан целую минуту молча пожирал сержанта взглядом.

– Ты отдал доклад этому уроду?

– Так точно, сэр.

– Могу я спросить, почему?

О'Шонесси ответил не сразу. Ему меньше всего хотелось, чтобы его отстранили от дела. Сержанту нравилось работать с Пендергастом. Очень нравилось. Впервые за много лет он по ночам лежал, вперясь в потолок и размышляя о том, как лучше решить эту головоломку. Однако задницу этому идиоту он целовать не станет. Придется ломать комедию.

– Об этом меня попросил Пендергаст. Ему нужна была информация для проведения расследования. Вы сами приказали мне помогать ему, и я это делаю.

Щеки капитана снова задрожали.

– Мне казалось, О'Шонесси, что я ясно дал тебе понять – ты должен был не помогать ему, а делать вид, что помогаешь.

О'Шонесси попытался изобразить удивление.

– Боюсь, что я не совсем вас понимаю, сэр.

Капитан с ревом вскочил с кресла.

– Ты отлично, дьявол тебя побери, понимаешь, о чем я говорю!

Теперь О'Шонесси пришлось разыграть недоумение.

– Никак нет, сэр. Не понимаю.

Щеки капитана от ярости пришли в неистовое движение.

– О'Шонесси, ты маленький грязный... – Кастер замолчал и сглотнул, пытаясь унять свои эмоции. Над его жирной верхней губой выступили капельки пота. – Я отправляю тебя в административный отпуск.

Проклятие!

– На каком основании, сэр?

– Не прикидывайся идиотом. Ты прекрасно знаешь, на каком. Отказ повиноваться прямым приказам. Левая работа на агента ФБР, подрыв авторитета полиции. Об участии в раскопках на Дойерс-стрит я даже не говорю.

О'Шонесси прекрасно знал, что открытие на Дойерс-стрит явилось для Кастера манной небесной. Находка старых костей временно облегчила положение мэра, и тот в знак благодарности поставил Кастера во главе расследования.

– В работе по связи со специальным агентом Пендергастом я, сэр, строго следовал установленному порядку.

– Ни черта ты не следовал! Ты держал меня в полном неведении, несмотря на твои дурацкие рапорты. Ты, клянусь потрохами нашего Спасителя Иисуса Христа, прекрасно знал, что я не стану читать твою писанину. Ты получил доклад в обход меня. Я, О'Шонесси, открыл для тебя здесь самые широкие возможности, а ты в знак благодарности окунул меня в дерьмо.

– Я направлю жалобу в профсоюз, сэр. И кроме того, должен официально заявить, что я католик и непристойное упоминание имени нашего Спасителя глубоко меня оскорбило.

От изумления у капитана отвисла челюсть. О'Шонесси понял, что Кастер вот-вот окончательно потеряет контроль над собой.

Однако этого не случилось. Кастер хрюкнул, сжал и разжал кулаки и пропищал:

– Валяй, обращайся в свой союз, и мы посмотрим, что из этого выйдет. И перехристосить меня, лицемерный мерзавец, тебе тоже не удастся! Я сам регулярно хожу в церковь. А теперь выкладывай свой значок и пушку и отправляйся в свое логово варить картошку с капустой. Ты находишься в административном отпуске до тех пор, пока не будут получены результаты расследования отдела внутренней безопасности. Еще одного расследования. А на слушании твоей жалобы в союзе я потребую, чтобы тебя вышибли из полиции. Полагаю, что с учетом твоего прошлого доказать необходимость подобного шага будет несложно.

О'Шонесси понимал, что это не пустая угроза. Он снял с пояса револьвер, достал значок и положил их на стол.

– Это все, сэр? – как можно более холодно спросил сержант и получил некоторое удовлетворение, увидев, что лицо капитана снова налилось яростью.

– Ты спрашиваешь, все ли это? Тебе что, мало? Советую тебе, О'Шонесси, начинать готовить резюме для поступления на новую работу. Да, кстати, я знаю, что «Макдональдс» в Южном Бронксе подыскивает охранника для работы в ночную смену. Думаю, для тебя это будет в самый раз.

Когда О'Шонесси уходил, он заметил, что Нойс провожает его полным злорадного удовлетворения взглядом.

Когда О'Шонесси вышел из дверей участка, его ослепил яркий солнечный свет, и он остановился на ступенях. Сколько раз он спускался по этим ступеням, отправляясь в очередное бессмысленное патрулирование, или поднимался по ним, чтобы заняться столь же бессмысленной переборкой ненужных бумаг. О'Шонесси вдруг с удивлением обнаружил, что испытывает сожаление, несмотря то что вот уже много лет культивировал в себе чувство безразличия ко всему, что связано с работой. Пендергасту теперь придется вести дело без него. О'Шонесси вздохнул, пожал плечами и стал спускаться по ступеням. Его карьере пришел конец, и скорбеть по этому поводу он не намерен.

Сержант очень удивился, увидев у тротуара знакомый «роллс-ройс». Невидимая фигура на заднем сиденье распахнула дверцу, и О'Шонесси, подойдя к автомобилю, сунул голову внутрь.

Пендергаст откинулся на кожаную подушку и спросил:

– По поводу доклада?

– Да. И дело еще сильнее усугубила моя ошибка пятилетней давности.

– Чрезвычайно неприятно. Прошу вас извинить меня за ту роль, которую я сыграл в этом столь печальном для вас деле. Однако, пожалуйста, садитесь. У нас мало времени.

– Вы разве не слышали, что я сказал?

– Слышал. Но теперь вы работаете на меня.

О'Шонесси не знал, что сказать.

– Все устроено самым лучшим образом, – сказал Пендергаст. – Пока мы здесь говорим, завершаются последние формальности. Время от времени мне требуются... м-м... консультанты. – Пендергаст похлопал по стопке лежащих рядом с ним бумаг и продолжил: – Здесь все сказано. Вы сможете подписать их в машине. Сейчас мы заскочим в отделение ФБР, вас сфотографируют, и вы получите удостоверение. Это, к сожалению, хуже, чем значок, но действует почти так же.

– Простите, мистер Пендергаст, но вы должны знать, что они открывают против меня...

– Мне все известно. Прошу вас, садитесь.

О'Шонесси влез в машину и закрыл за собой дверь. У него слегка кружилась голова.

– Прочитайте, пожалуйста, – сказал Пендергаст, показывая на бумаги. – Надеюсь, что вы там не обнаружите никаких неприятных сюрпризов. Пятьдесят долларов в час, с гарантированным минимумом тридцать часов в неделю. Кроме того, бонусы и все остальное.

– Но почему вы это делаете?

Пендергаст ласково взглянул на сержанта и сказал:

– Я сделал это, поскольку вижу, что вы поднялись до уровня стоящих перед нами задач. Мне нужен человек, имеющий мужество отстаивать свои убеждения. Я видел, как вы работаете. Вы знакомы с улицей и можете говорить с людьми так, как я говорить не умею. Вы – один из них. Я же – нет. Кроме того, одному мне с этим делом не справиться. Мне нужен человек, который знает, как можно обойти византийские хитросплетения департамента полиции Нью-Йорка. Имеет значение и то, что вам не чуждо сострадание. Ведь я видел ту злосчастную пленку. А мне очень скоро понадобится сострадание.

О'Шонесси (голова у него все еще шла кругом) потянулся было к бумагам, но тут же отдернул руку и сказал:

– Я приму ваше предложение, но только при одном условии. Вам об этом деле известно гораздо больше, чем вы говорите. А я не желаю бродить в потемках.

– Вы совершенно правы, – кивнул Пендергаст. – Настало время поговорить. Мы займемся этим, как только вы закончите с бумагами. Вас такой порядок устроит?

– Вполне.

О'Шонесси взял бумаги и быстро их просмотрел.

– На Федерал-плаза, Проктор, – сказал Пендергаст, обращаясь к шоферу. – И побыстрее, пожалуйста.

Глава 9

Нора остановилась перед глубокой, обрамленной резьбой каменной аркой. Хотя камень был совсем недавно почищен, готический вход во двор выглядел очень старым и неприветливым. Он чем-то напомнил Норе о «Вратах предателей» лондонского Тауэра. Ей показалось, что она вот-вот увидит выступающие из свода острые зубья железной опускающейся решетки, глаза арбалетчика, наблюдающего за ней через узкую амбразуру и котлы с кипящей смолой.

Перед низкой металлической решеткой рядом с прилегающей к арке стеной Нора увидела огарки свечей, лепестки цветов и старые фотографии в рамках с разбитым стеклом. Все это походило на какое-то святилище. Девушка не сразу вспомнила, что именно под этой аркой был застрелен Джон Леннон. Здесь же неподалеку получил удар ножом и Пендергаст. Нора подняла глаза. Над ней высилось массивное здание «Дакоты». Готический фасад дома был украшен многочисленными вимпергами и каменными резными фигурами. Над мрачными, покрытыми тенями башнями клубились темные облака. «Чудное местечко для обитания», – подумала Нора.

Девушка внимательно огляделась по сторонам. После погони в архиве у нее вошло в привычку соблюдать максимальную осторожность. Не заметив никаких явных признаков опасности, она двинулась к арке. Рядом с аркой в большой будке из бронзы и стекла стоял охранник. Высокий и неподвижный, он чем-то напоминал часового у Букингемского дворца. Охранник равнодушно взирал на Семьдесят вторую улицу, словно не замечая присутствия Норы. Но как только она вступила под свод арки, страж в мгновение ока оказался на ее пути – вежливый, но непреклонный.

– Чем могу вам помочь? – без тени улыбки спросил он.

– У меня назначена встреча с мистером Пендергастом.

– Ваше имя?

– Нора Келли.

Охранник кивнул, словно ожидал ее появления.

– Юго-западный вестибюль, – сказал он и отступил в сторону, давая ей пройти.

Шагая под аркой во внутренний двор, Нора заметила краем глаза, что страж вернулся в будку и поднял трубку телефона.

В кабине лифта стоял запах старой кожи и полированного дерева. Лифт поднялся на несколько этажей и неторопливо остановился. Дверь кабины скользнула в сторону, и Нора увидела Пендергаста. Приглушенный свет создавал вокруг его изящной фигуры призрачное гало.

– Чрезвычайно польщен вашим приходом, доктор Келли, – ласковым тоном сказал Пендергаст и отошел, пропуская девушку в свое жилище. Произнесено это было как всегда – с подчеркнутой вежливостью, но на сей раз слова приветствия прозвучали как-то устало или даже мрачно. «Все еще не выздоровел», – подумала Нора.

Пендергаст казался ей бледнее, чем обычно, если подобное было вообще возможно. И без того чрезмерно изящный, он осунулся еще больше.

Переступив через порог, Нора оказалась в комнате с очень высоким потолком, но без окон. Три стены были выкрашены в темно-розовый цвет с широкими черными полосами вдоль пола и потолка. Четвертая стена была целиком сложена из черного мрамора. По всей ее ширине струилась вода, негромко побулькивая в бассейне с плавающими в нем цветами лотоса. Помещение полнилось приятным звуком струящейся воды, и в нем витал аромат цветов. Неподалеку от бассейна располагались два черных лаковых столика, на одном из них произрастали бонсей – карликовые клены. На другом столике в прозрачном пластиковом кубе на изящном треножнике покоился кошачий череп. Подойдя ближе, Нора поняла, что череп на самом деле был искусно вырезан из одного куска китайского нефрита. Перед ней находилось произведение самого высокого искусства – работа была настолько тонкой, что на темном фоне камень казался почти прозрачным.

На стоящей тут же кожаной софе восседал сержант О'Шонесси собственной персоной. Он то и дело закидывал ногу на ногу, постоянно меняя конечности. По всему было видно, что сержант ощущает себя не вполне комфортно.

Пендергаст закрыл дверь и заскользил к Норе, заложив руки за спину.

– Могу ли я вам что-нибудь предложить? Минеральной воды? Ликера? Хереса?

– Спасибо. Ничего не надо.

– В таком случае прошу извинить меня на несколько секунд, – сказал Пендергаст и скрылся через едва заметную дверь в одной из розовых стен.

– Прекрасное место, – заметила Нора.

– Вы не видели и половины. Интересно, откуда у него столько бабок?

– Билл Сми... один из моих бывших знакомых говорит, что слышал о старых семейных капиталах. Фармацевтический бизнес или что-то в этом роде.

– Хм-м...

После этого они погрузились в молчание, вслушиваясь в шепот воды. Через несколько минут дверь снова открылась, и появился Пендергаст.

– Не могли бы вы оба проследовать за мной? – спросил он.

Нора и О'Шонесси прошли через дверь, а затем по длинному затененному коридору. Большинство выходящих в него дверей было закрыто, но Нора успела увидеть библиотеку, заполненную переплетенными в кожу томами. В библиотеке находился музыкальный инструмент из розового дерева, очень похожий на клавесин. На стенах другой, довольно узкой комнаты, двери в которую стояли открытыми, висели четыре или пять полотен маслом в тяжелых золоченых рамах. Третье помещение не имело окон, стены там были из рисовой бумаги, а на полу лежали татами и многочисленные маты. Комната была огромной и поэтому казалась совершенно пустой. Освещение всех помещений, которые успела увидеть Нора, оставляло желать лучшего. Наконец Пендергаст привел их в зал с высоким потолком и стенами, облицованными резными панелями из черного дерева. В дальнем конце зала находился прекрасно декорированный камин, а три огромных окна смотрели на Центральный парк. Всю правую стену помещения занимала подробнейшая карта Манхэттена, каким тот был в девятнадцатом веке. В центре комнаты стоял большой стол, на котором лежали полусгнивший зонт, прокомпостированный билет надземки, кусок угля и осколки стекла.

Стульев в комнате не имелось, поэтому Нора встала чуть в стороне, а Пендергаст принялся ходить вокруг стола, не сводя глаз с лежащих на нем предметов. Агент ФБР чем-то напоминал акулу, кружащую вокруг намеченной жертвы. Наконец он остановился и посмотрел вначале на нее, а затем на О'Шонесси. В обращенном на нее взгляде Нора увидела не просто внутреннее напряжение, а какую-то одержимость, и это ее слегка встревожило.

Пендергаст повернулся лицом к карте, заложил руки за спину и некоторое время молча на нее смотрел. Затем он заговорил, – заговорил негромко и задумчиво, словно обращался к самому себе:

– Нам известно, где работал доктор Ленг. И теперь следует найти ответ на более трудный вопрос. Где он жил? В какой части этого многолюдного острова скрывался наш добрый доктор?

Благодаря доктору Келли мы имеем важные ключи, которые позволяют сузить круг наших поисков. Обнаруженный вами билет, доктор Келли, был закомпостирован на Вестсайдской линии надземной железной дороги. Поэтому мы вправе предположить, что доктор Ленг обитал где-то на западе острова. – Пендергаст повернулся к карте и с помощью красного фломастера провел с севера на юг линию вдоль Пятой авеню. – Находящиеся в углях примеси всегда имеют уникальный характер и зависят от места, где топливо было добыто. Этот уголь был доставлен с давно заброшенных шахт из района Хаддон-филд в штате Нью-Джерси. Поставками данного угля в Манхэттене занималась лишь одна компания – «Кларк и сыновья». Эта фирма обслуживала территорию между Сто десятой и Сто тридцать девятой улицами. – Пендергаст провел поперек острова две красные линии – одну по Сто десятой, а другую по Сто тридцать девятой улице. – А теперь взглянем на зонт. Его покрытие изготовлено из шелка. Шелковая ткань лишь на ощупь представляется гладкой, но, взглянув в микроскоп, вы увидите, что она имеет неровную, почти ворсистую текстуру. Во время дождя шелк захватывает различные частицы, и в частности пыльцу растений. Микроскопический анализ остатков ткани показал, что в ней в значительном количестве присутствует пыльца болотных и любящих влагу растений. Сейчас этих представителей флоры можно увидеть во всех низменных и увлажненных частях Манхэттена, однако в девяностых годах девятнадцатого века ареал их распространения ограничивался районами, примыкающими к берегам Гудзона.

Пендергаст провел линию по Бродвею и, обведя прилегающий к этой линии небольшой район, продолжил:

– Исходя из всего изложенного мы не ошибемся, если предположим, что доктор Ленг жил к западу от этой линии, не более чем в одном квартале от Гудзона.

Он завинтил колпачок фломастера и, посмотрев на Нору и О'Шонесси, спросил:

– Есть ли у вас какие-либо замечания по этому поводу?

– Да, есть, – сказала Нора. – Вы заявили, что «Кларк и сыновья» поставляли уголь только в этот район. Если это так, то возникает вопрос, каким образом обнаруженный нами кусок оказался так далеко от предполагаемого дома доктора Ленга?

– Ленг хранил месторасположение своей лаборатории в тайне и не мог позволить, чтобы кто-то доставлял туда уголь. Думаю, что он приносил небольшие партии угля из своего дома.

– Понимаю.

– Что еще? – не сводя с нее глаз, спросил Пендергаст.

Нора промолчала.

– В таком случае, – продолжил Пендергаст, – мы вправе предположить, что доктор Ленг жил на Риверсайд-драйв или на одной из боковых улиц между Бродвеем и Риверсайд-драйв. Здесь мы и сосредоточим наши поиски.

– Но в таком случае речь идет по меньшей мере о тысяче домов или квартир, – вмешался О'Шонесси.

– Одной тысяче трехстах пяти, если быть точным. И теперь мы должны обратиться к осколкам стекла.

Пендергаст еще раз обошел вокруг стола, а затем пинцетом поднял один из осколков и посмотрел его на свет.

– Я провел химический анализ осадка на стекле. Посуда была тщательно промыта, но современные методы исследования позволяют определить характер субстанции при содержании в одну триллионную. На стекле удалось обнаружить набор весьма любопытных химических веществ. Те же самые вещества я нашел на осколках, изъятых из захоронения на Кэтрин-стрит. Весьма устрашающая смесь, если разложить ее на составляющие элементы. В частности, там содержался алюмофосфоцианат – довольно редкое органическое соединение, ингредиенты которого в период между тысяча восемьсот девяностым и тысяча девятьсот восемнадцатым годами можно было приобрести лишь в ограниченном числе аптек. А ведь именно в то время, насколько нам известно, Ленг пользовался своей лабораторией в Южном Манхэттене. Сержант О'Шонесси оказал нам большую любезность, выявив круг этих аптек и их местонахождение.

Пендергаст отметил фломастером пять точек на карте и продолжил:

– Предположим для начала, что доктор Ленг приобретал химикаты в наиболее удобном месте. Как вы видите, вблизи лаборатории нет ни одной аптеки, поэтому выдвинем гипотезу, согласно которой добрый доктор покупал необходимые ингредиенты где-то рядом со своим жилищем. В таком случае мы сразу исключаем две точки в Ист-Сайде. Теперь остаются лишь три интересующих нас объекта в Вест-Сайде. Но одна из аптек находится слишком далеко к югу, поэтому исключим и ее. – Пендергаст поставил красные кресты на трех точках из пяти и продолжил: – Остаются еще две. Возникает вопрос – в какой же из них?

Его вопрос в очередной раз был встречен гробовым молчанием. Пендергаст вернул осколок стекла на место и, снова обойдя вокруг стола, остановился у карты.

– Ответ будет таковым: ни в одной.

Немного выждав и не дождавшись реакции со стороны слушателей, Пендергаст приступил к пояснениям:

– Дело в том, что алюмофосфоцианат – вещество весьма опасное, и покупающий его человек может привлечь к себе внимание. Поэтому предложим иную гипотезу, суть которой состоит в том, что доктор Ленг приобретал химикаты на максимальном удалении от своих охотничьих угодий, места постоянного обитания и музея. Одним словом, в том месте, где его никто не сможет узнать. И такое место есть. Оно находится на Восточной Двенадцатой улице и называется «Аптекарь Нового Амстердама». – Он обвел фломастером одну из точек и сказал: – Вот здесь Ленг покупал химикаты.

С этими словами Пендергаст развернулся и начал расхаживать туда-сюда вдоль стены с картой.

– Нам фантастически повезло, поскольку «Аптекарь Нового Амстердама» по странному стечению обстоятельств функционирует и в наше время. Там могут быть записи и даже какие-то остаточные воспоминания, и я попросил бы вас провести расследование, – сказал он, обращаясь к О'Шонесси. – Навестите это заведение и проверьте их старые книги. В случае необходимости поищите старичков, которые провели всю жизнь в этой округе. Одним словом, действуйте так, словно ведете полицейское расследование.

– Хорошо, сэр.

После короткой паузы снова заговорил Пендергаст:

– Я убежден, что доктор Ленг не жил ни на одной из боковых улиц между Бродвеем и Риверсайд-драйв. Он обитал на самой Риверсайд-драйв.

– Откуда вам известно, что Ленг жил именно там?

– Все самые лучшие дома располагались вдоль Риверсайд-драйв. Вы еще можете их там увидеть. Некоторые из них заброшены, часть раздроблена на крошечные квартиры, но они все еще там. Во всяком случае, большинство. Неужели вы верите в то, что Ленг обитал на боковой улице, где селился средний класс? У этого человека было огромное состояние. Я много думал об этом в последнее время и решил, что он ни за что не поселился бы в доме, вид из которого могла бы блокировать будущая постройка. Он наверняка предпочитал свет, свежий воздух и прекрасный вид на реку. Вид, который никогда не будет от него отгорожен. Я в этом абсолютно уверен.

– Но почему? – не сдавался О'Шонесси.

И вдруг Нора все поняла.

– Да потому, что рассчитывал жить там долго. Очень, очень долго.

После этих слов в просторной прохладной комнате долго висело молчание. Затем по лицу Пендергаста разлилась совершенно нетипичная для него широкая улыбка.

– Браво, – сказал он, подошел к карте и провел жирную красную линию вдоль Риверсайд-драйв от Сто тридцать девятой до Сто десятой улицы. – Вот здесь мы станем искать доктора Ленга.

В комнате снова повисло долгое неловкое молчание.

– Вы, очевидно, имеете в виду дом доктора Ленга? – спросил наконец О'Шонесси.