С.Е.К.Р.Е.Т. Аделайн Л. Мари
Я вздрогнула и не успела возразить при звуке голоса и при виде руки, взявшейся за мою камеру.
– Стойте! – воскликнула я, выхватывая камеру.
Лишь через пару секунд я поняла, что вижу перед собой молодого человека с загорелым лицом, ямочкой на щеке и каштановыми прядями, торчавшими из-под черной лыжной шапочки. Я уловила легкий французский акцент.
– Да я не насовсем. – Он отдал камеру и выставил руки ладонями вперед: сдаюсь. – Я просто подумал, что вам, наверное, хотелось бы сняться на память. – Он широко улыбнулся, сверкнув зубами. – Меня зовут Тео.
– Привет.
Я опасливо протянула руку, подальше держа другой камеру. Ему было никак не больше тридцати. Судя по загорелому, обветренному лицу, он целыми днями бывал на воздухе, а сексуальные морщинки в уголках глаз придавали ему умудренности, невзирая на молодость.
– Я Кэсси.
– Простите меня, пожалуйста. Не хотел вас напугать. Я здесь работаю. Лыжный инструктор.
Хм. Я провела два дня в полном одиночестве и с немалым удовольствием, но вот передо мной стоит прекрасный мужчина. Не иначе как его прислала Матильда. Я решила взять быка за рога.
– Значит, вы работаете здесь, в Уистлере? А может быть, вы из тех… ну, сами знаете. – (Он посмотрел исподлобья.) – Из тех… ну, как мне выразиться? Из тех… мужчин?
Тео растерянно оглянулся на толпу.
– Ну да… я мужчина, – согласился он, явно ничего не понимая.
До меня дошло, что он мог быть вообще ни при чем – случайный симпатяга, который захотел познакомиться и не имел никакого отношения к С.Е.К.Р.Е.Т. В этом не было ничего невозможного, и я улыбнулась про себя.
– Ладно, – сказала я. – Теперь вы меня извините. Я и не думала, что вы фотоаппараты крадете.
– Может, тогда позволите дать вам бесплатный урок лыжного мастерства?
Да, легкий французский акцент мне не почудился – вернее, квебекский.
– А если меня нечему учить? – спросила я уже увереннее.
– Знаете, стало быть, местные склоны? – Тео улыбнулся обезоруживающей улыбкой. – Знаете, что здесь к чему, где проходят черные трассы, какой подъемник куда везет и каких новичков бояться на повороте, если зазеваетесь?
Кого я дурю?
– Вообще-то, нет, – призналась я. – Два дня кружила внизу, у подножия. Не знаю, хватит ли у меня духу подняться наверх.
– Вот я и буду вашим духом, – заявил он, подавая мне руку.
Тео был педагогом от бога, и хотя я еще не отваживалась ступать на страшные черные трассы, после несложного часового восхождения к Седловине – ледниковому склону, где снег колюч и рыхл, как нигде, – мы отправились в скоростном подъемнике к Симфонической Чаше. Тео посулил мне крутые спуски пополам с легкими гребнями, чтобы ноги могли немного передохнуть, а после – неспешный пятимильный пробег до поселка. Хорошо, что я приучила себя к пробежкам по Новому Орлеану. Если бы я покоряла склоны без подготовки, меня бы так и парализовало у очага на весь уик-энд.
На краю Чаши мне пришлось остановиться. Да, от ослепительных снегов, простиравшихся до неба, столь голубого, что было больно смотреть, захватывало дух. Но меня завораживало и то, как изменился мой мир с простым словом «да». За последние несколько месяцев я научилась делать вещи, которые еще год назад казались немыслимыми. И речь шла не только о сексе с незнакомцами, но и об участии в благотворительном бале, регулярных пробежках, манере одеваться – она сделалась сексуальнее. Я стала общительнее, могла постоять за себя и вот отправилась сюда одна, не имея ни малейшего представления о том, чем обернутся эти четыре дня. Все это было бы невозможно, не прими я дар от С.Е.К.Р.Е.Т.
Когда ко мне подошел этот молодой человек с лыжами на плече, я не отпрянула, не усомнилась, а постаралась осознать, что в этом нет ничего странного и я вполне достойна его внимания. Через час, очутившись буквально на вершине мира, я поняла, что преобразилась. И все же какая-то часть меня сомневалась, что все случилось само собой. Я все еще ждала, что вот мы доберемся до гребня, обменяемся долгими взглядами и Тео спросит, принимаю ли я Шаг.
– С ума сойти от красоты, – пробормотал он, становясь рядом и обозревая восхитившую меня панораму.
– Да. В жизни не видела ничего подобного.
– Я о вас говорю, – возразил Тео и устремился вниз – я лишь успела заметить его ухмылку.
Мне ничего не оставалось, как только последовать за ним, и я на несколько жутких секунд повисла в воздухе. Кое-как приземлившись, я выпрямилась и заскользила по его лыжне. Он искусно лавировал между ледовыми выступами, то и дело оглядываясь и проверяя, все ли со мной в порядке. После крутого правого поворота на дорожку без знаков мы вскоре присоединились к группе усталых лыжников, которые шли в уютный поселок, мерцавший желтым и розовым в лучах заходящего солнца.
У подножия мы съехались, и Тео поднял руку: дай пять.
– Браво! – похвалил он.
– За что же браво? – спросила я, когда наши перчатки соприкоснулись.
От быстрого спуска я разогрелась и у меня чуть кружилась голова.
– Первая миля последнего спуска – черная трасса, и вы с ней справились. Глазом не моргнули!
Во мне взыграло что-то вроде гордости, смешанной с ликованием.
– Обмоем успех? – предложила я.
Мы направились в «Шато Уистлер», где я остановилась, и пересекли Большой зал, где все до единого, похоже, знали Тео. Он познакомил меня с официантом Марселем, его старым другом, тоже из Квебека, который принес нам фондю и обжигающий ромовый пунш. Затем последовали горячие мидии и жареная картошка. Я так и набросилась на нее – до того проголодалась, но вскоре опомнилась.
– Ох ты господи! – ужаснулась я. – Ем, словно животное. – Не в силах удержаться, я снова набила полный рот картошки.
– Я этим весь день занимался, – откликнулся Тео, подался через стол и притянул меня к себе для поцелуя.
Руки у него были сильные, в мозолях от лыжных палок. Волосы растрепались. Я знала, что мои тоже, хотя, наверное, и не столь очаровательно. Но это было не важно. Он запал на меня, это точно. Я вспомнила Полин с ее спутником и их тесную связь. Сейчас я переживала что-то похожее. Я украдкой оглядела зал – не заметил ли кто-нибудь это… меня… нас. Нет. Даже на людях мы пребывали в нашем собственном мире.
Мы долго говорили о лыжах и впечатлениях дня, делясь друг с другом самыми яркими. Я не чуралась никаких личных вопросов. Они попросту были не так важны, как его касания и взгляды глаза в глаза. После обеда, когда он взял со стола счет, поднялся и протянул мне руку, я поняла, что попрощаемся мы не скоро.
Я даже не догадывалась, насколько промерзла, пока Тео не принялся раздевать меня в ванной, словно капусту, снимая одежку за одежкой.
– Да мясо-то будет когда-нибудь? – пошутил он, стягивая с меня леггинсы.
– Найдется, – прыснула я.
– Обещаете?
– Обещаю.
Когда он свалил мою одежду в кучу на пороге ванной, я осталась совершенно голой. Меня украшали только приличные синяки, расцветавшие на ногах и руках. При виде их Тео присвистнул.
– Bay, боевые ранения! – Он включил душ, и помещение стало наполняться паром. – Кому-то пора согреться.
– Не полезу же я одна, – отозвалась я, шокированная собственной смелостью больше, чем он.
Срывая одежду, он рассмеялся. Тело его было худощавым и мускулистым. Да, этот парень ездил на лыжах целыми днями. Или годами. Я ступила под душ, он за мной, а через несколько секунд наши губы уже встретились под струями. Он поднял мои руки вверх и прижал к мокрой стене. Затем раздвинул мне бедра коленями и чуть приподнял меня, так что мои ноги оказались по бокам от него. Он действовал уверенно, но ни к чему не принуждал. Я распласталась по стене, как морская звезда. Он провел языком по моей шее, его напрягшийся член уперся мне в живот. Взяв в широкую ладонь мою грудь, Тео слизнул с соска капли воды. Я почувствовала, что внизу у меня стало мокро, хотя и стояла под душем, когда другая его рука спустилась по телу и он ввел в меня сначала один палец, а потом еще один. Мы встретились взглядами, я вцепилась в его мокрые волосы. Стоять было скользко, и он поддержал меня за ягодицы.
– Нравится?
– В жизни такого не было, – ответила я.
– Добавим новизны, коли так?
Вокруг нас сгущался пар. Я целиком раскрывалась для Тео, всеми порами, всем существом.
– С тобой я готова на что угодно.
Тео приподнял мое нагое тело, так что я обхватила ногами его бедра, и, прежде чем успела сообразить, что происходит, он понес меня, мокрую, из ванной к королевской постели. Уложив меня, он вернулся в ванную, выключил душ, подобрал свои брюки и начал рыться в карманах в поисках, как я сообразила, презерватива. Затем он подошел к кровати и остановился, весь лучась.
Я подползла, взяла у него в рот, а он смотрел. Чуть погодя он разорвал упаковку и протянул мне презерватив. Я натянула резинку ему на член, после чего Тео мягко уложил меня на спину и стал вылизывать, умело и страстно. Я лежала, разведя колени и прикрыв ладонью глаза. У меня захватило дух, и тут он сильными руками перевернул меня спиной к себе. Член его стал еще крепче, чем несколько минут назад.
– Мы только начинаем, – прошептал Тео, поцеловав меня в шею.
Он еще шире развел мне ноги и забросил мое бедро на свое, так что наши тела образовали нечто вроде буквы «S». Он ощупал мою спину, а потом обратился к совершенно новому месту. Он ввел только палец, и сперва было больно, но скоро боль унялась, сменившись восхитительным ощущением полноты. Во мне все оборвалось – что-то похожее было, когда я одолевала снежный гребень. А потом он вошел в меня сзади; не так, как я ждала. Это было мучительно приятное чувство. Он крепко обнял меня, притягивая к себе.
– Нравится? Тебе хорошо? – шептал он, нежно убирая мои мокрые волосы с лица и шеи.
– Да, – ответила я. – Да. Это такая… приятная боль.
– Уверена? Я могу прекратить в любой момент.
Я снова кивнула, ибо то, что он делал, порождало очень приятные, несказанно глубокие ощущения. Когда меня накрыла волна жаркого наслаждения, я в экстазе вцепилась в простыни. Я могла прожить миллион лет и не попробовать ничего подобного. Но сейчас лишь твердила: «Да! Да! Да!» – с каждым его глубоким, мощным толчком. Его рука скользнула мне под живот и ниже, заставив меня намокать все сильнее. Я кончила снова, резко подавшись назад и насадив себя на него; мне казалось, что я не выживу, если это прервется. Мне было нужно освободиться до конца – здесь, в этой комнате, на этой постели, с этим мужчиной, который выглядел подставной фигурой, обязанной меня научить.
– Я сейчас кончу из-за тебя. – Он подхватил меня и наклонил вперед, покусывая и разминая другой рукой груди.
Наконец, излившись, он мягко вышел наружу, и мы оба обессиленно повалились, глядя в узорный потолок, которого до сих пор не замечали. Его рука лежала на моем животе.
– Это было… глубоко, – сказал он.
– Да уж, – отозвалась я, еще не отдышавшись.
Я испытала нечто новое, волшебное, но мне было немного тревожно. Этот мужчина был не из С.Е.К.Р.Е.Т. Значит, я не приняла Шаг, а просто ступила на неизведанную территорию.
Тео уловил перемену в моем настроении:
– Все в порядке?
– Да. Просто… Просто я никогда в жизни так не делала. Не в моих правилах цеплять незнакомцев и с ходу ложиться с ними в постель.
Мужчины от С.Е.К.Р.Е.Т. тоже были незнакомцами, но тамошние женщины их знали.
– Ну и что? В чем преступление?
– Я считала себя не такой.
– «Такой» – это решительной, отважной.
– Правда? Неужели это я?
– Честное слово, – ответил он, поглаживая меня так ласково, что трудно было поверить, что мы едва знакомы.
Потом Тео подтянул тяжелое пуховое одеяло и укрыл нас обоих.
Когда я через шесть часов проснулась, его уже не было, и это меня, как ни странно, не огорчило. Я была счастлива с ним, но и расставшись, не испытывала чувства утраты. Он был мил, однако я радовалась, что проведу оставшиеся дни в одиночестве. Правда, записку, которую я нашла в ванной, мне было все-таки приятно прочесть.
«Кэсси, ты прекрасна. Я опаздываю на работу! Ты знаешь, где меня найти. bientt[6], Тео».
Мы сидели в коуч-центре. Матильда восхищенно рассматривала фотографии, а я без умолку трещала о том, как здорово было снова погонять по крутым склонам, и расписывала гору Блэккомб, на которой провела последний день. Дэника принесла нам кофе и зависла над снимком Марселя, где мы с Тео поглощали фондю.
– Милашка какой, – пропела она и ушла, оставив нас с Матильдой наедине.
Матильда пришла в восторг, когда я рассказала про Тео. Она расспросила обо всем: как мы встретились, что он говорил, что я отвечала. Потом я поведала ей… о том, что он сделал.
– Понравилось? – спросила она.
– Да, – ответила я. – Я, может быть, повторю. С правильным партнером. Кому я буду доверять.
– У меня для вас кое-что есть. – Она выдвинула ящик стола и достала маленькую деревянную шкатулку.
Когда Матильда ее открыла, на черном бархате сверкнула подвеска Шага восьмого.
– А я-то думала, что Тео – фигура случайная.
– Это совершенно неважно, случайная или нет.
– Не понимаю.
– Этот Шаг означает Бесстрашие. Это не просто смелость, потому что вы рисковали необдуманно, без подготовки. «Лови момент» – вот лозунг Бесстрашия. Поэтому неважно, имеет Тео отношение к СЕ.K.P.ET. или нет. Вы заслужили эту подвеску.
Я вынула ее из коробки, повертела и прикрепила на место; вскинула руку и восхитилась мелодичным звоном. Так кем же был Тео? Случайным человеком, который увлекся мною? Или агентом S.E.C.R.E.T? Узнать было негде. Но Матильда, наверное, права: разницы никакой.
– Буду считать, что я сама очаровала Тео, – сказала я. – Хотя все еще сомневаюсь.
– Все хорошо, Кэсси. Славно, что вы больше не чувствуете себя ненужной и одинокой. Вы, моя дорогая, расцвели.
Глава двенадцатая
С приближением праздника Марди Гра весь Новый Орлеан уподобился невесте, занятой последними приготовлениями к судьбоносному дню. Неважно, что год назад было то же самое, и будет в следующем, и вообще ежегодно, – Марди Гра всякий раз казался последним и лучшим.
Когда я сюда переехала, меня заворожили крю[7] – стар и млад, устраивавшие балы и строившие колесницы для парада. Я не понимала, зачем тратить столько времени на костюмы и мишуру. Но, прожив здесь несколько лет, я начала постигать фаталистическую натуру среднего новоорлеанца. Горожане стремились жить сегодняшним днем.
Даже пожелай я стать членом крю, у меня бы ничего не вышло – попасть в старейшие с названиями «Протей», «Рекс» и «Бахус» было немыслимо, если в твоих жилах не текла кровь аристократов Байю. Но с приближением к концу моей истории с С.Е.К.Р.Е.Т. мне все больше хотелось влиться во что-то или куда-то вступить – то было, как ни крути, единственное средство от одиночества. Я начинала понимать, что в меланхолии нет никакой романтики. Это был лишь красивый синоним депрессии.
Еще за месяц до Марди Гра я не могла пройти по Мариньи или Тримею, не говоря уж о Французском квартале, чтобы не позавидовать кружкам рукодельниц, собиравшимся у подъездов. Они шили яркие костюмы, покрывали блестками причудливые маски и высоченные головные уборы с перьями. В другой раз, вечерами, совершая пробежку по району Уорхаус, я замечала в приоткрытых дверях художников: те, прикрыв лица, орудовали аэрозольными баллончиками, нанося последние штрихи на разукрашенные карнавальные платформы. Внутри у меня что-то екало, и я впитывала капельку радости.
Но было действо, которое неизменно наполняло меня чистым ужасом: «Ревю девочек сФренчмен-стрит». То был бурлеск на Марди Гра с участием женщин, работавших в ресторанах и барах Мариньи. Трачина, входившая в оргкомитет этого шоу, в котором наша округа отдавала должное эротизму, из года в год небрежно спрашивала меня, не хочу ли я поучаствовать. Я неизменно отказывалась. Категорически. Уилл разрешал девочкам репетировать танцы на втором этаже кафе, всякий раз замечая, что если двадцать девиц способны отплясывать там без ущерба для старых перекрытий, то вряд ли что-то случится с парой десятков клиентов, спокойно обедающих за столиками.
Но в этом году Трачина не только не стала меня упрашивать, но и сама отказалась от участия в смотре, сославшись на семейные обстоятельства. Уилл говорил мне, что брат ее вступил в переходный возраст и с ним становится все труднее, а я старалась учитывать это всякий раз, когда меня подмывало нелестно о ней отозваться.
Я удивилась, когда Уилл сам подкатил ко мне с предложением присоединиться к девочкам.
– Ну же, Кэсси. Кому еще представлять кафе?
– Делл. У нее ноги что надо, – отозвалась я, сосредоточенно протирая кофеварку и стараясь не встречаться с ним взглядом.
– Но…
– Нет. И больше ни слова об этом.
Ставя точку, я высыпала с подноса в помойку пустые молочные пакеты.
– Сдрейфила, – поддразнил меня Уилл.
– К вашему сведению, мистер Форе, я в этом году отмочила несколько таких номеров, что вы содрогнетесь. Моя отвага имеет границы, и я их знаю. А значит, не собираюсь трясти сиськами перед толпой пьяных мужиков.
В тот вечер, когда был назначен смотр, я уже второй раз за неделю подменяла Трачину и закрывала кафе. В восемь часов, переворачивая стулья, чтобы пройтись по полу шваброй, я услышала отзвуки последней репетиции наверху – надо мною словно резвился табун развеселых пони. Девочки выступали по очереди; все это сопровождалось смехом, свистом и улюлюканьем, и во мне пробудилось уже подзабытое чувство одиночества и никчемности вкупе с мыслью, что уж меня-то точно подняли бы на смех, учуди я что-то подобное. В мои тридцать пять, почти тридцать шесть, я была бы среди них самой старой после Бетти-Пароход и Кит ДеМарко. Кит работала барменшей в «Пятнистом коте» и в сорок один год еще считала возможным красить волосы в синий цвет, как у феи, и надевать джинсовые шорты с бахромой. Бетти-Пароход правила старомодным табачным киоском в «Уютной гавани», ежегодно появлялась в одном и том же карнавальном костюме и похвалялась, что носит его уже тридцать шесть лет подряд, а он ей по-прежнему впору. Ну и потом – я никак не могла танцевать рядом с Анджелой Реджин, статной божественной гаитянкой, которая работала горничной в отеле «Мейсон» и подрабатывала джазовым пением. Ее тело было настолько прекрасно, что не было смысла завидовать.
Закончив наводить порядок, я пошла наверх, чтобы отдать ключи Кит, которой было велено запереть заведение после ухода. Смотр начинался в десять вечера. Девицы собирались репетировать до последнего, а мне не терпелось пойти домой и смыть под душем дневную усталость. Я надеялась увидеться на шоу с Уиллом, но днем, когда я спросила, пойдут ли они с Трачиной на праздник, он только пожал плечами.
Наверху я прошла мимо новенькой девушки, кучерявой блондинки. Она сидела на полу, скрестив ноги, держала зеркальце и умело прилаживала накладные ресницы. Не понять было, парик на ней или настоящие волосы, но прическа завораживала. Дальше стояли и сидели еще с десяток девиц, в разной мере раздетых, – подготовка шла полным ходом, пальто и куртки свалены на старом матрасе Уилла, которым тот и сам пользовался, когда ночевал на работе. Кроме матраса, в комнате был только сломанный деревянный стул, на котором Уилл, бывало, сидел верхом, опершись подбородком о спинку и погрузившись в раздумья. В кафе было много места – идеальная площадка для репетиций. Закрывались мы рано, располагались неподалеку от «Голубого Нила», где принимали в этом году праздник, а ванная наверху была совсем новая, хотя и без двери. Несколько женщин, одна по пояс голая, вертелись там перед зеркалом, по очереди накладывая грим. Повсюду были разбросаны бигуди и щипцы для завивки. Яркие карнавальные костюмы, боа из перьев и маски оживляли помещение, обычно скучное и серое.
Кит в лифчике без лямок и чулках отрабатывала танцевальное па; ее костюм висел на голой кирпичной стене, как произведение искусства. Штучное изделие: белый кружевной корсаж на черной атласной подкладке, с зубчатой розовой каймой по передней вставке. Розовыми были и кружева на спине. Я машинально коснулась костюма, но как только дотронулась кончиками пальцев до атласа, отдернула их, мгновенно вспомнив о приключении вслепую. Я никогда не смогла бы проделать перед толпой мужиков то, что затевали Кит и эти девчонки, – во всяком случае, без повязки на глазах.
– Привет, Кэсс. Не забудь сказать Уиллу спасибо за то, что дал поработать после закрытия. Ключи верну в «Голубом Ниле», – сказала она, ни на секунду не сбившись с ритма. – Ты же придешь?
– Я всегда прихожу.
– Тебе придется когда-нибудь с нами сплясать, – крикнула Анджела из стайки девушек, столпившихся в ванной.
Я была польщена ее вниманием, но возразила:
– Да меня на смех поднимут, дуру такую.
– Тебе и надо выставиться дурой, – рассмеялась она и пробасила в шутку: – Так сексуальнее!
Ее поддержали кивками и смехом, а Кит напугала меня, подкравшись сзади:
– Я правильно оделась для лесбы?
Когда пару лет назад она призналась в своей ориентации, удивился один Уилл.
– Типичный гетеросексуал, – отреагировала Трачина и вытаращилась на него. – По-твоему, раз одевается сексуально, то хочет привлечь мужиков.
Кит стала одеваться откровеннее, когда все всплыло, и завела постоянную подругу. Нынче она прилепила себе мушку, наложила фальшивые ресницы и накрасилась самой ядовитой помадой. Волосы у нее отросли, и голубая фея превратилась в смазливого подростка. Но ее нарочито девчоночий вид все равно контрастировал с фирменными ковбойскими сапогами и черными махровыми напульсниками, неизменно красовавшимися у нее на запястьях.
– Может быть, через год и приобщусь, – сказала я, отчасти даже веря в это.
– Обещаешь?
– Нет, – рассмеялась я.
Пожелав девчонкам удачи, я поспешила вниз, но уже там вспомнила, что, заболтавшись, так и не отдала Кит ключи! А когда повернулась, чтобы сгонять обратно, она сама врезалась в меня: летела вниз – не иначе, по той же причине. Кит поскользнулась, упала и, проехав на заду пять последних ступенек, припечаталась к плиточному полу. Мне повезло, я была в кроссовках и устояла.
– Кит!
– Матерь божья, – простонала она, перекатываясь на бок.
– Ты цела?
– Похоже, задницу переломала!
Я поспешила к ней вниз:
– Господи, какой кошмар! Прости меня! Давай помогу!
К тому времени уже стала спускаться Анджела – с опаской, на шпильках в четыре дюйма, в ярко-розовом боа на плечах, которое обвивалось вокруг запястий.
Кит не шевелилась.
– Не трогай меня, Анджи. Ох, дело дрянь. Это не задница, это копчик.
– О боже! – вскричала Анджела, приседая над ней. – Сесть можешь? Ноги чувствуешь? В глазах не двоится? Кто я такая? Кто у нас президент? «Скорую» вызывать?
Не дожидаясь ответа, Анджела заковыляла к кухонному телефону. Кит попыталась приподняться, скривилась и снова легла.
– Кэсси, – прошептала она.
Я подалась ближе:
– Что, Кит?
– Кэсси… этот пол… он грязный!
– Знаю. Прости.
Я хотела взять ее за руку, попытаться успокоить и тут увидела под сбившимся напульсником золотой браслет. Браслет от С.Е.К.Р.Е.Т.! Весь в подвесках!
Мы переглянулись.
– Что за…
– С моей задницей все в порядке, Кэсси. И еще… – Кит поманила меня пальцем, и я придвинулась к ее накрашенным губам. – Ты… принимаешь последний Шаг?
– Что? С тобой? То есть ты, конечно, прекрасна и все такое, но…
Она села и улыбнулась:
– Расслабься, я в этом не участвую. Но меня попросили тебя подтолкнуть. Ты ведь почти у цели, дорогуша. Не тот случай, чтобы идти на попятный. Только не теперь, когда будет по-настоящему круто!
Заслышав шаги возвращавшейся с кухни Анджелы, Кит снова разлеглась на полу. Театральные стоны возобновились.
– Проблема, – сказала Анджела, уперев руки в бока.
– Еще бы. Кто будет танцевать вместо меня? – спросила Кит, картинно прикрывая глаза рукой. – Кого мы успеем найти?
– Без понятия, – отозвалась Анджела.
Интересно, она тоже замешана?
– Я к тому, что есть у нас кто-нибудь, кто сегодня свободен? И чтобы симпатичная. Чтобы мой костюм подошел? – спросила Кит.
– Трудно сказать, – пробормотала Анджела, не сводя с меня коварного взгляда.
Я знала Кит не один год и думала, что она всегда была такой – уверенной в себе, энергичной, сильной. Но чтобы попасть в С.Е.К.Р.Е.Т., ей пришлось, скорее всего, преодолеть немало страхов и сомнений. Сейчас ничего этого не было и в помине. А тут еще и Анджела, образчик телесного совершенства. Я знала, как подбирает кадры С.Е.К.Р.Е.Т., а потому удивилась, когда розовое боа соскользнуло и у Анджелы тоже оказался браслет!
– Ну ладно, – заявила Анджела, подавая мне руку, чтобы помочь подняться с корточек. – Давай-ка наверх, юная мисс. Разучим несколько новых па.
– Но… эти браслеты? Вы что, обе?..
– Все вопросы потом. А сейчас – танцевать! – Она прищелкнула пальцами, как танцовщица фламенко.
– А твой браслет где, если на то пошло? – спросила Кит, поднимаясь и отряхиваясь.
Она так и была – в чулках и лифчике. Прохожие останавливались и заглядывали в окно.
– В сумочке, – ответила я.
– Отлично, потому что это первое, что ты наденешь. Второе – мой костюм.
Я судорожно сглотнула.
Анджела развернула меня к лестнице и повела наверх, где объявила девушкам, что я заменю Кит. Я ждала недовольства хотя бы потому, что могла испортить им всю хореографию. Но нет, они одобрительно засвистели, захлопали в ладоши, поставили меня в строй и медленно, чтобы мне было легче, продемонстрировали несколько шагов. Кит, волшебным образом исцелившаяся, сделалась балетмейстером и отбивала ритм, так и оставаясь в белье. Это напоминало девичник, куда меня никогда не звали. Правда, все были в нижнем белье. Когда я сбивалась, никто меня не ругал. Девчонки смеялись, и я чувствовала себя любителем, который настолько пленит толпу, что ей будет наплевать на мастерство. Я была готова расплакаться от их великодушного стремления меня поддержать и приободрить, но боялась размазать шесть слоев грима, наложенного Анджелой. Под ним мне стало не так страшно. Ненамного.
Спустя два часа, один из которых ушел на общую тренировку, а второй – на индивидуальную под руководством Анджелы, я очутилась за кулисами «Голубого Нила». Зал стремительно заполнялся публикой, все больше мужчинами, которые устраивались за шаткими столиками. Между приступами рвения и паники я принимала помощь одной из девушек. Она нанесла последние штрихи: приладила мушку и поправила сетчатые чулки с эластическим верхом. И вот подошла Анджела с карнавальным нарядом Кит, белые кружева на черной подкладке. Длинные розовые завязки волочились по полу.
– Молодцом, солнышко. Давай сюда ногу, теперь другую. – Она разгладила ткань, обтянувшую бедра. – Повернись, я зашнурую.
Я повиновалась, прижимая ладонь к изнывавшему животу. Чем туже стягивала шнуровку Анджела, тем выше подымался мой бюст. Но вот за кулисы нырнула Матильда, и я окончательно смешалась. Улыбнувшись Анджеле, она развела руками.
– Вы чудо, Анджела, – сказала она и добавила шепотом, подавшись ближе: – Думаю, вы почти готовы стать наставницей. Оставьте нас ненадолго, дорогая моя.
Сияющая Анджела ушла. Значит, она скоро станет наставницей в С.Е.К.Р.Е.Т. Интересно, каково это?
– Вы только полюбуйтесь на себя, Кэсси! – воскликнула Матильда.
– Меня упаковали, как сосиску. По-моему, это дурацкая затея.
– Чушь! – отрезала Матильда и отвела меня в сторону, чтобы никто не слышал ее последние наставления. – Сегодня, Кэсси, вы будете выбирать.
– Что выбирать?
– Мужчину.
– Какого мужчину?
– Из ваших фантазий. Из тех, о ком вы думали в этому году чаще всего. Из тех, кто раздразнил вас и заставил о себе тосковать.
– Что? Они здесь? – чуть не выкрикнула я.
Матильда прикрыла мне рот ладонью. Холод в животе мгновенно сменился тошнотой.
Она взглянула на меня:
– Одного-то вы точно знаете.
– Пьера?
Мое сердце замерло при звуке этого имени. Матильда кивнула. Мне показалось, что немного мрачновато.
– Кто тогда?
– А по кому еще вы сохли?
Я вспомнила мощное татуированное тело, белую майку, задранную над плоским животом… то, как меня уложили на металлический стол… Я закрыла глаза и сглотнула.
– Джесси.
Я была уверена, что никогда больше их не увижу, а потому мирилась с потерей. Знай я, что они будут среди зрителей, умерла бы на месте.
– Но разве Пьер и Джесси знают друг о друге? И что же, я должна одного выбрать, а от другого отказаться? Мне это не очень нравится, Матильда. То есть совсем не нравится. Я не смогу. Не выйдет.
– Послушайте меня. Друг о друге они не знают. Им лишь известно, что их, как и всех, пригласили на легендарное шоу. Они понятия не имеют, что вы будете выступать. И не узнают.
– Да как же им меня не узнать?
Матильда извлекла из сумочки парик платиновой блондинки а-ля Вероника Лейк и повертела на руке.
– Прежде всего, вы наденете это, – она снова полезла в сумку, – и вот это.
Я увидела черную глянцевую полумаску.
– Запомните, Кэсси, вы исполняете роль, – размеренно говорила Матильда, умело надевая мне на голову парик. – У вас могут сдать нервы. Прежняя Кэсси могла считать себя никчемной, некрасивой, недостаточно сексуальной, чтобы добиться успеха. Но женщина, носящая эти парик и маску, никогда не подумает так. И мужчины, которые на нее смотрят, никогда этому не поверят. Поэтому она точно знает, что не просто умеет пленить, но уже зажала в кулак весь зал. Вот так. – Матильда аккуратно надела на меня маску и закрепила резинку. – Отлично! Теперь идите и будьте этой женщиной!
О какой женщине она говорила? Я не могла понять, пока не столкнулась с ней в зеркале за кулисами.
Девушки толпились перед ним, в последний раз подкрашиваясь и поправляя наряды. Я стояла с ними на равных, не лучше и не хуже, просто кому-то нравилось мое тело – так я думала. Но Бетти-Пароход протолкалась вперед и принялась ожесточенно запихивать груди в корсаж.
– Девчонки нынче неугомонные, – сказала она, возможно не имея в виду девочек с Френчмен-стрит.