Тайны мёртвых Санс Софья

Глава 14. Ян-мама

Находясь в доме у бабушки и угощаясь ее ароматной стряпней, Ян поблагодарил ее:

– Я снова вспоминаю детство, когда это все ел в твоем домике.

– Пора бы тебе встретиться со своими родственниками по прошлой жизни, – сказал дед. – Они еще не воплотились и ждут тебя.

– О, интересно! – воскликнул Ян. – Да, я очень хочу их увидеть. – А почему они сразу не встретили меня? – спросил он.

– Во-первых, они живут в другой области, – сказал дед, – в тундре. Они люди севера и привыкли к холоду и снегу. У нас ведь тут нет времен года, – стал объяснять дед. – И в одной области постоянно лето, в другой – весна, в третьей – бесконечная осень, а в четвертой – всегда зима. И люди живут там, где захотят, или путешествуют в зависимости от настроения. Сегодня захотят – могут попасть в область беспрерывной цветущей весны, а завтра – в пасмурную, дождливую осень. Или, например, в солнечную, теплую местность, туда, где всегда только бабье лето. А когда и к этому привыкнут, захотят необычных впечатлений – попадают в область, где вечная зима, холод вьюга.

– О, как у вас все необычно, – удивился Ян.

– Да, – подтвердил дед, – ведь здесь Земля не вращается вокруг Солнца, и все создается желанием людей, зверей, духов природы, растений. Все зависит от того, что ты хочешь создать в своем воображении и проявить в этом плане.

А вторая причина, по которой твои родственники не сразу встретились с тобой – это то, что они не хотели сразу шокировать тебя, пока ты еще не обвыкся в этом мире.

– А чем они шокируют меня? – спросил Ян.

– А вот сейчас и увидишь, – сказал дед. – Настройся на меня, и полетим.

Ян представил перед внутренним взором лицо деда, и они переместились в местность, похожую на северную тайгу, переходящую в тундру. Везде был снег, и росли отдельные карликовые сосны, ели и кустарники. Снег в этом месте был рассыпчатым и твердым. От стелящегося по земле холодного ветра он создавал красивые волны, острыми застругами смотрящие в одном направлении. Солнце низко ходило по небу. Едва успев подняться, оно почти сразу уходило в свою ночную обитель. А иногда ему даже не хватало сил подняться из своей колыбели. И тогда на Земле царил полный мрак, озаряемый роскошными цветными всполохами северного сияния. Но сейчас все-таки было светло. Кое-где из-под снега проступал мох и другая растительность тундры. Одинокие низкорослые кустарники причудливым рисунком украшали равнину. Паслись олени, копытя примороженный мох прямо из-под снега. Для них он был лакомством. На дереве, выслеживая свою добычу, сидела полярная сова. Она была повернута к нашим путешественникам спиной. Но почуяв их появление, развернула голову на 180 градусов. И устремила на них взор своих магических, близко посаженных друг к другу, желтых глаз. Вдалеке бродил белый медведь, выискивая себе пропитание, всюду сопровождаемый своим верным спутником – песцом, который подъедал объедки, перепадающие с «мишкиного стола». Все здесь было непривычно и даже немного странно. Но по-своему красиво. В этом удивительном мире была своя гармония и красота.

Ян почувствовал холодный снег и морозный воздух. Удивительно было видеть зиму в этом измерении, находясь в тонком теле и одежде, совсем не подходящей для нахождения в тундре.

Оказавшись перед несколькими ярангами, Ян с дедом зашли в одну из них. Там сидело несколько человек за небольшим столом, стоящим рядом с печкой. Одетые в одежды, сшитые из шкур оленя и совсем не похожие на современных людей, они производили очень необычное впечатление. Широколицые, темноволосые, с монголоидным разрезом глаз, они были очень непосредственны и просты в своем поведении.

– О, это же наша мамо! – воскликнула одна из женщин, обращаясь к Яну. – Ты помнишь, как мы жили с тобой?

Ян опешил от ее заявления, но в его уме вдруг стали всплывать поразительные картины, в которых он был женщиной и заботился о своих детях. И это они сидели сейчас за столом. Еще больше он пришел в замешательство, узнав в строгом мужчине с черными усами своего бывшего мужа. Его восприятие раздвоилось: и с одной стороны, он был мужчиной, а с другой – женщиной. Одна его часть воспринимала людей с позиции личности Яна, которая их видит впервые, а с другой – как близких и любимых людей, которых он очень давно знал.

От этого шока он так и осел на пол у двери, не зная, как теперь реагировать: по-новому или по-старому. В его голове пронеслись события их прежней жизни.

С отчетливой ясностью он вспомнил, как они жили на крайнем севере, в тундре. В стране, где большую часть времени года был снег. Где день и ночь могли длиться бесконечно долго – целыми месяцами. Где зима, холод и снег были полноправными хозяевами, а лето с его зыбким теплом заглядывало лишь ненадолго и тут же спешило в южные страны. Ян вспомнил, что он был женщиной. Её звали Айта. У нее была семья, муж, семеро детей. Они жили целым племенем в ярангах, постоянно меняя стоянки, перекочевывая с места на место. Вся их жизнь была связана с оленями, рыбалкой и охотой.

Она постоянно сидела около очага и занималась женской работой. Как, впрочем, и все жители племени. Каждый был чем-то занят. Никто не сидел без дела, все или работали, или учились чему-то. Племя жило спокойно и счастливо. Не было ни пьянства, ни наркомании, ни преступности. А тем более всевозможных развлечений, интернета, телевидения и глупых игровых приставок, делающих людей умственно отсталыми существами.

Ян, продолжая испытывать двойственное чувство, что он как бы находится и здесь, и в прошлом своем воплощении, был сильно обескуражен. Он отчетливо понимал, как же на самом деле спокойно и счастливо живут простые народы, лишенные всех «благ цивилизации». Он вспомнил, что яранга была разделена на две половины: мужскую и женскую. И поэтому в семьях никогда не было ни скандалов, ни ругани, ни упреков. Все было гармонично и спокойно. Каждый человек в семье знал свои обязанности, дети никогда не сидели на шее у родителей. Каждый много трудился. И все чувствовали себя спокойно и счастливо.

Вода, которую они пили, воздух, которым они дышали, пища, которую ели – все было чистым, и поэтому никто не болел такими тяжкими недугами, как люди в «развитых» странах. За помощью и знанием приходили к старому шаману. Он помогал и удачу в охоте притянуть, и предсказывал погоду, находил потерявшихся людей. А кого надо – лечил.

Но вот однажды муж, Омогой, не вернулся с охоты. Айта сразу почувствовала что-то неладное и пошла к шаману за советом. Тот принес жертву духам и, войдя в шаманский транс, провел ритуал, в конце которого сообщил женщине, что ее муж погиб, задранный медведем на охоте. Айта поблагодарила шамана и вернулась домой, к детям. Вскоре, как подобало по обычаю племени, она вышла замуж за младшего брата своего мужа, Кустура, и прожила вместе с ним до конца своей жизни.

Ян вспомнил, как потом они снова все встретились в мире «мертвых», как долго и счастливо жили, пока она не воплотилась на Землю, оставив свою семью. Воплотилась в теле мужчины, который так и не смог грамотно воспользоваться уроком Бога в Школе жизни. В то же время в уме Яна шла война. Он никак не мог принять себя женщиной, не представлял, как теперь могут продолжаться его отношения с близкими в качестве жены и мамы.

– Не тревожься, жено, – сказал Омогой, проводя гостей к огню, – а то можно сойти с ума от раздвоения личности. Живи в своем новом облике, старое уже прошло. Скоро и нам воплощаться. И неизвестно, в каком мире и на какой планете мы будем жить и кем мы будем: может, разумными насекомыми, а может, духами, или еще какими-нибудь существами. И не стоит тревожиться о прошлом, ступай сейчас, чтоб не терзаться и обвыкнуться в этом мире. А когда все уложится у тебя в голове, то приходи снова.

– Да, да, не волнуйся, скоро ты привыкнешь к таким вещам и не будешь так переживать, – поддержали отца дети.

– Да, мне надо все это переварить, – сказал, поднимаясь с пола, ошарашенный Ян и посмотрел на деда.

– Ну, что, пойдем назад к бабушке, – сказал он, улыбаясь.

– Пойдем, – удивленным от всего увиденного, произнес Ян.

И они снова вернулись в свой дом.

Ошеломленный произошедшим, Ян сидел у бабушки и не хотел ни есть, ни пить, все думая, как это он был женщиной.

– Да, внучок, – ответила на его мысли бабушка, – у нас на Земле сформировалось множество шаблонов, суживающих наше мышление. Что женщиной быть хуже, чем мужчиной, что надо соответствовать каким-то представлениям о жизни. И много еще чего. А здесь все они разрушаются, и возникает расширение сознания. Это и есть подлинная свобода!

– Вот мой так называемый муж, – несколько смущаясь, сказал Ян, от того, что опять вспомнил о своей женской роли, – говорил, что есть разумные насекомые. Так ли это? – удивленно спросил он деда.

– Да, конечно, – подтвердил дед, – и твой брат по прошлой жизни сейчас воплотился в их мире.

– Вот это да! Скажи, а мы можем хоть одним глазком посмотреть на него?

– Нет ничего проще!

– Правда? – обрадовался Ян.

– Просто настройся на меня и все время держи мой образ. А я тебе все покажу, как есть. Пойдем посмотрим, как они живут.

Ян настроился на деда. Он ярко пережил глубокий эмоциональный резонанс с ним. Настолько сильно, что как будто слился с ним. Он сам практически стал дедом. И не успело это произойти, как они перенеслись на планету разумных насекомых.

Ян с удивлением огляделся вокруг и понял, что попал в очень необычное, можно даже сказать, диковинное место. Он увидел огромные пирамидальные дома, охристо-желтого цвета, построенные из песка, глины и мелких сухих веточек, чем-то похожие на термитники. А так же снующих между ними самых разных насекомых. От их многообразия у Яна просто разбежались глаза. Тут были и желто-зеленые, серые, а также черные, мохнатые гусеницы; и яркие, горящие светлячки; и самые разнообразные жуки. С цветка на цветок порхали прекрасные разноцветные бабочки; летали диковинные стрекозы с прозрачными крылышками и огромными зелеными глазами. А также самые разные мухи, которые летали как поодиночке, так и витали в воздухе целыми роями. Здесь были все насекомые, которых только возможно представить. Теплый летний воздух, все пространство вокруг было пронизано их голосами. Жужжание мух и пчел, стрекот кузнечиков и саранчи, трели сверчков, пронзительный звон комаров и многие другие звуки сливались в единый многоголосый нестройный хор. И вся эта какофония звуков рождала внутри Яна давно забытое, но очень родное и знакомое чувство, ему показалось, что вот-вот он увидит свою родную душу. Встретится с ней.

Он присмотрелся внимательнее. Все эти насекомые были очень большими, просто огромными. Размером примерно с небольшую собаку. Дома-термитники тоже были огромными – величиной с большой трехэтажный дом. И, похоже, все эти насекомые очень хорошо и дружно жили в этих странных домах. И чувствовали себя великолепно. Ян огляделся вокруг и увидел, что этих домов было очень много. Как домов в крупном городе. Повсюду, куда охватывал взор, были видны только подобные термитники. И в этом огромном «городе» насекомых кипела и бурлила жизнь.

Они с дедом подлетели к одному муравью такого же большого размера. Он отличался тем, что у него на конце лапок были три пальца. Ян увидел, что такие же пальцы были и у других насекомых.

Присмотревшись к муравью, Ян стал вспоминать сцены из прошлой жизни. Причудливый калейдоскоп образов увлек его за собой, и он вдруг с отчетливой ясностью вспомнил свою другую жизнь, в которой это существо было его братом. И этот же миг он вдруг почувствовал к нему прежние родственные чувства. Знакомое, родное тепло разлилось в сердце Яна.

Диковинный муравей тоже заметил их и повернулся в их сторону. И так как насекомые не умели разговаривать, Господь Бог не наделил их такой возможностью, они могли общаться телепатически. В чем, конечно, намного превосходили людей. Они могли видеть тонкий план, ауры всех живых созданий, а так же легко считывали мысли друг друга. И бывшие родственники свободно начали общаться друг с другом телепатически.

– Верк, это ты? – с огромным удивлением и радостью мысленно спросил его Ян.

– Да, Ома, это я. Здравствуй, дорогой! Вот, видишь, сейчас пока тут живу. А потом – куда Бог решит, – ответил бывший брат. – А ты, я вижу, был человеком в следующей жизни после воплощения.

Верк немного помолчал, как бы прочитывая всю прошлую жизнь Яна, а потом добавил:

– Быстро же ты умер. Не зажилось тебе, я вижу?

– Да, – с неловкостью в голосе произнес Ян, – снова человеком воплотился. Но посчитал, что жизнь вокруг меня неправильная, и покончил с собой. Вот, теперь опять живу в тонком мире.

В воздухе повисло напряженное молчание. Но затем Ян собрался с силами и спросил:

– А ты как в своем мире живешь, брат?

– Вполне хорошо. У меня все есть, что мне необходимо. И я очень доволен своей судьбой. Получаю новый опыт жизни в теле насекомого на этой планете. Мы, насекомые, более духовно развитые существа, чем люди на Земле. И поэтому лучше живем – в любви и согласии, и мире. Мы не разрушаем, не убиваем, не грабим. У нас процветание и благоденствие!

– Здорово! Вот бы и на Земле так было! – удивился Ян. – Скажи, а так было всегда?

– Нет, – ответил Верк. – Это только в последнее время так стало. А раньше разные виды насекомых враждовали и уничтожали друг друга. Как своих сородичей, так и представителей других видов. И это было просто ужасно! Мы были почти как люди на Земле. Все время делили территорию, строили какие-то заговоры, уничтожали тех, кто «не такой, как мы». Войны у нас никогда не прекращались. Я помню еще то время. Но вскоре это закончилось. После того, как Бог послал к нам на планету свои воплощения (Аватары), все изменилось.

– Прости, я не понял, – перебил его Ян, – он Аватары посылал, такие как Рама, Кришна и Будда?

– Нет! Конечно, нет, – засмеялся Верк. – У нас были свои Аватары, созданные по нашему образу и подобию.

– A-а! Понимаю, понимаю, – с эвристическим видом воскликнул Ян. – Чтобы насекомые лучше восприняли их.

– Совершенно верно, – кивнул головой Верк. – К каждому виду насекомых Господь послал свою Аватару. К муравьям – в муравьином облике, к гусеницам – в гусеничном, к бабочкам – в виде бабочки, к стрекозам – в виде стрекозы.

– А к паукам – в виде паука что ли? – прыснул Ян.

– Да-да, конечно. И эти Аватары стали помогать нам духовно развиваться. Объяснили принципы духовной нравственности, рассказали, как нужно жить вместе в мире и согласии. Переучивали нас, невежд. Дали нам высокую культуру, религию, правильное отношение друг к другу и миру вокруг нас. Много они потратили для этого сил. Но, наконец, в нашем плане наступил мир и благоденствие. И теперь, благодаря духовному развитию, мы не ограничены в своих возможностях. Например, сейчас мы общаемся телепатически. И я спокойно вижу тебя, хотя ты и находишься вне тела. Потому, что я и все мои сородичи воспринимают и тонкий мир так же легко и просто, как физический.

– Здорово! Да вы просто суперсущества какие-то! – удивленно радовался Ян.

– Почти, – скромно улыбнулся Верк. – А пока у нас были закрыты сердца эгоизмом и невежеством, мы были такими же, как люди на Земле. Воевали, враждовали, убивали, страдали.

– Неужели, – в недоумении спросил Ян, – и в виде насекомых тоже могут развиваться живые существа?

– Конечно! – очень убедительно ответил Верк. – Растения, животные, насекомые, духи, неорганические существа – все идут путем эволюции. Это просто разные ее ветви, в которых они получают недостающие впечатления для своего развития. Ведь совершенство – это безграничный опыт. Даже кристаллы и то эволюционируют от простых булыжников до таких камней, как камень Чинтамани. Они ведь тоже живые.

– И неужели Бог воплотился в вашем мире даже в виде клопов и тараканов, в виде мух?! – удивленно воскликнул Ян.

– Да, сестра Ома, – невозмутимо ответил Верк, – форма не имеет значения. Душа может воплотиться в любом существе, и Бог тоже. Имеет значение только уровень развития самой души, а не ее оболочка.

Ян помолчал некоторое время, как бы пытаясь «уложить» в своей голове все только что услышанное. И все было бы хорошо, но ему не давал покоя один очень важный вопрос.

– Знаешь, а я где-то слышал, что только в человеческой форме может быть развитие. И надо ценить, что мы воплотились людьми, а не зверьми или растениями. Или хуже того – минералами.

– Это уловка, – непринужденно рассмеялся Верк, – религиозных учений, чтобы человек больше ценил возможность развития.

– Оппачки! Приплыли! – присвистнул Ян.

– Но она простительна, так как без запугивания и обещаний рая невозможно заставить невежд задуматься о совершенстве. Им ведом только страх наказания и жажда что-то получить. Другого они не знают.

– Это точно!

– Поэтому во многих учениях, распространяемых среди варваров, существует масса таких уловок. Но иначе и нельзя, так как истину варвар может воспринять только вперемешку с ложью. В чистом виде он ее не способен понять. И чем более невежественен народ, тем больше сказок приходится сочинять пророкам, чтоб призвать их к духовности или хотя бы к более гармоничному и разумному существованию друг с другом.

– Никогда не думал, что насекомые могут быть такими большими, – не переставая удивляться, произнес Ян.

– Размер тоже дает определенный опыт, – ответил Верк. – Было время, когда и на Земле жили карлики и великаны. Были и динозавры. Они относятся к ветви ящеров, которая тоже эволюционирует. И для получения определенного опыта им надо было быть такими большими. А сейчас на Земле живут только маленькие существа. И каждое из них получает свой опыт для своего роста. Бог видит, кому, что нужно испытать и пережить для его развития, и дает существу такие условия, такую среду обитания, форму, такой размер, который лучше всего подходит для этой цели.

– И моя форма человека, и твоя форма муравья – все это для получения опыта?

– Конечно. И не только форма. Так же и религии, и разные учения существуют для этой же цели. Есть среди них и совсем примитивные – для варваров, есть и более развитые – для более культурных существ. Некоторые учения, как, например, у вас на Земле буддизм, которые даже отрицают Бога-творца и наличие души. Религий очень много. И все это пришлось сделать, потому что люди стали неправильно воспринимать Бога и существование у них души. И для того, чтоб им дать новый толчок развития, возникло такое необычное религиозное учение без Бога и души.

– А какая религия тогда самая верная? – пытливо спросил Ян.

– Нет самой верной религии, – улыбнулся Верк, – а есть более подходящая для каждого человека. Если невежде дать слишком развитую и возвышенную религию, он не сможет ее понять. Ему нужна вера и учение, соответствующие его уровню и его типу. Тогда она поможет развиваться его душе.

– А как получилось, что вы стали жить в любви и дружбе между собой, – спросил Ян, – и перестали уничтожать и пожирать друг друга?

– Манифестации (Аватары) Бога на Земле объяснили нам, что любое разделение на расы, нации, традиции, идеологии – это зло. Даже если существа делятся на семьи, роды, племена, а у нас на разные ульи, муравейники, термитники, то возникают раздоры, от которых страдают все. Когда же стираются границы, нет противостоящих друг другу идеологий, традиций, правительств, стран, то возникает мир и согласие. Ведь любое разделение, противостояние приводит к вражде. И для того, чтобы жизнь была гармонична, духовными лидерами могут быть только святые люди, которые учат любить друг друга.

– Например, такие, как Индира Ганди в Индии? Как Далай Лама в Тибете?

– Да, именно такие. Духовные, продвинутые люди. А так же их ученики. То есть, должна быть духовная иерархия. Но не формальная, как во всех церквах и религиях, а реальная. Когда выше находится тот, кто духовнее, кто больше помогает развиваться и жить в гармонии всем окружающим.

Побеседовав еще с братом, Ян и дед вернулись к бабушке и опять оказались за столом.

Ароматный запах пирожков, мерный «говор» самовара, уютная домашняя обстановка – все располагало к доверительной беседе.

– Завидую я таким, как Верк, – сказал дед. – Вот я перед смертью оглянулся на свою жизнь, вспомнил и эвакуацию, и фронт, и голод, и послевоенную разруху, и репрессии, и старость. Подумал-подумал и сказал сам себе: «Вот это и была твоя жизнь, но зачем ты ее прожил? И сам себе ответил: не знаю. Все думал, завтра что-то случится, большое и хорошее. А сейчас я только к смерти готовлюсь… Я прождал всю жизнь. Ждал, когда окончится война. Ждал, когда окончится трудное послевоенное время. Ждал, когда меня выпустят из лагеря, куда я попал за неудачно рассказанный на общей кухне анекдот. Я все ждал-ждал-ждал… Но ничего не случилось кроме старости и болезней, и смерти. Да и как оно случится, если не было у меня большой цели, настоящего великого смысла жизни?!». И вот, наконец, жизнь окончилась. И тогда я больше всего пожалел, что не верил в Бога, не шел к Нему. Но было уже поздно. Я умирал. Лежа на больничной койке, в одиночестве, в окружении белых молчаливых стен. И знаешь, если бы не продолжение жизни в тонком плане, то вообще непонятно, ЗАЧЕМ и ДЛЯ ЧЕГО я свою жизнь прожил, – разоткровенничался дед перед внуком.

Ян замолчал. Он глубоко задумался и тоже вспомнил свою бездарно прожитую жизнь на Земле. Затем опустил голову и тяжело вздохнул. Ведь и у него не было ни великой цели, ни смысла в этой жизни. Впервые он так явственно и отчетливо осознал все это.

Глава 15. Прадед

– А еще я тебя хотел познакомить с твоими прадедушкой и прабабушкой. Хотя ты их и не видел, но все же они наши родственники, – заявил дед.

– О, это интересно! – оживился Ян. – А где они сейчас?

– Они же были академиками, пока не попали в сталинские лагеря, где и погибли. А сейчас они ведут школу для детей. Настройся на меня, и полетим.

Ян с дедом оказались рядом со старым замком, вокруг которого бегали и играли несколько детей разного возраста и с десяток взрослых, ведущих себя как дети и перекрикивающиеся друг с другом детскими голосами. На крыльце рядом с ними был статный мужчина в одежде начала XIX века. На нем был надет элегантный черный фрак с длинными фалдами и узкими, слегка взбитыми кверху рукавами, украшенный двумя рядами золоченых пуговиц. А также черные брюки, шелковый жилет, белый пикейный поджилетник и батистовый белый галстук. Волнистые от природы, темные волосы, с легкой небрежностью спадали на лоб. На затылке же они наоборот были укороченными. Роскошные бакенбарды и высокий черный котелок завершали этот ансамбль.

Щеголь вынул из правого кармана брюк небольшой предмет и начал его раскладывать. Ян вначале не понял, что это такое, но вскоре обрадовался, увидев, что это лорнет – прототип современных очков, только без дужек крепления на небольшой ручке. Мужчина достал из кармана фрака шелковый вышитый платок, протер стекла лорнета, поднес его к лицу и устремил взор на Яна.

– Вот, знакомься, – сказал дед, – это твой прадед Геннадий Ананьевич.

– Очень рад встрече, – сказал Ян. – Рад узнать о своих родственниках, которые живут здесь.

– Очень хорошо, Ян. Я иногда наблюдал за твоей жизнью, хоть мы и никогда не виделись.

– А что это за люди? – спросил Ян, указывая на взрослых, ведущих себя как дети.

– Это наши ученики, – ответил прадед. – Просто когда сюда попадает старик, то он быстро молодеет, а когда попадает ребенок, он быстро взрослеет, но его личность не успевает за телом. И получается, вот такой взрослый ребенок, которого мы затем учим в этой школе, чтоб он мог гармонично развить свою личность и догнать тело.

– Очень интересно! – изумился Ян.

– А теперь пойдемте к прабабушке, – предложил прадед. – Она как раз сейчас ведет литературу.

Тут же они перенеслись в новое пространство и, похоже, попали в обстановку XVII века.

Ян увидел четырех мушкетеров, с которыми беседовали взрослые дети. Интуитивно Ян понял, что это мушкетеры из произведения Дюма.

Рядом с ними оказалась статная и строгая женщина в старомодной одежде.

– Это Ольга Петровна, – представил ее дед Яну, – твоя прабабушка.

– О, это ты, Ян! – воскликнула она. – Очень рада тебя видеть. Но как ты одет! Это же ужас!

Бабушка в недоумении смотрела на его рваные джинсы с заниженной проймой, едва не сваливающиеся с бедер, бесформенную зеленую майку, из-под которой бесцеремонно выглядывали наколки, и бейсболку, одетую задом наперед.

– Вот, смотри, это тебе подойдет, – сказала она.

И тут же на Яне оказался фрак, жилет, галстук, короткие штаны, длинные чулки, туфли и цилиндр.

– О, это же старомодно! – возмутился Ян, стремясь избавиться от непривычной одежды, как норовистый конь от седока. – Где мои вещи?!!!

– Зато тебе это идет, – ласково улыбнулась ему она.

Не желая расстраивать прабабушку, Ян смирился со своим новым видом, вздохнул и дабы отвлечь свое внимание, спросил:

– А что, это действительно, три мушкетера и д’Артаньян, о которых писал Дюма?

– Да, – ответила прабабушка, – но это не живые люди, а фантомы героев. Каждый писатель, когда он создает свое произведение, порождает фантомы своих героев. А читатели накачивают их своей энергией, и они становятся очень сильны и, в свою очередь, могут оказывать влияние на тех, кто читает о них в книге, как бы наполняя читателя своим духом. И хотя Дюма описывал исторические события, все же его герои несколько отличаются от тех людей, которых он описывал.

– И что, эти фантомы тоже живут? – спросил Ян. – С ними можно разговаривать?

– Да, но они как роботы, – ответила прабабушка. – Они играют только одну роль и не способны ни на что более. Хотя человек тоже в чем-то похож на них, только ролей у него побольше. И то и дело одни из них могут умереть, и на их месте сформироваться другие, особенно когда он взрослеет или попадает в другую среду.

– Да, я тоже бы хотел учиться в такой школе.

– А это и не поздно, – сказала прабабушка. – У нас учатся и взрослые. Оценок мы не ставим, так как они порождают только комплекс неполноценности или развивают эго. Человек начинает учиться не ради знания, а ради отметки, а это глупо. К тому же, обучение идет в интересной и живой форме. Часто дети учат друг друга, ибо так ребенок лучше усваивает материал, когда ему его объясняет сверстник, и сам обучающий начинает лучше понимать материал. К тому же, мы учимся только тому, что интересно ребенку, так как все остальное ему просто не нужно и будет просто засорять его мозг. Конечно, нет и никаких экзаменов и зубрежки, так как все это делает ребенка глупее. Он должен не зубрить материал, а обучаться, играя, разгадывая загадки, слушая увлекательные истории, либо сам участвуя в том, чему он учится на практике, в ситуациях. Только такое обучение действительно полезно. Обучение, оторванное от жизни, от творчества, от интереса ребенка, бесполезно для него и даже вредно.

Тут Ян увидел, что к прадеду подошли две женщины и один мужчина. Мужчина был статен, русоволос и хорош собой. Женщины были тоже красивые – каждая по-своему. Одна была нежной, хрупкой блондинкой с длинными вьющимися волосами и красивыми голубыми глазами, а вторая – темпераментная смуглая брюнетка, с темными бездонными очами. Женщины были явно чем-то взволнованы и, невзирая на то, что вокруг были люди, очень эмоционально, перебивая друг друга, стали объяснять, что обе были женами этого мужчины при жизни. Только одна умерла раньше, после чего он женился на другой. И каждая теперь отстаивала свое право на него.

– Я первая стала его женой, значит, я должна быть с ним! – кричала блондинка.

– Нет, он клялся мне в вечной любви! – возмущалась вторая (брюнетка).

Муж стоял, подавленный их эмоциональным натиском. Все, чего ему хотелось в этот момент – это исчезнуть, убежать, скрыться, чтобы не быть участником этой позорной сцены. И уж конечно, от осознания того, что за него дерутся, как за вещь, лишая его возможности быть завоевателем, победителем, желание быть с кем-либо у него начисто отпадало.

– Уйди, Кармила! Я тебе его не отдам. Слышишь, он будет мой и больше ничей! – активно наступала блондинка.

– Нет, уж, София! Он будет со мной, и точка! – заводилась еще больше брюнетка.

– Уйди!

– Сама уйди!

– Дура!

– Сама дура!

– Ах, так! Тогда ты его не получишь, – выпалила София и, схватив своего возлюбленного за руку, стала уводить его в непонятном, только ей известном направлении.

– Нет, уж, постой! Никуда он с тобой не пойдет! – Кармила вцепилась в другую руку мужчины.

Обе они уперлись и стали тащить его в разные стороны, как гусенка.

– Постойте, что вы делаете? Прекратите немедленно! – возразил он, стараясь высвободиться от их хватки и в то же время сдерживая свое недовольство.

Но разгоряченные барышни даже не слышали его слов, полностью поглощенные свой мышиной возней.

– Отдай его! Я первая. Он мой, – бесилась София.

– Не отдам, он мой, будь ты хоть трижды первая, – не уступала Кармила.

– Я буду его единственной. Пошла прочь!

– Чего захотела! Он меня будет любить всю жизнь. Я буду его единственной!

В один прекрасный момент они уперлись, что было силы, и яростно потащили своего любимого каждая в свою сторону.

– Мне же больно! Я же не вещь, я живой человек, – из последних сил сдерживая подкатывающий гнев, произнес он.

Но его, конечно, никто даже и не собирался слушать. Собственницы готовы были разорвать его пополам, порвать в клочья, лишь бы он не достался никому. Он очень сильно напрягся, вся его аура вспыхнула, но в какой-то момент терпение мужчины лопнуло. Он резко выдернул свои руки, и дамочки отлетели в разные стороны. Они не поняли, что случилось, но приготовились снова напасть на своего возлюбленного.

– Подождите, подождите, – стал их успокаивать прадед. – Какая разница, кто первый, а кто второй? Единственность – это просто глупый шаблон, существующий на Земле, здесь все это не нужно. Если вы хотите, и он не против, то будьте вместе все втроем. Проблема только в вашем воспитании: вам внушили, что надо быть один на один и сохранять семью, даже когда уже невыносимо быть вместе. Но это все глупости. Люди могут спокойно делать то, что им нравится и что нравится другому. Вот у мусульман четыре жены. В древнем мире вообще было многоженство, на Тибете и при матриархате у женщин было несколько мужей. Например, у богини Драупади из древнего эпоса «Махабхарата» было пять мужей – братьев Пандавов. Каких только невежественных шаблонов не напридумывало больное общество. Но в них нет необходимости. Можно жить как угодно, лишь бы всем было хорошо, но не хорошо с позиции очередного шаблона, а по сути, хорошо их душе, стремящейся жить в любви и гармонии, а не в состязаньях эгоизма.

Еще долго длилась беседа, пока прадеду не удалось объяснить им, что они вполне могут жить втроем, пока это им нравится, пока есть чувство, а потом делать то, что подскажет сердце.

Когда люди ушли в умиротворенном состоянии, прадед заметил:

– Вот так приходится перевоспитывать и взрослых, которых искалечили глупой идеологией на Земле. Какого только маразма не внушают там людям, а потом они всю жизнь страдают.

Глава 16. Самоубийство на том свете

Иногда Ян думал, что ему стоило умереть только ради встречи с Сапфирой. Он даже представить себе не мог, что возможно такое единение тел, чувств и мыслей, какое было у него с этой девушкой. Рядом с ней он был счастлив и спокоен. Два эти чувства не были знакомы ему в земной жизни, и он наслаждался каждой минутой, которая становилась вечностью.

Однажды, после чудесного неземного секса, Сапфира вскочила и медленно начала танцевать эротический танец в соблазнительном одеянии. Развалившись на траве, Ян наблюдал, как ее одежда меняется, как она становится похожа на ту, в которую одевает своих героинь знаменитый южноамериканский художник Борис Валледжио. Тогда Ян мысленно представил лепестки и бутоны цветов, которые сыплются на нее с неба – и они посыпались! Звучала чарующая музыка, которую мысленно представляла Сапфира. Вокруг выросли пальмы, расцвело множество цветов. Вдали зашумело прибоем море. После танца Сапфира подошла к Яну и, обняв его, внимательно посмотрела в глаза.

– Милый, я должна сказать тебе очень важную вещь, – произнесла она.

– Я слушаю тебя, любовь моя, – нежно глядя на нее сказал Ян, гладя ее руки и плечи.

– Я уже очень давно здесь, и пришло мое время воплощаться на Земле.

– Что это значит? – спросил Ян, чувствуя, что его мир в очередной раз рушится.

– Я должна буду тут умереть, чтоб воплотиться в новом теле, – ответила Сапфира и взяла его за руки. – Физическая смерть на Земле – это ничто, это просто переход из тягостной земной юдоли в Эдем, рай Адама и Евы. А смерть здесь, вторая смерть, то есть новое воплощение – это настоящая смерть: человек уже никогда не вернется к своей прежней личности. Я не буду уже помнить, что тут была, забуду тебя, любимый, свою прошлую жизнь. Я буду новым человеком, с новой судьбой. Я оставлю здесь свою память, и больше уже никогда не будет этой Сапфиры, будет другой человек. Я, конечно, буду ощущать себя, буду осознавать, что я снова есть, у меня останутся черты моего характера, мои склонности к музыке, например…

Ян ошарашенно слушал ее и растерянно спросил:

– Но зачем? Нам же так хорошо. Останься здесь.

– Такова воля Бога. Мы не можем противостоять ей. Бог хочет, чтобы мы росли, развивались, приближались к Нему, к Просветлению, и посылает на Землю получать очередные уроки.

Ян схватился за голову, закружился и завыл. Ему казалось, что он теряет себя, теряет все, что приобрел с таким трудом, такими мучениями. За что? За что?

Он вскочил, и, не помня себя от горького отчаяния, начал грозить кулаками небу и кричать в него:

– Я проклинаю тебя, Бог! Ты посылаешь одни страдания, ты издеваешься над нами! Я не хочу быть клоуном в твоем спектакле, которым ты развлекаешься, чтоб скрасить свою пустоту! Я не хочу, чтоб мои впечатления были для тебя пищей! Я не собираюсь быть марионеткой, которую ты постоянно заставляешь что-то переживать! Я не просил тебя создавать меня!

– Хватит, – Сапфира подошла к нему и обняла его, стремясь успокоить.

Он разрыдался на ее груди.

– Но я не хочу этого! Не хочу! Не хочу!

Тут ему в голову пришла очередная мысль.

– Я хочу умереть и воплотиться вместе с тобой, чтобы мы всегда были вместе! – протестовал Ян.

– К сожалению, здесь умереть раньше срока невозможно. Я уже очень давно тут, а твое время еще не пришло. Но даже если бы мы воплотились одновременно, то нет гарантии, чтобы мы встретились и снова полюбили друг друга, милый. Неизвестно в каких местах и в каких телах нас воплотит Бог, какие уроки нам уготовит. Прими это, как еще один урок Бога, не расстраивайся, ведь нет ничего вечного, все временно. Старайся жить настоящим моментом, тем, что есть, не цепляясь за прошлое. А я пойду познавать добро и зло, как Ева, спустившись из Эдема на Землю. Я каждый день молюсь Богу, чтоб встретить там Бхагавана Калки и стать учеником его, ведь он воплощение Будды Майтрейи. И я чувствую, что Бог услышал мои молитвы, тогда я уже буду по своей воле воплощаться в мире.

Ян не выдержал, схватился за голову, закружился и завыл от горя. А затем, грозя кулаками небу, стал проклинать Бога:

– Зачем Ты создал такой несправедливый мир, где одни мучения и страдания, одно зло!? Я проклинаю Тебя за это! – кричал он в небо со слезами на глазах.

– Успокойся, Ян, – обняла его Сапфира. – Я ведь еще здесь. Еще ничего не случилось. Ты не переживай, я еще некоторое время буду здесь с тобой, и ты успеешь привыкнуть к этой мысли. Тут мы знаем время своего воплощения, в отличие от Земли.

Он прижался к ее груди и разрыдался от безысходности.

– Ты зря хулишь Бога. Разве ты не видишь того добра, которое Он для тебя сделал? В каком чудесном мире ты сейчас живешь. Ты можешь стать ангелом, стать Им самим. Он дал тебе меня, и ты принял это как должное, даже не поблагодарив Его за это. Ты наслаждался жизнью в этом Эдеме, не думая, кто же создал для тебя этот рай. А теперь хулишь Его.

– Но почему ты должна умереть? Ведь все так прекрасно, и мы любим друг друга! – не унимался Ян.

– К сожалению, наши тонкие тела не так долговечны, как и земные. Хотя они живут дольше земных, но все равно наступает момент, когда они разрушаются. У людей, занимающихся духовной практикой, например, йогой, тела более прочные и долговечные. У людей, ведущих бессмысленную жизнь, они слабее. Мы не занимались духовной практикой, чтоб укрепить их, и приходится принять как должное то, что со временем наши тонкие тела распадаются, и нам приходит время воплощаться, ведь мы не можем здесь жить без них. И у нас нет такого духовного уровня, чтоб жить в плане ангелов, и мы притягиваемся к Земле. Все смертно. Даже Бог время от времени умирает и воскресает. Смерть нужна нам для обновления восприятия, чтоб мы могли взглянуть на жизнь новыми глазами, могли начать жизнь с чистого листа, так как прежний опыт нас ограничивает, не дает воспринимать новое, воспринимать все без старой оценки и старых взглядов – а без этого не будет и полноценной жизни. К тому же все вещи имеют две стороны, таков уж этот мир. Он двойственен: в нем есть горячее – значит, есть и холодное; есть кислое – значит, есть и сладкое; есть высокое – значит, есть и низкое; есть встреча – значит, есть и расставание. Жизнь и смерть, встреча и разлука, я и ты – без одного нет и другого. Это две стороны одной и той же вещи, одного и того же явления – и они неразделимы. Неизбежно одно сменяет другое: день – ночь, жизнь – смерть, радость – горе. Только в Боге нет этой двойственности. Даже у ангелов она есть. Двойственность есть в любой части творения, ибо оно разделено на части: на меня и тебя, например, а значит, есть и встреча, и утрата. Но ты слишком зациклен на этом моменте. Ты не видишь сейчас жизнь целиком. И если бы ты видел и принимал это, то и не страдал бы. Эта отождественность заставляет тебя мучиться. Но жизнь шире этого мгновения. Уже были тысячи ситуаций, когда ты что-то обретал и терял, мучился, а потом успокаивался и жил дальше. Ты еще не знаешь, но такое с тобой случалось множество раз. Давай посмотрим твои прошлые жизни, и ты сам увидишь это. Проблема не в мире, а в тебе, ты несовершенен, и из-за этого страдаешь.

И Сапфира взяла Яна за руку. Они перенеслись в Акаша-хронику и увидели его прежние жизни.

Вот перед взглядом Яна предстал древнеримский воин, сражающийся в осажденном городе на стороне Помпея. Войска Цезаря неумолимо входили в Рим, а он метался между семьей и долгом. И выбрал… долг. Ян был зрителем и участником событий одновременно. Он видел собственную душу в другом теле, но чувствовал все смятение и горе, разрывающие ее.

Сменяются кадры вселенской хроники. Воин тяжело ранен, из последних сил он пытается дотянуться до врагов, врывающихся в его дом. Те убивают жену и детей прямо у него на глазах, кровь льется со ступенек дома. Воин закрывает глаза и громко призывает смерть. Но смерть не торопится. Тогда воин хватает кинжал, но, вместо того, чтобы воткнуть его себе в сердце, разрезает себе руку и обагряет траву новой кровью, клянясь отомстить за смерть любимой и невинных детей. Он с тяжелыми ранами выживает, долго мучается, переживает, но потом успокаивается и заводит другую семью. Все забыто и пройдено. Жизнь продолжается.

Вот он купец, ведет со своей невестой караван верблюдов через пустыню. Его невеста смеется, протягивает ему кожаный бурдюк с водой, и они вместе пьют, глядя в глаза друг другу. Капли воды блестят на солнце, ее нежную кожу защищает белоснежное одеяние и купец, забыв обо всем на свете, любуется ею, целует ее маленькие тонкие руки. Ах, если бы он был чуть-чуть внимательнее, если бы заметил клуб пыли вдалеке, поднимающийся от крепких копыт.

На них нападают разбойники, все забирают, уводят его невесту в рабство, он теряет её и всё своё состояние. Ему чудом удается спастись и сбежать. Нет рядом больше ни белозубой невесты, ни верблюдов, ни товара, ни денег, ни воды. Есть ужас и боль, которые, казалось, невозможно перенести. Он долго бродит по пустыне, ища смерти, но его подбирают добрые люди. Но вот и тут успокаивается: он становится торговцем в одном городе, постепенно все забывает и там находит новую любовь, начинает новую жизнь, женится снова. Прежняя любовь забыта, а память о ней хранит лишь песок пустыни.

Вот он шут при дворе короля, он весел и юн, но уже влиятелен при дворе – а почему бы и нет! Карьера шута – это вам не шутки. Он – всеобщий любимчик, он тщательно скрывает острый ум за дурачеством, и король даже не подозревает, как часто вершит государственные дела по совету своего шута. Он немножко вздорен, слегка ехиден, а впрочем, все в меру, и король все чаще подзывает его к себе. Он знает многие дворцовые тайны, он может тонкой интригой или острым словом опозорить человека и разрушить его придворную карьеру, он знает, кто гостит ночами в самых «высоких» постелях. Но его постель по ночам пуста, и только мягкая подушка хранит его тайны.

Он влюбляется в фрейлину. Иногда он подглядывает из-за портьеры… за ней. Высокая грудь, мягкие линии талии, тонкие руки, длинные пальцы, а лицо, боги мои, какое у нее лицо! Синие глаза, похожие на озера, тонкий прямой нос, полные изящного изгиба губы. А потом что-то происходит, и она сама приходит к нему в спальню, и он медленно раздевает ее, шепча слова вечной любви. Потом – скандал, крик, стоны, ее слезы. Его выгоняют из дворца. Он хотел умереть, жизнь без любимой казалось адом. Но время прошло, он успокоился, стал скоморохом в группе бродячих музыкантов. Он сам становится бродячим актером, и снова его привязанность утихает, и он находит новую даму.

И так тысячи раз. Переживает ребенком из-за потери любимой игрушки, из-за того, что кот съел любимого попугая. И каждый раз винит мир, Бога, людей, не видя, что дело в нем, в его отождествлении со всем, с чем он соприкасается, в его сне, непонимании, что все временно, что каждая вещь имеет две стороны.

Он понял, что чувства не могут жить без объекта, они ищут в кого бы включиться, но даже если ничего не происходит в жизни – они слабеют, выключаются и ищут новый объект. Только в редких случаях они сохраняют постоянство, в основном у матерей и некоторых женщин, что у каждого человека своя сила и продолжительность чувств. И особенно его поразило, что и в духовном пути человек не имеет постоянства в чувствах, что приведя его к Богу, чувство может ослабнуть и переключиться на что-то еще.

Особенно его поразило, когда он увидел свою исповедь перед смертью в одной из своих жизней, в которой он встретил Христа, но оставил Его. Он лежал на смертном одре и говорил монаху:

– …И мы шли с Господом, и увидел я скверну и сказал ему: «Можно я еще один раз, последний, войду в скверну, только последний раз, только на 5 минут и мы снова пойдем с Тобой!..».

– И отступил от меня Господь, – продолжил он, рыдая. – И вошел я в скверну. Но когда я вышел оттуда, то Господа уже не было! Его не было со мной! – сокрушенно восклицал он. – И прошло уже 20 лет. Я потерял все! Все, что имел! И теперь я погибаю! Я обрел эту гибель из-за своего слабоволия! Из-за того, что я поддался дьяволу скверны! – рыдал он.

Монах перебирал четки, слушая горячечную исповедь умирающего…

– Как же так? – вопрошал Ян. – Такие сильные чувства, казалось бы, навсегда, и вот они кончаются.

– Все не вечно, милый, – объясняла ему Сапфира. – Жизнь идет, и прими с благодарностью и пониманием всё, что дает тебе Господь, как уроки для развития твоей души. Но в важных вещах мы должны полагаться на наше решение, укрепляя его, так как оно более долговечно. Взращивать понимание и следовать ему, а не опираться как дитя: буду – не буду, хочу – не хочу – это зыбкая почва.

Глава 17. Первая битва воинов Света

Как-то раз, когда Ян отдыхал у прекрасного водопада, падающего с высокой скалы в горное озеро, вокруг стояли причудливые, поросшие мхом камни, поодаль стояли деревья, обвитые лианами, вокруг летали яркие птицы и радовали своим щебетом его слух, к нему подошла Сапфира вместе с двумя очень красивыми подружками.

– Ян, – весело сказала Сапфира, – познакомься с моими подругами.

– Рейя, – кокетливо представилась одна девушка.

– Я – Бхаговати, – томно произнесла другая красотка.

Ян поприветствовал их, и они сели напротив его. Подружки были очень красивые, как и Сапфира, и стреляли глазками в его сторону, грациозно поправляли прически и наряды, показывая себя ему.