Полное собрание сочинений. Том 11. Друзья из берлоги Песков Василий
Потерять бычков в этой холмистой пустыне — дело простое. У многих так и случалось.
Пасет человек целое лето, а приходит время расчета — получать нечего, еще и сам в должниках. «И никто не знает, куда исчезают эти бычки. Волков немного, людей не видишь, как будто тонут в степи. Но у братьев-чеченцев потерь не бывает — сколько угнали, столько и пригоняют».
…Во дворе на веревке сушатся полинявшие капитанские джинсы со следами лошадиных зубов. На столе в доме — огромный арбуз и блюдо антоновских яблок.
— Арбуз… — говорит капитан. — Там, в кибитке, после шурпы и мяса почему-то ужасно хотелось арбуза. Перед отъездом даже во сне видел арбуз, огромный — не арбуз, а планета в полоску!
А мы на лошадях вокруг него вроде спутников носимся…
Три недели пас капитан бычков с братьями Газалиевыми. Узнал капитан степную жару под тридцать и ночи холодные, как в октябре под Москвой. Научился варить степную еду. Узнал капитан название трав на дикой земле. Видел стадо сайгаков в несколько тысяч голов и лениво прошедших следом за стадом волков — «неторопливо, как серые тени, прошли лощиной». Узнал капитан экономику пастушьего дела — бычок за день должен на диких травах нагулять полкило веса. И выдержал характер: за три недели ни один бычок по вине четвертого пастуха не пропал. «В первые дни казалось: не выдержу.
Потом привык. Но хорошо усвоил: дремать пастуху не приходится. Все время потери и поиск, все время в седле. Наибольшая радость при этой работе — огреть кнутом быка-беглеца».
Отпуск окончен. Сестра капитана Наталья в соседней комнате гладит морскую форму. Мы слышим ее ворчливую гордость братом:
— Какой-то бродяга… Надо же, капитан в пастухах…
Капитан улетает в Гавану к своим кораблям, к кубинцам, которых учит плавать по морю. Он достает потертый блокнот, помечает, что надо не забыть сделать завтра и что не забыть там, на Кубе. Жирным кружком обводит три слова: бинокль, шпоры, лассо…
— Это для Гамзата, Сибира и Кони. Обещал…
Сейчас капитан уже далеко. Уже и письма успели прийти в Москву. Вспоминает моряк, как весело ели мы все огромный сладкий арбуз.
И правда, с большим удовольствием ели! Кто как. Кто булку прикусывал, а капитан попросил ломоть черного хлеба, да еще и присаливал — считает, что так вкуснее.
Капитан Захаров с сыном.
Капитан Захаров у пастухов.
Фото автора. 20 ноября 1977 г.
Улыбка Олимпиады
Пресс-конференция в Оргкомитете Олимпиады-80
Советским и иностранным журналистам показаны образцы плакатов, и обнародован талисман предстоящего спортивного праздника.
Когда журналистам на пресс-конференции показали изображение этого медвежонка, раздались аплодисменты. Всем сразу понравился гостеприимный, веселый и симпатичный житель наших лесов, объявленный вчера талисманом Олимпиады. Вчера же фототелеграф разнес это изображение по всему миру, и сегодня во многих газетах люди увидят эту улыбку грядущего праздника.
В «Комсомольской правде» было подробно рассказано, как сообща, что называется, всем миром решали, каким должен быть талисман.
Предложение назвать претендента на талисман встретило горячий отклик десятков тысяч зрителей телепрограммы «В мире животных». Редакция получила множество писем с разными, хорошо обоснованными предложениями. Многие называли лося, оленя, соболя, белку. Однако всеобщим любимцем оказался маленький медвежонок. Его не просто называли, его рисовали, лепили из пластилина, папье-маше, вырезали из дерева, шили из лоскутков меха. Многие рассказывали о повадках медведя, описывали встречи с ним. «Хотим медвежонка!» — такими словами кончалось большинство писем.
Коллективным мнением была решена первая часть задачи.
Потом за дело взялись художники. Надо было найти привлекательный образ всеми любимого малыша.
Лучшее решение предложил москвич Виктор Чижиков.
Я помню, еще летом, переворошив горы карандашных набросков, мы все остановили внимание на этом вот мишке. Но художник долго еще искал наиболее выразительное решение образа медвежонка. (Надо было найти точный штриховой рисунок-силуэт для деловых бланков, для цветных изображений на бумаге и тканях и для объемных фигурок.) Теперь позади и поиск, и утверждения талисмана. Олимпиец Миша сегодня начинает большую жизнь. Его изображения люди увидят повсюду — на открытках, плакатах, марках, флажках, сумках, косынках, на одежде и спортивном инвентаре и в виде фигурок из самого разного материала. Вместе с эмблемой Олимпиады он станет символом предстоящего всемирного праздника в нашей столице.
Важно еще сказать: улыбка этого мишки — золотая улыбка. От продажи любой продукции с изображением медвежонка определенный процент выручки пойдет в фонд Олимпийского комитета…
Вот он, талисман Олимпиады-80.
Художник Виктор Чижиков.
Художника Виктора Чижикова из-за болезни на вчерашней пресс-конференции не было. И все об этом очень жалели, всем хотелось поздравить его с большой удачей. Я беседовал с Виктором Александровичем позавчера в его мастерской.
И долгом считаю отметить: эта удача художника на большом конкурсе не случайна. Имя Виктора Чижикова наверняка знакомо нашим читателям по журналам «Мурзилка», «Вокруг света» и «Веселые картинки». Откройте великолепно оформленные книжки для малышей, и там вы увидите автором Виктора Чижикова (он сделал рисунки для сотни различных изданий).
«Животные — мои главные персонажи, а медведь — самый любимый из них, — сказал художник. — Я прилежно и много работал над образом медвежонка. Хотелось видеть его приветливым, добродушным, но с чувством достоинства. Первым моим критиком и судьей всегда бывает сын-шестиклассник. Ему медвежонок понравился, и я решил, что он понравится и другим».
Медвежонок понравился всем. И все мы желаем ему счастливой судьбы. В добрый путь, Миша!
Фото В. Пескова и из архива автора.
20 декабря 1977 г.
Пущино на Оке
РАЗМЫШЛЕНИЯ О НОВЫХ ЦЕННОСТЯХ ГОРОДСКОГО УСТРОЙСТВА
Я знаю два города, над которыми летом можно услышать жаворонка. Один из них — Суздаль, город-старик, другой в сравнении с ним — младенец: пятнадцать лет назад на том месте, где он стоит, пахали, а на склонах к реке пасли коров. В Суздаль едут любоваться красотой древности. Окский молодой городок, получивший в наследство от стоявшей поблизости деревеньки название Пущино, строился скоро и споро, и стол архитектора, когда обдумывали, каким должен быть центр биологической науки, стоял, как видно, где-нибудь в уголке проектной конторы. Эта беда коснулась, впрочем, многих молодых городков, похожих, как инкубаторские цыплята. Сейчас оплошность эту по мере возможностей исправляют. В Пущине исправляют, надо сказать, успешно. Анафеме преданный в свое время красный кирпич сейчас снова в руках строителей — постройки последних лет сообщили городу новые краски, а нынешний коллектив архитекторов с хорошим вкусом и молодым энтузиазмом разрушает холодноватое однообразие первой застройки. Детский городок, например, сооружен недавно из бревен. Терема, крепостная стена, скамейки, качели — все дерево. И посмотрите на снимок, как хорошо оно сочетается с привычными нам домами.
Приезжая сюда, каждый раз видишь что-нибудь новое и радуешься: город обретает своеобразие.
Но главной его ценностью является то, что над ним так же, как и над древним Суздалем, весною поет жаворонок. Эта ценность сегодня особая, ее имеют немногие города, и она замечается сразу же всеми, кто приезжает в Пущино.
«Ой, какой у вас воздух! Как тихо, сколько всего зеленого, звезды как видно. И Ока, эти дали…»
Приезжала сюда недавно группа французских ученых. Люди они много всего видавшие. Когда показывали гостям лаборатории пяти биологических институтов, жилые постройки, Дом ученых и школы, они говорили: «Да, хорошо», — принимая, однако, все как само собой разумеющееся. А вот когда очередь дошла до зеленых посадок, переходящих одна в другую, до лощин и оврагов, поросших деревьями и кустами и сохраненных рядом с большими домами, гости сразу же оживились. На идущем к реке зеленом откосе непосредственные французы поскидали обувку и, закатав штаны и придерживая юбки, резвились как дети, давая повод сопровождавшему их мэру Пущина Вячеславу Лазареву поразмышлять над некоторыми новыми ценностями городской жизни.
— Природа у вас начинается прямо с порога, — говорили французы, — вы сами-то понимаете, сколько мудрости проявили, не застроив этот берег?
Мэр улыбнулся.
— А как же. Хорошо понимаем…
* * *
Природа не была изгнана из этого нового поселения на Оке. Давним предшественником города было тут Спасс-Тешиловское городище — сторожевое место, откуда (далеко видно!) посылались сигналы огнем о приближении к Московскому государству татар. Каменный город не тронул пятисотлетних поросших травою валов, оставил их по соседству, укоренившись на берегу ниже древнего городища. Однако и это место высокое. Из многих домов увидишь серебристую ленту Оки, зеленый берег с бегущими вниз дорожками по траве, с ивняком и березами в понижениях. А за рекою синеют дали Приокско-Террасного заповедника. «Когда забивали тут первый кол, я слышал бормотание тетеревов, а вот тут, над оврагом, до сих пор тянут вальдшнепы», — рассказывает один из строителей-старожилов.
Биологи, которым предстояло тут поселиться, заглавным пунктом житейской программы определили: «Природа должна стать частью города». Не все удалось тут сделать, как думалось. У строительства своя логика, свои издержки и неожиданные повороты. Наблюдая горы вывороченной земли, груды бетонных плит, рычащие бульдозеры и целую рощу высотных кранов, я с трудом представлял себе город, о котором мечтали биологи. И сами они поняли: одной мечты маловато, нужны усилия и даже борьба.
С чем приходилось бороться? Всего не перечислишь. Ну, например, важно было следить, чтобы не появились весьма распространенные баррикады мусора, отделяющие города от природы. Важно было задерненный покров спуска к Оке уберечь от гусениц и колес (и значит, уберечь от эрозии). Важно было всюду где можно сохранить естественную растительность, не превратить живописнейшие овраги в свалки, не злоупотреблять асфальтом (пользоваться где можно плитами, между которыми растет трава), уберечь от застройки подступы к знаменитому городищу и так далее, до разных мелочей, которые, как известно, сильны тем, что их много.
У каждой идеи свои мученики и герои. Тут можно было бы перечислить много людей, неравнодушных к тому, каким вырастет город.
Среди них академик Александр Спирин, члены-корреспонденты Академии наук Георгий Скрябин и Генрих Иваницкий. Их авторитет, реальная власть, возможность распоряжаться средствами, экологическая грамотность много значили при решении возникавших проблем.
Но известно, как нужны в таких случаях «беспокойные люди», которые за все болеют, во все вникают, все видят, готовые ради дела «дойти до самого бога», люди стойкие, бескорыстные, наживающие обыкновенно и друзей, и врагов.
Таких людей оказалось немало: биолог Елена Юмакова, инженер-строитель Галина Недорезова, конструктор Лев Козлович.
И особо надо назвать ученого-биофизика, профессора Бориса Вепринцева. Он в числе первых переселенцев в Пущино из Москвы и стал патриотом нового города. Тут Борис утвердил себя как ученый, тут к нему пришла известность «человека, который записывает голоса птиц».
(Пластинки Вепринцева с записями звуков природы разошлись миллионными тиражами.)
Но при всех заботах научных и лично творческих Борис добровольно взвалил на себя и ношу общественную — возглавил местное отделение Всероссийского общества охраны природы.
Общество это в целом, по личному опыту знаю, не очень боеспособное и в драку не лезет. Но тут, в Пущине, борцы за охрану природы заставили с собой считаться, и фамилия Вепринцев стала в некотором роде символом. Слова «Я вот пойду сейчас к Борису Николаевичу…» для нарушителя утверждавшихся принципов городского устройства означали малоприятную перспективу иметь дело со стойким профессором.
Среди самых знаменитых побед по охране природы тут называют отказ применять в городе ядохимикаты. Если не ошибаюсь, это единственный город в нашей стране, где растения ядами не опрыскивают, и потому много летом в Пущине птиц, потому слышишь в этом городе погремушку кузнечика, в центре, в парке, тут видишь вдруг муравейник, видишь, как бабочки, «заблудившись», садятся на цветную косынку ребенка, играющего в траве.
Посажено в городе много деревьев. Причем не просто посажено и забыто, как это нередко бывает, — заботливо выращено! Город, стоявший первые годы неоперившимся птенцом, теперь весь в зеленых кудрях. Тут применили разумную тактику: быстрорастущие тополя были лишь первым ярусом зелени. Теперь в питомнике выращивается больше двухсот пород кустарников и деревьев. И все это — сосны, лиственницы, ели, рябины, липы, березы, клены, боярышник — растет теперь у домов, в парках и скверах.
Причем посадки продуманы так, что, смыкаясь, они дают надежный приют животным, поселившимся в городе.
Зеленая полоса между городом и рекой, сохраненная в природном естественном облике, — победа особо принципиальная. Это пример пересмотра устоявшихся ценностей и традиций в условиях нового времени. Когда-то для человека, окруженного дикой природой, идеалом была планировка Версаля или, скажем, Петергофа под Ленинградом — круги, ровные линии, по ранжиру-деревья, симметрия, скульптуры, подстриженные кусты. Как частность такого вкуса — в гранит и камень одетые берега рек у многих из городов. Местами это необходимо. Но во многих случаях берега в камень одеваются «для красоты». В Пущине красоту увидели совсем в ином. И не ошиблись.
Однако и не без боя удалось утвердить эту новую ценность — «природа у городского порога». Любопытно, что из всех, посягавших на берег, наиболее настойчивыми оказались архитекторы. (Выигрышное место для любой из построек — пересеченный склон, близость воды.) Архитекторы и теперь еще зарятся на зеленые склоны к воде. Но хочется думать, что пущинцы уже не уступят.
Есть и еще один, пока еще остродискуссионный вопрос на пути к самобытности города: сохранение в черте застройки оврагов. Кто знает Оку, поймет, о чем речь. Поросшие черемухой, дубами, ивняком и душистыми дикими травами приокские овраги — это совсем не то, что мы видим в степных черноземных районах.
Я не знаю мест более поэтичных, чем эти приокские пологие углубления в берегах. Город Таруса потому и слывет одним из самых поэтичных мест средней России, что стоит на этих знаменитых приокских оврагах. Они придают ему очарование, которое не с чем сравнить и которое давно уже привлекает людей, хорошо понимающих, что такое подлинная красота.
Так вот и Пущино имеет эти овраги. Конечно, в многоэтажном городе сохранить их непросто. Не все жители, приехавшие сюда кто откуда, одинаково сознательны, многие, обзаводясь, например, новой мебелью, старую потихоньку норовят скинуть в овраг. Бывает, валят сюда и мусор. (Строители соблазняются делать это в первую очередь — не надо далеко увозить.) При этих условиях, конечно, проще всего срубить деревья и засыпать живописные морщины земли, положив сверху камень или асфальт, — операция недешевая, но радикальная: никаких забот после этого. Но ведь именно так необдуманно поступает по молодости лет девушка, обрезая данную ей природой богатую косу и обзаводясь стандартной неприхотливой прической. Сейчас, когда некоторые овраги благоустроены, а о других идет спор, этими размышлениями хочется поддержать всех защитников самобытности города и поколебать тех, кто хотел бы привычных решений. Да, овраги, приучая людей к порядку, какое-то время придется чистить. Пущинцы к этим заботам готовы, тут уже существует традиция: от каждого в год — десять часов труда для благоустройства города.
И главное, все понимают: лощины с деревьями в черте застройки — это своеобразие Пущина, это райское место для ребятишек, и весной именно тут поселяются соловьи, которых город на всех этажах слушает через открытые окна.
* * *
Еще один важный момент в становлении службы охраны природы. Опыт показал: общество энтузиастов, каким бы активным ни было, не всегда в состоянии влиять на проблемы городского устройства. Ощущалась необходимость подключить природоохранительные заботы к жизни пяти институтов, составляющих деловое ядро Пущина, и непременно — к работе городского Совета народных депутатов. Иначе говоря, надо было создать ячейку охраны природы в сложившемся государственном механизме управления жизнью и ростом города.
И если совсем уж просто сказать: депутатов и исполнительную службу городского совета охрана природы должна занимать в такой же степени, в какой они заняты заботами о воде, еде, жилье, электричестве, транспорте, связи, порядке в городе. «Новая шестеренка» в механизме управления городской жизнью теперь есть. Мэр города, педагог по профессии, Вячеслав Лазарев говорит: «Пока что идет обкатка нового механизма, не все, что было с энтузиазмом намечено, должным образом выполняется». Однако колесо вертится! Весною этого года состоялась сессия горсовета, посвященная охране природы. Я с любопытством перелистал двадцать страниц специальной брошюры «Решение сессии». В ней не просто сказано, где, что и как следует охранять. Тут указаны ответственные за выполнение решений, указаны сроки. В числе забот и задач, помеченных семью десятками пунктов «Решения», есть, например, поручение расчистить родники и ключи в городе и окрестностях, всячески поощрять использование немоторных видов спорта (весельных и парусных лодок, велосипедов), для сохранения тишины запрещена езда по городу в ночное время на мопедах и мотоциклах. В городе и окрестностях обозначены особо ценные ландшафтные участки, неприкасаемые для застройки и хозяйственной деятельности. «Решением» перечислены тридцать с лишним диких растений, подлежащих охране в окрестностях Пущина. Конкретно определены задачи общественных организаций (Общество охраны природы, клубы «Дельфин», «Лесовичок», «Коряга», «Азимут»). И, конечно, первейшей своей заботой горсовет считает тщательный контроль за очисткой сточной воды, за упорядоченным удалением мусора, за работой транспорта и строительством, за всем, что состоит в конфликте с охраной среды обитания человека.
Соединить городские удобства с почти деревенским здоровьем крупного населенного пункта — дело, разумеется, непростое. И тем дороже любая крупинка успеха. В прошлом году Пущину присвоено звание «Город хорошего благоустройства» и вручено переходящее красное знамя Совета Министров Российской Республики. В беседе о новых заботах и планах главный администратор Пущина Вячеслав Лазарев говорит: «Теперь уже все убедились, как много значит для облика города защита в нем и охрана всего, что дает нам природа. Хлопот много. Но надо считаться с серьезным смыслом кем-то сказанной шутки: «Если природу не охранять, она превращается в окружающую среду».
* * *
Верно замечено: в общении с живой природой особо нуждаются дети и старики. Людям на склоне лет природа поддерживает силы, дает ощущение связи с жизнью, ребенку природа дает запасы здоровья, будит в нем любопытство, преподает уроки мудрости, красоты.
Важно иметь для детей этот мир, еще важнее умело объяснить детям, как этот мир уязвим и как его надо беречь. В Пущине об этом заботятся. Удачной формой воспитания ребятишек мне показалось хорошо организованное тут лесничество под названием «Лесовичок» (руководитель — учитель рисования Анатолий Букин). Вот что сделали, например, ребятишки, «играючи», за минувшее лето. «В глубину на пять километров привели в порядок прилегающий к Пущину лес — убрали валежник, расчистили шесть родников, огородили двадцать семь муравейников, построили семь мостков, восемь скамеек, оборудовали металлическими таганами кострища…» Эти сведения получены от самих ребят в контроле лесничества. Я застал ребятишек сидящими на полу и на лавках за сортировкой семян и ягод. Лесной урожай собран для подкормки зимою птиц и для сдачи в лесхоз. («Желудей — одиннадцать с половиной пудов, ягод рябины, шиповника и боярышника — тринадцать пудов».) В другой комнате группа ребят мастерила кормушки, и шел спор: каким сделать предупреждающий знак — «Памятник природы. Находится под охраной». Решили, что лучше всего подойдет для знака изображение совы…
Так живет лесничество, расположенное, между прочим, не в укромной лесной тиши, а на втором этаже городского многоэтажного дома.
И последняя новость из Пущина. В подарок детям куплены лошадь и тройка маленьких пони. Детей эта новость радостно взбудоражила, взрослые в затруднении: «Животные — это, конечно, приятно, но ведь нужны сено, овес и конюх». Да, действительно, пони и лошадь заправляются не бензином. Но сами мальчишки из того же лесничества не оставят любимцев без корма. А конюх… Вряд ли кто усомнится, что пять институтов главного биологического центра страны, имеющего в эксплуатации несколько сотен автомобилей, в состоянии хотя бы «в складчину» обслужить так нужную детям лошадь. Да и сами дети не останутся в стороне от ухода за животными. В этом весь смысл. Уход за лошадью в детстве дает человеку кое-что принципиально отличное от того, что дает уход за машиной. Биологам это хорошо известно.
И поскольку уж речь зашла о неожиданной и вообще-то исключительной для города должности конюха, хочу назвать еще одну должность, на мой взгляд, совершенно необходимую и Пущину, и многим другим городам, — должность эколога. Эколог (в данном случае специалист по среде обитания человека) нужен нынешним городам ничуть не меньше, чем архитектор. Растущее производство, концентрация населения в городах, планирование всей городской жизни сегодня немыслимы без грамотного взгляда на среду обитания человека.
Экологическую службу уже ввели у себя некоторые крупные предприятия страны. Несомненно, и города в целом в службе такой нуждаются.
Вполне понятно, что проблему надо тщательно обсудить. (И мы надеемся на отклики наших читателей.) Но несомненно, что должность эколога (рядом с архитектором) для начала хотя бы в порядке пробы надо ввести в десятке-другом городов. Принцип выбора городов для важного эксперимента должен быть разным: молодой развивающийся город, город с остро стоящими экологическими проблемами и город с некоторым опытом устройства здоровой среды обитания, каким и является, например, Пущино на Оке.
Фото автора. 25 декабря 1977 г.
1978
Совсем малютка…
(Окно в природу)
Под Новый год в подмосковном лесу я встретил зверя величиною с грецкий орех. «Орех» оказался пленником лыжни — катился что было мочи по тоннелю в снегу и, не выдержав состязания с человеком, отчаянно нырнул в подставленную варежку. Это была землеройка.
Я аккуратно устроил варежку в рюкзаке с надеждой сделать дома, в тепле, фотографии маленькой хищницы. Но, увы, в корзину из варежки выпал неподвижный комочек — землеройка была мертва. Пытаясь найти причину огорчительной смерти, в своей картотеке я наткнулся на вырезку из немецкого журнала «Штерн» с этой вот фотографией. На спичечном коробке сидит самое маленькое из всех живущих на земле млекопитающих, так называемая этрусская мышь: вес — 2 грамма, и коробка вмещает сразу три мыши.
Эта крошка зоологам стала известна совсем недавно. До этого ее видели только совы — в их гнездах находили отрыгнутые птенцами маленькие скелеты. Биолог из Бонна Адельхайд Герэтс, попав на остров Сардинию (Средиземное море), решила не уезжать, пока не поймает загадочное существо. 300 ловушек долго оставались пустыми. И лишь через месяц в одной из них оказалась долгожданная мышка. Но мертвая.
Позже в ловушки попали еще семь крошек, но тоже едва живые. Ученая догадалась: причиной затухания жизни был голод. Наблюдения подтвердили: малютки должны были есть почти непрерывно и днем и ночью. Еда и охота, охота и снова еда — такова жизнь у этрусской мыши, атакующей саранчу, жуков, червей и даже ящериц, намного превышающих мышь по размеру. За сутки она поглощает пищи в два раза больше собственного веса. Человеку с таким аппетитом надо было бы съесть примерно десять пудов еды.
Закон, объясняющий столь большую потребность в пище маленьких теплокровных животных, известен давно. Чем меньше вес у животного, тем больше относительная поверхность его тела. Стало быть, и тепло маленьким организмом теряется гораздо скорее, чем крупным. Этим и объясняется аппетит — печку почти непрерывно надо пополнять топливом.
Ну а если под руку вдруг ничего не попало?
Природа для маленькой мыши оставила шанс на спасение. В момент бескормицы она может свернуться в комочек (сократив до минимума площадь теплового излучения) и погрузиться в сон, при котором резко замедляется вся жизнедеятельность организма. Летаргия, однако, длится не более двух часов. Проснувшись, зверек немедленно приступает к охоте. И если добычи по-прежнему нет, свечка жизни потухнет. (Причину смерти моей землеройки теперь нетрудно понять. Пока я беспечно шел с рюкзаком и ехал из леса домой, землеройку без «топлива» даже теплая варежка не спасла.)
Жернова крошечной мельницы жизни работают беспрерывно. И все в организме маленьких теплокровных — сердце, легкие, пищеварительный путь — работает в режиме предельной активности. Я слышал записанную на пленке работу сердца слона: 26–27 ударов в минуту. Человеческое сердце делает 70 ударов в минуту.
У птиц и мышей сердце буквально колотится. Но рекордсменом является эта крошка. Только очень чуткий прибор мог уловить число ее сердечных ударов — в минуту 1300. «Сердечная спешка» определяет и сроки жизни этрусской мыши — 16 месяцев. А вот медлительные, хладнокровные черепахи живут долго, по сотне и даже более лет.
Фото из архива В. Пескова. 1 января 1978 г.
Четыре десятка белых медведей…
(Окно в природу)
Под Новый год в газетах мелькнула заметка о том, что сорок медведей держат в осаде прибрежный чукотский поселок Биллингс. Прочитав заметку, я с трудом разыскал на карте маковое зернышко Биллингса и отправил туда письмо с просьбою рассказать, что и как. Откликнулась на вопросы председатель сельсовета Людмила Ивановна Деменская. В письме, полученном нами вчера, она сообщает: «Действительно, их было сорок. Молодые и старые. Собираться стали в конце октября. Сначала пришли четыре, потом мы увидели девять, потом восемнадцать, тридцать четыре… и был день, когда начитали сорок. Поселок наш расположен в медвежьем углу. Медведей видят тут постоянно. Но местные жители чукчи говорят: такого никогда не было».
Две причины собрали медведей вблизи поселка. В минувшем году в Арктике стояла теплынь. Обычно забитый льдами, пролив между островом Врангеля и Чукоткой на этот раз был совершенно свободен и долго не замерзал. Вода не пускала медведей на остров, где они залегают в берлоги и приносят потомство. Звери задержались на материке. Биллингс же они осадили потому, что рядом с поселком лежала туша кита, и медведи без малого месяц кормились на берегу. «Держались спокойно, без толкотни. Наедятся и лежат, посапывают».
Поселок, однако, не был оставлен медведями без внимания. «Мы жили, как осажденные.
Темнеет тут рано. И медведи разгуливали по главной улице, как по проспекту. Сломали деревянный сарай, в котором хранились мясо и нерпичий жир, и все сразу же «оприходовали»…
По телефону и в телеграммах нам беспрерывно давали советы, как отпугнуть зверей. Мы стреляли ракетами, но медведи их не боялись.
Спокойно повернет голову, проследит за огнем, подойдет, даже понюхает место, где упала ракета, и опять за свое…»
На мой вопрос о собаках Людмила Ивановна пишет: «Их много в поселке. Но медведей они боятся. Из подворотни лают, но стоит зверю повернуть морду и сделать хотя бы шаг — бросаются под ноги к человеку». Впрочем, в семье не без героя. Им сделался пес Дружок из породы местных чукотских собак. «Он не просто не боится медведей, он, кажется, получает удовольствие — кинется, схватит медведя за хвост и держит. Медведь ярится, вертится на месте, а достать собаку не может. Наблюдали за этими сценами, как на спектакле».
Большого веселья в поселке, однако, все-таки не было. Круглые сутки на всякий случай дежурили заведенные вездеходы и трактора. Люди ходили, соблюдая величайшую осторожность.
И к этому были все основания. Людмила Ивановна пишет о повадках медведей при встречах с людьми: «В прошлом году в поселке Рыркайпий одна медведица брала еду из рук человека и позволяла играть с двумя медвежатами. Местная промартель наделала даже снимков и продавала как сувениры».
Но вот другой случай: «14 марта 1976 года в нашем поселке кто-то поскребся в двери к семье Тыперультиных. Хозяйка открыла дверь и тут же куда-то исчезла. Подняли тревогу, пустились по следу, но опоздали — медведица была голодна, спасать уже было некого».
* * *
Белый медведь — самый крупный на земле хищник. Этот вольный одинокий скиталец преодолевает огромные пространства Арктики где пешим ходом по льдам, где вплавь, подчиняясь еще хорошо не изученным законам миграции. Забота о пище — главная забота этого хорошо приспособленного к суровым условиям зверя. Основная его добыча — нерпа. И он превосходно за ней охотится: терпеливо и скрытно подползает к лежкам или по многу часов сидит неподвижно, карауля добычу у «продухов».
Люди, знающие Арктику, утверждают, что, карауля добычу, белый медведь прикрывает лапой единственное место, которое может выдать его на льду, — свой темный нос, а подкрадываясь по воде к нерпе, медведь толкает перед собою для маскировки льдину. На суше медведь умело собирает ягоды, птичьи яйца (иногда вместе с птицей, сидящей в гнезде), ловит леммингов, рыбу, щиплет мох и траву, не брезгует падалью, в гастрономических целях может напасть и на встречного ослабевшего соплеменника.
Снимок из Биллингса. Медведи едят кита.
Врагов у медведя нет. Он полный хозяин Арктики. Встречаясь на кромке суши с людьми, медведи всегда имели потери, но человека бояться не научились. Особенно безнаказанно били медведя с палубы кораблей, а потом с низко пролетающих самолетов. Зверю грозило уничтожение. Первыми забили тревогу ученые нашей страны. Охота на медведя была запрещена законом. К этому запрету присоединились потом и другие государства арктической зоны.
Изучать и считать медведей непросто. Полагают все же, что их сейчас около 20 тысяч.
Встречи с людьми, все глубже проникающими в Арктику, у медведей довольно часты.
К человеку зверя влечет любопытство и запах пищи. По этой причине медведи — частые гости полярных станций и поселков Дальнего Севера.
В канадском городе Черчилл целая группа медведей приспособилась жить на свалке. Их не пугали ни грохот машин, ни огонь при сжигании мусора, ни люди. Благородные сильные звери тут превратились в чумазых, взъерошенных приживалов и, разумеется, не вполне безопасных соседей. Пришлось их отлавливать и водворять «домой», в ледовую Арктику.
У меня в папке «Белый медведь» собраны снимки с наших полярных станций: медведя кормят из рук, медведь ест из одного корыта с равнодушными к нему поросятами… Трогательно. Однако подобные эксперименты хорошего конца, как правило, не имеют. Они опасны для людей, ибо сильный хищник, совершенно переставший человека бояться, становится особо опасным. Нехороши эксперименты и для медведя: зверь приучается к легко добытой еде, становится иждивенцем, и, стало быть, жизнеспособность его снижается. К тому же у человека-кормильца на всякий случай наготове оружие.
* * *
«Осаду Биллингса, — пишет Людмила Ивановна Деменская, — медведи сняли, как только съели кита. Незаметно, по двое, по трое разошлись. Но одна медведица почему-то осталась и почти каждый вечер наведывается в поселок.
Позавчера она разыскала склад, где хранилась приманка для песцов, и, конечно, приманка ей показалась вкуснее китового мяса. Охотники вне себя. Но что сделаешь, закон охраняет медведя… Дописываю вам письмо (завтра придет вертолет), а на улице, слышу, опять суматоха и лает Дружок. Как бы медведица не испортила нам Новый год…»
Такие вести из далекого Биллингса принесло письмо, помеченное 28-м числом декабря.
Фото из архива В. Пескова. 7 января 1978 г.
Беседа с «Таймырами»
(Окно в природу)
«Таймыры» на орбите.
11 часов 40 минут. Сижу у пульта с микрофонами и селекторными кнопками. Специалист по связи предупреждает: «Прежде чем говорить, нажимаете кнопку». И еще: «У них сегодня отдых. Не будем задавать им работу, беседа должна быть легкой, свободной. Слушайте и говорите сами — ребятам важно общение с Землей».
11 часов 45 минут. «Союз» в зоне радиовидимости. Позывные «Таймыров». И вот на экране мои собеседники. Сидят рядышком, как мы уже привыкли их видеть. Гречко — слева, Романенко — справа. Они предупреждены о беседе и держатся как радушные хозяева, открывшие дверь перед гостем.
Меня представляют как ведущего телепрограммы «В мире животных». И это определяет характер беседы. Рассказываю о том, что с орбиты моим собеседникам наверняка не видно. О воскресном инее в подмосковном лесу, о том, какова лыжня была в этот день, о следах лесной живности, о разных маленьких новостях из жизни природы, о том, что, пока они там летают, день у нас в Подмосковье на целый час прибавился…
Потом беседа носила характер вопросов — ответов. Привожу ее такой, как успел записать.
Вопрос: По какой линии проходит сейчас в нашей стране южная граница снегов?
Романенко: По нижнему течению Дона, по Аралу. Восточнее все было в пелене облаков, не могли рассмотреть. Граница снега начала отодвигаться к северу от Одессы. Видимо, там идет потепление. Но это наблюдение двухсуточной давности…
Вопрос: Если бы на вашем месте были инопланетяне — глядя в окошко, могли бы они сказать, что Земля обитаема, что на ней существует жизнь?
Гречко: Конечно! Хорошо видны дороги, прямоугольники полей, ночью видны огни городов. Видны следы человеческой деятельности, в том числе и не очень благоприятные для природы…
Романенко: В районе городов снег не такой чистый, каким видишь его, например, в степях или над тайгой… Хорошо видны линии лесных полос, рек, на море видны суда…
Гречко: Даже летящие самолеты видно. Замечаешь инверсионный след, а потом в наш шестикратный бинокль хорошо различаешь и самолет.
Романенко (смеется): Легендарный лохнесский зверь отсюда тоже не виден.
Вопрос: А можно ли все же заметить какие-либо живые объекты? Например, крупных китов или скопление мелких животных?
Романенко: Думаем, что можно. Но этим надо специально пристально заниматься. Надо хорошо знать места, где вероятнее всего обитают киты. И надо иметь, как говорят, «привязку к местности», а над океаном это сделать очень непросто. К тому же океан на большой площади часто закрыт пеленой облаков.
Гречко: Но если бы на борту у нас был биолог или, например (улыбается), ведущий программы «В мире животных», он наверняка увидел бы что-нибудь…
Вопрос: А такое возможно?
Романенко: Отчего же нет? Нас тут на борту станции уже четверо собиралось. Сейчас «грузовик» у нас на прицепе. Будем из него переносить на станцию множество разного снаряжения. Места тут достаточно. Думаем, что придет час и биолога.
Вопрос: Из Антарктиды вернулся мой приятель. Он брал с собой на зимовку чижа и щегла.
Птицы хорошо перенесли путешествие и пребывание в Антарктиде. Сейчас они вовсю щебечут в московской квартире. Мой друг рассказал, как много радости и приятных переживаний доставили две эти птицы зимовщикам.
А вы в своем космическом доме не скучаете по какому-нибудь щебетанию?
Гречко: Конечно, это приятно, если бы кто-нибудь тут у нас щебетал. Но, увы, пребывание птиц на станции исключается. Они совершенно не переносят невесомости, все время бьются, и радости от этого, сами понимаете, было бы немного.
Но, конечно, иметь рядом что-нибудь живое тут важно. Хотя бы растения. В прошлом полете был у нас маленький огород. Рос на нем всего лишь горох. Вам трудно представить, сколько радости, удовольствия доставлял нам этот зеленый оазис вполне земной жизни. Мы даже говорили: «Ну пойдем, сходим в рощу». Вот будем разгружать состыкованный «грузовик», может быть, там найдем какую-нибудь зелень. Человеческий глаз привыкает ко всему зеленому на Земле. Зелень сообщает спокойствие. И даже спится, кажется, лучше рядом с зелеными стебельками.
Вопрос: Мы слышали, спите вы хорошо. Это и на Земле не всем удается. А сны-то у вас бывают?
Романенко: А как же! И вполне земные. Чаще всего видим во сне своих родственников, сослуживцев. Ну и лес подмосковный снится, конечно, и лыжня, и следы на снегу, о которых шел сейчас разговор.
Вопрос: О ваших опытах с головастиками и мушками дрозофилами можно сейчас сказать или когда вернетесь на Землю, при встрече на передаче «В мире животных»?
Гречко: Для подробного объяснения времени не осталось. Давайте отложим до встречи уже на Земле…
Вот и все, о чем говорили в отведенное время. Космонавты сказали «До свидания!», по махали рукой. И вот уже на экране клетчатые полоски настройки приемника — «Союз» ушел из поля радиовидимости.
Очень волнующим и в то же время уже обыденным был этот разговор с космосом. Перебирая в памяти события не так уж далекие, я вспомнил, как будоражили нас сигналы первого спутника, простые, как голос новорожденного: бип! бип! бип!.. По вечерам мы стояли, задрав головы, наблюдали, как маленькой звездочкой спутник плывет по небу. А теперь вот: станция, уже седьмая неделя пребывания на ней людей, грузовой корабль с обеспечением. И этот вот разговор…
Вспомнил я и встречу в год первых спутников с Константином Георгиевичем Паустовским. Уже тогда было ясно: рано или поздно полетит человек. Слова «космос», «звезды» тогда были очень в ходу. Я приехал к нему за статьей-размышлением о грядущем. Он много расспрашивал и внимательно слушал, а потом вдруг сказал: «А знаете, больше всего человек все-таки будет интересоваться Землей. Земля для человека — самое главное. Мы о Земле не все еще знаем… И если даже далеко и надолго человек полетит, вернувшись на Землю, он будет плакать от счастья». Мне и тогда запомнились эти слова. Но только теперь, наблюдая странствия космонавтов, наблюдая за их работой, их строем мыслей, особенно чувствуешь, как глубоко был прав Паустовский, учивший нас всех великой любви, любви к жизни. Жизни, которая, очень возможно, есть только здесь, на планете Земля.
Фото из архива В. Пескова. 25 января 1978 г.
Побывавшие в Антарктиде
(Окно в природу)
Щегла зовут Рыжик, чиж именуется Яковом. Живут они в клетке. А если их выпускают, любимое место у птиц — маленький парусник на шкафу. Они садятся на мачты, явно предпочитая дерево металлическим прутьям клетки. Птицы как птицы, однако биография их необычна — и чиж, и щегол более года провели в Антарктиде.
Их путешествие из Москвы началось в картонной коробке из-под стирального порошка.
В Ленинграде день они провели в металлическом боксе вокзальной камеры хранения, потом ехали в Ригу, а 21 января 1976 года на корабле «Михаил Калинин» двинулись в дальнее путешествие.
В Антарктиду плыл их хозяин, страстный любитель птиц геофизик Владимир Силкин. В его каюте и обнаружил чижа со щеглом старпом капитана.
— Ну-ну… — улыбнулся старпом, наблюдая, как птицы чистили перышки и весело щебетали. — Главное — мышей на корабле не разведите, — на всякий случай сказал старпом.
И с этого дня каюта геофизика Силкина стала самым привлекательным местом на корабле — все непременно хотели видеть, слышать, кормить необычных спутников в Антарктиду.
А хозяин каюты, наблюдая поведение птиц, вел дневничок, с удивлением отмечая: «Птицы не почувствовали жаркого пояса… Пришли в Антарктиду, а они ведут себя так, как будто привез их в Малаховку».
И стали жить в Антарктиде на станции «Молодежная» 104 мужчины-зимовщика, пес Мухтар, каждый год менявший хозяина, и две эти птицы.
Кто был в Антарктиде, хорошо знает, как велика тоска по всему, что осталось на родине, — по людям, по краскам земли, по звукам и запахам.
Две маленькие птицы стали тут символом всего дорогого, что лежало далеко за льдом и морями.
«Я чувствую: свидание со щеглом и чижом действует на людей как лекарство. Придет приятель, послушает щебет, покормит птиц, поболтаем о том о сем, и, смотришь, повеселел человек» — так отмечено в дневнике геофизика. И, конечно, каждый зимовщик старался что-нибудь сделать для общих любимцев. Соорудили для них просторную клетку, поставили лампы дневного света, на окнах завели огород с кукурузой, помидорами, огурцами. Из оброненного семечка конопли сам собой вырос огромный, до потолка, стебелек. Птицы, отдавая должное всему, что зеленело вдоль окон, особенно любили этот единственный стебель, клевали листочки, выбирали начавшие зреть семена.
Климат в Антарктиде очень суров. Однако под крышей с обильной здоровой едой птицы чувствовали себя превосходно. Путешествие спутало время линьки, но перья чиж и щегол все-таки обновили. Они хорошо летали по дому, и «был соблазн в теплые дни выпускать их на солнышко, но боялся, что не вернутся; к тому же у дома все время летает поморник — может и покуситься…»
Для знакомства зимовщики приносили птицам пингвина — никакого впечатления! Сам пингвин от жары скоро заволновался, и пришлось его отпустить. Пес Мухтар, наполовину ослепший за четыре зимовки от яркого здешнего света, птиц только послушал и равнодушно лег у порога. Никаких воспоминаний щебет чижа и щегла у старожила Антарктиды, как видно, не пробудил.
Все эти маленькие житейские эксперименты скрашивали быт зимовщиков, служили поводом к разговорам, воспоминаниям. И все это очень радовало начальника экспедиции Геннадия Бардина, особенно часто бывавшего в домике геофизиков.
— Ай да Силкин, ай, молодец! — обычно говорил Бардин, наблюдая возню щегла и чижа. — Ведь это же чудо, тут, в Антарктиде, — лесная жизнь…
Между собою чиж и щегол жили дружно. Чиж был постарше и, видимо, чувствовал в себе родителя: стоило щеглу раскрыть клюв, как он принимался его кормить. И оба очень любили петь. Поводом для дуэта мог послужить чей-нибудь свист, музыка из приемника, но особо воодушевляло певцов жужжание электрической бритвы, как только включалась — концерт начинался немедленно. В Антарктиде у всех зимовщиков были бороды. И бритва в домике геофизика служила чем-то вроде оркестра для двух певцов.
Долгою для людей и, возможно, совсем незаметной для птиц была арктическая зимовка. Но все имеет конец.
— Папа вернулся! Рыжик и Яшка вернулись! — прыгала от восторга Наташа, пятилетняя дочь Владимира Силкина.
Клетку с птицами поместили на шкаф. Туда же поставили сделанный в Антарктиде долгими темными вечерами кораблик. И птицы сразу его полюбили. Как матросы, Рыжик и Яшка снуют по мачтам, теребят лоскутки парусов.
Стоит включить приемник — сейчас же концерт. Но особо охотно поют они утром, когда, проснувшись, хозяин дома включает музыкальный инструмент под названием электрическая бритва…
Так живут две птицы, по воле человека побывавшие на краю света. А есть ли путешественники, способные долететь в Антарктиду на своих крыльях? Есть. Полярные крачки. Лето они проводят на нашем Севере, а зиму (опять к лету!) летят на юг, до островов, лежащих у Антарктиды.
Фото автора. 28 января 1978 г.
* * *
Редактор Андрей Дятлов
Редактор-составитель Дмитрий Песков
Дизайн-макет Александр Кулаков
Корректоры Ольга Милешина, Марина Смирнова
Верстка Галина Чернецова
Подписано в печать 13.11.2014.
Формат издания 60x84/8. Печать офсетная.
Усл. печ. л. 10. Заказ № 107396.
Издательский дом «Комсомольская правда».
125993, Москва, Старый Петровско-Разумовский проезд, д. 1/23.
Адрес для писем: [email protected]
Отпечатано в типографии «PNB Print», Латвия
Читать бесплатно другие книги:
