Не зная пощады Сурикова Марьяна

– Я глава судебной власти, на мне обязанность по созданию новой системы. Сейчас поступает невероятное количество жалоб: что ведьмы, что люди, словно с цепи сорвались. Соревнуются друг с другом кто кого обвинит в более тяжком преступлении. Часть дел – чистейшей воды выдумка. Сейчас мы пытаемся издать законы, позволяющие избегать подобных пустых склок, вплоть до заключения тех, кто лжет суду, под стражу.

– Раз тебе нужно быть в Сильвертоне, то возьми меня с собой.

– Алира, у тебя срок родов подходит, тебе нельзя ехать в карете, и тем более нельзя ехать верхом. В Сильвертоне тоже неспокойно, народ пытается выразить собственное недовольство разными способами. Везти тебя в главный город слишком опасно.

– Кристиан, я ведь здесь будто под замком сижу. За территорию поместья – только при сопровождении охраны, в лес тоже не пойдешь, могу там озлобленных селян повстречать, на ярмарку сельскую и то не выбраться!

– Неужели ты полагаешь, что я настаиваю на этих мерах просто так?

– Нет. Но мне… мне так грустно от этого! Ты даже не можешь брать меня с собой, когда уезжаешь. А мне без тебя очень тоскливо!

– Алира, я сам едва могу находится вдали от тебя, но подумай о ребенке, подумай о собственной безопасности. Неужели огромная территория поместья слишком мала для тебя? Неужели сад недостаточно просторный, чтобы там ты могла набираться сил? Здесь есть река, сад больше похож на твой любимый лес, дом огромен, все слуги готовы выполнить любое твое желание. Если тебе скучно и желаешь посмотреть представление, то я могу пригласить артистов сюда.

– Нет, не в этом дело. Я желаю, как и остальные люди, ходить куда мне хочется в любое время.

– Ты не остальные люди! – отрезал супруг, поднимаясь из ванны и хватая большое полотенце. Обернув его вокруг бедер, мужчина прошествовал к камину. Я наблюдала за ним, а на глаза навернулись слезы. Какая же я стала несдержанная в последнее время. Плачу бесконечно, раздражаюсь по каждому поводу. Он ведь прав, и я это прекрасно знаю и еще я согласна с ним, но никак не могу совладать с эмоциями. В этот момент Кристиан обернулся и увидел слезы. Губы его сжались в тонкую полоску, а глаза потемнели.

– Я так желал никогда не видеть слез в твоих глазах, Алира. Неужели твоя жизнь настолько печальна?

– Нет. Прости меня, Кристиан. Я стала совершенно невыносимой. Вместо того чтобы дать тебе отдых после тяжелого дня, я огорчаю тебя. Но я так не хочу делить своего мужа с кем-то еще, мне столь тяжело расставаться с тобой каждый раз. Дело не в том, как я живу, а в том, что совершенно не могу обходиться без твоего присутствия. Прости, пожалуйста.

Я принялась судорожно стирать со щек слезы, не смея даже поднять на него глаза. Мне самой было стыдно от собственного поведения. Моя жизнь подобна сказке, а я требую еще большего.

Руки мои перехватили широкие теплые ладони, а Кристиан тихонько позвал: «Алира, посмотри на меня».

Я подняла глаза, а он склонился вниз и принялся целовать мои мокрые от слез щеки, губы, ресницы.

– Не плачь, прошу тебя.

Я обняла его в ответ, а он осторожно прижал меня к себе и ласково погладил по спине.

– Давай спать, хорошая моя, ты слишком устала, тебе нужно отдохнуть.

Муж помог снять платье, а потом уложил на кровать и нежно притянул к себе. Я удобно устроилась на боку, прижавшись спиной к широкой груди и положила ладони поверх его надежных теплых рук, успокаивающих смятенные чувства своими нежными поглаживаниями.

Я проснулась, когда еще не рассвело. Со стоном перевернулась на другой бок и нащупала рядом пустоту. Усевшись в кровати, огляделась вокруг и поняла, что муж уехал. Уехал, не разбудив меня и даже не попрощавшись.

Следующие полчаса провела в горьких рыданиях, сетуя на злую судьбу, которая сделала моего любимого Кристиана сперва главой инквизиции, а теперь вот членом совета, а еще верховным судьей. Закончив размазывать слезы по лицу и шумно вздыхать, умылась холодной водой и спустилась вниз. В этот ранний час в доме царила тишина, однако мне просто необходимо было набраться сил, потому что от расстройства чувствовала себя хуже некуда. Я вышла на улицу и направилась в дальний уголок сада, по пути минуя конюшню. Ржание, раздавшееся внутри, заставило меня остановиться. Мелькнула совершенно дурацкая идея – велеть заложить карету и самой отправиться в Сильвертон. Представив себе реакцию Кристиана, отмахнулась от этой сумасбродной затеи, однако в конюшню все-таки зашла. Очень захотелось узнать у конюха, когда именно уехал муж и не просил ли передать мне чего-нибудь.

Внутри царил полумрак, пахло прелым сеном и лошадьми. Я сделала несколько шагов и замерла возле стойла, в котором муж держал любимого жеребца. Рассвет стоял спокойно и лишь фыркнул, заметив хозяйку, а потом потянулся теплыми губами в мою сторону, выпрашивая яблоко. Если жеребец здесь, то на чем тогда уехал Кристиан? Стремясь поскорее выяснить этот вопрос, я прошла в каретный сарай, где стоял наш черный экипаж. Огляделась по сторонам, пытаясь отыскать возницу, когда вдруг на охапке сена в углу увидела спящего мужа. Я с огромным трудом сдержала порыв броситься ему на шею, а вместо этого осторожно подошла поближе и опустилась рядом на колени, рассматривая любимого мужчину, его уставшее лицо, мерно вздымающуюся грудь. Бурная радость сменила глубокую печаль, что безраздельно властвовала в сердце еще минуту назад. Не удержавшись, протянула руку и легонько отвела в сторону белую прядь, упавшую на его щеку. Кристиан внезапно вздрогнул во сне и поймал меня за запястье, вырвав испуганный возглас. В следующее мгновение инквизитор сел и потер ладонями лицо.

– Извини. Напугал тебя? Старая привычка.

– Я от неожиданности вскрикнула. Ты не уехал?

– Нет.

– А что ты здесь делаешь?

Кристиан оперся локтем о колено и улыбнулся мне усталой улыбкой.

– Доброе утро. Может, сперва поцелуй, а потом расспросы?

Просить дважды не пришлось. Нацеловавшись вволю, пока дыхание не стало прерывистым, а голова не закружилась от еле сдерживаемых эмоций, я крепко обняла супруга, а он осторожно усадил к себе на колени, обнял ладонями мой живот и бережно погладил его кончиками пальцев.

– Я провел здесь полночи, – заговорил Кристиан, – пытался использовать собственную силу и сделать так, чтобы карету не трясло при езде.

– Ты о чем?

– Хотел добиться того, чтобы экипаж перемещался плавно по дороге, а спутников не укачивало бы внутри.

– И?

– Что-то получилось. Ход должен быть более плавным, а на ямах не будет трясти и подбрасывать, я стану расходовать силу на то, чтобы карету приподнимало над землей.

– А зачем это?

Кристиан вздохнул.

– Чтобы тебя не растрясло в пути.

– Меня? Ты… ты возьмешь меня с собой?!

– Возьму, – снова вздохнул он, – только если пообещаешь больше не плакать.

– Обещаю, – проговорила я, а предательские слезы уже снова навернулись на глаза, и я громко зашмыгала носом. Он ведь вчера приехал так поздно, такой уставший, а потом еще дождался пока я засну, чтобы отправиться сюда и заняться каретой.

– Алира, ну что ты опять?

– Кристиан, я не знаю. Это в последнее время постоянно со мной такое творится. Я за всю жизнь столько не плакала, а теперь рыдаю по каждому поводу. Я так рада сейчас! Я так тронута твоей заботой, я… – Все, слезы не дали говорить дальше.

Муж горестно вздохнул и притянул ближе к себе, пережидая бурное проявление моих чувств.

– Ты такой замечательный! – выдавила я наконец.

– Идем домой. Нужно позавтракать и пора выезжать.

В Сильвертон мы добрались часам к десяти. Карета проехала по оживленным городским улицам и подъехала к знакомому дому.

– Из дома ни ногой! Никто не должен узнать, что я привез тебя в город. Прогуляйся по саду, отдохни немного, а я постараюсь закончить дела пораньше и вернуться вечером. Говорят, что в город приехали артисты и каждый день выступают на площади. Вечером переоденемся, чтобы никто не смог меня узнать, а потом проведу тебя на площадь и посмотришь на представление.

– Хорошо.

Я послушно проследовала в дом, где встретила удивленного Бенедикта.

– Кристиан, ты привез Алиру в город?

– Можешь ничего не говорить, Бенедикт.

Дядя задумчиво посмотрел на счастливую меня, озабоченного племянника и горестно вздохнул, совсем как Кристиан недавно.

– Слуги о ней позаботятся, а нам пора в совет. Поедем.

Кристиан обнял меня и крепко поцеловал. Я приподнялась на цыпочки, голова закружилась от страстных и нежных прикосновений его губ, а муж с видимым трудом отстранился и придержал за плечи, давая перевести дыхание. Потом оба оставили меня под присмотром слуг и отправились в дом совета.

Я с трудом продержалась до вечера. Ощущала себя маленьким ребенком, которому пообещали долгожданный подарок и который никак не может дождаться момента, когда возьмет его в руки. Бенедикт с Кристаном вернулись пораньше, как и обещали. Бедный муж выглядел теперь еще более уставшим.

– Ты отдохнула, как чувствуешь себя?

– Я в порядке.

– Идем, представление вот-вот начнется. Накинь этот плащ. – Кристиан протянул мне серый кусок ткани, развернув который обнаружила, что это старая изъеденная молью накидка.

Пока я надевала странный плащ, муж нацепил на лицо накладную длинную бороду и усы, а на плечи накинул не менее потрепанную накидку.

– К сожалению, с ростом ничего не поделаешь, придется сутулиться, чтобы наверняка никто не признал. А теперь пошли.

Мы подошли к площади, на которой собралась немалая толпа. Муж пробился вперед и поставил меня перед собой, крепко прижав к себе. Я постаралась пониже натянуть капюшон и с большим удовольствием рассматривала из-под него бродячих артистов. Представление и правда было интересным. Между двумя установленными на небольшом расстоянии друг от друга столбами протянули тонкий канат, на котором вышагивала стройная девушка, жонглировавшая в воздухе яркими шарами. В конце номера она изящно спрыгнула прямо в руки огромного силача, который немного погодя показал всю свою силу, когда принялся гнуть могучими руками толстые подковы. Эта же девушка позже станцевала удивительный танец: она исполняла его под странную, но очень красивую музыку, из одежды на ней были только яркий расшитый разноцветными камнями лиф, плотно облегающий грудь, и длинная юбка, обнимавшая стройные ноги, когда танцовщица изгибалась или кружилась под музыку. На шее девушка держала толстую змею, свивавшую в кольца свой хвост вокруг тонкой руки. Немало поразил зрителей и метатель кинжалов, одним точным броском разрезавший яблоко на голове у чумазого парнишки, его помощника, чем вырвал у толпы испуганные возгласы.

Представление настолько увлекло меня, что я пропустила момент, когда Кристиан вдруг сжал ладони на моих плечах, а потом отчего-то потянул сквозь толпу с площади. Я не стала упираться лишь по той причине, что ощутила его волнение. Умение чувствовать эмоции мужа подсказало, что сейчас не время и не место задавать вопросы. Мужчина быстро шагал вперед, утягивая меня за руку, а я едва поспевала за ним, чувствуя как сильно ноют бедные ноги и поясница. В следующий миг муж обернулся и подхватил на руки, продолжив стремительно идти по направлению к дому. Экипаж ждал в нескольких кварталах от площади. Это была обычная старенькая и неприметная с виду карета без герба. Кристиан усадил меня внутрь, а сам устроился на козлах, и мы помчались домой. Я тихо сидела внутри и с трудом сдерживала волнение.

До места добрались в считаные минуты. Когда вошли в холл, увидели собиравшегося куда-то Бенедикта.

– Кристиан, вы так рано вернулись?

– Бенедикт, это срочно. Необходимо немедленно предупредить членов совета – вечером в городе начнутся погромы. Об этом шепнул один человек на площади, пока мы смотрели представление.

– Что?

– Люди собираются устроить беспорядки. Наверняка артисты тоже в доле. Они предупреждали всех людей на площади, и не первый день, как я полагаю.

– Кристиан, немедленно увози Алиру домой!

– Это даже не обсуждается. Ты тоже поедешь с нами.

– Нет. Я глава совета, как-никак. Останусь здесь, прослежу, чтобы были приняты все необходимые меры. На наше счастье, ты узнал об этом заранее.

– Это не моя заслуга.

Оба мужчины посмотрели на меня, и я стала нервничать еще больше, хотя в этой вылазке в город были и свои положительные стороны.

– Я возьму с собой Тинольда, остальных мужчин нужно переодеть в какие-нибудь лохмотья и отправить поближе к площади, пусть затаятся до определенного момента. Их задача – пресечь беспорядки в самом начале, чтобы не пострадали обычные горожане. Будь моя воля, точно не поехал бы из города в эту пору.

– Почему? – поинтересовалась я у задумчивого мужа.

Кристиан посмотрела на меня и вздохнул, но ничего не ответил.

– Карета ведь не увязнет в грязи, дороги уже немного просохли.

– Алира, – не выдержал Бенедикт, – на темных дорогах недалеко от Сильвертона периодически случаются нападения на путников, а мы сейчас заберем стражников, чтобы собрать всех в городе. Кристиан переживает о возможном нападении.

– И взять больше людей мы не можем, – сквозь зубы выдавил муж.

Я расстроилась окончательно и повинно опустила голову, в душе вознося благодарственную молитву за то, что напросилась с Кристианом в город. Если бы не я, он бы тоже остался здесь на ночь и разбирался с этими беспорядками.

Мы выехали из Сильвертона на закате. Карета ехала плавно, как и обещал Кристиан. Я чувствовала собственную вину за то, что муж совершенно вымотался за эти сутки. Сколько сил он сейчас тратит на поддержание плавного хода экипажа? Я посмотрела на закрывшего глаза мужчину, который сидел рядом, сжав в ладонях мою руку. Тинольд устроился на сиденье напротив и пристально вглядывался в окно. Друг перевел взгляд на меня и осуждающе покачал головой.

– Тин, – шепнула едва слышно, – если бы я не поехала с ним, то мы бы не узнали об этом заговоре.

– Алира, ему тоже иногда нужно отдыхать. Я понимаю, что тебе сейчас нелегко, но он ведь не железный, – прошептал друг в ответ.

– Он бы остался в городе и всю ночь гонялся за бунтарями.

– Я не о том. Здесь даже хорошо, что ты вмешалась. Я хочу сказать, что тебе нужно поменьше требовать от него. Ты выходила замуж, чтобы привязать Вильдана к себе и не отпускать ни на шаг?

– Нет, Тин.

– Тогда не дави на жалость. Ты ведь прекрасно понимаешь, что он на все готов ради тебя, и играешь на этих чувствах. Пусть это особенность большинства женщин, но от тебя я подобного не ожидал.

– Я вовсе не давлю. Я не специально. Ничего не могу поделать с собой, расстраиваюсь постоянно и по-каждому поводу, а взять себя в руки не получается.

– А ты хоть пытаешься?

– Тинольд, – раздался негромкий голос супруга, прервавший обвинения друга, – не стоит выговаривать моей жене.

– Извините, господин Вильдан, и ты прости, Алира, – спасовал перед непререкаемым авторитетом кумира верный помощник.

Резкая остановка кареты явилась для всех полной неожиданностью. Меня бросило вперед, но рука супруга, быстро обхватившая поперек груди, не дала удариться о сиденье напротив. Оба мужчины как по команде посмотрели в окно. Я тоже пыталась рассмотреть хоть что-то за их головами, но Кристиан тихо шикнул на меня, призывая сидеть спокойно. Снаружи раздавались грубые голоса. «Разбойники!» – мелькнула мысль. Кристиан достал из под сиденья два тонких клинка, а Тин вытащил из под своего меч потяжелее.

– Из кареты не выходи, поняла? – вполголоса приказал муж. – Никакой магии, можешь навредить ребенку.

Не дожидаясь моего ответа, оба выскочили наружу и захлопнули дверцы. Я в ту же минуту придвинулась ближе и прислонилась к стеклу и тотчас же отпрянула назад. Кожу обжег невыносимый холод. На стекле расцветали белые морозные узоры, они же вились на стенах кареты. Муж применил свою защитную магию, чтобы закрыть меня здесь внутри и уберечь от опасности.

Я сидела в карете, словно в клетке, что защищала меня, но не давала выбраться к тому, за чью жизнь я сейчас опасалась больше всего. Вот теперь начала корить себя за легкомыслие, за эгоизм, да за все на свете! Снаружи раздавался звон оружия. Я прижала ладони к ноющему сердцу. Сколько их там, сколько нападающих? Похоже, они тоже вооружены. Как двое мужчин справятся с ними? Один измотан до крайности, а теперь тратит последние силы, спасая меня. Он ведь не умеет направлять свою магию на удар, Кристиан защитник, а огонь подвластен лишь мне. А Тин… Тин… О нет! я даже не знаю, умеет ли он драться. Внезапно снаружи раздался сдавленный стон, мне показалось, это был голос Тинольда. Удары сердца отдавались в висках, меня охватила паника. Я должна помочь им!

Я приложила ладони к дверце, и красные всполохи побежали по изящным узорам, растапливая защитную магию мужа, на которую он сейчас отдавал последние силы. Морозный рисунок растворился без следа, а я едва не выпала из кареты, слишком стремительно распахнув дверцу, и лишь чудом ухватилась в последний момент за ручку, повиснув на ней. Перед глазами предстала пугающая картина: Тина душил огромными ручищами давешний силач из артистов на площади, а Кристиан отбивался сразу от четверых нападавших. Оба его клинка стремительно мелькали в воздухе, то блокируя удар одного из противников, то переходя в атаку на следующего. Разбойники держали каждый по короткому мечу, но мастерство Кристиана явно превосходило их умения – он уверенно бился обеими руками, каждая из которых могла работать как для защиты, так и для нападения. Однако противников было больше и выглядели они отдохнувшими. Бесспорно, муж был очень опытным воином, но выдерживать подобный натиск, когда силы на исходе, не смог бы даже самый лучший боец в мире.

Будто опровергая мои рассуждения, Кристиан быстрым ударом уложил одного из нападавших и с разворота полоснул по груди другого. Двое оставшихся мужчин, будто озверели и разом накинулись на него. Я с замиранием сердца наблюдала за боем, непроизвольно двигаясь следом за правой рукой Кристиана, которая сейчас перешла к защите, и отклонилась в сторону, чтобы уследить за очередным маневром, когда рядом с местом, где только что находилась моя голова, в стену кареты воткнулся острый нож. В тот же миг муж отвлекся на меня, сделав шаг в моем направлении, и один из нападавших достал его, ранив в плечо. Мои глаза отыскали нового противника – им оказался метатель кинжалов, из так называемых бродячих артистов, которые на деле оказались разбойниками и ворами, поджидающими на пути своего следования неосторожных путников. Этот человек сейчас стоял рядом с деревом и примеривался кинуть второй нож уже в голову мужа. В миг, когда он отвел руку для броска, я подняла ладони и огонь полыхнул вокруг: силача отнесло волной от Тинольда, протащив по земле, сам друг повалился навзничь, опаленный магическим жаром, противников Кристиана откинуло на добрые десять шагов, опалив им кожу и волосы, при этом огненная мощь лишь чудом не зацепила мужа, в самый последний миг пройдя по кромке серебристого щита. У моего инквизитора была невероятно быстрая реакция, отточенная в сотне боев. Убийца у дерева рухнул, как подкошенный, когда огонь полыхнул ему прямо в лицо. В следующий миг Кристиан бросил клинки и кинулся ко мне, а я протянула навстречу руки, но с криком согнулась от резкой боли внизу живота.

Муж обхватил за плечи, а потом поднял на руки и куда-то понес. Я кричала от боли и никак не могла остановиться. Кристиан уложил меня на землю и я услышала, как он произнес:

– Выпрягай коня и скачи в деревню, что неподалеку, привези повитуху, если понадобится, на аркане притащишь.

– Что с ней? – раздался сдавленный голос Тинольда, – там кровь, она… она…

– Действуй! Живо! – крикнул муж.

За красной пеленой, застлавшей глаза, я не видела ничего, только пыталась вырваться из крепко держащих меня рук, хотелось покатиться по земле, хотелось избавиться от отнимающей сознание разрывающей тело боли. В миг, когда я решила, что сейчас утрачу разум, ощутила, как меня окутало тепло, словно тело поместили в уютный кокон, боль стала затихать, а я смогла открыть глаза и увидела, что Кристиан, держит свои ладони на моем животе, а от его рук исходит теплое золотистое сияние, похожее на свет солнца. Сияние показалось таким знакомым, но я не могла вспомнить, где видела его раньше. Лицо мужа было напряжено, на лбу проступили капельки пота, глаза были полуприкрыты, а зубы сжались так, что на скулах заходили желваки. Я открыла рот и смогла прохрипеть:

– Что ты делаешь?

В ответ Кристиан прошептал, не раскрывая глаз:

– Пытаюсь спасти нашего ребенка.

В следующий миг меня вновь скрутило, но боль стала меньше, а к болезненным судорогам примешивалось странное ощущение, будто ребенку стало слишком тесно в моем теле и он стремится выбраться наружу. Мне захотелось помочь ему, но я не знала как. В безотчетном стремлении запрокинула голову назад и изо всех сил напрягла мышцы живота. Пальцы Кристиана дрогнули, глаза широко распахнулись, он с тревогой смотрел на меня, я же ухватилась руками за его ладони, сдавила изо всех сил и простонала:

– Кристиан, помоги мне.

Золотистое сияние угасло, прошло и ощущение тепла, меня внезапно затопило чувство страха, а Кристиан, усилием воли совладав с собственными эмоциями, крепко пожал в ответ мои пальцы и спокойно произнес:

– Все будет хорошо, Алира, ляг поудобнее, я помогу.

Мне сразу стало легче, и я ощутила горячую благодарность к мужу, за то, что рядом с ним могла ничего не бояться, что всегда ощущала его поддержку и защиту. Вдалеке раздалось лошадиное ржание – на полном скаку к нам приближался серый жеребец, на спине которого восседал Тин, а впереди него сгорбилась от страха сухонькая сморщенная старушка.

Меня вновь скрутило в новом приступе и я опять застонала, мышцы напряглись, а широкие ладони мужа внезапно сменили чьи-то руки. Я отчаянно замотала головой, пытаясь нащупать и вернуть обратно источник моей уверенности, моей силы, а чужой голос спокойно и со знанием дела произнес:

– Не бойся, милая. Давай, поднатужься немного, головку не запрокидывай, подбородочек прижми к груди, вот так, а теперь давай, собери все силы, помоги ребеночку.

Зажмурив от страха глаза, я покорно выполняла все, что говорил незнакомый голос, подталкивая своего малыша появиться на свет. Мне казалось, мгновения растянулись на часы, а сил совсем не осталось, как вдруг ощутила невероятную легкость в теле. Я распахнула ресницы, поняв, что все закончилось, посмотрела вокруг и первое, что увидела, было лицо мужа. Я хотела улыбнуться, но Кристиан смотрел куда-то вниз. Я заметила, как повитуха передала ему крохотный сверток и услышала ее тихий голос:

– Не дышит.

Сердце оборвалось внутри. Я привстала на локтях, хотела сказать, что старуха ошиблась, но голос не слушался, до слуха не доносился крик младенца, а глаза не отрывались от бледного словно воскового лица Кристиана. Я видела, как он прижал к груди сверток, как черные ресницы опустились вниз, скрывая лихорадочный блеск синих глаз, а потом вокруг его рук разлилось знакомое золотистое сияние. Я затаила дыхание, на моих глазах сияние становилось сильнее, а облик Кристиана менялся на глазах. Черты лица заострились, плечи опустились вниз, кожа будто стала прозрачной, через нее стали хорошо заметны голубые венки и все мышцы, натянувшиеся подобно тугому канату. И вот сейчас я испугалась по-настоящему, я осознала, что он делает. Он отдавал собственную жизненную энергию маленькому существу в своих руках, пытаясь разжечь последнюю искорку жизни в крохотном тельце. Я села на земле, преодолевая резко скрутившую тело боль:

– Кристиан! – мой стон остался без внимания, муж не отреагировал на мой голос, а все остальные наблюдатели безмолвно сидели, не отрывая глаз от золотистого сияния, чье свечение становилось слабее. Превозмогая мучительную резь в животе, я встала на корточки и попыталась дотянуться до мужа, когда вздрогнула от резкого младенческого крика, огласившего неподвижную тишину вокруг нас, а Кристиан повалился на спину, не разжимая рук.

– Кристиан! – Я сделала попытку подползти к нему, но пришедший в себя Тин успел первым. Он разжал крепкие объятия отца и вынул пищащего младенца, а потом протянул его подоспевшей повитухе. Обхватив Кристиана за плечи, он пытался приподнять его над землей.

– Тин, он дышит, дышит?

– Я не знаю, Алира.

Я проползла вперед, едва различая фигуры мужчин, расплывавшиеся перед глазами от набежавших на ресницы слез. Добравшись до мужа, прислонилась щекой к его груди, прослушивая сердце. Тин придерживал инквизитора под спину. Я затаила дыхание, я ждала, что раздастся размеренный стук, и все похолодело внутри, когда я ничего не услышала, меня стало колотить в пробирающем до костей ознобе.

– Тин, Тин, я ничего не слышу!

– Отойди, Алира, пусти меня, ты сейчас не в себе, могла не расслышать. Повитуха, успокой младенца, я не в состоянии ничего разобрать из-за этого крика!

Тин довольно грубо отодвинул меня в сторону и прижался ухом к груди Кристиана. Я сидела на земле и не могла пошевелиться, с отчаянной надеждой наблюдая за другом. Ребенок перестал кричать, но я никак не могла отвести взгляд от бледного мужчины на земле, чтобы понять, почему младенец не плачет. Друг медленно выпрямился.

– Мне кажется, я что-то услышал. Есть зеркало?

– Т-там, в-в карете.

Парень подскочил на ноги и бросился к экипажу, заскочил внутрь и вскоре уже выпрыгнул обратно, удерживая в руке овальное зеркало в серебряной оправе на длинной тонкой ручке. Вновь склонившись над Кристианом, он приблизил зеркало к его рту и замер. Кажется, вечность минула, когда Тинольд наконец выпрямился и посмотрел на меня.

– Дышит, Алира. Очень слабое дыхание, почти незаметное, но оно есть.

Впервые в жизни я лишилась сознания.

Я очнулась уже в поместье, в собственной постели. Оглядевшись вокруг, увидела в кресле возле кровати дремлющую служанку.

– Рина, – тронула я девушку за плечо.

– Госпожа, вы очнулись! – подскочила она.

– Где мой муж, где ребенок?

– Господина Кристиана положили в другой комнате, с ним рядом лекарь и господин Бенедикт, он этим утром приехал. Остальных не пускают. Младенца няня взяла, он голодный был, пришлось срочно кормилицу искать. Вас трогать боялись, вы всю ночь и полдня в себя не приходили. Лекарь сказал, что у вас какое-то истощение, а у господина Тинольда ожоги на спине, а с ребеночком все в порядке.

– А с моим мужем?

– Господин… господин Вильдан все никак не очнется.

– Я пойду к нему!

– Госпожа, так не пускают.

– Меня пустят!

Я поднялась с кровати, а служанка подхватила под руки, когда меня внезапно качнуло вперед.

– Вы умойтесь, госпожа, а я вас одену и дойти помогу.

Когда мы подошли к двери в комнату, где теперь находился Кристиан, девушка осторожно постучала. Спустя минуту в коридор выглянул Тинольд, увидел меня, нахмурился и снова исчез за дверью. Я уже хотела вломиться внутрь, когда в коридор вышел Бенедикт.

– Ступай, – велел он служанке, а потом ухватил меня за локоть и повел в гостиную. Усадив в удобное кресло, Бенедикт устроился напротив и, пристально глядя прямо в глаза, велел рассказать в подробностях, что случилось после нашего отъезда из Сильвертона.

– А Тин не рассказал? – мне было очень неуютно под этим пронизывающим взором, так напомнившим сейчас взгляд Кристиана в те моменты, когда он был особо раздражен или же попросту взбешен чем-то.

– Рассказал.

– Вы вините меня в том, что случилось?

– Я виню разбойников, неужели непонятно? Но с ними уже разобрались, а что касается тебя, Алира, твоя вина лишь в том, что не послушалась приказа мужа. Почему ты вышла из кареты, когда он велел этого не делать, зачем применила магию?

– Я испугалась за него! Вы знаете, как сильно он устал? Он отдыхал в карете, когда на нас напали. А потом я услышала звон оружия и стон Тинольда. Если бы я не воспользовалась своей силой, оба могли погибнуть.

Бенедикт промолчал, запуская пальцы в волосы. Такой характерный жест, вновь напомнивший мужа, что сердце сжалось в груди от тоски и отчаянно захотелось увидеть Кристиана прямо сейчас.

– Что с ним, Бенедикт? Что сказал лекарь?

– Ничего не сказал. Он не знает. Он не разбирается в магии, как, впрочем, и я. Кристиан знал об этом больше всех, но спросить у него мы сейчас не можем.

– Я пойду к нему.

– Постой, Алира, сперва хочу узнать у тебя одну вещь, а именно – в чем причина твоего недоверия к собственному мужу?

– О чем вы?

– Скажи, с тех пор как ты обрела силу Сантаны, с тех пор как научилась управлять огнем, что-то изменилось в тебе самой?

– Ничего не изменилось, – в замешательстве ответила я.

– А мне вот так не кажется. Ты стала сильной, Алира, осознала эту силу и решила, что теперь ты более могущественна, чем другие люди.

– О чем вы говорите, Бенедикт? – от возмущения я вскочила из кресла.

– О том, Алира, что ты возомнила, будто только ты одна способна справиться с бандитами. Ты не позволила мужу защитить тебя, ты подвергла опасности жизнь еще не рожденного ребенка! Ведь ты должна понимать, что Кристиан никогда не просит о чем-либо просто так, он удивительно мудрый человек, Алира.

– Но его бы убили! Противников было больше! А еще этот метатель кинжалов караулил у дерева! Мне нужно было сидеть в карете и не пытаться помочь?

– А если подумать спокойно, без эмоций, тогда ты можешь представить хоть на минуту, что твой муж одержал бы победу, даже будучи в том состоянии, в котором он находился? Ты понимаешь, что он был главой инквизиции на протяжении многих лет, ты представляешь во скольких боях он участвовал? Он бился с силой, намного превосходящей его собственную, и все, что мог противопоставить могучим ведьмам, – это свой щит и ловкость, умение уклоняться от ударов, быструю реакцию. Он каждый день на протяжении многих лет подвергал себя изнурительным тренировкам. Каждый шрам на его теле – это отметина, знак того, что он совершил ошибку, из которой извлек очередной урок. Но при это Кристиан справлялся каждый раз. И в этом бойце ты усомнилась? Решила, что он не сможет защитить тебя, что не успеет уклониться от брошенного кинжала.

Я промолчала. Муж в самом деле не оставлял своих тренировок даже после одержанной победы. Каждое утро он спускался в нижний зал, где тренировался в одиночку, либо вставал против одного или нескольких противников. Я несколько раз наблюдала за его упражнениями, но в то время не слишком внимательно следила за всеми этими поворотами, ударами или выпадами, меня гораздо больше привлекало созерцание его полуобнаженного тела, покрытого капельками пота, сильных мускулов, перекатывающихся под загорелой кожей. Если Кристиан был один, то закончить тренировку ему просто не удавалось. Мои откровенные взгляды переводили его мысли в совершенно иное русло и все заканчивалось тем, что он раздевал меня прямо там в зале и любил на жестком полу, устеленном соломой, бросив на него свою рубашку. Позже я перестала спускаться вниз в это время, поскольку беременность не позволяла соблазнять мужа, а спокойно наблюдать за ним во время тренировки было выше моих сил.

Внезапно перед глазами промелькнуло воспоминание, когда Кристиан успел выставить щит против моего огня, притом что бился в тот момент с двумя противниками, а потом в памяти всплыло другое видение – его гибель в битве с Сантаной, когда он не уклонился от черной магической волны. А все же Бенедикт прав. Магия намного быстрее человеческих ударов. Когда Кристиан кинул свой меч на поляне, он осознанно подставился под удар, иначе не успел бы совершить тот бросок, а я в тот миг защитила его лишь потому, что успела увидеть будущее. Нежели все так, неужели я собственными руками едва не сгубила нашего ребенка и из-за меня мой любимый теперь находится без сознания?

– Я правда считала, что могу спасти их, – ответила я. Слова давались с огромным трудом, язык едва ворочался во рту.

– Теперь уже ничего не исправишь, Алира. Идем, я отведу тебя к мужу.

Я последовала за Бенедиктом, не издав ни единого звука, потому что осознала в этот миг кое-что еще – если бы бандиты погубили Кристиана, я не задумываясь, убила бы их всех на месте.

Как монотонно течение дней, которые ты проводишь в ожидании. Неделя минула с момента нападения, а муж все не приходил в себя. Большую часть времени я теперь проводила в кресле у окна в его комнате. Малыша приносили прямо сюда потому, что я боялась надолго отлучаться от постели мужа. Я разрывалась между желанием проводить больше времени с новорожденным сыном и не оставлять супруга. Няне приходилось едва ли не силой забирать у меня ребенка, когда он начинал капризничать. Лекарь дал строгий наказ – не беспокоить Кристиана ни в коем случае, а Бенедикт неукоснительно его соблюдал. Может, по этой причине я никогда не оставалась в комнате наедине с мужем – всегда кто-то дежурил у его постели: лекарь, сиделка, Бенедикт или Тинольд. Только ночью мужчину оставляли одного, полагая, что в это время его никто не побеспокоит. Сиделка удалялась в соседнюю комнату, а я тайком пробиралась к Кристиану и укладывалась рядом на кровать, тихонько прижималась к спящему мужу, осторожно касалась пальцами его волос, вдыхала любимый запах и засыпала, уложив голову ему на плечо. К себе я возвращалось, когда солнце только начинало вставать над горизонтом, чтобы меня не застали в постели собственного супруга и не запретили оставаться с ним рядом наедине хотя бы ночью.

В один из этих бесконечных дней я стала свидетельницей разговора между Бенедиктом и лекарем:

– Что мы можем еще сделать, Эльвер?

– Не знаю, Бенедикт. Мои настойки и те отвары, что готовит госпожа Алира, не оказывают никакого эффекта. Возможно, все дело в магии. Если бы только нам удалось выяснить причину его состояния…

В этот самый миг меня осенило:

– Бенедикт, – негромко позвала я, – нужно поискать в библиотеке, в тех старых книгах на древнем языке.

– Это неплохая мысль, – согласился со мной лекарь. – Действительно, стоит взглянуть, Бенедикт.

Дядя Кристиана согласно кивнул головой и они вдвоем спустились в библиотеку, а после стали посещать ее каждый день, роясь в древних книгах в поисках записей, которые могли пролить свет на состояние инквизитора. Теперь у меня наконец-то появилась возможность оставаться с Кристианом ненадолго наедине. В такие минуты я подходила к его постели, вставала рядом на колени и тихонько разговаривала с мужем: пересказывала ему все новости о происшествиях в главном городе, говорила о жизни в поместье и могла бесконечно рассказывать о нашем сыне и о том, как он похож на своего отца. Иногда после таких разговоров слезы наворачивались на глаза и тогда я прижималась лицом к серебристым прядям и шептала:

– Очнись, пожалуйста, очнись, Кристиан.

Легко представить себе, каково было наше счастье, когда Бенедикту после долгих поисков удалось отыскать наконец новые сведения. Он пересмотрел множество книг в библиотеке и вычитал кое-что в одной древней рукописи, просиживая над ней со словарем и переводя незнакомые знаки, чтобы понять хотя бы приблизительный смысл фраз.

– Здесь говорится о нитях жизни, Алира, – рассказывал он мне позже.

– О нитях жизни?

– Да. Мне очень сложно перевести предложения полностью, я ведь не изучал древний язык, подобно Кристиану, зато он показал мне когда-то, как пользоваться словарем, и только благодаря этому удалось собрать картину воедино. Смысл написанных здесь древних фраз примерно таков: в каждом человеке есть жизненная энергия, она заключена в золотых нитях жизни. С возрастом этих нитей становится все больше: нити любви, здоровья, счастья, силы, страха, удовольствия, желания – их очень и очень много. Когда человек стареет, нити истончаются одна за другой и постепенно обрываются, когда же человек переходит в иной мир, рвется последняя нить. Если кому-то суждено погибнуть в расцвете лет, нити обрываются разом. Когда Сантана убивала своих жертв, она забирала их жизненную энергию, именно благодаря этому укрепляла собственную силу и приобрела новый дар – дар жизни, который и перешел к Кристиану.

– В чем же заключен этот дар?

– Это способность управлять жизненной энергией. Когда Кристиан спасал вашего сына, он не вернул его из мертвых, он потянул за последнюю ниточку, что еще билась в теле ребенка, потянул и стал укреплять ее и не дал ей оборваться.

– Как?

– Он рвал собственные нити, Алира, и передавал энергию вашему малышу. Он в прямом смысле отдавал ему собственную жизнь.

– Что теперь будет с ним, Бенедикт?

– Очень сложно сказать, я понял лишь основную мысль. Есть надежда, что его дар поможет нитям восстановиться. Кристиан ведь теперь не просто человек. Нам с тобой остается только ждать.

Я промолчала, потому что ответить была не в состоянии.

Как часто мы совершаем необдуманные поступки, уверенные в собственной правоте. Как часто забываем о том, что каждый шаг меняет нашу жизнь и жизнь близких людей. Страх потерять Кристиана, уверенность в своей неуязвимости, нежелание остановиться на секунду и взвесить собственное решение привели меня к тому, что я едва не потеряла мужа и сына. Насколько же очевидным стало теперь понимание того, что каждое сиюминутное решение нужно взвешивать прежде, чем исполнить, а каждый новый шаг в этой жизни нужно делать очень осторожно, ведь мы ступаем по грани, по тонкой грани, которую зовем судьбой.

Я укачивала на руках ребенка, привычно разговаривая вполголоса:

– Как хорошо, малыш, что ты пока такой маленький и твои жизненные нити еще не сплелись в тугой клубок, иначе твой отец оборвал бы ради тебя последнюю и никогда бы не увидел, как ты умеешь улыбаться во сне. – Я прервалась на минуту, с улыбкой поглаживая пушистые темные волосики. – Он все больше становится похож на тебя, Кристиан. У него твои глаза. А еще он очень сильный, так порой сжимает в кулачке мой палец, что забрать назад уже невозможно. Бенедикт предложил назвать его Питером, а я все жду, когда ты сам придумаешь красивое имя нашему сыну. Он ведь не обычный малыш, потому что твой ребенок не может быть обычным. Кристиан, ты только взгляни, он улыбается.

Подняв голову, посмотрела на мужа, и слова замерзли на губах. Он открыл глаза, и синий взор прикован был сейчас к моему лицу. Мужчина перевел взгляд на ребенка, а я все не могла вдохнуть, боясь поверить, опасаясь неожиданно проснуться и обнаружить, что все это лишь пригрезилось мне.

– Кристиан, – шепнула я, и он снова взглянул мне в глаза. В тот самый миг я осознала наконец, что он очнулся. Ни в одном сне не могло мне присниться подобное выражение его глаз, эти такие родные и одновременно незнакомые черты, освещенные сейчас особенным внутренним светом. Я видела лицо человека, обуреваемого настолько сильными эмоциями, от которых может разорваться сердце. Его взгляд переворачивал всю душу. Я видела любовь и нежность в его глазах раньше, но никогда не встречала подобного откровенного восхищения, преклонения, обожания, словно я поднесла ему самый ценный дар, словно я дала ему крылья взлететь над землей, где его ждала совершенно иная счастливая жизнь, свободная от страданий, о которой он молил столь долгое время. Безумная, невероятная, отчаянная любовь, светившаяся в его глазах, полоснула по сердцу, поразив собственной несокрушимой силой, всколыхнув все чувства. Кристиан протянул руки, а я с трудом поднялась на ноги, подошла к кровати и отдала ему ребенка. Он взял его столь осторожно, с такой трепетной нежностью, а потом прижал к своей груди и закрыл глаза, а мне на миг показалось, что в них блеснули слезы. Руки его подрагивали, а черты лица исказились, на них боль и радость смешались воедино.

Любовь – единственная сила в мире, способная творить чудеса, невзирая ни на что. Она может быть разной – любовь мужчины к женщине, любовь родителей к своим детям, но она всегда меняет нас и нашу жизнь. Иногда встречаются в этом мире люди, особенные, сильные духом личности, которые переворачивают сложившийся порядок вещей, но от того, делают они это во имя ненависти или во имя любви будет зависеть суть перемен.