П. Ш. Хара Дмитрий
– Можешь считать, что из собственного опыта.
– Да вы что? Правда? И как вы справились?
– Начал произвольно менять пластинки.
– Да. Спасибо. Я поняла. Я приду. С подругой.
Лиза присоединилась к ребятам.
Олег искренне поблагодарил весь коллектив за слаженную работу и попрощался. Были еще важные дела.
Было начало седьмого. Олег решил отдать свои «моральные долги». Во-первых, надо было поблагодарить Серафиму Степановну, которой он остался должен двадцать рублей. Адрес ее он помнил и через несколько минут был уже возле ее дома у метро «Чкаловская».
Олег купил букет цветов (не в том ларьке, из которого его выгнали, а у конкурентов!) и отправился в нужный двор. Хорошо, что бабуля сказала ему, как дойти, а не номер квартиры. На Петроградке, в этой старинной части Питера, номера квартир в доме – ребус не для слабонервных. Первая квартира не обязательно будет в первой парадной. Между квартирами 5 и 7 вполне может не быть квартиры 6, по крайней мере, в этой парадной и с этой стороны дома, а может она отсутствовать вообще. Некоторые дома были в царские времена доходными, некоторые – публичными, некоторые «личными резиденциями», а дети, взращенные в «колыбели русской революции», упраздняли и кроили дома и судьбы как хотели. Отсюда появлялись коммуналки с узкими щелями-комнатами и кухнями-базарами. Когда в девяностые годы появилось слово «элитная недвижимость», куда сразу попал Невский проспект и так называемый «Золотой треугольник», а потом разрастающийся спрут «элитки» порадовал расселениями обитателей коммуналок с видами на все реки и каналы, соборы и памятники. Коммуналки оказались хорошим подспорьем для тех, кто хотел жить широко и богато. Дети новой экономической революции были очень похожи на первых представителей рабоче-крестьянской элиты. У них была своя справедливость, свои вожди, сумасшедшее желание перекроить мир по-своему, и методы ведения переговоров об освобождении понравившейся жилой площади варьировались от барских до пролетарских. Завоевав новые территории и поняв, что новые соседи по парадной душатся другим одеколоном и ездят на других машинах (зачастую подземных, многоместных, использующих электрическую тягу), а отдыхают не на Кипре, а в Синявино, им пришлось решать вопрос тотальной изоляции от тех, кто новые экономические возможности почему-то воспринял как «полную жопу». Пошли вторые и третьи железные двери, а наиболее ушлые умудрялись сделать себе отдельные входы с лестниц, которые до этого считались «черными». Но те, кто ездили на черных машинах и выполняли черную работу, не боялись «черных» лестниц и превращали их в белые. Да, впрочем, в то время развелось много магов, превращающих и черное в белое, и спирт в золото.
С этими мыслями Олег добрался до квартиры Серафимы Степановны. Номера на двери не было вообще (это тоже нормально для Петроградки), звонка тоже… Олег постучал. Тишина. Постучал погромче. То же самое. Постучал ногой. Послышался звук открывающейся двери, но не этой, а соседней.
Сквозь дверную цепочку Олег увидел половину лица другой бабушки. Она молчаливо разглядывала Олега и шевелила губами. «Сейчас, наверное, спросит: «Дело пытаешь, али от дела лытаешь?» – подумал Олег.
– Бабулечка, не подскажете, где Серафима Степановна?
– А тебе на что? Квартира у нее приватизирована, и наследники есть, и из собеса девочка ходит часто!
– Да нет, мне от нее как раз ничего не нужно. Я поблагодарить ее хотел. Она тут помогла мне на днях!
Бабуля развернула лицо так, что стало видно два ее глаза, но пропал рот.
– Гуляет она в это время! На почту ходит! От сына все писем ждет!
– А, знаю, знаю про сына. Он у нее в Америке. Заботится о ней, деньги присылает.
Бабушка закрыла дверь. Через десять секунд открыла уже пошире, без цепочки. На голове у нее уже была надета косынка фиолетового цвета с красными цветами. Бабуля покрутила головой, нет ли кого еще в подъезде, и шепотом поведала:
– Да врет она все! Не пишет он ей и не звонит! И деньги не присылает! Сама она концы с концами еле-еле сводит! Я-то знаю! Да и все тут знают, но никто не говорит. Жалеют ее. И фотокарточку ту она из журнала вырезала. Не Пашка-сын на ней изображен, а какой-то американский телеведущий, мне соседка сверху сказала, она в журнале видела, что дочка ее приносит, в клянцевом.
– Глянцевом?
– Да, в нем.
Весь драматизм ситуации вдруг стал так очевиден Олегу, что в душе защемило, словно это он и был тем самым сыном Пашей и его мамой одновременно. Внезапно к нему в голову пришла идея.
– Бабулечка, а Вас-то как зовут?
– А меня-то Ангелина Матвеевна, Румянцева!
– Ангелина Матвеевна! Вы умеете хранить секреты?
– Я-то? Могила! Не смотрите, что одной ногой в могиле, извиняюсь за каламбур! Разум-то крепок! Я еще кроссворды как орешки щелкаю!
– Хорошо, тогда подержите цветы и подождите. Я через пять минут приду.
Олег добежал обратно до машины. Открыл бардачок, достал оттуда пустой конверт и положил в него две тысячи рублей. «Для меня это гораздо меньше, чем для нее двадцатка». Вскоре он постучал в дверь Ангелины Матвеевны. Та сразу открыла, словно и не уходила никуда от двери.
– Ангелина Матвеевна! Очень хорошо, что я застал вас. Передайте этот конверт Серафиме Степановне! Я скажу вам по большому секрету, но только если вы никому не скажете…
– …нет, нет, что ты, милый!
– Так вот, Павел действительно живет в США и выполняет задания государственной значимости. Ему запрещено контактировать с близкими, иначе его могут… отстранить от выполнения особо важного задания, понимаете?
– Че ж не понять-то! Разведчик он! Да!
– Ангелина Матвеевна! – Олег принял максимально серьезный вид. – Ваши догадки оставьте при себе! Вам можно доверить одно важное задание?
– Конечно, можете рассчитывать!
– Передайте, пожалуйста, ей этот конверт, но не говорите от кого! Возможно, я периодически буду просить вас передавать ей конверты, вы не против?
– Да, что ж ты, голубчик, пока жива, помогу, чем могу! Радость-то! Значит, не врала! Только слушай! Вот и у меня просьба есть. Раз уж я ответственное такое задание взяла, пусть и обо мне государство позаботится. Вода у меня горячая еле-еле течет! Мне ни посуду не помыть толком, ни самой не помыться! Одно мучение, словом! Сантехники приходят, постучат, покрутят, уходят, а ничего не меняется! Вы уж намекните им сверху!
– Хорошо, Ангелина Матвеевна! Напишите мне для этого свои паспортные данные на листочке и адрес точный. Я включу вас в особый список, и жилконтора все будет делать правильно!
Дверь закрылась. Олег хорошо знал, как действуют на жилконтору грамотно составленные письма-претензии. Через пять минут Ангелина Матвеевна вернулась с ксерокопией страниц паспорта в одной руке и с букетом – в другой. С торжественным видом она заявила:
– Мы чай тоже не лыком шиты! Я тут для собеса делала копии, точнее, дочка моя, так я и попросила побольше сделать! Это чтобы вы все правильно в список включили… Да, вот обрадуется Серафима-то! А соседи-то полопаются…
– Ангелина Матвеевна!
– Нет, нет, я все поняла, я ничего объяснять никому не буду. Но думаю, она сама поймет!
– Спасибо вам! До свидания! Цветочки оставьте себе!
– Ой! Спасибочки!
Когда дверь закрылась, Олег выдохнул. «Все же придумывать на ходу всегда тяжелее, чем говорить «чистую правду». Даже в благих целях. Хотя… что является правдой? Если наши желания, мысли, поступки являются не более чем заезженными пластинками, то правда – это тоже всего лишь одна из пластинок. И хороша она или нет, зависит скорее от того, какое настроение у тебя создает эта пластинка и к каким результатам приводит ее прослушивание.
Вот, например, у меня лет до двадцати была пластинка с названием «Я не умею руководить людьми и брать на себя ответственность за них». Ее мне подарили мои родители, они никогда не были на руководящих должностях, а им подарили их родители, у них тоже не было такого опыта. Я боялся как огня всего, что могло наложить на меня ответственность большую, чем за меня самого. Я был слишком снисходителен, чтобы требовать, слишком мягок, чтоб наказывать, и слишком эгоистичен, чтобы пытаться понять желания других людей и использовать их для достижения общих целей.
Однажды летом, когда я учился на последнем курсе своей альма-матер, мой друг Славка решил организовать турпоход – частично пеший, частично водный. Он был дока в этом и можно было смело рассчитывать, что с его участием все пройдет нормально. Кроме меня, он пригласил еще человек десять, и все с удовольствием согласились пойти. Он дал каждому указание, что нужно взять, и назначил место встречи в 7 часов утра, на Финляндском вокзале у Ленина. Все пришли в указанный день с вещами и боевым настроем… кроме Славы. Его сосед Коля, который тоже шел с нами в поход, сообщил, что Слава попал в аварию и лежит в больнице, у него ничего смертельного, но руководить он не сможет и поручает это своему другу, то есть мне. Коля передал мне конверт с картой и инструкциями. На несколько минут я впал в ступор, наподобие того, в котором пребывал уже не один десяток лет нависающий над нами своей железной массой дедушка Ленин. Во мне боролись два чувства: с одной стороны, я хотел убежать и спрятаться, чтобы меня никто не видел, не слышал и не нашел, с другой – я не мог подвести друга. К тому же другие ребята не знали об отсутствии у меня лидерских задатков. Мы были едва знакомы.
После прошедшего ступора я принял для себя решение, что эти несколько дней я просто побуду Славой. Не Олегом, а Славой. Я выпрямил спину и расправил плечи, вспомнил, как он разговаривает и что делает для того, чтобы его слушались, и начал буквально копировать его. Я играл роль лидера, требующего беспрекословного подчинения, а если честно, просто боялся объяснять, что и почему надо делать именно так… Я принимал решения о направлении маршрута, о разделении ролей при разбивке лагеря, о дежурствах, о том, кто за что отвечает… Все покорно слушались, задавали вопросы, ждали совета. Эти дни я прожил чужой жизнью… но как она обогатила мою! Правдой ли было то, что «я не имел способности управлять людьми»? Полная, чистая правда. Правда ли то, что «я был блестящим руководителем»? Тоже правда. Вопрос в том, какую правду ты выберешь для своего будущего. Я вдруг вспомнил слова Михаила по поводу оснований для решительности. Да, отсутствие оснований – самое лучшее основание, главное, чтобы было решение.
Я поддержал сегодня правду Серафимы Степановны. Правду, с которой жила только она и над которой злорадно посмеивались ее соседи. Ее правда мне нравилась больше. Она состояла из веры в то, что близкий человек поддерживает ее, и эта правда была так сильна, что помогала поддерживать других людей. Она делала ее сильнее. Я буду периодически приносить ей эти самые конвертики. Я давно думал о благотворительности, но меня смущало, что она всегда какая-то безадресная, неконкретная, а тут представился случай, и я им воспользуюсь».
Что же касается Ангелины Матвеевны, тут все было просто. Олег просто решил подготовить от ее имени юридически грамотную претензию, в которой привести соответствующие нормы по содержанию жилого фонда, а также пообещать обратиться в суд о взыскании необоснованно оплаченных сумм на горячее водоснабжение за все годы, пока оно не должным образом работает. Практика показывала, что эта мера – действенная. До суда никогда не доходило, все исправлялось за считанные дни.
Следующим пунктом назначения был магазинчик, где работала Оксана. Олег хотел пригласить ее на ужин, если она, конечно, сегодня не в ночную смену.
К досаде Олега, Оксаны в магазине он не увидел, а поинтересовавшись, узнал, что она сегодня выходная. А так хотелось пообщаться с веселой украинской девушкой! Олег поставил машину на стоянке у дома и направился в свое любимое кафе.
Пустые Шалости
На улице было теплее, чем обычно. По крайней мере, не было этого дурацкого ветра. Олег шел по оживленным улицам и улыбался сам себе. А вот и его кафе, куда он заходил почти каждый четверг. Официанты гостеприимно заулыбались, приглашая занять его любимый столик. Олег расшаркался с ними как с милейшими друзьями, задав несколько лишних вопросов об их жизни и настроении. Ему хотелось сегодня быть благодушным и открытым. В кафе было довольно-таки людно. Олег не мог не заметить, что единственным свободным столиком, справа у окна, был его столик. На нем красовалась табличка «зарезервировано». Он знал, что для него. Даже если бы он сегодня не пришел, в следующий четверг его ждали бы снова. Все-таки есть свои плюсы в постоянстве привычек. От взгляда Олега не ускользнуло, что официант Юра о чем-то горячо спорит с посетительницей возле его столика, которая вошла в кафе секундой позже, после чего, буквально оттолкнув его, устремилась к единственному свободному столику, пока он любезничал с персоналом заведения.
– В чем там дело, Катя? – спросил он, слегка напрягшись, стоящую возле него официантку. – Что за заминка возле моего столика? Или вы уже коррумпированы и продали мое место новым любимчикам?
– Ну что вы, Олег! Ни в коем случае! Вы же наш САМЫЙ любимый клиент! Юра как раз объясняет это той стервозной дамочке. Но сейчас он все уладит, и вы присядете на свое место!
Олег внимательно посмотрел на незнакомку. Колготки в сеточку, ярко-красная облегающая юбка-тюльпан, белая шелковая блузка, прямые рыжие волосы, ухоженная кожа, крохотные аристократические ручки и ножки. Красные туфли и сумочка. Глаза, мягко подчеркнутые тенями, не яркие, но теплые, насыщенные глубоким красным теплом губы… «Вот это я удачно зашел! Пойду спасать незнакомку!»
– Юра, не говорите больше ни слова! – сказал уже на подходе Олег. – Еще немного, и вы убедите девушку уйти, совершив роковую ошибку! – Слово «роковую» Олег произнес, с упором на букву «р». – Позвольте, я сам с ней разберусь!
– Да. Конечно, очень обяжете! – с улыбкой сказал Юра и откланялся.
– Есть два варианта развития событий, – начал без паузы Олег. – Первый: я гуляю полчаса, вы пьете кофе, потом меняемся. Второй: мы вместе пьем кофе, а там – как пойдет. Выбирайте!
На лице новой знакомой, Олег уже в этом не сомневался, заиграла улыбка, которую она усиленно пыталась сдержать, делая при этом искусственно задумчивый взгляд.
– Подождите! У вас есть персональный столик, а вы не посоветуетесь с персональным астрологом, стоит ли сегодня пить кофе с незнакомкой?
– А чего мне нужно опасаться?
– Ну, знаете, звездам виднее, вдруг вы подвергаете себя смертельной опасности?
– За чашку кофе с вами я готов к смертельной опасности!
– Ну, тогда второй вариант, а там – как пойдет!
– Присаживайтесь же скорей! – Олег сделал гостеприимный жест рукой. Если бы у стола стояли стулья, а не диванчики, он обязательно бы подбежал и усадил ее на стул, заодно полюбовавшись красивым изгибом талии…
– Как зовут роковую красотку?
– Валерия! А бесстрашного ангажирующего незнакомца?
– Олег! – кивнул Олег, взял на секунду меню и тут же отложил его в сторону, показывая на винную карту. – А может, чего-нибудь погорячее в честь знакомства? Игристого вина, например? Есть хорошее итальянское «Асти», не желаете? Оно сладкое, но не приторное, веселое, но не пошлое…
– Прямо как обо мне сказано! Конечно, буду! – бесстыдно заявила Валерия.
– Возьмем еще фруктов, а там как пойдет, да? – оценив прямоту девушки, спросил Олег.
– А там – как пойдет! Мне уже второй раз нравится эта фраза! Пусть это будет девизом сегодняшнего вечера, если вы… ты не против? Ты не против на «ты»? – Валерия сделала какой-то безумно красивый жест пальчиком.
– И по первой, и по второй части вопроса я – за! – сказал безапелляционно Олег.
Олег приподнял руку и объяснил официанту, что надо принести, поглядывая тем временем на Валерию. От его глаз не ускользнули две расстегнутые сверху пуговицы, выглядывающий край ажурного бюстика, красивая шея, украшенная леской из белого золота с алмазной подвеской в виде капельки, и такие же сережки на ушах. Блестящие светло-карие глаза с легкими красивыми улыбчивыми морщинками, тонкий носик. Несколько красивых колец из белого золота на пальцах, но без обручального. Темно-рыжие волосы на просвет горели червонным золотом… А какой от нее исходил аромат! Нет, не просто дорогие, удачно подобранные духи. Это был ее запах. Запах горячего тела, опьяняющий и манящий, который был прикрыт этими духами, как тонким тюлем. И этот тюль служил только одной цели – вызвать желание, сорвать его поскорее.
– А как ты здесь оказалась в это время? Я тебя раньше не видел!
– Можно, я не буду это говорить?
– Ну, если у тебя секретная миссия, то да.
– Да, у меня секретная миссия. И, кстати, давай условимся вот о чем. Мы не спрашиваем сегодня друг друга о работе, о семье, о прошлом и планах на будущее, мы просто живем этим моментом и наслаждаемся им. Хорошо? – глаза Валерии смотрели с озорной, чуть нагловатой улыбкой. Она заговорщически чуть подалась вперед и поднесла маленький пальчик к своим губам.
– Отлично! Я принимаю эти правила!
О чем говорить, когда нельзя говорить ни о прошлом, ни о будущем? Тебя словно бы не существует. Нет твоей работы – того, чем ты живешь и дышишь. Не имеют значения ни твои прошлые заслуги, ни неудачи, ни твои планы на будущее. Непонятно, почему ты один, хотя уже далеко не мальчик. Почему хватаешься за эту встречу с радостью утопающего за соломинку? Что нужно ей от этой встречи? Почему она здесь, красивая и… что ли… нарядная? Так много вопросов, которые нельзя задавать! О чем тогда говорить? Официант принес бутылку игристого, открыл ее, налил в тонкие бокалы и поставил обратно в ведро со льдом. Блин, даже не рассказать о том, что на Новый год он купил ящик такого вина и почти все уже выпил. Олег взглянул на бокал. Маленькие пузырьки, возникая из небытия, рвались на волю, вверх и исчезали на поверхности.
– Валерия! Возьмите свой бокал, у меня есть тост! – Глаза спутницы загорелись, отражая блеск тонкого стекла. – Раз в эту минуту у нас нет ни прошлого, ни будущего, значит, мы с тобой застряли в мгновении, и я хочу, чтобы оно продлилось… как можно дольше!
Звон двух бокалов. Очередной вихрь пузырьков в красивых мягких руках. И вот вино медленно перетекает из одного сосуда в другой, еще более прекрасный.
– А каким временем ты располагаешь? – спросила Валерия игриво.
– Вообще-то это был мой вопрос, но до следующего утра я свободно располагаю каждой секундочкой своего времени! А ты?
– А я буду располагать до утра каждой секундочкой твоего времени, согласен?
– Абсолютно!
– А потом мы оба исчезнем, идет?
– В смысле, исчезнем из жизни друг друга?
– В смысле – исчезнем совсем!
– Все, конечно, могло бы быть и по-другому, но раз ты так хочешь, я согласен!
– Так скрепим же наш договор брудершафтиком!
– Скрепим!
Олег не стал дожидаться официанта и сам разлил вино по полному бокалу. Полотно стола не позволило бы выпить на брудершафт, и поэтому Олег обошел его и подсел к своей новой знакомой. Ее запах стал еще ближе, а усиленный игристым вином и волнительным развитием событий стал еще более одурманивающим. Руки обвиты, бокалы выпиты. Олег потянулся губами к Валерии и встретился с ее полураскрытыми губами. Ее рот жадно приоткрылся навстречу, и вот он, сладчайший на земле миг, когда впервые встречаются губы людей, жаждущих друг друга. Это был какой-то бешеный поцелуй, они как будто хотели съесть друг друга. Вкус ее рта подавлял все желания, кроме одного – обладать ею полностью! Краем глаза Олег увидел удивленные лица официантов. Они, наверное, и представить не могли, что он способен на такое! Да он и сам не знал! Еще несколько минут назад он шел сюда, предвидя обычный ординарный вечер, а уже целуется с девушкой, которую видит в первый раз в жизни! Все вокруг померкло. Ему было наплевать и на официантов и на всех окружающих. Его сердце колотилось как у воробья. Он уже забыл это чувство! Забыл, как оно прекрасно! Кровь, пропитанная адреналином. Мозг, отключенный от управления организмом. Прилив бешеных сил, когда кажется, что можешь, не уставая, обежать всю землю или подпрыгнуть до потолка. Его руки, отключенные от мозга, начинают исследовать ее спину, плечи, ноги. Она не сопротивляется, не кокетничает. Она живая и жаждущая любви. Опьяняюще прекрасная и катастрофически сексуальная. Их мозги, похоже, отключились одновременно, одним рубильником, и это произошло, как только он поцеловал ее, или раньше?.. Неважно!
Прервав поцелуй, они смотрели друг на друга только с одной целью – представить то, что еще не видно. Вторая бутылка и фрукты исчезли между разговором, который больше напоминал плескание в мелком бассейне: брызги слов туда – брызги слов обратно, мурлыкания, касания, поцелуи… «Что мы до сих пор делаем в этом кафе?»
Олег рассчитался, оставив щедрые чаевые, и сел со своей страстью в такси. Благо не нужно было придумывать, куда ехать – его холостяцкая квартира пустовала.
Нелепые поиски ключа и замочной скважины. Короткая пауза после входа: на поцелуй. Кровать разостлана еще с утра. «Не забыть включить диск с особой музыкой». Щелчок ночника на стене. «Больше света не надо, а на свечи нет времени».
Олег вдруг понял, что у него уже давно не было женщины, атакой страстной… очень давно, слишком давно.
Его руки скользят по юбке и блузке, окутывая ее ласковой страстью. Ее руки гладят его по спине. Иногда они встречаются. Губы исследуют друг друга, шеи, уши. «Уже слишком много одежды», и они, как по команде, начинают раздевать друг друга, приходя в восторг от новых деталей и подробностей. «Бабочки в животе». Мурашки везде. Их тела находят все больше и больше площади для соприкосновения и превращаются в одну общую эрогенную зону.
Уже пора надевать презерватив, но раздел памяти, отвечающий за то, где они лежат, давно отключился. «Не надо. Я пью таблетки. Я люблю чистое наслаждение. К тому же мы все равно…» Она не договорила. Его не нужно было долго уговаривать. Ее разгоряченное и раскрытое навстречу ему тело, изгибающееся и пульсирующее, влекло его, как океаническое течение, выбраться из которого невозможно… можно только расслабиться и нестись, пока силы не иссякнут.
Сил хватило на несколько часов. На несколько восхитительных приливов и отливов в этом сумасшедшем океане. Океан – это было бы самым правильным сравнением, потому что их мокрые и соленые тела были словно вышедшими из океанической пучины. Это был сплав неистовой страсти и нереальной нежности. «Как в последний раз!» – периодически проносилось в голове Олега, и, пожалуй, эта была единственная мысль, которую пропускал фильтр подсознания, взявший ситуацию под свой контроль…
Лишь далеко за полночь они уснули, отпустив друг друга, будучи даже не в силах сходить в душ. И этот сон тоже был, как черная океаническая пучина.
Пазлы Шока
Проснувшись в той же позе, что и уснул, Олег долго не хотел открывать глаза. Когда наконец открыл и повернул голову, увидел свою рыжую гостью, смотрящую на него лежа, подложив голову на руку. Она была естественна и красива. Но в ее глазах Олег увидел какое-то новое выражение. В них не было уже страсти и похоти, а скорее вопрос.
– Даже не спрашивай, понравилось ли мне, – произнес Олег, слегка касаясь ее волос.
– Ты не пожалел, что отдал за это свою жизнь?
– Нет, отдал бы даже две!
– Это хорошо! Я рада, что ты не пожалел. Иначе я чувствовала бы себя виноватой.
Чувство неясной тревоги начало нарастать в груди Олега.
– Виноватой в чем? О чем ты, милая?
– В твоей смерти, милый, – спокойно ответила она и встала с постели.
Валерия отправилась в сторону душа.
– Да, я и вправду чуть не отдал богу душу, так мне было хорошо, – пытаясь отшутиться, привстал на постели Олег.
– Не волнуйся, уже отдал, – смеясь, проговорила Валерия и скрылась в душе.
Олег встал и пошел на кухню. Ему не нравились ее шутки, хотя вечер и вправду настолько был восхитительным продолжением чудесного дня, что хотелось думать только о хорошем. Что могло быть лучше, чем секс без всяких обязательств с такой восхитительной девушкой? Воспоминания возвращали его ко вчерашним событиям и заставляли улыбаться, хотя с каждой минутой ожидания Валерии внутри росло какое-то напряжение. Он ждал, когда же она, наконец, выйдет, развеет свои глупые шутки умными, и ему останется только стартовать в новый день с таким прекрасным багажом воспоминаний.
Уже сварено кофе. Сделаны тосты. Олег даже прибрался в квартире, снял постельное белье – оно было насквозь сырое. Бешеный голод начинал завоевывать все его естество, кружилась голова. Олег подошел к ванной:
– Л ера! Ну что же ты так долго?!
– Ты разве не знаешь, что девушки долго принимают ванну? Я наслаждаюсь каждой минуточкой и тебе советую, пока есть такая возможность…
«Опять эти дурацкие шутки!»
– Я начинаю завтрак без тебя! – крикнул он и с жадностью принялся за тосты с ветчиной и сыром.
Съел свои, затем остальные. Выпил кофе, еще кофе. Сделал заново кофе и тосты.
Наконец Валерия вышла. С полотенцем на голове. И все. В утреннем свете ее тело было особенно восхитительно. В нем снова начало просыпаться желание, но сначала нужно было полностью успокоиться.
– Лерочка! А почему с утра такой черный юмор? Все шуточки о смерти?
– Почему же черный? Смерть ведь придает смысл времени, радость мгновению и глубину радости, – спокойно ответила Валерия, вытирая голову полотенцем.
– Да, но какое отношение это имеет к нам?
– А что, к нам это не имеет никакого отношения, красавчик?
– Имеет, конечно, ко всем, но, надеюсь, не скоро.
Валерия начала потихоньку одеваться.
– Люблю с утра надевать только свежее белье, – бросила она, положив трусики себе в сумку и надевая колготки на голое тело. Затем надела все остальное. Олег тоже надел рубашку и брюки.
– Видишь ли, Олег, – сказала Валерия, глядя ему прямо в глаза, – теперь тебе осталось жить года три, может быть, пять, если повезет.
– Что ты мелешь! – Олег начал уже выходить из себя.
– Да нет, я не мелю, плейбой. Видишь ли, у меня недавно обнаружили СПИД. После того как меня чем-то опоили в дорогом клубе хозяева жизни, типа тебя… а потом я ничего не помню, но уверена, что кто-то трахал меня, не знаю сколько, где и куда, но проснулась я в такси…
– Да ты че! Охренела совсем! Какой, бля, СПИД! Я то-тут при чем?
– Да, ты ни при чем! Но я тебе предложила, и ты согласился!
– На что я согласился? – Олег резко дернул руками вверх, задев чашку с кофе, она полетела на кафель, крутясь и расплескивая коричневую жижу по сторонам.
– Тебе напомнить? Мы договорились с тобой, что «ты будешь располагать каждой секундочкой моего времени, а потом мы исчезнем, исчезнем совсем»! Ты забыл? Может, ты еще забыл свои слова о том, что «за чашку кофе со мной готов к смертельной опасности»?
– Да ты совсем… Это же просто слова! Игра слов!
– Видно, слова имеют для нас разный вес! Такты мог бы это уточнить! Прощай, – так же спокойно сказала Валерия, взяла свое пальто, надела сапоги и вышла на лестницу, закрыв за собой дверь. Ей вслед полетел тост с ветчиной и сыром. Расплющившись о дверь, он как в замедленной съемке пополз вниз.
Олег почувствовал, что ком, давно вставший у него в горле, вырывается наружу… Он побежал в туалет. Его рвало. Рвало до самой последней крошки, до самой последней капли, до выдоха.
Потом его трясло мелкой дрожью. Потом он долго лежал в ванной. Потом пил успокоительное. «Господи! Почему я оказался так бесшабашен! Мне же не семнадцать лет! Что за дебил! Что за урод! Ненавижу себя!». Олег ходил из комнаты в ванную, из ванной на кухню. Он лупил то рукой, то ногой по всему, что вставало на его пути. В бессильной злобе он лупил подушку, представляя себе, что это – рыжая бестия Валерия, которая так цинично воспользовалась его минутной слабостью. Он отключил мобильник и выдернул штепсель городского. «За что?! За что?!» Он лежал на ковре и лупил руками по полу. «Подожди! Соберись! А вдруг это шутка? А какова вероятность заражения?» Олег теперь уже совсем по-другому оценивал воспоминания, когда Валерия просила не выходить из нее как можно дольше после оргазма. «Нет, все, надо взять себя в руки и что-то предпринимать!»
Олег включил ноутбук, зашел в Интернет и набрал в поиске «Анализы на СПИД. Петербург». Список впечатлял… Он выбрал наиболее разрекламированный центр, к тому же находившийся не так далеко.
Выбежал на улицу, прыгнул в машину Серый питерский день был уже в полном разгаре. На фоне серых облаков, посеревших стен домов, серого снега и темного асфальта выделялись и горели яркими огнями только фонари автомобилей и светофоров. Все проносилось мимо него как во сне. Давящее чувство не отпускало его дыхание. Мысли крутились только об этом… «Вот по тротуарам идут люди. Некоторые идут потому, что у них нет машины. Некоторые с завистью смотрят на аквариумные окна ресторанов и кафе. Но сейчас каждый из них в миллион раз должен быть счастливей, чем я! Им не о чем беспокоиться, у них еще куча времени все исправить!!! А у меня??? Я столько лет шел к своему триумфу, к своей независимости, последние дни так ярко пронеслись в моей жизни! С такими эмоциями, победами! Зачем это все, если завтра меня не будет…» Олег чувствовал, что к его горлу подкатываются слезы обиды. Почему-то вспомнилось его полунищее детство, пьянство и ругань в доме. Вспомнилось, как он заступался за мать, когда отец выбивал из нее деньги на бутылку. «Мне никто не помогал! Никто! Я мог скатиться, опуститься, но я боролся за свое счастье, за свою жизнь, и вот… Сам же ее сливаю в унитаз! Трепло!» Он вдруг понял, насколько цинично он добровольно променял свою жизнь на несколько часов удовольствия. «А ведь она, сука, и вправду спрашивала!» Он ехал быстро и агрессивно. Подрезал, обгонял, проезжал на мигающий желтый и почти красный, а если кто-то знаками ему показывал, что он не прав, он начинал в ответ орать отборнейшим матом. Видимо, на его лице было столько злости и решимости, что оппоненты быстро ретировались.
Вот и нужный адрес. Олег припарковался на пешеходном переходе. Вывеска. Стеклянные двери. Ресепшн в клинике – как барная стойка: высокая и неприступная. Только вместо улыбчивого бармена, кранов и бутылок – девушка с резиновой улыбкой и блестящими глазами.
– Добрый день! Чем могу быть полезна?
Сейчас Олегу не до этих идиотских любезностей. К тому же его отношение к слабой половине человечества резко изменилось несколько часов назад.
– Я хочу сдать анализ на СПИД.
– Заполните, пожалуйста, анкету! – снова дежурная улыбка.
– На кой черт мне ваша анкета! Я хочу сдать анализ! К тому же А-НО-НИМ-НО!
– О! Ну да, конечно, я заполню за вас. Шестой кабинет. Разденьтесь и возьмите бахилы!
Девушка растерянно пожимала плечами, пока Олег сдавал пальто и одевал бахилы. Процесс надевания полиэтиленовых бахил напомнил ему другой несложный, но жизненно важный процесс. «Черт! Черт! Даже пол здесь берегут больше, чем я свою жизнь».
Войдя в дверь нужного кабинета, Олег увидел молодого врача или лаборанта. Плакаты на стенах типа «Что нужно знать о СПИДе» и «Чем опасен гепатит?» говорили о том, что он попал по адресу.
– Что привело вас к нам? – формально спросил врач.
– У меня был половой контакт, и я хочу провериться на СПИД.
– Ваш партнер является ВИЧ-инфицированным?
– Не знаю, но подозреваю…
– Почему?
– Он, в смысле она, сама сказала…
– Так он или она?
– Вы серьезно или издеваетесь? Конечно, она!
– Нет, не издеваюсь, это суровая правда жизни…
– …не моей!
– Ясно. Вам когда нужен результат?
– Как можно быстрее!
– Срочный дороже.
– Я плачу. Когда будет готов срочный?
– Сегодня вечером приходите. К девятнадцати часам.
– А сейчас сколько?
– Двенадцать.
– А раньше никак?
– В восемнадцать пятьдесят девять приходите.
– Это остроумно, доктор!
– Извините, пытался поднять вам настроение. Я не доктор… пока. Лаборант.
– До свидания.
Олег вышел из кабинета. Пошел на улицу, забыл взять пальто. Вернулся. Вышел опять и пошел к машине, которую уже со всех сторон оплевали пешеходы. Садясь в машину, заметил, что все еще в бахилах… «И хрен с ними!»
Олег плюхнулся в свое кресло и судорожно нажал кнопку блокировки дверей. Словно кто-то бежал за ним и сейчас ворвется в его машину.
Он откинул голову назад и закрыл глаза. «Никого нет рядом со мной в эту минуту… А если бы кто-то был, жена или любимая девушка, не было бы и этой минуты…» Вся тяжесть одиночества вдруг стала видна, как помеченные купюры при подсветке ультрафиолетовой лампочкой. Белыми светящими буквами было написано «Подделка». «Моя жизнь – подделка! Она ничего не стоит! И в эту минуту я никому не нужен. Мне даже не с кем поделиться! Друзья? Я привык делиться с ними только хорошими новостями, чтобы не прослыть нытиком. Коллеги по работе? Исключено! Мама? Боже, как давно я не видел ее… трезвой. Вообще не видел. Надо позвонить ей. Но говорить ей ничего не буду, зачем расстраивать? Просто заеду к ней, если она сможет взять трубку. Скоротать время. Домой ехать не хочется. Страшно. Блин! Где трубка?»
Олег стал судорожно шарить по карманам. «Вот она, во внутреннем кармане пиджака. Взял все-таки, машинально. Лучше бы так же машинально презик надевал…»
Олег включил трубку. «Все-таки как бесконечно долго она загружается».
За это время уже пару раз загорался зеленый свет для пешеходов. Они проходили мимо его машины. Олег старался не встречаться с ними глазами. Загрузилась. Набрал мамин номер. Несколько утомительно длинных гудков. «Неужели не возьмет? Неужели я не вправе рассчитывать на это?» Слезы подкатили к горлу. Ему стало себя очень жалко.
– Алло, – раздался голос мамы. Олег почувствовал, что она не совсем трезвая.
– Мам, привет! – Он был рад слышать ее голос, как ничто на свете. Это, наверное, в крови у людей. Искать защиты в самых сложных ситуациях, как в детстве, чтобы кто-то пожалел.
– Привет, Олеженька! Как ты, сынок?
Олег едва сдержал слезы. Напрягая что есть силы голосовые связки, он выдавил:
– Мам, я сейчас заеду, можно?
– Конечно, конечно, сыночка, только у меня угостить тебя нечем и бардак…
Олег нажал на кнопку сброса звонка. Слезы прорвались из глаз, как чертов водопад. Он стал вытирать глаза руками, завел машину и стал разворачиваться прямо на пешеходном переходе, не обращая внимания на чертыхания прохожих. Кто-то даже стукнул кулаком по железному телу его «Ниссана», но ему было все равно. Он ехал к ней домой. Точнее, в дом, где она жила у своего нового мужа.
Пролетая мимо светофоров, перекрестков, людей, он мчался, чтобы скорее приехать, чтобы не опоздать. Чтобы она никуда не ушла. Он и раньше так срывался к ней, но каждый раз его приезд заканчивался скандалом. Сейчас было все по-другому. Он вспоминал детство. Как она приезжала к нему в пионерский лагерь, в деревню, привозила машинки, конфеты. Как безумно рад он был ее видеть и как огорчался, когда она снова уезжала. Тогда она была самой красивой мамой. От нее пахло вкусными духами. Ее руки всегда были теплыми. Сейчас у нее холодные руки. Это от алкоголя. «Господи! Кто придумал эту отраву?!»
Мама жила в коммуналке в одном из старых домов на Обводном канале. Точнее, дом стоял в глубине двора, а окна выходили в маленький темный двор. Он заехал в арку дома, припарковал машину и подбежал к парадной. Домофон. «Сынуля, ты?» «Да, мам».
Недавно высушенные и вытертые глаза опять заслезились, да он и не сдерживал больше слез. Поднявшись на этаж, он увидел, что дверь уже открыта, и она стоит у раскрытой двери, улыбается. В грязном халате. Со слипшимися, покрашенными в желтый цвет волосами, сквозь которые уже давно снова пробилась седина. Запах из квартиры шел соответствующий.
Раньше все это приводило его в бешенство. Сейчас – жалость, отчаяние и… любовь. Он прошел с ней на кухню. Она явно была обескуражена его внезапным визитом, а еще больше тем, что он не кричит. И его слезами.
Олег обнял мать и заплакал еще сильнее.
– Ну что ты, сыночек? Что случилось? Почему ты плачешь?
Олег посмотрел в ее глаза, тоже полные слез.
– Мама! Мамочка! Я тебя очень люблю! Прости, что не звоню, не приезжаю! Просто я не могу тебя видеть такой! Ты словно чужая, как будто я давно тебя потерял! Ты не представляешь, как я расстраиваюсь, когда ты пьешь, и как я радуюсь, когда ты трезвая! У меня сердце кровью обливается! Понимаешь? Мам? Ты понимаешь? Я люблю тебя! Я хочу, чтобы мы нормально могли общаться. Чтобы я приезжал к вам в гости! Чтобы мы вместе пили чай, праздновали! Чтобы я мог звонить тебе и всегда слышать твой трезвый голос! Понимаешь? Я тебе и с квартирой помогу, и на отдых отправлю за границу! Только не пей.
Она не могла ответить. Она обняла его и тоже плакала. Только сейчас он почувствовал, насколько она стала тонкой, хрупкой и беззащитной. Она утопала в его объятьях, как когда-то он в ее.
– Все, сынок! Все! Я так устала сама от этого всего! Я больше не могу. Я работать хочу. Я еще соображаю. Не плачь! Пожалуйста! Прости меня! Я обещаю! Ты вот еще Вите скажи. Знаешь, как сложно быть трезвой, когда он бухает днями напролет! Придешь с работы уставшая, дома ни еды, ничего, а тут он еще начинает терроризировать!
Олег почувствовал, как легко вдруг стало на душе. Слезы прекратились. Появилась надежда. Он прошел вместе с мамой в комнату. На кровати сидел Виктор. Полутрезвый. Курил.
– Виктор! Ты мужчина. Я хочу с тобой поговорить по-мужски. Я хочу тебя попросить поддержать мою маму, твою жену. Ты же взял ее в жены. Обещал беречь. Ты понимаешь, что она скоро сопьется окончательно! Ты же сильный мужик! Подводник! Найди силы бросить пить! Хочешь, я вас на Красное море отправлю?! Поныряешь с аквалангом! Ты же в молодости увлекался!
– Олег! Я понял. Буду стараться!
– Не надо стараться! Просто будь трезвым и все! Будешь мне, как второй отец! У тебя ж нет никого, кроме мамы моей и меня!
– Это правда.
– Так и это все можешь потерять. Она решила больше не пить, но невозможно удержаться, когда ты постоянно бухаешь…