Стань умнее. Развитие мозга на практике Хёрли Дэн
«Это было просто чудо! Хокинс выявил несомненное позитивное влияние физических упражнений на когнитивные функции, – вспоминал Крамер, который занимался анализом и отчетом по этим исследованиям; они были опубликованы в 1992 году в журнале Psychology and Aging{94}. – Но я тогда не почувствовал удовлетворения. Мне нужно было узнать, можно ли повторить эти результаты, позволят ли и другие исследования сделать такие же выводы».
Иными словами, хотя «запустил мяч» физических упражнений Хокинс, подхватил его и побежал с ним дальше именно Крамер. В 1999 году он с девятью коллегами из Института Бекмана и еще одним исследователем из Университета имени Бар-Илана в Израиле опубликовал в журнале Nature, самом известном и уважаемом периодическом издании во всех областях науки, отчет по очередному исследованию{95}. Суть его состояла в следующем. 124 ранее ведших преимущественно сидячий образ жизни пожилых людей в возрасте от 60 и 75 лет (их произвольным образом распределили на две группы) попросили в течение полугода час в день три дня в неделю заниматься либо щадящей аэробикой – ходьбой, – либо анаэробными упражнениями, растяжкой и тонингом.
«В ходе старения, – писали исследователи, старательно соблюдая в статье для респектабельного британского журнала правила британской орфографии, – нейронные зоны и когнитивные процессы ухудшаются неравномерно. Наибольшим и самым непропорциональным негативным изменениям с возрастом подвержены процессы исполнительного контроля, а также префронтальный и лобный отделы головного мозга». Именно этим типом возрастного ослабления контроля над исполнительными функциями объясняется, почему исследование 1992 года выявило, что при старении больше всего страдает многозадачность. Это происходит потому, что для эффективного функционирования в таком режиме нужен не только тот простой вид внимания и концентрации, который использует кот, выслеживающий мышку, или собака, заметившая кота, но и быстрые, осознанно управляемые смещения фокуса внимания, в которых преуспевают люди. Такое происходит, например, когда мы одновременно поглядываем на часы, смотрим по телевизору мультик и готовимся к экзаменам.
Так вот, эффективность выполнения задач, не требующих смены фокуса, в обеих группах, занимавшихся в течение полугода ходьбой и тонингом, была практически одинаковой, но когда испытуемым требовалось переключаться с задачи на задачу, «ходоки» показывали значительно лучшие результаты, чем те, кто занимался тонингом. Это было особенно удивительно, учитывая тот факт, что члены первой группы занимались ходьбой всего по три часа в неделю, что увеличивало среднемаксимальное потребление ими кислорода всего лишь на 5,1 процента.
Как и следовало ожидать, благодаря отличной репутации опубликовавшего отчет журнала и однозначности результатов об исследовании рассказали все популярнейшие СМИ мира, от BBC (репортаж назывался «Физкультура улучшает работу мозга») до New York Times («Хорошая тренировка для пожилого ума»). Впоследствии Артур Крамер опубликовал с добрый десяток исследований в области влияния физических упражнений на когнитивные способности человека, в том числе два с участием детей. Так, в 2010 году был обнародован отчет по исследованию с применением МРТ-сканирования мозга девяти– и десятилетних детей{96}. Оно показало, что у мальчиков и девочек, отличающихся большей аэробной работоспособностью, лучше память и больше гиппокамп – часть лимбической системы головного мозга в форме морского конька, играющая ключевую роль в работе как краткосрочной, так и долгосрочной памяти. Второе исследование Крамера, опубликованное в 2012 году, продемонстрировало, что более спортивные дети отличаются более высоким уровнем когнитивного контроля; они способны дольше концентрироваться на тестах, а в лобных долях их мозга в процессе тестирования наблюдается большая активность{97}.
Один из немногочисленных рандомизированных экспериментов на тему влияния физкультуры на умственное развитие детей провел не Крамер, а исследователи из Университета Фурмана в Гринвилле{98}. Они работали с афроамериканскими учениками вторых – восьмых классов средней школы. Ученые случайным образом разбили детей на две группы. Одна должна была в течение всего 2009/2010 учебного года по 45 минут в день заниматься физическими упражнениями. По завершении этого срока их предполагалось сравнить со второй группой, которая в спортивной программе не участвовала. Тестирование выявило, что к маю 2010 года ученики из первой группы показывали значительно лучшие результаты по сравнению с членами контрольной группы по 8 из 26 критериев эффективности когнитивной деятельности (а также по 7 из 16 физических показателей).
Надо отметить, что, если данные выводы подтвердят и другие исследования, это будет иметь весьма серьезные последствия для нашей системы школьного образования, которая за несколько последних десятилетий значительно сократила объем времени, выделяемого на физкультуру, в пользу основных академических программ и подготовки к экзаменам. То-то будет ирония судьбы, когда окажется, что, ограничивая время, проводимое детьми в тренажерных залах и на спортплощадках, чиновники от образования мешали им развивать именно те когнитивные способности, которые так хотели улучшить.
А между тем факт позитивного влияния физических упражнений на сообразительность седеющих представителей поколения беби-бумеров уже сегодня можно считать бесспорным.
«За последние десять лет проведено как минимум четыре метаанализа, основанных на официально опубликованных исследованиях, – рассказал мне Крамер. – И все они пришли к одному и тому же выводу: физическая подготовка заметно сказывается на когнитивных способностях. Сегодня в этой области проведено множество исследований по всему миру. Любопытно, что все они не имеют ничего общего с гимнастикой для мозга – ни в коем случае. Вы ничего не учите. Вы просто занимаетесь ходьбой, плаванием, ездой на велосипеде и т. д. Всего три раза в неделю. Но это приводит к тому, что ваши когнитивные показатели улучшаются в самых разных аспектах памяти, восприятия и принятия решений. Просто удивительно, каких огромных результатов можно достичь благодаря столь незначительному изменению образа жизни».
Однако следует признать, веру Крамера в эффективность щадящих упражнений аэробного типа по сравнению с другими видами спорта разделяют не все. Так, например, в Кокрановском обзоре за 2008 год высказываются сомнения по поводу того, что когнитивные выгоды, ассоциируемые с кардиотренировками, обусловлены исключительно улучшением сердечно-сосудистой системы, а не увеличением мышечной силы и другими эффектами физических упражнений{99}.
Главным сторонником и пропагандистом силовых тренировок как средства развития когнитивной функции я бы назвал сорокалетнюю любительницу спортивного бега и собак, мать троих детей с весьма внушительным списком академических заслуг и титулов Терезу Лью-Амброуз. Тереза – адьюнкт-профессор кафедры физиотерапии Университета Британской Колумбии, профессор Канадского центра исследований в области физической активности, мобильности и когнитивной нейронауки, директор по исследованиям Клиники профилактики травматизма Ванкуверской многопрофильной больницы и директор университетской лаборатории, занимающейся вопросами старения, мобильности и когнитивной нейронауки.
«Мой первый диплом был в области физиотерапии, – рассказала мне Тереза. – Два года я имела дело в основном со спортсменами, от общенационального уровня до любителей, а затем начала работать с людьми более пожилого возраста и опять вернулась к учебе. В 2004 году я защитила докторскую диссертацию на тему профилактики травматизма и здоровья костей у пожилых людей и начала заниматься физиотерапией с семидесятипяти-восьмидесятипятилетними женщинами. Довольно скоро я заметила, что эта группа населения сильно страдает от информационной перегрузки. Что-то вроде: “Я не смогу сегодня прийти на занятия, потому что мне нужно заполнить налоговую декларацию”. И это в январе!
В тот период у меня было довольно много поистине потрясающих моментов. Например, в начале исследования мне приходилось самой подбирать некоторых людей у их домов и везти их в класс, потому что моим подопечным было трудно пользоваться общественным транспортом. Но к концу исследования они все прекрасно добирались сами. Одна женщина до выхода на пенсию работала бухгалтером. Так вот, уже в середине наших занятий она вдруг решила опять пойти работать и стала консультантом-фрилансером. С моей точки зрения, позитивная динамика была налицо. Так я и занялась проблемой влияния физических упражнений на состояние головного мозга».
В 2010 году Лью-Амброуз с ванкуверскими коллегами опубликовала результаты исследования, в котором приняли участие 155 женщин в возрасте от 65 до 75 лет{100}. Исследование было рандомизированным: первой группе предписывалось заниматься тренировками с отягощением (это такая физеотерапевтическая методика) раз в неделю, второй – два раза в неделю, третья, контрольная группа должна была дважды в неделю заниматься тонинг– и баланс-тренингом. В итоге обе группы, занимавшиеся силовыми тренировками, улучшили свои показатели по стандартной мере когнитивного контроля более чем на 10 процентов, а в группе аэробики показатели снизились на полпроцента.
Следующее исследование, отчет по которому был опубликован в 2012 году, дало еще более впечатляющие результаты{101}. Лью-Амброуз с коллегами набрали 86 пожилых женщин с незначительными жалобами на память, характерными для умеренных когнитивных нарушений, и произвольным образом поделили их на три группы. Первая в течение полугода занималась тренировками с отягощением, вторая – тонинг– и баланс-тренингом, а третья – аэробикой. К концу исследования группа аэробики значительно улучшила свои результаты по показателям баланса, мобильности и эффективности сердечно-сосудистой системы, но ни один показатель когнитивного функционирования не изменился. А вот женщины, занимавшиеся тренировками с отягощениями, значительно успешнее сдали тесты на внимание, разрешение конфликтов и память. И при тестировании с помощью МРТ только у этой группы были обнаружены четкие признаки активизации сразу трех зон коры головного мозга.
По словам Лью-Амброуз, она была рада тому, что тренировки с отягощениями больше влияют на когнитивные способности человека, чем занятия аэробикой, в первую очередь потому, что многие пожилые люди, ведущие сидячий образ жизни, просто не могут заниматься аэробическими упражнениями. «Значительная доля этих людей действительно физически не в состоянии такое делать», – сказала мне исследовательница. Кроме того, тренировки с отягощением крайне редко приводят к падениям и травмам, которые, как известно, в преклонном возрасте зачастую имеют самые негативные последствия.
«Ключевой особенностью наших тренировок с отягощениями является их прогрессивный характер, – говорит Тереза. – А еще они должны быть индивидуальными. Мы тщательно оцениваем способности каждого нашего клиента поднимать тот или иной вес, после чего применяем принцип перегрузки. Это означает, что человек должен быть готов давать своим мышцам нагрузку чуть больше уровня комфорта и при этом поддерживать надлежащую форму. А мы контролируем каждое занятие на предмет малейших улучшений и, заметив их, увеличиваем нагрузку на 10–20 процентов. Мы считаем такой постепенный прогресс чрезвычайно важным фактором позитивного влияния тренировок с отягощением на здоровье мозга».
Эти слова перекликаются с мнением многих других исследователей. Успех тренировок с отягощением, о которых мне рассказала Лью-Амброуз, зависит от того же метода, который использовали Джегги и Бушкюль в своих упражнениях с применением N-back. В обоих случаях чрезвычайно важно максимально точно определить исходные способности каждого конкретного человека, а затем, по мере их развития, увеличивать нагрузку или сложность заданий. Эти тренинги по своей природе разные – один физический, другой когнитивный, – но суть их заключается в том, чтобы все время заставлять человека работать на пределе своих возможностей. Результаты достигаются за счет постепенного повышения этого предела.
Тренинговая схема Лью-Амброуз включает всего шесть базовых упражнений, в том числе жим ногами, качание бицепса бедра, тяга на высоком и низком блоке. Вы можете увидеть все собственными глазами в очень интересном, отлично сделанном видео на YouTube, проведя поиск либо по имени исследовательницы, либо набрав в строке Google слова «Exercise Is Power»{102}.
Впрочем, несмотря на твердую уверенность Лью-Амброуз в пользе тренировок с отягощением, она с радостью приветствует и аэробику – если вы видите, что это приносит реальные результаты. Она говорит: «Бег трусцой, если, конечно, заниматься им строго по рекомендациям Арта Крамера, стабильно приводит к позитивным изменениям».
А главная проблема, по мнению Терезы, состоит в том, чтобы убедить людей заниматься физкультурой.
«Нам приходится обращаться к пяти сотням людей, чтобы найти сотню тех, кто согласится участвовать в наших экспериментах, – сетует она. – И из этой сотни только 80–85 человек остаются с нами до конца исследования. И нам приходится хорошенько потрудиться, чтобы и они не бросили заниматься по программе раньше времени. Человеческий фактор играет тут величайшую роль. Именно тренер-инструктор призван наладить нужные взаимоотношения с участниками эксперимента, для чего он должен проявлять искренний интерес к их жизни».
Другой серьезной проблемой, по ее словам, является недостаток тренажерных залов, оборудованных для тренировок с отягощением. «Широко доступных мест для тренировок данного типа не так уж много. В Ванкувере такие еще есть, но, если выехать за пределы крупного города, их окажется очень-очень мало. Большинство местных сообществ предлагают те или иные оздоровительные программы для людей пожилого возраста, но в основном это облегченные варианты: баланс-тренинги или щадящая аэробика. И даже если в программу включены элементы тяжелой атлетики, в них отсутствует важнейший элемент прогрессивности. Мы как общество, без сомнения, должны делать больше, чтобы предлагать пожилым людям программы, которые действительно им помогают».
При нынешнем же положении дел неуклонное ухудшение физической формы во всем мире в сочетании с постоянно растущим уровнем ожирения в буквальном смысле слова отупляют человечество.
Сказанное, однако, не относится к членам Верховного суда США, у которых имеется собственный тренажерный зал только для своих, надежно скрытый за знаменитыми колоннами белого мрамора. Судья Рут Бейдер Гинзбург, которой 15 марта 2013 года исполнилось 80 лет, начала работать с личным тренером в 1999 году, вылечившись от рака толстой кишки{103}. Ее тренировочная программа длится один час и включает в себя разминку, растяжку, силовые нагрузки и баланс-тренинг.
«Когда я начинала тренироваться, я была похожа на выжившего узника Освенцима, – вспоминает Гинзбург в интервью Washington Post. – Теперь я делаю до 20 отжиманий». О своем верном тренере Брайанте Джонсоне судья говорит: «Я считаю, что здорова благодаря нашим встречам два раза в неделю. Это для меня очень важно».
Итак, дело ясное. Я уверенно включил физические упражнения в свою тренинговую схему.
Музыка
Мне кажется, нельзя считать просто совпадением тот факт, что два психолога, чьи исследования стали вехами в использовании музыки в качестве инструмента развития когнитивных способностей, начинали свою карьеру как музыканты.
Первой была Фрэнсис Раушер, которая до получения докторской степени в области экспериментальной психологии в Колумбийском университете училась играть на виолончели. В 1992 году Фрэнсис пришла работать в Центр нейробиологических исследований в сфере обучения и памяти Калифорнийского университета в Ирвайне. Там она вместе с двумя коллегами провела эксперимент, который как минимум на некоторое время стал известен не менее знаменитого полета воздушного змея Бенджамина Франклина в грозовом облаке. Вы наверняка слышали о важном выводе, сделанном благодаря этому исследованию, которое известно как «эффект Моцарта». Суть его в том, что, если родители играют своим детям музыку Моцарта, даже когда те еще находятся в утробе матери, младенцы становятся умнее.
Вот в чем заключалось это исследование: 36 студентов (отнюдь не младенцев), произвольно разбитых на группы, в течение десяти минут слушали либо тишину, либо записанные на пленку инструкции по релаксации, либо сонату Моцарта ре-мажор для двух фортепиано. Сразу же после этого все испытуемые проходили тест на логическое пространственное мышление, в рамках которого человеку требуется «вертеть» в своем воображении сложный трехмерный объект, нарисованный на листе бумаги. Средний балл пространственного IQ после десяти минут прослушивания тишины равнялся 110, а после записи для релаксации – 111. При этом всего десяти минут наслаждения музыкой Моцарта хватало, чтобы третья группа набрала в среднем 119 баллов. «Таким образом, IQ участников «музыкальной» группы был на 8–9 баллов больше IQ членов обеих других групп», – написали Раушер с коллегами в отчете по исследованию, опубликованному в номере Nature за 14 октября 1993 года{104}.
Фанфары и барабанная дробь.
Несмотря на то что это было не слишком масштабное исследование, проведенное на базе студентов (а не младенцев), и даже на то, что в отчете прямо говорилось, что эффект сохранялся всего 10–15 минут, наша поп-культура по какой-то непостижимой причине окончательно уверилась в том, что Моцарт делает детей умнее. В результате на свет появилась сногсшибательная книга под названием «Эффект Моцарта», а вскоре и ее продолжение «Эффект Моцарта для детей»[9]. А в 1998 году Зелл Миллер, тогдашний губернатор Джорджии, предложил выделять от имени штата по 105 тысяч долларов в год на то, чтобы каждый ребенок, родившийся в Джорджии, мог с рождения слушать записи классической музыки{105}. «Ни у кого не вызывает сомнений, что прослушивание музыки в самом раннем возрасте влияет на пространственно-временное логическое мышление, от которого зависит успех в изучении математики, других технических предметов и даже в шахматах», – заявил он коллегам-законодателям. А затем, проиграв им Бетховена, спросил: «Ну что, разве вы не чувствуете, что уже поумнели?» В статье New York Times цитируются слова одного из членов законодательного собрания Джорджии Гомера Делоача: «Я спросил Зелла, а нельзя ли мне вместо этого послушать кантри, например Чарльза Дэниелса или что-нибудь такое, но мне было сказано, что классическая музыка оказывает большее позитивное воздействие».
А еще через пару лет, 16 июня 2000 года, президент Билл Клинтон, музыкант Билли Джоэл и генеральный директор Viacom Самнер Редстоун посетили государственную школу № 96 в Восточном Гарлеме{106}. Высокие гости приехали на празднование по поводу награждения фондом VH1 Save the Music Foundation городских школ музыкальными инструментами на 5 миллионов долларов. Вспоминая в тот день, как он школьником учился играть на саксофоне, Клинтон в своем выступлении сказал: «Если бы не это, я, возможно, никогда не стал бы президентом».
Стоит, впрочем, отметить, что к тому времени журнал Nature уже опубликовал по поводу исследования Раушер два разгромных материала: метаанализ 20 других исследований, которые попытались воспроизвести ее результаты и выявили среднее увеличение IQ после прослушивания Моцарта всего на 1,4 балла, а также отчет по еще одному масштабному исследованию, которое не обнаружило вообще никакого эффекта{107}. «Полученные результаты свидетельствуют о том, что прослушивание сонаты Моцарта не ведет к сколько-нибудь заметным улучшениям пространственного мышления ни в каких экспериментах, – заключили авторы этого исследования. – Теперь на очереди, по-видимому, его “Реквием”».
«Эффект Моцарта? Это полная чушь», – такой вывод от имени всего научного сообщества сделал в 2010 году в статье Los Angeles Times Гленн Шелленберг, психолог из Торонтского университета. И это весьма любопытный факт, учитывая то, что именно Шелленберг считается вторым ведущим исследователем в области влияния музыки на умственные способности человека. Причем с несравненно лучшей, нежели у Фрэнсис Раушер, научной репутацией.
Как и Раушер, свой жизненный путь Шелленберг начинал как музыкант. В 1977 году он стал клавишником в известной в Торонто рок-группе под названием Dishes, у которой было несколько хитов на местном радио и которую даже однажды показывали по телевизору. В конце 1980-х и начале 1990-х Шелленберг написал музыку для трех фильмов, в том числе для «Писсуара» (выдержка из аннотации: «Шаман объединяет группу мертвых художников-геев, чтобы расследовать реакцию полиции на дело, связанное с сексом в уборной города Торонто») и для «Пациента Зеро», фильма о СПИДе{108}. В рецензии на второй фильм уважаемая New York Times даже похвалила Шелленберга за «энергичный стилистической гибрид Гилберта и Салливана, Ринго Старра, The Kinks и Pet Shop Boys».
А потом успешный музыкант бросил все ради научной карьеры. Ну что ж, Pet Shop Boys ведь постоянной работы в престижном университете не предложат.
В колледже Шелленберг специализировался на психологии, а затем решил получить докторскую степень в этой области и к 2004 году уже был профессором Торонтского университета. В том же году он опубликовал отчет по исследованию, который с тех пор был процитирован в 363 научных трудах его коллег. Ученый утверждал: «Уроки музыки повышают IQ»{109}. В отличие от исследования Раушер, включавшего всего лишь десятиминутное прослушивание произведений Моцарта, Шелленберг решил обучать музыке детей младшего возраста в течение всего учебного года, чтобы потом посмотреть, повысит ли это их общий IQ заметнее, чем уроки актерского мастерства либо полное отсутствие каких-либо творческих занятий. Исследователи набрали 144 шестилетних ребенка и поделили их на четыре группы. Первой было предписано учиться игре на клавишных инструментах, второй – заниматься вокалом, третьей брать уроки актерского мастерства, а четвертой не посещать никаких творческих занятий. По истечении 36 недель IQ всех четырех групп несколько повысился – что считается нормальным следствием того, что ребенок начал ходить в школу, – но в музыкальных группах результат был заметно лучше. Среди тех, кто не посещал никаких творческих занятий, балл вырос в среднем на 3,9 пункта; среди обучавшихся драматическому искусству – на 5,1 пункта; среди игравших на клавишных – на 6,1 пункта; и среди бравших уроки вокала – на 7,6 пункта. «По сравнению с детьми из контрольной группы дети из музыкальных групп продемонстрировали значительно более существенное повышение IQ», – пришел к выводу Шелленберг. Кроме того, по его словам, к концу учебного года более высокий IQ стабильно сопровождался лучшими оценками по всем академическим дисциплинам. (Почему обучавшиеся вокалу дети добились лучших результатов, чем те, кто осваивал игру на клавишных, так и осталось вопросом.)
Как и в случае с исследованием Раушер, общество отреагировало на весьма скромные итоги эксперимента Шелленберга явно неадекватно.
«Все словно с ума посходили, – сказал мне сам ученый. – Я сегодня самый главный скептик в этой области. Действительно, пока только мне одному удалось убедительно продемонстрировать, что формальное обучение музыке делает человека умнее. Но я лично отношусь к результатам собственного исследования с большой долей скептицизма, и, как мне кажется, другим людям следует поступать так же».
Сегодня многие университеты открыли новые отделения вроде Лаборатории музыки и нейровизуализации в Гарвардской медицинской школе, и их исследования раз за разом подтверждают, что мозг у музыкантов функционирует эффективнее, чем у большинства других людей. Однако Шелленберг по-прежнему относится к их впечатляющим картинкам скептически, указывая на то, что никто из них не использовал рандомизированную экспериментальную схему, которая применялась в его исследовании 2004 года. «Я не невролог, – говорит он. – Неврология мне даже не нравится. Но я достаточно сведущ в науке, чтобы с уверенностью сказать, что невозможно вывести причинно-следственную связь, если ваше исследование не базируется на правильной экспериментальной схеме. Судя по всему, многие неврологи этой простой истины не понимают».
В итоге Шелленбергу пришлось самому повторить свое исследование, что он и сделал в 2011 в сотрудничестве с Сильвеном Морено и еще пятью канадскими исследователями{110}. Команда, возглавляемая Морено, пригласила 48 дошкольников принять участие в одном из двух видов компьютеризированного тренинга. Дети занимались либо изобразительным искусством, изучая такие базовые концепции, как формы, размеры и перспектива, либо музыкой, в частности изучали ритм, ноты и мелодии. Занятия проводились два часа в день, пять дней в неделю на протяжении четырех недель, но по истечении этого срока рост показателя вербального интеллекта продемонстрировали только дети из музыкальной группы – 90 процентов участников эксперимента.
Дополнительное доказательство пользы уроков музыки для развития когнитивных способностей предоставили ученые из Лондона. Там была реализована программа под названием Bridge Project, к которой привлекли сотни учеников из двух школ из Ламбета, района, населенного в основном представителями рабочего класса{111}. В исследовании, проведенном в рамках этой программы, отметки по математике, чтению и письму детей – участников программы сравнивались с отметками детей из контрольной группы. Исследование показало, что академическая успеваемость детей, участвовавших в музыкальной программе, улучшилась на 10–18 процентов по сравнению с оценками тех, кто в ней не участвовал.
По словам Шелленберга, сегодня он видит взаимосвязь между уроками музыки и интеллектом как улицу с двусторонним движением. «При обучении музыке природу практически невозможно отделить от воспитания, – сказал он. – Я думаю, что умные от рождения дети чаще сами хотят заниматься музыкой и делают это дольше, что в свою очередь еще больше повышает эффективность их когнитивного функционирования».
В итоге я сделал вывод, что хотя прослушивание записей с произведениями Моцарта вряд ли способно сделать кого-нибудь умнее, добиться этого, обучаясь игре на музыкальном инструменте, вполне возможно. Конечно, доказательства пользы музыкального образования для умственного развития довольно скромны, во всяком случае, по сравнению со свидетельствами, подтверждающими позитивный эффект физических упражнений или игр вроде N-back. Но до сих пор не было опубликовано ни одного исследования, которое опровергло бы выводы Шелленберга. И, в конце концов, не стоит забывать, что, занимаясь музыкой, человек приобретает приятный и полезный навык, а занятие N-back, если б оно не способствовало улучшению подвижного интеллекта, можно было бы считать бессмысленной тратой времени.
Так что я включил обучение музыке в свой список.
Медитативное сосредоточение
Будучи единственным в мире ученым, которого называют «директором департамента созерцательной неврологии», Амиши Джа живет по чрезвычайно напряженному графику{112}. В январе 2013 года доцент психологии Университета Майами делала доклад о медитативном сосредоточении на Всемирном экономическом форуме в Давосе, 6 февраля рассказывала в нью-йоркской Академии наук о «науке сосредоточения», а уже на следующей неделе проводила однодневный сеанс медитации для Тусси Клюге, четвертой жены и вдовы миллиардера Джона Клюге. Спустя месяц статья Джа на тему медитативного сосредоточения стала «гвоздем» мартовского номера журнала Scientific American Mind{113}. И все это время Амиши, получившая от армии США грант в 1,7 миллиона долларов, изучала и продолжает изучать влияние тренингов по повышению уровня концентрации на психологическую устойчивость солдат в Шофилдских казармах, армейском подразделении, базирующемся в Гонолулу. На Форуме по проблемам мозга в Аспене она даже выступала на одной сцене с актрисой Голди Хоун, финансирующей программу для средних школ под названием MindUP.
Но пусть ультрасовременность всех этих программ и мероприятий не вводит вас в заблуждение. Огромное множество исследований показали, что древняя практика медитативного сосредоточения действительно представляет собой весьма перспективный метод улучшения когнитивных способностей человека, усиления внимательности, расширения объема рабочей памяти и развития подвижного интеллекта. Некоторые из лучших программ в этой области разработаны одним из самых уважаемых американских психологов Майклом Познером, почетным профессором Орегонского университета и бывшим главой отделения психологии этого учебного заведения. Познер – автор доброй сотни научных трудов. 10 октября 2009 года на церемонии в Белом доме президент Барак Обама наградил его Национальной медалью за достижения в науке.
«Результаты нашей работы сильно удивили меня самого, – признался мне Познер во время одной из наших многочисленных бесед. – В большинстве своих исследований мы предполагали увидеть хоть какой-то эффект только через несколько месяцев или даже лет. А изменения в белом веществе головного мозга были выявлены уже через две недели. А еще мы заметили существенные сдвиги в поведении и в когнитивном контроле и повышение уровня внимательности испытуемых».
В 2005 году ученый опубликовал отчет по исследованию, базировавшемуся на экспериментах Торкеля Клингберга{114}. Оно показало, что всего пять дней компьютеризированного тренинга на развитие внимания приводят к заметным улучшениям подвижного интеллекта детей в возрасте от четырех до шести лет. Вскоре после этого к Познеру обратился Ю-Юань Тэнг, психолог-нейрофизиолог, сотрудник Орегонского университета и Лаборатории тела и разума Даляньского технологического университета, расположенного в Китае.
«Я никогда не медитировал, – сказал мне Познер. – Я и без того довольно спокойный человек. Но Ю-Юань пришел ко мне и сообщил, что проделал большую работу в области медитации в Китае и теперь хотел бы добиться, чтобы данный метод респектабельно смотрелся с точки зрения западной науки. К этому времени я изучал проблемы внимания и концентрации на протяжении многих лет, а китайский ученый утверждал, что может достичь улучшений в этой области всего за пять дней. Мне его идея показалась вполне практичной, и я согласился помочь ему в подготовке серии экспериментов».
Тэнг еще раньше разработал специфическую систему медитативного сосредоточения, которую назвал IBMT (Integrative Body-Mind Training, Интегративный тренинг для тела и разума){115}. Вот как она описана в первом исследовании Тэнга, опубликованном 23 октября 2007 года в Proceedings of the National Academy of Sciences:
«Данный метод предназначен не для контроля над мыслями, а для введения человека в состояние бодрствующего покоя, что позволяет ему полностью контролировать свое тело и дыхание, следуя внешним инструкциям, поступающим с компакт-диска. В методе делается акцент на формировании сбалансированного состояния релаксации с одновременной фокусировкой внимания. Контроль над мыслями достигается постепенно: через специальные позы и расслабление, через гармонию тела и разума и через баланс, создаваемый при помощи тренера; человеку не приходится вести с самим собой внутреннюю борьбу, стараясь контролировать свои мысли в соответствии с поступающими инструкциями. Тренинг по данному методу дополняется пятидневной групповой практикой, в ходе которой тренер отвечает на вопросы и внимательно следит за выражением лиц и жестами людей, выявляя, у кого из них использование метода вызывает особые трудности».
Другие люди описывают медитативное сосредоточение как акцент на ежемоментном осознании любых своих мыслей, чувств или телесных ощущений без какой-либо их оценки или размышлений. Вы позволяете мыслям приходить и уходить, словно облака, проплывающие в небе; остаются только внимательность и сосредоточенность.
Для участия в своем исследовании Тэнг пригласил 80 китайских студентов старших курсов Даляньского университета. Половина участников должна была пройти вводный тренинг, а потом еще в течение пяти дней заниматься по методу IBMT – по 20 минут в день. Вторая половина прошла тренинг по релаксации. До и после этого всех студентов протестировали с применением стандартной прогрессивной матрицы Равена и с использованием меры уровня внимательности, разработанной Познером (она называется Attention Network Test). Исследователи оценили также уровень беспокойства, депрессии, гнева и усталости испытуемых и уровень кортизола в слюне – он зависит от стресса. Тест на внимательность продемонстрировал, что у тех, кто медитировал, характеристики когнитивного контроля оказались значительно выше, чем у студентов из второй группы. Такие же результаты дал тест Равена; лучше оказались и все остальные показатели.
Познер и Тэнг продолжили эту работу, проведя серию консервативных неврологических исследований. Ученые хотели понять, что происходит в мозгу испытуемых; что именно вызывает столь скорые изменения уровня внимательности, настроения и подвижного интеллекта. В 2010 году в журнале Proceedings of the National Academy of Sciences был опубликован отчет по еще одному исследованию. Оно показало, что 11 часов тренинга IBMT приводят в результате к большей интактности (отсутствию повреждений) и эффективности белого вещества мозга – своего рода «проводов» и «кабелей», соединяющих нейроны, – зарождающегося в передней части поясной извилины коры головного мозга{116}. Эта извилина в форме знаменитого росчерка Nike, перевернутого вверх ногами, находится за нашими бровями, сантиметров на пять выше их, и тесно связана с префронтальной корой головного мозга. Как известно, она наиболее напряженно работает во время выполнения трудных задач, требующих от нас когнитивного контроля, а также когда нам приходится прилагать определенные умственные усилия, например в процессе обучения или при решении относительно сложных задач и проблем.
Затем в 2012 году в Proceedings of the National Academy of Sciences был опубликован фундаментальный труд двух ученых – отчет по третьему совместному эксперименту{117}. На этот раз исследователи более внимательно изучили природу изменений белого вещества в передней части поясной извилины коры головного мозга. Из 68 студентов Даляньского университета те, кто пять часов в течение двух недель практиковал версию медитативного тренинга Тэнга, продемонстрировали усиленный рост нервных волокон в передней поясной коре, но не миелиновой оболочки, покрывающей каждое из этих волокон так же, как изоляция покрывает электрические провода. А вот из 48 студентов Орегонского университета, прошедших одиннадцатичасовой курс этого тренинга в течение четырех недель, наблюдался как рост нервных волокон, так и их миелинизация. Оказалось, что «провода», проложенные в первые две недели, покрывались «изоляцией» только в следующие две.
«В неврологии почти все выводы кем-нибудь оспариваются, но я думаю, что с этими синаптическими изменениями в результате тренинга по медитативному сосредоточению спорить не станет никто, – сказал мне Познер. – Мы считаем, что, изменяя само белое вещество, миелинизация повышает эффективность, лежащую в основе изменения поведенческих реакций».
Означает ли это, что медитативное сосредоточение в буквальном смысле слова делает людей умнее? «Ни один метод не может быть эффективным для всех и каждого, – отвечает на этот вопрос профессор Познер. – Не всем полезно и медитативное сосредоточение. На некоторых людей оно окажет большее влияние, на других – меньшее. Но я не сомневаюсь в том, что разные виды тренинга действительно способны улучшать внимание, рабочую память и интеллект. Базовые данные, подтверждающие это, вполне достоверны».
В итоге я включил медитативное сосредоточение в свою тренинговую схему. Теперь мой список казался вполне сбалансированным: в нем были представлены и методики старой школы, в частности физические упражнения, и обучение музыке, и медитация, и современные компьютеризированные подходы – Lumosity и двойной N-back. Но мне оставалось изучить еще два всеобъемлющих футуристических подхода к улучшению когнитивной функции: специализированное оборудование и медицинские препараты для развития умственных способностей. Чтобы разобраться, как я к ним отношусь, я отправился… ну куда же еще? Конечно, в Новый Орлеан.
Глава 5
Таблетки для ума и думательные шапочки
Резко проснувшись от телефонного звонка во Французском квартале, совсем недалеко от Бурбон-стрит, я не сразу понял, где нахожусь и зачем я здесь. Слишком уж много всевозможных встреч, съездов и конференций, слишком много ученых. Но, уже протягивая к телефону руку, вспомнил: я в Новом Орлеане. Двадцать вторая ежегодная Нейрофармакологическая конференция{118}. Тема этого года – «Усилители когнитивных функций». Приехали все ведущие исследователи, работающие над так называемыми таблетками для ума.
«Это ваш звонок-побудка», – сообщил мне автоответчик.
Я повесил трубку, снова лег и закрыл глаза. На мгновение.
И за это мгновение мне приснилось, будто моя голова, точнее, ее верхняя часть, распухает, словно хлеб в печке. Лоб стал примерно вдвое больше обычного. А потом он с отвратительным звуком лопнул, и из дырки пузырями полезли мозги.
Тут я проснулся второй раз и начал собираться на конференцию.
«Зачем нам нужны усилители когнитивных функций?»
Вторым тем утром выступал Гэри Линч, один из давних лидеров данной области исследований. Он был среди тех, кто в 1980-х и 1990-х годах создавал первые таблетки для ума, испытывая их на мышах и прочих животных. Со временем пионеры начали сотрудничать друг с другом или основали компании с названиями, словно взятыми из произведений футуристической научной фантастики, вроде Cortex Pharmaceuticals или Memory Pharmaceuticals. До наших дней ни одно из их детищ не дожило. На исследования в этой области были потрачены огромные деньги, журналисты написали бесчисленное количество статей под заголовками типа «Виагра для мозга», но Линч ни на день не прекращал свою исследовательскую деятельность в Калифорнийском университете в Ирвайне. Он даже стал соавтором книги под названием Big Brain («Большой мозг»), которая, судя по моему сегодняшнему утреннему кошмару, очевидно, вывела меня из душевного равновесия.
«Каждые четыре года, – сказал Линч, отвечая на упомянутый выше вопрос, который ему задали в самом начале выступления, – Америка переживает бедствие под названием «президентские выборы». И любому, кто намерен нынче следить за их ходом, очень пригодится усилитель для когнитивных функций».
В тот момент я сидел в окружении более чем 250 ученых – их было так много, что планировщикам конференции, чтобы вместить всех желающих, пришлось перенести мероприятие в зал большего размера отеля Hilton New Orleans Riverside, – и я был настроен решительно. Я собрался непременно выяснить, продвинулись ли они в разработке препаратов, безопасно улучшающих когнитивные навыки (ключевое слово «безопасно»), хоть на йоту по сравнению с тем, что было два десятилетия назад, когда мир впервые услышал заявления исследователей о том, что наука находится на пороге важных открытий.
В дебатах, состоявшихся в рамках данной конференции, директор Национального института токсикомании Нора Волкова выразила глубокую озабоченность по поводу доступности препаратов, уже имеющихся на рынке. По ее словам, стимуляторы вроде аддерола, которые должны прописываться только людям с диагностированным дефицитом внимания и гиперактивностью, в настоящее время принимают 8 процентов американских старшеклассников – и отнюдь не в медицинских целях. Более новый препарат провигил, одобренный исключительно для лечения нарколепсии, также пользуется огромной популярностью среди школьников, студентов и бизнесменов; очень уж им хочется учиться и работать на пределе возможностей. А когда Дэвид Натт, президент Британской нейронаучной ассоциации, возразил на все это, что от побочного эффекта страдают лишь немногие из тех, кто принимает данные препараты, Волкова парировала: «Знаете, стимуляторы использовались военными на протяжении более 50 лет, но что любопытно, англичане перестали их применять по той причине, что они способны сделать человека параноиком. А в США применение стимулирующих препаратов четко ассоциируется с пальбой солдат по своим вследствие искаженного восприятия и параноидальных мыслей».
Но, по мнению Волковой, наибольшая опасность нейростимуляторов вроде аддерола заключается в том, что они часто вызывают привыкание. Как установили ученые, подобное характерно даже для провигила, препарата нового поколения. При всем этом Волкова сказала: «С моей точки зрения, если вы действительно можете разработать лекарство для улучшения когнитивных способностей, внимания или памяти без побочных эффектов, то почему бы нет? Конечно, было бы просто здорово, если б у нас имелись такие препараты, но, повторяю, без побочных эффектов, потому что всё, что у нас есть на сегодняшний день, такие эффекты имеет».
Впрочем, даже если бы доступные сегодня препараты не давали побочного эффекта, все равно оставался бы один ключевой вопрос, которым явно не утруждают себя старшеклассники и другие принимающие эти вещества люди: а действительно ли таблетки эффективны? Действительно ли они делают их более умными и приспособленными для решения задач и запоминания информации или же просто позволяют находиться в состоянии бодрствования и дольше работать? В рамках ответа на этот вопрос Марта Фарах, психолог из Пенсильванского университета, представила аудитории одно из первых исследований в данной области{119}. Она протестировала умственные способности и навыки обучения здоровых, хорошо отдохнувших молодых людей после приема аддерола. «Тест не выявил никакого улучшения когнитивных способностей», – сделала вывод психолог. Только среди наименее эффективных испытуемых была замечена тенденция к незначительным улучшениям при прохождении тестов на запоминание слов и с использованием прогрессивных матриц Равена – недостаточно, впрочем, существенным, чтобы отнести их к статистически значимым. Однако самое поразительное открытие Фарах заключалось в том, что, несмотря на очевидное отсутствие какой-либо пользы, сами участники исследования верили, что после приема препарата их эффективность стала выше, нежели после приема таблеток-плацебо. Ну и что получается? Что это таблетки, которые всего лишь делают студентов более нахальными и самоуверенными?
«Я хочу, чтобы вы поняли, что я вовсе не браню и не отчитываю исследователей, – сказала Фарах участникам конференции. – Я не пытаюсь выставить себя нигилисткой или сказать, что все попытки улучшения когнитивных функций абсолютно бесплодны. Но степень нашего невежества в этой области пока еще поистине экстраординарна».
После таких слов, вопиющим образом нарушивших протокол, из зала не послышалось ни одного хлопка. Фарах шла от трибуны на свое место в гробовой тишине.
Куда радушнее принимали Барбару Сахакян, одного из организаторов конференции. Барбара, хоть и занимала высокие посты в Кембриджском и Оксфордском университетах и говорила с заметным британским акцентом, на самом деле выросла в Бостоне. В отличие от предыдущего оратора она представила аудитории весьма обнадеживающие результаты своего исследования{120}. В его рамках здоровым, отдохнувшим взрослым давали провигил или плацебо; прежде таких исследований никто не проводил. В итоге ученые обнаружили позитивную реакцию испытуемых на препарат, в частности улучшение пространственной рабочей памяти, планирования и принятия решений на самых сложных уровнях, а также памяти, ответственной за визуальное распознавание образов после некоторого временного перерыва. Однако, как признала Сахакян, при прохождении теста на креативность эти эффекты были непоследовательными и находились за рамками статистической значимости.
В заключение Барбара сказала: «Нам нужны новые фармакологические методики». А еще она вполне одобрительно высказалась в адрес тренингов и других немедикаментозных подходов к улучшению когнитивных функций. «Наибольший эффект, – сказала Барбара, – будет достигнут, если мы сумеем объединить все виды воздействия».
Остальная часть конференции была заполнена в основном презентациями десятков новых препаратов, разрабатываемых сегодня университетами и фармацевтическими компаниями всего мира, новинок с причудливыми названиями вроде ZIP, «кребиностат», THPP-1, «цитотоксический некротизирующий фактор 1», LSN2463359 и LSN2814617. Некоторые тестировались как средство борьбы с болезнью Альцгеймера, другие предназначались для восстановления четкости мышления у людей, страдающих шизофренией или депрессией, третьи были нацелены на улучшение когнитивных функций у здоровых взрослых людей. Надо сказать, большинство новых препаратов пока испытывались только на мышах, а некоторые вообще существовали только в лабораторных пробирках. Но поток вполне оптимистичных презентаций был поистине неиссякаем.
«На счастье, UBP7089 растворяется в среде, включающей в себя кальций».
«Стойкая активность PKM-дзета способствует улучшению долговременной памяти, но не всех ее разновидностей».
«Мы улучшили свойства LTP и создали LTP-1. У нас не было ни малейшего представления о том, что там скрывается возможность и LTP-2».
Я заскучал и исподтишка принялся рассматривать других участников конференции. Твидовых пиджаков и галстуков-бабочек, в которых до сих пор наряжают ученых в кино, было не видать. Слева от меня сидел здоровый мускулистый парень; на его запястье красовался кожаный браслет с шипами. Рядом с ним расположился некто с наголо бритой головой и в камуфляжной рубашке. Через пару рядов я увидел довольно полного мужчину в цветастых шортах-бермудах и рубашке-поло. Рядом со мной возилась со смартфоном миловидная девушка, а сидевший за ней парень постоянно потягивал что-то из крошечной красной бутылочки. Присмотревшись, я увидел, что это 5-Hour Energy, энергетический напиток с высоким содержанием кофеина и других ингредиентов вроде фолиевой кислоты и витамина B6. Мне показалось забавным, что ученый употребляет нечто подобное на конференции данного типа. Потом я заметил, что перед девушкой, сидящей рядом, тоже стоит такая же маленькая бутылочка.
Больше того, такую же бутылочку я увидел и перед собой. Очевидно, создателю 5-Hour Energy каким-то образом удалось «протащить» свой продукт на конференцию, посвященную усилителям когнитивных функций. А поскольку мое внимание уже начало рассеиваться, я открыл свой напиток и отхлебнул. Вкус оказался просто ужасен, но уже через 15 минут я почувствовал себя более сконцентрированным и полным сил.
А потом объявили перерыв. Все куда-то потянулись; за толпой, не зная куда, отправился и я. Мы шли по каким-то коридорам, затем поднимались по лестнице; мы шагали больше пяти минут и наконец пришли в зал, где стояли столы с кофе, сахаром и печеньем. Снаружи, во внутреннем дворике, несколько участников конференции жадно курили. И всех этих людей, упоенно потребляющих никотин, кофеин и сахар, объединяло безудержное стремление дать миру усилители когнитивных функций.
Как ни странно, самая обнадеживающая презентация того дня не имела ничего общего с лекарственными препаратами. Трейси Шорс, на редкость веселая и позитивная исследовательница-психолог из Рутгерского университета, обладательница длинных и прямых светлых волос, рассказала нам об очень любопытном эксперименте, проведенном ею на мышах{121}. Исследователи давно знают, что в гиппокампе – зоне головного мозга, ответственной за формирование воспоминаний, – непрерывно рождаются новые нейроны, но повышать показатель их выживаемости мы пока не научились. Большинство нейронов в конечном итоге погибают. Всем известно, что рождению новых нейронов способствуют физические упражнения, занятия сексом и антидепрессант прозак, но Шорс решила найти ответ на другой вопрос: как дольше сохранить им жизнь, как сделать их более функциональной, стабильной частью мозга. И психолог обнаружила, что секрет заключается в том, чтобы дать мышам новые трюки. В своих экспериментах она учила грызунов оставаться на вершине вращающегося у них под ногами цилиндра – это был своего рода мышиный эквивалент тренажера «беговая дорожка», – укрепленного над емкостью с водой.
Мыши ненавидят воду.
В условиях столь мощной мотивации грызуны довольно быстро учились работать ногами так, чтобы все время оставаться на вершине вращающегося цилиндра, даже когда он начинал крутиться быстрее. И чем больше они преуспевали в выполнении этой задачи, тем больше новых нейронов выживало в их мозгах.
«Наиболее эффективны тут задачи, которым труднее всего обучиться, – сказала Шорс. – Если задача простая, ее выполнение не позволяет сохранить нейроны. Нужно чему-то учиться, прилагать определенные усилия. Так что, занимаясь спортом, вы производите больше нейронов, а занимаясь когнитивным тренингом, сохраняете жизнь большему их количеству. А если делать и то и другое, то вы окажетесь в лучшем из обоих миров: будете производить на свет больше нейронов и при этом эффективно поддерживать в них жизнь. Главное тут – прилагать усилия, чем больше, тем лучше. Нам нужно постоянно учиться чему-то новому, и чтобы это было довольно трудной задачей».
Более того, психолог обнаружила, что с течением времени цикл выживания нейронов растет в геометрической прогрессии; их число увеличивается, ну, как количество мышат в семье сытых мышей. Шорс рассказала: «Животные, которые в начале эксперимента учатся чему-то новому, через несколько недель справляются со следующей задачей намного быстрее. Следовательно, клетки головного мозга, которые на момент первого тренинга еще не родились, теперь имеют намного больше шансов выжить – просто благодаря тому, что сохранились появившиеся ранее клетки. Я полагаю, это говорит нам о том, что если учиться чему-то новому на протяжении всей жизни, то в вашем мозгу будет выживать все больше и больше клеток. И в конечном счете он просто взорвется».
Шутка, наверное? Я думаю, шутка.
Пока не закончилась конференция, мне очень хотелось узнать, сколько пройдет времени, прежде чем хотя бы один из новых препаратов, над которыми работают исследователи и о которых они тут рассказывают, окажется на рынке. Никто из них во время презентаций об этом не упомянул, так что после перерыва, в заключительной части конференции, я постарался сесть рядом с одним из седовласых патриархов данной области науки, Тимом Талли. Подобно Гэри Линчу, Талли еще в 1990-х основал компанию, рассчитывая вывести на рынок таблетки для ума, и так же, как Линч, стал свидетелем того, как рухнули эти надежды. Однако, в отличие от Линча, в 2007 году он уволился со своей основной работы в научной сфере – Талли руководил отделением нейрогенетики в лаборатории в Колд-Спринг-Харбор – и устроился главным научным сотрудником в только что созданную компанию Dart NeuroScience, тоже занятую разработкой таблеток для ума.
«Я тогда уволился из лаборатории потому, что, когда Кен Дарт предложил мне работу, я сказал ему: «Это действительно очень интересно и здорово, но вы должны понимать, что прибыли можно ждать не раньше чем лет через двадцать», – рассказал мне Талли. – Я-то думал, он испугается, а он ответил: «Да-да, именно на это я и рассчитываю». Тогда я и принял его предложение – потому что видел перед собой инвестора и владельца компании, который понимает, что такая работа потребует много времени и огромного числа бесплодных попыток, прежде чем мы добьемся успеха. В свое время мы, ученые, заявляя, что на создание препарата у нас уйдет пять лет, рассуждали наивно. Теперь я даже сомневаюсь, что доживу до того дня, когда будет создан действительно безопасный и эффективный усилитель когнитивных функций. Но он появится, в этом у меня нет никаких сомнений».
Кстати, когда мне выдался случай взять интервью у Гэри Линча, он высказался по данному вопросу с похожей смесью осторожности и оптимизма.
«Механизмы нового поколения лекарств, которые сейчас находятся в разработке, уже хорошо изучены, – сказал он. – Мы достигли больших успехов в экспериментах на животных. Я думаю, что мы подошли к точке, когда можем увидеть, как эти препараты работают в организме человека – если сумеем гарантировать их полную безопасность. Но это очень и очень серьезное «если». Резервы безопасности, необходимые для усилителей когнитивных функций, должны быть очень большими. Люди ведь станут принимать эти препараты на протяжении некоторого периода – одной таблеткой никто не обойдется. Так что победителем окажется тот, кто первым представит результаты исследований, убедительно подтверждающие полную безопасность своего препарата. Вся история нейропсихиатрии говорит о том, что где-то между второй фазой исследований с участием сотни человек и третьей фазой на базе трех сотен откуда ни возьмись выскакивает ужасный монстр: вдруг оказывается, что у препарата имеется неожиданный побочный эффект. Так что все зависит от того, не наткнемся ли и мы на какого-нибудь монстра».
Что же касается препаратов, уже доступных на рынке, Линч разделял точку зрения большинства участников конференции: и аддерол, и провигил позволяют принимающим их людям лишь дольше бодрствовать и больше работать. Иными словами, они способны помочь студенту закончить начатое сочинение, но не написать его лучше. А затем мой собеседник упомянул об еще одном усилителе когнитивных функций, который он считал полезным, несмотря на отвратительную репутацию: о никотине.
«Никотин имеет официально подтвержденный эффект усиления мозговой деятельности, – сказал Линч. – Я сам его принимаю, если у меня возникают трудности с написанием того или иного материала. Столкнувшись с трудностью, я начинаю жевать сигару. Меня часто спрашивают, принимал ли я какой-либо из препаратов, которые изучаю. И я всегда честно отвечаю, что мне помогает никотин».
Вернувшись домой в Нью-Джерси, я прочел десятки опубликованных за последние пять лет отчетов об исследованиях никотина на людях и животных. Все они свидетельствовали о том, что никотин – отделенный от своего вредного «дома», табака, и принимаемый в виде жевательной резинки либо трансдермального пластыря – может быть потрясающе, невероятно эффективным усилителем когнитивных функций и отличным средством для ослабления или предотвращения самых разных неврологических расстройств, в том числе болезни Паркинсона, СДВГ, синдрома Туретта и шизофрении. Кроме того, небезосновательно считается, что никотин способствует похудению. А известных науке рисков с ним связано совсем немного.
Правда, что ли? Истинно так.
При всем этом – и вот тут ирония проявляется во всей своей красе – никотиновые пластыри оказались совершенно бесполезными для той самой цели, ради которой их утвердило Управление по контролю за продуктами и лекарствами США, для чего их включают в государственные программы Medicaid, продают без рецепта в аптеках, а потребители – покупают. Пластырь не работает как средство, помогающее бросить курить. В январе 2012 года шестилетнее проспективное исследование на базе 787 взрослых людей, недавно бросивших курить, обнаружило, что среди тех, кто использовал никотинозаместительную терапию в форме назального спрея, пластыря, жевательной резинки или ингалятора, частота долгосрочных рецидивов была такой же, как среди тех, кто эти продукты не использовал{122}. А заядлые курильщики, которые пытались бросить курить, не прибегая к помощи психологов, переносили рецидив фактически в два раза чаще, даже если использовали никотинозаместительные продукты.
«Я понимаю, что курить вредно, – говорит Марика Квик, директор Программы нейродегенеративных заболеваний SRI International некоммерческого научно-исследовательского института из калифорнийской Кремниевой долины. – Мой отец умер от рака легких. Так что мне это известно очень хорошо. Но дело не в никотине».
И все же, опубликовав около трех десятков исследований, наглядно демонстрирующих позитивное влияние никотина на мозг млекопитающих, Квик вот уже много лет сталкивается со скептицизмом и открытой враждебностью многих ее коллег-неврологов.
«Вся проблема с никотином заключается лишь в том, что он присутствует в сигаретах, – сказала она мне. – Люди не способны четко разграничивать в своем разуме эти две вещи: никотин и курение. Но меня раздражают отнюдь не простые люди, а ученые. Когда я рассказываю им о результатах своих исследований, они вроде бы должны говорить: «Ого! Ничего себе!». А они заявляют: «Ну что ж, то, о чем вы говорите, может быть правдой, но что дальше-то?» Это даже не невежество. Это предвзятость и негибкость мышления».
Я беседовал с Марикой Квик на ежегодной конференции Общества нейробиологов в Вашингтоне. Среди тысяч исследований, презентовавшихся в огромном выставочном зале, название ее работы сразу бросалось в глаза: «Никотин снижает индуцированную L-дигидроксифенилаланином дискинезию, воздействуя на никотиновые рецепторы 2».
«Существует огромное множество источников, в которых говорится, что курение предотвращает болезнь Паркинсона, – сказала моя собеседница. – А началось все, как это часто бывает с самыми неожиданными открытиями, со случайных наблюдений».
Далее я узнал, что первый намек на возможную пользу никотина был получен в исследовании, опубликованном в 1966 году Гарольдом Каном, эпидемиологом Национальных институтов здоровья{123}. Проанализировав данные медицинского срахования по 293 658 ветеранам ВВС США, служившим в период с 1917 по 1940 год, ученый выявил четкую взаимосвязь между курением и уровнем смертности. Уже к середине 1960-х годов об этом знали все. Независимо от возраста курильщики в 11 раз больше рискуют умереть от рака легких и в 12 раз – от эмфиземы, чем некурящие. Им значительно больше грозит рак полости рта, глотки, пищевода, гортани и т. д. и т. п. Однако на фоне длиннющего ряда этих типичных «подозреваемых в убийстве» резко выделялся один нетипичный персонаж: болезнь Паркинсона. Как ни странно, оказалось, что от данного нейродегенеративного заболевания, возникающего вследствие отмирания дофаминопродуцирующих нейронов мозга, некурящие умирают по меньшей мере в три раза чаще, чем курильщики.
Что же такое содержится в табаке, что уничтожает наше сердце, легкие, зубы и кожу, но каким-то образом защищает от болезни мозга? Вознамерившись ответить на этот вопрос, в 1970-х годах неврологи, в том числе Квик, обнаружили, что молекула никотина вставляется в рецепторы нейротрансмиттера ацетилхолина, словно ключ в «родной» замок. Умудрившись проскочить в двери с табличкой «Только для ацетилхолина», никотин открыл миру специальное семейство доселе неизвестных рецепторов ацетилхолина.
И какое семейство! Оказалось, что никотиновые рецепторы отличаются экстраординарной способностью воздействовать на другие семейства рецепторов, ослабляя либо усиливая их функционирование. По словам психофармаколога Пола Ньюхауса, директора Центра когнитивной медицины Медицинского факультета при Университете Вандербильта, город Нэшвилль, выяснилось, что никотиновые рецепторы в головном мозге регулируют другие рецепторные системы. Если вы сонный, никотин, скорее всего, взбодрит вас; если вас что-то тревожит, он вас успокоит.
И главным нейротрансмиттером, на который воздействует никотин, является дофамин, играющий важную роль в модулировании внимания; стилей поведения, нацеленных на получение вознаграждения, наркомании и движений. Тут-то и таится разгадка тайны, почему никотин способен предотвращать двигательные расстройства вроде болезни Паркинсона. Это происходит благодаря его воздействию на дофамин.
Чтобы протестировать влияние никотина, Квик начала давать его макакам-резусам с болезнью Паркинсона{124}. Через восемь недель в своем нашумевшем отчете 2007 года, опубликованном в Annals of Neurology, исследовательница сообщила, что тремор и тики у обезьян ослабли как минимум наполовину. Еще более потрясающим было то, что, если обезьяны до этого получали стандартный препарат для лечения болезни Паркинсона, L-дигидроксифенилаланин, никотин снижал их дискинезию еще на одну треть. В настоящее время при поддержке Фонда Майкла Фокса полным ходом идут исследования никотина на людях, страдающих этим заболеванием.
Другие исследования показали, что данный препарат существенно ослабляет симптомы на начальной стадии болезни Альцгеймера. Так, исследование с участием 67 человек с умеренными когнитивными нарушениями, при которых память несколько ухудшается, но принятие решений и другие мыслительные способности остаются в пределах нормы, выявило значительное улучшение внимания, памяти и скорости психомоторных функций, обусловленное приемом никотина{125}. Отмечались также абсолютная безопасность и хорошая переносимость препарата.
«Наши открытия в полной мере согласовывались с выводами предыдущих исследований, которые показали, что никотиновая стимуляция в краткосрочной перспективе способна улучшать память, внимание и скорость реакции», – отметил Ньюхаус, возглавлявший это исследование.
Ньюхаус признаёт: «Результаты небольших исследований часто не подтверждаются более масштабными, но никотин, по крайней мере, очевидно представляется безопасным. И мы не заметили ни малейших признаков абстинентного синдрома. Мы не наблюдали никакого аддиктогенного потенциала при потреблении некурящими людьми никотина посредством никотинового пластыря. Это, согласитесь, обнадеживает».
Это не обнадеживает; для обывательского уха это звучит на редкость странно. Никотин всегда описывали в СМИ как одно из наиболее вызывающих привыкание веществ из всех известных науке. Еще в 1987 году New York Times Magazine на весь мир заявил, что никотин аддиктивен не менее, чем героин, кокаин или амфетамины, и у большинства людей он вызывает привыкание сильнее, чем алкоголь{126}.
Но это не так. Возможно, сам табак аддиктивен не менее героина, кокаина, алкоголя и мороженого Cherry Garcia, смешанных в один гигантский безумный десерт. Но любому ученому, занимающемуся лабораторными исследованиями, известно, что заставить мышь и другое подопытное животное «подсесть» на никотин – чистый никотин – чрезвычайно трудно. В одном отчете, опубликованном в 2007 году в журнале Neuropharmacology, говорится: «Табакокурение характеризуется одним из самых высоких показателей привыкания среди наркотиков. Однако, как это ни парадоксально, при испытаниях на животных никотин проявляет себя как вещество, вызывающее лишь крайне слабое привыкание»{127}.
Это же исследование, как, впрочем, и ряд других, показало, что для усиления аддикативных качеств никотина необходимы другие ингредиенты табачного дыма. Именно эти химические ингредиенты – ацетальдегид, анабазин, норникотин, анатабин и котинин – «подсаживают» людей на табак и удерживают их в таком состоянии. Одного никотина для этого мало.
Но можно ли использовать никотин для усиления когнитивных функций людей, не страдающих ни болезнями Альцгеймера или Паркинсона, ни какими-либо другими нарушениями деятельности мозга?
«Насколько мне известно, как это ни странно, никотин является самым надежным усилителем когнитивных функций из всех ныне известных, – сказала мне Дженнифер Растид, профессор экспериментальной психологии из Университета Сассекса. – Усиливающие когнитивные функции эффекты никотина в нормально распределенной совокупности пользователей более сильны и жизнестойки, нежели эффекты любого другого вещества и препарата. Например, если говорить о провигиле, то доказательства его позитивного влияния на когнитивные функции далеко не так сильны, как в случае с никотином».
За последние шесть лет исследователи из Испании, Германии, Швейцарии и Дании – и, конечно, Пол Ньюхаус, работающий в Вермонте, – опубликовали более десятка исследований, подтверждающих, что прием никотина временно улучшает зрительное внимание и рабочую память и у животных, и у людей{128}. Так, в Великобритании Растид опубликовала отчет по серии исследований, которые выявили, что никотин улучшает то, что называют проспективной памятью или памятью на намерения{129}. Например, если мама просит вас, когда вы будете в продуктовом магазине, купить банку соленых огурцов, она ставит задачу перед вашей памятью на намерения.
«Мы наглядно продемонстрировали, что никотин позитивно влияет на проспективную память, – рассказала мне Растид. – Это небольшой эффект, улучшение процентов на 15. У здорового молодого человека он практически незаметен. Но мы думаем, что эффект возникает за счет более быстрого перераспределения внимания и переключения с текущей задачи на целевую. А это уже из сферы когнитивного контроля, ибо позволяет блокировать ненужные раздражители и усиливать внимание к релевантным задачам и объектам».
Понятно, все врачи и нейробиологи, у которых я брал интервью, единодушно отговаривали меня от использования никотинового пластыря в любых иных целях, кроме утвержденных Управлением по контролю за продуктами и лекарствами, то есть чтобы бросить курить (даже несмотря на то что исследования не подтверждают эффективности пластыря в этой роли), до тех пор пока масштабные исследования с участием сотен людей не установят точный и достоверный диапазон пользы и рисков этого препарата. Однако, учитывая, что безопасность никотина уже подтверждена целым рядом исследований и многие из них указывают на то, что никотин на данный момент является самым эффективным усилителем когнитивных функций из всех имеющихся на рынке, я решил проигнорировать не только их советы, но и рекомендации своего личного врача.
И добавил никотиновый пластырь в свой список.
На стене офиса Роя Хоси Гамильтона, директора Лаборатории когнитивных функций и нейростимуляции (LCNS, Laboratory for Cognition and Neural Stimulation) Пенсильванского университета, висит переделанная фотография из знаменитой рекламы пива Dos Equis. На нем изображен все тот же благородного вида седой бородатый актер, который олицетворяет «самого интересного в мире человека», с привычной бутылкой пива в руке. Только вот вместо этикетки Dos Equis на бутылке красуется другая картинка, на которой изображен мозг человека, опутанный электрическими проводами. Изменен и рекламный слоган. В нем говорится: «Я не всегда стимулирую свой мозг неинвазивным способом. Но если я это делаю… то обязательно в LCNS. Стимулируйте ответственно, друзья мои».
Оказывается, существует более безопасный и надежный способ стимулирования мозга, нежели пиво, виски, кофе, аддерол, провигил или любой другой известный ныне препарат, уже официально одобренный или пока еще находящийся на стадии разработки. Следует отметить, что, учитывая поистине потрясающие – сродни научной фантастике – данные по результатам рандомизированных клинических испытаний, неинвазивная стимуляция мозга пользуется пока на удивление слабым вниманием нашего общества. При транскраниальной стимуляции мозга посредством воздействия постоянного тока (tDCS, transcranial direct-current stimulation) используется совсем маленькое напряжение – хватит девятивольтовой батарейки, от которой работает обычный фонарик. При этом данный метод стимуляции не причиняет судорог и не имеет практически никаких других известных науке побочных эффектов, кроме небольшого покалывания в черепе в момент, когда к нему подключают ток. Процедура занимает всего 20 минут, повторять ее нужно от пяти до десяти дней. А между тем, исследования, опубликованные в ведущих научных журналах начиная с 2005 года, четко продемонстрировали, что tDCS позволяет получить неплохие результаты при лечении (делаем глубокий вдох) депрессии, инсульта и черепно-мозговых травм, улучшить долгосрочную память, способность к математическим расчетам, чтению и планированию, зрительную память, навыки классификации и решения исходно сложных задач и даже развить проницательность{130}.
Слишком хорошо, чтобы быть правдой, не так ли? Разве можно воздействием мизерного электрического разряда на череп в течение 20 минут с применением тех же клемм, которые используются для запуска автомобильного аккумулятора, заставить человека эффективнее мыслить?
Когда я задал этот вопрос Гамильтону, сидя в его кабинете на пятом этаже университетской Лаборатории имени Годдарда, он откинулся на спинку стула, улыбнулся и ответил в классическом стиле древнего философа – вопросом на вопрос.
«Мыслить? А что такое мысль? Мысль – это то, что происходит, когда в вашем мозгу возникает определенная модель выстреливания нейронами. Следовательно, если у вас есть технология, которая помогает мириадам нейронов, этим фундаментальным строительным блокам познания, стать активнее и эффективней делать свое дело, то идея, что такая технология, даже столь скромная, способна влиять на когнитивные функции, уже не кажется надуманной. А как достигается долгосрочный эффект? В неврологии бытует мантра, придуманная известным канадским физиологом и нейропсихологом Дональдом Хеббом: нейроны, выстреливающие вместе, связаны друг с другом. А у меня есть инструмент, повышающий вероятность, что ваши нейроны выстрелят. Воздействуя на ваш мозг током, я одновременно прошу вас выполнить какое-нибудь задание, требующее активизации рабочей памяти, или прочесть вслух несколько слов, даже если у вас афазия (потеря речи) после инсульта – это состояние входит в сферу моих основных интересов. Следовательно, теперь, когда нейронная сеть активизируется в среде, которая слегка стимулирует данный процесс, нейроны могут легче выстреливать, и вам оказывается проще выполнить то, что от вас требуют. А когда это происходит снова и снова в течение двух недель практики, данные пути закрепляются, и задача кажется все проще и проще. Согласен, звучит как-то уж слишком просто. Ничего похожего на внедрение в ваши мозги некого супервысокотехнологичного наноробота, прочищающего вашу сонную артерию. Но наша технология вполне согласуется с тем, что мы знаем о работе человеческого мозга. И судя по всему, она действительно оказывает широкомасштабный эффект».
Гамильтон, человек с острой темной бородкой, вьющимися с проседью волосами и смуглой кожей, делающими его похожим на итальянца или латиноамериканца, на самом деле имеет наполовину японское, наполовину афроамериканское происхождение. «Хоси, мое второе имя, – это девичья фамилия моей матери, – рассказал он мне. – Она из Фукусимы. А отец из Окленда. Они познакомились в Лос-Анджелесе. Мама приехала в США в надежде улучшить свой английский и изучить американскую литературу. Но ее планы изменились. Они с отцом поженились. Я вырос на Лонг-Бич, километрах в сорока к югу от Лос-Анджелеса».
Окончив с отличием Гарвард со степенью бакалавра психологии, Гамильтон планировал стать психиатром. Однако, как он сам рассказывает, на первом же курсе медицинского факультета он попал на лекцию невролога-бихевиориста Альваро Паскуаля-Леоне, который только что приехал в Гарвард в качестве нового адьюнкт-профессора. Альваро рассказывал о том, что слепые люди способны выполнять сложнейшие тактильные задачи и, делая это, они активируют зоны своего мозга, которые используют зрячие люди, чтобы видеть мир вокруг себя. Прикасаясь к разным объектам, они активизируют зрительную кору. А еще Альваро продемонстрировал, что может управлять данным процессом, приставляя к затылку слепого человека мощный магнит. В этот момент способность незрячих выполнять сложные тактильные задачи ухудшается. «Он показал нам, что с помощью технологии можно манипулировать мозговой деятельностью человека очаговым, узконаправленным способом. И тогда я подумал: “Никогда в жизни не видел ничего круче. Вот чем я займусь”».
Случилось это в середине 1990-х; Паскуаль-Леоне был одним из первых, кто использовал транскраниальную магнитную стимуляцию для исследования функций зон головного мозга и управления ими. В итоге Гамильтон, не доучившись три года на медицинском факультете, пришел работать в лабораторию Паскуаля-Леоне. Со временем он получил гарвардский диплом медика (с отличием), после чего окончил аспирантуру в области неврологии в Пенсильванском университете, где и работает по сей день адьюнкт-профессором. За последние три года Гамильтон опубликовал десятки исследований, которые наглядно продемонстрировали, что tDCS помогает взрослым, больным дислексией, научиться лучше читать, а пациентам, перенесшим инсульт и страдающим от афазии, – вспоминать нужные слова, что является для них очень трудной задачей{131}.
Однако все исследования Гамильтона пока состояли не более чем из десяти сеансов. А вот в десятке километров к северо-западу от его лаборатории, в кампусе Темпльского университета, невролог Ингрид Олсон провела исследование, в рамках которого на мозг студентов воздействовали посредством tDCS целых 30 дней подряд.
«При краткосрочном применении этот метод совершенно безопасен, – рассказала мне Ингрид. – Никаких серьезных побочных эффектов. Но кто знает, каковы будут последствия, если воздействовать на мозг током в течение 30 дней подряд. Возможно, вы действительно начнете лучше решать задачи, требующие использования рабочей памяти, но при этом ухудшатся какие-нибудь другие навыки и способности».
Одной из причин, по которым Олсон и другие исследователи заинтересовались tDCS, стало то, что устройства, используемые для этого, – портативные и относительно недорогие, они стоят всего несколько сотен долларов. Физик Аллан Снайдер из Сиднейского университета даже окрестил их «думательными шапочками»{132}. Однако именно дешевизна – а также тот факт, что подобные приспособления, утвержденные Управлением по контролю за продуктами и лекарствами для лечения боли в мышцах, широко доступны на рынке, – вызывает у Олсон и других ее трезвомыслящих коллег немалое беспокойство. На YouTube уже начали появляться видео, в которых молодые люди, готовые на все, чтобы составить конкуренцию любителям опасных самоистязательных трюков, экспериментируют на собственных мозгах с применением кустарно изготовленных tDCS{133}. Надо сказать, когда устройством пользуются ученые, в том числе Олсон, положительные и отрицательные клеммы с огромной осторожностью накладывают на череп точно в тех местах, где находятся зоны мозга, подлежащие воздействию.
«Если установить стимулятор на затылке, – говорит Ингрид, – можно простимулировать стволовую часть головного мозга. А с ним шутки плохи».
Олсон уже опубликовала ряд исследований, показавших, что использование стимулятора tDCS в течение десяти дней резко улучшает память на имена у людей, пик славы которых давно миновал, скажем, у Барбары Иден, звезды телешоу 1960-х «Я мечтаю о Дженни», или политика Тони Блэра, бывшего премьер-министра Великобритании{134}. Олсон также продемонстрировала, что это улучшает вербальную рабочую память. После двухнедельного тренинга рабочей памяти, включающего десять сеансов, испытуемые, на мозг которых воздействовали стимулятором tDCS, показали в два раза лучшие результаты, чем те, кто занимался по варианту плацебо – сначала электричество подключали, но сразу же незаметно отключали.
«Нам всем не хватает времени и терпения, – сказала мне исследовательница. – Если вы можете получить те же выгоды в два раза быстрее, разве вы этого не захотите? Каждый захочет».
Когда я сказал, что хотел бы пройти стимуляцию с применением tDCS в рамках своей тренинговой схемы, Олсон ответила: чтобы попасть к ней в университет и пройти такое лечение, мне придется преодолеть множество бюрократических барьеров. «У нас сегодня очень много ограничений, – призналась она. И добавила: – Но если бы это захотел сделать мой близкий родственник, лично я не стала бы возражать. Например, мой муж вчера вечером сказал, что если мы и впредь будем наблюдать пользу этой стимуляции, он примет участие в одном из наших исследований, потому как чувствует, что в последнее время его память начала ухудшаться».
Я объяснил, что собираюсь включить tDCS в тренинговую программу наряду с физическими упражнениями, N-back, медитацией и прочими методами улучшения мыслительных способностей.
«Это довольно интересно, – сказала Олсон. – Мы в лаборатории тоже обсуждали подобное. Мы думали, почему бы нам не провести масштабное исследование, в котором объединятся все известные нам методы улучшения когнитивных способностей, и не посмотреть, каким окажется их суммарный эффект».
«И каков же, по вашему мнению, был бы такой эффект?» – спросил я.
«Дело в том, что пока этого никто не знает, – ответила Олсон. – А если кто-то говорит, будто ему что-то известно, знайте, что вас дурачат».
Я включил tDCS в свой список.
Это было последнее из семи средств, по которым мне удалось найти достаточно убедительные научные доказательства в пользу их способности увеличивать подвижный интеллект – наряду с N-back, Lumosity, физическими упражнениями, медитативным сосредоточением, обучением игре на музыкальном инструменте и никотиновым пластырем. Теперь мне оставалось определиться с последним: как выполнить все на практике, как впихнуть это в мою повседневную жизнь.
Глава 6
«Учебный лагерь» для моего мозга
Если ты решил улучшить свои когнитивные способности, тут очень многое зависит от тебя самого, от твоих усилий в нужном направлении. Нельзя просто сходить на общее техобслуживание, в результате которого мозги в твоей голове начнут эффективнее работать.
С двумя способами, которые я отобрал для своей тренировочной схемы, N-back и Lumosity, казалось, все просто. Мартин Бушкюль уже установил программу для двойного N-back на мой компьютер, а для занятий на Lumosity требуется только выйти в интернет, ввести номер своей кредитной карты и далее следовать инструкциям. Но как на практике включить в свою жизнь занятия физкультурой, медитацию и обучение игре на музыкальном инструменте? Ответ на этот вопрос сам по себе оказался когнитивной задачей не из простых.
Со студенческой скамьи я считал себя бегуном, и лет до сорока это было в основном правдой. Но после сорока мой спортивный режим «три мили за полчаса три раза в неделю» постепенно превратился в «две мили за полчаса, когда есть время». Кроме того, ежегодно к моим прежним 75 килограммам на скелете высотой в 1,8 метра нарастало по полкило веса, так что теперь я стоял на пороге веса в 90 килограммов. Мне это казалось ужасным, но я неуклонно сползал в тучность, словно астероид, проваливающийся в черную дыру. Время от времени я начинал ходить в разные тренажерные залы – и неизменно бросал занятия, два лета играл в местной команде по софтболу (и, кстати, играл лучше, чем поначалу ожидали другие члены команды), купил два или три велосипеда, которые теперь ржавеют в чулане, затем стационарный велотренажер, жутко скрипевший и шатавшийся, когда я крутил педали, и даже однажды принял участие в массовом забеге на десять километров, придя к финишу практически последним, опередив только одну явно страдающую ожирением бабульку.
Проблема в том, что я ненавижу рутину. Я мистер Спонтанность. Если вы видели фильм «Одиннадцать друзей Оушена», то, возможно, помните сцену, в которой Мэтт Дэймон говорит Брэду Питту, что владелец казино, которого играет Энди Гарсиа, – это «машина», потому что он каждый день приезжает в Bellagio ровно в два часа дня, работает в своем кабинете до семи, затем идет на этаж казино, на протяжении трех минут общается с менеджером, приветствует VIP-клиентов и ровно в 7:30 удаляется на ужин с Джулией Робертс. Так вот, все это не обо мне. Я никогда не просыпаюсь в одно и то же время, я не ем в одно и то же время, я никогда не встречался с Джулией Робертс, и я живу по сильно деформированным внутренним часам, которые имеют смысл для меня, но не имеют ни малейшего смысла для окружающих. Этот подход отлично работал на протяжении многих лет – за что ему огромное спасибо, – но для моих нынешних целей он совсем не годился.
Итак, я заглянул себе в душу и признал неизбежное: мне придется записаться в безумный, сногсшибательный физкультурный «учебный лагерь» под названием «Ускорьте развитие своей физической формы», который вот уже четыре года посещает моя жена Элис и которым управляет наша ближайшая соседка Пэтси Мэннинг.
Представьте себе миниатюрную веселую женщину, которую по ошибке можно принять за обыкновенную – пока не увидишь ее бицепсы. Вот это да! Мы с женой обожаем Пэтси и ее мужа Энди, такого же, как она, фанатика физкультуры. Они самые дружелюбные, забавные и оптимистичные люди из всех наших знакомых. У них двое очаровательных детей, которые, кажется, никогда не уходят с лужайки перед их домом, где они играют в софтбол и другие спортивные игры или со смехом пинают футбольный мяч. Я всегда восхищался всей этой семьей, но знал, что никогда не смогу быть похожим на них. Они наслаждаются физкультурой и спортом приблизительно так же, как я, начиная с шестого класса, наслаждаюсь чтением и писательством. Чтобы понять, что представляет собой Пэтси, достаточно знать, что она каждый понедельник, среду и пятницу в 5:15 и в 9:30 утра проводит занятия в своем «учебном лагере», да еще и занимается по собственной программе с личным тренером по боксу и играет в американский футбол. Кроме того, пару раз в год она тренируется для «гонок по грязи» и для популярного ежегодного приключенческого марафона. На этих занятиях они с Энди преодолевают препятствия, которые изнурят даже «морского котика», и у супругов все отлично получается.
Однажды я действительно зашел в парк, чтобы посмотреть, как Элис занимается в «учебном лагере» Пэтси, и, признаться, выглядело это гораздо хуже, чем я себе представлял: они с полчаса бегали, прыгали и лазали вверх-вниз по лестницам на стадионе, а потом еще полчаса поднимали снаряды, приседали и гоняли вокруг спортивной площадки. Зачем люди все это делают, если их не принуждает какой-нибудь северокорейский диктатор?
А теперь к этому культу предстояло присоединиться и мне. Если я действительно собираюсь заниматься физкультурой три раза в неделю, как делали участники исследований, сочетая кардиотренировку, пропагандируемую Артуром Крамером, с тренингом с отягощением, за который ратует Тереза Лью-Амброуз, то без «учебного лагеря» Пэтси мне никак не обойтись.
Итак, поздним утром в сентябре 2012 года Пэтси встретила меня в Брукдэйл-парке в Монтклере, чтобы тет-а-тет ознакомить с упражнениями, которые я потом должен буду выполнять вместе с группой. Сначала она велела мне сделать «легкую» пробежку по треку длиной в 400 метров. Остальная часть разминки включала в себя прыжки на месте, ноги врозь; бег на месте с высоким поднятием колен и разные выпады и растяжки. Я весь вспотел и тяжело дышал, но, как оказалось, лиха беда начало. После этого Пэтси подвела меня к старым цементным ступеням стадиона.
«Мы начнем с нескольких легких пробежек вверх и вниз, – сказала она мне, – затем три пробежки вверх-вниз в полную силу, так быстро, как только сможешь. Затем бег приставным шагом вверх и вниз, сначала вперед правым боком, потом левым. Далее такое упражнение: ты бежишь две ступеньки вверх, одну вниз, две вверх, одну вниз, две вверх, одну вниз – и так, пока не добежишь до верха лестницы. Ну что, готов?»
«Вообще-то нет, – сказал я, – но все равно попробую».
После первой же пробежки вверх-вниз по лестнице я хрипел и потел, но не сдавался. Я попробовал бег приставными шагами и последнее упражнение – две ступени вверх, одна вниз.
«А ты большой молодец», – сказала Пэтси.
«Что-то мне так не кажется», – возразил я.
«Не суди себя слишком строго, – ответила она. – У тебя все отлично получается».
«Да ты шутишь!»
После этого мне пришлось упереться руками в массивные железные перила внизу лестницы, а ногами – во вторую ступеньку и сделать 15 угловых отжиманий. Затем я сделал 15 быстрых приседаний, держась руками за перила за спиной (лицом вперед, задом до земли). В конце концов Пэтси заставила меня висеть на перилах, обняв их ногами и руками, а затем 15 раз подтянуться, как обезьяна на ветке дерева.
«Хорошо, а теперь идем на поле».
Пэтси поставила два оранжевых конуса метрах в 30 друг от друга и велела мне бегать от одного к другому. Туда – лицом вперед, обратно – задом. Затем мне надо было передвигаться скачками. (Последний раз я делал такое лет в девять, и это казалось мне куда более простым и веселым занятием.) Наконец Пэтси попросила, чтобы я большими прыжками пересек все поле.
«О мой бог, – выдохнул я, упершись руками в колени; мои легкие были готовы взорваться. – Что-то меня терзают сомнения».
«О чем ты?»
«Серьезно, ты уверена, что я готов ко всему этому?» – спросил я Пэтси.
«Конечно, у тебя отлично получается».
Это напомнило мне сцену из фильма «День сурка», в которой Билл Мюррей говорит Энди Макдауэлл: «Черт возьми, ты большая оптимистка!»
«Но у тебя действительно хорошо получается, – настаивала Пэтси. – Поначалу всем трудно. Это же постепенный процесс».
Затем она показала мне, как делать ногами «ножницы» – упражнение называлось «караоке». Ставишь левую ногу накрест перед правой; правая делает шаг дальше вправо; левая нога ставится крестом за правой; правая отступает и т. д. и т. п. Я делал все медленно; мне казалось, что я вот-вот споткнусь о собственную ногу.
И тут меня осенило: должно быть, я так же плохо подхожу для физических упражнений, как некоторые люди подходят для упражнений умственных. Я чувствовал себя, будто меня вырвали из моей лиги; некоторые, наверное, ощущают нечто подобное, пытаясь читать «Моби Дика».
«А ты принес с собой гантели?» – спросила Пэтси.
У меня вовсе не было никаких гантелей, и Пэтси одолжила мне пару из десятка своих – по четыре с половиной килограмма – и показала серию упражнений по поднятию веса из разных позиций. Через десять минут силовых занятий настало время для успокаивающих упражнений на растяжку. Мои глаза разъедал стекающий со лба пот; я с трудом скрестил ноги, приняв исходную позицию для йога-медитации.
«А для чего ты все это делаешь? – спросила Пэтси, когда мои мучения остались позади. – Ты действительно думаешь, что физические упражнения помогут тебе повысить IQ?»
«Скорее, мой подвижный интеллект», – ответил я и выдал ей собственное полуминутное определение подвижного интеллекта и того, чем он отличается от IQ.
«Так ты собираешься тренироваться всего три месяца? А почему только три?»
«Это и так в три раза дольше, чем длилось большинство исследований в данной области, – ответил я. – Кроме того, мне же придется делать еще много чего. По-моему, если тренинг требует от человека резко изменить привычную жизнь, да еще на годы, никто не станет этим заниматься. А я хочу, чтобы моя тренинговая схема была обоснованной и реалистичной».
«А если твой подвижный интеллект в результате и правда разовьется, как ты определишь, какой подход сработал эффективнее всего?»
«Не думаю, что это имеет большое значение. Я же не провожу научное исследование с целью определения наиболее эффективной части тренинговой программы. Сама идея, что интеллект можно увеличить, еще очень нова, и я просто хочу убедиться, что это вообще реально. Так что мне нужна лишь самая общая картина. Вот если все, что я задумал, не даст никакого эффекта, это действительно будет очень печально».
Так, оживленно беседуя, мы с Пэтси дошли до автостоянки. Мой тренер открыла фургон и положила сумку с инвентарем в багажник. А потом я услышал вопрос, который задавали абсолютно все, в том числе мой редактор и литературный агент:
«А что если твоя схема и правда не сработает?»
«Ну, это тоже будет интересный вывод, – сказал я. – Как я уже говорил, я не провожу научного исследования. Я же делаю все в одиночку. Однако если я три месяца прозанимаюсь на стадионе, вряд ли я не стану хоть немного сильнее физически, верно? Так что, если повышение подвижного интеллекта вообще возможно, то, скорее всего, три месяца занятий всеми отобранными мной когнитивными упражнениями тоже приведут хоть к каким-нибудь улучшениям. В общем, посмотрим».
Я играл на гитаре со своего тринадцатого дня рождения, когда отец подарил мне дешевую, подержанную и деформированную акустическую гитару. Будучи студентом, я даже сколотил панк-группу под названием Mutations (среди наших главных хитов мне запомнилось три: «I Hate You», «I Want Your Body» и «Electrocutes»). Но семечко музыкальной фантазии проклюнулось в моем мозгу только летом перед выпускным курсом в университете, когда в рамках программы работы за рубежом я полтора месяца наклеивал ярлыки на корешки книг в одной из лондонских библиотек.
Однажды парень-лондонец, с которым я подружился тем летом, пригласил меня провести выходные в загородном доме его семьи, и в один из дней мы отправились в гости к его дяде, жившему неподалеку. Когда мы вошли, я увидел лысого человека среднего возраста – это и был дядя моего друга, – сидевшего на деревянном стуле и игравшего на инструменте странной неправильной формы, напоминавшем что-то вроде укороченной версии классической гитары. Корпус по форме больше напоминал слезу, чем женское тело, как у гитары. Задняя стенка была округлой и выпуклой, словно арбуз; эф – украшен сложной резьбой в средневековом стиле; участок с колками располагался по отношению к грифу под углом в девяносто градусов. Инструмент выглядел на редкость древним и таинственным, и музыка, которую из него извлекал этот человек, отличалась от всего, что я раньше слышал: она была глубокой, запоминающейся и убийственно красивой.
Так я познакомился с лютней эпохи Возрождения. И тут же влюбился. Как двое людей, встретившись у стойки бара, иногда сразу понимают, что нашли величайшую любовь своей жизни, так и я мгновенно почувствовал: когда я стану старым и лысым, как этот дядька, я куплю себе такой инструмент и научусь на нем играть. Рядом на столе будет стоять стакан с хересом, в глубине комнаты – маячить обожающая меня любовница, в камине – потрескивать огонь, а у моих ног устроится пара старых английских овчарок.
Эта прекрасная картина хранилась в глубинах моей памяти долгие десятилетия, словно спящая цикада; и вот волосы на моей голове начали редеть… Теперь же, узнав об исследованиях Гленна Шелленберга, посвященных тому, как влияет обучение музыке на интеллект, я понял: настало время моей лютни.
Но где, черт возьми, купить лютню и где найти учителя, который будет давать уроки игры на этом необычном инструменте? С той давней первой встречи в английской глубинке я больше не видел ни одной лютни. Их не продают в Guitar Center. Полазив по сайтам Craigslist и eBay, я нашел всего несколько инструментов, которые предлагались на продажу довольно далеко от Нью-Йорка, – все ручной работы, стоимостью не меньше 1800 долларов. Самая дорогая лютня имела цену больше трех тысяч. Тратить такие деньги я был не готов, поэтому решил начать с поиска наставника, надеясь, что смогу взять инструмент у него в аренду. На сайте Lute Society я обнаружил список педагогов, обучающих игре на лютне и живущих по всей Европе, Южной и Северной Америке и в Японии, но в Нью-Йорке их оказалось всего двое – причем один жил на Манхэттене. Я написал ему по электронной почте. Звали его Майкл Калверт. Парень был родом из Англии, раньше гастролировал по Европе и Южной Америке с концертами (он играет на лютне и классической гитаре), а теперь уже много лет дает уроки музыки. После письма я поговорил с Майклом по телефону, и он пообещал узнать, не согласится ли кто-нибудь в Нью-Йорке сдать мне лютню в аренду, но через пару недель позвонил и сказал, что никого не нашел.
А потом я увидел рекламу на Сraigslist: женщина по имени Тереза, жившая в краю пенсильванских голландцев, в паре часов езды от моего дома, продавала лютню всего за 445 долларов. Мне столь низкая цена показалась сомнительной, но Калверт заявил, что ему знакома пакистанская компания, которая производит эти инструменты. Новая лютня стоит около 900 долларов, и такой вариант идеально подходит для начинающих. А еще он посмотрел на фотографии инструмента, присланные мне Терезой, и сказал, что тот выглядит отлично. Итак, дождливым сентябрьским днем я отправился в Бетел, чтобы на автозаправке Валеро встретиться с продавщицей лютни.
Сидя за одним из двух столиков в крошечной кафешке на заправочной станции, я узнал, что Тереза в молодости серьезно занималась старинной музыкой и выступала на Манхэттене как певица и инструменталистка, а потом встретила парня, который оказался меннонитом, и уехала за ним в Пенсильванию, где вышла за него замуж и родила детей. Теперь они разошлись, Тереза страшно скучает по Манхэттену и пытается начать новую жизнь. А поскольку на лютне она больше не играет, вот и решила продать инструмент. Женщина открыла футляр. Я абсолютно не разбираюсь в лютнях, но вид был поистине великолепный. Дотронувшись до струн, я услышал звуки, сразу напомнившие мне те, которые привели меня в восторг много лет назад. Тереза отдала мне также инструкцию, запасной набор струн и тюнер. Я, словно какой-то покупатель наркоты, заплатил ей наличными 445 баксов, и мы разъехались по домам.
В ожидании своего первого урока игры на лютне я принялся искать человека, который обучит меня практике медитативного сосредоточения. Когда мне было 20 с небольшим, я однажды воскресным днем отправился в буддийский храм в Чикаго; мне хотелось своими глазами увидеть, что представляет собой эта медитация. С десяток людей (включая меня самого) молча сидели, скрестив ноги, на холодном каменном полу, а между нами медленно прохаживался какой-то парень в свободной черной одежде. Примерно через час я начал клевать носом и вскоре почувствовал довольно сильный удар по голове. Парень в черном стоял надо мной, держа в руках деревянную палку, плоскую, как линейка. Он неодобрительно посмотрел на меня и продолжил ходить туда-сюда. Как я потом узнал, в дзен-буддизме, по крайней мере в некоторых его направлениях, это считалось стандартной практикой удержания в рамках медитации. Но мне хватило. Больше я в тот храм не ходил.
Теперь, чтобы найти курсы по медитативному сосредоточению в своем районе Нью-Джерси, я, понятно, обратился к интернету. Я полагал, что это будет совсем нетрудно, ведь наш Монтклер – истинный бастион либерализма; тут полно художников, актеров, журналистов и киношников. Однако, занявшись вопросом вплотную, я обнаружил, что курс медитации, как правило, предлагается в комбинации с какими-нибудь другими эзотерическими занятиями, такими, например, как йога или цикл лекций о душевном здоровье. Мне же был нужен простой практический курс медитативного сосредоточения без всяких там примесей – тот, который, как установили Майкл Познер и Ю-Юань Тэнг, способствует развитию подвижного интеллекта. В местном отделении Ассоциации молодых христиан мне предложили записаться на вечерние курсы по медитации по вторникам, но они не были посвящены конкретно медитативному сосредоточению.
В итоге я решил просто заказать компакт-диск с инструкциями, записанный доктором Джоном Кабат-Зинном, давним пропагандистом практики медитативного сосредоточения, основателем и в прошлом директором Клиники понижения уровня стресса при медицинском факультете Массачусетского университета и автором бестселлера «Самоучитель исцеления»[10]. Довольствоваться диском вместо посещения курсов или занятий с личным инструктором в какой-то мере означало идти по пути наименьшего сопротивления, но мне показалось, что, учитывая все прочие подходы, включенные мной в мою тренинговую схему, этого окажется вполне достаточно.
А когда я купил никотиновый пластырь, все было готово. В октябре 2012 года, сидя в самолете, переносящем меня домой из Сент-Луиса, где мне сделали МРТ-сканирование мозга, я вынул карандаш и блокнот и составил конкретный график тренинга. Я буду просыпаться в шесть утра вместо обычных восьми, двадцать минут заниматься на N-back, двадцать минут – на Lumosity и двадцать минут медитировать. Затем будет час физических упражнений в «учебном лагере» Пэтси. Далее – душ и поездка в город на урок игры на лютне. Занятия в «учебном лагере» я стану проходить три раза в неделю, а музыкальные – раз в неделю. Но мне придется еще какое-то время каждый день практиковаться игре на лютне дома. При таком раскладе в большинство дней недели тренинговая программа будет забирать всего два-три часа. Вполне рациональный вариант. Нет, это просто потрясающе! Настоящее приключение! Я не мог дождаться, когда наконец начну свой многосторонний тренинг и, как мне казалось, разовью свои умственные способности.
А потом зазвенел будильник – ровно в шесть утра…
Чтобы выключить противный звук, разносящийся во тьме дорассветного октябрьского утра, я сердито хлопнул по кнопке. Спустя два часа я проснулся, как всегда, в восемь и провел час за своими обычными для этого времени занятиями: пил кофе, читал газету и старался окончательно проснуться. Потом настала пора садиться в машину и ехать в Брукдэйл-парк, в «учебный лагерь»; я должен был оказаться там к половине десятого. Но сначала я разорвал фольговый пакетик с семимиллиграммовым никотиновым пластырем. Я купил пачку из 14 штук в CVS, он продается без рецепта. Кстати, даже относительно дешевый бренд CVS обошелся мне почти в 38 долларов. Я налепил круглый патч сантиметра три в диаметре на руку, чуть ниже плеча, и отправился в путь.
Служителей культа Пэтси собралось человек 15. Большинство – от 30 до 40 с лишним лет. Мужчин оказалось всего трое, и это было хорошо. Для разминки мы сделали круг по стадиону, и я пришел к финишу одним из последних. Потом пошли прыжки «ноги вместе – ноги врозь», бег на месте с высоким поднятием колен и прыжки вперед, и я моментально почувствовал боль в животе, которая, впрочем, быстро прошла. По лестнице я пробежал вверх-вниз почти вдвое меньше раз, чем все прочие члены моей группы. Затем Пэтси заставила нас выполнить серию упражнений: лечь на землю, потом сесть, потом вскочить и подпрыгнуть вверх, словно делая баскетбольный бросок, а затем опять сесть на землю. И так 15 раз. После третьего прыжка я почувствовал, что у меня закружилась голова, а в глазах вспыхнули искры. С минуту я постоял на коленках, чтобы отдышаться.
«Темп-темп!» – с энтузиазмом подгоняла нас Пэтси.
Читать бесплатно другие книги:
