Стань умнее. Развитие мозга на практике Хёрли Дэн
«Даже если вы априори убеждены в эффективности тренингов рабочей памяти, – заявил он, – сейчас, в свете наших новых данных, вам следовало бы поумерить свой оптимизм».
Первый комментарий на этот доклад поступил от Энгла. «А я не вижу в ваших данных ничего пессимистического, – сказал он. – Напротив, они внушают мне именно оптимизм. Мы действительно можем идентифицировать конкретные типы задачи. Если бы вы прошли один из тренингов, о которых в самом начале рассказывал Гарольд, – тех, в которых командиру надо решить, что задействовать в бою, подводные лодки или катера, и каждый процесс решения идет в режиме многозадачности, – вы бы увидели, что там все понятно и вполне поддается идентификации. Мы действительно можем идентифицировать конкретные задачи и целенаправленно обучать людей каждой из них».
Тут, прося слово, поднял руку сидевший у задней стены Джо Чэндлер, молодой психолог из Подразделения военно-морских медицинских исследований в Дейтоне.
«А я вообще не уверен, что перенос улучшений на другие навыки, не вошедшие в тренинг, важны настолько, как думают некоторые люди, – сказал он. – Вы можете привести человека в тренажерный зал и заставить его тренироваться в приседаниях, и следствием этого, конечно же, не будет то, что он начнет делать больше отжиманий. Но определенных успехов он добьется не только в приседаниях; например, станет лучше держать равновесие».
Далее выступил Лу Матзел – он провел презентацию, в которой рассказал о новых достижениях своих потрясающих мышей. Очередная серия экспериментов показала, что их общий интеллект улучшается не только в результате тренинга рабочей памяти в двойном двухрукавном лабиринте, но и в результате 12 недель упражнений на так называемом беличьем колесе. А самое замечательное новое открытие этого исследователя заключалось в том, что у мышей, прошедших оба тренинга, общий интеллект увеличился более чем в два раза, чем у грызунов, которые прошли только один из них. По сути, при прохождении обоих тренингов одновременно результаты оказывались лучше, чем сумма их отдельных эффектов.
«Учитывая, что мы, люди, делаем все совершенно по-другому, мне кажется, это очень и очень важно, – заявил Матзел. – Типичные участники ваших тренингов, студенты, по девять месяцев в году учатся, пьют пиво и охотятся за девчонками, а потом в течение трех летних месяцев занимаются физическими упражнениями. А между тем, похоже, наилучших результатов можно достичь благодаря комбинации упражнений с обучением».
Последним перед перерывом на обед выступал Майк Познер из Орегонского университета; исследование Майка в области медитативного сосредоточения подробно описывается в главе 4. Внешне похожий на актера Мартина Ландау, начавшего карьеру в кино в далеких 1950-х, Познер говорил рокочущим энергичным голосом.
«Согласно нашей теории, по влиянию на состояние мозга медитативное сосредоточение сравнимо с физической активностью, – сообщил он. – Тренинги рабочей памяти и медитация задействуют совершенно разные зоны мозга. У них, судя по всему, разная анатомия. И нам представляется вполне логичным вопрос, приводит ли их комбинация к какому-либо эффекту синергии». Конкретно такого эксперимента Познер пока не проводил, но он рассказал о последних результатах своего рандомизированного исследования, в котором участвовали 60 взрослых людей из Техаса; им предложили пройти курс медитативного сосредоточения. Половина участников курила, вторая половина – нет. Испытуемым никто не говорил, что в результате исследования они станут меньше курить – и ни один из них не собирался делать этого сам, – но проведенный впоследствии тест с применением алкотестера показал, что все, кто медитировал, стали выкуривать на 60 процентов меньше сигарет.
Рэнди Энгл высказался в поддержку и этого тренинга. «Контроль внимания играет большую роль в целом ряде психопатологий, в том числе в злоупотреблении алкоголем, – заявил он. – Раз вы фокусировались на контроле внимания, я бы на вашем месте и впредь ожидал наложения результатов».
«Одним из первых эффектов, которые мы выявили в результате тренингов на сосредоточение и внимательность, было улучшение по показателю урегулирования конфликтов, который мы измеряли с помощью специального сетевого теста», – сказал Познер.
«Тут мы тоже выявили серьезные расхождения», – ответил Энгл.
Ну что за человек, на самом деле?
После обеденного перерыва перед участниками конференции по громкой связи выступил Эд Фогель, коллега Познера по Орегонскому университету. «Мы с женой с минуты на минуту ждем рождения ребенка, – сказал он, – так что вам придется простить меня, если я закончу свою речь слишком резко».
Пока не очень отчетливый голос Фогеля бубнил что-то об объеме внимания и о том, как он в зависимости от конкретных обстоятельств меняется у каждого человека ежеминутно, ежечасно и ежедневно, я изо всех сил боролся со сном. Основной вывод докладчика, сделанный по итогам исследования с необычно большим количеством участников – целых 495 студентов, – заключался в том, что люди с относительно низким объемом рабочей памяти, как правило, полностью «отключаются», когда количество объектов, которые их попросили держать в голове, становится для них слишком большим. Три объекта они запоминают не хуже людей с большим объемом рабочей памяти, но как только объектов становится четыре или более, точность их воспоминаний резко снижается; они называют один-два объекта, не более.
«Хорошая работа, Эд, – похвалил оратора Энгл. – Вы обратили внимание на то, за чем мы в моей лаборатории наблюдаем вот уже в течение 15 лет. По мере того как задачи становятся сложнее и сложнее, люди с небольшим объемом рабочей памяти в какой-то момент в основном просто сдаются. В 1992 году мы провели исследование, в рамках которого задачи на запоминание цифр постепенно усложнялись, а испытуемые должны были нажимать нужную клавишу. Так вот, когда люди с большим объемом рабочей памяти достигали своего пика, они продолжали стараться, они бились все упорнее и упорнее, а те, у кого объем был незначительный, вылетали из процесса, как пробка из бутылки. Тут все дело в желании и умении не сдаваться».
«Это ваше исследование послужило вдохновением и для некоторых моих, – ответил Фогель. – В одной из последних серий экспериментов мы тестировали стратегию, призванную помочь людям с малым объемом рабочей памяти. Мы предлагали им шесть объектов, но вместо того, чтобы просить их запомнить все, просили постараться запомнить как минимум три последних. И это, как нам кажется, в среднем повышало эффективность запоминания. Не обязательно пытаться сделать таких людей умнее, можно постараться сделать так, чтобы они реже проявляли свою глупость».
А потом незадолго до четырех часов результаты своего нового исследования представил Джон Джонидес, в прошлом руководитель Джегги и Бушкюля из Мичиганского университета; его бывшие подопечные тоже принимали участие в этой работе. С тех пор как я впервые беседовал с ними в Мичигане полтора года назад, они неоднократно говорили мне, что, с их точки зрения, если людям платят за участие в тренинговых исследованиях, их эффективность неизменно снижается. В своих ранних исследованиях эти ученые платили участникам очень мало либо не платили вовсе, и результат был весьма заметным, а Энгл платил испытуемым по 350 долларов и получал куда более скромные результаты. По словам ученых, одним из возможных объяснений отсутствия у Энгла заметных эффектов было именно то, что у людей, которые соглашались участвовать в исследовании, только чтобы подзаработать, изначально отсутствовала серьезная мотивация и они зачастую работали над программой тренинга спустя рукава. В конце концов группа Джонидеса решила проверить свою гипотезу. Они набрали для одинакового тренинга N-back две группы. Одна получила листовки, в которых людям предлагалось за участие по 350 долларов в случае, если они дойдут до самого конца; в листовках для второй группы не предлагали никаких денег, но обещали реальную возможность «развить свой мозг».
«И вот какие результаты мы получили, – сказал Джонидес, кликнув на слайде. – У людей, которые добились существенных успехов в решении задач N-back, наблюдался больший перенос на показатели подвижного интеллекта. Однако это относилось как к “оплачиваемым”, так и к “неоплачиваемым” участникам. Таким образом, наша гипотеза оказалась ошибочной. Дело было явно не в деньгах. Это нас удивило. Зато теперь, когда мы знаем, что оплата исследованию не вредит, нам станет намного проще привлекать людей для участия в наших экспериментах».
Вот за что я обожаю науку: факты побеждают, даже если они разочаровали ученого. Впрочем, теперь, когда сам Энгл наконец публично признал, что некоторые виды когнитивных тренингов могут быть эффективными, казалось вполне логичным, чтобы Джонидес, Джегги и Бушкюль тоже сознались в некоторых своих заблуждениях.
Предпоследним выступающим в тот день был Джейсон Чейн, психолог из Темпльского университета, предыдущий эксперимент которого остро заклеймил на конференции Психономического общества все тот же Рэнди Энгл. Чейн рассказал аудитории о новом исследовании новаторского задания, которое требует активизации зрительно-пространственной рабочей памяти. Участники должны были смотреть на двумерные изображения трехмерных кубиков, соединенных друг с другом наподобие строительных блоков, и решать, относится ли второе изображение к точно такой же группе кубиков, только в ином ракурсе, или же его следует отнести к другой группе.
«Со временем люди начинали решать эти задачи все лучше и лучше, – сказал Чейн, – однако никакого переноса на другие задания, требующие применения рабочей памяти, мы не заметили. А мы так надеялись, что это сработает! Для нас открытие стало большим разочарованием».
Кар! Кар! Чертовы вороны.
Но Чейн рассказал нам еще о двух исследованиях. В рамках первого он обучал людей с помощью метода, который иногда называют быстрым обучением с применением задач с инструкциями (RITL, rapid instructed task learning). На словах это объяснить куда труднее, чем освоить на практике. По сути, тут задействуется способность людей следовать произвольному набору инструкций вроде «Щелкните на такой-то клавише, только если все четыре слова, которые вы видите на компьютерном экране, состоят из двух слогов и описывают неодушевленные объекты зеленого цвета, но не в том случае, если все они начинаются с одной и той же буквы».
«Ранее мы уже наблюдали весьма неплохой эффект переноса тренинга рабочей памяти на определенные показатели когнитивного контроля, – сказал Чейн. – Здесь мы имели хорошую репликацию. Например, тренинг RITL способствовал повышению эффективности испытуемых при прохождении теста Струпа. А прежде мы вообще не наблюдали эффекта переноса на подвижный интеллект. Здесь же мы имеем дело пусть со слабым, но все же намеком на то, что изменили подвижный интеллект. Мы не выявили ничего по результатам теста с применением прогрессивных матриц Равена, зато результаты теста Кеттелла чуть-чуть улучшились. Конечно, изменения были недостаточно заметными, чтобы считаться статистически значимыми. Но мы впервые вообще заметили хоть какие-то сдвиги».
Третье и последнее исследование Чейна объединяло тренинг рабочей памяти с транскраниальной стимуляцией посредством воздействия постоянного тока. И, по словам докладчика, «всего через десять дней тренинга мы наблюдали заметный эффект, который значительно усиливался, если действия дополняли tDCS».
Последним в тот день выступал ученый, сотрудничавший с Чейном в ряде его последних исследований. Уолт Шнайдер считается еще одним патриархом этой узкой области исследований наряду с Энглом, Хокинсом, Крамером и Познером. Он, безусловно, был самым знаменитым и сановным из всех приглашенных на собрание, настоящая мечта популярных телепрограмм. Впрочем, Шнайдер и вправду участвовал в известной передаче 60 Minutes; он рассказывал о том, как проводил МРТ-исследование головного мозга самой Темпл Грандин, знаменитого эксперта по поведению животных, профессора животноводства Колорадского университета, автора нескольких бестселлеров и активистки движения в защиту прав аутистов. Профессор психологии и нейрохирургии Питтсбургского университета, Шнайдер является также старшим научным сотрудником Учебного центра исследований и развития данного учебного заведения. А еще он оказался одним из очень немногих участников этой конференции, с которыми я ни разу прежде не беседовал, и мне, понятно, было чрезвычайно интересно ознакомиться с его точкой зрения.
«Я сидел здесь и слушал, как вы говорили о рабочей памяти, – начал речь Шнайдер. – А теперь мне хотелось бы провести аналогию между когнитивными тренингами и физической культурой. Военные уделяют физической культуре особое внимание и добиваются в этом деле очень больших успехов. Они способны за довольно короткий период сделать верхнюю часть тела новобранца в три раза сильнее. Их физические тренировки весьма успешно укрепляют общее состояние здоровья солдат, их упорство, концентрацию и дисциплину. И все это довольно легко достигается при относительно низких затратах. А если говорить о рабочей памяти, то при более интенсивных усилиях мы также наблюдали больший эффект переноса. Я лично воспринимаю это как знак, что мы добились в многокомпонентном тренинге определенного успеха. С моей точки зрения, перед нами тот случай, когда стакан скорее наполовину полон, нежели наполовину пуст. Еще совсем недавно я бы ни за что не поверил, что рабочую память можно изменить так, как это только что описывал Джейсон. В 1977 году я заявлял, что объем рабочей памяти вообще не поддается воздействию. Но ведь всю вторую половину XX века, если у вас были проблемы со спиной, врачи рекомендовали вам постельный режим дня на три, а сегодня они говорят, что надо больше ходить. Наука не стоит на месте, она движется вперед.
Этим летом я буду работать с группой из 12 военнослужащих с травматическими повреждениями головного мозга. Я хочу узнать, какие задания эффективнее всего устраняют разные виды дефицита мозговых функций. У некоторых из этих людей средний показатель IQ после травмы ухудшился на целых два стандартных отклонения. Со 120 до 90 баллов, то есть с уровня менеджера до уровня клерка. Я хочу понять, как нужно оценивать их способности и какие именно задачи эффективнее всего позволят восстановить их прежний уровень. И мне понадобится ваша помощь. Я должен это сделать. Я просто не могу позволить себе роскоши ждать 20 лет».
Речью Шнайдера заканчивается не только эта конференция, но и весь мой рассказ о рождении новой науки. Вы, конечно, судите сами, но, с моей точки зрения, ученые вроде Джегги, Джонидеса, Бушкюля, Познера, Крамера, Мерцениха и Клингберга окончательно опровергли ортодоксальную теорию, что наш мозг улучшить невозможно, что желание стать умнее является лишь несбыточной мечтой. Еще не так давно Рэнди Энгл утверждал, что его несколько исследований, не выявивших никаких эффектов, следует считать началом конца. А теперь даже он, хоть и остался, как и прежде, суровым критиком деятельности своих коллег-исследователей, сменил гнев на милость. Как мне представляется, его переход в лагерь верящих в потенциал когнитивного тренинга – пусть даже только в собственной версии тренинга внимания – символизирует не начало конца, а конец начала.
Работы у этих ученых непочатый край. Пока еще никто из них не может ответить Уолту Шнайдеру, как надо оценивать когнитивные нарушения раненых солдат и какие из многочисленных тренинговых программ, тестируемых и уже предлагаемых рынком, эффективнее всего их вылечат. И я не могу сказать вам, что лучше: Lumosity или LearningRx, медитация или физические упражнения, обучение игре на музыкальном инструменте или воздействие на мозг электрическим разрядом. Зато я могу с большой долей уверенности утверждать, что комбинирование физических упражнений с когнитивным тренингом, скорее всего, даст лучшие результаты, чем использование их по отдельности; что занятие чем-то новым и требующим серьезных усилий вместо привычных старых добрых способов, скорее всего, окупится в бесчисленных вариантах; и что все новые научные доказательства позволяют предположить, что развитие рабочей памяти и внимания, по всей вероятности, улучшает общие умственные характеристики и способность человека к обучению.
Только представьте себе, что будет, если все люди, которых мы видим в автобусах, поездах и самолетах, вместо того чтобы тратить время на пасьянсы в своих смартфонах, начнут умнеть благодаря играм, развивающим рабочую память. Представьте, что практически каждый десятый подросток, который сегодня принимает препараты-стимуляторы для лечения СДВГ, будет иметь в распоряжении немедикаментозный метод концентрации внимания и развития способности к обучению. Допустите мысль, что людям среднего возраста и пенсионерам откроется возможность восстанавливать скорость когнитивного восприятия, которой они наслаждались в юности, а дети из бедных и неблагополучных городских районов получат доступ к «интеллектуальному лифту» благодаря простым и дешевым тренинговым программам.
И все это уже отнюдь не мои фантазии. Несмотря на то что нам веками твердили скептики, тренинги для мозга – не фальшивка; ученые их протестировали, они много о них спорили и достигли консенсуса в том, что мы действительно можем сделать умнее себя, своего ребенка, своих пожилых папу или маму.
Что, собственно говоря, я сам и попытался сделать.
Глава 11
Итоговый экзамен
Должен признаться, мой интерес к проблемам интеллекта коренится куда глубже, чем я пока вам рассказал. В третьем классе я не умел читать. Помню, сижу я на уроке в третьем классе Уиттиерской школы, а миссис Браунинг подходит к моей парте и просит меня прочесть несколько предложений в книжке. А потом указывает на конкретное слово и говорит, чтобы я произнес его.
«Тхе», – читаю я.
«Зе», – поправляет она меня, и тут что-то словно щелкает: в этот момент я научился правильно читать определенный артикль.
Я рос в Тинеке, что в Нью-Джерси, в 1960-х годах, и был, как вежливо выражалась миссис Браунинг, «медленным» ребенком. На одном родительском собрании она так и сказала моей маме: «Ваш Дэниел медленно учится». На обеде в школе я сидел за одним столом – простите за слово – с тупыми детьми. И на уроках чтения и математики входил в так называемую медленную группу.
Но в четвертом классе мне на помощь пришел Человек-Паук. Мой лучший друг по имени Дэн Фейгельсон, который жил в нашем квартале и к детскому садику уже запоем читал книжки, увлекся «Человеком-Пауком» и другими комиксами Marvel в компании с еще одним мальчиком. А потом они вместе еще и принялись рисовать собственные комиксы. В ответ на такое подлое похищение моего лучшего (и, признаться, единственного) друга я тоже начал читать комиксы и жуткими каракулями строчить свои, с позволения сказать, литературные опусы. Вскоре мы с Дэном Фейгельсоном, весьма довольные, проводили дни в работе над новыми шедеврами, а о нахальном нарушителе прав собственности я больше не слышал. Мы даже убедили отца Дэна, доктора Фейгельсона (царство ему небесное) снять по нашему сценарию научно-фантастический фильм «Красная Рысь против Человека-Невидимки»!
К шестому классу я стал круглым отличником.
Что же произошло? Была ли права миссис Браунинг, называя меня в третьем классе «медленным» учеником, а я, начав читать и рисовать комиксы, просто вдруг резко поумнел? Действительно ли Человек-Паук сделал для меня то же, что и шахматы для юной шахматистки Джули Вискаино?
В воскресенье 13 января 2013 года я шел по холодной улице в библиотеку Миннеаполиса, чтобы повторно сдать тест IQ для вступления в Mensa. От своей исходной цели получить после трех с половиной месяцев тренинга балл, достаточный, чтобы претендовать на членство в почетном обществе умников, я уже отказался, ибо еще в ноябре, сдав тест в первый раз, узнал, что и так имею на это полное право. К моему немалому удивлению, на первом тесте IQ я набрал 136 баллов, оказавшись среди 2 процентов умнейших людей. (Любопытно, кстати, что этот показатель практически идентичен IQ, если рассчитать его на основе всех баллов, полученных мной в далеком 1975 году на стандартизированных тестах, которые используются для отбора в «топовые» американские университеты.) Теперь у меня была другая цель – узнать, не стал ли высокий балл на первом тесте лишь счастливой случайностью и смог ли я его повысить.
Через несколько недель после возвращения домой в Нью-Джерси я получил конверт. Открыв его, я увидел, что по результатам второго теста в Mensa мой балл IQ повысился – но всего на одну жалкую единичку, со 136 до 137. По некоторым оценкам, этого хватало, чтобы переместить меня из второго в первый процент умнейших. Но я был разочарован. После всего, что я делал с собой на протяжении трех с лишним месяцев, не свидетельствовал ли столь незначительный результат о том, что тренинги для мозга не работают?
Вскоре я опять вылетел в Сент-Луис, где Майк Коул еще раз провел МРТ-сканирование моего мозга, а я еще раз пережил ужас в жутком туннеле его аппарата. Спустя несколько недель он по электронной почте сообщил, что никаких изменений в межнейронных связях моей префронтальной коры с остальным мозгом обнаружено не было. Этот итог особенно сильно разочаровал меня, потому что именно в то время, когда я уже совсем потерял надежду подвергнуть свой мозг стимулирующему воздействию электрического тока, Фелипе Фрегни, адъюнкт-профессор неврологии Гарвардского университета и директор Лаборатории нейромодуляции при Реабилитационной больнице Сполдинг, наконец согласился на трехдневный курс по 20 минут на один сеанс. Как я и ожидал, во время процедуры я почувствовал нечто большее, нежели легкое покалывание в месте наложения аппликаторов на мой череп, но уже на следующий день моя эффективность на N-back подскочила до рекордного показателя. Обычно Фрегни подвергал испытуемых воздействию тока в течение не менее чем пяти дней, а самым эффективным исследователь и его коллеги считали десятидневный курс. Но у нас с Фрегни было только три дня, ибо мне предстояло ехать сдавать повторный тест для Mensa, и ученый сразу предупредил, что долгосрочный эффект будет, скорее всего, совсем незначительным.
И все же, сидя в кафетерии реабилитационной больницы после прохождения всего трехдневного курса, я имел отличный шанс поразмышлять о разнице между «реабилитацией» и «самосовершенствованием». Раньше в тот же день на седьмом этаже больницы я видел молодого парня, который учился ходить на высокотехнологичном протезе. «Шаг, еще шаг», – все время говорил шедший рядом с молодым человеком тренер. И вот, сидя в кафе, я подумал: а разве то, что пытался сделать я, так уж сильно отличается от того, чему хочет научиться этот человек? Разве каждый из нас не балансирует между худшим и лучшим, борясь с самим собой, независимо от того, каких успехов добивается по сравнению с другими людьми?
Итак, мне оставалось только пройти заключительные тесты на подвижный интеллект, которые согласился провести в Мэриленде Бушкюль; встречи были назначены на вторник 15 января и среду 16 января. Сидя за рулем автомобиля, мчавшегося по платной магистрали Нью-Джерси, я прокручивал в уме все, через что прошел за последнее время.
С медитативным сосредоточением ничего не вышло. Ну откуда у человека может взяться такая уйма свободного времени?
А вот игра на лютне произвела на меня очень хорошее впечатление. Всего за три месяца я научился самостоятельно читать табулатуры, чтобы заучивать новые пьесы, и даже смог сыграть несколько вещей, которые, как по мне, звучали очень даже красиво. Я с удивлением смотрел, как быстро движутся пальцы обеих моих рук, как будто они принадлежат кому-то другому. Я просто поверить не мог, что достиг такого прогресса, что лютня в моих руках звучит столь прекрасно. Это было поистине потрясающе – добиться того, о чем ты мечтаешь с 20 лет.
Что касается никотинового пластыря, то тут понять, был ли какой-то эффект, оказалось крайне трудно. По правде говоря, до тех пор пока я не закончил всю тренинговую программу и не начал писать эту книгу, я никакого эффекта не почувствовал. По крайней мере, ничего, что можно было бы сравнить с чашкой хорошего кофе. Однако должен сказать, что как только я по-настоящему погрузился в процесс написания, мне определенно начало казаться – впрочем, возможно, это был эффект плацебо, – что в те дни, когда я прикреплял пластырь, работа шла более споро и продуктивно, нежели когда я такого не делал. Может, это было только в моей голове, но я действительно могу вспомнить пару конкретных дней, когда буксовал или бесцельно ходил по кругу, а потом вдруг понимал, что забыл налепить пластырь. Точно я вам, конечно, не скажу, но за что купил, за то и продаю.
Если говорить об «учебном лагере» нашей дорогой Пэтси, то он так до конца и оставался для меня сущим адом. Я довольно быстро накопил сил и выносливости, чтобы почти не отставать от прочих членов нашей группы, но и они соглашались с тем, что эти занятия всегда ад. Однако я наконец впервые за последние пять лет достиг веса меньше 86 килограммов. И когда я 25 мая 2013 года бежал пятимильный забег в Спринг-Лейке, мое время по сравнению с предыдущим годом сократилось больше чем на десять минут. Значительно улучшились также средний уровень сахара в крови и гемоглобин A1C.
На тренинге Lumosity мой исходный «индекс эффективности мозга», как они это называют, на 12 октября 2012 года составлял 274, а в последний день тренинга, 5 февраля 2013 года, достиг максимального уровня – 1135, то есть увеличился более чем в четыре раза. По сравнению с другими людьми в моей возрастной группе мои позиции также существенно улучшились – из исходной 43-й процентили я перешел аж в 93-ю. Увеличение оказалось настолько резким, что я решил, будто меня дурят – только чтобы я и другие подобные мне неофиты чувствовали себя счастливыми и довольными. Не то чтобы фальсифицировались цифры, ведь я мог каждый день видеть, как повышение эффективности в решении каждой конкретной задачи приводит к очередному незначительному увеличению моего общего балла. Но у меня создалось впечатление, что как только на определенном уровне особо трудной игры я буксовал или сваливался вниз, тренинг весьма своевременно предлагал мне новые игры, и я начинал быстро наращивать свой балл. Кроме того, как мне кажется, программа начисляла по нескольку баллов за каждый день игр независимо от наличия или отсутствия какого-либо прогресса. Возможно, все это имеет смысл, если ваша задача заключается в том, чтобы поддерживать мотивацию людей, заставляя их продолжать пользоваться вашим платным продуктом. Однако идея, что мой мозг после прохождения тренинга начал работать более чем в четыре раза эффективнее, чем в самом начале, или что я благодаря этому стал в четыре раза умнее, конечно же, просто нелепа.
И, наконец, двойной N-back. Тут мои достижения оказались вполне сопоставимыми с тем, что Джегги и Бушкюль обнаружили у категории старше 50: сначала, в октябре, мне, как и всем остальным, было ужасно трудно освоить даже уровень «2 назад», а к январю я регулярно доходил до «5 назад». Это оказалось намного сложнее, чем решить любую задачу с сайта Lumosity, и требовало гораздо большей целеустремленности и мотивации – качеств, просто необходимых любому профессиональному писателю. Обычно мои успехи четко зависели от моего настроения и от того, насколько хорошо я в тот день выспался, но иногда, когда я чувствовал себя плохо, уставал или раздражался, мой балл становился лучше, а в другие дни, когда я был всем доволен и полон сил, напротив, ухудшался. А в последние несколько недель я вообще забуксовал на месте и до уровня «6 назад» так и не добрался. Это напомнило мне о том, что в детстве я много играл в баскетбол и боулинг, но сколько-нибудь заметных успехов ни на том, ни на другом поприще так и не снискал. В играх у меня мало что получалось, как, впрочем, и в большинстве состязательных занятий; вот почему подростком я почти не занимался спортом. Лишь в 20 лет начал бегать трусцой, и то потому, что это не требовало абсолютно никаких навыков.
Но разве не так и учит нас жизнь? Еще детьми и подростками мы понимаем, что у нас хорошо получается, и стараемся заниматься именно этим. Окончив среднюю школу, большинство из нас стараются как можно быстрее отделаться от всего, в чем мы явно не преуспеваем. Те, кто ненавидел в школе литературу, абсолютно прекращают читать, а те, для кого пыткой были уроки физкультуры, всю остальную жизнь упорно избегают спорта. До тех пор пока я не решил пройти все описанные выше тренинги, я оставался всего лишь журналистом; я много писал и много читал, потому что тут я действительно хорош, это мое. И одной из главных истин, которую я узнал благодаря своей тренинговой программе, было то, что меня заставили заниматься тем, что у меня никогда не получалось. Я обнаружил, что это освобождает и вдохновляет, и если я действительно в результате развил свои когнитивные способности, то наверняка – по крайней мере отчасти – потому, что мне пришлось учиться чему-то новому. Причем независимо от того, были ли эти занятия и упражнения разработаны психологами специально для развития интеллекта.
И вот я подъехал к Мэрилендскому университету, расположенному неподалеку от Вашингтона, где Мартин Бушкюль подверг меня очередным полутора дням пыток. А потом мне пришлось ждать. И через две недели исследователь прислал мне по электронной почте мои результаты.
Плохая новость заключалась в том, что тест на «развертки», в котором мне следовало определить, как плоское изображение фигуры будет выглядеть в собранном, трехмерном виде, я безнадежно провалил; если в первый раз я решил эту задачу верно в 23 процентах, то во второй всего в 13 процентах случаев. И сравните мой результат со средним показателем студентов по данным предыдущих исследований Бушкюля и Джегги – 65 процентов правильных ответов.
Так что до тренинговой программы я был глупее, чем эти ребята, а после нее стал вообще тупым.
При решении задач на пространственные связи и прохождении теста BOMAT мой балл до и после тренинга остался неизменным: 37 и 67 процентов соответственно. Первый тест я прошел лишь чуть-чуть хуже среднестатистического студента, а BOMAT – даже немного успешнее.
С прочими тремя тестами дела обстояли значительно лучше. В выполнении заданий типа «цифра-символ» я поднялся с 36 до 40 процентов, а в тесте на осязательное восприятие – с 40 до 55 процентов, сравнявшись со средним баллом студентов. И при тестировании с использованием «золотого стандарта» оценки подвижного интеллекта, прогрессивных матриц Равена, мой результат вырос с 67 до 78 процентов, оказавшись всего на один балл меньше, чем у студентов.
Итак, подведем итоги. Даже учитывая необъяснимый постыдный провал в тесте на «развертки», в целом мой балл в абсолютных показателях вырос на 3 процента. Однако правильнее было бы оценивать эти изменения пропорционально, ибо если вы начали с трех баллов, а закончили шестью, то трехпроцентное увеличение в абсолютных показателях будет экстраординарным, а если в начале вы набрали 97 баллов, а в конце 100 – ничтожным. Так вот, при таком пропорциональном подходе с применением тщательно разработанных мер подвижного интеллекта мой общий балл вырос на 6 процентов. А по результатам теста Равена, самой лучшей меры подвижного интеллекта, на целых 16,4 процента.
Означает ли это, что я стал умнее на 3 процента, на 6 или на 16? Выбирайте сами, но в любом случае мой подвижный интеллект улучшился.
Впрочем, что с того? Это всего лишь какие-то баллы по результатам тестирования. В конце концов, для всех нас лучшим тестом наших когнитивных способностей является тот, для которого вообще не существует тестового ключа. Он называется жизнью.
С 1986 по 1989 год Мэрилин Вос Савант значилась в Книге рекордов Гиннеса как обладательница самого высокого официально зарегистрированного IQ среди всех женщин мира. Он составлял у нее 190 баллов. И знаете, чем она занималась с тех пор? Писала статьи для колонки советов «Спросите Мэрилин» в журнале Parade. Правда-правда.
Если рассчитывать интеллект по нашим реальным делам и успехам, то сейчас вы держите в руках наивысшую меру моего собственного. Мои дни тренинга были заполнены целеустремленными, сложными заданиями и упражнениями самых разных видов. «Учебный лагерь». Лютня. N-back. Lumosity. (Кстати, мой редактор утверждает, что в этот период мои послания по электронной почте воспринимались на удивление энергичными!) Задачи оказались непростые, но решать их было весело и интересно. Я научился лучше ладить с женой и дочкой. Я больше не обнаруживал, садясь в машину, что забыл дома портфель. За минувшее время я совершил с десяток поездок на научные конференции в разные уголки страны – только вообразите все эти бронирования билетов, прокатных автомобилей и отелей! – но ни разу не испытал ни стресса, ни состояния психологической перегрузки, которых боялся, ввязываясь в авантюру. И потом, я написал книгу. Возможно, это прозвучит как банальное хвастовство, но знаете, что я вам скажу?
Я чувствую, что действительно стал умнее.
Благодарности
Первым делом я хочу поблагодарить Альберто Косту; именно он в декабре 2009 года убедил меня, что исследования (его собственные и других ученых) в области развития когнитивных способностей людей с синдромом Дауна напрасно игнорируются СМИ и заслуживают большего внимания широкой аудитории. Я также хочу поблагодарить прекрасных жену и дочь Альберто – Дейзи и Тихе, а также все семьи, принимающие участие в его исследованиях, за то, что они впустили меня в свою жизнь. Спасибо также Фэй Эллис, редактору Neurology Today, за то, что она когда-то предложила мне написать мою первую статью на эту тему, и за многие другие задания, готовя которые, я получил возможность изучить чудесный мир современных неврологических исследований. Три с лишним года спустя Фэй редактировала рукопись этой книги; тем же занимались научный репортер-фрилансер Мюррей Карпентер и моя подруга Лидия Голуб.
Айлина Сильверман из New York Times Magazine поручила мне написать о работе Косты и отредактировала мой очерк, равно как и следующий материал, посвященный исследованиям Джегги и Бушкюля. Именно после знакомства с моим рассказом о Косте Дженнифер Рудольф Уолш, глава литературного отдела William Morris Endeavor, решила обратиться ко мне с предложением, от которого я никак не мог отказаться. А тамошний агент Джей Мандель, взяв меня под крыло, отнесся ко мне с большим вниманием и подписал со мной контракт, о котором мечтает каждый писатель. Да и вообще в WME все просто потрясающие, в том числе Трейси Фишер, Лиззи Томпсон, Джулианна Вурм и неподражаемый Ари Эмануэль.
Кэролайн Саттон, главный редактор Hudson Street Press, призналась мне, что давно знала: кто-то должен написать книгу на эту тему. Ее энтузиазм, внимание и мудрость стали для меня истинным источником вдохновения.
Спасибо Памеле Вайнтрауб из журнала Discover, которая поручила мне подготовить статью о никотине; на данном материале частично базируется мой отчет об использовании этого препарата в качестве усилителя когнитивной деятельности, представленный в главе 5. Памела – один из лучших научных редакторов из всех, кого я знаю.
Мне удалось привлечь к написанию этой книги многих исследователей, и все они, безусловно, заслуживают огромной благодарности, но особенно хочется выделить Сюзан Джегги и Мартина Бушкюля, которые не только согласились протестировать мой подвижный интеллект до и после программы когнитивного тренинга, но и вытерпели огромное множество моих приездов и интервью – по телефону, лично и по электронной почте. Также я хочу поблагодарить Рэнди Энгла, которого я люблю и безмерно уважаю, хоть и не разделяю его глубоко негативного отношения к когнитивным тренингам. Огромное спасибо Майку Коулу и Тодду Брэйверу из Вашингтонского университета за то, что они нашли время и средства на МРТ-сканирование моего мозга до и после тренинговой программы. Фелипе Фрегни из Гарварда согласился провести мне трехдневный курс транскраниальной электростимуляции головного мозга. Линда Готтфредсон пригласила меня принять участие в ежегодной встрече Международного общества исследователей в области интеллекта. Кейт Салливан, директор Центра мозгового фитнеса, и Луи Френч, глава отделения черепно-мозговой травматологии Национального военно-медицинского центра имени Уолтера Рида в городе Бетесда, разрешили мне встретиться и поговорить с их пациентами. А Гарольд Хокинс из Управления военно-морских исследований позволил мне присутствовать на внеочередном собрании его грантополучателей, о котором я подробно рассказал в главе 10. Я также хотел бы поблагодарить всех тех исследователей, чьи имена не упоминаются в этой книге, но которые со мной беседовали, присылали описания своих экспериментов и иным образом помогали освоить чрезвычайно трудную тему когнитивных тренингов.
Мне очень жаль, что не хватило места и я не смог включить в эту книгу рассказы четверых раненых солдат, которые встретились со мной в Медицинском центре имени Уолтера Рида и поделились своими живыми рассказами о том, как они преодолевают последствия черепно-мозговых травм. Так вот, сейчас я обращаюсь к Джесси Кенту Флетчеру, капралу корпуса E4 морской пехоты ВМС США, потерявшему в Афганистане ноги, но не честь и мужество; мастер-сержанту Джилл Вестейн, которая играла на гобое в оркестре ВВС США до тех пор, пока ей на голову не упал крюк с военного транспортного самолета, и которая благодаря тренингу восстановила свои когнитивные способности – но, увы, не прежде отличный слух; Октавио Тапии, рядовому первого класса армии США, который героически трудится над преодолением последствий артериовенозной мальформации в мозгу; и Коди Бэнксу, служившему командиром отделения в корпусе морской пехоты США до 3 июля 2011 года, когда в афганском городе Салам-Базар сработало самодельное взрывное устройство, в результате чего Коди получил серьезную черепно-мозговую травму, с последствиями которой борется по сей день. Я искренне благодарю вас за героическую службу своей стране и за то, что вы согласились ответить на все мои дотошные вопросы.
Мне хотелось бы также отметить безграничную доброту Мими Чесслин и уже покинувшего этот мир Чарльза Фейгельсона, родителей моего друга детства Дэна. В далекие 1960-е годы, когда я был маленьким мальчиком, они всегда старались, чтобы я чувствовал себя желанным гостем в их замечательном доме, где на столе в большой комнате стояла мраморная шахматная доска, на стене висела копия Модильяни, фонограф играл Бетховена, а на длиннющих полках тянулись ряды книг. Все это, вне всякого сомнения, сыграло огромную роль в моем превращении из «медленного ученика» в профессионального писателя.
Значительная часть этой книги создана либо в просторном главном читальном зале Rose Нью-Йоркской публичной библиотеки, либо в ее святая святых, зале 300, где хранится коллекция произведений искусства, графики и фотографий Уоллака. Спасибо тамошним библиотекарям и охранникам за то, что они расширили рабочее пространство моего разума.
И, наконец, я, как всегда, хочу сказать слова благодарности моей семье, живущей в штатах Мэн и Флорида; моим друзьям в Нью-Джерси и за его пределами; моей красивой, талантливой и бесконечно доброй жене Элис, которая вот уже более двух десятков лет делит со мной острые ощущения и трудности жизни внештатного журналиста; и нашей прекрасной дочери Энни, чья сила и блеск ослепляют меня. Вам – вся моя любовь и огромное искреннее спасибо.
Читать бесплатно другие книги:
