Никогда не сдаваться! Лучшие речи Черчилля Черчилль Уинстон

«Гитлер разорвал все соглашения и занял Рейнскую область»

6 апреля 1936 года

Палата общин

По мере того как действия Гитлера становились все более провокационными, а британское и французское правительства проявляли все меньшую решительность, предостережения Черчилля начинали приобретать особую остроту и актуальность.

Итак, герр Гитлер разорвал все соглашения и занял Рейнскую область. Его войска уже там и не собираются оттуда уходить. А это значит, что авторитет нацистского режима в Германии и соседних странах в очередной раз возрос. Более того, немцы уже сейчас занимаются укреплением Рейнской зоны или займутся этим в самом ближайшем будущем. Без сомнения, на это им потребуется некоторое время. Нас убеждают, что на первых порах все ограничится полевыми укреплениями, но те, кто знает, насколько совершенными могут быть немецкие полевые укрепления – тут будет достаточно вспомнить линию Гинденбурга с ее грудами бетона и блиндажами, – те, безусловно, поймут, что эти самые укрепления по существу мало чем отличаются от долговременных фортификационных сооружений: немцы не просто косят лужайки, они тщательно и планомерно создают сильную линию обороны.

Я нисколько не сомневаюсь в том, что уже очень скоро вдоль всей франко-германской границы будут возведены самые мощные и неприступные укрепления. Через три-четыре месяца или максимум через полгода рубеж между этими странами станет непреодолим. К каким дипломатическим и стратегическим последствиям это приведет? Сейчас я говорю не о техническом аспекте, а только о дипломатической значимости. Создание фортификационной линии на границе с Францией позволит немецким войскам сберечь силы на этом участке и направить основные соединения в обход, через Бельгию и Голландию. Такой вариант развития событий представляет для нас серьезную опасность. Предположим, мы разорвем альянс с Францией, а значит, усилия нацистов, направленные на разобщение двух последних уцелевших свободных демократий Европы, увенчаются успехом. Между нашими странами произойдет раскол, и Франция, оказавшись в изоляции, сумеет защитить лишь себя, продлив линию укреплений на границе с Бельгией и Голландией. В результате эти маленькие страны очень быстро перейдут под контроль Германии, а их обширные колониальные владения тут же окажутся в руках немцев. Мы должны отдавать себе в этом отчет.

Несколько лет назад [30 июля 1934 года] наш премьер-министр сказал, что нашим рубежом является Рейн, и, боюсь, тогда многие не поняли, что он имеет в виду. А говорил он о том, насколько опасным для Британии может стать превращение стран Бенилюкса в форпост державы-агрессора – ведь в нынешних условиях Германия запросто может разместить на территории этих государств свои авиабазы. На самом деле тогда премьер-министр не сказал ничего нового – он лишь повторил урок, который мы должны были усвоить за четыре столетия нашей истории. Угроза для нашей безопасности станет более очевидной, когда немцы завершат строительство новой фортификационной линии. Я уже не говорю о новой степени риска для государств Восточной Европы! Для этого направления укрепление Рейнской области будет иметь самые прямые последствия. Мы подвержены опасности в меньшей степени, а вот странам к востоку от Германии действительно не позавидуешь. Ситуация в Центральной Европе будет меняться по мере появления все новых и новых укреплений. В тот самый момент, когда немцы закончат свои масштабные строительные работы, положение стран Балтии, Польши и Чехословакии, а также Югославии, Румынии, Австрии и прочих их соседей изменится самым коренным образом.

Некоторые из этих государств, хотя и не все, сейчас пребывают в полной растерянности, не зная, то ли им сохранить свое членство в Лиге Наций и присоединиться к так называемой системе коллективной безопасности, ратуя за соблюдение международного права, то ли выторговать максимально выгодные условия сотрудничества с главным нарушителем спокойствия в Европе. Каждая из этих стран стоит перед выбором. Если в ходе переговоров и конференций, на которые, несомненно, уйдет большая часть этого года, не удастся достичь сколько-нибудь удовлетворительных результатов, может случиться так, что многие могущественные страны, обладающие сильной армией и авиацией, подпадут под влияние нацистской Германии, тогда как другие государства, которые выступят против нацизма, окажутся в полной изоляции, а значит, будут заведомо бессильны что-либо сделать. Думаю, мне не стоит напоминать вам, что палата общин должна подходить к рассмотрению вопросов такого рода с должным вниманием и рассудительностью. Не стоит делать вид, будто эти сложные внешнеполитические проблемы касаются лишь Центральной Европы. Все нынешние международные розни и распри чреваты для нашей страны самыми серьезными последствиями.

«Давайте возблагодарим Господа за французскую армию»

24 сентября 1936 года

Театр «Дез Амбассадер», Париж

Французская армия, которая во много раз превышала по численности британскую, должна была обеспечить Британии не менее надежную защиту от беспощадных нацистских полчищ, чем Ла-Манш. В этом выступлении Черчилль изо всех сил старается внушить уверенность и решимость членам правительства Франции. К сожалению, те надежды, которые он возлагал на французскую армию, в дальнейшем не оправдались.

В настоящее время все нации в мире можно разделить на три группы. Есть нации, которыми правят нацисты; есть нации, которыми правят большевики, и есть нации, которые сами управляют собой. Французы и британцы относятся к последней группе. Этими нациями руководят парламенты, избранные на основе демократических принципов. Эти нации имеют право критиковать министров и государственных функционеров. Эти нации сами выбирают свое правительство. Каждый представитель этих наций может организовать общественное собрание и свободно высказать свое мнение. Каждый гражданин, чьи права нарушаются, может обратиться в суд с иском против государственных органов, а беспристрастные суды уполномочены оценивать любые действия исполнительной власти и выносить вердикт относительно их законности. В этих странах цель государства – защитить права отдельного человека, дать ему возможность реализовать себя и обеспечить ему мирное существование в семейном кругу под крышей собственного дома. Мы живем в странах, где правительство служит народу, а не народ – правительству. Нам гарантированы свобода мысли, свобода слова, свобода вероисповедания и свобода печати – и вряд ли кто-нибудь скажет, что это не так. Короче говоря, мы живем в либеральном обществе, самом прогрессивном и гуманном, мы высоко ценим человеческую жизнь и достоинство – и за все эти величайшие достижения и блага мы не устаем благодарить XIX век.

Кроме того, я считаю возможным отметить, что во Франции, Англии, Соединенных Штатах, Швейцарии, Бельгии, Голландии и Скандинавии, то есть в странах с либерально-конституционным режимом, гарантирующим соблюдение всех гражданских прав, уровень материального благосостояния широких масс населения в целом гораздо выше, чем в государствах, где царит диктатура. Из этого следует вывод, что демократические страны богаче остальных и гарантируют своему населению более надежную социальную защиту, чем прочие державы.

Мы должны отдавать себе отчет в том, что у нас есть огромные ценности, которые нужно отстаивать. Нам достались в наследство плоды труда многих поколений. Среди всех наших многочисленных прав, кажущихся столь простыми и естественными, нет ни одного, за которое бы в свое время не пролили кровь на эшафоте или на поле боя наши великие предки. Кроме этих ценностей, у нас также есть великие идеалы. Но делаем ли мы все возможное для того, чтобы сберечь их?

Я уверен, что, если бы французская, британская и американская демократии вдруг оказались под властью нацистов или большевиков, их ожидала бы самая трагичная судьба. Франция и Англия – творцы современной цивилизации, а Соединенные Штаты – достойный наследник и проводник наших идей. Разве мы, дети свободы, смогли бы смириться, если бы нам бесцеремонно затыкали рот, если бы вокруг повсюду сновали шпионы, соглядатаи и доносчики, причем тайная полиция не гнушалась бы подслушиванием даже наших личных разговоров? Нас бы арестовывали и заключали под стражу без суда и следствия, а потом политически ангажированные законники, обслуживающие интересы правящей партии, выносили бы нам приговоры за преступления, которых до сих пор не знало гражданское право. Разве мы смогли бы привыкнуть к тому, что к нам, взрослым людям, относятся как к каким-нибудь школярам, заставляя маршировать на парадах среди десятков тысяч таких же несчастных, как мы, и радостно выкрикивать глупые лозунги? Разве мы бы допустили, чтобы наших философов, ученых, писателей и поэтов подвергали издевательствам и изводили до смерти непосильным трудом в концентрационных лагерях? Разве мы стали бы сдерживать свои мысли и чувства? Мы ни перед чем не остановимся, чтобы избежать этого ига. Мы защитим свои идеалы. Мы отстоим свои права. Для этого нам нужно, чтобы наши вооруженные силы были достойны поставленных перед ними высоких задач. Давайте же сражаться единым фронтом! Давайте действовать мудро и осмотрительно!

Французская Республика и Британская империя встанут плечом к плечу в борьбе против агрессора. В конце концов, мы не так слабы и беспомощны, как некоторые утверждают. Четыре года назад, когда ситуация была совсем иной, я призывал членов палаты общин: «Давайте возблагодарим Господа за французскую армию». Я повторяю эту фразу сегодня с твердым убеждением, что армия Франции на данный момент является лучшей в мире. Что будет завтра – непонятно, будущее вызывает серьезные опасения, но сегодня о превосходстве французской армии можноговорить с уверенностью. Что касается британского флота, то его надежность также не вызывает сомнений. Он, безусловно, лучше любого европейского флота или даже нескольких флотов вместе взятых, причем сегодня его преимущества еще очевиднее, чем в 1914 году, а с учетом шагов, предпринимаемых сейчас правительством Его Величества, можно предположить, что наше доминирование на море, безусловно, сохранится и в будущем. Что касается проблемы развития военно-воздушных сил, то она по-прежнему весьма злободневна. Наши страны должны как можно скорее предпринять все усилия для ее решения, ведь до сих пор действия в этом направлении были недостаточно активными. Так или иначе, лично я считаю явно ошибочным мнение, будто обе наши страны на данный момент полностью беззащитны перед этим видом вооружений. В этой области у нас по крайней мере есть достаточно эффективные средства обороны, которые позволят нам оставаться хозяевами собственной судьбы.

Но одних лишь оборонительных вооружений недостаточно для того, чтобы выжить в этом беспощадном мире. Защищаясь от врагов, мы должны помнить, что нами движут благородные мотивы, мы отстаиваем самые возвышенные идеалы – идеалы интеллектуальной и духовной свободы, о которых я говорил ранее. Мы должны уповать на силу идей просвещения. Мы должны быть терпимы по отношению друг к другу, избегать ссор и пустых распрей. Мы сражаемся за мир. Мы хотим мира. Мы молимся о мире. Нам не нужны чужие территории. Мы не стремимся к монополии на какие-либо виды сырья. Наши помыслы чисты. Нам не с кем сводить счеты. Мы готовы искренне, но с достоинством подчиняться Уставу Лиги Наций. Мы согласны участвовать в создании эффективной системы коллективной безопасности, которая не только облегчит участь миллионов работяг, но и обеспечит возможность мирного разрешения тех проблем, которые являются поводом для обоснованного недовольства крупных держав, чьи интересы якобы оказываются ущемлены.

Еще одна мировая война может привести к уничтожению цивилизации на планете и уж точно на многие века погрузит Европу в пучину забвения. Мы хотим предотвратить эту войну. Сделать это мы сможем только в том случае, если будем хорошо вооружены и объединим свои силы на основе самых важных и незыблемых принципов. Если мы с одинаковым упорством будем бок о бок отстаивать одну и ту же высшую цель – не свои эгоистичные цели, не узко национальные цели, не реакционные цели, но общую цель, известную и понятную всем нам и достойную человеческого гения, – тогда мы добьемся своего.

Жестокость и злоба – удел немногочисленных экстремистов, тогда как подавляющее большинство людей отличаются толерантностью и добродушием, но при этом склонны к бездействию и всячески избегают ответственности. Однако если речь идет об идеалах разумной свободы, представительного правления, доминирования прав отдельной личности над правами государства, то, поверьте мне, они стоят того, чтобы их защищать, причем защищать бесстрашно и отчаянно. Давайте же постараемся заранее обеспечить себе победу на тот случай, если мы все-таки окажемся втянутыми в этот конфликт. Давайте сделаем так, чтобы сила права ни в коем случае не была лишена права на силу. В Британии, как и во Франции, большинство добропорядочных граждан хотят как раз того, что сейчас больше всего нужно. Так пусть же те, на ком лежит ответственность за руководство страной, сделают так, чтобы их народы получили то, чего они хотят.

Когда мы говорим о представительной форме правления, мы имеем в виду систему, которая полностью гарантирует законность и правопорядок, а также справедливость, терпимость и честные правила политической игры, без которых невозможна ни работа парламента, ни даже обычная дискуссия. Выборная система не должна становиться лишь ширмой для деяний нацизма и коммунизма. Испанские министры допустили серьезную ошибку, взяв на себя ответственность за предпринятые руководством страны политические шаги после фактического прекращения своих полномочий. Формально они действовали от имени парламентского режима, но на самом деле правили за них совсем другие люди. Это прямое злоупотребление доверием избирателей. Данный факт заставил нас занять позицию строгого нейтралитета в отношении Испании – нам по сути не оставили другого выбора.

Когда мы говорим о коллективной безопасности, мы подразумеваем реальную коллективную безопасность. Речь не идет лишь о том, чтобы одна или две державы приняли на себя основной удар, а остальные при этом полностью устранились и отказались им помочь. В то же время речь, конечно же, не идет и о том, чтобы для некоторых стран степень риска возросла многократно и при этом не была компенсирована равнозначными или хотя бы достаточными оборонительными мерами. Речь также не идет о том, чтобы стремящиеся к миру нации разоружались, в то время как милитаристские державы продолжают ковать оружие и рекрутировать войска. Также стоит отметить, что, добиваясь коллективной безопасности для себя, мы настоятельно рекомендуем ее другим. Великобритания и Франция не требуют себе никаких особых гарантий безопасности и независимости, которые бы они, в свою очередь, не были готовы предоставить великому народу Германии – мы искренне хотим жить в мире и дружбе со всеми своими соседями.

Недавно меня спросили: «Если бы между Германией и Россией началась война, на чью сторону вы бы встали?» Ответ очень прост. Мы бы приняли сторону пострадавшего и в соответствии с Уставом Лиги Наций обязаны были начать борьбу против агрессора. Дело не в том, на чьей стороне наши симпатии: Германии или России. Дело не в выборе между правыми и левыми. Дело в выборе между правыми и виноватыми. Я, как и многие жители Британии, хочу видеть Лигу Наций мощной организацией, готовой так сурово наказать любого агрессора, чтобы раз и навсегда отбить охоту у всех прочих провокаторов нарушать мир в Европе. Объединившись в интересах обеспечения коллективной безопасности, мы в то же время должны по возможности воздерживаться от несанкционированного вмешательства во внутренние дела своих соседей и союзников по Лиге Наций. Когда мы говорим об агрессии, мы, само собой, подразумеваем неспровоцированную агрессию. Пропаганда, осуществляемая в какой-либо стране за счет иностранного капитала, может рассматриваться как опасный вид провокации.

Лоуренс Аравийский

3 октября 1936 года

Церемония открытия мемориальной доски, Оксфордская высшая школа

Лоуренс Аравийский был близким другом Черчилля на протяжении многих лет. По воскресеньям он то и дело, причем иногда даже без предупреждения, заезжал в Чартуэлл на мотоцикле пообедать с Черчиллем и его семьей. Во время Первой мировой войны именно Лоуренс, переодевшись в арабские одежды, стал тайным лидером и вдохновителем восстания против Оттоманской империи.

С того момента, как Лоуренс ушел от нас, прошло больше года, но яркий и живой образ этого замечательного человека по-прежнему хранится в памяти его друзей, и всех его соотечественников не покидает острое чувство утраты. Эта потеря стала большим горем для нас. Сейчас, когда над Британской империей сгущаются тучи, когда нам постоянно приходится преодолевать все новые и новые трудности, мы особенно остро ощущаем недостаток выдающихся людей, которые помогли бы нам словом и делом. Этот человек не только обладал всеми качествами выдающегося государственного деятеля, но и был отмечен печатью гения, что сразу становилось очевидно всем, хотя природа его гениальности оставалась непостижима. И в молодости, в период головокружительных приключений, и в более зрелые годы, когда Лоуренс устранился от дел и отошел в тень, он неизменно завладевал сердцами и умами всех, кому выпадала удача с ним встретиться. Всякий, кто имел с ним дело, чувствовал, что общается с необыкновенной личностью, обладающей безмерным потенциалом и огромной силой воли. В любой ситуации, сколь бы критической она ни была, этому человеку удавалось найти выход. В самых сложных обстоятельствах он всегда приходил на выручку – и не было в целом мире более надежного и верного помощника.

Отчасти таинственная способность этого героя воздействовать на людей и контролировать любую ситуацию объяснялась тем, что он всегда с презрением относился к любым наградам и почестям, был чужд удовольствий и радостей жизни. Человек, которому безразличны деньги, домашний уют, чины и даже слава и власть, естественным образом внушает окружающим благоговение и трепет. Люди не без некоторого опасения чувствуют, что они имеют дело с тем, на кого они не могут повлиять, кого бесполезно искушать соблазнами. Такой человек удивительно свободен, необуздан, не связан никакими условностями, никогда не действует по шаблону, готов в любой момент влезть на баррикады и пожертвовать всем. Он привык к одиночеству и аскетизму, и жизнь для него – не более чем обязательство, но это обязательство он готов выполнить честно. Поистине то был житель горних высей: он дышал холодным разреженным воздухом, исполненным первозданной свежести, и в ясные дни взирал с поднебесных высот на все королевства мира в их немыслимом великолепии.

Лоуренс был из тех, чья жизнь течет быстрее и интенсивнее, чем жизнь обычных людей. Подобно аэроплану, который удерживается на лету лишь за счет скорости и воздушного давления, выше всего и легче всего этот человек возносился среди урагана. Обычная жизнь была ему не по вкусу. Бешеный хаос мировой войны ускорил течение событий до привычного для Лоуренса темпа. Остальных людей закружило в бешеном водовороте времени, так что они сами не понимали, что с ними происходит. Зато Лоуренс в этот героический период находился в полной гармонии с окружающими и самим собой.

Я часто задавался вопросом, что стало бы с Лоуренсом, если бы Великая война продолжалась еще несколько лет. Слава о нем быстро распространилась по свету, причем повсюду в Азии его имя было окружено ореолом загадочности, а сам он стал живой легендой. В те годы земля сотрясалась от ярости воюющих наций. Градус напряженности был очень высок. Планета корчилась от боли. Границы возможного и невозможного оказались размыты. Лоуренс мог бы реализовать мечту молодого Наполеона о завоевании Востока; он мог бы добраться до Константинополя в 1919-м или 1920 году при поддержке большинства племен и народов Малой Азии и Аравии. Но штормовой ветер стих так же внезапно, как и поднялся. Небо просветлело; радостный перезвон колоколов возвестил о прекращении боевых действий. Человечество с неописуемым чувством облегчения вернулось к давно прерванной и столь желанной мирной жизни, а Лоуренс опять оказался в одиночестве, будто пересел на другой самолет, который летел с гораздо более низкой скоростью.

В этой перемене можно найти объяснение событиям последних лет его слишком короткой жизни. Впрочем, были и другие причины для его преображения. Физические и моральные страдания и лишения, которые Лоуренс перенес за годы войны, оставили незаживающие раны и нанесли его здоровью немалый вред. Кроме того, он очень терзался, видя, что наше правительство откровенно использует его арабских друзей и союзников, а ведь он дал им слово от имени Британии и свое собственное слово, слово Лоуренса. Этот человек был способен на исключительные по своей силе переживания. Я уверен, что то суровое испытание, через которое ему пришлось пройти во время мирных переговоров, когда его арабские друзья оказались совершенно беспомощны в неразберихе внешнеполитических интриг, стало главной причиной его решения о снятии с себя всех полномочий и отказе от какого бы то ни было участия в общественно-политической жизни.

Отойдя от дел в столь молодом возрасте, он был вынужден коротать время, пробуя себя в самых разных сферах. Одним из главных утешений для него стала работа над книгой «Семь столпов мудрости», признанным шедевром английской литературы. Мемуары Лоуренса не имеют себе равных по увлекательности: в них идет речь о войне и приключениях, об укладе жизни арабов и их месте в мире. Это произведение стоит в одном ряду с величайшими книгами, когда-либо написанными на английском языке. Я думаю, не будет преувеличением сравнить обаяние и живость языка его автора с обаянием и живостью «Путешествия пилигрима», «Робинзона Крузо» или «Путешествий Гулливера». Если бы Лоуренс не сделал в своей жизни ничего другого, кроме как написал эту книгу, полагаясь лишь на собственное воображение, то и тогда его слава жила бы, говоря словами Томаса Маколея, «до тех пор, пока на английском языке говорят хоть где-нибудь на земном шаре». Еще большую ценность этой книге придает то, что она основана на фактах, а не на вымысле, а ее создатель был непосредственным участником описываемых событий. В наше время, когда большая часть огромного литературного наследия Великой войны позабыта и заменена конспектами, комментариями и учебниками по истории для новых поколений, когда сложные стратегические операции многотысячных армий анализируют разве что студенты военных учебных заведений, когда интерес к кровопролитным сражениям тех лет неуклонно ослабевает, а оценка результатов войны становится все более объективной, повествование Лоуренса о восстании в пустыне не теряет актуальности и продолжает сиять огнем бессмертной славы.

После того как этот литературный шедевр был написан (сперва потерян, а затем написан снова), когда нашлись нужные иллюстрации, когда все вопросы с типографией и разбивкой текста наконец разрешились, когда Лоуренс на мотоцикле привез свои драгоценные тома тем немногим – очень немногим, – кого он счел достойными своего творения, он, к счастью, нашел себе другое дело, и это дело действительно радовало и согревало его душу. Он, как никто другой, понимал все значение авиации как транспортного средства и вида вооружения. В жизни рядового летчика он нашел то спокойствие и душевное равновесие, которого ему не могли дать ни высокие государственные посты, ни командирские должности. Он думал, что, став рядовым королевской авиации, он сможет повысить престиж этого благородного рода деятельности и привлечет амбициозных и талантливых молодых людей в эту сферу, где их силы были столь необходимы. За эту благородную миссию, которой он посвятил последние 12 лет своей жизни, за тот пример, который он показал остальным, мы должны сказать ему отдельное спасибо. С его стороны это был воистину королевский подарок нашей стране.

Если на этот раз я уделил слишком много внимания пережитым Лоуренсом страданиям и лишениям, а не его достижениям и героическим подвигам, то это потому, что о свершениях этого человека всем и так хорошо известно. Он обладал разносторонностью истинного гения. Природа одарила его волшебным ключом, который открывал перед ним двери самых разных сокровищниц. Лоуренс был не только солдатом, но и ученым. Он был не только политическим деятелем, но и археологом. Он был тонким знатоком арабского мира и верным союзником арабов. Он был не только философом, но и механиком. Фон, создаваемый его суровым жизненным опытом, особенно оттенял то обаяние и веселье, которыми было наполнено дружеское общение с этим человеком, и то благородное величие, которое всегда отличало его натуру. Тем, кто знал его лучше всех, его недостает больше всех; но в первую очередь его недостает нашей стране, особенно сейчас. Потому что сейчас как раз наступает то время, когда политики начинают непосредственно заниматься решением серьезнейших проблем, которые когда-то пытался осмыслить Лоуренс: таковы, например, проблемы укрепления воздушной обороны и налаживания отношений с арабами. Несмотря на то, что этот человек всегда отказывался от предлагаемых ему государственных должностей, меня никогда не покидало ощущение, что при необходимости он бы обязательно откликнулся на зов отечества и выполнил свое высокое предназначение. Пока Лоуренс был жив, создавалось ощущение – во всяком случае я чувствовал это постоянно, – что вот-вот появится какая-то наиважнейшая задача, которая обязательно отвлечет его от выбранной им скромной цели и снова заставит работать в полную силу, переместив в эпицентр исторических событий. Однако этого не произошло. Лоуренс услышал зов, к которому, безусловно, давно был готов, но это был зов иного рода. Все произошло так, будто он сам этого хотел, – быстро и внезапно, на головокружительной скорости. Он совершил последний решительный рывок в воей незаурядной, полной приключений жизни и покинул этот мир.

Король Георг V написал в письме брату Лоуренса: «Его имя будет жить в веках». Кто в этом усомнится? Воистину имя этого человека будет всегда жить в английской литературе и истории королевской авиации, а также в военных анналах и легендах Аравии. А еще оно будет жить там, где Лоуренс учился, – о его непреходящей славе будет напоминать открытая нами сегодня мемориальная доска.

«Годы, пожранные саранчой»

12 ноября 1936 года

Палата общин

Можно сказать, что в этой речи Черчилль предпринимает одну из самых яростных и сокрушительных атак на правительство Стенли Болдуина, которое постоянно затягивало с решением вопроса об укреплении обороны Британии.

Я и несколько моих товарищей в официальном порядке внесли поправку…[13] Это та же самая поправка, которую я предлагал внести два года назад, причем она сформулирована точно так же, и в связи с этим я хотел бы напомнить членам палаты о том, что произошло за эти два года. Поправка, предложенная нами в ноябре 1934 года, стала кульминационным завершением бесконечной череды попыток рядовых членов парламента и Консервативной партии предупредить правительство Его Величества об опасности, грозящей Европе и нашей стране со стороны интенсивно вооружающейся Германии. Речь, которую я тогда произнес, подверглась резкой критике со стороны ведущих газет консервативного толка: меня, помнится, даже обозвали паникером. Я до сих пор помню, как господин Ллойд Джордж поздравлял премьер-министра, занимавшего тогда пост лорда-председателя, с тем, что высказанные мной «необоснованные» опасения встретили столь дружный отпор.

Интересно, что бы было, если бы тогда, два года назад, я мог предвидеть реальный ход событий и рассказал членам палаты о том, что нас ждет? Например, я сообщил бы им, что Германия будет в течение двух лет тратить по 800 миллионов фунтов стерлингов в год на военные нужды, что ее промышленность будет полностью милитаризована, как нигде доселе, что в нарушение всех договорных обязательств эта страна создаст огромные военно-воздушные и сухопутные силы на основе всеобщей воинской повинности, к 1936 году увеличив численность своей армии до 36 прекрасно вооруженных дивизий, включая механизированные бригады, мощь которых не поддается оценке, и что главную силу этой армии будут составлять миллионы отлично экипированных и обученных военных, из которых – в дополнение к уже существующим – будут сформированы еще 80 дивизий, для чего сейчас разрабатывается соответствующая организационная структура и в спешном порядке ведется подготовка снаряжения. Предположим, мы бы тогда знали, что через пару лет всеобщая воинская повинность, предполагающая пребывание каждого взрослого мужчины в трудовом лагере с целью боевой подготовки в течение одного года, станет в Германии нормой, что в Рейнскую область войдут крупные соединения и там будут построены надежнейшие укрепления, а также что немцы приступят к закладке огромного количества подводных лодок, причем с нашего согласия, подтвержденного особым договором.

Вдобавок предположим, что мы бы могли предвидеть ухудшение международной обстановки, разрыв политических отношений с Италией, итало-германский союз, объявление Бельгией нейтралитета – которое, если подтвердятся самые худшие опасения, крайне негативно скажется на безопасности нашей страны, – и ту сложную ситуацию, в которой оказались небольшие государства Центральной Европы. Предположим, что все это реально было бы предсказать. Но зачем? Ведь пару лет назад никто и слушать не хотел столь кошмарные прогнозы! Прошло всего два года – и мы видим, как все это происходит на наших глазах. Что будет еще через пару лет? Я уже не берусь угадывать.

Позвольте мне, однако, заявить, что лично я не собираюсь сеять панику или впадать в отчаяние. Ведь есть еще один аспект, который заслуживает нашего внимания, хотя его рассмотрение ни в коей мере не умаляет актуальности стоящих перед нами прочих задач по подготовке нашей страны к войне. Я хочу напомнить вам, что британский военно-морской флот остается – и будет оставаться еще в течение многих месяцев – по крайней мере столь же многочисленным и при этом гораздо более опытным, чем немецкий флот. Британские и французские военно-воздушные силы вместе взятые довольно мощны, если только они не решат действовать поодиночке. Несмотря на то, что будущее сокрыто от нас, мне кажется, что западные демократии, если они будут держаться вместе, смогут некоторое время оставаться в относительной безопасности. Никто не может сказать, как долго будет сохраняться это относительное равновесие сил: месяц, два месяца, квартал или полгода. Однако нет никаких сомнений в том, что в 1937 году немецкая армия превысит по численности французскую и при этом станет значительно более мощной, чем сейчас. Совершенно очевидно, что германская авиация будет продолжать наращивать то значительное превосходство, которое она уже имеет над нами, в особенности по такому важному показателю, как численность бомбардировщиков дальнего радиуса действия. В 1937 году, безусловно, существенно усугубятся все сложнейшие проблемы, для разрешения которых нам придется приложить максимальные усилия.

Сами по себе меры по перевооружению, предпринимаемые Францией и Британией, явно недостаточны. Западные демократии должны, пусть даже с ущербом для своих личных политических интересов, постараться укрепить систему коллективной безопасности или пересмотреть комплекс мер совместной борьбы с агрессором – если такое название вам нравится больше (лично я предпочитаю именно его), – с опорой на положения Устава Лиги Наций. Я надеюсь, что таким образом мы сможем снова добиться превосходства в силе, после чего наступит момент, когда нужно будет постараться не повторить ошибку, уже допущенную нами в прошлом, когда мы считали себя всемогущими и, действительно, были сильнее всех, – вместо того, чтобы бездействовать, мы должны будем склонить Германию к тому, чтобы она присоединилась к нам ради общего дела: только все вместе мы сможем уберечь Европу от неминуемой беды и встать на путь разоружения и мира.

Теперь я перейду непосредственно к вопросам, поднятым в рамках этих дебатов [в связи с обращением парламентариев к Его Величеству]. Давайте внимательно проанализируем наше нынешнее положение. В первую очередь в этой связи нельзя не отдать должное министру по координации обороны [сэру Томасу Инскипу]. Время от времени мой достопочтенный коллега произносит речи, подтверждающие, что он, как никто из его окружения, осознает грозящую нам опасность. К примеру, одну такую глубокомысленную фразу он обронил на днях. Он вскользь упомянул о «годах, пожранных саранчой»[14]. Давайте поразмыслим, что это были за годы, пока даже особо не задумываясь над тем, что за саранча их собственно «пожрала». Чтобы понять смысл этого выражения, нам придется обратиться к недалекому прошлому. С 1932 года – или по крайней мере с начала 1933 года, когда господин Гитлер пришел к власти, – общественность в нашей стране имела четкое представление о том, что Германия начала активно перевооружаться. Потом ситуация вроде бы изменилась. И три года назад на конференции Консервативной партии в Бирмингеме Ллойд Джордж, этот энергичный и верный слуга отечества, вынес на рассмотрение следующую резолюцию: «Участники данной конференции выражают свою серьезную обеспокоенность по поводу неадекватно огромного масштаба принимаемых мер по обеспечению безопасности империи».

Это произошло всего три года назад. И, если верить напечатанному в «Таймс» репортажу об этой конференции, я тогда счел необходимым ответить следующим образом: «За последние четыре или пять лет обстановка в мире стала намного сложнее и опаснее… Мы долго и упорно разоружались – отчасти из искреннего желания подать пример другим странам, отчасти из соображений экономии. Однако теперь пришла пора перемен. Мы должны отказаться от политики, которая нас ослабляет в то время, когда остальные нации наращивают военную мощь».

Резолюция была сразу одобрена с единственной поправкой, в которой содержалось обращение к канцлеру казначейства с заверениями в том, что необходимое утяжеление налогового бремени будет встречено британцами с пониманием. Так или иначе, никакой саранчи тогда и в помине не было.

Я очень рад, что премьер-министр [господин Стенли Болдуин] вновь полон энергии, что он полностью восстановил свои силы за время отдыха и, как говорят, даже помолодел. Так случилось, что в наших с ним деловых отношениях имели место и взлеты, и падения, причем падения, пожалуй, случались гораздо чаще, но несмотря ни на что мы всегда сохраняли личную дружбу, которая, во всяком случае для меня, представляет несомненную ценность. Я вовсе не думаю, что в своей общественно-политической деятельности господин премьер-министр ставит перед собой задачу уклоняться от любой критики в свой адрес, особенно если эта критика по существу. Исходя из этого, я позволю себе продолжить свои рассуждения. Мой достопочтенный друг находится у власти уже достаточно давно, и потому именно на него неизбежно ложится ответственность за все, что было и не было сделано, а также за принятие решений по поводу того, что нужно и чего не нужно делать сейчас. Что касается авиации, то он лично взял на себя ответственность за состояние этой военной сферы еще до того, как стал премьер-министром. Я позволю себе напомнить слова, произнесенные им в ходе дебатов 8 марта 1934 года, почти три года назад. Отвечая на вопросы, с которыми я обратился к нему и в официальном, и в личном порядке, он тогда сказал: «Каким бы ни было правительство нашей страны – особенно если это национальное правительство, такое, как нынешнее, – оно должно сделать все для того, чтобы наши ВВС по своей численности и мощи ни в коей мере не уступали авиации любого другого государства, в пределах досягаемости которого находятся наши берега».

Что ж, я тогда искренне поверил в это торжественное обещание, однако некоторые из моих друзей, в частности сэр Эдвард Григг и капитан Гест, захотели «дальнейших подробностей», как это называет наш министр по координации обороны (хотя, возможно, он использовал это выражение несколько в ином контексте), и после обеда вновь подняли тот же вопрос, после чего премьер-министр, занимавший тогда пост лорда-председателя, приехал в палату и, отбросив свою обычную учтивость, принялся распекать излишне назойливых членов парламента за то, что они осмелились усомниться в готовности правительства в полной мере выполнить данное утром серьезное обещание. Я не припомню, чтобы кто-либо еще когда-нибудь столь же явно брал на себя личную ответственность за какое-то дело. Стоит при этом сказать, что премьер-министр не особо преуспел в выполнении поставленной задачи и спустя год с подлинно мужским прямодушием признал, что был введен в заблуждение относительно столь важного вопроса, как соотношение мощи британских и германских ВВС.

Без сомнения, в общем и целом необходимо отметить, что правительство Его Величества со значительным опозданием признало тот факт, что Германия готовится к войне. В течение долгого времени наша политическая элита продолжала проводить политику одностороннего разоружения. По-видимому, это был один из тех экспериментов, организаторы которых, попросту говоря, полагаются «на авось», как, например, в эксперименте по введению гражданских санкций в отношении Италии – там особых поводов для надежды на успех тоже не было. Теперь, когда оба эти политических эксперимента завершились ничем, наши министры с удовольствием отчитываются об их неудовлетворительных результатах и с пеной у рта доказывают, что выбранный ими курс оказался абсолютно неверным и даже глупым и его ни в коем случае нельзя продолжать. Получается, что те самые люди, которые когда-то активнее всех ратовали за проведение этих экспериментов, теперь громче всех критикуют те заблуждения, которые лежали в их основе. За свои ошибки они дорого заплатили, причем из нашего кармана. Впрочем, как бы там ни было, наших министров стоит поблагодарить хотя бы за то, что сейчас они наконец-то осознали свою неправоту.

В июле 1935 года, накануне всеобщих выборов, в палате общин стало набирать обороты мощное движение в поддержку идеи о назначении министра, который бы координировал деятельность сразу трех военных министерств. На том же этапе наши оборонные ведомства принялись за разработку планов масштабного наращивания всех видов вооружений. Позднее составленные планы оформили в виде официального документа, и именно их реализацией мы сейчас занимаемся. Тогда у большинства парламентариев не было никаких сомнений в необходимости назначения нового министра или координатора. Однако его назначили лишь девять месяцев спустя, в марте 1936 года. Нам до сих пор никто не объяснил, зачем нужно было ждать целых девять месяцев, прежде чем сделать то, что казалось всем таким насущным. На днях премьер-министр абсолютно правильно, хотя и немного пространно, рассуждал о тех значительных преимуществах, которые дало нам назначение министра по координации обороны. Каждый аргумент, подтверждающий полезность работы, проделанной этим государственным деятелем, является прямым упреком в адрес тех, кто не назначил его девятью месяцами раньше, в результате упустив не поддающиеся оценке выгоды, которые мы могли бы уже иметь, если бы не эта досадная задержка.

Когда наконец в марте после бесконечных отсрочек премьер-министр все-таки учредил эту должность, перечень обязанностей нового министра оказался столь непродуманным, что никто на свете не смог бы эффективно с ними справиться или хотя бы публично отчитаться о них без замешательства. Я многократно указывал на одну важную организационную ошибку – и многие члены палаты соглашались со мной в этом: по моему мнению, абсолютно недопустимо, чтобы функции по координации обороны были совмещены с функциями министра по снабжению. Позвольте мне еще раз напомнить, какая организационная структура нам необходима. Нужны четыре министерства: военно-морского флота, сухопутных войск, авиации и снабжения, а министр по координации обороны должен осуществлять общий контроль над этими ведомствами, согласуя их действия и расставляя приоритеты в соответствии с некой комплексной стратегией. Членам палаты известно о многочисленных обращениях к правительству с просьбой учредить министерство снабжения и о доводах, приводимых в пользу такого организационного решения. Обоснованность этих доводов получила новое подтверждение, хотя и с несколько иной стороны, в отчете Королевской комиссии по производству вооружений.

Первым шагом нового парламента и первым шагом министра по координации обороны, если бы он на момент своего назначения имел столь же отчетливое представление о сфере своих полномочий, какое имеет сейчас, должно было стать создание министерства снабжения, которое постепенно взяло бы на себя функции по проектированию и производству всего необходимого для авиации, армии и флота, за исключением разве что боевых кораблей, тяжелой артиллерии, торпед и некоторых видов вспомогательных вооружений. Это обеспечило бы централизованный контроль над всей промышленностью Британии – таким образом нам удалось бы направить все имеющиеся ресурсы на реализацию военной программы.

Вместо этого министр по координации обороны выступил против создания министерства снабжения. Приведенные им аргументы были вескими, можно даже сказать, неоспоримыми: по его мнению, министерство снабжения помешало бы реализации существующих программ и вызвало задержки во всех рабочих процессах, так что польза от его деятельности вряд ли компенсировала бы нанесенный ущерб, что, в свою очередь, негативно повлияло бы на жизнь страны и на состояние ее промышленности, а также нарушило бы экспортную торговлю и деморализовало финансовый сектор как раз тогда, когда он нам больше всего необходим. По мнению министра, превращение страны в огромную оружейную фабрику абсолютно недопустимо. Все эти доводы, безусловно, очень серьезны, если только согласиться с тем, что они верны. Лично у меня создается такое впечатление, что с их помощью легко убедить всякого, кто заведомо готов с ними согласиться. Однако в завершение своей речи мой достопочтенный коллега совершенно неожиданно добавил: «Впрочем, окончательное решение по данному вопросу пока не принято». Как выяснилось, повторное обсуждение состоится через несколько недель. Что можно узнать такого уж нового за эти несколько недель, чего не удалось узнать до сих пор, чего мы не знали год назад и о чем не подозревали в последние полгода? Что такого экстраординарного должно произойти в этот период, чтобы оказалась неверной вся та великолепная аргументация, которая была нам предложена, и чтобы вдруг стало возможным и даже необходимым парализовать экспортную торговлю, разрушить финансовый сектор и превратить страну в огромную оружейную фабрику?

В произнесенной на днях речи первый лорд адмиралтейства [сэр Сэмюэль Хор] продолжил развивать ту же тему. Он, в частности, заявил: «Мы непрерывно пересматриваем свою позицию». При этом он отметил, что ситуация очень нестабильна. Я склонен ему верить. Странно другое: никто до сих пор не может понять, в чем, собственно, заключается эта пересматриваемая нами позиция. То ли наше правительство попросту не может решить, что ему делать, то ли оно не может заставить премьер-министра принять решение. Так оно и продолжает работать – полное решимости быть нерешительным, готовое без колебаний колебаться, активно настроенное на бездействие, твердо уверенное в изменчивости всего и вся, обладающее всеми полномочиями, но при этом абсолютно бессильное. Не слишком ли много парадоксов? Ведь из-за них мы теряем драгоценное время, когда на карту поставлено будущее Британии, – мы отдаем целые месяцы и годы на растерзание той же саранче. Мне могут возразить, что «министр снабжения нам не нужен, потому что у нас и так все хорошо» – но я с этим в корне не согласен. Нам говорят, что «наше положение вполне удовлетворительно», но мы не верим, нас убеждают, что «все идет по плану», но мы-то знаем, что это лишь пустые слова.

Теперь позвольте мне перейти к вопросу о сухопутных войсках. В марте этого года я обратил внимание парламентариев на одно предложение в докладной записке военного министерства о территориальной армии, в котором говорилось, что снаряжение для ее личного состава не может быть подготовлено до тех пор, пока не будет полностью укомплектована регулярная армия. Было ли сделано что-нибудь в этом направлении? Очевидно, что те упущения, которые обсуждались тогда, до сих пор не устранены. Я полностью согласен со всем, что недавно сказал о наших войсках лорд Винтертон: «Когда я думаю о том, что эти молодые ребята – а их уже 140 000, хотя и это не окончательная цифра, – откликаются на призыв родины и готовятся защищать всех нас, вступают в ряды территориальной армии, чтобы нести службу в любой точке мира, причем даже не имея гарантий относительно того, что им разрешат служить в своем подразделении, – они идут на риск вопреки всем страхам и потом с удивлением обнаруживают, что правительство не удосужилось позаботиться даже о том, чтобы обеспечить их необходимым снаряжением и оружием, – так вот, когда я думаю об этом, я не могу не восхищаться беспримерным патриотизмом британских солдат и офицеров. Их порыв достоин восхищения и гордости, но мы не имеем права злоупотреблять этим порывом, не обеспечив наших героев соответствующим снаряжением».

На днях в окрестностях Лондона один мой приятель видел, как несколько человек проделывают какие-то странные маневры, сопровождающиеся весьма необычными телодвижениями и жестами. Ему стало любопытно, чем занимаются эти люди. Он не мог понять, что это – новый вид гимнастических упражнений, очередная модная религия, наподобие тех, что стали столь популярны в некоторых странах в наше время, или сборище сумасшедших на свежем воздухе. Приятель подошел к ним поближе и узнал, что это – прожекторная рота лондонского подразделения территориальной армии, члены которой занимались отработкой необходимых навыков, насколько это, разумеется, возможно в условиях отсутствия прожекторов. И при этом нам без конца твердят, что в министерстве снабжения нет никакой нужды.

На маневрах регулярной армии многие стратегически важные виды современных вооружений приходится заменять кружочками и флажками. Когда вспоминаешь о том, насколько малы наши сухопутные войска – всего несколько сотен тысяч человек, – кажется невероятным, что активно функционирующая промышленность Британии при правильном подходе к делу не сможет снабдить их в соответствии с их скромными потребностями. Даже в Италии, где промышленность на порядок хуже нашей, а материальное благосостояние и финансовые ресурсы несопоставимо скромнее наших, правящий там ныне диктатор может похвастаться тем, что у него достаточно штыков и амуниции, чтобы обеспечить ими 8 миллионов человек. Из недоверия к диктатору вы, конечно, можете разделить эту цифру пополам, однако суть от этого не изменится.

В нашей армии ощущается недостаток практически всех видов вооружений, которые необходимы для ведения боевых действий в современных условиях. Где противотанковые орудия? Где радиостанции малого радиуса действия? Где полевые зенитные орудия для борьбы с низколетящими бронированными самолетами? Мы хотим знать, как так получилось, что наша страна, в которой столько автомобилистов и мотоциклистов, не способна сформировать сильные механизированные соединения в составе как регулярной, так и территориальной армии. Наверняка в эпоху, когда британская молодежь испытывает огромный интерес к новым видам транспорта, когда верховая езда уходит в прошлое вместе с традициями рыцарства, у нас есть возможность создать армию необходимой численности, снабдить ее всем, чем нужно, и механизировать ее настолько, насколько это реально.

Возьмем, к примеру, бронетанковые войска. Танк – британское изобретение, которое произвело подлинную революцию в современном военном деле. Показательно, что идея его создания пришла в голову именно британцам, однако для того, чтобы убедить военное министерство в перспективности этого вида боевой техники, понадобилось немало сил. И надо сказать, что до сих пор ничего не изменилось – на нынешнем этапе продвижение любой новой идеи по-прежнему требует невероятного упорства. Я знаю, о чем говорю. В ходе минувшей войны Британия была практически единственной страной, применявшей танки в ходе боевых действий. Разумеется, мы лидировали в этой области и после завершения войны еще в течение нескольких лет удерживали свои ведущие позиции в танкостроении. Весь мир равнялся на Англию. Но теперь это в прошлом. За «годы, которые пожрала саранча» не было сделано ничего для обеспечения бронетанковых войск новой техникой. Наш основной средний танк, который в свое время считался лучшим в мире, уже давно и безнадежно устарел. Не только по численности – по этому показателю мы никогда не пытались соревноваться с другими странами, – но и по качеству нынешнее британское оружие проигрывает германскому, русскому, итальянскому и американскому. Если не брать в расчет очень маленькие оборонные предприятия, продолжавшие работать и в мирное время, все остальные наши заводы по производству снарядов и орудий сейчас находятся едва ли не на стадии строительства. Пройдет немало времени, прежде чем они начнут бесперебойные поставки военного снаряжения хотя бы для той небольшой армии, которой мы располагаем. И при этом нас все равно убеждают в том, что у нас нет потребности в создании министерства снабжения и что в мире не происходит ничего чрезвычайного, что могло бы заставить нас изменить привычный порядок вещей. Если мы продолжим в том же духе (а я не знаю, что могло бы заставить нас свернуть с этого пути), однажды нам придется дорого за это заплатить, и те, кто берет на себя всю ответственность за происходящее, либо действительно не робкого десятка, либо просто не способны предвидеть возможные последствия.

Теперь я подхожу к самому важному вопросу – вопросу об авиации. Буквально во вторник вечером первый лорд адмиралтейства [сэр Сэмюэль Хор] заверил в том, что утверждение об «огромном отставании» от плана реализации нашей программы модернизации ВВС не имеет под собой никаких оснований. В то же время из его слов явно следует, что мы все-таки отстаем от этого плана. Получается, вопрос лишь в том, что кажется первому лорду «огромным», а что нет? Кроме того, он говорил о программе по увеличению численности боевых единиц ВВС, назвав темпы ее реализации «не такими уж неудовлетворительными». Тут опять же, по-видимому, все зависит от того, что считать «удовлетворительным». Вообще, надо сказать, представления первого лорда в этом плане весьма изменчивы. 11 сентября в речи, посвященной Лиге Наций, он называл одни цифры, а в соглашении Хора – Лаваля явно подразумеваются совсем другие.

В августе некоторые из нас отправились в составе делегации к премьер-министру, чтобы выразить обеспокоенность по поводу состояния национальной системы обороны и сделать ряд заявлений, которые мы бы не хотели сейчас предавать публичной огласке. Лично я сделал доклад о состоянии ВВС, подготовкой которого я до этого занимался в течение нескольких недель и на чтение которого у меня, следует признать, ушел целый час. Мой достопочтенный друг премьер-министр по обыкновению терпеливо выслушал меня. Думаю, я уже не раз отмечал его способность слушать других людей, на что он неоднократно с иронией отвечал, что научился этому в те времена, когда мы были коллегами по кабинету. Как бы там ни было, премьер-министр действительно отнесся к моему докладу с должным вниманием, а это всегда дорогого стоит. За три месяца, что прошли с того момента, я перепроверил актуальность изложенных в докладе фактов, и, если бы сейчас меня не слушали представители других государств или если бы наше заседание было закрытым, я бы мог повторить свой доклад здесь. Мне кажется, что в этом случае, поверив хотя бы в половину сказанного мной, члены палаты обязательно пришли бы к выводу об исключительной серьезности сложившейся ситуации, а также, как это ни печально признавать, о том, что нынешнее положение дел дает почву для некоторых подозрений в неумелом управлении военным ведомством. Я не собираюсь вдаваться в подробности. В этих стенах я вообще предпочитаю по возможности избегать высказываний на темы, с которыми чиновники иностранных государств, возможно, еще не знакомы; но я не могу не отметить один важный пассаж в выступлении министра по координации обороны, который прозвучал во вторник [10 ноября 1936 года]. Он сказал: «Каждому, кто связан с ВВС, знакомы процессы формирования эскадрилий, создания новых учебных подразделений и недоукомплектованных частей. На территории нашей страны в настоящее время находятся 80 эскадрилий, из них 16 вспомогательных, но эта статистика не учитывает соединений морской авиации и, разумеется, эскадрилий, дислоцированных за рубежом».

На основе этого показателя и с учетом оговорок, которые ему предшествовали, члены палаты, а также представители иностранных государств могут с достаточно высокой степенью точности оценить темпы роста численности наших ВВС. Поэтому я считаю возможным высказаться по этому поводу.

Парламенту обещали, что к 31 марта 1937 года у нас будет 71 новая эскадрилья, то есть общее число эскадрилий в составе территориальных войск должно достигнуть 124. Считалось, что это тот минимум, который позволит нам чувствовать себя в безопасности. В конце прошлого финансового года у нас было 53 эскадрильи, включая вспомогательные. Таким образом, за 32 недели, прошедшие с начала финансового года, мы сформировали 28 новых эскадрилий, то есть в среднем менее одной эскадрильи в неделю. Чтобы добиться обещанного парламентариям показателя и обеспечить выполнение программы, которая была утверждена как минимальная, нам нужно за оставшиеся 20 недель сформировать еще 43 эскадрильи, то есть более двух эскадрилий в неделю. К концу марта темпы ввода в строй новых эскадрилий должны почти в три раза превысить нынешние. Я не предлагаю сейчас анализировать состав имеющихся у нас 80 эскадрилий, хотя не могу не напомнить о том, что в речи министра прозвучало выражение «недоукомплектованные части», которое поневоле настораживает, пусть даже оно и относится лишь к некоторым из новых соединений. Допустим даже, что в каждой из этих 80 эскадрилий в среднем по 12 самолетов, оснащенных соответствующим вооружением. С учетом всех оговорок на основе приблизительных расчетов мы все равно имеем лишь 960 боевых самолетов в составе территориальной армии.

Каков аналогичный показатель у Германии? Я не собираюсь заниматься сложными вычислениями и определять максимальное количество немецких крылатых машин, я лишь возьму на себя смелость назвать минимальную цифру. Совершенно точно известно, что у немцев не менее полутора тысяч боевых самолетов, объединенных в не менее чем 130 или 140 эскадрилий, включая вспомогательные соединения. Необходимо также помнить, что в составе германских эскадрилий нет техники, которая была бы сконструирована или произведена более трех лет назад. Кроме того, нельзя забывать, что Германия уделяет особое внимание бомбардировщикам дальнего радиуса действия и что достигнутый ею перевес по этому показателю очень значим с точки зрения баланса военной силы.

Правительство клялось нам, что будет поддерживать паритет с Германией по показателю численности самолетов, имея в виду авиацию в составе территориальной армии. В настоящее время, даже если брать в расчет самые оптимистичные для нас показатели, численность наших ВВС, судя по статистике, представленной министром по координации обороны, недотягивает и до двух третей численности германской авиации, причем, разумеется, никто не гарантирует нам полную осведомленность о степени критичности реальных обстоятельств. Как же тогда первый лорд адмиралтейства [сэр Сэмюэль Хор] смеет настаивать на своем и делать подобные выводы: «В целом наш прогноз относительно численности ВВС других стран оказался верным; с другой стороны, наши оценки численности собственных сил также оказались точными. Я уполномочен заявить, что положение дел вполне удовлетворительно»?

У меня это просто в голове не укладывается. Вероятно, премьер-министр разъяснит нам ситуацию. Я считаю нужным напомнить палате, что я не раскрыл никаких государственных тайн, которые могли бы снизить обороноспособность нашей страны, и не сообщил никаких новых фактов относительно состояния нашей авиации, которые нельзя было бы извлечь из представленной министром статистики и опубликованных официальных данных.

Как нам быть? Мне известен только один способ сдвинуть это дело с мертвой точки. Палата должна потребовать провести парламентское расследование. Нам следует отобрать шесть, семь или восемь независимых парламентариев – ответственных, опытных, рассудительных людей, представляющих разные партии и более или менее разбирающихся в вопросах такого рода. Мы поручим им опросить министров и добиться от них правдивых ответов на ряд серьезных вопросов, чтобы затем представить палате краткий отчет либо с подтверждением заверений правительства, либо с предложениями по устранению имеющихся недочетов. Я думаю, что в подобных обстоятельствах так поступил бы любой парламент, достойный называться таковым. Парламенты прошлых дней, те, которым наша страна обязана своим величием, не стали бы сомневаться в справедливости подобного решения. Их члены обязательно поняли бы, что они не смогут выполнить свой долг перед избирателями, если не убедятся в эффективном обеспечении безопасности страны. Например, французский парламент благодаря работе своих комитетов глубоко и всесторонне осведомлен о состоянии системы национальной обороны, и при этом мне неизвестны случаи разглашения французскими парламентариями значимой секретной информации. Нет никаких оснований опасаться, что наши государственные тайны будут разглашены. Именно благодаря тому, что большинство членов французского парламента так или иначе интересуются вопросами укрепления национальной безопасности, шесть лет назад французское правительство было вынуждено выделить свыше 60 миллионов фунтов стерлингов на постройку линии Мажино, несмотря на заверения нашего правительства в том, что все войны окончены и что Франция не должна отставать от Британии по темпам разоружения. Я надеюсь, что хотя бы сейчас члены палаты общин оставят в стороне соображения партийной дисциплины и настоят на требовании предоставить им информацию о текущем положении в той области, от которой зависит наша свобода и наша жизнь. Я думаю, что правительство, и прежде всего премьер-министр, на чьих плечах лежит столь тяжкое бремя ответственности, должно с пониманием отнестись к такому предложению.

В прошлом мы с явным пренебрежением относились к самым очевидным признакам надвигающейся опасности и поэтому теперь оказались в ситуации, когда над Британией нависла реальная угроза, страшнее которой не было со времен кампании по уничтожению германского подводного флота. Можно даже сказать, что на самом деле нынешняя ситуация гораздо серьезнее, поскольку тогда мы хотя бы располагали средствами, которые позволили нам обеспечить собственную безопасность и одержать победу. Сейчас мы далеко не так уверены в себе. Эра промедления, полумер, успокаивающих и сбивающих с толку уловок и бесконечных проволочек подошла к концу. Пробил час расплаты. Наступил момент, когда, судя по отчетам министерств, даже самые масштабные подготовительные мероприятия уже вряд ли помогут Британии, потому что за год-полтора мы не успеем наверстать упущенное и существенно усилить фактическую боеспособность нашей армии. Зато Германия за этот период вполне сможет достичь кульминационной точки в своих колоссальных военных приготовлениях и будет вынуждена по финансово-экономическим соображениям либо задуматься о резком снижении темпов милитаризации, либо, возможно, попытаться найти другой выход из трудной ситуации. Именно это прискорбное стечение обстоятельств, судя по всему, и представляет наибольшую угрозу для Европы и является основным поводом для беспокойства. Нам придется пережить этот период – ничего не поделаешь. Конечно, если мы сможем сократить продолжительность кризиса хотя бы на несколько месяцев, если мы сумеем приблизить тот момент, когда британские ВВС начнут играть роль дополнительного сдерживающего фактора для германской армии, которая по численности в ближайшем будущем превзойдет французскую, тогда мы сможем стать подлинными миротворцами и наверняка убережем планету от войны.

Я должен признать, что в ходе этих дебатов меня, человека с большим опытом парламентской работы, поразили две вещи. Во-первых, я ошеломлен той стремительностью, с которой за последние несколько лет возникли новые угрозы для нашей национальной безопасности, полностью изменив наше геополитическое положение и ситуацию в мире в целом. Во-вторых, меня удручила неспособность палаты общин адекватно реагировать на эти угрозы. Честно признаться, такого я совсем не ожидал. Я никогда бы не поверил, что мы допустим, чтобы наше положение продолжало неуклонно ухудшаться месяц за месяцем, год за годом. Я и представить не мог, что даже признание правительством собственных ошибок не побудит парламент активизироваться и предпринять чрезвычайные меры. Поэтому сейчас я заявляю, что, если палата срочно не примет решение разобраться в сложившейся ситуации, тем самым она уклонится от исполнения своего прямого долга, то есть поступит так, как не поступала никогда за всю свою многовековую историю.

«Близится самый опасный момент в истории Европы…»

25 ноября 1936 года

Официальный обед в Новом обществе стран Содружества, отель «Дорчестер», Лондон

Черчилль лучше всех своих коллег-парламентариев понимал, как сильно возросло значение авиации и насколько уязвима Британия перед этим видом вооружений.

Близится самый опасный момент в истории Европы, а возможно, и всего мира. Борьба, которая сейчас разворачивается между конкурирующими формами диктатуры, угрожает мирному существованию многих стран и вот-вот столкнет их в непримиримой схватке. Уже одно это чревато для нас серьезными последствиями. Но мы знаем, что в принципе опасность такого рода можно было бы легко преодолеть или по крайней мере ограничить ее масштабы, если бы, по неудачному стечению обстоятельств, именно в эту эпоху человек не научился летать. Появление авиации сделало любую страну, причем на всей ее территории, уязвимой для внезапного безжалостного нападения. Некоторые народы уже смирились с мыслью о бомбардировках городов и истреблении гражданского населения как стандартных современных методах ведения боевых действий. Стоит войне начаться, как все эти бесчеловечные планы непременно воплотятся в жизнь.

Как известно, для атаки с воздуха не нужно мобилизовать флот или формировать сухопутные войска. Летчикам достаточно одного приказа, обычной отмашки. Но стоит боевым самолетам подняться в небо, как свершится непоправимое. По трагическому стечению обстоятельств появление авиации как мощной боевой силы произошло в эпоху небывалого расцвета диктаторских режимов, так что теперь тоталитаризм грозит всем остальным странам такими страшными бедами, каких они не знали даже в эпоху варварства, не говоря уже о любых других периодах истории. Судя по всему, человечеству вряд ли вообще удастся сохранить хоть какое-то подобие цивилизации, если оно не сможет установить международный контроль над применением бомбардировщиков.

Из этого следует, что в нынешних обстоятельствах мы обязаны принять все необходимые меры для того, чтобы наша страна могла обеспечить свою безопасность и внести лепту в создание общеевропейской системы защиты от военной агрессии. Мы решительно осуждаем действия тех, кто, как, например, господин Лэнсбери и преподобный Шепард, беспрестанно отговаривают нашу молодежь от службы в армии, а также препятствуют военным приготовлениям, вести которые нас вынуждает напряженная внешнеполитическая обстановка.

Если произнесенная премьер-министром на прошлой неделе фраза о том, что «демократия всегда отстает от диктатора на два года», отражает истину, то демократия обречена. В Великой войне победителями стали парламентские демократии, а все без исключения авторитарные империи рухнули и распались на части. Если демократия в Великобритании и других странах окажется в опасности, чего нельзя исключать, то виновата в этом будет не демократия как таковая, а политики, которым народ доверил демократическую власть.

Кто поспорит с тем, что Европа сможет себя спасти, если сделает для этого все возможное? Мечты человечества о мире вполне осуществимы, но для их претворения в жизнь всем народам нужно действовать согласно общему плану и подчиняться основополагающим принципам этого плана. Если бы полгода назад народ Испании мог предвидеть те ужасы, которые обрушатся на него, ему бы не составило труда их предотвратить. Когда я размышляю над этой трагедией, я спрашиваю себя: а разве не являются события в Испании предостережением для всей Европы, предупреждением о той судьбе, которая ждет всех нас в недалеком будущем, о тех бедствиях, на фоне которых испанские бесчинства покажутся лишь незначительным эпизодом глобальной катастрофы? Я прошу всех, кто хочет мира, осознать серьезность происходящего, перестать терять время, балансируя на краю пропасти, взять себя в руки и пойти на те жертвы, которых требует от нас дело всеобщего спасения.

«Отречение короля Эдуарда VIII»

10 декабря 1936 года

Палата общин

Еще больше людей отвернулись от Черчилля после того, как он выступил в поддержку нового короля, своего друга, который решил жениться на американке Уоллис Симпсон.

Сейчас как никогда ясно и очевидно, что взаимные упреки и бессмысленные распри не только не принесут нам никакой пользы, но и, напротив, причинят вред. Что сделано, то сделано. Все происшедшее уже стало достоянием истории, и лично я бы предпочел, чтобы там, в истории, оно и оставалось. Поэтому я сделаю лишь два замечания. Во-первых, из сообщенных нам сегодня днем сведений явно следует, что ни между королем и его министрами, ни между королем и парламентом никогда не возникало никаких разногласий конституционного характера. Верховенство парламента над короной, обязательство монарха действовать в соответствии с рекомендациями министров – ни один из этих основополагающих принципов не был нарушен и никогда не ставился под сомнение. Поддерживая точку зрения своего достопочтенного друга, лидера Либеральной партии, я осмелюсь заявить, что ни один другой монарх не следовал столь строго и добросовестно букве и духу конституции, как Его Величество. На самом деле ради мира и благополучия своего государства он добровольно принес великую жертву, которой от него не требовали ни британский закон, ни конституция. Это первое, на что я хотел бы обратить ваше внимание.

Во-вторых, когда решение монарха было доведено до сведения общественности, я всех и каждого умолял сохранять спокойствие и выдержку, подобно многим моим коллегам отлично понимая, к каким серьезным последствиям может привести затяжной внутриполитический конфликт. С другой стороны, по моему мнению, наш долг состоит в том, чтобы терпеливо переносить любые испытания, сколь бы суровыми они ни были, до тех пор, пока есть хоть какая-то надежда на то, что со временем ситуация изменится к лучшему. Была ли тогда эта надежда оправдана или нет – сейчас уже не понять. Сохранять выдержку казалось важным и с другой точки зрения: после всего случившегося требовалось предпринять необходимые меры для того, чтобы в дальнейшем пресечь любые клеветнические обвинения в том, что короля якобы вынудили принять решение в спешке. Я думаю, что даже если бы он сообщил о своих планах еще на прошлой неделе, то, коль скоро речь идет о самом монархе, уже и тогда его поступок вряд ли кто-либо назвал бы опрометчивым, а в нынешних обстоятельствах лично я искренне верю в то, что решение, принятое Его Величеством на этой неделе, является осознанным, добровольным и самостоятельным и что у нашего монарха было достаточно времени на размышления (кажется, господин премьер-министр в этом полностью со мной согласен). Поскольку, как всем известно, я рассматриваю данную проблему под несколько другим углом, чем большинство достопочтенных членов парламента, я считаю своим долгом особо подчеркнуть эту мысль. Вот, собственно, и все, что я хотел сказать по поводу спорных моментов, касающихся произошедшего события. Я лишь надеюсь, что члены палаты уделят мне еще пару минут, принимая во внимание тот факт, что более четверти века назад, когда я был министром внутренних дел, именно мне выпала честь стоять рядом с Его Величеством и провозглашать его звания и регалии во время церемонии присвоения ему титула принца Уэльского, проходившей среди залитых солнцем бастионов замка Карнарвон, и с тех пор, в том числе и в военные годы, наш монарх не раз удостаивал меня своим вниманием и, осмелюсь даже сказать, своей дружбой. И потому теперь я бы умер от стыда, если бы, пусть и в своем нынешнем независимом и неофициальном качестве, я не приложил все усилия, чтобы отыскать хоть какой-нибудь законный способ, пусть даже самый безнадежный и малоэффективный, который мог бы удержать нашего короля на троне предков, куда он взошел совсем недавно, став надеждой и опорой британской нации. Этот государь был олицетворением таких важных качеств, как храбрость, простота, доброта и, наконец, искренность. Благодаря упомянутым весьма редким достоинствам он мог бы своим правлением вписать еще одну славную страницу в книгу истории нашей древней монархии. Весь трагизм сложившейся ситуации состоит в том, что в частной жизни этого человека именно перечисленные мной добродетели привели к самым печальным и горьким последствиям. И хотя теперь мы уже не питаем иллюзий по поводу его возможного возвращения на престол, я по-прежнему готов утверждать, что внимание к этой личности вряд ли ослабнет с течением времени. Память о Его Величестве будет жить в сердцах его простых подданных, и они всей душой будут желать ему покоя и счастья в личной жизни, а также благополучия всем, кто ему дорог.

Наконец, я хотел бы кое-что добавить – и я говорю это специально для тех из присутствующих здесь и находящихся за этими дверьми, кого очень сильно огорчило все происшедшее (боюсь, что таких людей немало). Над нами сгущаются тучи. В нынешней сложной ситуации мы не можем позволить себе оглядываться назад – у нас просто нет на это права. Мы должны смотреть вперед; мы должны следовать призыву премьер-министра, обратив наши взоры в будущее. Все преданные сторонники монархического правления сегодня должны приложить необходимые усилия для того, чтобы защитить трон и наделить наследника Его Величества той властью, которую ему может предоставить лишь любовь единой нации и единой империи.

Редьярд Киплинг

17 ноября 1937 года

Инаугурационный обед Мемориального фонда Редьярда Киплинга, Гросвенор-Хаус, Лондон

Редьярд Киплинг является одним из выдающихся представителей английской литературы прошлого столетия. В период творческого расцвета, который длился достаточно долго, его писательская плодовитость достигла потрясающих масштабов, хотя каждое его произведение сохраняло свою уникальность. Добиваться этого ему помогал колоссальный, просто грандиозный объем знаний, зачастую очень глубоких и подробных. Знания в самых различных областях стали результатом непрерывного обучения, наблюдения и размышления над жизнью. В итоге писатель накопил такой запас мудрости, какому можно только позавидовать.

Использовать накопленные богатства на благо своей страны и своей эпохи – такова была высокая цель этого поистине гениального человека. Уж в чем-чем, а в гениальности ему точно не откажешь. Мощь, сила, изящество и лаконичная живость его стиля очаровывают и мгновенно завладевают вниманием каждого читателя. Бесчисленные поклонники его таланта во всех доминионах Британской империи и далеко за ее пределами не перестают удивляться бесконечному разнообразию тем, которые Киплингу удалось раскрыть в своих произведениях.

Кажется, нет такой сферы человеческой деятельности, куда бы этот писатель не смог легко и беспрепятственно проникнуть, а затем представить ее в весьма неожиданном свете, изобразить со свойственной ему проницательностью и неподражаемым обаянием. Яркие, четкие и убедительные образы людей любых сословий и профессий, из самых разных частей нашего огромного государства, непрерывно сменяют друг друга. Невероятные приключения животных и детей привлекают внимание постоянно растущей читательской аудитории, и все перипетии их жизни становятся частью нашего опыта. Киплинг провозгласил целый ряд новых культурных ценностей и предоставил своим соотечественникам уникальную возможность с головой окунуться в мир незабываемых ощущений, экзотических стран, славных подвигов и далеких странствий.

Разумеется, нельзя отрицать, что, скорее всего, в наше время есть куда более выдающиеся поэты и мудрецы, более тонкие толкователи страстей человеческих и более изысканные стилисты, чем Редьярд Киплинг. Но в блестящем ряду избранников Божиих не было и нет никого, кто походил бы на него. До Киплинга никто никогда не писал так, как он, и никому из его подражателей не удалось добиться столь ошеломляющего успеха. Характерные черты и индивидуальные особенности стиля этого автора остались неповторимыми, и, возможно, именно в них секрет его писательской популярности. Киплинг поистине уникален и неподражаем.

Светоч, осиявший английскую литературу, не потух и после смерти творца. Яркое солнце гения по-прежнему озаряет бескрайние просторы его миров, которые открыты каждому из нас для наставления и развлечения. А вот хозяин этих миров, хранивший ключи от дверей в бесчисленные новые пространства, ушел навсегда, и теперь уже некому удовлетворить наше ненасытное любопытство. Так давайте же бережно хранить те сокровища, которые великий писатель оставил нам в наследство.

Первым и главным источником вдохновения для него был строгий внутренний порядок и внешнее великолепие британской системы правления в Индии. Рассказы и повести Киплинга позволяют получить более полное представление об этом этапе британско-индийских отношений, чем многочисленные толстенные сборники официальных документов или бессмысленная цветистая болтовня политиков, которая нынче в моде.

Мы читаем книги Киплинга и живем в них. Мы служим королеве вместе с «тремя солдатами». Мы с любопытством следим за перипетиями жизни молодого офицера и одинокого сборщика налогов. Мы смеемся над глупыми бюрократами и над напыщенным окружением вице-короля. Мы сочувствуем попавшему в беду англо-индийскому чиновнику и льем горькие слезы вместе с «крошкой Уилли Уинки». Мы коротаем боевые будни на передовой с «барабанщиками “Передового-тылового”». Мы играем в поло с «мальтийской кошкой». Вместе с мангустом Рикки-Тикки-Тави мы вступаем в отчаянную схватку с ядовитой коброй. Мы бродим по джунглям с Маугли и путешествуем по Индостану с Кимом, наблюдая за пестрой и разнообразной жизнью этой удивительной страны.

Даже если британское присутствие в Индии станет достоянием истории, произведения Редьярда Киплинга по-прежнему будут свидетельствовать о том, что в свое время мы сделали все возможное для благополучия и процветания этого государства.

Аннексия Австрии

14 марта 1938 года

Палата общин

11 марта Германия вторглась в Австрию и, не встретив практически никакого сопротивления, аннексировала ее.

Трудно переоценить всю серьезность события, которое произошло 11 марта. Теперь уже можно смело утверждать, что Европа имеет дело с тщательно продуманным и выверенным по времени планом агрессии, который реализуется поэтапно, и единственное, что остается делать не только нам, но и всем остальным странам, которых, к несчастью, этот план непосредственно касается, – это либо вслед за Австрией подчиниться агрессору, либо принять действенные превентивные меры, пока еще есть время, для того, чтобы предотвратить удар или, если это не удастся, дать врагу достойный отпор. Выстоять в этой борьбе будет крайне трудно, но я убежден – и произнесенная премьер-министром речь еще раз подтверждает мою правоту, – что правительство Его Величества непременно придет к выводу о необходимости противодействовать захватчику, а палата общин, конечно же, поддержит правительство в его решимости отстоять мир в Европе или защитить свободу европейских наций в случае возникновения открытого вооруженного конфликта. Если мы будем и впредь мешкать, если будем без конца ждать дальнейшего развития событий, сколько бесценных ресурсов, ныне пока еще доступных нам для обеспечения собственной безопасности и поддержания мира, окажется растрачено попусту? Сколько друзей отвернутся от нас? Сколько потенциальных союзников, один за другим, исчезнут в жуткой пучине отчаяния? Сколько раз нам еще удастся добиться успеха лишь с помощью блефа, прежде чем за его ширмой соберутся реальные силы? Что станет с нами, например, через пару лет, когда германская армия наверняка намного превысит по численности французскую и когда все небольшие нации сбегут из Женевы и пойдут на поклон к непрерывно наращивающей военную мощь нацистской системе, чтобы выторговать для себя максимально выгодные условия?

У нас нет права оставить австрийский вопрос в его нынешнем состоянии. В настоящий момент мы ждем дальнейших заявлений правительства по этому поводу, но мне кажется, уже сейчас совершенно ясно, что мы не можем рассматривать произошедшее 11 марта событие как окончательное решение проблемы Центральной Европы. Внимание общественности оказалось целиком сосредоточено на моральных и эмоциональных аспектах, связанных с завоеванием Австрии нацистами, – это небольшое государство повалили на обе лопатки, его правительство разогнали, католическое население и рабочий класс Вены и всей Австрии оказались под гнетом нацистской партийной доктрины, а те, кого еще буквально неделю назад считали патриотами и борцами за политические права и свободы, теперь будут подвергнуты, а возможно, уже подверглись, несправедливым гонениям. Мы полностью отдаем себе в этом отчет. Однако есть еще целый ряд проблем, которые, насколько мне известно, не упоминались в прессе и которые, по-видимому, ускользнули от внимания общественности, несмотря на то, что они имеют для нас огромное значение с практической точки зрения.

Вена – это транспортный узел, связывающий между собой все страны, ранее входившие в состав Австро-Венгерской империи, а также страны, расположенные к юго-востоку от Европы. Теперь значительная часть Дуная оказалась в руках немцев. Захватив Вену, нацистская Германия получила возможность – с помощью военных и экономических мер – контролировать все магистрали Юго-Восточной Европы, включая автомобильные дороги, реки и железнодорожные пути. Как это скажется на так называемом балансе сил в его нынешнем виде и на так называемой Малой Антанте? Кстати, я хотел бы сказать несколько слов о группе держав, получившей название Малая Антанта. Взятые по отдельности три страны, входящие в Малую Антанту, можно назвать державами второго ранга, но это очень энергичные государства, и все вместе они представляют собой силу, сопоставимую с любой великой державой. Сейчас, как и раньше, они тесно связаны друг с другом положениями военных соглашений. Они по сути дополняют друг друга, образуя некое единство, – это части одной большой военной машины. У Румынии есть нефть; Югославия располагает минеральными ресурсами и сырьем. У обеих этих стран большие армии; основным поставщиков вооружения для которых является Чехословакия. Для многих англичан название «Чехословакия» звучит довольно непривычно. Пусть это лишь небольшое демократическое государство, армия которого всего в два-три раза больше нашей, пускай количество боеприпасов в этой стране буквально в каких-то три раза превышает военные запасы Италии, тем не менее там живет мужественный народ, имеющий определенные права в рамках международных соглашений. Этот народ строит собственную линию укреплений и ясно дает всем понять, что ему очень дорога его свобода и независимость.

Сейчас Чехословакия находится в изоляции, как с экономической, так и с военной точки зрения. Доступ к внешним рынкам сбыта через Гамбург, предоставленный этому государству по условиям мирного договора, может быть перекрыт в любой момент. Железнодорожные и речные пути, ведущие на юг и оттуда далее на юго-восток, в настоящее время также находятся под угрозой. Торговля этой страны, скорее всего, в ближайшее время будет обложена драконовскими пошлинами, которые окончательно ослабят ее. Подчеркиваю, речь идет о стране, которая когда-то была самым развитым промышленным районом Австро-Венгерской империи. Теперь она почти отрезана, а вскоре может быть одним махом полностью отрезана от остального мира, если только не будут организованы переговоры с целью реализации мер по обеспечению права Чехословакии на использование путей сообщения. Остановив внешнеэкономические отношения этого государства с Югославией, тем самым его лишат и источников сырья, и традиционного рынка сбыта. Экономика этой маленькой страны может быть практически полностью уничтожена вследствие того ужасного события, которое произошло в прошлую пятницу. Аннексия Австрии вбила клин в самое сердце так называемой Малой Антанты, а ведь входящие в нее страны имеют точно такое же право на мирное существование в Европе, какое каждый из нас имеет в своей собственной стране.

Не ограничиваясь общей морально-этической оценкой последних событий, можно смело говорить об экономических, внешнеполитических и финансовых последствиях происшедшего для других стран, хотя точно оценить масштаб этих последствий пока достаточно сложно. Для этого нужно время. Oднако потенциальное влияние случившегося на Румынию, Венгрию, Болгарию и Турцию требует самого тщательного анализа, причем не только со стороны правительства Его Величества, но и всех тех, кто намерен принять участие в обсуждении этих вопросов. Случившееся позволяет, не без оснований, заключить, что, если оставить все как есть, нацистская Германия в ее нынешнем состоянии будет продолжать стремиться к господству над всей Юго-Восточной Европой. Нацизм со всеми его ужасными атрибутами близок к тому, чтобы установить полный контроль над территорией, где проживают около 200 миллионов человек…

Мне кажется совершенно очевидным, что в таких обстоятельствах мы не может ограничиться лишь ускорением темпов перевооружения. Я заранее предвижу, что некоторые из моих достопочтенных коллег по партии будут смеяться над моими советами. На это я скажу им: «Смейтесь-смейтесь, главное – выслушайте». По моему мнению, правительство должно самым решительным образом заявить о нашей приверженности положениям Устава Лиги Наций и готовности обеспечить правопорядок в Европе при участии широкого международного сообщества. Я полностью согласен с тем, что по этому поводу заявили лидеры двух оппозиционных партий, и я с большим удовольствием отметил для себя, что в самом начале, а также в ключевых фрагментах своего выступления премьер-министр ссылался на наше членство в Лиге Наций как на один из факторов, дающих нам право вмешиваться в ситуацию в Центральной Европе и требовать, чтобы к нам прислушивались. Этот аспект имеет определенное значение для нашей страны. У британской программы перевооружения и британской внешней политики должна быть идеологическая основа. Нам нужна цель, которая бы сплотила наш народ, вдохновила его и позволила нам заручиться его искренней поддержкой. Нам нужна концепция, с помощью которой мы могли бы расшевелить все англоговорящие страны мира.

Дело приняло столь серьезный оборот, что теперь мы уже вряд ли сможем выпутаться из него, не пойдя на определенный риск. Исходя из всевозможных соображений осторожности и долга, я призываю правительство Его Величества еще раз твердо заявить о нашей приверженности положениям Устава Лиги Наций. Разве коллективная система безопасности – это глупость? Ее отсутствие – вот подлинная глупость. Давайте разберемся, можем ли мы сделать что-либо для того, чтобы обеспечить надежную коллективную безопасность для нас самих и всех остальных наций. Мы уже объединились с Французской Республикой в интересах нашей самообороны. Что это, как не начало процесса создания системы коллективной безопасности? И я полностью поддерживаю эту инициативу. Не так-то легко будет выступить против двух великих либеральных демократий – они ни за что не сдадутся. Итак, фундамент системы коллективной безопасности заложен. Но разве можно на этом останавливаться? Разве можно позволить себе сейчас расслабиться и вслед за другими сбитыми с толку государствами устремиться в страшную бездну, увлекшись бесконечными спорами и раздорами? Почему бы нам не встать единым фронтом, пока на нашей стороне еще остались очень сильные страны, которые готовы разделить друг с другом и опасности, и надежды? Почему мы медлим, будто дожидаясь момента, когда малые страны Европы, оказавшись в безвыходной ситуации, покорятся и попадут в сферу влияния могущественного нацистского режима?

Если бы несколько государств объединились вокруг Великобритании и Франции на основе официального договора о взаимопомощи на случай агрессии, если бы мы объединили свои вооруженные силы в рамках нового «великого альянса», если бы наши державы начали координировать действия своих штабов и во всех своих действиях предельно точно следовали положениям Устава Лиги Наций и стремились к достижению целей и идеалов этой организации, если бы мы опирались на общепринятые принципы морали и, самое главное, если бы все мы осознали необходимость подобного рода мер и приступили к их реализации прямо сейчас, в 1938 году – поверьте мне, может быть, это наш последний шанс, – тогда мы бы обязательно смогли предотвратить надвигающуюся войну. Тогда тучи, нависшие над Европой, обошли бы нас стороной. Тогда та страшная агрессия, которая овладела одним из величайших народов Европы, оказалась бы направлена вовнутрь, а не наружу, и все человечество избежало бы того ужасного испытания, которое сейчас представляется почти неизбежным. Я взял на себя смелость указать на возможный выход из сложившейся ситуации, предложил вполне реальное решение проблемы. Действуя по этому плану, я думаю, мы обязательно объединим нашу страну в патриотическом порыве и призовем на свою сторону все силы, без помощи которых невозможно своевременно укомплектовать армию и обеспечить ее боеприпасами. Прежде чем мы откажемся от этого замысла, в котором, я должен признать, есть определенный элемент риска, давайте спросим у тех, кто уже сейчас хочет отвергнуть его, что будет с нами после того, как волк съест всех остальных овец. Готовы ли мы остаться один на один со своей судьбой?

«Я наблюдал за тем, как наш славный остров… катится в тартарары»

24 марта 1938 года

Палата общин

Как ни странно, заключительная часть этой речи, состоящая из четырех параграфов, один из которых содержит самый яркий пассаж – «я наблюдал за тем, как наш славный остров стремительно и неуклонно катится в тартарары, в самую глубь страшной непроглядной бездны…», – не была включена в полное собрание речей Уинстона Черчилля, составленное Робертом Родсом Джеймсом.

В речи премьер-министра [Невилла Чемберлена], которую, я думаю, без сомнения, можно назвать вполне убедительной, говорилось о том, что и без того постоянно занимает наши умы: в ней рассматривались возможные меры по предотвращению войны. Такая страна, как наша, с ее огромными территориями и несметными богатствами, но при этом с изрядно ослабленным оборонным статусом, вряд ли избегнет войны с помощью одной лишь пустой болтовни о грозящих ей ужасах. Ей не поможет ни постоянная демонстрация мирных намерений, ни пренебрежительное отношение к судьбе жертв агрессии в других государствах. В нынешних обстоятельствах предотвратить войну можно, лишь объединив все доступные средства сдерживания и направив их против агрессора. Поскольку наша оборона не надежна, мы вынуждены искать союзников, а обращаясь за помощью к союзникам, мы должны быть готовы к определенным внешнеполитическим обязательствам. При этом выполнение дополнительных обязательств может быть оправдано, только если оно предполагает расширение возможностей по сдерживанию агрессии.

Я с радостью отметил для себя, с какой решительностью премьер-министр еще раз подтвердил нашу готовность сотрудничать с Французской Республикой в целях обеспечения обороноспособности обеих наших стран. Очевидно, что это сотрудничество уже можно расценивать как своего рода оборонительный союз. Так почему бы не заявить об этом открыто? Почему бы официально не оформить все пункты двустороннего военного соглашения? Неужели мы хотим в очередной раз пострадать из-за непродуманности условий такого неформального союза, лишившись его преимуществ? Неужели мы считаем целесообразным взять на себя новые обязательства, не имея полноценных гарантий их пользы? Сейчас, когда Великобритания и Франция столкнулись с необходимостью объединить свои силы ради совместной обороны, почему бы нам не обсудить досконально все аспекты нашего сотрудничества и не сделать наиболее общие сведения достоянием широкой общественности? Например, все знают, что эффективность наших ВВС возрастет втрое в случае их размещения на французских базах, и, как я уже отмечал, выступая на совещании палаты три недели назад, тот факт, что всякому, кто атакует нас, придется иметь дело с французской армией, также обязательно станет дополнительной гарантией нашей безопасности. Мы, в свою очередь, должны прийти на помощь Франции, если враг вторгнется в ее пределы, и до сих пор наша страна всегда честно выполняла такого рода обязательства.

Поскольку в данном случае речь идет об обороноспособности двух наших государств, мне кажется, не стоит скрывать наших союзнических намерений. Напротив, нужно заявить о них во всеуслышание и полностью реализовать все планы на практике, заранее тщательно их обдумав. Необходимо рассматривать вопросы безопасности наших стран так, будто мы имеем дело не с двумя, а с одной державой. Только тогда мы сможем принять действенные меры по сдерживанию неспровоцированной агрессии, а если эти меры окажутся неэффективными, в нашем распоряжении окажутся достаточно мощные средства сопротивления захватчику. Выступив единым фронтом, Британская империя и Французская Республика станут достаточно грозной силой, и нынешние правители Германии десять раз подумают, прежде чем напасть на нас. Обстоятельства нынче складываются так, что по сути у нас нет другого выбора, как вступить в открытый союз с Францией, причем не на каких-то расплывчатых условиях, а с четко сформулированными двусторонними обязательствами и при тесном сотрудничестве наших генеральных штабов. Я думаю, что сейчас любой изоляционист готов открыто заявить, что «раз уж мы вынуждены сотрудничать с континентальной державой, нам следует постараться извлечь из наших договоренностей максимальные выгоды, гарантировав себе как можно более полную безопасность»…

Мне следует признать, что даже сейчас, после того, как окончательное решение уже принято, я до сих пор не уверен, что наш подход к решению проблемы перевооружения является правильным.

Возможно ли реализовать планируемые организационные мероприятия в масштабах целой страны? Не следует ли, пусть и с опозданием, учредить единое министерство снабжения? Или, быть может, стоит расширить полномочия министерства обороны? Нет ли сейчас на повестке дня более актуальных проблем, решением которых обязано заниматься министерство обороны? Не следует ли нам принять закон о безопасности королевства, который бы регламентировал процесс милитаризации некоторых секторов гражданской промышленности и обеспечивал одновременный учет как потребностей обороны, так и потребностей нашей внешней торговли, гарантируя при этом наивысший приоритет всех задач, связанных с обеспечением надежной защиты нашего государства?

Я осмелюсь повторить вопрос, который на прошлой неделе задал господин Эмери. Готова ли наша система государственного управления к нынешнему бешеному темпу развития событий? Сами посудите: если в зале для заседаний за одним столом теснятся 22 джентльмена и каждый из них проводит политику своей партии и голосует в своих интересах, разве может такой государственный аппарат эффективно работать неделя за неделей, быстро справляться с возникающими проблемами и противостоять диктаторам, правящим государствами-агрессорами? Во время прошлой войны наша система управления уже продемонстрировала свою несостоятельность. А разве у кого-нибудь повернется язык назвать нынешнюю ситуацию миром? Разве это не самая настоящая война, хотя пушки пока и молчат? Разве в ходе развернувшегося международного конфликта не одерживаются победы и не завоевываются территории? Разве не переносятся границы и не покоряются целые народы? Если мы хотим не допустить превращения бескровной войны в кровавую, не пора ли правительству Его Величества перейти к другой системе руководства, более соответствующей нуждам той критической ситуации, в которой мы оказались?..

Мой недавний опыт требует, чтобы я предостерег вас: существует некоторая вероятность того, что нынешний кризис минует нас и разрешится сам собой. Ведь, как известно, проглотив жертву, удав некоторое время тихо ее переваривает. Так было, например, с разоблачением секретных германских соединений военной авиации, после которого наступила пауза. То же самое произошло после объявления Германией всеобщей воинской повинности в нарушение международного соглашения. Наконец, это случилось и после оккупации Рейнской области. Члены палаты, возможно, помнят, как нам сказали, что мы должны быть очень рады этому событию, потому что таким образом у нас отпала необходимость защищать этот район. Теперь, после аннексии Австрии, мы снова встревожились, но за происшедшим, скорее всего, вновь последует небольшая передышка. Ее может и не быть – кто знает. Но если временное затишье все-таки наступит, то опять зазвучат голоса оптимистов: «Смотрите, как были неправы эти паникеры! Европа успокоилась, буря миновала, мы напрасно боялись войны!» Премьер-министр, скорее всего, повторит то, что он уже сказал несколько недель назад, а именно – что степень напряженности ситуации в Европе значительно снизилась. В передовице «Таймс» будут названы глупцами все те, кто сразу после включения Австрии в состав Германии стал кричать о необходимости принятия чрезвычайных мер в области внешней политики и национальной обороны, а правительство удостоится похвалы за мудрость, которая позволила его членам не поддаться на провокацию и проигнорировать этот незначительный эпизод.

В это же самое время по всей Европе будет наблюдаться значительное ослабление сил парламентской демократии. Каждые шесть недель численность германской армии станет увеличиваться на один корпус. Все это время геополитически важные позиции в завоеванных странах, а также весьма протяженные железнодорожные и речные пути будут находиться в полном распоряжении германского генерального штаба. Население этих стран будет непрерывно подвергаться суровым испытаниям, страдая под гнетом нацистского режима в условиях принудительной ассимиляции. Все это время будет продолжаться консолидация вражеских сил, направленных на завоевание и устрашение, пока наконец наши противники не добьются реального, а не воображаемого превосходства. Затем, некоторое время спустя, будет нанесен новый удар. Кто станет очередной жертвой? Действия Германии трудно предсказать. Наши вопросы к ее представителям остаются без ответа. Именно поэтому я очень боюсь, что тот импульс, который способствовал активизации нашей деятельности, постепенно сойдет на нет, несмотря на то, что опасность на самом деле ничуть не уменьшится, она будет лишь нарастать по мере того, как все новые страны начнут попадать в сферу влияния нацистской системы, а масштабные военные приготовления немцев наконец приблизятся к своему успешному завершению.

Вот уже пять лет, причем не всегда безрезультатно, я неустанно твержу членам палаты о насущных внешнеполитических проблемах. Все эти годы я наблюдал за тем, как наш славный остров стремительно и неуклонно катится в тартарары, в самую глубь страшной непроглядной бездны. Когда-то мы твердо стояли на ногах, но стоило нам отступить на пару шагов назад, как мы утратили опору. Стоит нам еще немного попятиться – и мы низринемся в пропасть. Оглянитесь на минувшие пять лет. Согласитесь, что сразу после войны нами были допущены значительные стратегические ошибки. Однако в Локарно мы заложили основы для дальнейшего успешного развития международных отношений и встали на путь прогресса. Вспомните, что еще произошло на мировой арене за последние пять лет: именно в этот период Германия всерьез занялась перевооружением и стала открыто требовать реванша. Обратившись к истории Рима и Карфагена, мы легко поймем, почему так произошло. Но если с тремя Пуническими войнами уже давно все более-менее ясно, то, анализируя причины падения Британской империи, угроза которого сейчас нависла над нами, историки будущего и через тысячу лет вряд ли смогут разобраться в перипетиях нашей внешней политики. Грядущие поколения никогда не поймут, как столь великая нация, располагающая всеми необходимыми ресурсами, позволила унизить себя, добровольно отказавшись от всех преимуществ абсолютной победы в предыдущем мировом противостоянии, доставшейся ей весьма дорогой ценой!

Сейчас триумфаторы минувшей войны заслуживают лишь жалости, а те, кто когда-то бросил свое оружие на поле боя и молил о пощаде, претендуют на мировое господство. Вот как нынче обстоят дела, вот какой неожиданный и ужасный оборот приняли события. И в этой ситуации меня очень радуют слова премьер-министра о том, что нам необходимо сделать все возможное для дальнейшего укрепления нашей обороноспособности. Наконец, пробил час обратиться к нации с пламенным воззванием. Настал тот решающий момент, когда мы еще можем воспользоваться последним шансом и всеобщими усилиями предотвратить войну, а если нам это не удастся, мы изо всех сил постараемся довести ее до победного конца. Пришла пора отбросить разногласия и собрать в кулак всю боевую мощь и духовную силу нашего народа, чтобы поднять великую британскую нацию на борьбу против агрессора, – ведь даже в столь трудный час наша великая нация может пробудиться, собраться с силами, накопленными за многие столетия, и спасти человечество.

«Сторожевые посты на западных рубежах»

5 мая 1938 года

Палата общин

Черчилль осуждает правительство за необдуманное решение отказаться от права контроля над тремя портами в Ирландии, которое британский флот получил по условиям Англо-ирландского договора 1921 года. Уже вскоре эти напрасные добровольные уступки Ирландской Республике дорого обойдутся Британии: буквально через два года в борьбе за жизнь и свободу ей придется противостоять несметным полчищам немецких субмарин.

Я, признаться, оказался в полной растерянности, когда прочел в газетах, что мы отказались от всех претензий, связанных с несоблюдением ирландцами условий договора, с прекращением ежегодных выплат и, что важнее всего и что в первую очередь заставляет меня говорить о происшедшем, с потерей контроля над геополитически важными портами. Именно эта явная стратегическая ошибка вынуждает меня сейчас взяться за неблагодарное дело – инициировать обсуждение происшедшего членами палаты. Как сказал премьер-министр, порты, о которых идет речь – Квинстаун, Берехафен и Лох-Суилли, – будут переданы правительству Ирландской Республики безо всяких условий, без каких-либо гарантий, в качестве жеста доброй воли. Когда в 1921 году велась подготовка Англо-ирландского договора, кабинет министров поручил мне составить ту его часть, которая касалась территорий, имеющих стратегическое значение. Я лично вел переговоры с господином Майклом Коллинзом, опираясь на рекомендации адмирала Дэвида Битти. Тот, в свою очередь, выражал мнение всего адмиралтейства, которое доказало свой профессионализм и способность успешно вести боевые действия в ходе только что закончившейся к тому времени Великой войны. Поэтому когда в рамках договора мы требовали контроля над неким обязательным минимумом территорий в интересах нашей стратегической безопасности, мы делали это вовсе не просто так.

Тогда адмиралтейство заверило меня, что без доступа к этим портам нашей стране будет очень трудно или даже невозможно обеспечить поставки продовольствия с континента в условиях войны. В Квинстауне и Берехафене размещаются флотилии, которые охраняют подходы к Бристолю и Ла-Маншу, а удобное расположение базы в Лох-Суилли позволяет использовать ее для защиты устьев рек Мерси и Клайд. В случае войны с противником, обладающим многочисленным и сильным подводным флотом, без этих баз нам будет крайне сложно проводить операции по выслеживанию субмарин и обеспечению защиты конвоев. Я весьма сожалею о том, что сегодня мне приходится выступать со столь резким заявлением, но, как мне кажется, в сложившейся ситуации необходимо выслушать все мнения и обязательно внести их в протокол. Если нам будет отказано в доступе к Лох-Суилли, так что нашим главным форпостом станет Лэмлэш, британским флотилиям, атакующим противника, придется проделывать дополнительные 200 миль пути туда и обратно, сверх их эффективного радиуса действия. А если нам будет отказано в доступе к Квинстауну и Берехафену и наши силы переместятся в Пемброк-док, тогда нашим судам придется проплывать дополнительные 400 миль в обоих направлениях. По сути, переданные Ирландии порты являются нашими сторожевыми постами на западных рубежах, от безопасности которых в очень большой степени будет зависеть, смогут ли 45 миллионов жителей нашего острова получать из-за рубежа столь необходимые продукты питания и вести торговлю, имеющую для нашей страны не меньшее значение, чем хлеб насущный.

В 1922 году представители Ирландии сравнительно легко пошли на уступки. Они понимали, что эти порты имеют ключевое значение для нашей безопасности, и потому согласились включить соответствующий пункт в состав договора без лишних споров. Сейчас мы отдаем эти порты ирландцам просто так, безо всяких условий, без каких-либо требований к ирландскому правительству, возглавляемому людьми, про которых, если избегать резких выражений, можно сказать, что пропорционально росту их власти увеличивалась и их враждебность по отношению к нашей стране, без сомнения, обусловленная патриотическими порывами. И это при том, что их собственные полномочия основаны на нарушении официальных договорных обязательств…

Я бы хотел, чтобы по возможности, пусть даже и на столь позднем этапе, принятие этого законопроекта было отложено – я прошу об этом лично премьер-министра. Мне представляется целесообразным отсрочить заключение нового договора до тех пор, пока не будет урегулирован вопрос по этим портам и не будет достигнуто какое-нибудь взаимовыгодное соглашение относительно возможных совместных военных действий и единой линии обороны. Вероятно, стоит даже заплатить 10 миллионов фунтов стерлингов, чтобы получить законное право, пусть даже право аренды по договору, на использование этих гаваней в случае необходимости? Я абсолютно уверен, что мы должны изо всех сил постараться сохранить доступ к стратегически столь важным форпостам. Разумеется, пока что наши гарнизоны там весьма малы, и военных моряков в этих портах лишь немногим больше, чем обслуживающего персонала. При этом ирландское правительство вряд ли станет посягать на них до тех пор, пока они находятся в нашем распоряжении и у нас есть на них права. Но как только мы уйдем оттуда, обратного пути нам уже не будет. Пока что там стоят наши пушки и корабли. И, что важнее, у нас есть все полномочия находиться там. Но почему-то мы уходим, бросаем эти порты и даем ирландскому правительству возможность официально запретить нам туда вернуться. Мы с готовностью отказываемся от имеющихся прав, безрассудно надеясь на то, что законные гарантии нам заменит добрая воля наших соседей, которая якобы способна выдержать испытание любыми невзгодами. А что если никто не захочет проявить добрую волю? Тогда будет уже бесполезно заявлять: «Нам нужны эти порты». У нас не будет на них никакого права. Если в случае войны Ирландия объявит нейтралитет, а мы нарушим его, то это может нанести серьезный удар по нашему авторитету в глазах остального мира, лишив юридической и моральной силы те идеалы, ради которых мы собираемся участвовать в надвигающейся войне. Если нам придется сражаться, то мы должны будем защищать закон, отстаивать безопасность и права небольших государств, таких как, например, Бельгия, действуя при этом исключительно на основе и в рамках положений Устава Лиги Наций.

Если мы будем опираться на принципы порядка и справедливости (как это и подобает делать в столь непростых обстоятельствах), то как же мы тогда сможем оправдать собственное намерение нарушить нейтралитет страны, которую весь мир, причем с нашей подачи, называет независимой Ирландской Республикой? С нетерпением ожидая, пока Соединенные Штаты помогут нам не допустить блокады и обеспечат полное снабжение нашей страны всем необходимым, мы, скорее всего, будем вынуждены либо самостоятельно предпринять необходимые военные действия в нарушение всех законов и принятой международной практики, либо пожертвовать Ольстером, либо, наконец, научиться обходиться без этих стратегически ценных портов, имеющих для нас почти жизненно важное значение.

Как так получилось? Какие события заставили наше руководство отступить от прежнего курса? Лично для меня это до сих пор остается загадкой. Что касается остального мира, всех этих жадных агрессоров и жестоких диктаторов, то ими этот шаг будет воспринят как еще один признак того, что, если на Британию надавить как следует, она обязательно сдастся. И если это так, то, решившись на этот шаг, вы сделаете войну более вероятной и уменьшите наши шансы на успех в ее предотвращении. Вы создадите почву для того, чтобы другие страны во всех уголках света начали предъявлять нам свои требования. Отдав порты Ирландии, вы избавились от полезных и важных средств обеспечения нашей безопасности ради призрачных обещаний и пустых надежд.

«Спасите человечество от мук»

26 сентября 1938 года

Лондон

Когда Гитлер стал угрожать вторжением в Судетскую область Чехословакии, населенную преимущественно немцами, британский премьер-министр Невилл Чемберлен трижды за две недели посетил Германию, тщетно пытаясь достичь соглашения по этому вопросу с представителями немецкого правительства и сохранить мир. Тем временем Черчилль столь же тщетно взывал к правительству и народу Соединенных Штатов с просьбой вмешаться в назревающий конфликт.

Остался лишь один действенный способ сохранить мир. Великобритания, Франция и Россия должны выступить с совместным заявлением в адрес германского правительства о том, что в нынешних обстоятельствах вторжение немцев в Чехословакию будет рассматриваться как военные действия этой нации, направленные против трех наших держав. Содержание такого заявления должно быть доведено до сведения всех стран, соблюдающих нейтралитет и до сих пор не определившихся со своей внешнеполитической позицией, а самое главное – до сведения правительства США.

Полагаю, если бы подобные меры были предприняты месяц назад, ситуация вряд ли бы настолько усложнилась. Впрочем, даже если мы решимся на необходимые действия в самый последний момент, наверняка они помогут нам избежать надвигающейся катастрофы. Не только германское правительство, но и народ Германии имеет право знать о нашей позиции.

Если правительство и народ США хотят внести вклад в дело спасения мира, то они должны вмешаться именно сейчас, когда еще не поздно что-то изменить. Позднее, когда придет время борьбы и страданий, ни у кого из нас уже не будет выбора: нам придется действовать, и мы будем действовать. Если мы не воспользуемся этим самым последним шансом ради того, чтобы спасти человечество от мук, которые ему грозят, очень скоро в мире неизбежно разразится самая настоящая катастрофа.

«Полное и безоговорочное поражение»

5 октября 1938 года

Палата общин

1 октября жители Лондона восторженно встречали Невилла Чемберлена, возвратившегося из Мюнхена после переговоров с Гитлером. Премьер-министр радостно размахивал перед соотечественниками пресловутым договором за подписью Гитлера и своей собственной, в соответствии с которым Британия и Германия обязались впредь никогда не воевать друг с другом. Резкий тон изобличающей речи Черчилля явно контрастировал с теми похвалами, которыми осыпали Чемберлена члены парламента, представители прессы и вся нация. В тот момент Черчиллю хватило бы пальцев одной руки, чтобы пересчитать всех своих политических союзников в палате общин.

Если я не начинаю свое сегодняшнее выступление со ставшей уже привычной для всех похвалы в адрес нашего премьер-министра в связи с его умелыми действиями по урегулированию нынешнего внешнеполитического кризиса, то, разумеется, я поступаю так отнюдь не из личной неприязни к господину Чемберлену. Вот уже много лет мы поддерживаем самые теплые отношения, и, исходя из моего собственного жизненного опыта, я готов поверить в то, что этому человеку в сложившихся обстоятельствах пришлось несладко. Однако мне кажется, будет лучше, если я честно поделюсь с вами своими соображениями по поводу текущей общественно-политической ситуации, ведь, думаю, все понимают, что сейчас не самое подходящее время для конкурентной борьбы за дешевую популярность среди избирателей. Всего два дня назад столь необходимую всем нам твердость характера продемонстрировал ныне отставной первый лорд адмиралтейства[15]. Своим поступком он доказал глубокую убежденность в собственной правоте и готовность упорно отстаивать принципы вопреки давлению общественного мнения. Не далее как в прошлый понедельник мой достопочтенный друг мистер Лоу, представляющий в парламенте юго– западные районы Халла, тоже не сдержался и выступил перед коллегами с весьма эмоциональной речью – к несчастью, я не имел возможности лично присутствовать при его выступлении и прослушал его в записи, но все свидетели этого события уверяли меня, что своим горячим воззванием господин Лоу очень напомнил своего знаменитого отца, чью память до сих пор чтят многие члены палаты (видимо, дар красноречия в данном случае перешел по наследству). Так вот, в этой речи мистер Лоу совершенно справедливо заметил, что в последнее время наш премьер-министр всем своим поведением выказывает полное безразличие к мнению сограждан: он никак не реагирует ни на возгласы одобрения, ни на свист и улюлюканье, он одинаково глух и к критике, и к аплодисментам. Что ж, если это действительно так, то, по-видимому, отдавая должное смелости и ясности ума господина премьер-министра, мы в то же время не можем не воспользоваться представившимся шансом честно выразить свою точку зрения в этих стенах, не стесняясь при этом в выражениях и не боясь разрушить связывающие нас с мистером Чемберленом добрые отношения. Вдохновившись примером своих коллег, я, пожалуй, попробую повторить их подвиг. А начну я, конечно же, с самой непопулярной и неприятной темы. Я начну с того, что все по мере сил стараются игнорировать или замалчивать, но о чем сейчас нельзя не говорить: во внешней политике мы потерпели полное и безоговорочное поражение, при этом Франция пострадала даже больше, чем мы.

Виконтесса Астор: Чушь!

Г-н Черчилль: Обратите внимание, благородная леди кричит «Чушь!», притом что она не могла не слышать, как канцлер казначейства [сэр Джон Саймон] только что в своем подробном и обстоятельном выступлении признал, что на данном этапе герру Гитлеру удалось значительно продвинуться вперед и по сути добиться всего, чего он хотел. Мой достопочтенный друг премьер-министр заплатил слишком высокую цену: неимоверным напряжением сил, колоссальными финансовыми вложениями, экстренными мобилизационными мерами и ужасными страданиями британцев он не добился ничего, кроме… (члены палаты (хором): «…Мира!») Вообще-то я надеялся, что мне будет позволено высказать свое мнение в отведенное мне время, и потому я прошу присутствующих выслушать меня. Так вот, самым большим достижением господина Чемберлена в урегулировании Чехословацкого кризиса и ряда других спорных вопросов стало подписание мирного соглашения, но по сути тем самым наш премьер-министр и его зарубежные коллеги избавили германского диктатора от необходимости воровать куски пирога со стола украдкой – вместо этого они преподнесли ему весь пирог целиком, да еще на блюдечке с голубой каемочкой.

Канцлер казначейства, помнится, отметил, что подписанное соглашение впервые заставило герра Гитлера отступить – кажется, именно так он выразился, – пускай и буквально на дюйм. Думаю, вряд ли имеет смысл сейчас после и без того весьма продолжительных дебатов тратить время на поиск коренных различий между договоренностями, достигнутыми в Берхтесгадене, Годесберге и Мюнхене, и выяснять конкретные преимущества нынешнего договора. С позволения членов палаты, я хотел бы проиллюстрировать суть сложившейся ситуации с помощью очень простой метафоры. Сначала на нас наставили пистолет и потребовали фунт. Когда мы его отдали, у нас потребовали еще два фунта, по-прежнему держа нас на мушке. Потом злоумышленник вдруг пошел на уступки и согласился удовольствоваться 1 фунтом 17 шиллингами и 6 пенсами при условии, что за остальную часть причитающегося мы поклянемся никогда не враждовать с ним в будущем.

Теперь я подхожу к вопросу, о котором мне только что напомнили уважаемые члены палаты, – вопросу о сохранении мира. Действительно, на всей планете трудно отыскать более бескомпромиссного и непреклонного борца за мир, чем наш премьер-министр. Вряд ли кто-либо станет это отрицать. Воистину никто и никогда не проявлял столь непоколебимой и твердой решимости в деле сохранения мира. Так оно и есть. Однако я по-прежнему не верю в то, что на тот момент существовала реальная угроза войны Великобритании и Франции с Германией, ведь на самом деле и мы, и французы задолго до подписания соглашения решили пожертвовать Чехословакией. Что касается условий соглашения, с которым к нам триумфально вернулся премьер-министр, – тут, конечно, я не могу не согласиться с тем, что сам этот документ был подписан в последний момент, когда ситуация уже начинала выходить из-под контроля, и лишь личное вмешательство господина Чемберлена могло спасти мир, – но если вспомнить, как складывались события до этого, то нельзя не отметить, что об аналогичных условиях взаимного соглашения мы с легкостью могли бы договориться по самым обычным дипломатическим каналам в любой момент в течение всего прошлого лета. И я бы добавил, что, по моему мнению, если бы чехам сразу сказали, что они будут полностью предоставлены сами себе и ни одна из западных держав не намерена им помогать, то они, скорее всего, смогли бы выторговать у немцев гораздо более выгодные условия, чем те, в которых они нынче пребывают, – на самом деле, трудно придумать положение хуже того, в котором этот народ оказался после стольких ужасных испытаний.

Чего стоит сражение, накануне которого один из противников заранее готов сдаться? Знакомясь с условиями Мюнхенского соглашения, час за часом наблюдая за происходящим в Чехословакии, видя если не одобрение, то по крайней мере терпеливое смирение в отношении всего происходящего со стороны членов парламента, наконец, слушая выступления канцлера казначейства, силящегося убедить нас в том, что иного выбора не было и мы поступили правильно, все, кто сидит по эту сторону палаты общин, включая многих членов парламента от Консервативной партии, рьяно защищающих национальные интересы, ясно осознают, что на самом деле для нас ставки вовсе не были так уж высоки. «Так к чему же тогда вся эта бешеная суета?» – спросите вы.

Решение принимали члены британского и французского правительства. Нам важно осознать, что британское правительство не могло и не должно было решать этот вопрос в одиночку. Я искренне рад, что в ходе дебатов по этому поводу все парламентарии дружно пресекали пустые упреки и всячески стремились не допустить роста взаимного недоверия, – однако при этом мы также должны осознать, что итоговое решение о подписании договора не исходило от британского или французского правительства – это было их общее решение, и потому обе наши страны вместе должны нести за него ответственность. Когда оно было принято – вы можете считать его мудрым, глупым, предусмотрительным или недальновидным, каким угодно, – так вот, как только мы отказались от защиты Чехословакии, не будучи готовы к открытому военному противостоянию с Германией, то по существу могли бы не приводить в действие весь этот громоздкий антикризисный механизм, ограничившись урегулированием этого вопроса по обычным каналам, причем сделать это нужно было еще летом. Мне кажется, нам не стоит об этом забывать.

Нас просят проголосовать за это предложение [ «в доказательство того, что палата одобряет политику правительства Его Величества, позволившую разрешить недавний кризис и не допустить войны, и всячески поддерживает миротворческие усилия руководства страны»], которое было вынесено на обсуждение в официальном порядке. При этом нельзя не признать, что само предложение сформулировано таким образом, что с ним довольно трудно спорить, впрочем, как и с предложенной оппозицией поправкой. Но лично я не могу согласиться с теми шагами, которые были предприняты, и, следуя примеру канцлера казначейства, который столь умело изложил свое видение данной ситуации, я попробую, с вашего разрешения, взглянуть на нее с несколько иной стороны. Я всегда придерживался того мнения, что сохранить мир можно только с помощью политики сдерживания агрессора, сочетающейся с искренним желанием идти на уступки ради устранения несправедливости. Как и в большинстве других знаменитых битв, определивших судьбы мира, герр Гитлер в очередной раз одержал победу с самым минимальным перевесом. После захвата Австрии в марте мы уделили внимание этой проблеме в ходе наших дебатов. Я тогда взял на себя смелость обратиться к правительству с призывом сделать следующий шаг, на который не решился премьер-министр, и вместе с Францией и другими крупными державами взять на себя обязательства по обеспечению безопасности Чехословакии, пока комиссия Лиги Наций или какой-либо другой незаинтересованный орган будет рассматривать судьбу Судетской области, и я до сих пор убежден, что если бы это было сделано, то мы бы не оказались в той катастрофической ситуации, в которой мы находимся сейчас. Я полностью согласен с моим достопочтенным другом, членом парламента от Спарбрука (господином Эмери), который сказал по этому случаю следующее (я даже точно помню его слова): «Сделайте хоть что-нибудь определенное: либо скажите, что вас данный вопрос в принципе не интересует, либо предпримите необходимые шаги и гарантируйте этой стране максимальную безопасность».

Если бы летом Франция и Великобритания выступили сообща, особенно при условии поддержания союзнических отношений с Россией (чего они, разумеется, не сделали), то они смогли бы использовать свой авторитет, который у них тогда еще был, чтобы повлиять на многочисленные маленькие государства Европы, и, я думаю, они бы даже сумели склонить на свою сторону Польшу. Совместные действия такого рода, предпринятые в тот момент, когда германский диктатор раздумывал, стоит ли ему затевать новую авантюру, как мне представляется, придали бы уверенности тем оппозиционным силам в Германии, которые хотели разубедить диктатора в необходимости дальнейших провокаций и предотвратить очередную агрессию. Эти разнородные силы включали в себя, в частности, военных, которые заявляли о неготовности Германии к мировому противостоянию, а также огромную часть гражданского населения, придерживающуюся умеренных взглядов и испытывающую страх перед войной, – я полагаю, что некоторая часть оппозиции до сих пор имеет определенное влияние на германское правительство. Своими слаженными действиями мы могли бы оказать поддержку растерянным и беспомощным немцам в их страстном стремлении к миру, которое они разделяют со своими братьями-британцами и французами и которое, как нам всем только что напомнили, нашло свое выражение в искренних проявлениях радости (столь редких в наше суровое время) по поводу визита нашего премьер-министра в Мюнхен.

Местная оппозиция, заручившись дружной поддержкой больших и малых держав, совместно отстаивающих принципы законности и правопорядка в урегулировании возникающих конфликтных ситуаций, вполне могла бы добиться своего. Конечно, никто не поручится за то, что в итоге международные миротворческие действия подобного рода увенчались бы успехом. (Пауза.) Излагая свои аргументы, я пытаюсь быть предельно честным перед членами палаты. Так вот, лично я считаю несправедливым обвинять тех, кто настаивал на необходимости совместного противодействия агрессору, в том, что они якобы хотели поскорее разжечь пожар войны. Ведь помимо смиренного подчинения воле диктатора и немедленного вступления в вооруженный конфликт с ним у нас в запасе был еще один возможный сценарий дальнейших действий, который давал надежду не только на мир, но и на справедливость. Для этого Британии следовало заранее и напрямую заявить о своем намерении совместно с другими государствами встать на защиту Чехословакии в случае неспровоцированной агрессии против этой страны. Однако правительство Его Величества отказалось от подобных внешнеполитических обязательств тогда, когда это могло исправить ситуацию, а потом, когда оно передумало, было уже слишком поздно. Нынче руководство нашего государства без устали твердит о готовности выполнить свой союзнический долг в будущем, только вот что толку?

Все кончено. Всеми покинутая и окончательно сломленная Чехословакия безмолвно и печально погружается во тьму. В течение многих лет эта страна была членом Лиги Наций и самым тщательным образом выполняла все условия соглашений с прочими западными демократиями, а в результате заплатила за свою честность и преданность ужасными страданиями. Особенно пагубны для нее оказались отношения с Францией, чьи указания она так долго выполняла и чей политический курс так планомерно поддерживала. Те самые меры, которые правительство Его Величества приняло в рамках англо-французского соглашения якобы для максимального соблюдения интересов Чехословакии, лишь ухудшили ситуацию: настояв на прямой передаче Германии территорий, где более половины населения составляют немцы, без предварительного проведения референдума, наши политики лишили права голоса жителей весьма обширных районов, которые тут же подверглись беспощадному и самовольному переделу. Стоит также отметить, что те муниципальные выборы, результаты которых были взяты за основу при отчуждении регионов с преимущественно немецким населением, были посвящены вопросам, не имеющим ничего общего с вопросом о присоединении к Германии. Когда я встречался с герром Генлейном, он заверил меня, что жители этой области вовсе не хотели отделения от Чехословакии: они лишь стремились к самоуправлению и просили предоставить им возможность заявить о себе в рамках единого государства. Вряд ли кто-нибудь посмеет сказать, что условия этого международного договора, предусматривающие, с одной стороны, отмену референдума в ряде регионов, где его планировалось провести на тех же условиях, что и в Саарской области, и, с другой стороны, прямую передачу Германии территорий, население которых более чем наполовину состоит из немцев, хотя бы в малейшей степени обеспечивают право наций на самоопределение. В данном контексте эти слова звучат неуместно и даже смешно.

Мы, британцы, как и граждане других либерально-демократических стран, имеем возможность сколько угодно рассуждать о правах на самоопределение и свободное волеизъявление, но как же нелепо звучат подобные фразы из уст представителей тоталитарных государств, где процветает жестокость и нетерпимость в отношении людей любых других национальностей и вероисповеданий. Однако с какой бы стороны мы ни рассматривали этот вопрос, население данного конкретного региона, который сейчас должен быть передан Германии, никогда не проявляло особого желания перейти под власть нацистов. Я думаю, что даже сейчас – если бы хоть кто-нибудь поинтересовался мнением самих жителей Судетской области – они бы вряд ли согласились на это.

Что в итоге сталось с Чехословакией? Политическая жизнь в стране замерла, ее финансово-экономическая система оказалась полностью парализована. В результате разделения территорий пострадал банковский сектор, была нарушена целостность системы железных дорог, закрыты многие промышленные предприятия. Но самым большим испытанием стала массовая миграция населения. Шахтеры Судетской области, чехи по национальности, веками жившие со своими семьями на этой территории, оказались вынуждены переезжать в те части страны, где почти нет шахт, а значит, нет работы. Такая вот грустная история. В этой связи вчера мне было неприятно слышать речь министра транспорта, который изволил шутить, сравнивая Чехословакию с Шалтаем-Болтаем, который разбился, так что теперь его невозможно собрать. Глядя на страдания и беды, которые постигли эту республику, британцы должны испытывать сочувствие и даже возмущение. Всем нам следует помнить, что это еще не конец. Ситуация может измениться в любой момент. Стоит герру Геббельсу получить приказ возобновить свою клеветническую и лживую пропаганду, как тут же будет спровоцировано новое столкновение; и если оно произойдет, как мы остановим захватчика сейчас, когда линия укреплений давно нами оставлена? [Пауза.] Это слишком серьезный вопрос, чтобы рассматривать его поверхностно. Очевидно, в настоящее время мы не имеем возможности хоть чем-то помочь пострадавшей стороне, за исключением той финансовой поддержки, которую, как все знают, наше правительство, к счастью, смогло оперативно ей предоставить.

Позволю себе предположить, что в будущем Чехословакия вряд ли сможет сохранить независимость. Не пройдет и нескольких лет, а может, даже месяцев, как мы станем свидетелями поглощения этой страны нацистским режимом: возможно, это будет жест отчаяния или даже своеобразная форма мести. Как бы то ни было, тут уже ничего не поделаешь. Однако нам не следует рассматривать отказ от помощи Чехословакии и ее последующий крах лишь в свете событий, произошедших за последний месяц. На самом деле это самое печальное последствие всего того, что мы сделали и не сделали за последние пять лет – пять лет пустых ожиданий с самыми благими намерениями, пять лет активного поиска любых возможностей для проведения политики непротивления, пять лет неуклонного снижения авторитета Британии на международной арене, пять лет пренебрежительного отношения к проблемам нашей противовоздушной обороны. И сейчас, выступая здесь перед вами, я заявляю, что все случившееся стало результатом недальновидного руководства, за которое Великобритании и Франции придется заплатить очень высокую цену. За минувшие пять лет мы утратили свое подавляющее, неоспоримое превосходство в военной сфере, которое раньше позволяло нам в принципе не задумываться о собственной безопасности. Далеко в прошлом остались те времена, когда всякий, кто произносил слово «война», считался сумасшедшим. За эти пять лет из державы, которой ничто не угрожает и которая может все – творить добро, проявлять великодушие к поверженному врагу, диктовать свои условия Германии и подписывать с ней соглашения, призывать к справедливости и удовлетворять требования противника, по собственной инициативе разоружаться и делать, что сочтет правильным: атаковать, примирять враждующие стороны или вершить правосудие, – так вот, из сильной державы, у которой нет достойных соперников, мы превратились в ее жалкое подобие.

Когда я думаю о том, что в 1933 году, когда господин Гитлер пришел к власти, у Европы все еще были неплохие шансы сохранить мир, когда сожалею обо всех упущенных возможностях, которыми мы так и не воспользовались, чтобы остановить распространение нацизма, когда вспоминаю, сколько прекрасных шансов у нас было для совместных действий и сколь громадными ресурсами мы пренебрегли, растратив их впустую, я невольно прихожу к выводу, что сложившаяся ситуация не имеет прецедентов в истории человечества. В нашей стране всю ответственность за происшедшее, безусловно, должны нести политики, наделенные всеми властными полномочиями. Это они не смогли ни предотвратить перевооружение Германии, ни своевременно укрепить оборону собственной страны. Это они вступили в конфликт с Италией и не сумели спасти Эфиопию. Это они дискредитировали Лигу Наций, воспользовавшись авторитетом столь мощного международного института в своих личных целях. Это они не удосужились найти союзников и создать внешнеполитические альянсы, которые бы могли компенсировать допущенные ошибки. А в результате в самый трудный и опасный час мы оказались абсолютно беззащитны, не имея ни сколь-нибудь надежных средств национальной обороны, ни эффективной системы международной безопасности.

Как-то на досуге я решил ознакомиться с хроникой времен короля Этельреда Неразумного. Думаю, члены палаты помнят, что эпоха правления этого монарха была периодом тягостных невзгод, когда, потеряв все, что было достигнуто потомками короля Альфреда, наша страна погрузилась в хаос. В те времена нам приходилось платить дань датчанам и постоянно подвергаться нападкам со стороны иноземцев. Я должен признать, что пронизанные болью строки Англо-саксонской хроники, написанной тысячу лет назад, кажутся мне весьма актуальными, по крайней мере не менее актуальными, чем цитаты из Шекспира, которыми нас только что потчевал предыдущий оратор, представляющий оппозицию. Вот что говорится в Англосаксонской хронике (по моему мнению, эти слова очень точно отражают суть наших отношений с Германией в сложившейся ситуации): «Все эти беды постигли нас по неразумности, из-за того, что не захотели заплатить дань вовремя, а заключили мир только после того, как даны уже натворили много зла»[16].

Эту мудрость завещали нам предки – и мы вполне могли бы усвоить их урок. Я решил поделиться с вами своими размышлениями, чтобы пояснить, почему я не поддерживаю предложение, которое было выдвинуто сегодня вечером, хотя мне ясно, что важный вопрос о судьбе Чехословакии и обязательствах Британии и Франции перед ней давно решен. Новые события могут изменить ситуацию, но не нам с вами решать, предпринимать нашей стране какие-либо внешнеполитические шаги или нет. Выбор уже сделан – его сделали за нас те, кто имел на это полномочия, делегированные короной. Что бы мы ни думали по поводу происшедшего, ничего не изменить. Прошлого не вернуть, и лично меня утешает лишь мысль о том, что я сделал все возможное, чтобы своевременно дать правильный и мудрый совет. В нынешней ситуации, однако, самое время подумать о будущем. Впрочем, боюсь, что мои прогнозы в очередной раз не порадуют присутствующих.

На наших глазах Великобритания и Франция обрекли себя на поистине трагическую участь, оказавшись в полной изоляции. Давайте смотреть правде в глаза. Сейчас уже не подлежит сомнению тот факт, что в ближайшем будущем все страны Центральной и Восточной Европы постараются заключить максимально выгодный для них союз с торжествующей нацистской державой. Система союзных соглашений со странами Центральной Европы, на которую Франция полагалась как на средство обеспечения собственной безопасности, фактически уничтожена, и я не вижу никаких предпосылок для ее восстановления. Путь вниз по Дунаю к Черному морю, гарантирующий доступ к столь значимым ресурсам, как пшеница и нефть, открыт вплоть до границ Турции. Если рассматривать геополитическую ситуацию не формально, а по существу, то, по моему мнению, вскоре страны Центральной Европы, то есть все придунайские государства, постепенно окажутся вовлечены в сложнейшую систему политических отношений, организованную Берлином, – причем не только в военной, но и в экономической сфере. Мне кажется, немцы смогут добиться своего легко и быстро – без единого выстрела…

День за днем, неделю за неделей нам предстоит наблюдать, как целые регионы будут переходить под контроль немцев. Страх перед растущим могуществом нацизма уже заставил многие европейские державы допустить к власти прогерманских политиков, министров и даже целые прогерманские правительства. Но в таких странах, как Польша, Румыния, Болгария и Югославия, всегда было достаточно людей, разделявших демократические ценности и не желавших подчиниться произволу и деспотизму тоталитарной системы, – наверняка многие из этих идеалистов хотели организовать сопротивление и надеялись на нашу поддержку. Мы оставили их за бортом. Теперь мы предпочитаем делать вид, что эти государства находятся где-то очень далеко и, как наверняка сказал бы наш премьер-министр, мы о них знать ничего не знаем. (Заминка.) Благородная леди, полагаю, хочет сказать, что мой безобидный намек является…

Виконтесса Астор: …Грубым!

Г-н Черчилль: Очевидно, уважаемая госпожа недавно окончила курсы хороших манер. У меня и в мыслях не было никого оскорблять – я лишь хотел бы знать, что будет с Францией и Англией в этом и следующем году. Что будет с западной линией фронта, которую нам надлежит защищать? Уже сейчас германская армия превосходит французскую по численности, хотя и значительно уступает ей в мастерстве и опыте. В следующем году немцы еще увеличат мощь своих вооруженных сил, а заодно и наберутся необходимого опыта. Решив проблемы с соседями на востоке и получив доступ к жизненно важным ресурсам, наличие которых значительно уменьшит или вовсе сведет на нет потенциальную значимость такого фактора сдерживания, как блокада с моря, правители нацистской Германии быстро осознают свою неуязвимость и станут выбирать цель для очередного удара. Предположим, фюрер обратит свой взор на запад – почему бы и нет? Вот тогда-то Франция и Англия горько пожалеют, что потеряли прекрасную армию древней Богемии, для уничтожения которой, по оценкам, сделанным на прошлой неделе, немцам потребовалось бы не менее 30 дивизий.

Можем ли мы позволить себе игнорировать происходящие изменения в военно-политической ситуации? Можем ли презреть нависшую над нами угрозу? Насколько я понимаю, последние четыре года мы занимаемся тем, что пытаемся увеличить на четыре численность батальонов в соединениях британской армии. Пока нам удалось укомплектовать лишь два. При этом мы должны учитывать, что уже сейчас на границе с Францией находится не менее 30 дивизий, к которым стоит прибавить те 12, что были задействованы при аншлюсе Австрии. Несомненно, многие искренне верят в то, что, подписав соглашение с Германией, мы всего лишь поступились интересами Чехословакии, тогда как на самом деле, боюсь, мы очень сильно, возможно, даже непоправимо подорвали обороноспособность Великобритании и Франции и поставили под угрозу свою независимость. Проблема не в том, чтобы вернуть немцам их колонии, о чем, я уверен, они нас наверняка попросят. Проблема даже не в потере нашего авторитета в Европе. Все намного серьезнее. Мы должны учитывать характер нацистского движения и насаждаемые им методы общественного управления. Премьер-министр хочет, чтобы между нашей страной и Германией установились дружественные отношения. На самом деле поддерживать дружбу с немцами не так уж сложно – мы испытываем к этому народу чувства самой глубокой и искренней симпатии. Но ведь власть не в руках народа! Мы вынуждены поддерживать дипломатические отношения и соблюдать учтивость в общении с правителями Германии, но разве британская демократия может найти общий язык с нацистским деспотизмом? Немецкое руководство попирает основы христианской морали, черпает вдохновение в варварском язычестве, пропагандирует агрессию и жестокость, манипулирует людьми с помощью репрессий, получает извращенное удовольствие от бессмысленного кровавого насилия. Вряд ли Британии нужны тесные контакты с таким режимом.

Мне особенно невыносима мысль о том, что наша страна невольно подчиняется чужой воле, оказываясь в орбите влияния нацистской Германии. Не менее неприятно и осознание того, что наше существование отныне зависит от прихоти нацистов. Я изо всех сил стремился избежать этого и делал все возможное, чтобы повысить нашу обороноспособность: я ратовал, во-первых, за своевременное создание ВВС, которые бы превосходили по мощи авиацию любой страны, находящейся в пределах досягаемости для наших самолетов; во-вторых, за объединение усилий отдельных государств в поддержании мира и, в-третьих, за заключение союзов и военных соглашений в рамках положений Устава Лиги Наций с целью совместного недопущения дальнейшего роста влияния Германии. У меня ничего не вышло. Одна за другой все мои инициативы были отвергнуты и сведены на нет под надуманными благовидными предлогами. Думаю, никто из нас не хочет, чтобы Британия постепенно превратилась в жалкого приспешника нацистской системы, доминирующей в Европе. Не пройдет и пары лет, а быть может, месяцев, как немцы предъявят нам требования, которые мы будем вынуждены выполнить. Эти требования могут быть связаны с притязаниями на наши территории или даже на нашу свободу. Легко предугадать, что политика покорного повиновения повлечет за собой ограничение свободы слова, запрет дебатов в парламенте и в других местах, предназначенных для выражения личного мнения, а также ограничение свободы печати, ибо нам скажут – более того, уже сейчас иногда говорят, – что у английских политиков и журналистов нет права критиковать нацистскую систему диктатуры. Когда будет установлен контроль над британской прессой, отчасти прямой, но в большей степени косвенный, когда все средства выражения общественного мнения утратят свой авторитет и с готовностью пойдут на любые уступки, мы отправимся дальше по этапам под нацистским конвоем…

Я долго раздумывал над мерами, которые еще не поздно предпринять для того, чтобы уберечь нас от экспансии немецкого тоталитаризма и защитить тот уклад жизни, который нам так дорог. Что мы можем сделать? Единственный выход для нас – это отстоять независимость нашего древнего острова, добившись превосходства в воздухе, которое нам обещали, и обеспечив надежную противовоздушную оборону, в наличии которой нас уверяли, для того, чтобы снова стать островом в полном смысле этого слова. С учетом нынешних печальных прогнозов таков наш последний шанс. Необходимо немедленно предпринять такие кардинальные шаги по наращиванию военной мощи, какие до сих пор еще никогда не предпринимались, и все ресурсы нашей страны, все наши силы должны быть направлены на выполнение этой задачи. Я очень обрадовался, когда вчера в палате лордов сэр Болдуин заявил о своем намерении на следующий день начать мобилизацию промышленности. Впрочем, было бы куда лучше, если бы господин Болдуин сделал это два года назад, когда рассматривался вопрос о создании министерства снабжения. Достопочтенным джентльменам, сидящим по эту сторону палаты, за скамьями для членов правительства, то есть моим многоуважаемым однопартийцам, которых я искренне благодарю за терпение, с каким они слушают меня, я должен сказать, что, к сожалению, на них лежит определенная доля ответственности за все происходящее, поскольку, если бы хотя бы десятая часть тех одобрительных восклицаний, которыми они столь щедро одарили наш сговор в отношении Чехословакии, досталась небольшой группе их коллег, настаивавших на необходимости своевременно начать работу по наращиванию вооружений, мы бы сейчас не оказались в столь катастрофическом положении. Что касается достопочтенных членов оппозиции и представителей Либеральной партии, то они, со своей стороны, не имеют никакого морального права выступать с упреками в адрес консерваторов. Я отлично помню, как в течение двух лет мне приходилось наталкиваться не только на возражения членов правительства, но и на резкое неодобрение со стороны лейбористов и либералов. Вчера лорд Болдуин подал сигнал к действию. Так давайте же последуем этому призыву, каким бы запоздалым он ни был.

Так или иначе, сейчас уже ни для кого не секрет, как обстоят дела с нашей боевой авиацией и средствами противовоздушной обороны. Мой достопочтенный коллега, член парламента от Вестминстера, уже отметил, что эта информация стала достоянием широкой общественности. Теперь все желающие могут сделать собственные выводы по поводу правдивости многочисленных заявлений наших министров по этим вопросам. Кто сейчас поверит в наш паритет с Германией в воздухе? Кто станет делать вид, будто наши силы противовоздушной обороны надлежащим образом укомплектованы? Мы знаем, что германский генеральный штаб отлично информирован о нашем положении, и только палата общин почему-то до сих пор не может реализовать свои полномочия и призвать правительство выполнить давние обещания. Министр внутренних дел [сэр Сэмюэль Хор] на днях заявил, что он готов опубликовать подробный отчет о работе своего ведомства. Руководство страны, действительно, предприняло немало нужных и важных мер в разных сферах. Но сейчас нам хотелось бы получить ответы на самые злободневные вопросы. Вот уже три года, как я настаиваю на необходимости провести закрытую парламентскую сессию, где мы могли бы подробно обсудить все актуальные проблемы внешней политики и национальной обороны, либо учредить специальный комитет палаты, которому было бы поручено контролировать данную сферу, либо внедрить какой-либо иной механизм аналогичного назначения. Сейчас я снова прошу членов правительства, чтобы осенью, когда откроется очередная парламентская сессия, они наконец-то снизошли до нас и обсудили с нами сложившуюся ситуацию, поскольку мы имеем право знать, какова на самом деле обороноспособность нашего государства и какие шаги предпринимаются для ее укрепления.

Я ни в чем не виню простых британцев – наш преданный и храбрый народ всегда готов любой ценой выполнить свой долг перед родиной. Напряженная обстановка прошлой недели изрядно потрепала всем нервы, поэтому я отнюдь не осуждаю обычных граждан за естественные и искренние проявления радости по поводу новостей о мире – что скрывать, очень многие вздохнули с облегчением, узнав, что время суровых испытаний еще не наступило. В то же время наша нация должна знать правду: суровую правду о серьезных недостатках нашей обороны, о том, что по сути мы потерпели поражение, не начав войны, и теперь последствия этого поражения будут долго давать о себе знать, ибо мы пересекли судьбоносный рубеж истории, за которым все былое равновесие сил в Европе оказалось непоправимо нарушено, а в адрес западных демократий прозвучал жуткий приговор: «Ты взвешен на весах и найден очень легким»[17].

Впрочем, не думайте, что это конец. Это лишь начальная точка отсчета. Это первый шаг, первый глоток, первое ощущение горечи во рту от напитка в чаше, испить из которой нам придется сполна, если только неимоверным усилием воли нам не удастся восстановить нравственное здоровье и боевой дух британского народа, чтобы вновь возродиться и встать на защиту своей свободы, как в старые добрые времена.

«Тьма сгущается»

16 октября 1938 года

Радиовыступление для Соединенных Штатов, Лондон

Черчилль снова обращается с призывом к Америке.

Мне выпал шанс обратиться к народу Соединенных Штатов, и я не премину им воспользоваться. Я не знаю, как долго мы сможем позволять себе такие вольности. Возможностей для свободного выражения своей точки зрения становится все меньше; тьма сгущается; но у тех, для кого слова «свобода» и «парламентское правление» – не пустой звук, еще есть время обменяться мнениями. В общем, пока это еще возможно, давайте поговорим серьезно и начистоту.

Мне кажется, у вашего народа сложилось верное представление о масштабах постигшей Европу катастрофы. Американцы не хуже, а возможно, даже лучше французов и британцев осознают, сколь далекоидущие последствия будет иметь отказ от помощи Чехословацкой Республике и ее гибель. Я продолжаю придерживаться того мнения, которое высказал несколько месяцев назад относительно того, что, если бы в апреле, мае или июне Великобритания, Франция и Россия объединились и заявили о своей готовности совместно выступить против нацистской Германии в случае осуществления герром Гитлером акта неспровоцированной агрессии в отношении Чехословакии, если бы эти страны вдобавок своевременно известили о своих намерениях Польшу, Югославию и Румынию и пригласили их вступить в альянс держав, вставших на защиту мира, думаю, германский диктатор понял бы, с какой грозной силой ему придется иметь дело, и это непременно удержало бы его от осуществления завоевательных планов. Кроме того, это дало бы возможность всем мирно настроенным и умеренным силам в Германии, а также командованию немецкой армии попробовать восстановить хотя бы некое подобие нормальной цивилизованной жизни в своей стране. Если бы Франция и Британия с самого начала здраво оценили риск военного конфликта, открыто заявили о своей позиции и подкрепили свои заявления действиями, то наши перспективы могли бы быть совсем другими!..

Самый главный вопрос, к которому я подвожу вас, заключается в следующем: разве может тот мир, каким мы его знали, – прекрасный мир довоенных лет, в котором каждый мог надеяться на лучшее и получать удовольствие от жизни, мир, где люди чтили традиции и радовались всему новому, – разве может такой мир покорно подчиниться тем, кто ему угрожает? Неужели мы не в состоянии дать врагу достойный отпор? Давайте подумаем, остались ли у нас силы для того, чтобы сопротивляться. Нас постигла страшная беда: былая слава Франции, увы, померкла. Несмотря на наличие довольно многочисленной и отважной армии, авторитет этой державы заметно ослаб. Хотя наше правительство тоже допустило целый ряд досадных промахов, никто не имеет права обвинять Британию в том, что она не выполнила международных обязательств – можно сказать, она их перевыполнила, правда, тогда, когда было уже слишком поздно. Как бы там ни было, сейчас сбитая с толку Европа растерянно наблюдает за тем, как диктаторские режимы реализуют свои амбициозные притязания. На Пиренейском полуострове вмешательство, а точнее, «невмешательство» (как сейчас модно говорить) диктаторов привело к тому, что внутренние противоречия испанского общества вылились в серьезный военный конфликт, став проблемой мирового масштаба. Однако тирания торжествует не только в Европе. В этот самый момент японские милитаристы рвут на части Китай, а измученный и обездоленный народ этой страны противостоит им с беспримерной храбростью и упорством. Территория древней эфиопской империи оккупирована. В свое время жителей Эфиопии убеждали, что они должны уповать на неприкосновенность принципов международного права и довериться мудрости Лиги Наций, которая обеспечит им надежную защиту. В результате ничего хорошего из этого не вышло, несчастных эфиопов обманули, и теперь они вынуждены с оружием в руках бороться за свою жизнь. Нацизм добрался даже до Южной Америки, где он начинает подрывать устои бразильского общества.

Находясь в стороне от очага конфликта, под надежной защитой Атлантического и Тихого океанов, вы, граждане Соединенных Штатов, наверняка наблюдаете за происходящим и вряд ли можете оставаться безучастными к ужасным страданиям и горестям других наций. Лично у меня нет никаких сомнений насчет того, на чьей стороне ваши симпатии и чьи взгляды вы разделяете. Но станете ли вы ждать, пока Британия окончательно утратит свободу и независимость? Ведь тогда вам, скорее всего, придется самостоятельно вступить в борьбу, которая к тому времени уже будет почти проиграна. Насколько я знаю, некоторые из вас считают, что, поскольку Англия и Франция не выполнили свои внешнеполитические обязательства, народ Соединенных Штатов имеет полное право умыть руки и не ввязываться в этот конфликт. Возможно, такое мнение обоснованно, но я позволю себе усомниться в его справедливости. Чем сложнее ситуация, тем более активные усилия мы все вместе должны прикладывать, чтобы справиться с ней.

На нынешнем этапе достаточно взглянуть на оставшихся защитников цивилизации, чтобы понять: они воистину несокрушимы! Если бы только эти державы были едины в своем представлении о том, что такое справедливость и долг, то ни о какой войне и речи бы не шло. С другой стороны, когда народ Германии, трудолюбивый и добросовестный, отважный, но, увы, лишенный гражданского самосознания, очнется от того кошмарного сна, в котором сейчас живет, он тоже, без сомнения, займет почетное место в авангарде прогрессивного человечества. Александр Македонский утверждал, что народы Азии были так легко обращены в рабство, потому что не умели говорить «нет». Давайте не допустим, чтобы этот афоризм стал эпитафией для англоговорящих народов и для парламентской демократии во Франции или в любом другом либеральном государстве Европы, еще сохранившем демократические ценности.

В этом одном-единственном слове, символизирующем протест, заключается по сути ответ на вопрос, что должны делать нации, отстаивающие принципы свободы и прогресса, толерантности и доброй воли. Никакому народу, даже вооруженному до зубов, а тем более никакой жалкой горстке жестоких и беспощадных людишек, вынужденных постоянно озираться по сторонам в поисках врагов, не под силу помешать остальному человечеству идти твердой поступью к намеченной цели. На нашей стороне превосходящие силы мирового сообщества. Но для того, чтобы наши противники нам подчинились, мы должны выступить единым фронтом. Нам нужно вооружаться. Британия и Америка обязаны как можно скорее увеличить свою боевую мощь. Если из-за своего страстного стремления к миру мы оказались в невыгодных условиях, то теперь самое время наверстать упущенное, удвоив наши усилия и проявив необходимую выдержку в эту трудную пору. Без надлежащей защиты сейчас никак нельзя. Отказавшись от многовековых традиций терпимости и миролюбия, Британия вводит для своих граждан обязательную воинскую повинность. Граждане нашей страны готовы встать в строй и мужественно сражаться с врагом.

Но одних лишь танков, пушек и солдат, то есть «средств вооруженной борьбы», как назвал их президент Вильсон, явно недостаточно. Нам нужны принципы и цели, на которые мы могли бы ориентироваться в этой борьбе. Кое-кто полагает, что мы ни в коем случае не должны ввязываться в идеологическое противостояние между нацизмом и демократией. Но ведь это противостояние уже началось. Именно конфликт духовных ценностей и моральных идеалов составляет основу нашей борьбы с врагом; именно осознание собственной правоты придает свободным странам сил для сопротивления. На наших глазах диктаторы размахивают руками со своих пьедесталов, охраняемых шеренгами солдат и полицейских. Этих деспотов защищают многотысячные армии, батареи пушек, эскадрильи самолетов, неприступные линии укреплений, и потому тирания чувствует свою безнаказанность и всячески превозносит себя. Но на самом деле в сердцах диктаторов таится страх. Они боятся слов и мыслей: что-то скажут о них за рубежом? Что-то подумают о них их собственные сограждане? Чтобы справиться с этим ужасом, нужно пресечь любые попытки выражения личного мнения. Подобно слонам, оказавшимся в одной комнате с крошечной мышью, даже самые могущественные диктаторы впадают в панику, столкнувшись с проявлением свободы мысли. Они делают все возможное, чтобы не дать мыслям и словам укорениться и принести плоды; их пугают непредсказуемые способности человеческого разума. Производить пушки и самолеты можно в любых количествах, но вот как подавить естественные проявления человеческой природы, которые за многовековую историю в результате социального прогресса оказались облечены в прочную броню неистребимого и несокрушимого знания?

Диктатура как слепое поклонение одному человеку – это переходное явление и, по сути, довольно примитивный общественный строй, в условиях которого люди лишены возможности говорить то, что думают, дети выдают своих родителей полиции, предприниматели и мелкие торговцы борются с конкурентами, строча на них доносы властям. Разумеется, такой социум вряд ли способен долго существовать в условиях взаимодействия с цивилизованным внешним миром. В прошлом свечу социального прогресса, испускающую свет терпимости и миролюбия, человеческого достоинства и благополучия, не раз пытались потушить. Но я твердо верю, что на настоящий момент эпоха варварства осталась настолько далеко позади, что мы обязательно сумеем его обуздать и искоренить, если только осознаем, что именно происходит, и проявим решимость. В конце концов, мы обязательно это сделаем. При этом нам следует помнить, что каждый день промедления делает нашу и без того непростую задачу еще труднее!

Призываю ли я к войне? Неужели кто-то станет утверждать, что подготовка к противодействию агрессии равносильна развязыванию войны? Я полагаю, что на самом деле это единственная надежная гарантия мира. Нам нужно собраться с силами, чтобы противостоять не только военной, но и идеологической агрессии. Всем англоговорящим народам и прочим, большим и малым нациям, которые готовы последовать за нами, пора решительно и хладнокровно взяться за выполнение своего долга. Не успеет закат смениться восходом, как мы в едином порыве расчистим путь для дальнейшего прогресса и навсегда изгоним из своей жизни страх, который уже заслонил свет солнца для сотен миллионов человек.

«Горькие плоды Мюнхена»

14 марта 1939 года

Уолтемское аббатство

В этот день Германия, цинично нарушив достигнутые в Мюнхене договоренности, вторглась в Чехословакию, тем самым подтвердив опасения тех, кто, несмотря на общественное одобрение, считал привезенное Чемберленом соглашение о мире не более чем фикцией. Между тем в Британии близились очередные всеобщие выборы: несмотря на все попытки Центрального совета Консервативной партии лишить Черчилля возможности баллотироваться от этой партии, он продолжал политическую борьбу в своем избирательном округе в Эппинге.

Насколько я знаю, в некоторых отдаленных районах этого избирательного округа громко звучали голоса протеста против моей речи по поводу Мюнхенского соглашения. В ней я, помнится, заявил, что Францию и Англию постигла настоящая катастрофа. Неужели вы думаете, что на самом деле это не так? Почему же тогда мы сейчас так активно готовимся к войне? Зачем французы увеличили срок службы солдат в национальной армии? И для чего мы пообещали отправить на континент 19 своих дивизий? Объяснение очевидно: гибель Чехословакии окончательно нарушила баланс сил в Европе.

И без того многочисленную и при этом продолжающую расти германскую армию теперь ничто не остановит, так что командование может направить ее куда угодно, а нам ли не знать, какое именно направление будет выбрано для следующего удара…

В дни сентябрьского кризиса многие думали, что, подписывая соглашение с немцами, мы жертвуем лишь интересами Чехословакии, но теперь с каждым месяцем становится все очевиднее, что тогда мы также поступились и интересами Британии, и интересами мира и справедливости. Вот мой ответ всем, кто критикует меня за то выступление: по моему мнению, ни в одной другой своей парламентской речи я не был настолько близок к истине. Практически все, что я тогда сказал, уже подтвердилось. На это мои оппоненты, в свою очередь, могут возразить, что даже если сказанное мной абсолютно справедливо, то сделанного не воротишь, а значит, нет смысла констатировать факты. В ответ я хотел бы спросить: а какой смысл вводить нацию в заблуждение? Какой толк от парламента, который перестал говорить людям правду? Стоит ли народу посылать в палату общин своих представителей, если те станут там лишь поддакивать всем подряд и стараться ублажить организаторов парламентских фракций, приветствуя громкими одобрительными возгласами любые банальности, произносимые членами правительства, и игнорируя любую критику в свой адрес? Нынче всех очень волнует судьба парламентских институтов и демократии, но если этой форме общественного устройства и суждено выжить, то уж точно не благодаря подобострастию и тупому послушанию делегатов, направляемых электоратом в парламент, а скорее наоборот, благодаря их инициативности, честности и способности независимо и смело мыслить и открыто выражать свое мнение.

«Единение и чувство долга»

20 апреля 1939 года

Канадский клуб, Лондон