Нога судьбы, пешки и собачонка Марсельеза Николаенко Александра

Глава 9

В когтях литбиза

В то время как кровожадный тираннозавр литбиза Соломон Арутюнович Миргрызоев предвкушал победу «Луч-Просвета» над замшелым динозавром классической прозы, сам динозавр в тишине своего сумеречного кабинета, стиснув зубы, боролся с белым слоном.

Левой рукой Антон Павлович увлеченно двигал слона по диагонали, с позиции f4 на позицию d6.

Правой рукой, Антон Павлович не менее увлеченно отодвигал слона с позиции обратно.

Слон скакал по доске ожесточенно и упрямо, как буриданов осел меж стогов.

Непримиримая война между Антоном Павловичем и слоном была в самом разгаре. Лицо Антона Павловича раскраснелось и блестело от схватки.

– На тебе, птеродактиль! – шипел Антон Павлович, стукая слоном по d6.

– На тебе, удав! – шипел Антон Павлович, стукая слоном по f4.

f4-d6.

– На тебе, осьминог! – хрипел слон.

d6-f4.

– На тебе, тритон! – взвизгивал Антон Павлович.

f4-d6:

– Вот тебе, ящер, твоя «Липовая аллея»!

d6-f4:

– Вот тебе, гадина, твоя «Райская гадюка»!

f4-d6:

– Да твоя «Аллея» моей «Гадюке» в подметки не годится!

d6-f4:

– Да рядом с твоей «Гадюкой» Бурундуков-Нечаев Шиллером покажется!

f4-d6:

– Не трогай Бурундукова! Мы на Бурундукове продажи делаем! Мы на Бурундукова тебя печатаем!

d6-f4:

– Да подавись ты своим Бурундуковым!

f4-d6:

– Да я тебя!

d6-f4: 1

– Да ты у меня!

f4-d6:

– Вот тебе!

d6-f4:

– На тебе!

f4-d6:

– Бац!

d6-f4:

– Хрясь!

– Бац-бац-бац! – доносилось из распахнутой в лето форточки.

Антон Павлович вскрикивал и подпрыгивал над шахматной доской. Как вспугнутая бородатая агама, Антон Павлович тряс подбородком и менялся лицом.

Угрожал и пятился.

Пятился и опять напрыгивал.

Этот увлекательный процесс, этот непримиримый вечный бой, уже несколько столетий идущий меж литераторами и книгоиздателями, так захватил Антона Павловича, что он не услышал, как в кабинет, едва живая от пережитого оскорбления, униженная и растоптанная бухгалтерской водомеркой Трутневой, прижимая «Липовую аллею» к груди, вошла Людмила Анатольевна.

Людмила Анатольевна вошла и встала, выпустив из рук «Липовую аллею». Роман пал на пол.

То хохоча, то всхлипывая, муж Людмилы Анатольевны, поочередно взмахивая правой и левой рукой, кричал на шахматную доску.

Людмила Анатольевна, мгновенно припомнив вещий сон с пустым ведром, младшей Заблудшей, вороной и мужем, побледнела и медленно двинулась вдоль книжных полок. Все так же, оставаясь не замеченной Антоном Павловичем, подошла Людмила Анатольевна к столу.

И в тот момент, когда муж снова занес руку над слоном желая поставить его на место, Людмила Анатольевна протянула к доске щепотку пальцев и, подцепив черного ферзя, сбила им с клетки ладью.

ФЬ2-а1 +

– Шах! – объявила Антону Павловичу Людмила Анатольевна.

Антона Павловича пронзил оглушительный лз удар сердца.

Ладья, сбитая женой, покатилась по краю столешницы и с сухим стуком упала на пол.

Антон Павлович, выпучив глаза, с суеверным ужасом смотрел на «ожившую» Людмилу Анатольевну.

– Что ты наделала, Люда…. Зачем ты убила Алену Аркадьевну? – пролепетал Антон Павлович.

Людмила Анатольевна посмотрела на мужа, как на больное ангиной, бредящее дитя.

Под скрестившимися взглядами супругов белый король отодвинулся на безопасную позицию.

Шесть раз прокуковала часовая электрическая кукушка.

Kpf1-e2

В то самое время, как Людмила Анатольевна, съев у Антона Павловича ладью, смотрела на мужа, как гавайский абориген на всемирно известного путешественника, младшая сестра Заблудшая с тем же выражением на лице приближалась к старшей.

Внутри сестер, стесненная квартирными обстоятельствами, клокотала буря. Стесненные сестры, как две гагары, не поделившие червяка, сцепились друг с другом не на жизнь, а на смерть.

Сестры дрались за любовь.

Любовь ворвалась в жизнь пожилых сестер внезапно, в то самое время, когда обе ее уже не ждали.

Любовь ворвалась к сестрам весенним апрельским полднем вместе с худым, всклокоченным интернет-провайдером «Профи».

Всклокоченный и неумолимый, как падающий кирпич, провайдер позвонил в дверь Заблудших и, когда доверчивые сестры распахнули дверь, оглушил сестер потоком неведомых слов.

Оглушенные сестры оробели.

Слова «тариф», «трафик», «промо-акция», «приз», «плей-код», «модем», «контракт», «мультиварка», «планшет», «провизор» и другие изливались из провайдера на головы притихших сестер неудержимым потоком.

Добив Заблудших беспроводной ТВ-приставкой, провайдер заставил подслеповатых сестер подписать какие-то бумаги и, ничего с них за это не взяв, испарился.

На счастье или же, кто знает, может, на несчастье сестер, всклокоченный интернет-провайдер не оказался мошенником, наводчиком, грабителем, ни даже плутом.

День спустя после подписания сестрами бумаг в квартиру к ним явились еще два хмурых бородатых интернет-провайдера в синих спецкостюмах и, просверлив сестрам несущую перегородку, протянули на кухню толстый серый кабель, очертаниями сильно напоминавший удава или питона.

Втащив Каа на кухню, бородатые провайдеры вежливо попрощались с сестрами и, также ничего не попросив за услуги, испарились.

На третий день женщина интернет-провайдер презентовала сестрам выигранный ими по акции мини-планшет, за который сестры заплатили по акции всего 15 тысяч рублей. Остальные выплаты за мини-планшет сестры были обязаны выплачивать каждый месяц – все по той же выгодной акции.

Сперва сестры не решались даже взглянуть на дешево обошедшийся им мини-планшет.

Потом привыкли. Потом обжились.

Первой решилась подойти к планшету старшая сестра, Анна Аркадьевна.

Очень скоро старшая сестра чувствовала себя в Глобальной сети как рыба.

Там же Анне Аркадьевне было суждено найти ту самую любовь, которой теперь она не желала делиться с младшей.

Вынужденная делиться с младшей сестрой еще с младенчества, Анна Аркадьевна терпеливо делила с Аленой Аркадьевной коляску, горшок, комнату, игрушки, велосипед, институт, лицо, Антона Павловича и телевизор.

Телевизор стал для Анны Аркадьевны и равно с ней Алены Аркадьевны предпоследней каплей деления…

Все мы знаем, какое отрицательное, гипнотическое действие оказывает на ум доверчивого безмятежного домоседа телевизионный экран.

Как радиоактивные волны, массмедиа разрушают интеллектуальные и двигательные способности домоседа, обездвиживая тело домоседа и порабощая домоседу ум.

Сидящий с утра до вечера перед телевизионным экраном домосед становится вял. Члены его костенеют. Взгляд стекленеет. Загипнотизированный кипучей жизнью в экране, домосед забывает снять пенку с бульона, почистить зубы и сварить к ужину макароны.

Нередко домосед становится агрессивен, как футбольный болельщик, отказывается от приема пищи и не отдает пульт.

Наблюдения ученых за домоседами показали, что домоседы, смотрящие канал «Классика ку», гораздо менее склонны к агрессии, чем домоседы, проводящие свое время наедине с каналом ЧПР.

Домосед, смотрящий с утра до вечера канал ЧПР, это чрезвычайно опасный, способный на скандал и драку, заряженный отрицательными эмоциями, крайне нервный, вздорный, голодный и всклокоченный домосед.

Домосед, отдающий предпочтение «Классике ку», – мягкий, ласковый, неподвижный и тоже голодный домосед, так же как первый способный проявить крайнюю степень агрессивности при изъятии пульта.

У наших несчастных сестер было одно на двоих лицо и один на двоих кухонный телевизор.

Анна Аркадьевна смотрела канал «Классика ку».

Алена Аркадьевна – канал ЧПР.

По «Ку» Анна Аркадьевна смотрела сериал «Джейн Эйр».

По ЧПР Алена Аркадьевна смотрела «Кровавый Опоссум».

Беда была в том, что «Опоссум» и «Джейн» шли по каналам в одно и то же время.

Этим было все сказано.

Телевизионные волны разделили привыкших с младенчества делить все друг с другом сестер на две непримиримые половины, как граница отделяет друг от друга враждебные государства, а кухонный нож разрезает докторскую колбасу.

«Опоссум» и «Джейн» каждый вечер сходились в короткой, но кровавой и беспощадной схватке за телевизионный пульт.

Алена Аркадьевна была сильнее Анны Аркадьевны за счет своей молодости.

Старшая сестра успевала послушать музыку в титрах «Джейн».

Однако с появлением мини-планшета в жизнь сестер с сайта знакомств «Последний шанс» ворвалась любовь, которой, как уже упоминалось где-то там выше, Анна Аркадьевна делиться с Аленой Аркадьевной не собиралась и никогда не делилась. Спавший до сих пор в Анне Аркадьевне Кровавый Опоссум, идентичный Кровавому Опоссуму Алены Аркадьевны, проснулся от неутолимой жажды любви.

Проснувшись, кровожадный Опоссум расправил в Анне Аркадьевне когтистые лапы и голодно зевнул.

Анна Аркадьевна шагнула к Алене Аркадьевне.

Клубок из шипящих от ненависти сестер Заблудших, привыкших делить все на своем пути, пару раз прокатился по кухне под черным прямоугольником телевизионного экрана и, легко преодолев плинтус, выкатился в тесную прихожую.

В этот несчастливый момент ничего не подозревающая Людмила Анатольевна съела у Антона Павловича ладью.

Анна Аркадьевна взвыла.

Захрипела в ответ Анне Аркадьевне Алена Аркадьевна.

Проснувшийся в Анне Аркадьевне Кровавый Опоссум душил Алену Аркадьевну вязаным мягким шарфом из ламы.

Антон Павлович в тот же страшный миг в суеверном ужасе посмотрел на жену.

Но было поздно.

Анна Аркадьевна хотела было остановиться…

Хотела, но не остановилась.

Проснувшееся в ней по зову любви кровожадное млекопитающее душило Анну Аркадьевну ослепительной ненавистью.

Задушив сестру, Анна Аркадьевна посмотрела на часы.

Было шесть вечера.

Пора было ехать на вокзал встречать любимого.

Антон Павлович и Людмила Анатольевна вздрогнули и тоже посмотрели на часы.

Кукушка прокуковала шесть.

Анна Аркадьевна проволокла сестру по тесной прихожей и заперла в шкаф на ключ.

В прихожей сделалось не так тесно.

Такая вот нехорошая вышла история.

Вот к чему приводит вечная необходимость делиться, стесненные жилищные и материальные обстоятельства, шахматы, телевидение и любовь.

Ах, ах, ах…

Глава 10

Последнее танго

У Антона Павловича что-то болело и дребезжало.

Но что могло болеть и дребезжать у этого злого, больного и старого людоеда?

Наверное, ничего.

Однако все равно болело и дребезжало, и от этого дребезжания Антону Павловичу было тесно и душно. На обоях рисовались неприятные картины, потягивал зуб, и снилось плохое.

Днем Антону Павловичу приснилось что-то хорошее, но Антон Павлович, проснувшись, тут же забыл, что это было, и сколько ни пытался вспомнить, ему, как нарочно, вспоминалось одно плохое.

Антон Павлович вышел на балкон и посмотрел на звезды.

Звезд не было.

Тихо накрапывал дождь. Летняя ночь болезненно пахла детством. Желтые круги фонарей дрожали в асбестовых лужах.

Антону Павловичу вдруг с пронзительной четкостью вспомнился тот майский солнечный день, когда он плюнул в Льва Борисовича. И ему стало не по себе как-то, и жутко за себя перед критиком, и совестно перед ним.

Антону Павловичу захотелось вернуть тот день и попросить у Льва Борисовича прощения.

Но Лев Борисович по-прежнему валялся за диванным валиком.

Лев Борисович валялся за валиком и, наверное, винил Антона Павловича в своей кончине.

«Но я не виноват… Это было так… Случайное совпадение… а в сущности, глупый и извинительный пустяк…» – объяснял себе Антон Павлович, но тоска не хотела оставлять его, и дергала за щеку, и холодным, узеньким коготком щекотала под ребрами.

– Я не хотел ему смерти. Нет, я, конечно, я, разумеется… Может быть, я и хотел, но… Разве я мог знать, предположить?.. Я не знал! – бормотал Антон Павлович и тряс некрасивой круглой головой, пытаясь вытряхнуть из нее кусачие мысли. И водил по черным дождевым каплям пальцем.

«Знал, все ты знал… Знал…» – холодом лизал Антону Павловичу руку летний дождь улиц.

Никогда еще, ни в одном сне не было Антону Павловичу так одиноко и жутко.

Съеденный друг детства таращил на Антона Павловича рыбьи глаза из-за полок с книгами. И хихикала из-под письменного стола задушенная Карпом жена.

Феклиста Шаломановна, лишенная своей лифтовой ступы, со свистом и хохотом пролетала в небе над городом, метлой собирая над головой Антона Павловича грозовые тучи. И черные коты ясновидящей вдовы, казалось, забрались Антону Павловичу под кожу, чтобы царапать его изнутри.

«Убийца! Людоед! Вурдалак»! – кричал на Антона Павловича ветер и дышал ему в лицо шерстяной влажной марью.

«Я не убивал… Это не я»! – ужасался несправедливым обвинениям ветра Антон Павлович и, как маленький, прятал от ветра лицо в мокрые кулаки.

Антону Павловичу хотелось плакать.

И страх влажной туманной простынью окутывал его. И Антон Павлович зябко кутался в эту простыню, стараясь согреться, но только сильнее дрожал.

Антон Павлович боялся вернуться в свой кабинет.

Антон Павлович ненавидел свою шахматную доску.

И беспомощно сжимал в тепле кармана халата этот большой и злой людоед маленькую черную пешку. Марсельезу Люпен Жирардо.

Единственное существо на свете, которое его любило.

Единственное существо на свете, которое он лю…

…Внезапно дверь балкона сестер Заблудших со скрипом приоткрылась. И тут же сильный удар по грудной клетке толкнул тело Антона Павловича на пол, и мышиный, незнакомый писк сорвался у него с губ, растворившись в призрачном саване ночи.

Антон Павлович крысой юркнул подальше в тень. Оглушительно бил Антона Павловича по ушам стук собственного сердца. Но летний дождь прятал этот стук, вплетая в музыку своих асфальтовых барабанов.

Как грешный исповедальник, ослепленный светом, пролившимся из решетки, Антон Павлович скорчился на плитках балкона, и его желтые костлявые колени обрубками торчали вверх из-под разошедшихся пол халата.

Щуря правый глаз и расплющившись щекой по шиферной перегородке, Антон Павлович вспугнутым одноглазым нетопырем таился в летней ночи, разглядывая вышедшего на балкон сестер незнакомца.

На балконе сестер щелкнул оранжевый огонек зажигалки.

Вкусно, как бывает только вдруг, потянуло сигаретным дешевым дымом.

К вышедшему на соседний балкон незнакомцу добавилась белая, похожая на ночной колпак тень одной из Заблудших, но какая эта была из сестер, первая или вторая, левая или правая, Антон Павлович не разглядел.

Ночной колпак протянул к вышедшему незнакомцу костлявые руки, тот развернулся к старухе, и темнота разделила с ними их полуночное объятье.

Кусая кулаки, боясь выпустить из стиснутых губ вопль ужаса, выпучив меж щелей шифера глаз, наблюдал Антон Павлович, как в желтом треугольнике тусклого комнатного света под неугомонный шелест и шепот дождя незнакомый брюнет с американским росчерком подбородка душит соседку.

– Это не я… Не я… – лопотал Антон Павлович, и пальцы его беспомощно перебирали поясок халата и скребли пуговицу.

С тоской и ужасом вспоминал несчастный людиед, как в желании защититься от клина белых фигур он переставил черного слона с с5 на g1, съев незнакомцем правую сестру Заблудшую.

Антон Павлович неслышно, на четвереньках, прополз по балкону к кухонной двери.

Но та была заперта изнутри.

Пятясь и всхлипывая, прополз Антон Павлович под окном жены обратно к своему кабинету, OI но хитрые фигуры закрылись от Антона Павловича внутри и плотно задвинули шторы.

Незадолго до второго сестроубийства (правда, к первому он имел лишь косвенное отношение) брачный аферист Прохиндей Андреевич Пакостин, крепкий брюнет со средним техническим образованием, скучающим взглядом и гибельной ямочкой в подбородке, широко зевнул, укусил бутерброд с дрянным сервелатом «Нежность», запил выдохшимся «Москвичом» и, лениво тюкая указательным пальцем по клавишам Глобальной сети, набил:

Засыпаю и просыпаюсь с мыслью о тебе. В тебе, единственной, теперь мое счастье и моя надежда.

Но наступает рассвет, и тебя нет со мной рядом.

Моя долгожданная! Милая.

Теперь я буду писать тебе реже. Устроился в ночную смену сваедробильщиком на цементно-бетонный завод. Ночным сменщикам платят больше. И я уже через пару месяцев надеюсь скопить на билет к тебе денег.

Не грусти, моя единственная!

Помни, что я живу теперь лишь предчувствием скорой встречи с тобой. П. П.

Перечитав послание, Пакостин прослезился от сигаретного дыма, поставил «Орфограф», но «Корректли. rum» ошибок не выдал, и Пакостин пустил письмо по ста шестидесяти шести адресам брачных агентств Всемирной сети «Опера-мини».

Сеть ожила. Единственные заголосили на сто шестьдесят шесть голосов, предлагая Прохиндею Андреевичу денег со всех сторон света. Пакостин решительно отказывался. Единственные настаивали, но их возлюбленный твердо стоял на своем.

Но единственные не отступались. И в третьем часу ночи Прохиндей Андреевич вынужден был сломить свою гордость. Он благородно уступил единственным половину названной суммы и, сообщив им свои почтовые реквизиты «До востребования», отправиться спать.

Анна Аркадьевна Заблудшая, одинокая пожилая девушка с хорошей двухкомнатной квартирой в столичном центре, с лицом без бровей, с сильной гипермитропией и шелушащимся носом, тихо плакала над письмом Прохиндея, утираясь туалетной бумагой.

Платки у Анны Аркадьевны давно кончились. Слезы капали на клавиатуру «Асуса». Увеличительные диоптрии делали Анну Аркадьевну похожей на огромную, сложенную пополам стрекозу.

Анна Аркадьевна торопливо писала:

…Милый Прохиндей, умоляю! Не сердись на меня. Знаю, ты категорически против, и я никогда не решилась бы настаивать, если бы не ужас перед грозящей нам новой разлукой.

Не убивай меня отказом.

Высылаю на адрес билет и еще денег. Очень жду тебя. Анна.

Страницы: «« « ... 56789101112 » »»