Дочь Хранителя Шевченко Ирина
– Нет на Саатаре таких обычаев!
– На Эльмаре, по-видимому, тоже! – разозлилась я. – Вместо того чтоб устраивать мне сцены и считать, кто и что мне дарит, мог бы и сам хоть на что-нибудь расщедриться!
Тот, кто сказал, что лучшая защита – это нападение, был в корне не прав. Эльф обиделся еще больше – стиснул кулаки и отошел к окну.
Демоны побрали б этого Кэллиана с его розами! Мне Ил еще и ночную прогулку не простил, как длинноволосое саатарское высочество тысяча пятисот лет от роду организовало моему нервному возлюбленному очередной повод для ревности. И удовольствия от подобных проявлений чувств я уже не испытываю.
– Ил, ну не заводись снова. – Я подошла и попыталась его обнять.
Сопротивления он, по крайней мере, не оказывал, хоть и продолжал смотреть поверх моей головы в окно. Чтобы его поцеловать, пришлось встать на цыпочки и притянуть его к себе за шею. Тоже не противился.
– Перестань сердиться на меня по малейшему поводу, – продолжила я, не выпуская его из объятий. – Ты не думал, что обижаешь меня своими безосновательными подозрениями?
– Точно безосновательными? – пробурчал он.
– Точно-точно!
Теперь и он меня обнял.
– Прости, – прошептал в самое ухо. – Иногда я веду себя, как дурак.
Скорее уж как ребенок.
Мне как раз вчера, после экскурсии по школе, Гайли прочел целую лекцию о психофизическом развитии эльфов. Дескать, несмотря на сообразное человеческому физическое развитие в течение первых двадцати лет, эльфы лет до ста считаются едва ли не детьми, сохраняя, по словам сидэ Миаллана, получившего на одной из развитых планет Сопределья научную степень по психологии, определенную инфантильность сознания. Вообще-то мы говорили о различных системах образования, но я в тот момент вспомнила о своем пятидесятидевятилетнем принце. Лучше бы ему и впрямь тысячу лет было – не ссорились бы, наверное, из-за всякой ерунды.
– Выкинь эти розы.
И глупостей таких не говорил бы.
– Зачем? Цветы-то в чем виноваты?
– Ни в чем. Просто я тебе другие подарю.
Точно ребенок! И как объяснить такому, что ничегошеньки мне от него не нужно, лишь бы смотрел на меня так, как сейчас, обнимал так же нежно. И сказал наконец уже то, чего я с таким нетерпением жду почти две длани.
Глава 4
Лавку эту Иоллар заприметил еще в первое посещение Марони, когда разменивали привезенное им с Эльмара золото на местные деньги. Тогда еще подумал, что если доведется что-нибудь заказывать здесь, на Таре, так только у дирка[21] Фаби. Ни в какое сравнение не шли работы людей-ювелиров, разместивших свои мастерские поблизости, с изящными, исполненными художественного мастерства творениями коротеньких гномьих пальчиков.
– День добрый, сидэ Иоллар! – обрадовался ему хозяин. – Опять хотите поменять свои чудные монетки?
Чудные не чудные, а золото было высочайшей пробы, и это старик с первого взгляда понял, оттого и цену дал честную, не в пример соседям-конкурентам.
– Добрый день, дирк Фаби! – улыбнулся парень. – В этот раз хочу чудными монетками рассчитаться за один чудной заказ. Взгляните, пожалуйста.
Эльф развернул на прилавке лист бумаги.
– Сидэ прекрасно рисует, – непритворно восхитился гном. – Пропорции?
– Один к одному. Центральную пластину я вот здесь нарисовал отдельно – на ней должна быть гравировка.
– Замечательно. А какой материал? Золото?
– Серебро.
– Ну что ж, работа несложная. Само изделие займет день-два. А с гравировкой придется повозиться. В середку… Нет, в четверик с утра заходите, сидэ, будет готово.
– Так скоро?! – поразился эльф.
– Только для вас, – поклонился хозяин.
– За мои чудные монетки? – усмехнулся парень.
– Нет, – серьезно ответил мастер. – За то, что вы, сидэ Иоллар, единственный в этом городе, кто обращается ко мне, как и следует обращаться к почтенному гному, а не обзываете почем зря тэром.
Домой вернулся в отличном настроении, дорогой набрав охапку ярких полевых цветов. Вынутые из вазы розы выбрасывать не стал, сунул в надтреснутый кувшин и оставил в кухне, а на их место поставил свой букет.
Возвратившаяся из школы Галла на подобную рокировку не рассердилась, и если не считать маленькой утренней ссоры, день прошел просто замечательно.
Но за днем явилась ночь…
Во сне родной Эльмар выглядел несколько иначе. А в том, что это сон, Иоллар не сомневался ни секунды. Как и в том, куда ему нужно идти. Конечно, хотелось заглянуть хоть ненадолго в княжеский дворец, а еще больше – перейти Радужную межу и побывать в Замке Сумрака. Пройти по знакомым с детства коридорам, свернуть в оружейную, стереть пыль с корешков хранящихся в огромной библиотеке книг. Зайти в свою старую комнату, туда, где висят на стенах его первые рисунки, а в углу притаился бабушкин клавесин. Но нет, сегодня его ждут совсем в другом месте – не в Долине Роз и не в Сумрачном краю, а ровно посредине, в сером кирпичном доме под черепичной крышей.
– Ты так и не ответил: Ваол или Т’арэ?
– Сейчас это уже неважно.
– Это всегда важно. Нельзя отрываться от своих корней.
– Тогда – Т’арэ.
– Так я и думал. Дар владетеля растет с каждым днем, и ты все больше ощущаешь в себе силу орочьей крови. Впрочем, это не меняет сути моего главного вопроса. Ты не забыл о моем поручении?
– Нет.
– И ты его выполнил?
– Я разузнал о девушке. Ничего особенного. Ничего подозрительного или опасного. Она просто учится здесь и совсем…
– Кровь.
Сердце сжалось от нехорошего предчувствия.
– Ты достал ее кровь?
– Я же вам говорю, она…
– Мне мало твоих слов, мальчик. Если ты меня не обманываешь и все действительно так, просто передай мне ее кровь. Ты ведь добыл ее?
– Да.
– Так в чем же дело?
Все дело в резком, скрипучем голосе старого дракона, в опасном огоньке, тлеющем на дне его мутных глаз.
– Мне кажется или ты о чем-то забыл, Иоллар?
Ставший почти уже невидимым шрам на ладони налился вдруг кровью и запульсировал в такт сорвавшемуся в галоп сердцу. Руку обожгло болью, а душу – могильным холодом.
– Ты поклялся Сумраком в твоей крови, а теперь хочешь нарушить эту клятву?
Подкосились ноги, и Иоллар усомнился, что все происходит всего лишь во сне – так больно и гулко ударились колени о каменный пол драконьего жилища.
– Ты поклялся Сумраком и забыл, что станет с тобой, если он отвернется от тебя?
Сумрак Изначальный. Верный защитник и безжалостный судья. Это из него когда-то вышли первые сумеречные орки Эльмара, это его частички рассеяны теперь в их крови. А в его, Иоллара, жилах этот Сумрак течет полноводной рекой, даруя недоступную прочим своим детям силу. Сумрак хранит его мысли от посягательства магов и ясновидцев. Сумрак вкладывает в его руки призрачные клинки. Сумрак может скрыть его лицо от назойливых взглядов и навести ужас на целую армию врагов. А взамен требует лишь одного – верности. И если ты предашь его, он просто покинет тебя. Выйдет вместе с кровью. Заполнив сначала легкие, хлынет наружу через горло и нос, и можно будет считать счастьем, если ты от этого задохнешься, потому что потом он воспользуется каждым отверстием в теле: польется через уши, потечет кровавыми слезами из глаз и выдавит хотя бы каплю из каждой поры на коже…
– Я не знаю, кем ты себя возомнил, но даже то, что ты сейчас в другом мире, не спасет тебя.
– Но она…
– Мне плевать на нее, Иоллар. Ты дал клятву и должен ее исполнить. Скажи, несколько капель крови какой-то девчонки стоят твоей жизни?
Стоят. Одна капля крови. Один ее вздох. Один ее взгляд.
– Просто выполни свое обещание. Поверь, никто не испытает радости от твоей нелепой смерти. У тебя есть еще два дня. Прости, но я устал от этой неопределенности. Два дня, отмеченных Сумраком, только два дня. А потом…
Тело пронзила боль, нашептывая, что же с ним будет потом…
– Ил! Ил, проснись! Да открой же ты глаза! Милый мой, хороший, ну что же ты…
Пощечины сменились поцелуями, и он сильнее прижался к ней, чувствуя, как текут по его щекам ее слезы.
– Что… что это было? Я так…
– Сон. Ночной кошмар. Извини, у меня иногда бывает.
– Бывает у него… Ты бы себя видел. Весь белый, губы дрожат, руки… Смотри, простыню порвал. И бормочешь все время: «Лар, лар». Что это за лар такой?
– Сумрак. Это на эльмарском орочьем. Лар. Сумрак.
Бивший тело озноб отступал под мягким натиском ее ласкового тепла.
– Сумрак – это плохо?
– Глупенькая. Я и есть Сумрак.
Вспыхнули, повинуясь ее жесту, свечи на маленьком столике, сверкнули недоверчиво встревоженные глаза:
– Ты испугался сам себя?
– Да. Иногда я сам себя боюсь. Я же чокнутый, ты сама так сказала.
– Ил!
– Я абсолютно ненормальный. И схожу с ума еще больше, когда смотрю на тебя…
С утра, проводив ее в школу, ни словом о своем отъезде не обмолвился. Оставил записку: съезжу по делам, вечером вернусь, не волнуйся. Что за дела, будет время придумать.
А в дороге случилось непредвиденное: примерно в десяти парсо от города нанятый в Марони кер подвернул лапу. Лучше бы он сразу вернулся. Так нет же, уперся в своем желании разобраться поскорее с проблемой, получить от Хранителя долгожданное освобождение и от глупых поручений, и от тревожных снов. Добрался кое-как до деревеньки с ласковым названием Солнышки, оставил на одном из дворов пострадавшую ящерку и стал дожидаться попутчиков.
Юули
Доктор Богзар Гиалло покосился на гостя и уже в который раз незаметно отер о полы халата вспотевшие ладони.
Еще никогда ему не приходилось беседовать с Хранителем лично. Он, конечно, встречался с Кадмом в университете, тот какое-то время проявлял интерес к проекту «Исток», но вот уже лет двадцать как работа застопорилась, и дракон охладел к обитателям колонии. А сегодня пришел, словно старый знакомый, попивает келс и ведет неспешную беседу. Причем интересуется вовсе не научными разработками, а его, Богзара, семьей. Странно, хоть и лестно.
– В самом деле жаль, что не удалось застать вашего внука. Он действительно так похож на своего отца?
Кард поморщился. Отца? Мальчик и слова такого не знает.
– Похож, – неохотно признал он. – Но надеюсь, только внешне.
– Надеетесь? – удивился дракон. – Я думал, целью проекта было приобретение ребенком магических способностей Пилаг. Насколько я понял, все это и заварилось лишь потому, что ваши старейшины побоялись оставить колонию без магистра. А на господина Эн-Ферро, – при упоминании этого имени доктор Гиалло снова поморщился, – рассчитывать не приходится.
– На мальчика тоже, – вздохнул Богзар. – Может, поэтому нашу семью наконец-то оставили в покое.
– Неудача? – посочувствовал Хранитель.
– Да нет, – пожал плечами доктор. – ероятно, какие-то способности у моего внука имеются. Но чтобы развить их, нужен учитель.
В тоне Гиалло не слышалось сожаления, он просто констатировал давно осознанный факт.
– А что Эн-Ферро?
И вновь на лице карда промелькнула неприязненная гримаса.
– Вас интересует, не выказывал ли он желания обучать ребенка? Нет. Как и желания вообще его видеть. Ну да ладно. Внуком я своим доволен. А что до того, что магом ему не стать, – жаль, безусловно. Но учить его по всему Сопределью некому. На Эн-Ферро мы, сами понимаете, уже не надеемся. Разве только… Проход на Свайлу. Врата. Может быть, все же есть способ их открыть?
– Нет. – Дракон встал, намереваясь проститься.
Все что хотел он уже узнал. И стоило только время тратить, чтобы убедиться лишний раз, что Лайсарин Эн-Ферро, единственный оставшийся в Сопределье носитель силы Пилаг, безучастен к судьбе своего лабораторно-пробирочного наследника и использовать мальчишку в их с Дивером планах не удастся?
Но, уже направляясь к выходу, Кадм столкнулся с вопросительным взглядом Богзара Гиалло. Кард не удовлетворился коротким «нет».
– Понимаете ли, доктор, после смерти Хранителя Свайла, как и другие его миры, потеряна. В нашей истории уже происходило подобное, и я говорил не раз и повторю снова: даже Совет Великого Круга бессилен перед случившимся. Кир был еще молод и, видимо, по этой причине не обзавелся наследником, а его смерть…
– Наследником? – оживился кард. – Я понимаю, вы имели в виду другое, но скажите, ребенок Хранителя Кира мог бы открыть портал?
Спросил и сам удивился: зачем?
– Ребенок? – Кадм опустился обратно на диван. Возможно, уходить еще не время. Этот доктор не так прост, как кажется, и знает, видимо, больше, чем говорит.
Богзар Гиалло мысленно обругал себя. И кто за язык тянул? Ведь он честно, почти три десятка лет сберегал эту тайну. А дракон уже уцепился за вырвавшееся слово и вряд ли поверит, что вырвалось это слово случайно. Теперь, хочешь не хочешь, придется рассказывать все от начала и до конца.
Хотя до конца и не обязательно.
– У Кира был ребенок?
Гость заметил его неуверенность, и кард даже не успел обдумать, что теперь говорить. А отмалчиваться было бы еще подозрительнее.
– Мог быть.
Вдруг и этого хватит?
– Рассказывайте, господин доктор, рассказывайте. Вы же сами начали этот разговор.
Хранитель впился в него по-кошачьему желтыми глазами, и Гиалло почувствовал, как холодные щупальца пока еще аккуратно и ненавязчиво касаются его рассудка. Ощущение было не столько болезненным, сколько неприятным. Пока. Уникальная природа защищала кардов от ментальных сканеров магов Сопределья, но драконы – это вам не мирские колдуны, они намного сильнее. Смогут и карду в мозги влезть. И плевать им, что после такого вмешательства некий хвостатый ученый неделю промучится головной болью.
– Не молчите, господин Гиалло.
Щупальце-сканер пробралось дальше, и Богзар решил, что лучше уж он расскажет сам, чем станет и дальше терпеть унизительную процедуру. Хранитель Кир никогда не позволил бы себе обращаться подобным образом со своим народом. Хранитель Кир…
– У него мог быть ребенок. Должен был быть. Но мальчик родился мертвым.
– Мальчик? – выделил дракон.
Кард, не чувствуя избавления от назойливого зонда, кивнул.
– Я не слышал о том, чтобы у Кира были какие-либо отношения с драконицами.
«С драконицами» он тоже выделил. Значит, знал.
– Жена Хранителя не была драконицей.
– Очень интересно, – протянул Кадм.
Неудивительно, не невозможно – просто интересно. Знал наверняка.
– Рассказывайте, господин Гиалло. Не прерывайтесь.
Голову словно в тиски зажало.
– Я не знаю, кем она была…
Дракон укоризненно покачал головой.
– Возможно…
В затылок ударила молния.
– Возможно, человек Изначальной крови. Мне не с чем было сравнивать, но это было бы единственным объяснением.
Кадм кивнул одобрительно: верные выводы делаете, господин доктор.
– Беременность протекала с осложнениями. Я делал, что мог, но моих познаний было недостаточно. К тому же Кир обратился ко мне только на двадцать четвертой неделе…
– Каков был полный период вынашивания? – сухим тоном специалиста поинтересовался посетитель.
– Около пятидесяти двух недель.
– Драконий цикл, – отметил Кадм отстраненно. – Я так и думал. Продолжайте.
– Это было давно, я не помню подробностей. – Говорить становилось все труднее. – Но ни мать, ни ребенок не выжили.
– Вы делали записи? Брали у нее анализы крови и тканей?
– Да. – Кард почти перешел на шепот, чтобы не сорваться на крик. – Но все осталось там. На Алеузе.
– Кто знал об этом, кроме вас?
– Никто…
Щупальце-зонд проникает все глубже. Расслабиться. Впустить. Но не сейчас. Сейчас еще не время.
– Не врите мне, господин доктор. Неужели папаша вашего дорогого внука, прославленный магистр Эн-Ферро, не был в курсе грядущих перемен в жизни своего друга? Ведь Кир открыто и не шутки ради звал его своим другом.
– Не знал… Его не было тогда… несколько лет до этого…
Боль отпустила. Голова теперь словно кусок льда. А значит, через мгновенье будет пламя, и боль вернется.
– Не было? – Едкая усмешка. – А как же вы попали на Алеузу? Как после вернулись сюда, на Юули? Кто, если не Лайс, провел вас?
А вот и пламя.
– Кир… Кир сам провел меня сюда. Когда закончил с телами…
– Закончил с телами? Вы хотели сказать, похоронил?
А теперь пора. Теперь пусть он сам все увидит. И поверит. Не сможет не поверить: трудно сканировать карда, но если и удастся вытянуть хоть что-нибудь, это будет правдой. Чистейшей и неоспоримой.
Гиалло прикрыл глаза и расслабился, игнорируя пронзающую тысячами игл боль, позволяя щупальцу-сенсору беспрепятственно проникнуть в свои воспоминания. В тщательно отобранные на складе памяти воспоминания.
Кадм тоже смежил веки, принимая послание.
Перед внутренним взором встал Кир. Не тот спокойный и рассудительный дракон, каким он помнил его на собраниях Великого Круга, не тот отчаянный экспериментатор, делившийся с ним мечтами о расселении кардов, и даже не тот влюбленный и готовый на все мальчишка, что приходил к нему на Юули в надежде найти помощь. Совсем другой Кир. В человеческом обличье. Мокрая от пота, разорванная на груди рубашка, взъерошенные волосы. Бессмысленный, застывший взгляд. Вот что-то мелькнуло в глазах, то ли проблеск умерших чувств, то ли просто слезинка. А вот он складывает в саду большого белого особняка подобие ложа из досок, обломанных недавним ветром веток, картона и фанерных коробок из-под медицинского оборудования. Потом выносит из дома первое тело. Женщину. Наверное, при жизни она была красива, но после смерти… Ее лицо не приобрело того выражения покоя и умиротворения, которое дарует тихий уход, нет – на нем застыла маска ужаса и боли. Мужчина бережно, словно спящую, укладывает ее на эту импровизированную постель, нежно целует закрытые веки. Опускается на колени и, прижав ко лбу белую со скрюченными смертной судорогой пальцами руку, тихо, почти беззвучно плачет, шепча какие-то слова, в чем-то клянясь, что-то обещая… Потом снова идет в дом. Возвращается, прижимая к груди крохотное посиневшее тельца малыша. Его душат рыдания, он не в силах разжать обнимающих мертвого сына рук, но, сделав усилие, кладет трупик младенца на живот мертвой женщины. Смотрит на этих двоих, уже покинувших его, долгим прощальным взглядом, а потом… Зрелище жуткое и одновременно прекрасное – там, где секунду назад стоял сломленный горем человек, стоит теперь великолепный дракон. Блики солнца играют на его изумрудной чешуе, в такт тяжелому дыханию вздымается гребень вдоль хребта, когти-кинжалы царапают землю. И только глаза те же. Серо-стальные, как осеннее небо над его головой. Полные пронзительной тоски и безысходности. Дракон медленно приоткрывает пасть, и вслед за стоном-ревом из нее вырывается струя пламени. Погребальное ложе вспыхивает. Светловолосый мужчина в разорванной рубахе с криком падает на колени…
Кадм поежился. Не приведи небо испытать такое.
Но Хранящий Кровь был доволен. Ребенок погиб, как он и предполагал. А значит, все их с Дивером опасения безосновательны, и можно со спокойной душой возвращаться к привычной жизни и забыть о девчонке-недоучке, Лайсе Эн-Ферро, наглеце Рошане и старом зануде Гвейне.
– Спасибо, доктор Гиалло. Надеюсь, этот разговор останется нашей с вами тайной.
Кард сидел в плетеном кресле, обхватив руками голову, и благодарности этой наверняка не расслышал. Но следующую фразу понял однозначно, так как вздрогнул, поднимая на дракона слезящиеся глаза.
И когда за Хранителем закрылась дверь, у Богзара в ушах все еще звучала полная неприкрытой угрозы фраза:
– Возможно, позже я все же решу познакомиться с вашим внуком.
Тар
На крестьянской телеге добираться до Паленки было дольше, нежели верхом, но к пяти вечера был на месте. Расспросил у местных жителей про разрушенный храм, сам уже дорогу, по которой ехали с Лайсом зимой, не помнил. Минут двадцать бродил по развалинам: кто его знает, где эти врата – он-то ведь не идущий и не открывающий, чтобы портал почувствовать.
– Что-то потерял? – раздался ненавистный уже по ночным видениям голос.
– Спокойный сон, – буркнул он раздраженно.
– Ох и дерзок ты, принц! – недобро скривился обнаружившийся за спиной дракон. – Забываешься!
– Простите, – все в том же тоне ответствовал уставший и порядком уже проголодавшийся эльф.
– Кровь принес?
– Принес. Что узнал, рассказывать?
– Не стоит, – отмахнулся дракон.
Поданный бережно лоскуток брезгливо взял двумя пальцами и поспешно, без всякой аккуратности, сунул в карман строгого делового костюма не тарского и не эльмарского кроя – такие в техномирах носят – на той же Земле, на Вилиле, на Юули еще… Да мало ли откуда Дивер на встречу явился. И дела у него там, видимо, более важные – чуть ли на месте не приплясывает торопясь.
– Тебя, принц, хорошо за смертью посылать, – бросил он желчно, намереваясь уйти.
– Хранитель Дивер! – остановил его эльф.
– Что еще?
– Я выполнил свою часть договора?
– Ах да. Договор. Клятва. Хочешь, чтоб я освободил тебя от данного слова?
– Я ведь сдержал его?
– Сдержал, сдержал, – отмахнулся дракон. – Свободен.
И исчез.
Свободен! Иоллар вздохнул с облегчением. Свободен.
Теперь нанять в местном керсо ящерку, и домой – она уже ждет, волнуется. А достоверного объяснения так и не нашлось. Но ничего, целых пять часов в седле, голова после встречи с Хранителем ничем другим уже не занята – придумает, что сказать.
Старый сморщенный гоблин испуганно отпрянул, когда врата пропустили на Дифран совсем не того дракона.
– Господин Кадм!
– Дивер у себя? – спросил тот, не здороваясь.
– Господин Дивер должен вот-вот появиться, я держу врата на Тар…
– На Тар?! – взревел Хранящий Кровь. – Он поперся на Тар?
Придурок! Как ему только в голову пришло?
– И что с того? – усмехнулся, появляясь из мерцающего поля Дивер. – Две минуты – Гвейн и не узнает. Зато теперь у нас есть образец!
С этими словами он вынул из кармана полученный от эльфа клочок испачканной кровью ткани.
– Можешь оставить себе! – вернул ему ухмылку Кадм. – Этот мусор мне больше не нужен…
– Тогда я возьму? – прозвучал новый голос.
Гоблин от страха вжался в жесткую спинку стула. Шутка ли – третий дракон за минуту?
– Гвейн? – Страх открывающего сошел бы за выражение радости в сравнении с чувствами, что отразились на мгновение в блеклых глазах Дивера.
Он не видел старика в человеческом облике почти полтысячелетия, но узнал сразу. Длинные седые волосы, зачесанные назад, белая борода до пояса, густые косматые брови и цепкий взгляд, не сулящий нарушителю ничего хорошего. Хранитель Дифрана и возразить не успел, как сухая рука первого в совете выхватила у него драгоценный лоскуток.
– Прошу за мной!
Ослушаться его не посмели. Оба дракона шагнули вслед за Хранящим Слово на гулкие плиты Зала Совета.
– Смотри-ка, нас встречают, – попытался пошутить Кадм.
Но и ему самому, и его другу-сообщнику было не до улыбок.
Джайла, Видящая Суть.
Алан, Палач Драконов.
Гвейн.
Тройка первых – уже слишком. А еще двое, стоящие пока за их спинами – плохой, очень плохой знак. Двое младших Хранителей допущены в Зал Совета, и есть только одна причина, по которой первые сделали бы такое. Кандидаты, прошедшие испытание. Драконы, обладающие Качествами. Двое, готовые сменить двоих.
– Что все это…
– Я еще дам тебе слово, Дивер, – прервал его первый старейшина. – Ты ответишь на мой вопрос, а не я на твой.
Дракон вновь стал драконом. Как и Джайла, как и Алан. И только те двое пребывают в образе людей, оттого и не разглядеть их за широкими спинами сидящих ящеров. И подсудимые – это ведь суд? – как бы ни старались, не могут сменить двуногий облик на тот, в котором появились на свет.
– Я, Гвейн, волей бывших до меня Хранитель врат и первый в совете, спрашиваю тебя Дивер, зачем ты нарушил запреты и пришел в мой мир?