Дочь Хранителя Шевченко Ирина

Погода как раз была не очень: облачно, ветер прохладный с моря, но для обозников то, что надо – и самим не жарко, и керам легче.

– Идем хорошо, – продолжал парень. – Может, к вечеру и к Савру выйдем.

– Ну ежели б вы сами шли, тэр Эн-Ферро, то и вышли бы. У вас фура добрая, и всей-то поклажи две сумки да сестрица ваша. А у меня фургоны груженые, тяжелые. Вряд ли к Савру засветло успеем. У Минкиной переправы на ночь встанем.

– У переправы так у переправы, – улыбнулся белобрысый и прокричал внутрь фургона несколько фраз на чужом языке.

Наречия этого тэр Листе не понимал, хоть и слыхал не раз: эльфы в последние годы не только в Мискане, но и в Каэре, в самой столице, встречаются: из любопытства заезжают, а иные и торговлю ведут.

На крики парня из фургона выбралась невысокая худенькая девушка. И хоть и показалась Листеку в первый день сущей дикаркой, сейчас нимало не смутилась, даже заговорила первая.

– Доброго дня, тэр Листе. – Акцент у нее был посильнее, чем у брата.

– Здравствуй, дочка. – Сам не понял, с чего бы это он так к ней обратился.

– Говорите, к Минке до вечера выйдем?

– Как пить дать выйдем, – подтвердил Листек. – А коли поторопимся, то и к Савру успеем.

– Ой, что вы, – замахала на него девчонка. – Не надо торопиться. Ящерки ж устанут, бедненькие, им и без того нелегко нас тащить. А у Минки и им, и нам отдохнуть в самый раз: брат говорит, места там красивые.

Листек Листе еще около получаса ехал рядом с их фургоном, пока его не позвали глядящие с головы обоза.

«Хорошие, однако, ребята, – думал он, накручивая на палец толстый седой ус. – Жаль, только до Желтой косы вместе, а там мы на восток свернем, а они далее, на север. Жаль. Очень уж ребятки хорошие…»

– Как ты это сделал?

– Подожди, керов выпрячь надо. К воде их отведем, там и поговорим.

Лайс осторожно высвободил первую ящерку и передал мне поводья. Затем выпряг вторую.

По пологому склону мы спустились к реке.

– Так как ты это сделал? – повторила я, когда тягачи с шумным плеском и радостным сопеньем влезли в воду и улеглись на песчаную отмель у берега. – Старик же на нас весь первый день волком глядел. А тут – прямо отец родной! То квасом угостит, то яблок притащит.

– Ты яблоки не любишь?

– Не люблю. Но Листек-то с чего нас так полюбил? Я думала, он нас в первом же поселке бросит.

– А у тебя не бывало так: видишь на улице кота облезлого и так и хочется его с дороги пнуть, а ближе подойдешь, он в глаза тебе глянет, мяукнет, и ты уже погладить его тянешься?

– Не бывало. Я животных люблю, особенно кошек, и пинать мне их не хочется.

– А Листеку хотелось. Так я ему мяукнул.

– Снова шуточки твои. Я же тебя не просто так спрашиваю. В Марони приедем, мне в школу поступать. Вдруг там тоже кто-то пнуть захочет. Думала, научишь, как такого задобрить, а ты мне про кошек рассказываешь!

– Я тебе про кошек неслучайно рассказываю. А научить не смогу.

– Почему? – расстроилась я, уже успев представить, как на новом месте все меня полюбят.

– Вот я кто?

– Ну кард.

– А ты?

– Хрен его знает, – честно ответила я.

– Тоже верно, – фыркнул Лайс, – но правильный ответ: не кард. И тому, что я проделал с нашим купчиной, я тебя научить не смогу, так как это одно из чистых заклинаний Пилаг.

О, вспомнила! Я чес-слово каждый день собиралась расспросить у Лайса, что же это за Пилаг такой, но все время забывала.

– Вот это – Пилаг.

Он вытянул из-за ворота тоненькую цепочку с серебряным медальончиком.

– Верблюд? – пригляделась я.

– Сама ты – верблюд, – обиделся Эн-Ферро. – Лучше смотри.

То, что при первом взгляде напоминало одногорбого верблюда с торчащей из зада загогулиной, при более тщательном рассмотрении оказалось выгнувшей спину длинноногой и длиннохвостой кошкой.

– Поняла?

– Поняла! – обрадовалась я. – Вы ж, карды, практически новый вид семейства кошачьих после этого своего отделения.

– Разделения, – поправил меня Лайс. – Потому и магия у нас специфическая. До Разделения у нас все как у людей было или у эльфов. Боевики, целители, некроманты… А потом все. Пшик! Была магия, да сплыла. Но после выяснилось, что в некоторых семьях генная трансформация дала неожиданный эффект: своеобразное сочетание дара высших рас и животной, кошачьей магии.

– Кошачьей? А такая бывает?

– И откуда ты дикая такая? Всем известно, что кошки – одни из самых сильных магических животных Сопределья. Даже в таком слабом мире, как Земля, научились использовать их дар. Они чувствуют энергетические потоки, имеют способности целителей, служат источниками. У тебя же была кошка, она что, никогда тебя не лечила?

Лечить не лечила, так как я не болела, но Лушка приходила ко мне, когда я уставала или была чем-то сильно расстроена, и от одного ее присутствия становилось легче.

– Теперь понятно. А я-то думаю, чего тебя Рошан терпит, когда кого другого за такие выходки давно б уже прибил. А ты ему мозги при каждой встрече замурлыкиваешь.

– Дракону много не намурлычешь. А Рошан меня любит и ценит за ум, отвагу и чувство юмора.

– И за твою феноменальную скромность.

– Как бы там ни было, на Хранителей не действует магия Сопределья.

– А на меня?

– Не знаю, не проверял, – пожал плечами Лайс. – Ты и так на меня с первой встречи запала, без всякой магии.

Нет, каков наглец!

– Я на тебя запала?!

– А кто с меня штаны при каждом переходе стянуть норовил?

– Так я же из научного интереса! И только тогда, когда ты на халяву пролезть хотел. С тебя за такое не только штаны стянуть, но и наподдать потом по голой заднице!

Я набрала пригоршню речной воды и плеснула в наглого карда. Он зафыркал совсем уж по-кошачьи и тоже склонился к реке, намереваясь повторить мой поступок.

– Не смей! – заорала я, выставляя вперед руку.

– Это почему же? – удивился магистр Пилаг.

– Потому что я наполовину дракон и очень скоро научусь трансформироваться. Тогда тебе не поздоровится.

– Серьезно? А как у нас сейчас с трансформацией? Никак? Ну тогда лови!

И в лицо мне брызнула холодная, пахнущая тиной вода…

Лайс вошел в фургон и первое, что заметил – кучку одежды на полу. Вот ведь свинюка бессовестная – скинула мокрые тряпки, завернулась в одеяло и уже спит! Он укоризненно покачал головой. Нашел сумку, вынул тетрадь.

«30 августа по времени Тара. 24 день. Продолжаем двигаться по северному тракту. Вышли к паромной переправе на реке Минка».

В этот раз запись оказалась короткой. Если бы писал для себя, то обязательно бы внес в дневник пару фраз о том, как замечательно было снова ощутить себя если не ребенком, то по крайней мере не обремененным долгими годами и обширными знаниями. Забыть на миг о том, что и все это путешествие, и смеющаяся, плещущая в него водой девочка – очередное, хоть, возможно, самое важное в его жизни задание. Но записи предполагалось со временем передать Рошану, которому мало дела будет до эмоций немолодого усталого мага, испытавшего в этот вечер давно забытое чувство простой, беспричинной радости.

Эн-Ферро упрятал тетрадь, сгреб с пола влажные вещи и вышел к костру.

– Уснула сеструха-то?

Приближение орка магистр Пилаг почувствовал секунд за двадцать: тот двигался практически бесшумно, но источал слабый специфический запах.

– Спит, – кивнул Лайс, развешивая вокруг костра одежду подопечной.

– Бойкая она у тебя девка. – Каин, не дожидаясь приглашения, присел к огню. – Ребят моих сегодня так отшила, что им теперь…

– Твои парни приставали к моей сестре? – медленно разворачиваясь, процедил сквозь зубы кард.

Орк за годы знакомства прекрасно усвоил, чем может обернуться заданный таким тоном вопрос, и поспешил развеять опасения приятеля:

– Да не приставал к ней никто, пошутили ребята. Ты не волнуйся, за сестрой твоей смотреть буду пуще, чем за этим обозом, да и парней предупредил, они против моего слова не пойдут. Кулак[5] я или не кулак?

Его слова успокоили Эн-Ферро, тот даже улыбнулся. Присел с противоположной от охоронца стороны и протянул к огню руки. Замурлыкивание старого купца далось нелегко, потребовав практически всего накопленного в последние дни резерва, так что близость текущей воды, принявшей на себя негатив отката, и золотистые искры костра – взлетающие из пламени частички чистой энергии пришлись кстати.

Решившись на прямое воздействие, Лайс рисковал: в одном из фургонов ехал нанятый в сопровождение маг, а демонстрировать местным волшебникам проявление чуждой для них силы магистр Пилаг не хотел. Абсолютная память карда хранила события двадцатилетней давности, когда заинтересовавшийся необычными способностями полукровки колдун решил изучить их получше. Тогда Эн-Ферро с трудом удалось отказаться от визита в одну из закрытых лабораторий ордена. Приглашали недостаточно вежливо. Да и методы исследования предполагали применить не самые приятные. Например, вивисекцию…

– А что тэр Имран? – спросил он у орка. – Не интересовался нами?

– Спрашивал поначалу. Я сказал как есть: сестру, мол, в Кармол везешь, в школу. Верно?

– Да, верно.

Вряд ли одаренная, но необученная девочка вызовет подозрения. Проблески собственной силы идущий надежно укрыл отражающими щитами, удерживая блоки даже во сне. Оттого и выдохся сегодня, внушая Листеку расположение к себе и «сестренке». Но оно того стоило: Савр – последний город на пути в Рваные пустоши, и ехать через те места в одиночку не хотелось, а купец был близок к тому, чтоб отказать попутчикам в защите. Не по сердцу пришлись старику полукровки, никак в саатарских войнах успел поучаствовать – подобная неприязнь из ничего не возникнет. Только кто сказал, что насильно мил не будешь?

– Устал я что-то, – зевнул Эн-Ферро. – Да и завтра рано выезжаем.

– Точно, – не стал спорить Каин. – А мне еще лагерь обойти…

Все равно беседа не клеилась. Лайс молчал, ему надоело врать, придумывая, чем он занимался те три года, что они не виделись. А Каин, начни он говорить, снова, как в мисканском трактире, стал бы часто и невпопад вспоминать «того чокнутого эльфа», без которого в былые времена не обходилась ни одна пьянка и ни одно рисковое дельце. Воспоминания в основном были веселыми, но от них на сердце у карда делалось тоскливо.

«Не раскисай! – сказал он самому себе, когда кулак ушел. – Сорок лет воспитывал своевольного мальчишку, еще семь лет понянчишься с капризной девчонкой, а там, может быть, и своего ребенка заведешь».

Попытка взбодриться не удалась. От мыслей о своем ребенке стало еще тоскливее.

…Он заметил ее сразу. Даже не заметил – почувствовал. Будто бы за миг до того, как их взгляды встретились, что-то ткнуло его в бок: «Обернись!»

Она была не одна, в компании таких же молодых парней и девушек, видимо, студентов. Невысокая, русоволосая, может, и не классическая красавица, но определенно больше, чем просто милая. И еще было в ней что-то родное, давно знакомое.

«Может, уже встречались?» – подумал он и, прищурившись, взглянул на нее по-иному, по-особенному. Нет, не встречались. Бездна! Да она же сейчас уйдет!

– Девушка, подождите! Постойте, пожалуйста!

«Здравствуй, идущая».

– Это вы мне?

«Здравствуй, Хранитель».

Ее товарищи тоже останавливаются, смотрят на него: парни ревниво и настороженно, девочки с интересом.

– Простите, – начинает он. – Мне просто очень хочется с вами познакомиться.

Одна из девушек, высокая брюнетка, приближается к ней и властно берет под руку, намереваясь увести.

– Молодой человек, – говорит она строго. – Вы, конечно, не знаете, но у Оленьки есть жених.

– Иди, Любаша. – Незнакомка мягко высвобождает руку. – Иди, я догоню.

Та пожимает плечами, мол, дело твое, и возвращается к притихшей компании.

– Так, значит, вы Ольга?

– Да. – Улыбка у нее потрясающая. – Но вы простите…

– Кир.

– Простите, Кир, но мне нужно идти.

– Понимаю. – И ничего он не понимает, куда ей идти, зачем? – Но может, мы еще встретимся? В другое время?

– И в другом месте, – снова улыбается она.

Теперь их не слышат, можно говорить открыто.

– Скажи где? Когда?

– Пожалуй, – задумывается она на мгновенье, – на Солее. Через неделю.

Теперь раздумывает уже он.

– Но Солея – это же…

– Не подходит?

– Подходит. Но там я буду выглядеть несколько иначе.

– Знаю, – смеется она. – Вот и хочу посмотреть.

– Хорошо, – решается он. – Пусть будет Солея.

– Теплые Воды. Через неделю.

– Теплые Воды – я запомню. До встречи, Ольга.

– До встречи, Кир…

Сон был на удивление четким, совсем не из тех, что забываются на рассвете, оставляя лишь смутные воспоминания. Я все еще прокручивала его в голове, когда в фургон вошел Лайс и, ни слова не говоря, швырнул в меня комок из каких-то тряпок. Хотела возмутиться, но тряпки при ближайшем рассмотрении оказались моей же одеждой.

– Хоть бы развесила с вечера, – с упреком высказал кард.

Я пожала плечами. Зачем? Они и так прекрасно высохли.

– И вставай, соня. Весь лагерь уже на ногах.

– Доброе утро, господин магистр!

Должен же хоть кто-то в нашей компании придерживаться элементарных правил хорошего тона?

– Доброе утро, госпожа открывающая, – насмешливо поклонился мужчина. – Как спалось, что снилось?

Самой бы знать, что.

– Сон снился. Иди сюда, – я похлопала рукой по одеялу, – расскажу.

Эн-Ферро проворчал что-то насчет того, что делать ему нечего, как только девичьи грезы обсуждать, но все-таки присел рядом.

– Мне родители снились. Даже не снились – виделись.

– Как виделись? – заинтересовался магистр Пилаг.

– Как со стороны. Но немного странно: маму я хорошо видела, а отца смутно, просто знала, что это он. И еще там тетя была, молодая совсем, я ее такой и не помню.

– А сам сон, о чем он?

– О них. Как будто они только встретились. На Земле, в моем городе. Разговор короткий. Но больше эмоций, чувств…

– Чьих? – уточнил Эн-Ферро.

Я на мгновение прикрыла глаза, вспоминая.

– Его. Точно его, отца.

– И его ты не видела. Ощущала, но не видела.

– Да.

– Это не сон, Галчонок, – нахмурился кард. – Это воспоминание. Его воспоминание. Он оставил его тебе.

– Оставил? Такое возможно?

– Да. У тебя есть какие-нибудь его вещи? Что-нибудь из металла, стекла? Драгоценности?

Я покачала головой. Ничего такого.

– Только фотография.

– Нет. Не фотография. Я ее видел – она обычная. Да Кир бы и не решился оставить такой хрупкий носитель. Думай.

– Да не о чем мне думать! Драгоценностей у меня нет, одежда почти вся местная.

– А чашка эта твоя? – вспомнил маг.

– Чашку мне тетя на годик купила. Там и дата выпуска на донце.

– Не подходит. Еще что? Должно же у тебя быть хоть что-то от родителей!

Ага. Есть. Нос мамин, глаза папины.

– Что ты сказала?

Ну когда же я научусь: проснулась – закрылась! А то наш магистр в последнее время всегда на взводе.

– Я сказала, что единственное, что тут есть от моих родителей, – это я сама.

Кард воззрился на меня с каким-то странным выражением: удивление постепенно сменяющееся восхищением.

– Невероятно! – выдохнул он.

– Что именно? – Я старалась не поддаться охватившему моего товарища возбуждению.

– Это ты!

Ну да. Это я. По крайней мере, с утра еще была я.

– Его воспоминания в тебе самой!

– Шутишь? Разве такое бывает?

– Не знаю. – Энтузиазм немного спал. – Но это единственное логическое объяснение.

– Как по мне, логикой здесь и не пахнет.

Лайс вскочил на ноги и принялся ощупывать мою голову.

– Это не имплантаты, – сообщил он наконец.

Слава богу! У меня и зубных пломб-то нет.

– Шеф говорил, что отец был мастером ментального воздействия, – вспомнила я.

Эн-Ферро с сомнением покачал головой:

– Ментальное воздействие на сознание и подсознание новорожденного ребенка?

– Ну я не специалист. Но в том, что это был не простой сон, уверена на все сто.

Маг погрузился в раздумья, и я старалась его не отвлекать. Глядишь, и надумает что.

– Кир каким-то образом вложил в тебя часть своих воспоминаний, – нерешительно вымолвил он спустя время. – Как именно, не скажу, я не слишком знаком со спецификой дара Хранителей, да и с драконьей магией в целом. Вопрос: почему первый, а я считаю, это лишь первый подобный сон, привиделся тебе только сейчас? Есть два одинаково разумных предположения. Первое – сработал некий таймер, настройка на определенный возраст или твое достаточное умственное развитие. Второе – воспоминания проснулись на Таре из-за высокого магического уровня мира. Во втором случае Кир должен был предвидеть, что Рошан не станет удерживать тебя на Земле.

– Или он считал, что в слабом мире воспоминания мне не пригодятся, – вставила я. – Ведь шеф мог удовлетвориться тем, что я жива-здорова, и ни о чем не рассказывать. В этом случае странные сны были бы без надобности или даже во вред.

– А сейчас, – прищурился кард, – они должны иметь для тебя пользу?

– Не уверена. Возможно, отец просто хотел, чтоб я знала о них то, что выросшие в нормальных семьях дети знают о своих родителях: как познакомились, как полюбили друг друга. А может, эти видения содержат и другую информацию. В любом случае, это интересно.

Я почувствовала, что к горлу подползает предательский спазм, а на глаза наворачиваются слезы. Это не только интересно. Это важно. Это нужно мне, потому что один коротенький сон рассказал об отце больше, чем Рошан и Лайс вместе взятые. Не просто рассказал – приоткрыл для меня частичку его души.

– Галчонок? – Эн-Ферро все-таки что-то заметил.

– Нужно досмотреть эти сны до конца, – с трудом выговорила я. – И будет ясно. А сейчас иди, я оденусь.

И может, поплачу. Чуть-чуть.

В Савр обоз не заходил, Листеку не хотелось платить въездную пошлину.

– Дрянь городишко, – прокомментировал Лайс. – И правильно, что не заехали. Только время потеряли бы, а нам еще Рваные пустоши миновать нужно.

Рваными назывались испещренные глубокими оврагами пустоши, начинавшиеся в нескольких парсо к северу. Обсуждая этот участок пути, обозники отчего-то нервничали. Как я поняла, опасались грабителей. Говорили, что именно там, в отдалении от городов и поселков с их стражей и ополченцами, этим летом уже было совершено несколько налетов на торговые караваны. А бандитов, несмотря на все усилия властей, так и не поймали. Ходили слухи, что те скрываются в катакомбах, оставшихся от стоявшего там когда-то древнего города, и вход в подземные тоннели известен только членам шайки.

– Страшилки, – отмахнулся Лайс. – Каин просто не хочет, чтобы его парни расслабились и обленились.

Но от меня не укрылось то, что он спрятал под сиденье купленный в Мискане арбалет, до сих пор лежавший в фургоне. А спустя час открылась тайна длинного холщового свертка, который «братишка» приволок откуда-то в день отъезда: кард смотал бечеву и из-под плотной ткани показалась рукоять меча. Страшилки, значит?

Обоз шел без остановок, торопились пройти лихие места до наступления темноты. Первое время по обе стороны от дороги тянулись лишь поля, местами перемежаемые редкими посадками. Если верить карте, всего в десяти парсо к западу, то есть слева, был океан – тракт шел вдоль побережья, но, к моему огромному сожалению, слишком далеко от него, чтобы можно было хотя бы увидеть воду. Только поля и чахлые рощицы. К обеду растительности вокруг поубавилось. Осталась разве что выгоревшая трава да невысокие кустики. Неслышно стало птиц. Повозки теперь все чаше подпрыгивали на ухабах и рытвинах, и мы вынуждены были сбавить ход.

Дальше стало и того хуже. Ближе к ночи, когда солнце уже наполовину ушло за линию горизонта, относительно ровная местность сменилась холмами и оврагами. Кое-где через особо широкие и глубокие трещины в рыжей каменистой земле были переброшены мосты из рассохшихся бревен. И всякий раз, когда фургон въезжал на такой мост, мне казалось, что тот проломится и мы рухнем вниз. Сцена падения виделась ясно: скрип, треск, летит фура, я, Лайс, а сверху на нас шмякаются оба наших кера. Жуть! Но мысль показалась мне интересной, и я стала представлять себе нашу далекую от героической гибель во всех подробностях. Скрип, треск, мой крик, звук ломающегося дерева и дробящихся костей, кровь фонтаном…

– А крови зачем столько? – ехидно поинтересовался Лайс.

Что?! Я проверила защиту – все в порядке. Но как?..

– Ты сама не поняла, что сделала?

– А что я сделала?

– Это называется наложением, – пояснил он. – Ты наложила картинку поверх щитов и собственных воспоминаний. Неплохо. Может пригодиться в будущем.

– В чем пригодиться?

– Ну, например…

Откуда прилетела первая стрела, я не поняла. Она воткнулась в стенку ехавшего впереди фургона. Следующая вошла в шею плетущегося рядом кера, и ящерка завалилась набок, увлекая за собой сидевшего на ней орка…