Код Бытия Кейз Джон
– Пресса постоянно искажает факты. Помните об этом. Тогда вы станете относиться к утверждениям прессы с тем доверием, которого она заслуживает.
Неофиты ухмылялись.
Отец Маджо был одновременно доминиканцем и членом «Умбра». В рядах «Умбра» состояло множество духовных лиц, но, поскольку орден считался светской организацией, это не рассматривалось как нарушение церковной иерархии. Однако положение отца Маджо оказалось несколько необычным, так как он являлся не только членом религиозного ордена, но и работал в самом сердце Ватикана. Он пребывал одновременно как бы в двух мирах, прекрасно понимая тот страх, который они друг у друга вызывают. Ватикан считал «Умбра Домини» группой экстремистов, ждущей своего часа, – нечто вроде «католической хезболлах». «Умбра Домини», в свою очередь, считал Ватикан тем, чем он на самом деле для него являлся или по меньшей мере казался, – препятствием. Огромной, стоящей на пути преградой.
Несмотря на то что отец Маджо и Сильвио делла Торре лично знакомы не были, организовать встречу не составило труда. Узнав, что один из помощников кардинала Орсини хочет обсудить с ним дело чрезвычайной важности, делла Торре предложил гостю поужинать вместе. «Не исключено, – думал Маджо, – что делла Торре принял меня за постоянного секретаря кардинала, однако…» Ну и что? Будь Маджо самой захудалой архивной крысой, делла Торре все равно захотел бы его выслушать.
Они встретились в маленькой траттории неподалеку от церкви. Ресторанчик назывался «У Матти». С улицы он выглядел весьма заурядно, но внутри оказался на удивление элегантным. Метрдотель встретил отца Маджо исключительно приветливо и провел на второй этаж в отдельный кабинет, где стоял единственный столик у большого окна в псевдоклассическом стиле. В маленьком камине, потрескивая и искрясь, пылали поленья, а из старинных канделябров лился мягкий свет. На столе красовались белоснежная скатерть, свечи и веточка душистого растения.
Когда отец Маджо вошел в кабинет, Сильвио делла Торре смотрел в окно. Услышав шаги, он повернулся, и Маджо увидел то, что было скрыто в темноте церкви Святого Евфимия. Лидер «Умбра Домини» оказался потрясающим красавцем. Перед отцом Маджо стоял широкоплечий мужчина лет тридцати пяти, в неброском, но очень дорогом костюме. Его густая шевелюра казалась иссиня-черной. Но сильнее всего священника потрясли глаза делла Торре – светлый аквамарин. Эти драгоценные камни были заключены в оправы из роскошных густых ресниц.
«Бриллиант в венце Творца, – подумал Маджо, и ему очень понравилось это выражение. – Что же, неудивительно, – продолжил он про себя, – ведь я не только священник, но и мастер слова, слагающий в свободное от службы время стихи». Делла Торре встал из-за стола, и Маджо понял, что черты его лица напоминают лицо каждой второй статуи Форума. «Классический римский профиль», – с восторгом подумал доминиканец. Сердце в его груди стучало в два раза чаще, чем обычно. Подумать только, он ужинает с самим Сильвио делла Торре!
– Добрый вечер, – произнес делла Торре, протягивая руку. – Вы, должно быть, брат Маджо?
Маджо запинаясь пробормотал, что так оно и есть, после чего они оба уселись за стол.
Делла Торре, болтая о пустяках, налил в бокалы «Греко де Туфо», а затем произнес тост:
– За наших друзей в Риме!
Еда оказалась легкой и восхитительно приготовленной. Такой же была и беседа. За холодной закуской они толковали о футболе, о «Лацио» и «Сампдории» и о тех преградах, которые этим командам приходится преодолевать. Официант откупорил бутылку «Монтепульчиано». Через несколько мгновений появился еще один официант с мясом ягненка, фаршированным трюфелями и диким луком. Когда отец Маджо заметил, что ягненок нежен, как «пуховая подушечка», делла Торре ответил притчей, которая здорово напоминала скабрезный анекдот, впрочем, может быть, Донато что-то не понял. Пока они ели и пили, беседа переключилась на политику, и Маджо был потрясен – их взгляды совпали практически по всем вопросам. Христианские демократы – в развале, мафия возрождается, а масоны сидят повсюду. Что же касается евреев, то… Они посплетничали о состоянии здоровья папы и обсудили шансы его возможных преемников.
Подали второе блюдо – форель без единой косточки. Когда официант ушел, делла Торре заметил, что для «Умбро Домини» большое счастье иметь друга, работающего в Конгрегации вероучения. Маджо был польщен и между кусками восхитительно таящей во рту рыбы поделился с делла Торре своими познаниями о внутренней кухне Ватикана и о людях, имеющих доступ на третий этаж Апостольского дворца, где расположены личные покои папы.
– Нам очень полезно знать, – сказал делла Торре, – что думают кардинал Орсини и его святейшество.
Форель уступила место салату, за которым последовал бифштекс по-флорентийски с черными полосками слегка обуглившегося мяса. На этом ужин закончился. Официант убрал тарелки и смахнул со скатерти крошки. Поставив на стол бутылку «Санто» и блюдо бисквитов, он пошевелил поленья в камине и удалился, плотно прикрыв за собой дверь.
Делла Торре наполнил бокалы и, доверительно склонившись к священнику, низким бархатным голосом произнес:
– Итак, Донато…
Откашлявшись, отец Маджо выдавил:
– Да, Сильвио.
– Кончаем со всем этим дерьмом. Зачем ты приехал?
Отец Маджо скрыл изумление за большой белой льняной салфеткой, которой принялся вытирать губы. Придя в себя, он сделал глубокий вдох и, еще раз прокашлявшись, начал:
– Один священник из провинции приехал в Ватикан несколько недель назад и рассказал кое-что интересное.
Делла Торре ободряюще кивнул.
– Ну так вот, – продолжал Маджо, пожимая плечами, – временами я слышу, что говорят кардиналу. Это случается, когда дело не считается важным. Тогда кардинал решил, что ничего толкового не услышит, и я остался в кабинете. А теперь… – Отец Маджо невесело хихикнул. – Одним словом, я уверен, что теперь кардинал Орсини кусает локти.
– Следовательно, дело оказалось весьма деликатным?
– Да, – кивнул Маджо.
Делла Торре подумал и спросил:
– И это произошло несколько недель назад?
– Да, с тех пор в Ватикане только об этом и толкуют, если не считать бесконечных споров о будущем папе.
– Почему?
– Потому что они не знают, как следует поступить.
– Вот как! И до чего же они додумались?
– Они ничего не решили. Или, вернее, решили ничего не предпринимать. Что, впрочем, одно и то же.
Делла Торре немного помолчал и подлил вина в бокал Маджо.
– Что же… Донато, может быть, ты расскажешь, о чем шла речь?
Отец Маджо погладил бровь, а затем, уперев локти в стол и соединив перед собой руки, наклонился вперед. Неторопливо поигрывая кончиками пальцев, он прошептал:
– Все началось с исповеди…
Когда рассказ завершился, делла Торре ерзал на краешке стула с так и не зажженной сигарой в руке. Если не считать шипения и потрескивания углей в камине, в комнате царила гробовая тишина.
– Спасибо, Донато, – наконец выговорил делла Торре, – спасибо за то, что ты все это мне рассказал.
Отец Маджо допил остатки вина и встал из-за стола.
– Мне пора возвращаться.
Делла Торре покачал головой.
– Хорошо, что у тебя хватило смелости донести все это до меня. В Ватикане не могут решить, что делать, потому что и решать-то нечего. Имеется единственный выход.
– Знаю, – ответил отец Маджо, – но у них не хватает духу.
Делла Торре поднялся проводить гостя, но, вместо того чтобы ограничиться рукопожатием, взял ладонь Маджо в руки и, склонившись, поцеловал запястье клирика. Отцу Маджо показалось, что лидер «Умбро Домини» лизнул его кожу, но это было всего лишь мгновение, и священник решил, что ошибся.
– Спасибо, – сказал делла Торре. – Большое спасибо.
Часть вторая
Ноябрь
Глава 5
плоть до вечера второго ноября Кесвик-лейн оставалась одной из тех улиц, где никогда ничего не происходит. Плавно изгибаясь, она тянулась через новые кварталы городка Берк, расположенного около Вашингтона, но уже на территории штата Виргиния. По обеим ее сторонам стояли дома, которые обошлись хозяевам примерно в четыреста тысяч долларов, автомобили «БМВ» и самые лучшие газовые грили, которые можно купить за деньги.
Все здания в Коббз-Кроссинг (именно так назывались новые кварталы) были сооружены в так называемом неоколониальном стиле и распроданы всего шесть лет назад. Однако строители постарались сохранить как можно больше деревьев, а компания не пожалела денег на ландшафтную архитектуру, и в результате этот район казался старым и хорошо обжитым.
Истинный возраст кварталов выдавало лишь ровное, без единой трещины темное асфальтовое покрытие мостовой, которая, мягко поворачивая на запад, заканчивалась тупиком. Во многих отношениях это могло бы стать идеальным местом для детских игр: малыши могли бегать, не опасаясь уличного движения. Однако за единственным исключением все дети Кесвик-лейн давно уже не играли на улицах, потому что дома здесь стоили дорого и принадлежали главным образом адвокатам, лоббистам и бизнесменам – людям среднего возраста, чьи дети успели вырасти. Отпрысков здешних домовладельцев можно было встретить везде, но только не на улицах. Они брали уроки верховой езды и карате, играли в европейский футбол и истребляли демонов на экранах своих компьютеров.
Поэтому тротуары Кесвик-лейн, впрочем, как и вся улица, казались необитаемыми. Пешеходы здесь – вне зависимости от возраста – были редкостью. Если, конечно, не считать тех, кто выгуливал собак. Почти в каждом доме на этой улице держали собачку. По будням хозяева целый день отсутствовали, и это означало, что бедные животные наслаждались единственной настоящей прогулкой вокруг ухоженных кварталов Коббз-Кроссинг только вечерами.
Второго ноября повсюду еще виднелись следы Хеллоуина: пожухлые тыквы и картонные скелеты, подвешенные у входных дверей, а на некоторых окнах – искусственная паутина. Воспользовавшись небольшой передышкой перед полуночью, женщина, только что вернувшаяся из Кеннеди-центра, где сегодня давали «Тоску», вывела на прогулку любимого лабрадора по кличке Кофе.
Кофе и его хозяйка задержались на Кесвик-лейн напротив дома номер 207 – песик решил понюхать, чем пахнет столб для почтового ящика.
Неожиданно лабрадор поднял морду и издал низкое рычание. Шерсть на спине встала дыбом, но едва он залаял, произошло нечто страшное. Вслед за яркой вспышкой света послышался звон разбитого стекла, и из окна дома на противоположной стороне улицы вывалился человек, объятый пламенем. Он приземлился на клумбу азалий, с трудом поднялся на ноги и вновь рухнул на землю. Собака завыла и стала рваться с поводка, а ее хозяйка, застыв на месте, молча взирала на происходящее. Казалось, трагизм ситуации до нее не доходит. Все внимание женщины сконцентрировалось не на горящем человеке, а на окне, из которого тот вывалился.
Окно украшала деревянная решетка, напоминавшая старинный оконный переплет. Секция решетки обломилась, и деревянный штырь вонзился в спину человека, охваченного пламенем. Казалось, женщина находится в ступоре; она неотрывно смотрела на горящий обломок, все глубже вонзающийся в плоть, по мере того как несчастный катался по земле, пытаясь сбить пламя. Летящие искры напомнили ей фейерверк, который она видела несколько лет назад в Мексике. Неуместность подобных реминисценций парализовала ее, заставив забыть о рвущемся с поводка и воющем лабрадоре.
Горящий человек откатился к небольшим березкам и забился в судорогах. Только тогда женщина вышла из транса. Отпустив собаку, она сорвала жакет и бросилась к несчастному. Его волосы горели, бровей уже не было. Он вопил от боли. Упав на колени, женщина прижала жакет к его лицу и голове.
За ее спиной раздался глухой удар. Пес завизжал, когда клубок пламени и жара выкатился на лужайку. Шторы на окне загорелись, а мгновение спустя огонь охватил весь дом.
Жакет начал тлеть, его пришлось бросить. Вскочив на ноги, женщина подбежала к соседнему дому и забарабанила в дверь. На шум появился мужчина в боксерских трусах и с бутылкой «Ред дог» в руке. Вид у него был удивленный и несколько испуганный.
– Девятьсот одиннадцать! – закричала женщина. – Немедленно звоните девять-один-один!
Когда она, с одеялами в руках, вернулась к дому номер 207, на улице уже стояли соседи. Многие, судя по всему, только что выскочили из кроватей и топтались на тротуаре в накинутых поверх ночных одеяний пальто. Человек на лужайке перестал наконец гореть. Двое мужчин, один из которых был лишь в пижамных штанах, осторожно несли обожженного по подъездной аллее подальше от охваченного пламенем дома. Несчастный, когда его укладывали на тротуар, тяжело стонал. Женщина вдруг услышала свой бессвязный лепет:
– Я выгуливала Кофе… Стояла на той стороне улицы…
Она бормотала довольно долго. Как профессиональный психолог, женщина понимала, что бессвязные, не относящиеся к делу слова – типичная реакция на психическую травму. Осознав это, она пришла в себя. Заметив в конце подъездной аллеи рядом с гаражом красно-желтый игрушечный автомобильчик, женщина вспомнила об остальных обитателях дома. Как зовут хозяйку? Карен? Кэти? У нее такой милый маленький мальчик, единственный ребенок в целом квартале, ребенок, разъезжавший по уик-эндам вокруг дома на ярко раскрашенной машинке. Во время Хеллоуина он в костюме кролика и с оранжевой пластиковой тыквой в ручонках приходил к порогу ее дома. Она отлично помнила эту сцену – мальчик на ступенях и позади него улыбающаяся счастливая мама.
«– Ты кто? – спросила она, пряча за спиной корзиночку со сладостями. – И кем хочешь быть?
Ребенок, еще не научившийся четко произносить шипящие, собрал силенки и гордо ответил:
– Я – пашхальный зайшик».
Как же она не подумала о них раньше? Игрушечный автомобильчик уже начал плавиться, на его поверхности вздувались и лопались пузыри. Неужели они остались в доме? Неужели они там?
– Боже мой! Боже мой! – прошептала она и бросилась в полыхающий ад.
Но у самых ступеней кто-то грубо обхватил ее со спины и потянул назад.
Лабрадор лаял не переставая.
В больнице Фэр-Оке, в палате «Скорой помощи», медицинские сестры собирались срезать одежду с пострадавшего. Одна, недовольно поморщившись, бросила:
– Полиэстер.
Хлопок горит. Полиэстер плавится. Снимая его с обожженного тела, вы сдираете вместе с ним и кожу.
На жертве была черная водолазка, и по ее опаленному, спекшемуся в грязную массу воротнику медсестра поняла, что предстоит крайне неприятная операция. Ожог третьей степени, и инфекции избежать практически невозможно. Но от ожогов он быстро оправится. Главной проблемой станут обожженные легкие. Пострадавший дышит с трудом, похоже, он опалил их, втягивая перегретый воздух.
Прошло некоторое время, и состояние больного несколько стабилизировалось. Тем временем в операционной собрались врачи. Прежде всего им предстояло сделать новому пациенту трахеотомию и вставить в гортань дыхательную трубку. Не только легкие больного находились в скверном состоянии, ткани гортани отекли и с трудом пропускали воздух. Трахеотомия исправит положение. После этого они начнут чистить обожженное тело, убирая сгоревшую плоть и обрывки кожи, оставляя голое мясо, источающее влагу и гной.
Когда пациент начал издавать невнятные звуки, анестезиолог подумал, что нет ничего болезненнее ожогов. В ужасном бормотании страдальца с большим трудом угадывалась человеческая речь.
– Странно, – сказала одна из сестер. – Не похоже, что он чиканос.
Дежурный хирург, поднимая затянутые в перчатки руки на высоту плеч (сестры шутливо называли такую позу «Я сдаюсь»), заметил:
– Это – не испанский. Это – итальянский.
– И что же он говорит?
– Не знаю, – пожал плечами врач. – Я никогда серьезно не учил итальянский. – Он наклонил голову, прислушался и добавил: – По-моему, парень молится.
Глава 6
Когда пострадавшего ввезли в операционную, пожар на Кесвик-лейн был взят под контроль и пожарные графства Фэрфакс готовились войти в дом. Соседи успели сообщить им, что в доме жили два человека – женщина и ее трехлетний сын. Мужа не было. Женщина была одинокой матерью. Ее «вольво» нашли в гараже.
Несмотря на ноябрьскую прохладу, толпа зевак постепенно росла. На улице царил хаос. Его создавали кареты «скорой помощи», пожарные машины, полицейские автомобили и прибывшие как по команде телевизионщики. Темноту разрывали огни проблесковых маячков – красных, желтых и голубых. Разноцветные вспышки на мгновение озаряли улицу, после чего она на доли секунды вновь погружалась во мрак. Под ногами, словно длинные змеи, извивались парусиновые шланги, а лужайка перед горящим домом превратилась в чавкающее болото.
Два телеоператора и радиорепортер вносили свой вклад во всеобщий бедлам, волоча сквозь толпу толстенные кабели и прожекторы. Стараясь казаться серьезными и сосредоточенными, они трудились по обе стороны улицы, без разбору тыча микрофоны в физиономии пожарных и зевак.
– Какой из этих домов принадлежит вам?
– По правде говоря, никакой. Я вообще снимаю жилье, и не здесь, а в городе. Услышал о пожаре по радио – на полицейской частоте – и примчался сюда.
Последствия пожара были ужасающими. Судя по всему, его пережил только обожженный мужчина.
Во время первого похода в дом пожарные искали живых на залитом водой нижнем этаже, но никого не нашли. Поиски на втором этаже были отложены из-за аварийного состояния лестницы. Поэтому у дома поставили подъемник с двумя пожарными. После недолгого маневрирования площадка оказалась у окна второго этажа.
Многие сомневались в необходимости этого предприятия. При таком пожаре выжить не мог никто. Избежавшие пламени все равно задохнулись бы в дыму. Тем не менее всегда оставалась надежда – весьма ничтожная, – что кто-то укрылся в ванной и, не утратив присутствия духа, заткнул мокрыми полотенцами щель под дверью. Пожары непредсказуемы. Порой они специально ищут свои жертвы, иногда позволяют людям спастись. Имея дело с огнем, ни в чем нельзя быть уверенным.
Младший из двух пожарных, перегнувшись через подоконник, проверил ломом прочность пола. Решив, что покрытие достаточно надежно, он влез в окно, оставив партнера на площадке подъемника.
Пожарный нашел именно то, что искал. Взрослого человека. И крошечного ребенка. Они лежали в кроватях или, вернее, в том, что раньше было кроватями. Матрасы со свисающими обрывками обгорелой ткани сгорели практически до пружин. Постельное белье растворилось в пламени, и пепел впитался в тела жертв. Рядом с головкой ребенка лежала пара стеклянных глаз – все, что осталось от мягкой игрушки. В сыне и матери все еще можно было распознать человеческие существа, что являлось большой «удачей». Если бы пожарные машины прибыли на несколько минут позже, а пожарный гидрант оказался чуть дальше от дома, на месте пожарища остались бы дым и кости. Ничего более.
В обязанности заместителя шефа полиции входило информирование ближайших родственников пострадавших. И сейчас это предстояло сделать незамедлительно. Когда горит дом ценой четыреста тысяч долларов в таком привилегированном пригороде, как Коббз-Кроссинг, и в нем гибнут люди, это сенсация, а сенсации распространяются мгновенно. Хотя пожар разразился уже после того, как ночной выпуск «Пост» поступил в продажу, в утренних радио– и теленовостях о нем обязательно сообщат. Поэтому заместитель, выяснив по телефону, что дом принадлежит некой Кэтлин Энн Ласситер, проживающей (или, вернее, проживавшей) там со своим маленьким сыном, стал звонить ее ближайшим родственникам. Согласно страховке, таковым оказался брат Кэтлин – Джозеф Ласситер, владеющий домом в Маклине.
И смотревший в данный момент интереснейший сон. Во сне Джо Ласситер стоял на берегу Потомака, чуть выше водопадов Грейт-Фоллз, и забрасывал спиннинг на большеротого окуня. Он сделал ловкое движение, леска описала дугу – бросок, о котором можно только мечтать, – и блесна погрузилась точно в намеченном месте. Едва она успела уйти под воду, рыба клюнула, и Джо начал водить ее, поднимая удилище к небу.
Но где-то зазвонил телефон. Черт возьми! Достаточно скверно, что эти штуки звонят во время концерта в Кеннеди-центре или в решающий момент бейсбольной встречи на стадионе Камден-Ярдз, – но такое! Что за кретин догадался притащить сотовый телефон на рыбалку? Какой смысл ловить рыбу, если с тобой это чертово изобретение?
Джо ровно повел удилище вправо, сматывая катушку свободной рукой. Но где-то рядом внезапно раздался его собственный голос:
– Привет. Это Джо Ласситер. Сейчас я не могу подойти к телефону, скажите, кто вы, оставьте свой номер, и я перезвоню.
Река, спиннинг, рыба и катушка… растворились. Он проснулся и, лежа с закрытыми глазами, стал ждать, что скажет телефон. Но тот, кто звонил, повесил трубку. «Размышляет», – подумал Джо, зарываясь поглубже в подушку.
Он хотел вернуться обратно в свой сон, но ничего не вышло. Река исчезла, рыба уплыла, и из всего сна он отчетливо помнил лишь негодование, охватившее его после телефонного звонка. Призрачный телефон. Телефон в его доме.
И в следующий момент Джо снова услышал звонок. На этот раз он поднял трубку.
– Что?!
Голос собеседника звучал негромко, профессионально спокойно, рассудительно и весьма официально. Но в словах, льющихся из трубки, не было никакого смысла. Истинное содержание услышанного дошло до Джо Ласситера, только когда он, уже сидя в машине, гнал в направлении Фэрфакса. Произошел пожар. Идентификация пока не проведена, но обнаруженные тела…
«Нет, – думал Джо, – нет!»
…тела соответствуют тому…
Соответствуют? Тому?
…что нам известно об обитателях дома. Вашей сестре…
Кэтлин.
…и ее сыну…
Брэндон. Маленький Брэндон.
Дорога шла вдоль Потомака недалеко от того места, где он во сне ловил рыбу. За рекой, за шпилями Джорджтаунского университета, небо начинало светлеть.
Они умерли. Хотя этот тип выразился иначе. «Имеются два смертельных случая» – вот его слова. Джо Ласситер так стиснул зубы, что заболели челюсти. Кэти. И это случилось теперь, когда после стольких лет жизни в дерьме Кэти по-настоящему была счастлива. Угомонилась. Утешилась! Вопреки всем предсказаниям из нее получилась отличная мать, а сам мальчишка…
Перед его глазами появилась веселая рожица Брэндона, и он отвернулся, чтобы прогнать видение. Опустив окно, он подставил лицо струям холодного воздуха. В Росслине, напротив Кеннеди-центра, он свернул на 66-е шоссе. В обратную сторону, в направлении города, шло уже довольно много машин.
«Каким образом мог сгореть этот дом?» – размышлял Ласситер. Он был новым, и все в нем – камин, электропроводка, трехступенчатая отопительная система – было самое совершенное. Он лично проверил оба этажа. Повсюду стояли дымовые датчики и детекторы угарного газа. Кэти даже купила огнетушители! Она делала все, чтобы обеспечить безопасность своего ребенка.
Ласситер понимал, что думать следует не о доме, а о сестре, но подсознательно превращал трагедию в абстракцию, размышляя как следователь, а не как брат. Наверное, это была попытка уйти от действительности, но в глубине души Джо действительно не мог поверить, что сестра мертва. Слова о смерти не более чем слова, они не делали гибель Кэти реальной. Он не верил, что ее дом сгорел, а если дом не сгорел, как она могла погибнуть? Как мог умереть Брэндон?
Почему они не выскочили на улицу? Говоривший по телефону субъект сообщил ему очень мало, а Джо хотел знать как можно больше. Он хотел знать все. Ласситер вдавил в пол педаль акселератора, хотя понимал, что это просто глупо. «Два смертельных случая». Как бы он ни спешил, сестру не вернуть.
Он собирался поехать в морг, расположенный в здании администрации графства, и вдруг неожиданно для себя обнаружил, что свернул на улицу, ведущую к дому Кэти. В нескольких кварталах от Коббз-Кроссинг Ласситер почувствовал едкий запах. Потянуло дымом, и сердце Джо упало. В глубине души он еще цеплялся за едва теплившуюся надежду. Может быть, это все же ошибка – не тот адрес или другая Кэти Ласситер.
Теперь последняя искорка угасла. Увидев сигнальные огни пожарных машин, он подкатил к краю тротуара, выключил мотор и оставшийся путь проделал пешком.
Джо знал, что в соответствии с установленным порядком полиция проведет тщательное расследование причин пожара. Это делается всегда, но не для того, чтобы удовлетворить чье-нибудь любопытство или извлечь полезный урок из трагедии. Ответ на вопрос – почему произошло возгорание? – влечет за собой серьезные юридические и финансовые последствия. Сигарета? Неисправный нагреватель? Разрушения в каминной трубе?
От определения виновного зависит, кто и сколько будет платить. В силу этого причины пожаров расследуются очень серьезно.
Перед домом стояло много машин. Одна с опознавательными знаками полиции, две тоже полицейские, но без всяких знаков, если не считать проблесковых маячков на крышах, два пожарных грузовика и бежевая легковушка, которая могла принадлежать страховому агенту. Впрочем, с тем же успехом она могла принадлежать и кому-то другому. Полицейский в униформе скатывал катушку желтой ленты, конец которой был прикреплен к столбу в дальнем конце подъездной аллеи. На ленте, повторяясь снова и снова, виднелись слова:
ПОЛИЦЕЙСКАЯ ЧЕРТА – НЕ ПЕРЕСЕКАТЬ!
Висевший в воздухе смрад – смесь древесного дыма и вони сгоревшей пластмассы – был почти непереносим. Но хуже всего оказался вид самого дома. Это был настоящий удар под дых. Перед Джо стоял мертвый остов, и страшный смысл слов, услышанных ночью по телефону, наконец-то дошел до него. Два смертельных случая. Его сестра умерла; его племянник умер. Дом еще дымился, возвышаясь на искалеченной, засыпанной обугленным деревом и закопченным металлом лужайке. Оконные проемы с выбитыми стеклами смотрели в мир глазами мертвеца. Джо отвернулся и подошел к полицейскому, отвязывающему ленту от столба.
– Что здесь произошло?
Молодой, рыжеволосый и голубоглазый коп, взглянув на Ласситера с видом завзятого остряка, произнес, пожимая плечами:
– Пожар случился.
Ласситеру мучительно захотелось вмазать с размаху по гладкой физиономии, но, глубоко вздохнув, он сдержался и спросил:
– Как это произошло?
Коп посмотрел на Джо так, словно старался запомнить его лицо. Немного помолчав, он все же кивнул в сторону пожарных машин и сказал:
– Они говорят – поджог.
Ласситер снова ощутил себя так, словно на его глаза надели шоры. Он ожидал чего угодно, но не этого. Сигарета? Да. Кэти продолжала курить, правда, не в присутствии ребенка. Отопитель? Да… Впрочем, это не мог быть отопитель… Не в таком доме и не с такой отопительной системой. Значит, удар молнии или короткое замыкание в каком-нибудь мелком приборе…
– Что?
Юный страж порядка еще раз внимательно посмотрел на навязчивого прохожего:
– А, собственно, кто вы такой?
Ласситер понимал, что ведет себя подозрительно. Какая-то часть рассудка говорила ему, что парнишка прав, задавая подобный вопрос, – поджигатели часто возвращаются на пожарища. А другая кричала о том, что ему давно, уже при виде полицейских машин, следовало обо всем догадаться. Если подозревается поджог, то пожарище сразу становится местом преступления. И если имеются жертвы, открывается дело об убийстве.
– Кому понадобилось поджигать дом Кэти? – неожиданно закричал он.
Глава 7
– Эй, Джо, а вы-то что здесь делаете?
В голосе звучала веселая издевка, и, услышав его, Ласситер обернулся.
– Джимми Риордан, – представился говорящий.
– Я помню.
– Итак, что вы здесь делаете?
Детектив повторил вопрос не для того, чтобы удовлетворить любопытство, а, скорее, ради своих коллег – трех мужчин и женщины, стоящих за его спиной. Эти четверо взирали на Ласситера без подозрения, но выжидающе.
– Это дом моей сестры.
Улыбка исчезла с лица Риордана. Он потянул себя за мочку правого уха и покачал головой. После довольно продолжительной паузы он сказал:
– Боже мой, Джо. Простите. Я не знал.
Он сидел напротив детектива в кабинке, выгороженной в зале полицейского управления, и ждал, когда Риордан закончит телефонный разговор. Сегодняшнее свидание было зеркальным отражением их последней встречи, когда Риордан сидел в его собственном офисе, чувствуя себя крайне неловко. Коп приоделся, как полагал Ласситер, в свой самый лучший костюм в тонкую полоску. Видавшая виды пара была мала ему по меньшей мере на размер.
«Мне осталось тянуть еще год, – говорил тогда Риордан, навалившись на стол, – после чего я вне игры. И что мне тогда делать? Целый день протирать задницу? Нет, это не для меня. Вот я и подумал, может быть, уже сейчас пора подыскивать себе дело? Хочу прощупать водичку, узнать, на что можно рассчитывать. Решил, почему бы не начать с самых классных заведений? А там с самого верха? Поэтому я здесь и говорю с вами».
Подобные собеседования Ласситер проводил по нескольку раз в неделю. Его клиентами были копы, сотрудники ФБР, Военной разведки и Лэнгли. Все они искали работу в соответствии со своей квалификацией и обращение в частную детективную фирму считали вполне логичным. Из безликой массы многочисленных претендентов Риордан обратил на себя внимание тем, что, уходя, произнес замечательную фразу: «Похоже, дело не клеится. Что ж, буду продолжать писать сценарий для кино».
Вот это было уже интересно. Умеющие писать копы встречались реже, чем снежные барсы, а «Ласситер ассошиэйтс» постоянно требовались дознаватели, способные составить отчет, который не стыдно было бы направить клиентам, в основном адвокатам и биржевым маклерам. Именно поэтому в компании трудилось так много бывших журналистов. Если Риордан действительно неплохо владеет пером, то для него, возможно, найдется местечко.
– Это твой зад, а не мой! – орал Риордан в трубку.
Откровенная ярость в голосе полицейского вернула Ласситера к действительности. Детектив бросил трубку и пожал плечами.
– Прошу прощения.
После этого, перерыв стопку бумаг на своем столе, он нашел нужный документ и перебросил его поближе к Джо.
– Это явный поджог. Многочисленные места возгорания. Пепел бикфордова шнура. Целых девять ярдов.
Ласситер просмотрел предварительный доклад пожарного управления, к которому прилагался грубо начертанный план дома. В семи местах, включая обе спальни, стоял значок «X». Ласситер знал, что обычные пожары носят иной характер, – они начинаются в одной точке. Он вопросительно посмотрел на Риордана.
– Есть еще кое-что, – бросил коп, барабаня пальцами по столу. – Был включен газ, и не только в плите, но и в цокольном этаже тоже. Поработали и с системой отопления. В управлении говорят, что еще пять минут, и дом стартовал бы в космос. Не осталось бы ничего. Буквально ничего.
– Итак, вы заявляете… – мрачно начал Ласситер.
– Я заявляю, что сработано топорно. Это откровенный поджог, но поджигателю было плевать, узнают об этом или нет. И кроме того, он явно перестарался. Действовал, как… – На широкой физиономии детектива появилось выражение недоумения. – Даже не знаю, с чем сравнивать. Это что-то вроде тактики «выжженной земли». Похоже, они хотели, чтобы, кроме пепла, не осталось ничего.
Ласситер склонился к нему, облокотившись о стол. Он открыл рот, чтобы что-то сказать, но тут же передумал. Его лицо исказилось болью. Покачав головой, Риордан заметил:
– Мне не следовало все это рассказывать. Но я забыл, что вы не будете вести дело. Вы ведь ближайший родственник.
– Да, конечно, – произнес Джо, как бы не придавая словам детектива большого значения. – Вы просто хотели сказать, что кто-то пытался уничтожить нечто такое, что находилось в доме. Какие-то улики. И вы желаете услышать от меня, что это могло быть, не так ли? Моя сестра…
Риордан остановил его взмахом руки.
– Думаю, сейчас самое время наведаться в морг для опознания. Чтобы начинать разговор о вашей сестре, надо убедиться, что это действительно она.
Когда мужчины подходили к дверям, зазвонил телефон. После секундного колебания Риордан вернулся и схватил трубку.
– Что? – переспросил он, поводя плечами. На противоположном конце провода что-то сказали, и полицейский покосился на Ласситера. – Боже мой, – произнес он. – Хорошо, хорошо.
Выйдя из дверей полицейского управления, Риордан извлек из нагрудного кармана рубашки пачку сигарет и закурил.
– О чем это они?
Риордан не слышал. Выпустив струйку дыма, он переспросил:
– Что?
– Что вам сообщили по телефону?
Детектив покачал головой, как бы говоря: «Ничего особенного».
Уже через десять минут машина остановилась у тротуара перед зданием администрации графства. Ласситер отстегнул ремень безопасности и открыл дверцу, но Риордан остановил его.
– Послушайте, Джо, – смущенно начал он, – я должен с вами поговорить. – Откашлявшись, детектив продолжил: – Вы согласны с тем, что хирург не должен оперировать своего ребенка?
– Не понял.
– Врач не должен оперировать собственного ребенка, адвокат – защищать в суде самого себя, а вам… следует предоставить расследование пожара мне.
– Я приму это к сведению.
Риордан шлепнул ладонями по рулю и недовольно буркнул:
– Похоже, я разговариваю со стенкой, но… – Бросив взгляд на часы, он невесело усмехнулся. – Мне приходилось сталкиваться с этим раньше. Бывшие копы, шпики, армейские следователи – одним словом, парни с огромным опытом. Они постоянно встревают в следствие, в котором лично заинтересованы, после чего начинается полный бардак. В результате мы имеем вагон страданий и просра… простите, проваленное дело. – Ласситер ничего не ответил, и детектив, тяжело вздохнув, продолжил: – Я попрошу, чтобы сюда пригнали вашу машину. После опознания отправляйтесь домой. Я позвоню вам позже.
Джо Ласситер пребывал в странном призрачном состоянии. Ему казалось, что он совершает поступки, как бы находясь вне своего тела, которое превратилось в наблюдающую камеру. Это выглядело примерно так: вот я нахожусь здесь, вот я направляюсь в морг для опознания тела сестры. Джо наблюдал со стороны за тем, как входит в здание и следует в комнату ожидания – умиротворяющее помещение с морскими пейзажами на стенах. Теперь он говорит с женщиной в белом халате, к ее груди приколота карточка с именем:
Бизли
Женщина находит его фамилию в большой зеленой тетради учета и ведет в холодильник, где в похожих на гробы ящиках, задвинутых в стены, хранят тела.
Даже опознав Кэти и Брэндона, Джо ничего не почувствовал. Казалось, он руководит марионеткой по имени Джо Ласситер, а подлинный Джо Ласситер наблюдает за ней со стороны.
Светлые волосы его сестры исчезли, оголив покрытый коркой обожженный череп. Губы были полуоткрыты, а голубые глаза безотрывно смотрели на лампу дневного света. Брови и ресницы сгорели, и это придавало лицу пустой, глуповатый вид. Брэндон выглядел еще хуже. Его кожа почернела и покрылась пузырями.
Джо и раньше доводилось видеть мертвецов; Кэти и Брэндон выглядели точно так же. Сестра и племянник напоминали безжизненные куклы, создавалось впечатление, что живыми они никогда не были. Женщина в белом халате – Бизли – держалась сдержанно и сурово, чтобы, как ему показалось, не оказаться во власти эмоций, если посетитель от горя впадет в неистовство. Но марионетка Джо Ласситер просто кивнула и спокойным голосом подтвердила личность погибших. Женщина облегченно вздохнула и записала что-то на бланке. Несмотря на гул холодильных установок, Ласситер ясно слышал скрип мягкого кончика ее фломастера. Он не читая поставил подпись и вышел из холодильника.
В коридоре Бизли заботливо прикоснулась ладонью к его руке. Джо даже показалось, что он не почувствовал прикосновения, а лишь догадался о нем.
– Не желаете присесть? – спросила она. – Может быть, принести вам стакан воды?
– Спасибо. Я в полном порядке и хочу поговорить с патологоанатомом.
– Не знаю, – протянула Бизли встревоженно, – это не…
– Том – мой друг, – успокоил ее Джо.
– Тогда позвоним ему. – Женщина подняла телефонную трубку. – Он может сейчас заниматься вскры… может быть занят.
В комнате ожидания пара напуганных ребятишек-латиноамериканцев, прижавшись друг к другу, сидели на обтянутой винилом кушетке, рядом с ними стоял полицейский. Коп словно опасался, что как только детишек вызовут, они улетят сквозь потолок. Ласситер тупо разглядывал морской пейзаж на стене – унылое изображение штормового побережья.
Внезапно за его спиной певучий голос произнес:
– Хорошо.
Обернувшись, Джо увидел, как Бизли кладет трубку на рычаг.
– Если вы пройдете по коридору до конца… – начала она.
– Я знаю дорогу.
Вначале Том Труонг поднял глаза, а затем встал из-за стола.
– Чо! – сказал он, протягивая приятелю руку, от которой попахивало формалином. Казалось, патологоанатом хмурится и улыбается одновременно. – Что я сделать для тебя? Ты вести дело?
Их знакомство состоялось при довольно курьезных обстоятельствах. Несколько лет назад они играли в одной футбольной команде, именовавшейся «Те, кому за тридцать». Это продолжалось до тех пор, пока Ласситер не повредил колено. Несмотря на хрупкое телосложение, Труонг оказался яростным защитником, косившим противника подобно древнеримской боевой колеснице с кривыми ножами на колесах. О своей профессиональной деятельности они заговорили только на второй год знакомства. Это случилось в забегаловке под названием «Уитни» за кувшином чемпионского пива. Позже Ласситер несколько раз приглашал Труонга в качестве судебного медика и эксперта. Одаренный и очень дотошный патологоанатом, несмотря на плохое знание английского, был прекрасным свидетелем, и присяжные его любили.
Читать бесплатно другие книги:
