Осень в Сокольниках (сборник) Хруцкий Эдуард

— Как?

Кудин сел на горячий радиатор и, матерно выругавшись, вскочил.

— Как? — снова спросил он.

— Ты что, не знаешь, как бегают?

— Зачем, он же невиновен?

— Он еще этого не знал. Он убежал мстить тем, кто его засунул в тюрьму.

— Ментам, — ужаснулся Кудин.

— Да нет, тем людям, которые привязали к краже сначала тебя, а потом его.

— Он не сможет с ними разобраться. Суханов не из того профсоюза.

— Он придет к тебе. Я думаю, сегодня. Ты должен сделать все, чтобы он явился с повинной.

— Я сделаю, Саша, скажи своему шефу.

— Мы очень надеемся на тебя.

— А что мне делать?

— Я думаю, он придет и попросит твоей помощи. Ты позвонишь мне, скажешь, дружок с машиной есть, он отвезет нас к этим людям, и мы их возьмем.

— Я тоже буду участвовать, — глаза Кудина стали острыми, как ножи.

— Да.

— Ты же знаешь, у меня к ним счет.

— Только в пределах, Олег.

— Хорошо, Саша.

— Он знает твой старый адрес?

— Да.

— Ты несколько дней поживи там.

— Ради такого дела — хоть всю оставшуюся жизнь.

Самолет садился в вечернюю Москву, прямо в огни города, легшие под крыло. Но вот они проплыли мимо, появились посадочные знаки — открылся аэропорт Внуково. Машина, тяжело ударившись шасси, побежала по бетону полосы. Вадим посмотрел на Суханова. Тот спал. Его не разбудил ни толчок посадки, ни рев двигателей, ставший особенно отчетливым. Он толкнул его в плечо.

— Да? — Суханов открыл глаза.

— Извините, но мы прилетели.

— Спасибо. Это Внуково?

— Да.

Когда они вышли на трап, Суханов на секунду остановился. Вадим шел за ним, он не торопил его, понимая состояние этого человека. Они шли к автобусу, потом ехали на нем к двери аэровокзала. Здесь Суханова повели двое. Вадим знал этих ребят, от них мало кто уходил. Суханов вышел на площадь, и к нему подбежал таксист.

— В Москву?

— Да.

— Поехали. Не возражаете, я еще двоих возьму?

— Конечно, нет.

Такси выбралось со стоянки, за ним пошел обычный «жигуленок». Вадима ждала машина. В ней сидел Калугин.

— Ну как? — спросил он.

— Пока нормально.

Ожила рация.

— «Первый», «Первый», я «Пятый», как слышите меня, прием.

— «Пятый», я «Первый», слышу нормально, докладывайте.

— Все идет по плану, объект ведет себя спокойно.

— До связи, «Пятый», я еду в Управление, докладывайте мне через каждые полчаса.

— Понял вас.

— Поехали, Филиппыч, — Вадим откинулся на сиденье и заснул.

— Вам куда? — спросил шофер Суханова.

— На Арбат, на Новый.

— Сразу видно настоящего москвича — в голосе водителя послышалось одобрение, — приезжие говорят «на Калининский».

Валентин не ответил, он был поглощен встречей с Москвой. Когда живешь в ней, не замечаешь многого.

Привыкаешь к городу и все кажется неинтересным и обыденным, как собственная квартира. Часто истинный москвич ругает свой город за многолюдность, толчею, спешку. Что делать, он живет в столице, а у нес свой темп — стремительный. Хочешь не хочешь — подлаживайся к нему. Но стоит настоящему москвичу покинуть свой город, как на третий же день он начинает тосковать по нему. Когда-то Валентин впервые выехал за границу, на соревнования в Прагу. Три дня он ходил по ее улицам и площадям заходил в маленькие кафе, искал в магазинах сувениры для друзей. Он даже нашел улицу, которая понравилась ему больше всех. Называлась она Парижская. Солнце отражалось в огромных окнах представительств иностранных авиакомпаний, и Суханов чувствовал, что попал в преддверие мира, знакомого по книгам и фильмам.

А на четвертый день он проснулся с ощущением острой тоски, сначала он не понял, откуда она взялась. Но, выйдя в город, физически ощутил отсутствие арбатских переулков. Он отгонял первым, выиграл все заезды и, к изумлению команды, улетел в Москву.

Но сегодня он возвращался не из Праги, поэтому чувство его было более обостренным, тем паче он знал, что скоро вновь расстанется с любимым городом на многие годы. И он не просто смотрел из окна на пролетающие улицы и дома, он впитывал в себя их, стараясь запечатлеть в памяти, чтобы потом длинными ночами в бараке, закрыв глаза, мысленно ходить по ним.

Острой болью по сердцу ударил родной дом, открывшийся издалека. Суханов даже прикусил губу, чтобы не навернулись слезы на глаза. Машина проскочила Каменный мост, пронеслась по улице Фрунзе, нырнула в тоннель и, сделав сложнейший пируэт, вновь выехала к Гоголевскому бульвару, свернув на Арбат.

— Остановите здесь, — попросил Суханов.

— Пожалуйста, — весело ответил шофер.

Валентин расплатился и вышел. Такси отъехало. Суханов вошел в телефонную будку, набрал номер. Телефон молчал. Человек, занявший за ним место у автомата, повернулся внезапно и сел в «Жигули», стоявшие у тротуара.

— «Первый», «Первый», я «Пятый».

— Докладывайте.

— Объект набрал номер 241-78-74.

— Продолжайте наблюдение.

Вадим поднял трубку, позвонил дежурному.

— Немедленно установите номер 241-78-74.

— Есть.

— Я жду.

— Ты, дорогая Марина, дура. Набитая дура. Ну что ты натворила? Ко мне приезжал Борис, он в бешенстве. Тебе не так легко будет восстановить с ним отношения.

Ира ходила по комнате, куря сигарету какого-то невероятного цвета.

— Ну что ты делаешь? Сидишь дома, как привязанная, и ждешь звонка. От кого? А Борис достал уже путевки на Пицунду, в писательский пансионат. Сентябрь месяц, бархатный сезон. Хватит, поехали, я помирю вас.

— Не надо, — устало ответила Марина.

Она лежала на диване, свернувшись под пледом, с трудом воспринимая, о чем говорит подруга, мысли ее были заняты совсем другим.

— Не надо, — передразнила ее Ира, — не надо. А что тебе надо? Борис мужик с положением, с перспективой, через год-другой уехали бы в хорошую страну. У тебя было бы все, а для души крути роман хоть с милиционером, хоть с мясником.

— Это пустой разговор, — Марина села, поправила волосы, взяла сигарету.

— Так и будешь сидеть и ждать его звонка?

— Так и буду.

— Дура, ох, дура. Кто ты ему?

— Не знаю, просто он для меня все.

— Поздравляю, — Ира картинно развела руками, — втюрилась. Истеричка ты.

— Я его люблю.

— Ну и люби, кто тебе не дает. Но муж должен быть с положением в обществе.

— А у Вадима есть положение в обществе.

— Какое же?

— Он настоящий мужчина.

— В последний раз спрашиваю, ты поедешь со мной?

— Нет.

— Ну и кисни.

Ирины каблуки гневно простучали в прихожей.

— Настоящий мужчина, видите ли, — с иронией крикнула она от двери.

Оставшись одна, Марина взяла книгу, лежащую на диване. Ее перед отъездом читал отец. Он любил только военную прозу, видимо, она переносила его в молодость. Марина не читала ее. Как-то в Кабуле один из писателей, подраненный в провинции, сказал ей:

— Военная литература пишет историю крови, пролитой на земле.

Она считала это необыкновенно точным.

Вообще литература изменилась за последнее время. На нее слишком много стали накладывать обязательств. Она вспомнила один из ночных разговоров дома у Вадима, он спорил со своим коллегой, который во всех несчастьях обвинял писателей, пишущих детективы. Вадим тогда сказал:

— Давайте не будем пенять на литературу. Никакая книга не научит и не отучит человека воровать. Это наша обязанность. А свои просчеты нечего перекладывать на плечи других.

Как теперь она странно живет. Думает о нем, цитирует его.

Вот уж действительно непонятен и необъясним механизм любви.

Она взяла книгу о войне, раскрыла ее посередине и прочитала первую фразу: «Рота накапливалась для атаки. Склон оврага был глинистым, осклизлым…»

Марина закрыла книгу, подошла к зеркалу и долго смотрела на свое отражение. «Действительно Ирка права. Дура я, дура, — подумала она, — куда лечу, куда валюсь? Уехал, прислал телеграмму, и все. Борис даже из Парижа звонил. А он не мог». И вдруг в памяти всплыла летящая по улице машина, падающий Вадим, пожилой человек, раненный ножом. Она вновь услышала выстрелы и грохот бьющихся «Жигулей». И ей стало страшно. Страшно, как никогда раньше. Зазвонил телефон.

— Да.

— Это я.

— Это ты, Орлов?

— Да, милая.

— Приезжай.

— Не могу.

— Тогда я приеду к тебе.

— Невозможно.

— Работа?

— Да.

— Ты где?

— В кабинете.

— Будешь там всю ночь?

— Наверное.

— Можно позвонить тебе?

— Нужно.

Внезапно в трубке Марина услышала длинный пронзительный звонок.

— Извини.

Вадим повесил трубку.

Суханов поднялся на второй этаж и остановился у квартиры Кудина. На лестничной площадке полумрак создавал иллюзию безопасности. Он несколько часов проходил по Москве, устал. Звонил без конца Наташе, но телефон ее не отвечал. Он оказался один в родном городе. И любимый им город внезапно стал чужим. Он не принимал его такого, каким он был сейчас. И во всем этом городе жил один лишь человек, который мог понять Валентина. Прежде чем войти в подъезд, он посмотрел на окна квартиры Кудина, они теплились добрым огнем. За ними жил его друг. Так чего же ты ждешь? Дави на звонок. В этом доме тебя примут и простят. Суханов нажал на кнопку. Дверь открылась сразу, словно его ждали. На пороге стоял Олег.

— Валя? Заходи — сказал он просто, словно они только что расстались.

Суханов шагнул в прихожую. Они обнялись.

— Проходи, — сказал Олег, — я один дома.

В коридоре стоял специфический запах старых московских квартир. Он был настолько знаком Валентину, что глазам сразу стало горячо. Суханов вспомнил дом и запах этот вспомнил, он был особенно ощутим, когда он возвращался в детстве домой с дачи. Тогда он тоже жил в этом доме на Грузинском валу. Квартиру на Серафимовича отец получил в конце пятидесятых годов. В этом дворе прошло детство Вальки Суханова. И разве он мог подумать, что придется явиться сюда беглым зеком,

— Ты будешь есть? — спросил Кудин.

— Буду, Олег.

— А выпить хочешь?

— Нет. Мне сейчас нельзя пить.

Олег на кухне жарил яичницу с салом, запах ее был восхитителен для Суханова. Он сидел на табуретке, сделанной из автомобильного кресла, прислонись плечом к стене, и дремал. Кудин с острой жалостью посмотрел на него. Как же ему хотелось помочь Вале Суханову, и он знал, как это сделать. Он, Олег Кудин, по кличке Чума. Потом они ели яичницу и пили чай, а после закурили.

— Давай, — сказал Кудин, — говори, зачем пожаловал.

Ах, каким неопытным был Суханов, даже это не насторожило его. А может быть, он прислушивался только к себе? К тому, что жило внутри его, к своему горю и боли.

— Я любил женщину, Олег, из-за нее я взял на себя ограбление дачи Муравьева, из-за нее я пошел в лагерь. А она оказалась…

— Сукой она оказалась. Валя, ведь и меня три дня крутили по этому делу. Они подкинули туда мои документы.

— Как! — Суханов вскочил.

— А так. Валек. А ты прикрыл их. Что теперь?

— Поехали к ней, я хочу взять ее и отвезти в милицию.

— Потом что?

— Потом поеду в лагерь, отбывать срок.

Кудин внимательно посмотрел на Суханова. Он думал о том, смог бы он решиться на такой шаг.

— Хорошо, только позвоним моему другу, у него машина.

— Надежный парень?

— Мой друг.

— Учти, там могут оказаться опасные люди.

— Он крутой парень.

— Звони.

Зазвонил телефон, и Крылов поднял трубку.

— Крылов.

— Подъезжай к моему дому, — сказал Олег Кудин.

— Он повезет нас?

— Да. Он хочет сдать ее в милицию.

Саша положил трубку и повернулся к Вадиму.

— Кудин? — спросил Вадим.

— Да, товарищ подполковник. Суханов хочет ехать к этой даме и привезти ее в милицию.

— Поезжай. Ее дом под контролем, но очень важно, чтобы именно Суханов привез ее к нам. Если что, Саша, там будут Чумаков и Мусатов. Помни, клиенты наши опасны до крайности. Оружие применяй, судя по обстановке. Ребят сдерживай. И упаси Бог, если ее Суханов ударит.

— Есть.

У дома Кудина Саша увидел знакомые «Жигули». Один из инспекторов стоял у подъезда.

— Ты куда? — спросил он Крылова.

— Туда.

— Будешь брать?

— Нет. Поедете за нами, только аккуратно.

— Команды не было.

— Сейчас получишь.

Крылов быстро взбежал по ступенькам, позвонил. Дверь открылась, и он увидел Суханова.

— Знакомьтесь, — сказал Кудин.

— Валентин.

— Александр. Поехали, ребята?

— Поедем, — ответил Кудин, — я тебе все по дороге объясню.

Они ехали по пустой Москве, Суханов молчал, а Кудин пересказывал Крылову знакомую историю. Тот кивал, поддакивал, возмущался, всем своим видом показывая искреннюю заинтересованность в происходящем. Не доезжая Театра им. Вахтангова, они въехали в переулок и остановились у большого старого дома.

— Ты, Валя, ее окна знаешь? — спросил Крылов.

— Конечно.

— Горят?

— Нет.

— Пойдем позвоним.

Они вошли в автоматную будку, набрали номер 241-78-74, Телефон молчал.

— Будем ждать.

— А вдруг она в отпуске? — спросил Кудин. — У Вальки каждая минута на счету.

— Будем ждать, — твердо сказал Саша и нажал на локоть Кудина.

Он уже знал, что Наталья Васильевна Кольцова находится в Москве, что она подала документы на вступление в брак с бельгийским подданным Альбертом Корнье, вице-директором посреднической фирмы из Антверпена.

Они ждали, а время шло и шло. И каждый из троих думал о своем. Правда, Саша трижды звонил жене, успокаивал ее, но на это никто не обратил внимания. Только Кудин ехидно поинтересовался, почему он его не позвал на свадьбу.

Шло время. Окна были темны, и телефон глух.

Наконец, когда начало светать, в переулок ворвался «ситроен», приземистый и дорогой. Он, качнувшись на рессорах, остановился у подъезда. Дверь распахнулась, и вышла Наташа. Все замерло, и сердце покатилось куда-то. И сразу стал слабым Валентин Суханов, увидев в полумраке улицы знакомый силуэт.

— Иди, — сказал Кудин, — иди. Валя.

Наташа что-то говорила по-французски, прощаясь с водителем, наклонясь к окну машины. Машина рванулась, она послала ей вслед воздушный поцелуй. А когда обернулась… она увидела Суханова. Он стоял в шаге от нее. Стоял спокойно, засунув руки в карманы брюк.

— Нет, — прошептала она и сделала шаг назад.

Суханов стоял и улыбался, но она увидела, как много прячется за этой улыбкой.

— Нет, — крикнула она и шагнула назад.

— Стой, сука, — сказал человек за спиной и крепко взял ее за руку.

— Иди в машину, Наташа, — спокойно, даже слишком, произнес Суханов.

— Зачем? — холодея от ужаса, спросила она одними губами.

— Мы совершим маленькое свадебное путешествие. У нас же его не было. Ты сделала так, что я уехал один.

Она оглянулась и увидела третьего, стоявшего у машины.

— Не надо, Валя, не надо, я молодая, я жить хочу.

— А ты и будешь жить. Я не собираюсь убивать тебя. Ты перепутала нас со своей компанией. Мы гонщики, а не урки.

Она словно во сне села в машину на заднее сиденье между двумя неизвестными парнями, а за руль сел Суханов. «Жигули» сорвались с места и, не обращая внимания на знаки, рванули к бульварам.

Промелькнула Никитская площадь, потом Пушкинская, на Петровке Суханов повернул налево.

— Направо в переулок, к тому входу, — сказал парень, сидевший рядом с ней.

Машина остановилась у подъезда, и сразу вслед за ней подлетела другая.

— Вылезай, — сказал Суханов.

И она вышла на улицу. Страх настолько овладел всем ее существом, что она плыла, словно во сне, подчиняясь какой-то чужой, недоброй воле.

— Пошли, — сказал Крылов.

Они строем вошли в подъезд. Там их уже ждали. Суханов увидел невысокого человека в очках и с изумлением услышал, как Саша сказал:

— Валентин Суханов явился с повинной, товарищ майор, он помог нам задержать подозреваемую Кольцову.

Валентин повернулся к Олегу. Тот улыбнулся, кивая головой, мол, не бойся, все в порядке.

— Пойдемте, Суханов, — сказал Калугин, — вас ждут.

— А я? — шагнул к ним Кудин.

— И вы, конечно, Олег, ваши показания нам очень важны.

Они прошли мимо милиционера, проводившего их внимательным взглядом, и поднялись на третий этаж.