Будущее глазами одного из самых влиятельных инвесторов в мире. Почему Азия станет доминировать, у России есть хорошие шансы, а Европа и Америка продолжат падение Роджерс Джим
Это происходит сейчас на Ближнем Востоке, но вскоре так будет и в других странах. Сейчас подобные движения начинаются в Европе и в Соединенных Штатах. И не в первый раз.
В марте 1894 года – второго подряд года тяжелейшей на тот момент в истории США экономической депрессии – состоятельный бизнесмен из Массильона в штате Огайо по имени Джейкоб Кокси организовал марш на Вашингтон в знак протеста против бездействия правительства перед лицом кризиса. Он хотел повлиять на конгресс, чтобы тот выделил средства на обширную программу общественных работ. В разгар четырехлетней депрессии, которая усиливалась биржевой паникой 1893 года, примерно одна пятая трудоспособного населения осталась без работы. До конца депрессии обанкротились около 15 тысяч бизнесменов, в том числе более пятисот банков и многие национальные железные дороги, например: Union Pacific, Northern Pacific и Atchison, Topeka & Santa Fe.
Армия Кокси, как стали называть участников протеста, была одной из нескольких групп безработных, насчитывавших несколько тысяч, которые отправились в столицу той весной со всех концов страны. Но только люди добрались до места, Кокси и пятьсот его сторонников 1 мая были остановлены полицией, избиты дубинками и изгнаны с лужайки перед Капитолием, где организатор протеста собирался произнести речь. Участники марша рассеялись, Кокси и его помощников арестовали, и руководитель провел в тюрьме двадцать дней по единственному обвинению: он топтал траву Капитолия.
Через тридцать восемь лет, в 1932 году, католический священник из Питсбурга Джеймс Кокс возглавил 25 тысяч безработных пенсильванцев – армию Кокса – в их марше на Вашингтон, тоже с целью побудить конгресс создать программу поддержки населения. Это была крупнейшая в истории демонстрация в столице. В том году Кокс баллотировался в президенты как первый в истории кандидат от Партии безработных. Двумя месяцами позже он снял свою кандидатуру в поддержку Франклина Рузвельта.
В своей речи 1894 года, напечатанной в газете Congressional Record через восемь дней после его ареста, Джейкоб Кокси цитировал неназванного американского сенатора, утверждавшего, что «за последние двадцать пять лет богатые стали еще богаче, бедные – еще беднее, а к концу нынешнего столетия средний класс исчезнет, поскольку борьба за существование становится все более жестокой и безжалостной».
Звучит знакомо? Недавно возникшее движение Occupy Wall Street[44] как будто выписывает свои лозунги из той же книги. И конца таким протестам не видно.
Сейчас я хотел бы поспорить с аргументацией участников этого движения. Они заявляют, что 1 % населения владеет слишком большой долей богатств нации. На это я отвечаю, что 50 % населения Америки вообще не платит федеральных налогов на доходы, так что обвинения в адрес других 50 %, наверное, не лучший способ решения проблемы. По крайней мере хоть кто-то работает, копит деньги и инвестирует, платит налоги и создает рабочие места.
«Нельзя позволять тому, у кого нет дома, ломать дома других, – писал Авраам Линкольн. – Но если дать ему возможность усердно трудиться и построить свой дом, это убедит человека, что его собственному дому ничто не угрожает».
Для тех активистов, которые выставляют миллиардеров силами зла, приведу простую арифметику. Согласно списку, составленному недавно одной крупной торговой компанией, 42 американские компании, основанные миллиардерами и представленные на международных торгах, создают более 4 миллионов рабочих мест по всему миру.
В середине 1960-х годов в Великобритании кабинет премьер-министра Гарольда Уилсона рассматривал меры, которые следовало принять для создания индустрии полупроводников. В то время было очевидно, что за компьютерами и полупроводниками будущее. Кабинет отказался принимать план развития, поскольку, как объяснил один министр, «если мы будем развивать индустрию полупроводников, некоторые люди станут очень богатыми, а мы не хотим создавать миллионеров». Конечно, через десять лет Великобритания пришла к кризису.
В любой стране, в любой компании, в жизни любой семьи или отдельного человека наступает такое время, когда приходится исправлять ошибки прошлого. Рецессии в целом присущи нашей национальной экономике. Спад наступает каждые четыре года или шесть лет. Сейчас мы находимся в середине цикла рецессии. Но правительство при этом отказывается исправлять сделанные ранее ошибки. Что случится в следующий раз или, может быть, через раз? Америка истощит запасы денег. В следующий раз наши проблемы станут еще серьезнее, поскольку долг будет еще больше. На улице окажется еще больше плачущих и попрошайничающих людей, а у нации кончится финансовый капитал, чтобы помочь нуждающимся.
НЕДОСТАТОК СЫРЬЯ в мире приведет к росту социального напряжения – это происходит и сейчас и при этом все усиливается, – и наиболее уязвимыми окажутся именно правительства, которые сейчас возглавляют диктаторы с тридцатилетним стажем.
И тут возникает вопрос о Китае. В Америке политики часто муссируют тему коммунистической диктатуры в Китае. Что это за диктатура? Что за диктатор? Как его зовут? Китайское правительство автоматически меняется каждые пять лет, и ни один лидер не может оставаться на посту более двух сроков подряд. Такой порядок вряд ли можно назвать диктатурой.
Стать китайским лидером можно только в результате тщательного и очень строгого отбора. Нужно иметь большой опыт. Проработать лет тридцать-сорок, прокладывая себе путь наверх и подвергаясь при этом постоянным испытаниям. В Коммунистической партии состоят миллионы, и ее генеральный секретарь избирается с общего согласия после нескольких лет подготовки – за это время кандидат должен доказать свою пригодность. В каком-то смысле эта система лучше американской, где президентом может стать любой парень с деньгами, который отлично смотрится по телевизору, так что порой для этого достаточно хорошего костюма и стрижки.
Генеральный секретарь Ху Цзиньтао (он также был и президентом страны) оставил первый пост в 2012 году и ушел в отставку со второго в 2013 году. То же самое сделал и премьер-министр государственного совета Вэнь Цзябао, разделявший с ним власть. Все эти три поста предполагают большое бремя ответственности. Болтовня о диктатуре выглядит идиотизмом для любого, кто хоть немного разбирается в вопросе. В Китае нет диктаторов со дня смерти Мао Цзэдуна. Вот в руках президента России Владимира Путина сосредоточено больше власти, чем у любого из китайских лидеров. В рамках китайской политической системы добиться такой концентрации власти в одних руках невозможно. Я не утверждаю, что их политическая система наилучшая, но она определенно работает, и свидетельством тому служит успех страны.
Когда тридцать лет назад я впервые побывал в Китае, там была лишь одна радиостанция, один телеканал, одна газета и один стиль одежды. Сейчас в стране функционирует множество средств массовой информации, у миллионов есть доступ к интернету. Каждую неделю на улицы выходят демонстранты (китайское правительство сообщало о 110 тысячах демонстраций в 2010 году). Люди требуют того, чего, по их мнению, достойны, либо выступая против нечестного руководителя, либо обвиняя какого-либо чиновника в коррупции. И эти протесты отражаются в прессе. Таких явлений сегодня, в XXI веке, не скрыть. Руководство подразумевает ответственность. Правительство сажает бюрократов в тюрьму, а иногда, по причине особой ненависти населения, даже казнит их. В декабре 2011 года в деревне Вукан в южной провинции Гуандун жители деревни устроили массовую демонстрацию и свергли местную администрацию, затем провели выборы и стали поступать так, как считали нужным. Так что Китай очень изменился. Конечно, это не Нидерланды и не другие открытые общества, но Китай определенно становится все более открытой страной. Этот процесс, разумеется, имеет свои недостатки, но разве их нет в нашей политической системе? Наша система гораздо менее строга, что отражается на калибре наших руководителей: Клинтон, Буш, Обама… Куда уж хуже?
Китайские лидеры добровольно складывают свои полномочия после определенного количества лет, проведенных на посту, и передают их тщательно отобранным, строго проверенным преемникам. Уверен, Конфуций от души одобрил бы такую систему. Он составил тексты, на основе которых экзаменовались тогдашние чиновники – мандарины. Это классика императорских экзаменационных материалов. Если вы демонстрировали владение навыками, ум и знания, то могли получить одну из руководящих позиций. Много веков Китай проводит общенациональные испытания. В стране с давних пор уважают и почитают образование. Не знаю, насколько хороша эта система, но она определенно отличается от нашей.
Многие азиаты говорят, что азиатский путь состоит в том, чтобы сначала сделать открытой экономику, добиться процветания своей страны и только после этого сделать открытой политическую систему. Поэтому, по их мнению, неудача постигла русских, избравших другой порядок. Россия сделала свою политическую систему открытой при отсутствии здоровой экономики, все стали ныть и жаловаться, и неизбежно воцарился хаос. В качестве доказательства азиатской политической открытости указывают на Южную Корею и Тайвань. Обе эти страны некогда возглавлялись жестокими диктаторскими режимами, опиравшимися на поддержку Соединенных Штатов. Япония тоже когда-то была однопартийным государством, поддерживавшимся вооруженными силами США. Сингапур добился нынешнего положения при однопартийном авторитарном управлении. С тех пор все эти страны стали более зажиточными и открытыми.
Платон в «Республике» говорит, что общества развиваются путем перехода от диктатуры к олигархии, демократии, хаосу и затем снова к диктатуре. В этом есть определенная логика, да и вообще древнегреческий философ был очень умен. Не знаю, читали ли в Азии Платона, но, судя по азиатскому пути, они понимают, что он имел в виду.
Азиатская модель отличает Китай не только от Советского Союза, но и в значительной степени от тех тридцатилетних диктатур, о которых мы говорили ранее. Китайские лидеры серьезно занимаются изменением экономики страны, очевидно, заботясь о процветании 1,3 миллиарда человек, живущих в этом государстве. Если взглянуть на Ближний Восток, то становится понятно, что мало кто из тамошних руководителей руководствуется теми же приоритетами. Диктаторы хватают деньги и перебрасывают их на швейцарские счета, готовые покинуть страну при первой же опасности, как только станет ясно, что надо спасаться бегством. Они главным образом хотят обогатить свои семьи, друзей и тайно вывести кучу денег из страны.
Конечно, некоторые китайцы занимаются тем же. Коррупция существует и в Китае, как, впрочем, и повсюду, включая США. Коррупция органически присуща людям – и китайцам, и африканцам, и американцам. Но когда китайцы выявляют коррупционеров, то поступают с ними очень жестоко. Взяточников бросают в тюрьму или казнят, и притом казнят очень быстро. Согласно данным государственного новостного агентства Синьхуа, с 2003 по 2008 год за коррупцию были наказаны более 880 тысяч членов партии, что составляет резкий контраст с западным миром, где за подобные нарушения в правительстве или коммерческой области задержаны немногие.
ГРАЖДАНСКИЕ ВЫСТУПЛЕНИЯ, или так называемая Арабская весна, на мой взгляд, вряд ли приведет к возрождению той культуры, которая сделала Ближний Восток колыбелью цивилизации. Медицина, физика, астрономия, математика – все эти науки пришли из арабского мира. Пока европейцы вылезали из пещер и раскрашивали себя краской, арабы создавали алфавит и развивали для мира алгебру и навигацию по звездам. Сегодня же единственная сила в регионе, которая выглядит политически организованной, – это движение за возрождение исламского фундаментализма. Америке, поддерживавшей диктаторские режимы в Тунисе, Египте и Йемене, но при этом разглагольствовавшей о стремлении к свободе в этих странах, вряд ли понравится то, что принесет с собой это движение. Вместо сдвига в сторону демократии мы будем наблюдать антиамериканскую, антиизраильскую политику. Как я уже говорил, в тяжелые времена начинается поиск козлов отпущения. Обычно это иностранцы, а на Ближнем Востоке традиционный, исторический козел отпущения – Соединенные Штаты.
За тридцать лет диктаторства Мубарака в Египте Китай достиг небывалых темпов экономического роста, Египет же не прогрессировал вовсе. На Ближнем Востоке эффективность экономики очень низка, почти нет никаких изменений. Существенные экономические изменения обычно умеряют недовольство народа. Если люди хорошо питаются, имеют дом и машину, они вряд ли выйдут на улицы. Так, например, происходит в Сингапуре. Один из приоритетов любого правительства состоит в том, чтобы дать каждому собственный дом, которым он может гордиться. С самого начала сингапурцы принялись сносить трущобы и строить государственные многоквартирные дома. Если у вас есть собственный дом, вам уже не так захочется вступать в Коммунистическую партию или становиться членом профсоюза. Вы участвуете в росте экономики.
В некоторых азиатских странах процветание очевидно, и порой оно наступало даже раньше, чем демократия. Интересно проследить, как в Сингапуре благосостояние привело тех, кто пользовался его плодами, к изменениям в способе управления. Старожилы помнят, как тяжело было прежде и как эффективно правительство смогло улучшить свои экономические перспективы. В то же время иммигранты вроде нас знают, как плохо обстоят дела в других странах. Следующее поколение знавало только хорошие времена. Те, кому меньше сорока, выросли в процветании, и именно они требуют многопартийной демократии. Так было в Тайване, Южной Корее, Японии. Молодые люди добиваются успеха и хотят, чтобы правительство можно было менять, как и говорил когда-то Платон. Ничего нового в этом нет.
Конечно, в конце концов так произойдет и в Китае. Перед государством стоит сложная задача – добиться благосостояния представителей многочисленного и широко рассредоточенного населения, живущего за пределами крупных городов. Но правительство быстро оправилось от ударов. Культурная революция Мао Цзедуна и «Большой скачок» стали апофеозом многолетнего упадка, в итоге последовал крутой обрыв. Через два года после смерти Мао в правление Дэна Сяопина начался целый ряд положительных изменений. В ноябре 1978 года Дэн посетил в числе прочих стран и Сингапур, где встретился с премьер-министром Ли Куан Ю. И именно Сингапур помог разработать модель реформ, введенных в Китае, и способствовал выходу страны на международный рынок. Причина нынешнего экономического бума Китая – разрешение свободного предпринимательства. Все могут делать, что хотят. Конечно, есть централизованное планирование, есть государственные компании – да, да, да, все это есть. Но это не какой-нибудь социализм по-китайски, а скорее рудимент, отражение того факта, что в течение тридцати лет в Китае всем владело государство. То, что вы сейчас видите в Китае, – это капитализм.
Китайцы – одни из самых успешных капиталистов в мире. Калифорния – более коммунистическая территория, чем Китай. Массачусетс – более социалистическое место, чем Китай. Мне доводилось общаться со многими бизнесменами, предпочитающими вести дела в Китае, потому что, как только их пускают на этот рынок, то больше практически и не трогают. А получить разрешение не так уж сложно. Конечно, есть некоторые препятствия, рассказывают разные ужасные истории, но по большей части заниматься бизнесом в Китае предпочтительнее, чем почти в любом другом уголке мира, включая Южную Корею, Европу и, уж разумеется, США.
Глава 15. Солнце всходит на Востоке
Записные мудрецы, часто выступающие в прессе, с большим удовольствием предсказывают Китаю жесткую посадку или даже банкротство в результате, как они считают, чрезмерного роста населения. Они говорят о 8 или 7,5 %. Ну, во-первых, любое государство, в том числе и США, хотело бы поддерживать высокий естественный прирост. Без него страдали бы все политики. Наконец, что более важно, цифры, о которых объявляет любое правительство, – это не более чем мираж.
Все данные о росте населения ненадежны. Мне, например, просто не верится, что индийское правительство имеет хоть малейшее представление о том, что происходит в стране, не говоря уж о правительствах Китая или США. В Америке постоянно пересматривают свои показатели, и большинство данных высосаны из пальца. За много лет я научился не обращать на них никакого внимания – это просто упражнения в пиаре.
Когда дело касается естественного прироста, индийцы опираются на сообщения из Китая, чтобы убедиться, что их данные будут выше китайских или по крайней мере одинаковыми. Все разговоры о том, как быстро растет или не растет число жителей Китая, – обычная пропаганда. Съездив туда самостоятельно, я узнал именно то, что мне действительно хотелось знать.
Впрочем, все вышесказанное вовсе не служит Китаю гарантированной защитой от рецессии. Руководители прилагают большие усилия, чтобы сдержать рост населения, и за последние несколько лет делают это гораздо успешнее, чем большинство стран в управлении экономикой. Но, как бы ни были умны эти руководители, при этом они остаются бюрократами, так что кризис не только возможен, но и весьма вероятен. Китаю грозит множество неприятностей. Любой, кто думает иначе, просто не знает истории этой страны и не понимает, как устроен мир. Итак, допустим, в Китае начнется рецессия. Что тогда может случиться? В худшем случае свержение коммунистов.
За десятилетия, прошедшие после Второй мировой войны, из Вашингтона с завидной регулярностью раздаются широковещательные заявления: политики-антикоммунисты мечут громы и молнии, пытаясь разобраться, кто потерял Китай. Через несколько лет начнется очередная истерия – все у тех же лиц, которые станут спрашивать, как же так получилось, что у китайцев есть все, а США остались на обочине. Ответ такой: просто китайцы – великие капиталисты. Они продолжают искать возможности и пользоваться ими, как и положено настоящим капиталистам.
Китайцы путешествуют по всему миру и покупают продуктивные активы любого рода: нефтеносные районы, плантации, шахты – все, что найдут, поскольку видят то, что вижу я, а именно недостаток сырья. И таким образом они приобретают множество друзей. Их метод составляет резкий контраст с методами США и старых колониальных стран Европы, которые обычно отбирали все силой, платили существенно ниже стоимости, если вообще платили, а сами третировали местных жителей, указывая им, как жить и кому молиться.
Никто не возражает против того, как бизнесом занимаются китайцы. Они никем не помыкают, а просто появляются в нужном месте с деньгами и говорят: «Давайте заключим сделку. Она выгодна и нам и вам». Сделка заключена, все довольны, и после этого китайцы уезжают. Никакой пропаганды. «Ребята, это просто бизнес – и ничего больше. Не так, как в старые времена».
В Африке китайцев очень любят, потому что они дают лучшую цену. За последние лет десять китайские лидеры посетили почти все африканские страны. Они также привозят руководителей ряда стран этого континента в Китай, организуя у себя масштабные встречи, на которых присутствуют лидеры более чем пятидесяти африканских стран. А вот американский президент только дважды или трижды показывался на африканском континенте.
То же самое китайцы делают в Южной Америке и Центральной Азии. Они покупают все что могут. Совершают массированные набеги, прибирая к рукам минералы и другое сырье, в то время как многие страны, в том числе США, то ли игнорируют, то ли закрывают глаза на то, что сырья в мире осталось мало. Китайцы же мыслят стратегически. Они присутствуют во всем мире, реагируя на то, что происходит. Именно они сейчас играют роль хороших капиталистов, в то время как Америка как раз ведет себя как агрессивная сверхдержава 1950-х годов – послевоенного периода, в течение которого стране не о чем было беспокоиться.
Конечно, те дни давно позади. Но Штаты этого еще не поняли.
Тратя деньги без выкручивания рук и предоставляя в какой-то степени рабочие места, Китай демонстрирует свою добрую волю и приобретает политическое влияние. Для этой же цели китайцы поговаривают о покупке европейских правительственных обязательств, в то время как Европа сейчас переживает проблемы. Теперь посмотрим на это с китайской точки зрения: допустим, китайцы никогда не получат назад свои деньги ни от Греции, ни от Португалии, ни от кого-то еще. Итак, эти деньги они потеряют. С точки зрения китайцев, это недорогая международная помощь, низкая цена за обретение международного влияния, за появление на международной арене в качестве реальной силы. Даже если случится самое худшее и Китай лишится своих инвестиций, он станет весомой политической силой в МВФ и Всемирном банке. Европейцы будут говорить, что Китай пришел им на выручку, что китайцы – славные ребята, они купили облигации, когда никто другой не мог или не хотел этого сделать.
Америка, может, и купила бы облигации, но у США нет денег: перегруженность долгами снова играет свою негативную роль, как показывают даже исследования Министерства обороны США.
МЫ С ПЕЙДЖ недавно вернулись из поездки в Мьянму. Эта страна, похоже, станет очередным символом упущенных Америкой возможностей.
В 1962 году Мьянма, которая тогда называлась Бирмой, была самой богатой страной мира. И тогда к власти пришел Не Вин, генерал и поклонник нумерологии, за чем последовало пятьдесят лет военной хунты. С тех пор страной управляли астрологи и нумерологи. Не Вин и его последователи объявили о принятии экономической программы советского типа – бирманского пути к социализму. Страна стала закрытой, и с тех пор Мьянма (официальное переименование состоялось в 1989 году) превратилась, конечно, в одну из беднейших стран мира.
Сейчас власть перешла к гражданскому правительству, и после пятидесяти лет скверного руководства, стагнации и международной изоляции Мьянма оказалась там же, где был Китай Дэна Сяопина в 1978 году. Экономика страны одна из наименее развитых в мире. И это одна из самых впечатляющих возможностей для инвестирования, которую только можно придумать: 60 миллионов жителей, большое количество природных ресурсов, образованная и дисциплинированная рабочая сила, выгодное расположение между Индией и Китаем. Я очень хотел инвестировать туда, но ограничения были настолько нелепыми, что, казалось, проще вложить деньги в Северной Корее (о ней речь пойдет позже), и притом не Мьянма, но США виноваты в этой нелепости. Я попросил своего адвоката изучить соответствующие законы, и, похоже, американцу даже произносить слово «Мьянма» – все равно что совершить преступление. Я решился на тяготы получения лицензии от правительства – американского правительства – на инвестиции в Мьянму, но, как и предполагал, ничего не вышло.
Остальной же мир вливает деньги в эту страну, и другие азиатские государства тоже уже присутствуют на этом рынке. Британцы, колониальное правление которых трансформировало некогда феодальное сообщество, совершенно не считаются там персонами нон грата. Только мы, представители «страны свободных», не принимаем участия в происходящих здесь великих переменах. Все наши конкуренты на всех парах несутся в Мьянму, зная, что там не придется соревноваться с США. Если бы вы, занимаясь нефтью, знали, что не придется соперничать с Exxon, то тоже поспешили бы на такой рынок. Когда американцы наконец смогли принять участие в гонке, остальные уже скупили все лучшие товары.
И это всего лишь один из примеров близорукости американцев. Даже для Ирана, где я размещал инвестиции лет двадцать назад, можно получить американскую лицензию на вклады, если только вы не инвестируете свыше определенной суммы в миллионах долларов. Но когда речь зашла о Мьянме, оказалось, как поняли и я, и мой юрист, что даже простая поездка американского гражданина в эту страну граничит с преступлением – по крайней мере так рассматривает ситуацию правительство США.
Мы с Пейдж въехали в Мьянму как простые туристы, получив визы в Сингапуре. Мы побывали там уже второй раз – проезжали через эту страну десятью годами раньше, во время «Путешествия тысячелетия». В течение обеих поездок мы встречали многих людей на своем пути. Я виделся с президентами банков и главами горнодобывающих компаний, чтобы обсудить перемены, происходящие в Мьянме, и все были убеждены, что эти изменения реальны; я встречался с главой Торговой палаты (всего несколькими месяцами раньше на этот пост назначало правительство, но этот человек уже был избран самими членами палаты). «Мне нужно соответствовать должности, иначе я потеряю работу», – объяснил он.
Пейдж – увлеченный геммолог. Она уже получила множество сертификатов и постоянно продолжает изучать ювелирные камни, проводит различные тесты. Находясь в Мьянме, где есть месторождения сапфиров, рубинов и нефрита, моя жена смогла продолжить самообразование. Наш друг познакомил ее с одной бирманкой с хорошими связями, которая знала всех в Янгоне. Прослышав об интересе Пейдж к драгоценным камням, ее новая знакомая позвонила нескольким ювелирам, так что в какой-то момент Пейдж оказалась наедине с драгоценностями на сумму от 15 до 20 миллионов долларов: ей разрешили их изучать. Жена была на седьмом небе от счастья!
Как-то раз меня пригласили на ужин, и я, сидя рядом с главой крупного турагентства, рассказывал ему о том, как мы ездили по их стране в 2001 году. Он ответил, что такая поездка была бы невозможной: в 2001 году ее никто бы не разрешил, как, собственно, и сейчас. Я согласился, что это действительно было бы невозможно ни тогда, ни сейчас, но добавил, что мы все-таки сделали это. В доказательство я предложил ему посетить наш сайт. Разумеется, мой собеседник был как громом поражен, что доставило мне большое удовольствие: его неверие снова напомнило мне о том, какой сложной и необычной была наша поездка, и воспоминания о ней стали еще более приятными.
В 2001 году, во время нашего первого посещения Мьянмы, с ней уже вели дела многие страны: Япония, Китай, Малайзия, Россия, Сингапур. Эти государства могли пользоваться множеством природных ресурсов Мьянмы (древесиной, природным газом, золотом, другими минералами), а также делать деньги на неизбежном притоке туристов. Через месяц после пребывания в Мьянме мы встретили в Дели одну американку, которая как раз ехала туда и очень возмущалась, когда мы упомянули, что уже побывали там, заявив, что санкции США запрещают это своим гражданам.
– Почему вам можно, а мне нельзя? – поинтересовался я.
– Потому что я работаю в неправительственной организации. Я еду в Мьянму для изучения ситуации.
– Я тоже, – ответил я. – Почему я должен отправлять в Мьянму вас, чтобы вы изучили тамошнюю ситуацию и все решили за меня?
(Более подробно мое мнение о мошеннических конторах, которые представляют собой неправительственные организации, а также об американских экспатах, тяготеющих к ним, можно прочесть в «Приключениях капиталиста».)
Когда мы ездили по Мьянме, да и по всему миру в течение трехлетнего путешествия, всюду обнаруживалось, что санкции США неэффективны. Страны – «жертвы» этих санкций наводнялись конкурирующими товарами, а американские продукты исчезали с полок. И страдали от этого вовсе не «агрессивные» страны, а американские рабочие, бизнесмены и налогоплательщики. Сегодня, как мы выяснили во время последней поездки, в Мьянме до сих пор можно найти что угодно. Еще одно десятилетие санкций имело мало успеха.
После прихода к власти нового правительства и обещания демократических реформ США одними из последних объявили о смягчении санкций. Что ж, будем надеяться на это.
Тем временем Мьянма, которая, кстати, примет в 2013 году Игры Юго-Восточной Азии, была избрана президентом Ассоциации стран Юго-Восточной Азии (АСЕАН) на 2014 год. Все ее соседи рады происходящим переменам.
В стране организована новая валютная система. Прежняя вышла из-под контроля, и МВФ помог ей в решении этого вопроса. Мьянма – страна наличности. Никаких кредиток, почти нет чеков. Я побывал там в нескольких банках, и, надо сказать, нигде больше ничего подобного не видел (а ведь я бывал во многих местах): заходишь в банк, заглядываешь за стойку и видишь маленькую комнатку, забитую денежными купюрами до потолка!
Когда летом 2011 года мы были в Мьянме, официальный обменный курс составлял 6 кьят за доллар. На черном рынке же давали 800 кьят за доллар. Но в предыдущем году цена на черном рынке была еще на 50 % выше – 1200 кьят за доллар. Черный рынок понимал то, что понимаю я: все меняется к лучшему, страна становится более открытой. Черный и валютный рынки чаще всего реагируют первыми. Им уже понятно, что происходит.
В Мьянме и в 2012 году еще нельзя было воспользоваться кредитной карточкой, так что до открытия Игр Юго-Восточной Азии еще предстоят большие перемены. Нельзя пригласить жителей девяти других стран к себе и не разрешать им пользоваться кредитками. Но систему кредитных карт нельзя ввести, если валюта не находится под контролем. Мьянма осознала эту проблему; государство понимает, что валютный вопрос должен быть решен в первую очередь. Туристы не станут использовать кредитные карты, чтобы покупать на черном рынке, и просто не приедут, если не будет гостиниц. Должны появиться новые отели и рестораны, а следовательно, по мере необходимости и кредитные карты.
В 2007 ГОДУ мы с Пейдж получили разрешение посетить КНДР. Я хотел поехать туда, чувствуя, что назревают перемены, и увидеть их своими глазами. Мы четыре дня провели в стране как туристы; в то время Пейдж уже несколько месяцев была беременна Бэби Би.
Я не люблю путешествовать в группе туристов. Мне нравится ездить одному, прокладывать собственный маршрут, самому решать, куда ехать и что есть. В КНДР такой возможности не было: каждую минуту нашего пребывания там за нами следили правительственные агенты. Проходя по главной артерии Пхеньяна, я увидел парикмахерскую. Мне надо было подстричься, и я проскользнул внутрь. Там сидел пожилой мужчина. Он пришел в ужас, когда появился я и стал показывать руками ножницы. Меня без лишних слов вытолкал один из правительственных агентов. Он заверил меня, что стрижка не входит в расписание турпоездки.
К 2007 году, кажется, всего около трехсот американцев побывало в Северной Корее после Второй мировой войны – я видел подобную статистику. Почти никому из американцев не разрешали въезд со времени вывода войск генерала Дугласа Макартура в начале 1950-х годов.
Мне было очевидно, что жители КНДР осознают необходимость перемен в стране. И понятно почему. Все северокорейские генералы молодыми офицерами тридцать лет назад бывали в Пекине, Москве, Шанхае. Теперь они приезжают туда уже генералами, видят, как изменились эти города, и, возвращаясь в Пхеньян, говорят себе: «Только посмотри, что сталось с этими городами, а теперь взгляни на наш: здесь не изменилось ничего, по-прежнему какой-то кошмар».
Руководитель страны Ким Чен Ын получил образование в швейцарской частной школе. Не верится, что тридцатилетний парень, который к тому же сформировался в Европе, вернувшись, скажет: «Мне здесь так нравится: никаких баров, развлечении, машин – ничего».
Эти люди подвергаются влиянию извне и знают, что происходит за пределами страны. Поэтому, на мой взгляд, рано или поздно Северная Корея станет открытой страной. А когда это произойдет, государство превратится во влиятельного игрока на мировой арене. Китайцы уже рвутся в страну. На северо-западе они строят новые мосты, соединяющие два государства. Создаются новые торговые зоны. Перемены в действии.
Повсюду, где бывали, мы видели пропагандистские лозунги типа «Одна страна, две системы», напоминавшие о конце 1990-х, когда Гонконг вернулся в состав Китая. Если верить этой пропаганде, то страна, что бы ни писали в США, мечтает об объединении. Объединенная Корея станет сильной командой в области экономики. Единственные противники этого позитивного шага – США и Япония.
Если Северная и Южная Корея объединятся, Япония столкнется с новым крупным конкурентом, намного более сильным, чем Южная Корея сегодня. Это будет страна с населением от 75 до 80 миллионов жителей, прямо на китайской границе, с дисциплинированной и недорогой рабочей силой и природными ресурсами на севере и капиталом, опытом и управленческим потенциалом на юге. И она станет угрозой Японии. Стоимость ведения дел в Японии высока и постоянно увеличивается. Помимо всего прочего, в стране больше нет дешевой рабочей силы.
Понятно, по каким причинам Япония возражает против объединения. Однако не очень понятно, почему ее поддерживают США, разве что просто по инерции. Американские бюрократы пребывают в интеллектуальном летаргическом сне, им тяжело изменить свой образ мыслей, и разделенная Корея для них просто данность. В Южной Корее базируются тысячи американских солдат – это целая индустрия, и на ней основан соответствующий бюрократический аппарат.
Подобный же образ мыслей характерен и для изоляции Кубы. Когда-то для нее имелись политические причины, обоснованные или нет, но сейчас на экономической блокаде этого государства настаивает лишь горстка бюрократов и вашингтонских лоббистов, обязанных ей всей своей карьерой.
Большую часть времени они напоминают народным избранникам о кубинских беженцах, голосующих во Флориде, которые на самом деле истинные американцы. Это дети и внуки кубинских беженцев. Им плевать на злого Фиделя Кастро, если они вообще знают, кто это такой. И вновь США сами себя высекли: европейцы, мексиканцы, канадцы, южноамериканцы вливают деньги в Кубу, покупая собственность и делая инвестиции, а мы продолжаем стоять к ней спиной. В конце концов кубинцы, дождавшись нас на берегу острова, перепродадут нам собственность по тройной цене.
Что ж, и тут мы, американцы, живущие в «стране свободных», прибыли к шапочному разбору, потому что наше правительство защищает нас, как оно защищает нас от Северной Кореи. Я скептически отношусь к американской пропаганде относительно «стран-изгоев». Она слишком негативна, и получаемая нами информация (если история нас чему-то учит) наверняка серьезно искажена.
«Но какие могут быть вообще возможности для инвестиций в Северной Корее?» – спросите вы. Я инвестирую в рынки, а если рынка нет, то ищу компании, например китайские или другие азиатские, которые выиграют от открытия границ Северной Кореи. Сейчас мне такие компании неизвестны. Но Северной Корее явно нужны новые фабрики, гостиницы, рестораны и все в таком духе. Сейчас там нет ни мобильных телефонов, ни интернета. Эта страна, как и Мьянма, не имеет ничего – от самых основных товаров и услуг до высоких технологий. Впрочем, в Мьянме есть интернет, но покрытие невелико. И в обеих странах есть мыло, но его мало. Да, есть электричество, но и его мало.
Мне кажется, что туристический бизнес в Северной Корее предоставляет немалые инвестиционные возможности. В КНДР живет всего двадцать пять миллионов, и вряд ли их поездки по миру приведут к туристическому буму, но посещение южнокорецами северной части полуострова вполне может вызвать бум. Откроется брачный бизнес, тем более что в Южной Корее не хватает молодых женщин. Южнокорейцы порой ищут жен в Лос-Анджелесе или Квинсе, но основным поставщиком жен для них должна стать Северная Корея. Север не страдает от демографической проблемы, которая есть на юге.
Мне не терпится найти способ инвестировать и в Северную Корею, и в Мьянму. Серьезные изменения в этих странах, пожалуй, самое интересное из того, что происходит сейчас и будет происходить в дальнейшем.
Еще одна отрасль, на которую я очень рассчитываю в ближайшие двадцать или тридцать лет, – китайский туризм. Китайцы много лет были лишены возможности путешествовать, и вот теперь она появилась. Китайские граждане легко получают паспорта, вывести деньги из Китая стало несложно. Вспоминаю, как в 1980-е годы в Нью-Йорке вдруг началось нашествие японских туристов на Мэдисон-авеню. Все удивлялись, откуда же они нахлынули. Японцы тогда путешествовали толпами. Что ж, японцев 125 миллионов, а вот китайцев 1,3 миллиарда – в десять с лишним раз больше, и их можно встретить уже по всему миру. И китайцы будут путешествовать не только за рубежом, но и интенсивно исследовать свою страну. Китайский туризм (как внешний, так и внутренний) завоюет солидные позиции.
Недавно я побывал в двух китайских городах. Один из них – Чэнду, столица провинции Сычуань, известный своей кухней и центром изучения больших панд; сюда мы с Пейдж и привезли дочек. 80 % больших панд в мире живут в юго-восточной провинции Китая – в Сычуань. В центре изучения панд бывает около сотни тысяч посетителей в год. Был я и в Чанша – семимиллионном городе в южном Китае, столице провинции Хунань. Я отметил, в частности, что все гостиницы были переполнены, а все достопримечательности и места развлечений набиты китайскими туристами.
Когда во время «путешествия тысячелетия» мы с Пейдж ездили по Китаю, на ярмарке в Ланьчжоу мы видели выставку ледовых скульптур из северо-восточного города Харбина. Мы пропустили красочный Харбинский международный фестиваль снежных и ледовых скульптур, который проводится там ежегодно, но дали себе обещание когда-нибудь все же побывать там… Нам удалось попасть туда с детьми во время китайского Нового года, в 2012 году. Стоял холод, температура ниже нуля держалась благодаря холодным ветрам из Сибири, и мы любовались огромными скульптурами размером с футбольное поле или здание в натуральную величину, любовались памятниками, подсвеченными изнутри, целыми городскими пейзажами, составленными из метровых блоков чистого льда. Хэппи с удовольствием присоединилась к местным, которые, отмечая праздник, жгли фейерверки… Фестиваль привлекает в среднем 100 тысяч посетителей ежегодно.
Вскоре китайский и азиатский туризм ожидает большой скачок. Эта индустрия станет одной из самых быстрорастущих в мире.
Глава 16. Созидательное разрушение
«А ныне Круглый стол, сей образ мира могучего и славного, распался»[45], – восклицает храбрый сэр Бедивер, последний рыцарь Круглого стола, прощаясь с умирающим королем Артуром в «Смерти Артура» Альфреда Теннисона.
Чтобы поднять дух Бедивера – ему «суждено остаться одному, последнему», – смертельно раненный Артур, перенесенный на корабль, который доставит его в Авалон, произносит одни из самых известных строчек в английской литературе, медленно роняя в ответ:
- Уходит старое и уступает
- Путь новому; так Бог устроил мир,
- Чтоб в нем добро от ветхости не сгнило.
Ничто не длится и не должно длиться вечно, напоминает Артур, даже столь благородный обычай, как великое собрание рыцарей.
Инвесторы на рынках всегда спрашивают моих советов. Главный совет, с моей точки зрения, – прислушаться к королю Артуру. Я не могу сказать, куда вложить деньги, чтобы это окупилось в кратчайшие сроки, да и не обязан этого делать. Все, что я могу и всегда делал, – это говорил, на что можно рассчитывать в следующем столетии. Дать представление о том, чего ожидать через сто лет, – чертовски полезный совет, если вы смотрите на мир, как я, – через призму тысячелетий.
Мировая экономика – это система созидательного разрушения, которое Шумпетер называл «ключевым фактом капитализма». Старое уходит и уступает путь новому. Пришел автомобиль и сменил лошадей и повозки. Пришла Toyota и сменила General Motors. Пришло телевидение – и многое изменилось. Мы больше не сидим по ночам с книгой у огня. Так происходит, всегда происходило и будет происходить в мире. Растут государства, компании, семьи, личности, в то же время другие клонятся к упадку. Это можно пытаться изменить, отменить закон спроса и предложения, но такие попытки никогда не приносили плодов. Политики бессильны в борьбе с законами, управляющими созидательным разрушением.
Но они продолжают пытаться. Это видно в простейших проявлениях. Например, деловой центр какого-либо города начинает приходить в упадок, и политики тратят деньги на то, чтобы поддерживать его работу, чем делают только хуже. Город увязает в долгах. Так случилось в моем родном городе Демополисе. Так было и в родном городе Пейдж Роки-Маунте в Северной Каролине. Так было во всей Америке. Деловые центры пустеют, потому что рядом с ними вырастают современные торговые центры, и никто не может прийти к очевидному выводу: пусть так и будет, снесем старые дома и построим современный торговый комплекс!
Мнение проницательных людей, способных видеть на пятнадцать лет вперед и понимающих, в частности, что скоро все покупки будут делаться в торговых центрах за городской чертой, не принимается в расчет. Пророков всегда высмеивают. Принять неизбежное нелегко. (Прямо противоположная ситуация сложилась в Сингапуре и Китае. Меня всегда удивляло, с какой легкостью там сносят старые здания. Конечно, существует движение за сохранение старины, но созидательное разрушение является ключевым принципом.)
Все империи кончили плохо по одной причине: они тратили слишком много денег. Наделали долгов, пришли в упадок и развалились. К сожалению, я не вижу спасения и от упадка Америки. После Второй мировой войны США были в зените могущества – самая богатая, самая влиятельная нация мира. С тех пор сменилось три поколения. Британия, разваливаясь на куски, теряя имперское величие и колонии, не до конца осознавала масштаб своих трудностей, пока не оказалась совсем на дне. Не понимаю, что может нас спасти, пока мы сами не окажемся там же.
Оптимисты скажут, что Америка всегда славилась своими инновациями. Да, правильно, всегда славилась. Американским студентам больше не хочется изучать математику и технически науки, а в Азии этому по-прежнему придают большое значение. На этой стадии экономического развития Азии именно техника предоставляет наибольшие возможности. Именно вера в инженерный гений и науку помогла Дэну Сяопину поднять Китай на тот уровень, на котором он находится сейчас. Инженеры доминировали в руководстве Китая после Мао. Ху Цзиньтао, Вэнь Цзябао, Цзян Цзэминь – все они инженеры.
Допустим, в Китае не лучшие в мире инженеры, но несложно понять, что рано или поздно там появятся великолепные специалисты такого рода с великими идеями. В моем детстве Америка доминировала и в автомобилестроении, и в электронике, да и во многих других областях, в том числе и финансовой. Мы продолжаем оставаться в числе первых в авиации, но сейчас китайцы создают свою индустрию самолетостроения, которая, уверен, оставит нашу далеко позади. Финансы у нас уже в упадке. По объему средств, собранных с фондовых бирж, уже лидирует Гонконг.
Не могу сказать, что Америка сохраняет позиции во многих отраслях. Конечно, Microsoft была прекрасной идеей, как и Apple, и Google, но мы больше не лидеры в области цифровых технологий. Съездите в Скандинавию, еще в пару мест, и вы увидите, насколько они опережают нас по распространению интернета. Apple – самая дорогая компания в мире на данный момент, но не уверен, что следующий Стив Джобс будет родом из Америки.
Я вижу два позитивных сигнала на американском горизонте, но даже вместе взятые они не могут привести к полному оздоровлению. Один такой сигнал – сельское хозяйство. Как я упоминал в своей лекции для студентов Бэллиол-колледжа, я придерживаюсь оптимистического взгляда на сельское хозяйство. Этот сектор мировой экономики будет процветать в следующие двадцать-тридцать лет, и Америка не только занимает в нем прочные позиции, но и обладает большими земельными ресурсами. На юго-западе начинаются проблемы, потому что грунтовые воды истощаются, в результате уменьшается площадь земли, пригодной для хозяйствования. Но если цены на сельскохозяйственную продукцию поднимутся в два, три, четыре раза (как, с моей точки зрения, и произойдет), то США от этого выиграют.
Второе позитивное изменение в будущем для США связано с добычей сланцевого газа и нефти – природного газа и нефти, которые находятся в скальных породах США. На данный момент было либо невозможно, либо чрезмерно дорого добывать углеводороды из скал. Новая технология сделала такую добычу возможной и рентабельной. Где-то бурение еще запрещено, потому что для него требуется множество воды и возможно загрязнение почвы и грунтовых вод из-за гидравлического фракционирования. Технология пока несовершенна. Но исследования, если они точны, показывают, что в США огромный потенциал добычи сланцевого газа и нефти. (Как и в Китае, России, Австралии и многих других странах.) Когда технология станет более совершенной, добыча сланцевого газа и нефти, на мой взгляд, сможет несколько затормозить темпы упадка страны. Возможно, сланцевый газ положит конец нынешнему бычьему рынку в области энергетики (все бычьи рынки в энергетике и сырьевых товарах когда-нибудь заканчиваются), но это вопрос нескольких лет, поскольку сейчас мы пока теряем все известные разведанные запасы нефти.
Говоря об упадке страны, я не имею в виду, что Америка исчезнет с лица земли. Нация, на мой взгляд, пойдет путем Великобритании, Испании и Португалии. Все они были великими империями и неизбежно пришли в упадок, но остаются на карте. Я не одинок в таком понимании, но, кажется, в Соединенных Штатах большинство не понимают этого факта или, если и видят, не принимают. Мне не нравится, что США пришли в упадок. Я вовсе не радуюсь этому. Я американский налогоплательщик, но нельзя жить мечтами. Нужно опираться на факты.
Соединенные Штаты уже долго находятся на пути к упадку. Неужели спасти страну уже слишком поздно? Если я расскажу вам, как можно решить наши проблемы, вы, скорее всего, ответите: «Да, уже слишком поздно».
Для начала США должны отозвать все свои войска домой из-за границы. Нужно вернуть всех своих солдат из более чем сотни зарубежных стран, где они дислоцированы. Это сэкономит нам кучу денег, а также существенно сократит число врагов. Разумеется, в то же время мы должны выйти из всех войн, которые ведем в настоящее время.
Я уже указывал на необходимость судебной реформы. Бешеное увлечение исками повышает стоимость ведения бизнеса и сказывается на способности страны к конкуренции в мире; во многом за это надо винить стоимость здравоохранения в Штатах. Мы тратим на медицину 17 % ВВП – в два раза больше, чем мир в среднем, – и что мы имеем? Средняя продолжительность жизни в стране – пятидесятая в мире, сорок восемь стран в мире имеют более низкие показатели детской смертности. Единственное, на чем медицинское руководство США сумело сэкономить, – это гигиена. Больничные инфекции – четвертая по распространенности причина смерти в США после сердечных заболеваний, рака и инсульта, это результат применения антисанитарных методов. Вот почему я сказал Пейдж, чтобы, если я заболею, она везла меня в Сингапур.
Я уже отмечал прискорбное состояние американского образования, говорил о том, что наши дети постоянно проигрывают на международных тестах школьникам из других стран, хотя мы, наряду со Швейцарией, тратим на образование (в пересчете на одного студента) больше, чем любая другая страна мира. 75 % наших школ по рейтингу уступают школам самых развитых стран, как и оценки наших студентов по литературе, математике и точным наукам. Сообщалось, что 75 % американцев в возрасте от 17 до 24 лет негодны к армейской службе, частично из-за плохого образования. Треть страдает ожирением или находится в плохой физической форме; у одного из четырех нет аттестата о среднем образовании, а многие из тех, у кого он есть, срезаются на армейском квалификационном тесте, выявляющем базовые речевые и арифметические навыки. Наша система образования представляет собой угрозу национальной безопасности, как говорится в отчете 2012 года об исследованиях, проводимых по заказу Совета по международным отношениям. Сообщалось также, что 50 % недавних выпускников колледжа не могут понять предложение по кредитной карте или смысл газетной передовицы. И этот ужасающий результат показывает не только современное поколение. Частично задачи бесплатного общественного образования в демократических обществах состоят в воспитании разумного, хорошо информированного электората. Наша же система настолько плоха, что те самые люди, которым мы, избиратели, поручаем нас представлять, не могут сдать тест по обществоведению.
Наша федеральная налоговая система похожа на ночной кошмар. Если в США у вас есть работа, вы платите налог на доходы. Если вы кладете деньги в банк, то платите налог на проценты. Если покупаете акцию – платите налог на дивиденды и прирост капитала. И главное, с этих денег вы уже заплатили налоги, когда их зарабатывали. Таким образом, вы платите налоги трижды! По негласному, но подразумеваемому договору с социальной службой вы откладываете немного денег и получаете их обратно, когда выходите на пенсию. Но когда правительство возвращает эти деньги, то вы, хотя вроде бы их накопили, вынуждены снова платить налог. Вы платите налог, чтобы получить обратно собственные деньги. Даже умирая, вы платите очень много налогов. А ведь это деньги, которые вы накопили. Вы заработали их тяжким трудом и экономией. Когда вы зарабатывали деньги, то уже платили с них налоги, а теперь правительство облагает их налогом еще четыре, пять, шесть, раз!
Успешные государства не облагают налогом сбережения и инвестиции, а поощряют к ним своих граждан. Налогом там облагается потребление. В Америке же все наоборот: мы поощряем потребление. Любой процент с капитала – предмет налогообложения. Поэтому лучше тратить деньги, чем экономить их и вкладывать. Налоговый кодекс словно предостерегает нас от экономии и инвестирования. Один из основных принципов экономики гласит, что сбережения уравновешивают инвестиции: S = I. Наверное, эту фразу можно найти в первой главе любого учебника по экономике. Чтобы вернуться к процветанию, необходимо поменять приоритеты.
Налоговая система стала настолько сложной и непонятной, что американцы, согласно информации Федерального налогового управления, тратят в год 6,6 миллиарда часов на заполнение налоговых деклараций. Ежегодная стоимость соблюдения налогового законодательства для физических лиц, корпораций и некоммерческих организаций колеблется, согласно различным надежным оценкам, между 300 и 400 миллиардами долларов. Всему этому положил бы конец налог на потребление. Вам больше не пришлось бы заполнять налоговые формы или платить всем юристам и бухгалтерам, которые наживаются на абсурдности нынешней системы. Исчез бы черный рынок. Наркодилер, купивший «мерседес», вынужден был бы платить налог на потребление. Перестала бы существовать теневая экономика.
Измените налоговую и образовательную системы, проведите реформу здравоохранения и судопроизводства, верните домой солдат… Но произойдет ли все это? Судя по тому, как развивается мир, большинство правительств, в том числе и наше, контролируются людьми со своими особыми интересами. И большая часть таких интересов, как и отстаивающие их лоббисты, допускаются действующей системой. Нет, работа правительства не дает оснований предположить, что нужные реформы будут проведены.
В своей книге «Мотоциклист-инвестор» я парой фраз описал свое радикальное предложение: наши конгрессмены не должны отправляться в Вашингтон. Сейчас благодаря одной жительнице Калифорнии, Дженнифер Райан, эта идея выросла в движение местного уровн «Правительство дома». Оно выдвигает требование о том, чтобы конгрессмены и сенаторы работали из своих округов и штатов, соответственно, для обеспечения прозрачности и ответственности правительства.
В 1789 году, когда было учреждено правительство, не было телефонов, почтовая служба была медленной, а видеоконференций и представить себе было нельзя. Поэтому мы поместили правительство в одном городе – в Вашингтоне, где могли бы встречаться наши представители. Если бы мы впервые учреждали правительство в 2015 году, местом встречи, наверное, был бы избран интернет. Сейчас нет никакой необходимости ездить в Вашингтон, особенно учитывая то, что после рождения нации сформировалась гигантская бюрократическая машина, окруженная лоббистами и контролируемая ими.
Каждый раз при голосовании на Капитолийском холме вы видите очереди из лоббистов, которые взирают на вашего представителя и постоянно напоминают: «Не забудь обо мне». Все сотрудники конгресса едят у лоббистов с рук. Именно лоббисты в основном пишут наши законы. Избиратели мало на что могут повлиять. Простые милые люди, которых выбирают в конгресс, едва прибыв в Вашингтон, сразу же меняются.
Недавно стало еще более очевидно, каким порочным, если не прямо коррумпированным, стал Вашингтон. Принимается закон на двух тысячах страниц, которые никто не читал, кроме самих законодателей и, возможно, лоббистов. В нем предлагается создать комитет экспертов для проработки деталей, который будет неизбежно состоять из множества лоббистов, а они с помощью этого закона и примутся отстаивать свои интересы.
Такую пародию на представительное правление легко можно прекратить, просто запретив конгрессменам и сенаторам посещать Вашингтон чаще, чем, например, пару раз в год. Конгрессмен (мужчина или женщина) не поедет в Вашингтон, скажем, из Калифорнии, а останется дома. Дети этого политика будут ходить в ту же школу, что и дети его избирателей. Он будет ездить по тем же дорогам на том же общественном транспорте, что и те, кого он представляет. Голосовать по законодательным вопросам конгрессмен будет в офисе местной газеты, школьном спортзале или ратуше, где все смогут его видеть. Лоббисты тоже смогут войти с ним в контакт, но им придется рассредоточиться по 535 офисам по всей стране, а не дойти с Кей-стрит до Капитолия, где им преподносят 535 человек, как на блюде.
Пусть они сидят дома, голосуют из дома, проводят из дома конференции… Зашифровать сейчас можно что угодно (это доказывает наше Министерство обороны), так что вопрос безопасности не стоит. С практической и философской точек зрения это здравая идея, и ее осуществление коренным образом изменит ход событий. Многие нелепые законы, которые не всегда понимают и сами законодатели, возможно, теперь провалятся. Какой-нибудь банкир, водопроводчик или школьный учитель сможет прийти в офис своего представителя и сказать: «Черт возьми, вы понимаете, что написано в этом законе? С ума посходили? Так нельзя!» Подумайте только о затратах на проезд и жилье, которые можно сэкономить, о моральном износе самих представителей.
Еще более продвинутым решением было бы, как ни странно это звучит, избирать граждан контролируемым случайным образом и назначать их в палату представителей и сенат, чтобы при этом физически они оставались дома. Их можно назначать на эти должности на краткое время – своего рода упражнение в гражданском долге. И нежелание занимать высокие посты следует рассматривать как достоинство. Исследования показали: когда люди оказываются на ответственных постах неожиданно, случайно, просто из-за стечения обстоятельств, это дает им огромную мотивацию – они тратят много времени и энергии на изучение новых для себя вопросов. Здесь не может быть лучшего примера, чем набор присяжных. Хотя они не всегда охотно идут в суд, но исполняют свои обязанности, преследуя только одну цель – поступить правильно, и почти всегда хорошо справляются с поставленной задачей. В истории нашей страны есть примеры того, как многие великие воины, усердно выполнявшие свой долг и порой становившиеся генералами, начинали свою карьеру как рекруты.
Лучший пример, иллюстрирующий пользу этой практики, – Луций Квинкций Цинциннат, бывший консул, который был призван в 458 году до нашей эры служить Римской республике, столкнувшейся с угрозой вторжения врагов. Он немедленно сложил с себя полномочия диктатора после того, как его задача была выполнена. Он поступил так еще раз, в 439 году до нашей эры, отказавшись от практически абсолютной власти во имя высшего блага. Его имя стало синонимом гражданской доблести. Так же поступил и Джордж Вашингтон, отказавшись занимать пост президента США более двух сроков.
Конечно, не от каждого приходится ожидать проявления таких выдающихся лидерских качеств при отсутствии личных амбиций. Несомненно, будут и плуты. Но и сейчас плутов вполне достаточно. Их 535. Плюс еще один.
Да, все может измениться, но не при мне, не при вас и не при наших детях. Мы должны будем каким-то образом отказаться от наших обязательств. Великобритания, Рим, Египет, Китай, великие цивилизации Западного полушария когда-то были могущественны, но ни одна страна, за исключением Китая, не смогла оправиться от упадка и разрушения и снова стать мировым лидером. Возможно, США смогут решить непосильную для остальных задачу. Когда-нибудь мы опустимся на самое дно – и затем в последующие триста-четыреста лет вновь будем развиваться на пути к величию.
ПОЧЕМУ Я ВЛЮБИЛСЯ в Уолл-стрит в 1964 году? Я всегда хотел знать, как обстоят дела в мире, и, даже если я не сделаю за всю жизнь больше ни одной инвестиции, я буду следить за мировыми событиями двадцать четыре часа в сутки. Так уж я устроен. Когда я был маленьким, у меня были другие увлечения. Я мог рассказать о любом бейсболисте из Американской и Национальной лиги. Но эти времена в прошлом. Сейчас я не смогу назвать ни одного игрока из MLB или NBA, но многое могу рассказать о Северной Корее и Мьянме. Я всегда с большим вниманием отношусь к происходящему в мире. Мои антенны всегда настроены на нужные волны. На что я трачу время – на бизнес или на удовлетворение своей страсти к познанию?
Тридцать пять лет назад я целыми днями читал годовые отчеты, изучал отраслевые журналы и продирался через таблицы, впитывая в себя сложную цифирь различных компаний. В свободное от этого время я посещал эти компании. Сейчас я если и занимаюсь этим, то очень мало. Я по-прежнему открыт миру и часто изучаю цифры и факты, но теперь заниматься этим гораздо проще: многое можно узнать в интернете. Сегодня у меня больше опыта, так что принимать решения стало проще.
В наши дни инвестор может владеть торгуемыми индексными фондами (ETF). Они появились недавно – в последние лет двадцать, но сейчас в мире их уже множество. Если я решаю, что на каком-то развивающемся рынке надулся пузырь, мне не потребуется решать, как сыграть против него. Мне не нужно высчитывать, против каких компаний и акций играть. Сейчас можно играть против ETF – объединения развивающихся рынков. Если я хочу играть против Индии, я атакую индийский ETF, если против Европы – то европейский. Можно больше не сидеть и не копаться в годовых отчетах, не оценивать управление сотни компаний. Существует множество специализированных ETF. Можно продавать или покупать нефтяные компании. Я изучаю, из чего эти фонды состоят, и до сих пор уверен: если бы до сих пор пришлось выбирать из сотен акций, я все равно нашел бы идеальные для игры на понижение, но сегодня достаточно позвонить и дать указание играть против ETF. Я не говорю, что это лучше, зато гораздо проще. А я стал ленивым.
(ETF не только упрощают жизнь в этом смысле, но и открывают возможности для поиска и изучения компаний, которые не присутствуют в ETF и индексах. В мире тысячи компаний, о которых мало что известно, потому что они не входят в индексы. Амбициозный аналитик может плодотворно провести время за их изучением и практически не столкнуться с конкуренцией.)
Все свое свободное время я стараюсь посвятить жене и детям. Я лучше побуду с дочками, чем займусь чем-нибудь еще. Ни с кем я не встречаюсь за обедом с таким удовольствием, как с Хэппи, Бэби Би и Пейдж.
Всю свою жизнь я следовал известной мудрости сэра Фрэнсиса Бэкона: «Имеющий жену и детей – заложник судьбы: они препятствуют великим свершениям, доблестным или низким». Мне всегда было жаль своих друзей с детьми, и я никогда не хотел быть отцом. Мне казалось, что это жуткая трата времени, денег и энергии. Я не мог представить себе ничего подобного, возможно, потому что сам был старшим ребенком в семье с пятью детьми, помогал растить младших братьев и сестер и знал, как это обременительно.
Как же я ошибался!
Собственно, если у кого-то из читателей еще нет детей, я настоятельно рекомендую ими обзавестись. Если нужно, возьмите отгул… нет, сейчас тяжелые времена, отгул брать не нужно… сходите домой на обед… Я говорю это другим с тех пор, как у нас родилась первая дочь. А чтобы вы не думали, что я даю советы, которым не следую, мы с Пейдж родили еще одну дочь.
Хэппи и Бэби Би для меня – источник чистой постоянной радости. Они открыли мне глаза на целую категорию людей – на родителей. Я их никогда не понимал. А став отцом, впервые понял собственных родителей, испытал эмоции, которых никогда не переживал раньше. Сейчас я часто плачу от радости, хотя раньше редко плакал по какому бы то ни было поводу. Я смотрю, как Бэби Би несется через зал, и мои глаза наполняются слезами. Дети такие забавные, так интересно себя ведут! Часто в конце дня я оглядываюсь назад и понимаю, что провел с девочками три, четыре, пять часов… Я часто срываюсь с детьми на дни рождения – собственно говоря, всегда хожу с ними. Понимаю, что когда-нибудь стану нежеланным гостем…
Сейчас у меня такие отношения с дочерьми, каких никогда бы не было, если бы я завел детей в тридцать два года. В то время я целыми днями либо инвестировал, либо колесил по миру. Сейчас же я инвестирую в основном в своих дочурок, чтобы они выросли умными и восприимчивыми. Я играю роль Сократа, передающего мудрость Платону. Мне хочется не просто заработать для них побольше денег, а убедиться, что девочки смогут добиться чего-то сами. Если бы сегодня мне предложили удвоить, учетверить мой капитал, то дочери, возможно, от этого не выиграли бы – и многое стало бы бесполезным.
У меня были друзья, с которыми я соперничал на регатах в Оксфорде и Кембридже; для них эти гонки значили очень много. С тех пор они добились успеха, как и некоторые мои приятели по Лиге плюща. Кому-то повезло унаследовать капитал, так что больше не пришлось ничего делать в жизни, и теперь они только разговаривают – о гребле, о Регате, о том о сем. Они редко за всю свою жизнь работали. А те из них, кто действительно работал, не смогли добиться особого успеха. В американском правительстве есть 115 агентств, надзирающих и регулирующих деятельность различных секторов экономики США, и никто из их сотрудников, включая многочисленных выпускников Лиги плюща, не предвидел, что произойдет в 2007–2008 годах; не понимали этого и многие высокообразованные специалисты, работающие в секторах, регулируемых этими агентствами. Так что я не уверен, что послать детей в Йель или Оксфорд – правильное решение. Для меня это было хорошо: я бежал из Алабамы, узнал новый мир и приобрел определенную долю уверенности. Я думаю отдать дочерей в более скромные университеты, возможно азиатские, где магия имени не такая всепроникающая и откуда мало кто выпускается уже в возрасте двадцати двух лет. Если они, конечно, вообще захотят поступать в университет. (Пейдж считает, что лучше отправить их в самые лучшие школы, чтобы потом они у них не было никаких отговорок.)
Я все время говорю девочкам, что у нас не так много денег. Когда им три, четыре, шесть лет, этого достичь сравнительно легко. Но они видят, как живут их подруги и как живем мы. В школе все говорят им, что они богаты. Мне все труднее убеждать Хэппи, что это не так. Мы приезжаем в аэропорт, и дочь сразу спрашивает: «Где салон?», имея в виду салон ожидания первого класса. Она говорит: «Может быть, нам сесть в самолете сзади, а не спереди?» Она уже начинает понимать. Когда мы прибываем в пункт назначения, она спрашивает, кто нас встретит; обычно меня встречают представители принимающей стороны и иногда репортеры. У нее высокие ожидания, и готовить ее к тому, что нужно самой зарабатывать деньги, будет трудно.
Нет ничего лучше, чем бороться и прокладывать собственный путь. Конечно, если у вас есть деньги, этого можно не делать. Я не пожелал бы своим детям таких жертв, на которые шел сам, но все же хочется оставить им больше, чем материальное благосостояние. Если они будут умными, образованными, знающими, амбициозными, целеустремленными людьми, я могу потерять все, и это никак не отразится на них. Такая инвестиция переживет их самих. Это портфель ценностей, превосходящих любые суммы денег, которые я мог бы для них заработать. Я могу подготовить их прокладывать свой путь в жизни без всяких средств, и это гораздо лучше. Любое наследство можно прожить за пять или пятьдесят лет, но привить детям правильный образ мыслей – это всегда бесценный дар.
Я хотел бы оставить им в наследство хотя бы смелость в мечтах, реализации своих надежд, готовность пытаться, даже если ничего не получается. Я хочу, чтобы они поняли: единственная ошибка – даже не попробовать, единственный неподходящий вопрос тот, который не был задан. Если я как отец смогу добиться, чтобы мои дочери не боялись мечтать и действовать, то они, дожив до моих лет, не будут сожалеть о прожитом, а история их жизни будет читаться как рыцарский роман о временах короля Артура: поиски приключений, крестовый поход для завоевания новых территорий, устрашение драконов под каждой горой… Они должны понять, проникнуться твердым убеждением, что деньги – это копье, а не святой Грааль, средство, а не цель.
От автора
Я хочу поблагодарить своих родителей – Джеймса Роджерса и Эрнестину Роджерс. Сейчас у меня самого есть дети, и наконец я стал понимать своих родителей после многих лет непонимания. Мои дочери научили меня многому, открыли мне глаза на целую категорию людей – на родителей; я о них ничего не знал много десятилетий. Девочки подарили мне такие чувства и эмоции, которые я и не думал испытать. Надеюсь, что родители, хотя бы частично, получили от меня такую же радость. Именно они сделали меня тем, кто я есть.