Излом зла Головачев Василий
Бабуу-Сэнгэ: «Удди удалось закодировать Соболева?»
Экзарх: «Мы надеемся. Удди пожертвовал ради этого своим авешей Шароевым. Пока Соболев не добрался до Знаний Бездн, он уязвим. Пусть идет как наметил. Мы будем контролировать его шаги. Но его надо поторопить».
Бабуу-Сэнгэ: «Я его совсем не знаю, но мне он почему-то симпатичен».
Экзарх: «Существуют косвенные доказательства того, что он осуществил инициацию эйнсофа. Вероятно, отсюда и ваши эмоции, базирующиеся на «ложной памяти». Самое плохое, что ему симпатизирует инфарх».
Бабуу-Сэнгэ: «Пущен слух, что инфарх в изоляции и не покидает свою реальность».
Экзарх: «Зато активно действует его второе «я» – Светлена. А она практически неуязвима. Итак, ты знаешь, что делать. Прощай. С нами Сатариал!»
И экзарх Квестор исчез.
Бабуу-Сэнгэ с минуту сидел в той позе, в какой его застало «проявление» личности экзарха, потом поднялся из кельи в свой рабочий кабинет этажом выше, но все равно располагавшийся под землей, под фундаментом храма. Со своими кардиналами он мог бы связаться без техники, по астральному каналу пси-связи, однако не хотел лишний раз «колебать» болото астрала, контролируемое иерархами. Поэтому просто набрал код и позвонил. Тарелка спутниковой радиосвязи на крыше храма позволяла ему контактировать с любым человеком на Земле, имеющим сотовый телефон с кодовой защитой.
Советник президента по национальной безопасности Юрий Венедиктович Юрьев отозвался через десять минут:
– В эфире.
– Соболев ушел из Чечни.
– Знаю. Ему помогли Посвященные.
– Их надо «погасить».
– Один я не справлюсь.
– Вдвоем с Германом Довлатовичем. Если понадобится, привлеките Виктора Викторовича. Используйте все средства.
– Понял.
– Может вмешаться Ельшин, он контактирует с Конкере. Переориентируйте его или уничтожьте канал выхода Монарха в нашу реальность.
– Попробуем.
– И последнее: разблокируйте один из МИРов.
– Зачем?
– И пусть Соболев узнает об этом.
– Понял, – ответил Юрьев после паузы.
Бабуу-Сэнгэ выключил связь. Он обеспечил «спуск программы» до исполнителей, оставалось лишь контролировать этот процесс.
Мало кому известно из простых людей, регулярно любующихся по телевизору спектаклями, называемыми «работой правительства, президента и Государственной Думы», что каждый чиновник высшего эшелона власти – это, по сути, контора, то есть глубоко эшелонированная система исполнения решений и защиты, имеющая собственные базы, финансовые и технические связи, интересы и цели. Интересы и цели этих контор иногда совпадают, но нередко пересекаются и расходятся, после чего начинается борьба систем, первым этапом которой является лоббирование, то есть поиск и вербовка союзников, а последним – устранение непокорных, в том числе и физическое.
По той же отработанной схеме властвования, только в более крупных масштабах, действовали и кардиналы Союза Девяти, владеющие колоссальными состояниями, собственными спецподразделениями защиты интересов – «манипулами» и гораздо более мощными рычагами и методами давления на умы и государственные структуры. Примером их теневой деятельности, отражающейся на жизни всего государства, может послужить образование таких систем, как «Стопкрим» и «Купол», являющихся всего-навсего регуляторами социума и управляемых кардиналами «на пользу» Союза. Впрочем, ими же контролировались и такие мощные силовые структуры, как Федеральная служба безопасности, Министерство внутренних дел, Министерство обороны, Федеральное агентство правительственной связи и информации, а также Государственная Дума, состоящая в большинстве своем из людей беспринципных и подлых, заботящихся только о своем благе, то есть наиболее поддающихся кодированию и подкупу.
Получив задание от Бабуу-Сэнгэ, советник президента Юрьев передал разговор с координатором Рыкову и продолжил «спуск программы» еще ниже, конкретным исполнителям, среди которых был и Артур Емельянович Дятлов, новый министр внутренних дел, только что пришедший на смену старому; президент доверял своему советнику и по его рекомендации предложил кандидатуру Дятлова Госдуме, которая почти единогласно его и утвердила, тем более что он уже к тому времени стал очередным вице-премьером.
Министр думать не любил, проводя в жизнь принцип: сначала стреляй, потом смотри, в кого попал, – к тому же он всегда был человеком системы, играющим по ее правилам. Про таких чиновников говорят – «пластилиновый». После встречи с Юрием Венедиктовичем он вызвал к себе начальника Московского уголовного розыска генерала Давидского и приказал собрать материал на некоторых гражданских лиц, подозреваемых в противозаконных деяниях. А коли таковых деяний не отыщется, следовало их сфабриковать.
Генерал Давидский не понял интересов нового министра, однако отказаться от выполнения задания не посмел и, в свою очередь, вызвал начальника оперативно-розыскной бригады полковника Синельникова.
Синельников, известный в узком кругу под прозвищем Скелет, слыл фигурой одиозной и не боялся ни Бога, ни черта. Это был громадный мужчина с двухметровыми плечами и руками толщиной с ляжку обыкновенного человека, способный ударом кулака разбить дубовый стол. С виду он казался простодушным, крутым и прямым, как ствол ружья, на самом же деле полковник славился отменным и хватким умом, ироничностью и начитанностью, поражающей сотрудников МУРа от рядовых и сержантов до высших офицеров. На шутки коллег он не только не обижался, а даже поощрял остроумие подчиненных, считая, что оно разряжает атмосферу и способствует психологической разрядке.
– Полковник, – сказал Давидский, не привыкший звать коллег по имени и отчеству, – разыщите вот этих людей, установите за ними наблюдение, выясните о них все, вплоть до мельчайших подробностей интимной жизни. Если найдете компромат – задержите, если такового не существует… – начальник МУРа нахмурился, сделал паузу, – компромат надо обеспечить.
Синельников взял листок бумаги с фамилиями, прочитал вслух:
– Василий Балуев, Ульяна Митина, Иван Парамонов, Вахид Самандар, Кристина Сумарокова, – поднял голову. – Некоторые фамилии мне знакомы. Это не тот Самандар, что президент Международного исследовательского центра боевых искусств?
– Возможно, – буркнул Давидский.
– А Иван Парамонов – не тот ли известный психолог и целитель, попасть к которому на прием мечтает каждый больной?
– Выясните, – сказал Давидский.
– А чем они провинились перед законом? – Синельников подчеркнул последнее слово.
– А вот это вы и должны установить, – уже с раздражением произнес начальник МУРа. – Задача понятна?
– Стреляй в куст, пуля виноватого найдет…
– Что?!
– Мы сыщики, товарищ генерал, – расправил плечи Синельников, – а не сборщики компромата. Людей этих мы найдем, конечно, и попасем немного, но в пределах инструкции. К тому же мы сейчас занимаемся «чистилищем», не хотелось бы распылять силы.
– Идите работайте, – тяжело проговорил Давидский, настроение которого резко упало. Он понимал, что в глазах полковника выглядит странно, однако сказать больше, чем было сказано, не мог.
– Есть идти работать. – Синельников повернулся и вышел из кабинета генерала, остановился посередине приемной, столкнувшись со своим замом майором Агаповым.
– Ну что он там еще придумал? – кивнул на обитую черным дерматином дверь кабинета болезненный с виду, худой Агапов, смотревшийся рядом с шефом, как шлюпка рядом с дредноутом.
– Как тебе сказать, – философски ответил Синельников, – по-моему, он сам ничего придумать не может, зато явно получил задание сверху и спихнул нам. «Со мной не надо разговаривать, меня надо слушать».
– Понятно. Чье задание?
– Я же говорю – сверху. Не все равно?
– А что за задание?
– Найти вот этих мужиков и девиц, – полковник сунул Агапову листок с именами, – и при наличии криминала арестовать.
– А если криминала нет? – спросил все понимающий Агапов.
– Я его тоже спросил об этом.
– А он?
– А он, как в одном стихотворении говорится: «Петров мне ничего не отвечает, висит и только ботами качает».
Агапов хмыкнул, хотел в ответ пошутить, но глянул на мрачное лицо начальника и передумал.
В отличие от Юрьева Рыков действовал иначе. Он не питал больших надежд на то, что органам правопорядка удастся задержать Посвященных или напугать их до такой степени, что те ударятся в бега и перестанут помогать Соболеву. Их надо было «пугать» по-другому. Зная, что все они пользуются астралом, Герман Довлатович решил запустить в это «информационное болото» ядовитых «змей» – особого рода программы сканирования интеллектуального пространства, настроенные на «присасывание» к определенным личностям. При появлении Посвященных в астрале «змеи» должны были вцепиться в них и мешать поиску и поглощению нужной информации, резко сужая тем самым паранормальные возможности пользователей астралом. Если программы сработают, это оттолкнет друзей от Соболева лучше их прямого предательства, потому что ему нужны помощники, а не приятели, с которыми приятно потрепаться о высоких материях.
Для претворения решения в жизнь Рыкову нужны были мощные компьютерные комплексы. Один из таких комплексов имел Центр нетрадиционных технологий, которым руководил комиссар-пять «чистилища» Владимир Эдуардович Боханов.
Герман Довлатович позвонил ему, предупредил о необходимости проделать цикл расчетов и вскоре подъехал к площади Курчатова, где располагался компьютерный зал Центра. В течение четырех часов он насиловал бохановский «Шайенн-2000», до предела нагрузив его расчетами программ, затем записал их на компакты и уехал, не сказав Владимиру Эдуардовичу ни слова о том, чем занимался. Запускать программы он мог и со своего домашнего компьютера. Вечером «змеи» были внедрены в астрал и начали свою работу.
Боханов же из любопытства восстановил расчеты Рыкова. Тот, конечно, стер их из памяти компьютера, но «Шайенн» имел кэш-память, и знающему его особенности Владимиру Эдуардовичу ничего не стоило по следам выйти на расчеты. А поскольку программы, составленные Рыковым, были, по сути, кодирующими, Боханов, даже не поняв их сути, получил такой заряд отрицательной психической энергии, что не смог выйти из транса и сошел с ума.
Его нашли на следующий день сотрудники Центра в туалете, где он прятался от «злобных тварей», и поместили в клинику с диагнозом: психическая травма, приведшая к маниакально-депрессивному состоянию, мания преследования…
Таким образом, комиссар «Стопкрима» оказался первой жертвой «спуска программы» координатором Союза Девяти Неизвестных, а Рыков допустил первую ошибку, ведущую к тяжелым для него последствиям.
Глава 22
МОЖЕТ, ЛУЧШЕ ИХ НЕ ТРОГАТЬ?
В Москву Матвей вернулся спустя двое с половиной суток после своего бегства из дворца президента Ичкерии. Несмотря на поднятую тревогу – он к тому времени уже пересек площадь Свободы, – ему удалось остановить машину какого-то фанатика-таксиста, усыпить его, сесть на место водителя и спокойно выехать за город, минуя посты ГАИ. Четкого плана, как действовать дальше, не было, и Матвей положился на интуицию, направившую его в Ханкалу, на место базирования «авиаотряда» Чечни, состоящего из трех самолетов и четырех вертолетов.
Здесь он «уговорил» пилота готовившейся к полету «вертушки» срочно вылететь в Ингушетию «по заданию министра безопасности», а оттуда Матвей спокойно доехал до столицы на поезде Махачкала – Москва.
Каково же было его удивление, когда на перроне Казанского вокзала он увидел среди встречающих Кристину и Стаса. Не поверил глазам. Но когда глянул на сияющее внутренним светом лицо девушки, с тугим толчком сердца и перехватом дыхания вдруг понял, что перед ним другой человек! То есть это была, конечно, Кристина Сумарокова, студентка первого курса филфака МГУ, но в чертах ее лица ясно просматривались черточки лица другой женщины – Светлены, и этим объяснялось таинственное знание Кристиной времени и места прибытия Соболева в город.
Он остановился, обтекаемый встречающими и пассажирами со всех сторон, не зная, что сказать и что делать, но Кристина бросилась к нему, обняла, прижалась изо всех сил, и у Матвея снова перехватило дыхание – от нежности, волнения и других, более глубоких чувств, к которым примешивались страх за девушку и сладкое чувство собственности: Кристина обладала редким типом красоты, подкрепленной красотой внутренней, а он обладал ею.
Словно в ответ на его последнюю мысль девушка вздрогнула и отодвинулась от него, с испугом взглянув на застывшее лицо Матвея. Но он снова привлек ее к себе одной рукой, преодолевая сопротивление, а второй прижал к боку голову Стаса, стеснявшегося выражать свои чувства.
– Что у нас дома?
– Все хорошо, – прошептала Кристина, пряча свой испуг. – Я сдала все зачеты, Стас тоже сдал экзамен, по русскому языку. Занимается физкультурой. Отец к нему приехал.
– Кто?! – Матвей отодвинул девушку и мальчишку, посмотрел на него озабоченно. – Отец?
Стас исподлобья глянул на Соболева, кивнул.
– Он у бабули остановился. Но я не хочу с ним встречаться. Он… он… злой. И пьет. Можно я у вас жить буду?
– Та-ак. – Матвей расстегнул пуговицу на рубашке, которую приобрел еще в Махачкале. – Сюрприз не из приятных. Ладно, поехали домой, там разберемся.
Они взяли такси и вскоре вышли у метро «Тульская», недалеко от дома, где находилась квартира-схрон Соболева, принадлежащая военной контрразведке. Кристина молчала, держась за локоть Матвея, Стас, наоборот, разговорился, делясь своими мальчишескими заботами (бросил коллекционировать марки, «баловство это», начал собирать литературу по воинским искусствам, заниматься спортом, разрабатывать колено), и тут выяснилось, что нога его вылечена!
Матвей с изумлением смотрел, как раскрасневшийся парень почти бежит вприпрыжку впереди, еще не очень ловко владея ногой, забывая иногда, что хромать не надо.
– Ты? – кивнул Матвей на Стаса.
– Я, – опустила ресницы Кристина-Светлена. – Хирург там, в общем-то, не требовался.
Матвей вспомнил, как в прошлой жизни искал в Рязани хирурга, чтобы тот прооперировал мальчишку, и промолчал.
Всю вторую половину дня они провели вместе, по-семейному, соскучившись друг по другу и по атмосфере уютной домашней близости. Матвей искупался, Кристина накормила мужчин обедом, потом Стас показал свою «библиотеку» из десятка книг и двух десятков журналов и потребовал позаниматься с ним русбоем, что Матвей и сделал с удовольствием, обнаружив у себя вдруг талант учителя. Кристина наблюдала за ними с улыбкой в глазах, возня мужчин ей тоже доставляла удовольствие, и эта общность эмоциональных полей связывала всех троих больше, чем родственные узы. Потом Стас угомонился, искупался и, попив чаю, убежал на улицу, а они остались одни, по-новому приглядываясь друг к другу, стесняясь чего-то и словно ожидая ухода еще одного незримого свидетеля. Однако Кристина оказалась мудрей, не стала комплексовать по поводу приобретения своих новых знаний и качеств, подошла к Матвею, сидящему в кресле в халате, наклонилась над ним и заглянула в глаза. Лицо ее медленно приблизилось, заполнило собой все пространство, губы маняще раскрылись… Мгновение Матвей вглядывался в ее глаза, впитывая, как губка воду, поля желаний и открытости, вдыхая запахи радостного предчувствия, полной отдачи, любви и доверия, затем лавина собственных желаний и чувств прорвала плотину сдержанности и воли, хлынула в голову, вырвалась на свободу и встретила ответную лавину переживаний девушки…
Время застыло… а может быть, понеслось вскачь…
Он не помнил, что происходило дальше, растворяясь в любви и страсти, лишь отдельные моменты вспыхивали и гасли, как будто время разорвалось пунктиром, а промежутки между осознанием действительности заполнил жар крови, мучительное желание обладать и восторг обладания и больше ничего…
В конце концов он умер… и воскрес снова, чтобы продолжать падение в бездну тела Кристины, ласкать ее и получать такие же ласки в ответ… и опять умер, ощущая необыкновенный покой и умиротворение, понимая вдруг, что такого с ним никогда не было, что он ощутил и познал любовь не одной женщины, а двух, составляющих удивительным образом одну личность…
Кристина чувствовала то же самое, только острее, и готова была отдать себя всю без остатка, лишь бы любимому человеку было хорошо, душа ее излучала счастье и понимание, заботу и доброту, которую можно было пить, как воду из родника. Лишь однажды она вздрогнула, когда почувствовала в ауре партнера холодное шевеление чужой эмоции, не свойственной Матвею: «она лучше всех, кого я встречал…» Длилось это переживание ничтожную долю секунды, Кристина пропустила бы его и забыла в экстазе, но не пропустила и не забыла Светлена, отлично понявшая значение того, что произошло. Но говорить ему она ничего не стала.
Поднялась тихонько, принесла влажное полотенце и осторожно протерла его блестевшее от пота тело, потом сварила кофе и села с подносом на кровать. Матвей открыл глаза, в которых мелькнул пронзительный ледяной огонек, улыбнулся.
– Надо же, я отключился!
– Ничего удивительного, – улыбнулась в ответ Кристина. – Пей кофе.
– А где Стас?
– У него друзья появились, тоже спортом интересуются, в подвале у них нечто вроде спортклуба. К ужину придет. Надеюсь, ты сегодня никуда не уйдешь… по делам?
Матвей выдержал ее испытующий взгляд, покачал головой.
– Сегодня нет.
– Как слетал?
– Нормально.
– Друга выручил?
– Его освободили, а Тарас должен был подстраховать. Постой, откуда ты знаешь о моей… командировке?
– Разве тебя не встретили… там, в Чечне?
– Кто?
– Твои друзья.
Матвей привстал на локтях, внимательно посмотрел на светящееся лицо девушки, снова отмечая в ней признаки присутствия Светлены.
– Ты была… в Рязани?
Кристина кивнула.
– Я просила твоих друзей помочь тебе… и они помогли.
– Они там были?!
– Ну конечно. Они вернулись вчера, звонил Вася. Иван Терентьевич и Уля уехали в Рязань, Вахид Тожиевич тоже здесь. Хотя он, кажется, решил больше не ввязываться в разборки с иерархами.
– Когда же они там появились? Почему я не почувствовал?
– Они все-таки Посвященные. Проникли во дворец, когда ты начал отступление сам, и отвлекли внимание пентарха.
– Они с ним?..
– Дрались и победили.
– Так вот почему меня никто не ловил по-настоящему… – Матвей откинулся на подушки, окинул покрасневшую Кристину отсутствующим взглядом. – Ты добилась того, чего не смог добиться я… поздравляю. – Он спохватился. – Прости, я, кажется, не о том. Спасибо за помощь. Выходит, ты моя спасительница?
Кристина опустила глаза, поводила пальцем по глади подноса с кофейным прибором.
– Может быть, лучше их не трогать, Соболев?
– Кого? – усмехнулся Матвей.
– Иерархов, Монарха… кардиналов… всех.
– Ты же сама советовала мне действовать, пока Закон возмездия не ослаб совсем. – Матвей напоминал Кристине слова Светлены, уже не разделяя их обеих.
– Но, может быть, они оставят нас в покое, если мы откажемся от притязаний на трон Мастера Мастеров?
– Я никогда и не стремился к этому. Но они не оставят нас в покое, и ты это знаешь.
Глаза Кристины вспыхнули, когда она подняла их, полные слез, нежности, любви и теплоты, и Матвей невольно потянулся к ней, сбрасывая поднос с чашками на пол, но успевая подхватить каждую и не пролить при этом ни капли кофе…
Тарас Горшин отделился от группы раньше всех, сразу после посадки самолета в аэропорту Внуково. За ним, коротко попрощавшись со всеми, удалился в здание аэропорта Самандар, коему обстоятельству больше всех обрадовался Василий, хотя и не показал этого. Ему представилась возможность побыть с Ульяной и расспросить ее поподробней о задачах и целях Внутреннего Круга. Всю дорогу от аэропорта до Казанского вокзала Москвы, от которого отходили электрички и поезда на Рязань, они проговорили, не обращая внимания на корректно-молчаливого Парамонова, и в конце концов Василию начало казаться, что он и в самом деле знает Ульяну давно. Ему хотелось говорить с ней еще и еще, душа рвалась ехать с ней в Рязань, но воля справилась с желанием, и Вася, проводив Посвященных, отправился домой.
Два часа он нежился в ванной, купался, грезил и дремал, держа в объятиях призрак Ульяны. Пообещал себе, что бы ни случилось, наведаться к ней в ближайшие дни, взять литературу, которую она пообещала дать почитать, и серьезно поговорить о Пути в Круг. Но сначала надо было завершить кое-какие дела здесь, в Москве, и Василий, от полного расслабления через медитацию и тренинг подойдя к нужной психофизической кондиции, позвонил генералу Первухину по кодовой сети.
Шел девятый час вечера, но генерал находился у себя в кабинете и ответил мгновенно:
– Балуев?! Живой?!
– Вашими молитвами, начальник, – насмешливо ответил Вася. – Не ждали?
– Да я уже комиссию создал для расследования инцидента в Грозном, несмотря на сопротивление Генриха, сам собирался туда лететь. Генрих обмолвился, что ты жив…
– Генрих – это Ельшин?
– К сожалению, группой командовал его человек.
– Ничего, я найду этого человека.
– Упаси тебя Бог! Если хочешь жить – не связывайся. Генрих начал заметать следы, и его пес уже ликвидировал трех членов группы.
Вася присвистнул.
– Быстро ориентируются ребята! Кого же майор Ибрагимов успел отправить на тот свет?
– Шмеля, Тамерлана и Кира.
– Лихо! Ну что ж, тем интереснее будет игра.
– Отставить, капитан! Я понимаю, что ты не боишься умереть, но они опаснее, чем ты себе представляешь, и если хочешь уцелеть – не трогай их.
– Как сказал один умный человек: «Я не боюсь умереть. Я просто не хочу при этом присутствовать». Не беспокойтесь, генерал, я поберегусь. А что, господин Шароев еще не послал ноту нашему президенту за вторжение в его суверенную Ичкерию, не воззвал к справедливости? Не испросил наши головы на заклание?
– Президент Ичкерии болен, – сказал Первухин после недолгого молчания. – По слухам, у него были какие-то весьма непростые гости. Кстати, интересно было бы узнать, что за гости.
– Они ушли, судя по вашему тону?
– Не знаю. Все это непроверенные слухи. Давайте встретимся и обговорим наши проблемы не по телефону, капитан. Скажем, через час.
– Где обычно?
– Нет, почтовый ящик номер два.
– Буду. – Вася повесил трубку.
«Почтовым ящиком номер два» служила личная явочная квартира Первухина, располагавшаяся в шестнадцатиэтажном доме на углу Ленинградского и Головинского шоссе, недалеко от метро «Водный стадион».
Машины у Балуева своей не было, поэтому он тормознул частника и ровно в девять часов вечера вышел у дома номер пятьдесят шесть по Ленинградскому шоссе, за два дома до первухинского «ящика». Вычисление потенциального наблюдателя вошло уже в привычку, поэтому Вася не торопясь прошелся вдоль забора, за которым возводилось зеркальное здание какого-то банка, свернул на Головинское шоссе, остановился возле фруктово-овощной палатки и сделал вид, что приценивается к товару. Продавец, молодой мордатый верзила с небритой физиономией, на вопрос Васи: «Сколько стоит килограмм лимонов?» – буркнул нехотя: «Отвали, служивый, не килограммами же ты их ешь», – и Вася сразу насторожился. Только очень наметанный глаз мог определить в нем «служивого» – человека армии, только очень уверенный в себе профессионал мог так спокойно отгонять мешающего ему незнакомца, и только не заинтересованное в продаже товара лицо могло это себе позволить.
– А чо грубишь? – укоризненно покачал головой Василий, мгновенно прокачивая обстановку и замечая кое-какие детали, говорящие о нездоровом интересе продавца и еще некоторых граждан к дому номер три по Головинскому шоссе и к подъезжающим по этому адресу автомобилям.
– Может, у меня кислотная недостаточность, – продолжал валять ваньку Балуев, – и мне нужно съедать в день по килограмму лимонов. А может, я ими торговать собираюсь. Так почем твои желтенькие, говоришь? Ценника не вижу.
– Да отвали ты, козел! – сдавленным шепотом проговорил продавец, впившись взглядом в подъехавшую черную «Волгу» и заметно напрягаясь. Впрочем, он тут же расслабился, потому что из машины вышла толстая мадам и поплыла к первому подъезду.
– Сам козел, – философски зевнул Василий, понимая, что мордатый, трое ругавшихся шоферюг у «девятки» с раскрытым капотом и двое «пожилых алкашей», разливающих водку под грибком на детской площадке в глубине двора, явно кого-то ждут. – Щас позову корешей, они из твоей поганой палатки бесплатный туалет сделают.
Продавец сунул было руку за отворот рабочего халата, прикрывающего наплечную кобуру, но опомнился и прошипел, чтобы не услышали редкие прохожие:
– Кровью умоешься, студент, если не сгинешь!
– Батюшки-светы, – покачал сочувственно головой Василий, – это что же они с тобой сделали?
– Кто, что? – опешил продавец.
– Что-что, «опустили», наверно. Я же вижу, человек не в себе: такой молодой, красивый, а уже использованный.
Верзила побелел, буквально испепеляя наглого покупателя бешеным взглядом, и Вася вынужден был ласково хлопнуть его по плечу.
– Да успокойся ты, дохляк, я уже ухожу. – Добавил, понизив голос, когда продавец, икнув, сел на подогнувшихся ногах на перевернутый ящик: – Кого пасете, «федепасы»? Не генерала случайно?
Глаза мордатого готовы были вылезти из орбит, но сказать он ничего не мог, касание Васи не усыпило его сквозь одежду, но привело в состояние нокдауна.
В это время к дому подъехала еще одна «Волга», из которой вышел Первухин, и Вася понял, что засеченная им спецгруппа действительно ждет генерала. Во всяком случае, все ее члены сразу начали вести себя по-другому. Василий набрал в грудь воздуха, собираясь брать темп и начать контрдвижение, когда на плечо ему легла твердая и сильная ладонь.
– Не спеши, капитан!
Вася змеиным движением вывернулся, в повороте наметил удар локтем и… едва успел остановить удар, узрев перед собой невозмутимое лицо Тараса Горшина.
– Мать твою!.. Я же мог тебя…
– Спокойно, улыбайся, на нас смотрят… не мог ты ничего. Пошли в машину.
– Эти пришли за генералом, надо помочь…
– Эти пришли за тобой, просто я здесь обосновался раньше и сбиваю их внимание. Поэтому они тебя как бы не видят, но место здесь грязное, кто-то наблюдает за двором издали, очень неприятный человек и не совсем обычный, так что нам лучше побыстрее убраться отсюда.
Вася думал мгновение, оглянулся на неторопливо идущего к подъезду генерала Первухина в сопровождении двух телохранителей, посмотрел на «продавца» с вытаращенными глазами, сделал ему ручкой и сел рядом с Тарасом в стоящую неподалеку бежевую «Ниву».
– Откуда ты узнал, что я буду здесь?
– От верблюда, – хмыкнул Тарас.
– Понятно. – Вася помолчал, пока машина сворачивала с Головинского шоссе на улицу Адмирала Макарова. – А откуда коллеги узнали о моем предполагаемом появлении?
– Оттуда же. Телефоны Первухина прослушиваются, Ельшин знает почти о каждом его шаге.
– Кто меня хотел взять и зачем?
– Зачем – понятно даже и ежу, ты свидетель, как были свидетелями Шмель, Тамерлан и Кир, а кто – мог бы и сам догадаться.
– Ибрагимов.
Горшин увеличил скорость, глянул в зеркальце заднего обзора.
– Будь очень осторожен с непосредственными контактами, ганфайтер, особенно со своим начальством. На тебя началась охота, а Первухин вряд ли сможет защитить, даже если захочет.
– Не сможет – научим, не захочет – заставим, – пробормотал Вася, несколько перефразировав поговорку.
– Ты такой крутой? – иронически посмотрел на пассажира Горшин. – Или просто злой?
– Злым я бываю очень редко, – вздохнул Василий. – Впрочем, добрым тоже. Столько всего во мне намешано, что самому иногда разобраться трудно. А как с этим у Посвященных?
– Примерно так же. Это просто мне повезло меньше, я человек твердых принципов и правил и коней на переправе не меняю вот уже две сотни лет.
– Это что же, – изумленно глянул на соседа Вася, – ты так долго живешь?!
– Не только я, все Посвященные. Чем выше степень Посвящения, тем дольше может сохранять свой биологический возраст человек Круга. Мне двести двенадцать лет.
– Еще один Горец! – фыркнул Василий, с удовольствием когда-то в детстве смотревший известный телесериал. – Дункан Маклауд. Чтобы убить вас – тоже надо голову сечь?
Горшин улыбнулся.
– Много будешь знать, скоро состаришься. Сколько, на твой взгляд, лет Парамонову?
– Ивану Терентьевичу? Лет пятьдесят.
– Сто с лишним. А Ульяне, между прочим, за тридцать.
– Чего?! – Вася ошеломленно глянул на профиль Тараса. – Шутишь?
– Не веришь? – Горшин с насмешливым сочувствием похлопал по колену Балуева. – Если сможешь избрать верный Путь в Круг, станешь таким же, а задатки у тебя есть.
– Спасибо, – пробормотал не сразу пришедший в себя Василий, считавший, что Ульяне лет двадцать, не больше. – А сколько же тогда Соболеву?
– А вот с ним дело обстоит сложней, он твой ровесник, – сказал Тарас. – Возраст в данном случае ничего не значит, так как он – потенциальный аватара.
– Если бы Соболев был аватарой, он не ошибся бы с оценкой мощи пентарха и чеченских кардиналов. Зачем он вообще полез меня спасать? Чтобы показать, насколько я слаб, а он силен?
– Возможно, когда он завершит цикл необходимости аватары, то перестанет ошибаться. А насчет оценок «сильный – слабый» ты ошибаешься. Сильный должен помогать не слабому, а сильному! Слабые уже давно научились объединяться… в стаи… и способны не только защищаться, но и успешно навязывать свою волю.
– Это ты говоришь не о слабых, а об умных.
– Пусть будет по-твоему, спорщик. Сам-то ты к какой категории относишься?
– Умных, – подумав, ответил Василий, – и сильных.
Тарас засмеялся.
– Да уж, ты не человек стаи. Интересно даже, кто был твоим предком, явно не таракан.
– Я и забыл, что мы потомки насекомых. Формулу про сильных и слабых ты сам придумал?
– А что?
– Мысль оригинальная, я под таким углом нашу действительность не рассматривал. Куда мы едем?
– Уже приехали. – Горшин свернул с Варшавского шоссе в Нагорный проезд, остановился у аптеки. – Здесь живет Соболев.
– А если его нет дома?
Тарас не ответил, вылезая, и Вася понял, что сморозил глупость. Посвященные уровня Горшина и Соболева вполне могли общаться телепатически… или как-нибудь еще.
– Или как-нибудь еще, – покосился на пассажира Горшин, прочитав его мысль. Закрыл машину, пошел вперед.
Вася задумчиво посмотрел ему вслед и дал себе клятву, что уж этот-то фокус с чтением мыслей он освоит во что бы то ни стало. В крайнем случае научится наглухо блокировать свои.
Глава 23
СОН – ЯВЬ
Читать бесплатно другие книги:
