Излом зла Головачев Василий

Глава 20

ОСА В БУТЫЛКЕ ПЕПСИ-КОЛЫ

Тела он не чувствовал совсем, будто его не было. Голова существовала отдельно, как голова профессора Доуэля из романа Беляева, распухшая до пределов гигантской пещеры, в углу которой он лежал без движения целую вечность. И мысли в этой голове текли бесплотные, неосязаемо легкие, как струйки дыма, не задерживаясь ни на одном конкретном воспоминании.

Очень долго он не мог сосредоточиться и понять значение тусклого стеклянного блика перед глазами, пока гигантским усилием воли не сфокусировал-таки наконец зрение и не понял, что перед ним на полу пещеры стоит бутылка пепси-колы. Но и после этого открытия мозг долго сопротивлялся попыткам сознания собрать воедино тело, голову и душу, отделенные друг от друга неизвестным палачом. Память заработала в пробуждающемся ритме, когда бутылка с напитком упала, сбитая неловким движением руки, жидкость из нее вылилась на пол и внутрь бутылки заползла невесть как попавшая в пещеру оса…

Он вспомнил пси-атаку пентарха, падение в черный тоннель беспамятства, удар и жуткое ощущение рассыпающегося на стеклянные осколки тела. Голова откололась и нырнула в другой черный тоннель, как в колодец, с плеском погрузившись в зыбкое бездонное болото боли…

Только теперь Матвей обозрел это зыбкое бездонное «болото» фрустированной психики, в которое его загнала пси-атака пентарха, слез с островка последнего эмоционального убежища, где отсиживалась едва не распавшаяся окончательно воля, преодолел «болото» вброд и с трудом выбрался на твердый берег сознания…

Язык, сухой и растрескавшийся, как пласт такыра, не повиновался, но Матвей все же выговорил странно звучащую фразу: «Га-эл-лха-ман», – мантру подкачки энергии в сердечную чакру, и уже через полминуты почувствовал себя значительно лучше. Сел, опираясь спиной о стену «пещеры», которая вовсе пещерой не была. Гарбхагриха – пришел на ум эзотерический термин, означающий святая святых индуистского храма – небольшое квадратное темное помещение, над которым возвышается основное тело храма – вимана, понимаемая как мировая ось. Обычно гарбхагриха совершенно закрыта и недоступна даже монахам (кроме настоятеля) и символизирует этим абсолютную божественную ценность, не воспринимаемую простыми смертными. Неужели Шароев соорудил себе под дворцом такую камеру? И теперь Матвей замурован в ней?!

Но нет, чувствуется ток свежего воздуха, слабенький, правда, однако говорящий о присутствии здесь вентиляционного колодца или двери.

– Га-эл-лха-ман, – проговорил Матвей нараспев, чувствуя нарастающий приток сил. Усмехнулся в душе: пентарх ошибся, посчитав, что сломил его, убил волю, внедрил в психику закон подчинения, то есть закодировал. Да, его пси-атака разрушила динамическую пространственно-волновую структуру энергетической оболочки Соболева, деформировала силовой каркас, фрустировала сознание, десинхронизировала личность, но изменить глубинное состояние психики – душу Матвея не смогла. И все же Матвей вынужден был констатировать, что пентарх оказался сильнее. Правда, ему помогли кардиналы Союза Трех, опиравшиеся на чеченский эгрегор, а сам Матвей не учел этой возможности, пребывая в слепой уверенности, что справится один. Он ошибся. Самоуверенность, пренебрежение, недооценка соперника… неужели он становится похожим на кардиналов Союза Неизвестных, чья кровь разбавлена высокомерием и крайним самомнением? Или это вообще порок всех Посвященных?..

В памяти всплыла сцена в кабинете президента Ичкерии…

– Я мог бы и не появляться здесь, – сказал пентарх, вернее, авеша пентарха – его проекция на личность Везирхана Шароева, – потому что ты стандартен, как и все люди, потомки Инсектов, раз удалось рассчитать твое поведение вплоть до появления в моих владениях. Однако стало любопытно: так ли ты опасен, как утверждают слухи. Вот я и решил поглядеть.

– И каковы ваши впечатления? – вежливо спросил Матвей, ощущая, как переливается и бурлит сила сидящего перед ним человека.

– Кое-что ты умеешь, судя по контактам с моими коллегами. – Шароев бросил взгляд на угрюмо-злобную физиономию лысого министра безопасности. – Но на роль Мастера Мастеров не тянешь. Теперь я хотел бы выяснить, что нашел в тебе инфарх, якобы избравший тебя своим преемником.

– Я не знаю планов инфарха, он меня в них не посвящал, – равнодушно сказал Матвей. – В принципе я готов стать реализатором закона невмешательства иерархов в дела людей, в бытие «запрещенной реальности», что провоцирует Монарха Тьмы на новые эксперименты. Но вы продолжаете вмешиваться в нашу жизнь, поэтому приходится отвечать адекватно.

Шароев начал «гудеть и светиться», то есть излучать в инфра– и радиодиапазонах. Проекция пентарха перестроила пространственно-волновые оболочки и связи кардинала и наполнила его тело энергией. Первый его «фехтовальный» выпад в пси-диапазоне был прощупывающим, легким, касательным, но и от этого «легкого» удара завибрировал весь защитный силовой каркас Матвея, так что он почувствовал на короткое время дурноту и слабость. Но и тогда у него оставалась уверенность в своих силах и надежда на мирное решение конфликта.

Пентарх почувствовал ответ Соболева, отступил, разглядывая его засветившееся изнутри лицо. Матвею показалось, что Шароев зарычал, показывая волчий оскал, но это было просто физическое отражение реакции пентарха.

– Похвально, ганфайтер. Что еще ты умеешь из вибхути? Летать? Превращаться в большое и малое? Преодолевать пространство? Впрочем, если бы ты умел это делать, давно сбежал бы, не так ли?

– Чего вы хотите? – Матвей напрягся, понимая, что наступает кульминационный момент разговора.

– Да, в общем, ничего, – небрежно ответил пентарх, и в этой его небрежности и быстроте ответа Матвей уловил колебание и недосказанность. Что бы пентарх ни говорил, он побаивался его, только не хотел признаваться в этом ни себе, ни кому-нибудь другому. – Разве что пустяк… Учитывая твои возможности… не слишком большие, так что не обольщайся… могу предложить тебе роль винаяка в «запрещенной реальности». Нам иногда требуется корректировка законов социума… некоторые другие поручения…

– Роль агента по особым поручениям мне не годится, – покачал головой Матвей. – Предлагаю другое решение. Вы открываете мне границу «розы», я помогаю вам разобраться с конфликтной ситуацией между иерархами.

– Никакой такой конфликтной ситуации между нами не существует.

– Неправда. Уже одно ваше «вытаивание» здесь говорит о неблагополучных отношениях иерархов, о нейтрализации стража границы – декарха. Или он на вашей стороне?

Снова пентарх Шароев показал «волчий оскал» своих психофизических «клыков». Поведение Матвея начинало его раздражать.

– Не много на себя берешь, незавершенный?

Матвей сузил посветлевшие, сверкнувшие нестерпимым ледяным блеском глаза. Пентарх проговорился! Он знал о предназначении Соболева как «зародыша» аватары, хотя и делал вид, что торгуется ради того, чтобы развеять скуку и облагодетельствовать мальчика, замахнувшегося на иерархию Круга.

– Итак, мое предложение тебе не подходит, – констатировал пентарх Шароев, с трудом сдерживаясь.

Матвей с сожалением развел руками.

– Кажется, вам мое тоже. Придется идти другим путем. Я сам открою границы «розы» и разберусь с вами. А может быть, просто наглухо заблокирую границы нашей реальности законом «абсолютного замка».

Шароев расхохотался, откидываясь на спинку кресла. Махнул рукой, с пальцев которой сорвались крохотные голубые молнии.

– Парень, ты еще котенок, а не тигр, и вряд ли им станешь. Чтобы закрыть границы реальности, надо быть Конкере или на крайний случай владеть «Иглой Парабрахмы», что для непосвященного абсолютно нереально. – Шароев глянул на своих молчавших до сих пор министров-кардиналов. – Берите его, коллеги, он ваш.

Неизвестно, чего хотел добиться пентарх, «отдавая» Соболева соратникам президента. Скорее всего он решил еще раз оценить его возможности. Если бы Матвей смекнул это, он смог бы отделаться более легко, сделав вид, что уступает силе кардиналов. Однако он принял чужие невыгодные условия и начал бой, слишком поздно осознав свою ошибку.

Сдвоенный раппорт обоих министров обрушился на него, как удар дубиной. Потемнело в глазах, дыхание перехватило, остановилось сердце, в ушах поплыл комариный звон, тело потеряло плотность, превратилось в глыбу снега… Однако деформация энергетических оболочек Матвея не была фатальной, уже через доли секунды психика его перешла на другую частоту – в измененное состояние меоза, уплотнила индивидуальные поля и ответила контрударом, заставив кардиналов уйти в «глухую защиту» и на время прекратить собственные атаки. Но им не повезло изначально, потому что их противником был не просто Посвященный, а Воин Пути, спонтанность реакций которого и знание универсальных боевых техник позволяли ему применять тактику, максимально выгодную в каждом конкретном случае. Матвей, не дожидаясь повторных психофизических нападений, атаковал министров в физическом плане, сразу изменив ситуацию в свою пользу.

Махмуд Солтанов никогда не занимался воинскими искусствами, хотя оружием владел профессионально, как и всякий чеченец. Он и теперь реагировал на атаку Соболева как боевик, выхватывая из-под полы черкески пистолет. Матвей поэтому достал его первым, передавая смертельный импульс космек ударом в шею. Этим ударом убить Посвященного, владеющего приемами лечения и очищения организма от любых ядов и воздействий, было невозможно, однако на восстановление требовалось время, и министр иностранных дел перестал быть опасен.

Иное дело – Борз. Министр безопасности тоже не особенно хорошо знал искусство боя, но все же когда-то изучал всякие системы и реагировал быстрее. Матвею понадобилось исполнить сложный танец текучих переходов и отклонений – Борз успел достать «беретту» и начал стрельбу, – пока он не вышел на дистанцию максимальной действенности приема и не вбил в висок кардинала «гвоздь» – удар из русбоя костяшкой указательного пальца, и тоже – с выплеском энергии космек.

А потом ему показалось, что на него упала гора и расплющила в тонкий кровавый блин… Пентарх Шароев не стал демонстрировать свое воинское умение, обрушив на психику Матвея мощнейший фрустирующий раппорт силы Голаб с ориентацией заряда на медленную смерть соперника. Матвею удалось отбить раппорт «поворотом психического зеркала защиты» и даже поупираться в пространстве астрала, куда вылетела его душа, посопротивляться лавине внешнего воздействия, но к личному излучению пси-поля пентарх добавил разряд «глушака» – чтобы уж наверняка добить сопротивляющегося, и сознание Матвея вылетело из тела, как теннисный мяч от удара ракетки, тихо улеглось на «островке» защитных психических структур организма, который пентарх не разглядел…

Матвей не знал, что его атаки окончились для соратников Шароева плачевно. Махмуд Солтанов вынужден был лечить разорванную шею и сломанную ключицу, что далось ему с трудом. Салману Борзу досталось больше. Импульс «смертельного касания» был так силен, что едва не привел к летальному исходу. Спасло министра только вмешательство Шароева, озадаченного столь очевидным проявлением силы человеком, из-за которого земную реальность вынужден был посетить сам пентарх Удди, замыкающий пятерку архонтов – иерархов высшего уровня. Поэтому Шароев не стал добивать Соболева, а велел отнести его в свой личный бункер под дворцом, имеющий специальную камеру-одиночку «для особо почетных гостей»…

Оса в бутылке из-под пепси-колы зажужжала, пытаясь выбраться, но попала в остатки жидкости и замолкла. Матвей, видевший ее попытки инфразрением, снова усмехнулся. Он сейчас тоже напоминал осу в бутылке, но в отличие от нее почти не имел свободы маневра. Ей, чтобы освободиться, достаточно было добраться до горлышка бутылки, ему предстоял гораздо более трудный путь.

Тонкая струйка свежего воздуха коснулась ноги. Матвей сосредоточился на восприятии окружающего мира.

Сначала он осмотрел камеру инфразрением и нашел дверь – стальной прямоугольник высотой в два, шириной в один метр и толщиной в двадцать сантиметров. Такую дверь трудно пробить даже из пушки, не то что перочинным ножиком. Дверь не была герметичной: струйка воздуха сочилась в тонкую щель под ней. Кроме входной, обнаружилась еще одна дверь – потайная, замаскированная под стену. Стены камеры были сложены из отесанных каменных глыб и не давали сомневаться в их прочности.

Тогда Матвей перешел на ультрафиолетовый диапазон зрения, почти ничего не давший исследователю места заключения, потом на радиоволны и восприятие электромагнитных полей. Мрак помещения сменился на причудливое призрачное свечение стен, плавно меняющее оттенки, искажающее очертания предметов. Потайная дверь при этом светилась сильнее входной, но изнутри камеры открыть ее было нельзя, ручной и механический приводы были установлены за ней в узком коридорчике с клетью лифта; перейдя на гиперзрение, Матвей отчетливо разглядел и коридорчик, и трубу лифта, и механизмы, управляющие приводами.

На мгновение все померкло перед глазами узника: организм, еще не восстановившийся полностью, сопротивлялся активному энергопотреблению. Пришлось дать телу и мозгу отдых, уходя в медитационный транс и сократив до минимума потребление кровью кислорода. Если бы кто-нибудь сейчас вошел в камеру и осмотрел пленника, он решил бы, что тот умер: температура тела упала до тридцати градусов, пульс не прощупывался, сердце работало в ритме пяти-шести ударов в минуту, легкие не дышали.

Вышел из транса Матвей через два часа, сразу почувствовав себя бодрым и полным сил. Но для определения своего положения ему был нужен выход в астрал, а этого он как раз сделать не мог из-за риска обнаружения кардиналами Союза Трех, наверняка контролирующими всплески пси-полей на своей территории. Тогда он пошел другим путем – сосредоточился на меозе, открывая душу экстатическому восприятию информации и энергии ментала, и стал пробовать открыть двери. Обнаружить себя при этом он не боялся, его мозг в данном случае служил лишь приемной антенной, настроенной на определенный «личный» диапазон вибраций ментала. Однако состояние меоза ему удалось поддерживать всего несколько минут, на большее не хватило сил. Все-таки он был еще очень слаб и не «собрал всего себя» в одно целое, в личность. Слишком сильной оказалась «темная передача» – кодирующая программа пентарха, с одной стороны, дезорганизующая волю, с другой – в случае попыток неподчинения приказывающая Соболеву умереть. Ему удалось отстроиться от приказа умереть, но еще долго предстояло очищать глубины психики от «шлаков» влияния этой злобной программы.

И все же сдаваться Матвей не собирался. Даже в положении осы в бутылке он мог сопротивляться, просто надо было сконцентрировать постоянно расплывающуюся волю, разбудить резерв сил и начать действовать. Пентарх долго ждать не станет, спустится вниз, чтобы убедиться в смерти соперника… или в его воскрешении. А еще одной кодоновой атаки Матвей выдержать уже не сможет.

В девять часов вечера – по своим внутренним часам – он начал второй этап борьбы за жизнь. Механизмы, управляющие дверями, не были заблокированы, можно было попробовать их включить дистанционно. Дверь, ведущую к лифту, а оттуда скорее всего в покои президента, Матвей оставил на потом, ее включение наверняка контролировалось из кабинета Шароева, а преждевременно привлекать его внимание не хотелось. Поэтому пленник занялся металлической дверью, имеющей с той стороны кнопку включения. В принципе он, наверное, смог бы на пределе желаний и возможностей просунуть руку сквозь металл в районе расположения кнопки, но не знал, как воспользоваться оказавшейся снаружи кистью. В «бесплотном» состоянии, то есть в состоянии резонанса колебаний атомов и молекул руки с атомами металла, палец должен был пройти сквозь кнопку, не вдавив ее, а как сделать его плотным отдельно от всей кисти, Матвей не имел понятия.

Проанализировав эту возможность, он решил действовать иначе и сосредоточился на электрическом контуре кнопки включения. Очень сильно мешало то обстоятельство, что дверь была из стали, она экранировала электромагнитные поля и гасила электростатические заряды. Лишь спустя полчаса Матвей обошел это препятствие, создав участок, свободный от блуждающих электронов, и образовав ложную цепь включения.

Привод двери загудел, дверь медленно сдвинулась с места, образовала десятисантиметровую щель и остановилась. В лицо Матвею брызнул показавшийся нестерпимо ярким свет. А в щель на него глянул охранник с отвисшей челюстью, на которого включение двери произвело впечатление разорвавшейся бомбы.

Не получив подтверждения команды, дверь начала закрываться, и Матвей едва успел передать охраннику раппорт подчинения и приказать ему открыть дверь. Охранник, превратившийся на время в зомби, подчинился. Матвей оказался в тесной каморке с единственным стулом и столом, на котором лежала кипа журналов. Дверь из каморки в коридор тоже была заперта, но она уже не могла быть для пленника непроходимым препятствием.

– Везет всегда тем, кто подготовлен, – назидательно сказал Матвей тупо застывшему верзиле в черном комбинезоне. – Снимай мундир.

Через несколько минут он переоделся, затолкал охранника на свое место, напялив на него свой костюм, придал лицу сходство с лицом парня и открыл дверь в коридор. Он не собирался идти выяснять отношения с кардиналами чеченского Союза Неизвестных, а тем более с пентархом, он хотел просто уйти по-английски из дворца и так же тихо убраться из Чечни.

Уже закрывая за собой дверь, Матвей вспомнил о бутылке с пепси-колой, вернулся, выпустил осу, еще раз подивившись, как она умудрилась проникнуть в подземный бункер. И в этот момент словно гигантская пушистая лапа мягко придавила его к полу камеры. Матвей напрягся, сбрасывая с себя эту «лапу», и понял, что пентарх разгадал намерения пленника.

Дьявол «оскалил клыки», то есть пентарх почуял их, когда Посвященные вошли в помпезную приемную президента, выключая сознание всех, кто там находился. Затем открылась дверь кабинета и на пороге возник Везирхан Шароев, сверкающий взгляд которого, казалось, способен прожигать тела людей насквозь. Пентарх понял все мгновенно и не стал ждать, пока четверка врагов возьмет инициативу в свои руки, он решил атаковать первым и «поставить наглецов на место». На Василия он внимания не обратил и сделал большую ошибку, потому что Балуев, инстинктивно прикрывшись «щитом» – пси-блоком, которым владел, не осознавая этого, тоже не стал ждать развития событий, а сразу ответил броском каменного окатыша. И это простое движение, пропущенное пентархом именно в силу его простоты и безобидности, по сути, сыграло решающую роль в развернувшейся пси-битве.

Камень попал Шароеву точно в переносицу, в точку инь-тан или трикутта, вызывающую болевой шок и смерть. Удар, конечно, не причинил вреда пентарху, но плоть Шароева получила шоковый всплеск боли, пентарх на мгновение отвлекся, чтоба задавить эмоции своего тела-носителя, и этого оказалось достаточно, чтобы соединенные потоки пси-энергии Посвященных раздробили «И» – «разум-волю» пентарха на несколько отдельных сознаний, вынужденных обороняться каждое на своем уровне.

К счастью сражающихся, против них действовал все-таки не сам пентарх, а всего лишь авеша – его проекция на психику человека, поэтому в данной реальности она не имела всей силы матрицы пентарха как личности. Но и она обладала мощным потенциалом психоэнергетических возможностей вплоть до «пятой силы Бога» Элохим Гибор (Бог Всемогущий) и третьей «сферы света» Самаэль, что для земной реальности и составляло уровень Голаб – Дьявольской Жестокости. Посвященным пришлось очень тяжело, только с помощью гигантской концентрации воли им удалось нейтрализовать «раздробленную» волю пентарха и подавить его активность.

Первым со своей задачей справился Горшин. Он тут же пришел на помощь Ульяне, они вдвоем помогли Парамонову, а потом и Самандару. Бой закончился.

Ошеломленный Василий – ему досталась немалая толика пси-оплеух, породивших довольно реальные, с его точки зрения, видения, – отступил к двери в коридор, глядя на усталых и бледных приятелей, на застывшее, скорчившееся у порога в кабинет тело Шароева, потом опомнился, выглянул в коридор, никого не увидел и прикрыл дверь.

– Силен, боров! Я уж думал – кранты!

Ульяна, покачнувшись, провела по лбу рукой, благодарно глянула на подставившего ей локоть Горшина, потом подошла к Балуеву и чмокнула его в щеку.

– Вы были неподражаемы, воин.

– Что я такого сделал? – удивился смущенный, несколько осоловевший от поступка девушки Василий. – Задавили-то его вы.

– Ты сбил ему дыхание, – усмехнулся Горшин. – В результате мы успели прорвать его оборону и расчленить сознание, иначе нам пришлось бы туго. Действительно, очень сильный боров.

– Он еще… жив?

– Пентарх изгнан, и хотя мозгу Посвященного досталось крепко, он выживет.

– И все же он был слишком самонадеян, – задумчиво проговорил Парамонов, – коль пошел в лобовую атаку. Он запросто мог нейтрализовать каждого из нас по очереди. Если бы не Василий…

– Как он ему врезал! – засмеялась Ульяна.

Внезапно словно холодная тень накрыла всех, кто находился в приемной. Посвященные примолкли, переглядываясь. Горшин отреагировал первым:

– Мы забыли о других кардиналах Союза Трех, они где-то в здании и пеленгуют нас. Если они поднимут тревогу…

– Надо было выяснить, где Соболев, – нахмурился Василий.

– Я знаю. – Горшин стремительно прошагал в кабинет президента Ичкерии, позвал оттуда: – Идите за мной.

Когда Вася вошел вслед за остальными в апартаменты Шароева, Горшин стоял перед проходом в стене, замаскированным отодвинутой в сторону секцией стеклянного шкафа.

– Это ход в лифт. Соболев содержится в бункере под дворцом. Едем туда, забираем и поднимаемся наверх, на крышу. Остальное дело техники.

Они забрались в кабину лифта, еле уместившись в ней впятером, опустились на пять этажей ниже (метров двадцать пять, по прикидке Тараса), вышли в узкий каменный коридорчик, освещенный единственным плафоном, и включили механизм отпирания двери. С тихим шелестом массивный участок стены камеры выдвинулся в коридорчик, повернулся на оси, открывая проход в «комнату для особо важных гостей». На полу лежал ничком человек в мятом костюме и армейских ботинках со шнуровкой. Василий бросился к нему, перевернул на спину и отступил. Это был не Матвей Соболев.

– Ты же говорил…

– Он ушел. – Горшин прислушался к чему-то, поднял с пола пустую бутылку из-под пепси-колы. – Совсем недавно. А это означает, что пентарх его недооценил. Либо отпустил намеренно.

– Думай, о чем говоришь! Если Соболев ушел недавно, можно его догнать…

Парамонов покачал головой.

– Если Соболев смог выйти из камеры, он в неплохой форме. Мы его просто не узнаем и не догоним. Надо возвращаться.

– И что же, мы вот так вот запросто и уйдем? Без него? Положив столько сил?

– Он жив, а это главное, – проговорила Ульяна. – Идемте, у нас очень мало времени.

Самандар, не проронивший ни одного слова, безмолвно повернул к лифту. Остальные потянулись следом. Вася, порывающийся броситься на поиски Соболева, с трудом уговорив себя не суетиться, вошел в кабину лифта последним.

Они поднялись на крышу президентского дворца, походя усыпив охрану, сели в вертолет, и Горшин повел машину над спящим темным городом на восток, в сторону Дагестана. Тревога во дворце началась, когда они были в километре от Грозного. Это Посвященные почувствовали по всплеску пси-поля чеченского эгрегора. Впечатление было такое, будто включился пронизывающий металл прожектор и высветил сидящих внутри вертолета людей.

Никто из них не сомневался в победе, и все же у Парамонова осталось ощущение, что они чего-то недоучли.

Где в этот момент находился Соболев, не представлял никто, но все были уверены, что он в безопасности. Один Василий не был убежден в этом и хмуро сидел рядом с Ульяной, виня себя во всех грехах. Девушка видела его состояние, но думала в этот момент не о нем и даже не о Соболеве, а о Кристине, ждущей друга в Москве с надеждой и страхом. Они тогда в Рязани еле уговорили ее остаться и оказались правы. В Чечне Кристине делать было нечего. Светлена сделала свое дело, появившись сначала во сне и сделав трансовое предупреждение, а потом избрав Кристину своей авешей. Она заставила-таки Посвященных свернуть с избранного ими Пути, стать на Путь Воина со своей специфичной кармой риска и спасти будущего аватару. То, что Матвей пришел в себя и освободился сам, еще не говорило о его безопасности. Не вмешайся они – пентарх мог вычислить его путь и догнать. Они вмешались вовремя…

– Лучше бы меня убили тогда, – пробормотал Василий.

– Не говори глупостей, – очнулась девушка, накрывая своей ладонью руку Балуева.

– Мы не подумали о последствиях, – сказал вдруг Самандар с прорвавшейся враждебностью. – Патриархи Круга узнают о наших похождениях и сделают нас отступниками, вот как его. – Кивок на Горшина. – С этого момента наши пути расходятся. Я не желаю становиться отступником не по своей воле.

Тарас, глянув на холодно-невозмутимое лицо Вахида Тожиевича, еле заметно усмехнулся. Остальные смотрели на него по-разному, каждый со своими чувствами: Ульяна озадаченно и вопросительно, Иван Терентьевич печально, Василий с любопытством и насмешкой. И снова к Парамонову пришло чувство, что они что-то упустили из виду.

Глава 21

СПУСК ПРОГРАММЫ

Настоятель храма Гаутамы на Алтае Бабуу-Сэнгэ возносил молитву Будде, то есть медитировал в трансовом состоянии с выходом в ментал, в своей личной монашеской келье, располагавшейся под центральным залом храма, когда почувствовал присутствие иной реальности. Его душа всегда была открыта иерарху, для которого он становился авешей, поэтому Бабуу-Сэнгэ, координатор Союза Девяти Неизвестных России, не встревожился особенно, хотя и прислушался к себе, готовый немедленно дать отпор в случае преднамеренной астральной атаки. Но атаки не последовало. В земную реальность «просочилась» проекция экзарха Квестора и «осела» на психику настоятеля, превращая его в существо с двойным сознанием и мощным энергетическим потенциалом.

Их диалог был непереводим ни на один земной язык и длился буквально секунды, после чего экзарх ушел, освободил тело Бабуу-Сэнгэ, как бы втянул щупальце канала связи в реальность, где он обитал. Но координатор Союза Девяти получил все, что хотел: ответы на многие вопросы, информацию о состоянии «розы реальностей», о деятельности иерархов и о той задаче, которую они поставили перед ним. Смысл беседы Посвященного II ступени с иерархом сводился к лаконичному и в то же время богатейшему по смысловым гармоникам диалогу.

Экзарх: «Почему ты отказался помочь Удди (пентарху) закодировать непосвященного?»

Бабуу-Сэнгэ: «Удди по натуре источник агрессии и революционной ломки социума. В результате его деятельности Россия уже четырежды переживала падения: когда меняла веру, воевала с монголами, строила коммунизм и в конце двадцатого века воевала сама с собой».

Экзарх: «Он – лишь правая рука Монарха».

Бабуу-Сэнгэ: «Это не меняет существа дела. Как ему и вам удается миновать декарха[26]?»

Экзарх: «Декарх кодирован и не может контролировать весь диапазон частот границы. Мы используем интервал «разрешенной неизвестности».

Бабуу-Сэнгэ: «Мы называем этот интервал «вероятностной прецессией закона границы». Не боитесь, что кто-то сможет повторить ваш путь в обратном направлении?»

Экзарх: «Чего может бояться иерарх пятого уровня? Но такая опасность существует, ты прав. Из-за этого я и нарушаю закон границы».

Бабуу-Сэнгэ: «Соболев? Из-за него?»

Экзарх: «Он аватара, хотя еще идущий, незавершенный. Существует шанс, что он выйдет в «розу» и соединится с инфархом. Что грозит Изменением не только вашей реальности, но и Круга. Допустить этого мы не можем».

Бабуу-Сэнгэ: «Разве его так трудно уничтожить?»

Экзарх: «Неизвестным нам образом он стал задатчиком программ одной из Великих Вещей Мира – «Иглы Парабрахмы».

Бабуу-Сэнгэ: «Не может быть!»

Экзарх: «Это произошло. В будущем. В вашем будущем. Для нас же это факт свершенный. Но это еще можно было бы простить. Самое плохое в этой ситуации, что ему помогает Конкере».

Бабуу-Сэнгэ: «Если для нашей реальности деяние Соболева еще не произошло, его можно предотвратить».

Экзарх: «Если факт включения хранится в коллективной памяти нашего эгрегора, значит, изменить вы ничего не сможете».

Бабуу-Сэнгэ: «Печально. Однако есть и другая сторона медали. Людьми изобретена формула: в свое время, рано или поздно, демон разрушит того, кто его вызвал. Известно, что Монарх уничтожает любого, кто ему становится не нужен».

Экзарх: «Мы не можем ждать. Удди предпринял попытку, весьма удачную на наш взгляд, но вам предстоит продолжить начатое».

Бабуу-Сэнгэ: «Что я должен делать?»

Экзарх: «Нейтрализовать помощников Соболева. В первую очередь отступника, лишенного доступа ко второму уровню континуального поля сознания, но тем не менее не ставшего от этого менее опасным».

Бабуу-Сэнгэ: «Речь идет о Горшине? Мы контролируем его деятельность».

Экзарх: «Горшин начал работать в паре с Соболевым, а это уже иной уровень. Речь идет также о трех Посвященных I ступени: Иване Парамонове, Вахиде Самандаре и Ульяне Митиной. Срочно организуйте «волну выключения» всех троих».

Бабуу-Сэнгэ: «Без уведомления патриархов Круга?»

Экзарх: «Сейчас не до соблюдения традиций, под угрозой существование Круга, его надо сохранить любой ценой, даже ценой сокрытия правды. В данном случае цель оправдывает любые средства».

Бабуу-Сэнгэ: «А кто займется Соболевым? Я уже дал задание Юрьеву и Рыкову нейтрализовать его…»

Экзарх: «Пусть занимаются им в меру своих возможностей. Им вряд ли удастся остановить его, но они заставят его торопиться, а это уже на руку нам».

Бабуу-Сэнгэ: «Не понимаю».

Экзарх: «Удди применил кодон».

Чувства координатора Союза Девяти после этих «слов» можно было бы передать только изумленным присвистом. Потому что кодон, чье происхождение и тайна воздействия на мир тщательно оберегались Хранителями, по легенде являлся, наравне с «Иглой Парабрахмы», еще одной Великой Вещью Мира, оставленной Инсектами потомкам. По другой легенде кодон представлял собой одну из Сил Бога, воплощенную в материале, и возможности его были велики.

Бабуу-Сэнгэ: «Каким образом Удди удалось завладеть кодоном?»

Экзарх: «Не суть важно. Главное, что с его помощью можно реализовать любую «темную передачу».