Последняя звезда Янси Рик
Констанс глядит на меня:
– Ну разве он не милашка?
Я посылаю ее подальше.
31
Догоняю Зомби и шагаю с ним рядом. Констанс идет в нескольких ярдах позади, вне зоны слышимости для обычного человека. Только Констанс не обычный человек. Зомби движется сгорбившись, набычив голову, и стреляет по сторонам глазами. Дорога тянется по холмам, через поля, которые уже никогда не будут засеяны.
– Поступок Чашки был ее выбором, – подаю голос я. – Ты не виноват, Зомби.
Резко мотает головой, затем спрашивает:
– Почему вы не вернулись?
Делаю глубокий вдох перед очередной ложью:
– Слишком рискованно.
– Ага. Понятно. Как всегда, дело в риске. – Следом за этими словами: – Кекс погиб.
– Это невозможно.
Я ведь видела запись с камер наблюдения. Я пересчитала всех в конспиративном доме. Если Кекс погиб, то кого я за него приняла?
– Невозможно? Серьезно? Это почему же?
– Что случилось?
Зомби отмахивается от меня, как от мошки.
– После твоего ухода у нас возникли кое-какие неприятности. Длинная история. Нас обнаружил глушитель. Потом Кекс подорвал себя. – Зомби на секунду зажмуривается и снова открывает глаза. – Остаток зимы отсиживались в конспиративном доме глушителя. Осталось четыре дня. Поэтому мы с Бо и решили пойти за вами. – Он тяжело сглатывает. – Я решил.
– Четыре дня до чего?
Зомби коротко глядит на меня. Его улыбка пугает.
– До конца света.
32
Потом он рассказывает мне о том, что случилось в Эрбане, и спрашивает:
– Как тебе нравится? Впервые за всю войну кого-то убил, и это оказалась случайная старушка-кошатница.
– Разве что не была ни случайной, ни старушкой-кошатницей.
– В жизни не видел столько кошек.
– Старушки-кошатницы не едят своих кошек.
– Между прочим, удобный продовольственный ресурс. Хотя со временем кошки должны бы и поумнеть.
Сказано вполне в духе прежнего Зомби – того, которого я оставила в кишащем крысами отеле. Зомби в дурацкой желтой толстовке, который пытался со мной флиртовать. Голос остался тот же, а вот внешне он изменился: в измученных бессонницей глазах поселилась тревога, уголки рта опустились, щеки измазаны засохшей кровью.
Зомби оглядывается, потом опускает голову и чуть понижает голос:
– Расскажи о ней.
– Типичная история, – начинаю я. Вот вам ложь номер пять. – Пересидела чуму в Эрбане. После того как все родные умерли, пошла на север, в пещеры. По ее прикидкам, к первому снегу там пряталось больше двухсот человек. А потом заявился этот священник, – продолжаю я и добавляю маленькую симпатичную деталь. Без таких мелочей не обходится ни одна хорошая история. – К Рождеству подтянулся. Поначалу все шло нормально. Ну, пропала пара человек среди ночи, и что? Может, они запаниковали и решили уйти. А в один прекрасный день народ проснулся и обнаружил, что нет половины. И знаешь, что началось потом, Зомби? Паранойя. Люди принялись делиться на группы, фракции, союзы. Наш базовый племенной инстинкт. Обвинили одного. Обвинили второго. Они тыкали пальцами во всех и каждого, а посреди всего этого – священник-миротворец.
Я трещу без умолку, приправляю свой треп деталями, нюансами, обрывками разговоров. Даже удивительно, с какой легкостью выливается у меня изо рта все это дерьмо. Ложь похожа на убийство: один раз соврал – и дальше как по маслу.
В конце концов, что было неизбежно, священника разоблачили. В пещерах – хаос. К тому времени, когда выжившие поняли, что он не из их числа, было уже поздно. Констанс сумела убежать. Она вернулась в Эрбану и жила то в одном брошенном доме, то в другом. Чисто случайно вышло, что она очутилась в слепой зоне, которую не патрулировали ни священник, ни кошатница.
– Там мы и встретились, – говорю. – Констанс предупредила меня о ситуации в пещерах, и с тех пор мы…
– Чашка, – перебивает меня Зомби. Ему плевать на приключения Констанс и Рингер. – Расскажи мне про Чашку.
– Она меня нашла, – я отвечаю честно и не задумываясь.
Переходим к следующей лжи. Какая пошла? Шестая? Седьмая? Я уже сбилась со счета. Эта должна снять вину с Зомби и переложить ее на подлинного виновника.
– Она нашла меня к югу от Эрбаны. Я не знала, что делать. Отводить ее обратно было рискованно. И брать с собой – тоже. А потом мне уже не пришлось выбирать, все решили за меня.
– Кошатница, – выдыхает Зомби.
Мне даже легче становится. Я киваю:
– Все, как с Дамбо, только Чашке не так повезло.
«Видишь, Зомби, это я ее потеряла, а ты за нее отомстил». Конечно, это не совсем отпущение грехов, но близко к тому.
– Скажи, что это произошло быстро.
– Это произошло быстро.
– Скажи, что она не мучилась.
– Она не мучилась.
Зомби отворачивается и сплевывает на дорогу.
– Ты сказала – пара дней. Сказала: «Я все разведаю и через пару дней вернусь».
– Не я устанавливаю правила, Зомби. Обстоятельства…
– О, засунь эти обстоятельства себе в задницу. Ты должна была вернуться. Твое место с нами, Рингер. Мы все, что у тебя есть, а ты от нас ушла.
– Все было не так, и ты это знаешь.
Зомби вдруг останавливается. Его лицо под маской запекшейся крови становится еще краснее.
– От тех, кому нужен, не убегают. За них сражаются. Воюют бок о бок с ними. Не важно, какой ценой. И начхать на риск. – Он произносит это слово, как сплевывает. – Я думал, ты это понимаешь. В Дейтоне ты говорила, что так и есть. Ты называла себя экспертом по важным вещам, и я думаю, так и есть, если важное – это спасать свою шкуру, пока весь мир горит адским пламенем.
Я не отвечаю, потому что он не разговаривает со мной. Я зеркало.
– Ты не должна была уходить, – продолжает Зомби. – Ты была нужна нам. Если бы ты не ушла, Чашка не умерла бы. Если бы ты вернулась, то, может, и Кекс был бы жив. Но ты решила болтаться тут непонятно с кем, и хрен-то с нами. А теперь и кровь Дамбо тоже на тебе. – Зомби тычет пальцем мне в лицо. – Если он умрет, это ты виновата. Дамбо отправился искать тебя.
– Эй, ребята, у вас все нормально? – осведомляется Констанс, а ее жизнерадостная улыбка превращается в озабоченную.
– О да, конечно, – отвечает Зомби. – Мы просто поспорили, куда пойти поужинать. Как ты относишься к китайской кухне?
– Вообще-то, уместнее завтракать, – ляпает Констанс. – Я не против блинчиков.
Зомби смотрит на меня:
– Она приколистка. У вас тут зимой, наверное, было то еще веселье.
Озабоченная улыбка Констанс увядает. У нее дрожит нижняя губа, она опускается на асфальт, упирается локтями в колени и прячет в ладони расстроенное лицо. Зомби попадает в чрезвычайно неловкое положение.
Я понимаю, что она делает. Чем разбить оковы недоверия? Молот естественного человеческого сочувствия – вот самое подходящее орудие. Жалость убила больше людей, чем ненависть.
Когда для Зомби наступит последний день, его подведет не кто-нибудь, а собственное сердце.
Он косится на меня: «Что с этой женщиной?»
Пожимаю плечами: «Я-то откуда знаю?»
Моя апатия подстегивает его жалость, он садится на корточки рядом с ней и говорит:
– Эй, извини. Я дурак. Прости, пожалуйста.
Констанс бормочет что-то вроде «блинчики». Зомби трогает ее за плечо:
– Эй, Конни… Ты ведь Конни?
– Кон-стан-стан…
– Да, хорошо, Констанс. Констанс, у меня есть друг, он тяжело ранен. Я должен к нему вернуться. Понимаешь? – Зомби гладит ее по плечу. – Нам надо идти.
Меня мутит. Я отворачиваюсь. Солнце делает розовый надрез на горизонте. Вот и еще один день из тех, что приближают нас к концу.
– Я просто… я просто не знаю… сколько еще смогу вынести… – стенает Констанс, а сама уже встала и, положив руку на плечо Зомби, прижимается к нему всем телом.
Такая не очень молодая и не очень искренняя «девица в печали». Если бы я выбирала ник для Констанс, я бы выбрала Пуму.
Зомби смотрит на меня: «Может, пособишь?»
– Ты еще много сумеешь вынести, – говорю я и пытаюсь подавить рвотные позывы. Ну почему хаб не приструнит мой желудок? – Вынесла раз – вынесешь другой, а потом и третий.
Я оттаскиваю Констанс от Зомби. Бесцеремонно.
Она громко шмыгает носом и скулит:
– Не злись на меня, Марика. Ты вечно такая злая!
О господи.
– Эй, – говорит Зомби и берет ее за руку, – она пойдет со мной. Рингер, ты прикрываешь.
– О да, – мурчит Констанс, – прикрой нас, Марика!
У меня все плывет перед глазами. Земля под ногами качается. Я делаю пару неуверенных шагов и сгибаюсь пополам. Тут меня и выворачивает. Выблевываю все, что есть в желудке.
Кто-то хлопает меня по спине. Зомби.
– Эй, Рингер, что за черт?
– Все в порядке, – выдыхаю я и отбрасываю его руку. – Кролика, наверно, недоварили.
Еще одна ложь, причем без нее вполне можно было обойтись.
33
Утро, центр Эрбаны, небо безоблачное, температура воздуха где-то минус пять-шесть градусов. Весна уже чувствуется. Она на подходе.
Зомби и Констанс забегают в кафе, а я остаюсь на улице. С порога слышу удивленный крик Зомби. Он несется обратно. Поскальзываясь на рассыпанных повсюду кофейных зернах, он мчится обратно к выходу.
– Что там? – спрашиваю.
Зомби отталкивает меня с порога, выскакивает на улицу, резко поворачивается налево-направо, а потом снова смотрит на кафе.
Появляется Констанс.
– Видно, парнишка пропал.
Стоя посреди Главной улицы, Зомби запрокидывает голову и во все горло зовет Дамбо. Эхо звучит, как издевка.
Трусцой подбегаю:
– Слушай, Зомби, тут лучше не орать.
Он непонимающе смотрит на меня, потом поворачивается и бежит по улице, не переставая выкликать Дамбо:
– Дамбо! Дамбо! Дамбо, дубина, где ты?
Так он пробегает пару кварталов и возвращается. Он задыхается, его трясет, он в панике.
– Его кто-то забрал.
– Откуда ты знаешь? – спрашиваю я.
– Ты права, откуда мне знать. Спасибо за проверку на реальность, Рингер. Он, очевидно, встал и побежал обратно в конспиративный дом. Но есть одна нестыковочка: он ранен в спину.
Я не обращаю внимания на его сарказм.
– Не думаю, что его кто-то забрал, Зомби.
Он смеется:
– Все верно. Совсем забыл. Это же ты у нас знаешь ответы на все вопросы. Ну же, не тяни, говори. Ты меня убиваешь. Что случилось с Дамбо?
– Я не знаю. Но его никто не мог забрать, потому что здесь никого не осталось. Твоя кошатница об этом позаботилась.
Я иду по улице. Зомби наблюдает за мной несколько секунд и кричит:
– Куда ты пошла, черт возьми?
– В конспиративный дом, Зомби. Ты ведь сказал, это на юг по шестьдесят восьмому шоссе?
– Поверить не могу! – Тут он выдает поток брани.
Я не останавливаюсь.
– Черт, да что с тобой случилось? – орет Зомби. – Где та Рингер, которая твердила, что важен каждый человек?
– Она злая, – шепчет ему Констанс. Я отлично ее слышу. – Я же тебе говорила.
Иду дальше.
Спустя пять минут нахожу Дамбо. Он лежит у баррикады, которая перекрывает Главную улицу от дома до дома. От кафе до баррикады – десять кварталов. Просто невероятно, что он смог преодолеть такое расстояние. Я опускаюсь рядом с ним на колени и проверяю пульс на шее. Громко свищу. Когда Зомби добегает до нас, он задыхается и еле держится на ногах. И Констанс задыхается, только ее изнеможение – игра.
– Черт, как он сюда добрался? – громко вопрошает Зомби и озирается по сторонам.
– Единственным доступным для него способом, – отвечаю я. – Ползком.
34
Зомби не спрашивает, зачем Дамбо с пулей в спине прополз десять кварталов, невзирая на дикую боль. Не спрашивает, потому что знает ответ. Дамбо не спасался и не искал помощи, Дамбо разыскивал своего сержанта. Это окончательно подкосило Зомби. Он валится спиной на баррикаду, запрокидывает лицо к небу и судорожно глотает ртом воздух. Потерял, нашел, мертвый, живой. Все повторяется по кругу, и от этого не убежать, не спрятаться. Зомби закрывает глаза и ждет, когда восстановится дыхание и успокоится сердце. Короткая передышка перед следующим кругом, перед очередной смертью и новой потерей.
Мне хочется сказать ему, что так было всегда. Мы выносим невыносимое, терпим нестерпимое. Мы делаем то, что должны, пока не погибнем.
Сажусь на корточки возле Дамбо и задираю его рубашку. Бинты намокли, тампон под повязкой пропитался кровью. Если он не истек кровью раньше, то сейчас истекает точно. Прижимаю ладонь к посеревшей щеке. Кожа холодная, но я проникаю глубже, я проникаю в Дамбо. Констанс стоит рядом и наблюдает. Она знает, чем я занимаюсь.
– Еще есть шансы? – спрашивает она.
Дамбо чувствует меня. У него вздрагивают веки, он разжимает губы и делает выдох. В тающих сумерках его сознания – вопрос и острая нужда. «Куда ты, туда и я».
– Зомби, – тихо говорю я, – скажи ему что-нибудь.
Чтобы Дамбо выжил, ему нужно перелить кровь. Переливания не будет. Но он не за этим, изнывая от боли, полз десять кварталов. Не ради этого продержался так долго.
– Скажи ему, что у него получилось. Скажи ему, что он нашел тебя, Зомби.
Над черным бесконечным горизонтом – проблески света. В этом свете сердце находит то, что искало. В этом свете Дамбо идет туда, куда направляется его любимый Зомби. В этом свете мальчик по имени Бен Пэриш находит свою младшую сестру. В этом свете Марика спасает маленькую девочку, которую все зовут Чашкой. В этом свете выполняют обещанное, сбываются мечты и возвращается время.
И голос Зомби уносит Дамбо к этому свету:
– Ты сделал это, рядовой. Ты нашел меня.
Тьма отступает. Нет больше бесконечного падения во мрак. Я ощутила, как душа Дамбо разрывает горизонт, и все вокруг стало светом.
Потерял, нашел, и все только свет.
III
День третий
35
Зомби
Я не оставлю Дамбо гнить у баррикады. Не отдам крысам, воронам и мясным мухам. И не сожгу. Я не оставлю его стервятникам и падальщикам.
Я выкопаю для него могилу в промерзшей, неподатливой земле. И положу в могилу аптечку, но не винтовку. Дамбо не убивал людей, он их лечил. Он дважды спас мне жизнь. Нет, трижды. Забыл посчитать эпизод в Дейтоне, когда он подсказал Рингер, куда стрелять, чтобы случайно меня не убить.
Вся баррикада утыкана выцветшими флажками. Я украшу ими могилу Дамбо. Ткань выцветет добела. Дерево сгниет. Или, если Уокеру не удастся взорвать корабль-носитель, бомбы не оставят следа и от флажков, и от могилы, и от Дамбо.
Потом земля придет в себя, и моего друга укроет одеяло из ярко-зеленой травы.
– Зомби, у нас нет времени, – напоминает Рингер.
– На это – есть.
Она не спорит. Уверен, она могла бы найти дюжину аргументов, но Рингер оставляет их при себе.
Заканчиваю уже после полудня. Господи, какой же прекрасный выдался день. Мы сидим возле свежей могилы. Я делюсь с ними остатками протеиновых батончиков. Рингер аккуратно откусывает несколько раз и кладет оставшееся в карман куртки.
– Кролик? – спрашиваю я.
Рингер мычит в ответ. Женщина по имени Констанс сжирает свой батончик целиком. Кстати, о кроликах. Она стреляет глазами в точности как кролик, и нос у нее подрагивает, словно она вынюхивает опасность. Рядом с ней лежит винтовка Дамбо. Сначала она отказалась ее взять. Заявила, что у нее проблемы с оружием. Неужели? Как же она умудрилась продержаться так долго?
И еще одна странность: священник-глушитель, как раз перед тем, как Констанс разнесла ему голову из моего пистолета, тоже произнес нечто подобное.
– Кто-нибудь хочет что-то сказать? – спрашиваю я.
– Я его почти не знала, – отвечает Рингер.
– А я не знала вообще, – говорит Констанс, но потом, наверное, понимает, что это прозвучало грубо, и добавляет: – Бедняжка.
– Он был из Питтсбурга. Болел за «Пэкерсов». Любил видеоигры. Он был геймером. – Я вздыхаю. Проклятье. Как мало мне о нем известно. Практически ничего. – «Call of Duty», бодерлайнер Эм-эл-джи.
– Какая ирония, – говорит Рингер.
– Уверена, он был очень милым мальчиком, – вставляет Констанс.
Я мотаю головой.
– Я даже не знал его настоящего имени. – Потом смотрю на Рингер. – Теперь остались только ты и я.
– О чем ты?
– Пятьдесят третье отделение. Мы последние. – Я щелкаю пальцами. – Черт, забыл Наггетса. Значит, трое. Кто мог такое представить? Что нас останется только трое? Что ж, я бы поставил все деньги на тебя. Хотя деньги больше ничего не значат, как и мое мнение. А на себя не поставил бы. Ни цента. Я уже столько раз должен был умереть, что со счета сбился.
– У тебя особое предназначение. – Констанс наклоняется ближе и тычет пальцем мне в грудь. – Для тебя в его плане отведено особое место.
– В чьем? Воша?
– Бога! – Констанс смотрит на Рингер, а потом снова на меня. – Особое место для всех нас.
Я смотрю на горку свежей земли:
– А у него какое было предназначение? Какое место ему уготовил Бог? Принять на себя мою пулю, чтобы я выжил и выполнил свое предназначение, каким бы оно ни было?
– Думаю, ты прав, Зомби, – говорит Рингер. – Никакого смысла в этом нет. Просто везение.
– Верно. Везение. Дамбо не повезло. А мне – наоборот. Например, повезло случайно упасть в яму, где пряталась Констанс, а потом и ты случайно набрела на нас.
– Да. Типа этого, – с непроницаемым лицом отвечает Рингер.
– Расскажи мне о шансах на удачу. Ты знаешь, как они выпадают, Рингер?
– И как же они выпадают, Зомби? – Голос у нее тоже ровный и невыразительный.
– Как в кино, когда герой попадает в безвыходное положение. Ты понимаешь, о чем я. Момент, когда качаешь головой и уходишь в отказ. Но вдруг в последнюю секунду появляются герои, а гады превращаются в полных придурков. Их всех убивают, и неприятностям конец. В реальном мире так не бывает.
– Это кино, Зомби, – очень спокойно говорит Рингер.
Она знает, к чему идет дело. Знает. Я в жизни не встречал никого умнее Рингер. И страшнее. Что-то в этой девчонке пугает меня до чертиков. Причем пугало всегда, с того самого дня, когда я впервые увидел ее в лагере. Она стояла на плацу со всеми и смотрела, как я отжимался на костяшках, пока под кулаками не растеклась лужа крови. Кажется, что она одним взглядом может выпотрошить тебя, как рыбу на кухонной доске. И холод. Но не такой, как в холодильнике, и не холод всех задолбавшей зимы. Нет. Это холод сухого льда. Холод, который обжигает.
– Ах, кино! – негромко восклицает Констанс. – Как же я скучаю по кино!
С меня хватит. Мое терпение кончилось. Я поднимаю пистолет и целюсь ей в голову:
– Тронешь винтовку – я тебя убью. Только шевельнись, и ты труп.
36
У Констанс отвисает челюсть. Она прижимает ладони к груди. Хочет что-то сказать, но я упреждающе поднимаю руку.
– И молчи. Скажешь хоть слово – умрешь. – Потом обращаюсь к Рингер, но смотрю при этом на Констанс. – А теперь колись: кто она такая?
– Зомби, я тебе уже говорила…
– Ты эксперт по многим вопросам, Рингер, но врать не умеешь. Что-то здесь не так. Скажи мне что, и я ее не убью.
– Я сказала правду. Ты можешь ей доверять.
– Последний человек, которому я поверил, выплеснул мне в лицо варево из кошатины.
– Не можешь поверить ей – поверь мне.
Смотрю на Рингер. Непроницаемое лицо, мертвые глаза и жгучий холод.
– Зомби, я никогда тебе не врала, – говорит она. – Без Констанс я бы не продержалась всю зиму.
– Ага, расскажи мне, как вы жили в самом очевидном укрытии на территории глушителя и при этом не замерзли насмерть, не умерли от голода, и вам не перерезали глотки. Валяй, я послушаю.
– Потому что я знаю, что надо делать.
– Чего? Как это понимать?
– Клянусь, Зомби, с ней полный порядок. Она из наших.
Пистолет дрожит. Это потому, что с рукой то же самое. Беру его двумя.
Констанс многозначительно смотрит на Рингер:
– Марика.
– Вот! – ору я. – Еще одна неувязка! Ты бы никогда не назвала ей свое имя. Никогда! Черт, ты бы даже мне никогда не сказала!
Рингер проскальзывает между мной и Констанс. Глаза ее оживают. Лицо больше не похоже на маску. Я уже видел этот взгляд в Дейтоне, когда она, отчаянно меня убеждая, прошептала: «Бен, Пятая волна – это мы».
– Откуда ты знаешь, что она из наших? – спрашиваю я. Скорее, молю. – Откуда?
– Я жива, вот откуда, – отвечает Рингер и протягивает руку.
Наиболее безопасный способ – для меня, для Рингер, для всех, кого я оставил в конспиративном доме – не слушать ее и убить чужачку. У меня нет выбора. Это снимает с меня ответственность. Никто не посмеет обвинить меня в том, что я действовал по правилам, которые установил враг.
– Отойди в сторону, Рингер.
Она мотает головой, и челка раскачивается в такт.
– Этого не будет, сержант.
Темные немигающие глаза, плотно сжатый рот, все ее тело тянется ко мне, пока ее ладонь ждет, когда я отдам трясущийся в моих руках пистолет. Я бы всем рискнул ради ее спасения, и, будь я проклят, она бы сделала то же самое для меня.