Контора Игрек Орлов Антон
– Стив, сделай, как я прошу.
– Ладно. Я тебе кислорода оставлю и постараюсь обернуться быстро.
– Хотя бы «торпеду» возьми, – Лиргисо вытащил из кармашка на поясе черный с золотистым клеймом цилиндрик. – У нее настройка на мой передатчик. Если одумаешься или почувствуешь опасность, вызови меня, буду ждать. И не смотри на Норну, она твою душу выпьет.
– Мою душу просто так не выпьешь. Стив, идем?
– Возьми у него «торпеду», – посоветовал Стив. – Вдруг пригодится. И опусти анизотропный щиток.
– Стив, удели мне всего одну минуту! – взмолился Лиргисо. – Выслушай меня, я кое-что объясню…
– Некогда.
Поль сунул цилиндрик в специальный карман, и сразу же ландшафт изменился, как будто переключили голограмму. Вместо голой каменной равнины, ограниченной линией недалекого горизонта, – скопление тускло отблескивающих темных кристаллов, блуждающие клубы тумана придают им сходство с живыми зарослями.
– Все, я пошел, – предупредил Стив, перед тем как втянуть под панцирь щупальце с динамиком.
– Удачи, – прошептал Поль.
Но Стива уже не было рядом.
Шеф Отдела контрразведки Лорехаун давно мечтал свалить Маршала, недолюбливали они друг друга. Вот к нему-то Саймон и пошел и рассказал о том, что произошло в Солбурге на рынке, присовокупив кое-какие свои выводы. Все как положено: рядовой сотрудник «Подразделения Игрек» проявляет бдительность.
Колесо завертелось – и вот уже есть группа заговорщиков. Саймон обнаружил среди них Фешеда, своего непосредственного начальника, а Грушу и других психологов на тайную сходку не пригласили. Как выяснилось, у всех участников заговора давно уже копились догадки и подозрения, а теперь появилось веское доказательство. Глядя на озабоченные лица и беспокойные потные руки, Саймон готов был плакать от досады: съемочную аппаратуру пришлось выключить – здесь такие меры предосторожности, что, не ровен час, застукают.
Мнения разделились: одни, во главе с Лорехауном, хотели действовать немедленно, другие предлагали обождать, исподволь подготовить почву для переворота. Саймон шепнул Фешеду, что сейчас самый тот момент, потому что Маршал измотан после схватки с Лиргисо, а потом, когда он восстановит силы, с ним нипочем не справишься. Шеф Отдела по связям с общественностью помолчал, подумал, взял слово и высказал эту мысль как свою. Он всегда так поступал. Его довод (а если по правде, то довод Саймона) заставил сторонников выжидательной тактики приумолкнуть.
Шеф Отдела контрразведки изложил план: кто-то один идет к Маршалу, заводит с ним разговор и провоцирует его, тем временем он, Лорехаун, с проверенными людьми добирается до пси-излучателей. Последние хранились в сейфе у Маршала, и включать их на борту «Гиппогрифа» было строжайше запрещено, поскольку они могли повредить «сканерам» в лаборатории Пергу. Ну, теперь-то всем стало ясно, отчего такая забота об этих уродах и почему их держали на флагманском корабле: повод, чтобы припрятать подальше оружие, которое на экстрасенсов с любым коэффициентом действует безотказно.
У Лиргисо от этого оружия есть защита – вероятно, какие-то лярнийские штучки, Стив Баталов и Тина Хэдис, судя по всему, тоже обзавелись подобными штучками, но у Маршала-то защиты нет! По данным Лорехауна, Груша в последнее время штудировал переводную лярнийскую литературу. Оно вроде бы понятно, врага надо знать, но если предположить, что Маршал велел психологу найти описание того самого защитного устройства?..
Как только Лорехаун со своими ребятами вскроет сейф и завладеет пси-излучателем – Маршал, считай, разоблачен и повержен. Лишь бы провокатор не подвел.
– Кто будет провокатором? – спросил бледно-желтый шиайтианин-штабист с печальными отвислыми щеками. – Задача ответственная…
– Исполнитель нужен опытный, находчивый, ради успеха дела готовый на риск, – с раздумьем произнес Лорехаун и посмотрел на Клисса.
– Да, это должен быть человек с опытом таких провокаций, способный к нестандартным решениям, – подхватил руководитель Отдела финансов и тоже посмотрел на Клисса.
И вот уже все они смотрят на Клисса, и от их внимания ему стало неуютно, словно за шиворот сунули пригоршню снега.
– Саймон, ты ведь бывший эксцессер, – нарушил всеобщее молчание Фешед. – Ты справишься.
Саймон принял тройную дозу хминка и отправился к Маршалу. У заговорщиков свой план, а у него свой, и рисковать он будет не ради их победы, а ради эффектной концовки фильма.
Он прокрался по широкому коридору с панелями фальшивого дерева и красной ковровой дорожкой. Здесь обитал высший комсостав, и обычно здесь маялся от безделья дежурный ординарец, но Лорехаун его под каким-то предлогом отозвал.
Вот она, дверь в личные покои Маршала. Тот отдыхал и никого не принимал, Саймону пришлось упрашивать, переминаясь с ноги на ногу перед переговорником, туманно намекать на крайне важную информацию, на проблему, не терпящую отлагательств… Ему удалось-таки заинтересовать Маршала, и дверь открылась.
В жилище Вождя-Основателя он был допущен впервые. Конечно же, обстановка спартанская, конечно же, никакого лишнего комфорта. Ничего похожего на то креслице-качалку с несколькими режимами укачивания и регулируемым подогревом, какое Саймон видел в каюте у Фешеда.
– Клисс, я тебя слушаю, – нетерпеливо буркнул Маршал.
Сейчас он был похож на обыкновенного больного старика, даже глаза слезились.
Саймон завел речь о том, что инцидент на солбургском рынке может вызвать опасный резонанс, потому что Лиргисо публично обвинил Маршала в использовании «магии» – то есть экстрасенсорных приемов, и необходимо поскорее выступить с официальным опровержением, иначе «Контора» всех своих спонсоров растеряет. В коллективе вот тоже брожение начинается… Нужно доказать, что это была инсинуация. Клисс, как пиарщик, пришел к Маршалу за советом, они вместе должны что-то придумать.
Сделав паузу, он хитровато подмигнул и добавил:
– Маршал, мы-то с вами знаем, что это будет надувательство… Я давно понял, что вы всех дурачите, но вы не беспокойтесь, я на вашей стороне. Я не проболтаюсь, молчок, однако слухи сами собой пошли, и надо бы их пресечь.
Маршал молчал. Как будто его резко очерченное угрюмое лицо огрубело до полной нечувствительности – кажется, ударь его, он даже не моргнет. Зато белесые глаза светились холодно, неприятно, как два оконца, за которыми зимняя стужа.
– Саймон, знаешь ли ты, что такое человечество? – вымолвил он наконец свистящим шепотом. – Нет, не знаешь… Это спящий ребенок, неспособный отличить дьявола с рогами и копытами от плюшевого мишки! Человечество еще не доросло… Ни до чего не доросло! Люди – это воробушки малые, щеночки неразумные, их надо защищать от таких, как Лиргисо, от таких, как Тина Хэдис… От таких, как я. И я их защищаю, потому что я – это другое дело. Саймон, ты понимаешь, какая на мне лежит ответственность?
– Понимаю, – поддакнул Саймон.
Вот удача, что Маршал так разговорился, – колоритный будет эпизодик!
– Клисс, я не думаю, что ты на моей стороне, – совершенно справедливо заметил Маршал. – Но, даже если ты не брешешь, я не могу рисковать такой ответственностью, и, как боец «Конторы», ты обязан меня понять.
Вот она – смерть. И Лорехаун со своими проверенными ребятами еще не успел раскурочить чертов сейф… А как же тогда фильм?
Маршал – киборг и экстрасенс, но зато он не в форме после поединка с Лиргисо, а Саймон Клисс – обыкновенный человек, но зато эксцессер под дозой! Не дожидаясь летального исхода, он выскочил за дверь и рванул по коридору. Он добежал до поворота, когда милая сердцу начальства красная ковровая дорожка пыльной змеей вздыбилась, выскользнула из-под ног, хлестнула его, упавшего, свободным концом.
– Маршал, опомнитесь! – отбиваясь от взбесившегося половика, попытался урезонить шефа Саймон. – Я ведь и есть тот самый воробушек и щеночек, которого надо от дьяволов защищать, а вы меня убиваете! Что же вы творите?!
Маршал этому доводу не внял, зато одна из дверей открылась, и кто-то спросил:
– Дежурный, что здесь за бедлам?! Маршал, это вы?
– Клисс сеет панику на борту! – рявкнул Маршал.
А Клисс уже катился кубарем по межпалубной лестнице. В горле першило от пыли. На кого-то налетел, сбил с ног.
– Клисс, ты чего? Спятил?
– Маршал мутировал! – Саймон выкрикнул первое, что пришло в голову. – Заразился от Лиргисо! Он ковры заставляет прыгать, это преступный телекинез!
– Саймон, стой! – проревел позади Маршал.
Нижняя палуба. Корабельные мастерские. Кто другой на месте Саймона метался бы, как загнанная крыса, но он заранее все просчитал и подготовил путь к отступлению еще до того, как пошел к Лорехауну. Возле одного из аварийных шлюзов его ждет маленький бот, так что прощай, «Контора Игрек»! А если поймают, он скажет, что спасался от Маршала, от изобличенного внутреннего врага, чтобы после, когда правда восторжествует, вернуться к исполнению своих служебных обязанностей.
Он проворно петлял на четвереньках среди пахнущих лаком контейнеров с какой-то автоматикой, закупленной на Рубиконе. Маршал его слышал и ориентировался по звуку – еще бы киборг не слышал! – но чувствовал себя неважно, а то бы давно уже настиг.
– Саймон, стой! – опять прозвучал его властный голос. – Выходи!
И вдруг нахлынуло ощущение горечи и вины, и Саймон понял, что правы были все те, кто обзывал его подлецом. Он чуть не закричал от внезапной душевной боли, словно в сердце всадили шило. Как же он виноват перед самим собой! Если разобраться, он никогда себя не жалел, никогда по-настоящему о себе не заботился. Работая в «Перископе», он чуть не извел себя чрезмерными дозами мейцана, он съел свое собственное ухо, он постоянно рискует… Господи, да разве можно с самим собой так обращаться?
«Я не заслуживаю прощения. Я себя предал. Нет, я должен себя спасти! Себя и фильм. Кто-то сказал, что человек – это целый мир, Саймон Клисс – целый мир, и этот мир, который во мне, по моей вине оказался на краю гибели. Никогда больше не буду подвергать себя таким опасностям! Слышишь, Господи, никогда! Все они хотят меня убить, и я должен беречь себя как зеницу ока. Раньше я не берег и не жалел себя, но я исправлюсь…»
Маршал что-то приказывал и требовал, с грохотом отшвыривая с дороги контейнеры, да только Саймон больше не обращал на него внимания. Вперед! Неожиданное озарение подействовало на него не хуже ударной дозы допинга.
Как на крыльях он промчался по коридорам и лестницам, прыгнул в загодя приготовленный бот. Позади стучали подошвы Маршала, но Саймон успел покинуть «Гиппогриф» через аварийный шлюз. Ощущение чудовищной, безграничной вины исчезло так же внезапно, как появилось. Все-таки странно, никогда раньше Саймон ничего похожего не испытывал… Глаза до сих пор мокрые от слез (хорошо, что линзам это нипочем), он помотал головой, стряхивая остатки тягостного бреда. Значит, вот она какая, совесть. Натуральный психоз. Слава богу, что отпустило.
За иллюминаторами – наводящий оторопь диск Норны и застывшие пыльные пейзажи. Куда теперь? Сдаться Космополу? Или махнуть в один из здешних дрянных городишек, раздобыть там денег и сесть на любой транспорт до ближайшей пересадочной? Мигание на пульте мешало собраться с мыслями.
Тут Саймон встрепенулся: неспроста мигает! Двигатели не в порядке, хотя еще недавно были в порядке… Прощальный гостинец от Маршала, на то он и экстрасенс.
Клисс поскорее запаковался в скафандр, снова плюхнулся в кресло и дрожащими пальцами в толстых перчатках защелкнул пряжки страховочных ремней: бортовой компьютер призывал его подготовиться к катапультированию. Скафандр паршивенький, без анизотропного щитка. Сунуть в кабину коробку с гримом Клисс не забыл, но снимать шлем и менять внешность некогда – пошел отсчет секунд.
Его выбросило над скалистой местностью, после чего бот канул за близкий горизонт и там взорвался. Саймон остался один-одинешенек, с запасом кислорода на три часа и бесполезным на поверхности Рузы передатчиком.
Не хотелось верить, что это конец. Наугад выбрав направление, он двинулся вперед длинными шагами-прыжками, здесь малая сила тяжести. Он так и не узнал, добрался ли Лорехаун до пси-излучателей и сверг ли Маршала, – и, наверное, никогда уже не узнает.
Хорошо бы уйти подальше от этой мертвой пятнистой морды в небе – до того, как три часа истекут и закончится кислород. Саймон не хотел смотреть на нее во время предстоящей агонии.
Если он никого не встретит, он пропал. Несколько раз ему казалось, что он видит вдали машины, роботов, людей в скафандрах, но, когда приближался, выяснялось, что это скалы. Обман зрения.
Фильм тоже пропал, никто его не увидит. Саймон плакал, щиток шлема запотел от сырости, и пришлось включить автоочистители – они замелькали перед лицом, как лапки насекомых. Кислорода на полчаса.
В дальнем просвете между скалами чернеет лес, на опушке стоит человек в скафандре. Еще один здешний мираж.
Человек пошевелился. Да нет же, настоящий! Вероятно, геологоразведчик. Саймон повернул в ту сторону. Включив динамик шлема на максимум, он кричал на бегу и размахивал руками. Только бы его заметили. Только бы не улетели без него.
Глава 5
В кабине было холодно, ниже нуля по Цельсию. Ивена и Лейла в больших, не по размеру, скафандрах не мерзли, хотя щитки их шлемов были подняты, и Тина не стала прибавлять температуру. Ей скафандра не хватило, но она почти не чувствовала холода.
Она дважды теряла сознание, а девочки пытались ее лечить, как учил их Стив, и сейчас ей стало немного получше, но руки по-прежнему отечные, опухшие, из ребра левой ладони до половины высунулось лезвие, втянуть его обратно никак не получается, и со зрением что-то неладно.
Вдобавок ощущение тяжести, как будто сам воздух на тебя давит – все-таки 2,5 g. Девочки страдали от этого сильнее, чем Тина. Они полулежали в креслах, кое-как пристроившись (машину заклинило в скальной развилке с порядочным креном), и старались лишний раз не двигаться.
По всей кабине белели сгустки выполнившего свое назначение амортизирующего желе. Вроде бы оно должно быть еще и съедобным, но аппетита ни у кого не было.
Если Стив до сих пор не появился, на то есть причины. Тина знала о мертвых зонах. Девочек Стив пока не обучал телепортации – для этого нужен хороший самоконтроль, иначе получится как у Поля: тот во время тренировки очутился в соседнем доме, который сносили строительные роботы, и заработал неистребимый страх перед телепортацией. Но даже если бы кто-то из них это умел, из мертвой зоны таким способом не выберешься.
За маленькими иллюминаторами справа и слева – голый неровный камень, за лобовым стеклом – внутренняя поверхность сомкнутых стальных створок. Наружные видеокамеры все еще функционируют. На одном из уцелевших обзорных экранов можно разглядеть исхлестанную ураганными ветрами тускло-розовую равнину с торчащими из земли, как рыбьи плавники из воды, невысокими прилизанными скалами, на другом – проносящиеся в сумасшедшей спешке тучи, невзрачное солнце и по соседству с ним бледный кружок луны (это, наверное, Руза).
Корпус машины подрагивал под ударами ветра. Снаружи постоянно шуршало и свистело, вселяющие тревогу звуки проникали сквозь обшивку.
– Тина, мы долго здесь проживем? – спросила Лейла.
– Около пятидесяти часов.
– Это за счет энергозапаса? Должна быть еще аварийная солнечная батарея.
– Вдребезги. Но, я надеюсь, за двое суток Стив что-нибудь придумает.
Находясь в нормальном состоянии, Тина могла бы остановить дыхание и переключиться на замкнутый кислородный обмен – на два часа, а потом, после пятнадцатиминутного промежутка, еще раз, и еще… Дублирующая система обмена вышла из строя, как и все ее искусственные системы. Это сделал Лиргисо или кто-то другой? Тину мучил этот вопрос наряду с беспокойством по поводу развязки. Она прожила тридцать семь лет, и столько всего с ней было – на несколько жизней хватит, а Ивена с Лейлой совсем еще маленькие… Они вызывали в ней чувство, близкое к материнскому.
– Я когда-то об этом мечтала, – дрожащим голосом произнесла Лейла.
Ее обрамленное шлемом личико сморщилось, и непонятно было, готова она разрыдаться или пытается улыбнуться сквозь слезы.
– О чем?
– Чтобы умереть не в инвалидном кресле, а в какой-нибудь космической катастрофе, и чтобы я была сильная и здоровая и на мне скафандр…
– Подожди, у нас еще пятьдесят часов впереди, – напомнила Тина.
Края иллюминаторов заиндевели. Жаль, что там ничего интересного, сплошной камень.
– А давайте истории рассказывать, – предложила Ивена.
– Какие? – отозвалась Лейла.
– Всякие… Про себя… Тогда легче будет ждать.
– Давайте, – поддержала Тина. – Рассказываем по кругу, кто первый?
Откуда на Рузе лес? Черные деревья в клубах тумана, раскидистые, лишенные листвы – как на Ниаре в средней полосе поздней осенью. Не хватает только пожухлой травы под ногами и щебета озябшей птичьей мелюзги. Может, агония уже началась и Саймон бредит? Но ведь он пока дышит, кислорода еще на двадцать минут.
А человек по-прежнему стоит на опушке. Один, вот что странно. Или это смертник, приговоренный своими же товарищами? Саймон слышал о том, что здешние геологоразведчики живут по собственным законам и, если кто, по их понятиям, совершит преступление, его не в полицию сдают, а оставляют одного на поверхности Рузы или другого какого спутника, с небольшим запасом кислорода и без антиграва.
Если это смертник, радоваться нечему. Разве что отнять у него последние остатки кислорода… Так ведь он небось не дурак и попытается сделать то же самое.
Саймон с бега перешел на шаг. Оружия у него нет – дразнить Маршала его отправили налегке, а то, что припрятал в кабине бота, некогда было вытаскивать. Тут человек слегка повернулся: на спине ранец антиграва – значит, не смертник. Саймон снова побежал.
Человек заметил его. Геологоразведчик в полной экипировке. А что это лежит на земле у его ног? Господи, целый штабель ярко-красных кислородных баллонов!
Голый осенний лес превратился в скопление ветвящихся черных кристаллов, блестящих, неподвижных. Никакой мистики.
– Привет! – задыхаясь, выпалил Клисс.
– Привет, – хрипло отозвался геологоразведчик.
Затемненный непрозрачный щиток, лица не рассмотришь. А скафандр из самых дорогих и супернадежных – не то что хлипкий костюмчик Саймона.
– Не знаешь, до ближайшего города далеко? А то у меня машина гробанулась. Если слышал взрыв, так это был я.
– Вроде далеко. Не знаю.
– Как тебя звать-то? – Саймон постарался изобразить дружелюбную улыбку.
– Томек.
– А меня…
– А тебя – Саймон Клисс, – опередил его Томек.
Клисс собирался назваться Альфредом Чегроу, ниарским репортером, и от неожиданности онемел. Томек тоже молчал, на его затемненном щитке играли розовые блики.
– Откуда ты меня знаешь?
– Кто же тебя не знает? Я еще в колледже учился, когда про тебя в новостях показывали. Дело «Перископа».
– Ты чего, простудился? – Хорошо бы перевести разговор на другую тему. – Вон как хрипишь…
– Динамик барахлит.
– А-а… Послушай, будь другом, одолжи баллончик. У меня кислород, считай, на нуле, видишь? – Саймон показал табло индикатора на манжете скафандра. – Потом как-нибудь сочтемся.
– Возьми, – разрешил Томек.
Вот удача-то… Саймон заменил с его помощью порожние баллоны на полные. Томек при этом вскользь бросил, что в перчатках неудобно, и Саймон про себя отметил, что он, видно, из новичков, для опытного геологоразведчика скафандр – вторая кожа.
– А что ты здесь делаешь, ежели не секрет?
– За кристаллами наблюдаю.
– Один?
– Если что, я напарника вызову, – Томек машинальным жестом дотронулся до кармашка на поясе.
Что у него там – «торпеда»?
– Почему же вы не вместе держитесь? – продолжил выпытывать Клисс. – Я слыхал, здесь того, опасно…
– Мой напарник – такая сволочь, что лучше без него, чем с ним.
«Ага, конфликтик… Судя по твоему снаряжению, работодатель у вас безобразно богатый, и вы с напарником небось из-за деньжат перегрызлись, каждый хочет урвать побольше. Учтем, учтем…»
Саймона охватило лихорадочное веселье. Он спасен, и в придачу ему подвернулось недалекое и жадное «живое сырье», из которого можно веревки вить. Он этого Томека сразу раскусил.
– Понимаешь, машина-то у меня гробанулась… Можно, я с тобой подожду? Тебя ведь отсюда скоро заберут?
– Когда надо будет, заберут.
– Сколько тебе лет? Мне кажется, ты парень молодой, я угадал? А я вот повидал в жизни всякое…
Можно ведь рассказать ему про ухо и про Топаза! Выслушает, никуда не денется.
– Ты когда-нибудь ел жаркое из собственных ушей? – с горькой усмешкой поинтересовался Саймон.
– Нет.
– А мне довелось попробовать… Не по своей воле. Кто такой Лиргисо, знаешь? Когда меня из тюряги на Ниаре выпнули – типа уже исправился, подыхай где хочешь, – этот лярнийский урод взял меня на работу. А в офисе у него голограмма была: солнце зеленое, как сморчок, небо заплесневелое, болото с цветочками – в общем, тошнятина. Его любимый лярнийский пейзажик, а я же не знал, я сказал – искусственный. И он мне тогда пари навязал: если искусственный – он мне сто тысяч, а если настоящий – я съем свое ухо. Нечестно, ага? Ну, про честных людей или там про честных негуманошек – это сказки для дурачков. Твой напарник, наверное, тоже нечестный хмырь, ага, угадал? Так вот, слушай сюда, что было дальше…
Геологоразведчик хранил молчание, не поддакивал. Клисса это задевало. Он не видел лица Томека, но интуитивно чувствовал его неприязнь. Почему же тогда Томек разрешил взять баллоны? Непонятно…
«Да он хочет кому-нибудь сдать меня за награду! „Конторе“, Лиргисо или Космополу – кто больше заплатит, тому и сдаст. Напарник его надувает, так он за мой счет решил поживиться. Погоди, парень, ты еще эксцессеров не знаешь…»
Рассказывая, Саймон соображал, как действовать. Отнять у Томека антиграв не получится: на поясе кобура, здешним геологоразведчикам палец в рот не клади. А у Клисса только завалящая отвертка в одном из карманов скафандра, проку от нее… Хотя… Разве он не эксцессер? Разве он не способен создать если не катастрофу, то хотя бы заурядный несчастный случай с помощью любой подвернувшейся под руку ерундовины?
«Еще немного, и я его пристрелю».
Лиргисо утверждал, для того чтобы составить истинное представление о Саймоне Клиссе, надо хотя бы полчаса с ним поговорить, – и теперь Поль наконец-то понял, что он имел в виду.
– …Жизнь – это неприглядное дерьмецо, и надо быть простофилей, чтобы думать по-другому. Ты же со мной согласен, ага? Твой напарник тебя за простофилю держит, а я вижу, что ты парень не промах. Знаешь, что такое тихаррианский мурун?
– Знаю, – сквозь зубы отозвался Поль.
Мучнисто-бледное, нервно-оживленное лицо Клисса беспокойно гримасничало за щитком шлема. Смесь заискивания и наглости, как у профессиональных попрошаек. Неприятный блеск цепких водянисто-голубых глаз напоминал Полю о потусторонних «треугольниках», которые напали на него в домберге. Хотелось ударить кулаком по щитку – но, если щиток треснет, человек умрет…
Поль отвернулся. Лучше смотреть на Норну. Лиргисо заблуждается: эта розовая бездна в темных пятнах и спиралях ураганов завораживала его, но подчинить не могла и выпить его душу не могла.
– …Если ты заведешь у себя дома какую-нибудь гадину – кошку там или муруна, потом разоришься жратву ей на свои кровные покупать. Хочешь не хочешь, а корми, иначе она тебя самого с потрохами слопает! Домашние животные паразитируют на человеке, это общеизвестный факт. Тогда и глистов надо в домашние животные записать! Хе-хе, почему до сих пор не додумались… Представляешь, такая глиста у тебя в аквариуме живет?.. Я, когда в школе учился, однажды с десяти метров кирпичом в кота попал! Не люблю их. Одни уроды эту погань заводят, а Лиргисо – он же лярнийский урод, вообще отморозок, он муруна с Тихаррои выписал и бешеные деньги за него выложил. К примеру, такие простые ребята, как мы с тобой, на эти деньги целый год бы жили и ни в чем не нуждались…
Пальцы сами собой скользнули по кобуре.
«Убью ведь…»
– Ты бы заткнулся.
– Томек, не психуй. Я же понимаю, почему ты психуешь: напарник оставил тебя за кристалликами наблюдать, а сам рыщет и что-то ищет, и когда найдет – всю премию заграбастает. У вас всегда так бывает, ага?
Черная фрактальная роща в клубах вязкого тумана тревожила и манила. Может, если он туда пойдет, Клисс за ним не увяжется?
Стив еще не добрался до Тины и девочек, но, похоже, все там будет в порядке. А Поль пока прогуляется по каменной роще. Если заблудится – у него есть антиграв и на крайний случай «торпеда».
Он поднял связку баллонов. На Рузе они почти ничего не весят.
– Я пошел снимать показания с датчиков. Если хочешь, чтобы тебя забрали вместе со мной, жди здесь.
– Ага, ага, подожду, – торопливо согласился Клисс, даже кивнуть попытался, хотя в скафандре это сделать непросто. – Ты иди, я никуда не денусь. Баллончики-то мне оставишь? Парочку, лучше три-четыре, ага? Здесь никак нельзя без взаимопомощи…
– Оставлю, – с отвращением бросил Поль. – Ты-то сам почему здесь один?
– Работал я кое-где по контракту, но там все такая же сволота, как твой напарник. Денег не платили, и я оттуда ушел, типа уволился. Кстати, ты у кого работаешь? Вам спец по черному пиару не нужен?
– Нет.
«Пусть Тина и Стив решают, что с ним делать, а я его больше не вытерплю. Еще чуть-чуть, и стану убийцей».
Отвернувшись от Клисса, он прикрыл глаза. Тина, Ивена и Лейла живы, Стив идет к ним.
Поль снова взглянул на Клисса – и тут его передернуло. Саймон Клисс показался ему обреченным, маленьким, беззащитным, над ним нависло что-то жуткое, неумолимое… Это невозможно описать, это надо увидеть зрением «сканера». Откуда оно взялось? Только что не было, а теперь есть, словно возникло из ничего, из аммиачного тумана, и за считаные секунды сгустилось, превратилось в почти осязаемый кошмар.
– Тебе угрожают серьезные неприятности, – какое бы отвращение ни вызывал Клисс, не предупредить его Поль не мог. – Я это чувствую, у меня интуиция хорошо развита. Буквально минуту назад что-то в твоей ситуации изменилось в худшую сторону. Не знаю, что это, но тебе стоит это учесть.
– Да я стреляный воробей, не пропаду, – лицо за щитком выглядело беспечным и пакостно довольным. – Иди к своим датчикам, я тебя тут подожду.
«Значит, за мной он не потащится. И на том спасибо».
Не глядя больше на Клисса, Поль вошел в просвет между черными друзами, ноги по колено утонули в тумане. Как здесь тихо…
Саймон с ухмылкой смотрел ему вслед. Иди, иди… Ни антиграва, ни «торпеды» у тебя больше нет, а ты и не заметил. Ловкость рук, знай наших!
У антиграва по бокам щелки, и если загнать туда в нужном месте достаточно длинный металлический штырь, эта штука летать больше не будет. Вот и пригодилась отверточка… Томек в это время стоял столбом, запрокинув к небу невидимое за темным щитком лицо. В щитке отражалась Норна, страшная, мутно-розовая, пятнистая. Саймон шумно топтался и говорил без умолку, поэтому Томек не услышал, как за спиной тихонько хрустнуло.
От него лучше избавиться: знает, кто такой Саймон Клисс, и настроен враждебно. Саймону от таких недружелюбных ребят не раз доставалось. Теперь надо найти общий язык с его напарником… Если Саймон все схватил верно, тот будет рад отделаться от нелюдимого и высокомерного Томека.
А насчет интуиции Томек мог и приврать. Неприятности наступают Клиссу на пятки, особенно если Маршал подавил мятеж и выслал погоню за сбежавшим провокатором, но Саймон ведь не дурак, он о своем ближайшем будущем позаботился. Незаметненько так, осторожненько вытянул «торпеду» из кармана у Томека – и сделал это аккурат за минуту перед тем, как тот выдал свое зловещее пророчество.
Тяжелый десантный бот болтался в бурлящей норнианской атмосфере, как надувная лодка на просторах штормового океана. Техникам, отвечающим за генератор Гермеля-Нао, было муторно, и вовсе не потому, что их одолела морская болезнь. Генератор антиматерии (в просторечии антимат) – устройство капризное, для того чтобы выйти из строя, ему не много надо. После каждого использования его приходилось ремонтировать и заново отлаживать, и в этой болтанке он может накрыться еще до того, как его успеют пустить в дело.
Римма сочувствовала техникам. Она не любила кому-нибудь сочувствовать – словно у нее что-то отнимают, словно ее обманом вынуждают проявить слабость, – но сейчас тот случай, когда можно. Вдруг ребята не сумеют выполнить приказ Маршала?
Их группа получила задание найти и аннигилировать сбитую машину Тины Хэдис. Работа для пилотов и техников, троих ликвидаторов послали вместе с ними скорее по традиции, чем из необходимости.
Римме задание не особенно нравилось. Когда-то она мечтала стать такой, как Тина Хэдис. Если честно, то и сейчас бы не отказалась. «Страшное это дело – расстрелять собственную мечту». Фраза из детской книжки, пораженческой и беззубо-нравоучительной, которую Римма давным-давно читала.
Маршал сказал – надо, а Маршалу виднее. К тому же если Тина и те две девчонки погибли, это будет не убийство, а что-то вроде кремации, если до сих пор живы – это опять же не убийство, а скорее акт милосердия. Маршал считал, что они вполне способны выжить и выбраться с Норны. Сам он тоже когда-то выбрался оттуда, но таких случаев один на тысячу.
После стычки в Солбурге он показался Римме постаревшим и больным. Она презирала больных (сами виноваты), но это же Маршал, ему простительно. Вдобавок ребята говорили, что он одержал психологическую победу над Лиргисо: так на него посмотрел, что лярнийский отморозок сразу позабыл о своих экстрасенсорных заморочках и вначале пытался Маршала переглядеть, а потом позорно сбежал.
– Корабль!
Выкрик одного из пилотов заставил Римму встрепенуться. Все уставились в иллюминаторы, она тоже повернулась. Это что?.. Корабль, но какой – парусник!
Он мчался вдали, подхваченный ураганом: темный сигарообразный корпус и сложная система парусов, похожих на крылья. Направление ветра то и дело менялось, паруса тоже находились в непрерывном движении – вот это маневренность! Он стремительно приближался, прошел рядом.
– Антимат сдох! – Горестный возглас одного из техников нарушил воцарившуюся тишину.
– Совсем? – спросил командир группы.
– Совсем. Прямо в тот момент, когда эта штука была около нас. Наверное, у нее какие-то поля…
На боевом задании можно поставить крест, пора возвращаться на базу, но они следили за норнианским парусником, забыв об инструкциях, хотя не миновать им нагоняя за праздное любопытство. «Мы – люди, и нечеловеческого нам не надо», – один из основополагающих идеологических принципов «Конторы Игрек», Маршал любит его цитировать. Так что они понапрасну теряли время и расходовали подотчетное горючее, но уйти не могли.
Парусник описывал круги над простирающейся внизу бескрайней равниной, воспаленно-розовой, как рубиконское небо на закате, и круги эти раз за разом сужались. В то же время он терял высоту. В иллюминаторы уже ничего не разглядишь, но мощная бортовая оптика позволяла продолжать наблюдение.
Это машина или живое существо? Мнения разделились. Он то разворачивал паруса, то складывал и втягивал, его корпус тоже менял форму – то эллипсоид, то подобие гигантского лезвия, рассекающего встречный ветер, лобовое сопротивление сведено до минимума.
Он идеально приспособлен к условиям Норны и за счет своих маневров может двигаться в этой бушующей среде в любом произвольно выбранном направлении. Пилоты матерились, не скрывая восхищения и зависти.
Паруса убраны, теперь он ползет по земле навстречу ураганному ветру. Что у него под брюхом – лапы или гусеницы?
Из кипящей пылевой завесы впереди вынырнуло перекати-поле – громадный, несколько десятков метров в диаметре, клубок растений-симбионтов, населенный примитивными животными, – промчалось мимо, а неведомый норнианский зверь продолжал свой путь.
Распухшее вполнеба светило наблюдало за Саймоном с загадочной лунно-сумасшедшей ухмылкой. Ну и пусть таращится, оно еще не знает, что Саймон его перехитрил.
Он всех перехитрил – и «Контору», и Томека. И напарника Томека перехитрит, никуда тот не денется. Клисс мысленно набросал его портрет: громила-геологоразведчик, грубоватый, недалекий, прижимистый, себе на уме, его распирает от сознания собственной крутизны, и он твердо убежден, что никто его не проведет. Манипулировать такими ребятами – плевое дело.
Сначала Саймон обрадует этого парня известием о том, что выскочка Томек (он тебя надувал, приятель, да еще хвалился перед каждым встречным!) сгинул в тумане, в дебрях кристаллического леса, а после предложит чуток подзаработать, сдав Космополу знаменитого Саймона Клисса.
Космопол – самый безопасный вариант, Клисса там будут беречь и лелеять как ценнейшего свидетеля. А иначе, если скрываться на свой страх и риск, ликвидаторы «Конторы» его настигнут.
Находясь в заключении, Саймон завершит работу над фильмом, продаст кому-нибудь за семизначный гонорар свои мемуары… Ежели разобраться, Космопол он тоже перехитрит!
Предвкушая, как он задурит голову напарнику Томека, Саймон выудил из кармана «торпеду», нажал на кнопку. Импульс на секунду. И сколько теперь ждать?
Он повернулся, высматривая в мутных просторах далекую машину, – и вздрогнул, заметив в нескольких шагах от себя человека. Щиток шлема, как и у Томека, затемнен, на черном скафандре инеем искрится в розоватом свете Норны алмазная насечка – видать, везунчик, не раз и не два срывал крупный куш. Скоро же он нарисовался! Как будто до сих пор сидел и ждал за ближайшим каменным кустиком.
– Чего вылупился, парень? – стараясь совладать с легким замешательством, усмехнулся Саймон. – Это называется сюрприз! Нет больше Томека, я вместо него.
– Я вижу, что ты вместо него, – у этого динамик тоже хрипел. – И как прикажешь это понимать?
Была очередь Тины, и она рассказывала о том, как в детстве тайком каталась с большой ледяной горки, которую строили каждую зиму в парке неподалеку от их дома. Считалось, что большая горка – развлечение не для девочек, и Тина бегала туда по вечерам, когда зажигались фонари: в потемках не разберешь, кто есть кто.
Обзорный экран с небом к этому времени погас, а второй, где равнина и скалы-плавники, до сих пор работал. Одна из скал двигалась. Сначала Тина решила, что ей мерещится – в ее-то состоянии! – но Ивена и Лейла тоже заметили.
Тина прервала рассказ. До сих пор в пейзаже на экране ничего не менялось, разве что изредка мелькали темные шары – местные растения, но их уносил ураган, а эта штука ползла против ветра.
– Лейла, знаешь, как открыть створки? Они с той стороны.
Девушка развернула кресло к пульту, привела спинку в вертикальное положение, ввела команду. Рука в защитной перчатке двигалась вяло, с трудом: для хрупкой Лейлы 2,5 g были непосильной нагрузкой.
Лобовые створки застрявшей в скальной развилке машины со скрежетом разошлись – просвет шириной в ладонь.
– Оно идет прямо на нас, – пробормотала Лейла. – Оно же нас раздавит!
– А по-моему, он добрый, – возразила Ивена.
– Может раздавить и не заметить.
– Нас защищает скала, – напомнила Тина. – Он ее обойдет.
Темная глыба надвигалась, заслоняя пыльно-розовую даль.
Тина приподнялась, держась за спинку пилотского кресла, прищурилась. Ей удалось разглядеть лапы существа и показалось, что длинные мощные когти вращаются – буквально ввинчиваются в почву. Так вот почему ветер его не сносит…
Оно совсем близко, уже ничего не видно. Тина велела Лейле на всякий случай закрыть створки.
Ритмичный прерывистый стук по корпусу. Азбука Морзе.
«Привет, это я, Стив. Я за вами. Сейчас раздроблю скалу, чтобы достать машину, и поедем домой».