Полет сокола Широков Алексей

– Меня уже здесь не будет, я заказал билет на пароход Пиренейско-Восточной компании, что отправляется в Англию в начале следующего месяца. – После долгой паузы он продолжил: – Желаю тебе радости и счастья… и прости мне резкие слова в адрес твоего будущего мужа.

– Я понимаю. – Робин пожала ему руку. – Вы с ним совсем разные.

«И слава Богу!» – чуть не вырвалось у Зуги, но он вовремя прикусил язык, не желая поминать имя всевышнего всуе.

Снова наступило молчание.

С самого прибытия в Кейптаун Зуга размышлял, как бы выведать у Робин содержание ее рукописи и как уговорить сестру не обнародовать лишние подробности, чтобы не повредить репутации семьи. Теперь, когда выяснилось, что Робин не собирается возвращаться в Англию, повод представился сам собой.

– Сестренка, если твоя рукопись завершена, я готов передать ее Оливеру Уиксу.

За время плавания в Англию можно не торопясь прочитать записки, а если отвезти их в редакцию не сразу, а через месяц-другой после прибытия, то отчет майора Баллантайна будет опубликован раньше и наверняка снимет сливки читательского интереса и внимания литературных критиков.

– Как, разве я не говорила? – Робин лукаво прищурилась. – Рукопись отослана с почтовым пароходом за месяц до твоего возвращения. Уикс наверняка ее опубликовал. Надеюсь, со следующим почтовым пароходом он пришлет рецензии.

Зуга вырвал руку и посмотрел на сестру сверху вниз; в глазах его сверкнула холодная ярость.

– Мне казалось, я упоминала… – невинно повторила Робин.

Последний шанс, если он и оставался, был окончательно потерян. Теперь они враги, и Робин почему-то была уверена, что главным предметом их спора станет земля и народ той далекой страны меж двух великих рек, которую Зуга назвал Замбезией.

В конце Вудстокской дороги, на берегу реки Лизбек, неподалеку от Королевской астрономической обсерватории, расположен склад Картрайтов – обширное строение с рифленой железной крышей и выбеленными стенами из кимберлийского кирпича.

У дальней стены главного складского помещения, почти полностью скрытые ящиками, тюками и бочками, громоздящимися чуть ли не до потолка, стояли три предмета, оставленные на хранение майором Моррисом Зугой Баллантайном, который направлялся в Лондон на борту парохода «Бомбей» Пиренейско-Восточной пароходной компании.

Два гигантских слоновьих бивня идеально обрамляли третий предмет. В плетеном футляре из слоновой травы, перевязанном веревкой из коры, хранилось изваяние, вырезанное из мыльного камня, установленное на широком тяжелом постаменте. По воле случая статуя смотрела точно на север.

Изваяние долго путешествовало – сначала на плечах носильщиков, потом в грубой бурской телеге без рессор. По пути травяной футляр обтрепался, и теперь из него гордо выглядывала голова хищной птицы. Незрячие каменные глаза смотрели через полторы тысячи миль лесов, гор и пустынь – туда, где скрывался разрушенный город, обнесенный стенами. Казалось, слова пророчества Умлимо парят над резной головой птицы:

«Белый орел ринулся на каменных соколов и поверг их на землю. Орел вновь поднимет их, и они улетят далеко. До их возвращения не будет мира в королевствах Мамбо и Мономотапа, ибо белый орел будет сражаться с черным быком, пока соколы из камня не вернутся в родное гнездо».