Опасное наследство Фоллетт Кен
– В таком случае… – начал Хью и помедлил, растягивая момент торжества. – В таком случае я принимаю ваше предложение.
Августа наконец-то потеряла самообладание. Лицо ее покраснело, глаза едва не вылезли из орбит.
– Ты будешь жалеть об этом всю свою жизнь! – выпалила она, отвернулась и пошла прочь.
Направляясь к двери, она не обращала внимания на попадавшихся ей на пути людей, которые удивленно оборачивались вслед. Поняв, что ее чувства отражаются на лице, Августа постаралась прийти в себя, но эмоции оказались сильнее. И почему в выигрыше вечно остаются те, кого она ненавидит и презирает? Эта потаскушка Мэйзи, выскочка Хью и наглая толстушка Нора – все они расстраивали ее планы и получали то, что хотели. От боли в животе Августу едва не стошнило.
Наконец она дошла до двери и оказалась на площадке второго этажа, где толпа была реже. Схватив за пуговицу проходившего мимо лакея, она приказала:
– Подайте экипаж миссис Пиластер, немедленно!
Лакей тут же умчался выполнять приказ. По крайней мере, она до сих пор способна запугать слуг.
Не сказав никому ни слова, даже своему мужу, она покинула бал и поехала домой. Пусть Джозеф добирается сам как сможет. Всю дорогу до Кенсингтона она кипела от злости.
Дома ее встретил дворецкий Хастед.
– Вас ожидает в гостиной мистер Хоббс, мэм, – сказал он заспанным голосом.
– Что ему надо в такой час?
– Он не сказал.
Августа была не в настроении принимать редактора «Форума». Почему он пришел к ней до рассвета? Ей захотелось пройти прямо в спальню, никак не отреагировав на столь странный визит, но потом она вспомнила о титуле пэра и решила все-таки поговорить с ним.
Хоббс сидел у камина в гостиной и клевал носом.
– Доброе утро! – громко произнесла Августа.
Хоббс вскочил с кресла и уставился на нее сквозь пыльные очки.
– Миссис Пиластер! Доброе… эээ… утро! Да, утро.
– Почему вы пришли так поздно?
– Я подумал, что вам захотелось бы первой посмотреть на это, – ответил он, протягивая ей свежий выпуск журнала «Форум», еще теплый и пахнущий типографской краской. Августа открыла его на титульной странице и прочитала заголовок главной статьи:
МОЖЕТ ЛИ ЕВРЕЙ БЫТЬ ЛОРДОМ?
Августа воспрянула духом. «Сегодняшнее фиаско – лишь небольшое поражение», – твердила она себе. Впереди ее ожидают другие битвы. Она пробежала глазами несколько первых абзацев:
«Мы надеемся на то, что распространившиеся в последнее время в Вестминстере и в лондонских клубах слухи о том, что премьер-министр намерен удостоить титула пэра выдающегося банкира еврейской национальности, так и останутся слухами.
Мы никогда не призывали к борьбе с другими религиями. Но любой терпимости есть свои пределы. Присуждение высшей награды тому, кто открыто осуждает идею христианского спасения, – это опасное приближение к тому, что можно назвать богохульством.
Разумеется, всем известно, что сам премьер-министр по своему происхождению еврей, но он давно крещен и клялся в верности Ее Величеству на христианской Библии, и поэтому в связи с его возведением в дворянское достоинство никаких конституционных сомнений не возникало. Но мы вынуждены спросить себя, до какой степени некрещеный банкир, о котором ходят слухи, готов поступиться своими убеждениями и поклясться на Ветхом и Новом Завете. И если он станет настаивать на том, чтобы клясться исключительно на Ветхом Завете, то как это воспримут заседающие в палате лордов епископы? Умолчат ли они об этом или поднимут свой голос в знак протеста?
Мы нисколько не сомневаемся, что сам по себе этот человек – благонамеренный гражданин и честный предприниматель…»
Далее статья продолжалась в том же духе.
– Неплохо, – с удовлетворением сказала Августа, поднимая голову. – Это должно вызвать шумиху.
– Надеюсь на то.
Быстрым, почти птичьим, движением Хоббс нащупал в своем кармане и вытащил какую-то бумагу.
– Я позволил себе договориться о покупке типографского пресса, о котором говорил вам. Вот купчая…
– Зайдите в банк утром, – сухо отрезала Августа, отказываясь брать в руки бумагу.
По какой-то причине она никак не могла заставить себя быть любезной с Хоббсом слишком долго, даже несмотря на то что он старательно выполнял все ее указания. Уж слишком сильно ее раздражало что-то в его манерах. Сделав над собой усилие, она сказала более мягким тоном:
– Мой муж выпишет вам чек.
– В таком случае не смею вас больше беспокоить, – поклонился Хоббс и вышел.
Августа с облегчением вздохнула. Она еще всем покажет. Мэйзи Гринборн думает, что она главная светская красавица? Ну что ж, пусть она танцует с принцем Уэльским хоть всю ночь напролет, но пресса ей неподвластна. Не сразу Гринборны оправятся от такого удара! А тем временем Джозеф получит титул пэра.
Почувствовав, что ей немного полегчало, Августа села, чтобы дочитать статью.
III
На следующий день после бала Хью проснулся в великолепном настроении. Его жену приняли в высшем обществе, а ему самому предложили стать партнером Банка Пиластеров. Благодаря этому он со временем сможет зарабатывать не тысячи фунтов, а сотни тысяч фунтов и когда-нибудь станет настоящим богачом.
Солли, конечно, расстроится, узнав, что Хью так и не сможет поработать вместе с ним. Но Солли – настоящий друг, он все поймет.
Облачившись в халат, Хью вынул из ящика стола подарочную коробочку для драгоценностей, положил ее в карман и направился в спальню жены.
Спальня Норы была большой, но казалась тесной. Окна, зеркала и кровать были задрапированы шелковой тканью с узорами; пол покрывал ковер с толстым ворсом; на стульях лежали вышитые подушки; на каждой полке и тумбочке стояли многочисленные картинки в рамках, фарфоровые куклы, миниатюрные шкатулки и другие безделушки. В оформлении преобладали розовый и голубой цвета, но на обоях, покрывалах, занавесках и обивке встречались и все остальные цвета, отчего временами пестрило в глазах.
Нора сидела на кровати в окружении кружевных подушек и пила чай. Хью присел на краешек и сказал:
– Этой ночью ты была великолепна.
– Да, я всем им показала, – похвалилась Нора, довольная собой. – Я танцевала с принцем Уэльским.
– И он никак не мог оторвать глаз от твоей груди, – сказал Хью.
Наклонившись, он протянул руку и поласкал ее грудь сквозь застегнутую до самой шеи шелковую ночную рубашку.
Нора недовольно отвела его ладонь.
– Не сейчас, Хью!
– Почему? – немного с обидой в голосе спросил Хью.
– Это уже второй раз за неделю.
– Когда мы только что поженились, мы занимались этим едва ли не каждый день.
– Ну да. Когда поженились. Не станет же замужняя женщина вечно заниматься этим каждый день.
Хью нахмурился. Лично он не имел ничего против такого расписания. А иначе зачем тогда жениться? Но он не знал, естественно ли испытывать такое желание. Вдруг он слишком активен?
– И как же часто, по-твоему, нужно? – спросил он неуверенно.
Она казалась довольной, что он задал такой вопрос, как будто давно ждала возможности объясниться раз и навсегда.
– Не более раза в неделю, – ответила она уверенно.
– В самом деле? – вырвалось у Хью.
Хорошее настроение, с которым он проснулся, погасло, снова навалилась тоска. Неделя казалась невероятно длинным сроком. Он погладил ее по бедру под одеялом.
– Ну, может быть, немного почаще.
– Нет! – категорично сказала она, оттягивая ногу.
Хью искренне огорчился. Раньше она охотно отвечала на его ласки. И когда это успело стать для нее тяжелой обязанностью? Неужели она все это время притворялась? В этом предположении было что-то совсем удручающее.
Хью расхотелось дарить ей подарок, но раз уж он купил его, не относить же его обратно ювелиру.
– Ну что ж. Вот, возьми в знак твоего торжества на балу у Мэйзи Гринборн, – произнес он едва ли не печально, протягивая коробочку.
Настроение Норы тут же изменилось.
– Ах, Хью! Ты же знаешь, как я люблю подарки! – воскликнула она, срывая ленточку и открывая коробку.
Внутри лежал кулон на тонкой золотой цепочке в виде рубиновых и сапфировых цветов с золотыми стебельками.
– Какая красота!
– Ну тогда надень, если нравится.
Нора тут же накинула цепочку на шею. На фоне ночной рубашки кулон выглядел немного неестественно.
– Он будет смотреться лучше в сочетании с платьем с глубоким вырезом, – сказал Хью.
Нора кокетливо улыбнулась и начала расстегивать пуговицы на шее. Хью жадным взглядом следил за тем, как понемногу обнажается ее тело. Теперь кулон походил на освещенную солнцем каплю росы на розовом бутоне. Нора продолжала расстегиваться. Наконец она распахнула ночную рубашку, полностью показав свои пышные груди.
– Хочешь поцеловать? – спросила она.
Хью даже не знал, что думать. Играет ли она с ним или на самом деле хочет заняться любовью? Кулон заманчиво сверкал в заветной ложбинке. Хью склонился и поцеловал сосок, нежно поглаживая его своим языком.
– Ну давай, залезай в кровать, – сказала Нора.
– Ты вроде сказала…
– Ну, женщина должна же как-то отблагодарить своего мужа?
Она протянула руку и задернула занавески.
Хью едва не поморщился. Значит, это драгоценный подарок заставил ее передумать. Он сбросил халат, ненавидя себя за слабость, и лег рядом с Норой.
Приближаясь к кульминации, он с трудом сдерживал слезы.
Среди утренней почты Хью заметил письмо от Тонио Сильва, который исчез вскоре после того, как Хью виделся с ним в кофейне «Плейг». В «Таймс» его статья так и не вышла, в результате чего партнеры решили, что Хью поднял тревогу по пустякам. Эдвард при каждом удобном случае не забывал напомнить ему об ошибке, хотя остальных гораздо сильнее беспокоила перспектива ухода Хью к конкурентам.
Хью писал в отель «Рюсс», но не получил ответа. Его волновала судьба друга, но он ничего не мог поделать. А теперь пришло письмо.
В письме Тонио указывал адрес больницы и просил Хью приехать. Под конец он предупреждал: «Каково бы ни было твое решение, никому не говори, где я нахожусь!»
Так что же случилось с Тонио? Два месяца назад он был совершенно здоров. И почему он находится в общественной больнице? В мрачных и грязных больницах лежали только бедные люди; любой, кому позволяли средства, вызывал врачей и сестер на дом, даже если речь шла об операции.
Недоумевая, Хью отправился прямиком в больницу. Тонио он нашел в темной, почти пустой палате на тридцать коек. Рыжие волосы его были сбриты, лицо пересекали шрамы.
– Боже милосердный! – воскликнул Хью. – Тебя что, переехал экипаж?
– Избили, – коротко ответил Тонио.
– Как это произошло?
– Пару месяцев назад на меня напали на улице у отеля «Рюсс».
– И ограбили, я полагаю.
– Да.
– Какое несчастье!
– Не все так плохо, как кажется. Я сломал палец и лодыжку, но в остальном отделался порезами и синяками, хотя их было довольно много. В любом случае сейчас мне уже лучше.
– Нужно было связаться со мной раньше. Мы бы вытащили тебя отсюда. Я бы договорился с одним врачом…
– Спасибо, приятель, я ценю твою доброту. Но я здесь лежу не только из-за денег. Здесь безопаснее. Кроме тебя, об этом знает только один товарищ, которому можно доверять. Он приносит мне пироги с говядиной, бренди и письма из Кордовы. Надеюсь, ты никому не сказал, куда идешь.
– Никому, даже жене, – уверил его Хью.
– Вот и хорошо.
От былой беззаботности Тонио, казалось, не осталось и следа. Хью даже подумал, что теперь он перегибает палку с осторожностью.
– Но ты же не можешь всю жизнь пролежать в больнице, прячась от уличных хулиганов.
– На меня напали не простые грабители, Пиластер.
Хью снял шляпу и присел на край кровати, стараясь не прислушиваться к хриплым стонам мужчины по соседству.
– Расскажи, что случилось.
– Это было не обычное ограбление. У меня взяли ключ и проникли в мой номер. Ничего ценного не украли, только бумаги с черновиком статьи для «Таймс» и заверенные свидетельские показания.
Хью содрогнулся при мысли, что Банк Пиластеров, в безупречно чистом мраморном зале которого ежедневно встречались респектабельные люди, каким-то образом причастен к грабителям из подворотни, которые так отделали его старого знакомого.
– Звучит так, как будто под подозрением банк.
– Не банк. Банк Пиластеров – влиятельное учреждение, но я не считаю, что он способен организовать убийства в Кордове.
– Убийства? – с каждым словом Тонио ситуация казалась еще более мрачной. – Кого убили?
– Всех свидетелей, имена и адреса которых были указаны в показаниях, украденных из моего номера.
– В это трудно поверить.
– Мне повезло, что я вообще остался в живых. Они бы убили меня, если бы здесь, в Лондоне, убийства расследовали спустя рукава, как у нас дома, а преступники явно боятся шумихи.
Хью до сих пор не мог смириться с мыслью, что людей убивают из-за облигаций, выпускаемых Банком Пиластеров.
– Но кто мог пойти на такое?
– Мики Миранда.
Хью недоверчиво покачал головой.
– Мне тоже не нравится Мики, ты же знаешь, но я не могу поверить, что он негодяй до такой степени.
– Железная дорога в Санта-Марии очень важна для него. Она сделает его семейство вторым по богатству в стране.
– Я понимаю, и я не сомневаюсь, что Мики готов нарушить правила и переступить через многое, чтобы добиться заветной цели. Но он не убийца.
– Он убийца, – твердо сказал Тонио.
– Продолжай.
– Я знаю наверняка. Я часто делал вид, что ничего не знаю, вел себя с Мирандой как дурак. Но это потому что он дьявольски очарователен. Одно время ему почти удалось убедить меня в том, что он мой друг. В действительности он – воплощение зла, и я понимал это с самой школы.
– Откуда ты знаешь?
Тонио беспокойно заерзал в кровати.
– Я точно знаю, что случилось тринадцать лет назад в тот злополучный день, когда Питер Миддлтон утонул в заброшенном карьере.
Хью напрягся. Он размышлял об этом случае много лет. Питер Миддлтон отлично умел плавать, и вряд ли он погиб в результате несчастного случая. Хью всегда был убежден, что официальное расследования не установило всей истины. Наконец-то он узнает правду.
– Я слушаю, дружище.
Тонио колебался.
– Можешь дать мне вина? – спросил он, указывая на бутылку мадеры, стоявшую на полу у кровати. Хью взял бутылку и налил немного вина в стакан. Пока Тонио пил его небольшими глотками, Хью вспоминал тот жаркий день, спокойную тишину в Епископской роще, отвесные берега карьера и холодную воду.
– Коронеру сказали, что Питер устал и плавал с трудом. На самом деле к нему прицепился Эдвард, который погружал его с головой в воду.
– Это мне известно, – прервал его Хью. – Мне об этом в письме сообщил Кэммел, Горбун, который сейчас живет в Капской колонии. Он видел это с дальней стороны пруда. Но потом он убежал и не видел, чем закончилось дело.
– Да, вы все убежали. Оставались только Питер, Эдвард, Миранда и я.
– И что же случилось потом? – нетерпеливо спросил Хью.
– Я подобрал камень, швырнул его в Эдварда и случайно попал прямо в лоб. Потекла кровь, он отцепился от Питера и бросился за мной. Я стал взбираться по крутому берегу, чтобы убежать.
– Эдвард никогда не отличался быстротой, даже тогда, – заметил Хью.
– Верно. Я бы без труда убежал от него, поэтому на полпути остановился и обернулся. Питер подплыл к берегу и хотел вылезти, но его схватил Мики и затащил обратно в воду с головой. Я обернулся лишь на мгновение, но увидел, как Мики не дает Питеру вынырнуть. Потом я повернулся и полез дальше.
Тонио сделал еще один глоток.
– На вершине я еще раз обернулся. Эдвард лез за мной, но тяжело пыхтел, и у меня было время перевести дыхание. – Тонио остановился, и его лицо дернулось, словно от боли. – Мики все еще был в пруду вместе с Питером. У меня до сих пор перед глазами стоит эта сцена, как если бы она произошла вчера. Мики держал голову Питера подо водой. Питер размахивал руками, но не мог освободиться. Мики его топил. Никаких сомнений – это было намеренное убийство.
– О боже! – прошептал Хью.
Тонио кивнул.
– Даже сейчас мне больно вспоминать об этом. Не помню, как долго я смотрел на них. Питер уже ослаб и едва трепыхался, когда Эдвард едва не догнал меня. Мне пришлось убежать.
– Значит, вот как погиб Питер, – ошеломленно произнес Хью.
– Эдвард погнался за мной через лес, но быстро отстал. Потом я наткнулся на вас.
Хью вспомнил, как тринадцатилетний Тонио брел по лесу голый, с одеждой в руках и всхлипывал. Это воспоминание пробудило в нем боль и ужас утраты, которые он испытал позже в тот же день, узнав о смерти отца.
– Но почему ты никому не рассказывал о том, что увидел?
– Я боялся Мики. Боялся, что он сделает со мной то же, что и с Питером. Я до сих пор боюсь Мики – посмотри на меня! И тебе тоже следует опасаться его.
– Я опасаюсь, не волнуйся, – задумчиво уверил его Хью. – Мне кажется, всей правды не знают даже Августа с Эдвардом.
– Почему ты так думаешь?
– Тогда бы у них не было причин прикрывать Мики.
Тонио сомневался.
– Эдвард мог бы. По дружбе.
– Да, хотя вряд ли бы он смог хранить тайну более нескольких дней. В любом случае Августа знает только то, что история о том, как они с Эдвардом будто бы спасали Питера, была выдумкой.
– Как она узнала?
– Я рассказал об этом своей матери, а она рассказала Августе. Это значит, Августа скрывает истину. Я могу поверить в то, что ради своего сына она готова на любую ложь, но не ради Мики. Тогда она даже не была с ним знакома.
– И что же, по-твоему, произошло?
Хью сдвинул брови.
– Представь себе следующее. Эдвард бросает бежать за тобой и возвращается к пруду. Он видит, как Мики вытаскивает тело Питера из воды и кричит: «Ты, идиот! Ты убил его!» Ведь, судя по твоим словам, Эдвард не видел, как Мики топил Питера. Мики обставляет дело так, будто из-за Эдварда Питер настолько обессилел, что не смог доплыть до берега и утонул. «Что же мне делать?» – спрашивает Эдвард в ужасе. Мики отвечает: «Не беспокойся, скажем, что это несчастный случай. Скажем, что ты прыгнул в воду, чтобы спасти его». Таким образом Мики прикрывает свое преступление и заслуживает благодарность Эдварда и Августы. Похоже на правду?
Тонио кивнул.
– Клянусь, ты прав.
– Нам нужно заявить об этом в полицию, – мрачно подвел итог Хью.
– Зачем?
– Ты свидетель убийства. То, что оно произошло тринадцать лет назад, ничего не меняет. Мики нужно привлечь к ответу.
– Ты кое о чем забываешь. У него дипломатический иммунитет.
Хью об этом не подумал. Мики посланник Кордовы, и его не могут судить в Британии.
– В любом случае он будет опозорен, и его вышлют из страны.
Тонио покачал головой.
– Я единственный свидетель. Мики с Эдвардом подтвердят слова друг друга. Кроме того, все знают, что наши семьи дома враждуют. Даже если бы убийство произошло вчера, вряд бы мы кого-то убедили.
Тонио помолчал и добавил:
– Но ты можешь рассказать Эдварду, что он не убийца.
– Не думаю, что он мне поверит. Он считает, что я постоянно стараюсь вбить палки в колеса между ним и Мики. Я могу сообщить об этом только одному человеку.
– Кому?
– Дэвиду Миддлтону.
– Почему?
– Мне кажется, он должен узнать правду о том, как погиб его брат. Он спрашивал меня об этом на балу у герцогини Тенби. Спрашивал грубо, признаюсь. Но я ответил ему, что если узнаю правду, то я сочту своим долгом поделиться ею с ним. Я повидаюсь с ним сегодня же.
– А ты не думаешь, что он сразу же отправится в полицию?
– Надеюсь, он поймет, что это бессмысленно, как поняли мы с тобой.
Хью вдруг стало мерзко и противно от всех этих воспоминаний, от разговоров о прошлом, от мыслей об убийстве, от мрачной обстановки больницы.
– Пойду поработаю, – сказал он, вставая. – Мне пообещали партнерство в банке.
– Поздравляю! Я уверен, ты заслуживаешь этого, – во взгляде Тонио проскользнула надежда. – Так ты остановишь строительство железной дороги в Санта-Марии?
Хью покачал головой.
– Извини, Тонио. Мне самому не нравится это предприятие, но сейчас я ничего не могу сделать. Эдвард договорился с Банком Гринборнов о совместном выпуске облигаций. Партнеры обоих банков одобрили сделку и составляют договоры. Боюсь, эту битву мы проиграли.
– Черт! – Тонио пал духом.
– Твоей семье придется найти другие способы справиться с Мирандами.
– Боюсь, их уже не остановить.
– Мне жаль. Извини, – повторил Хью.
В голову ему пришла новая мысль, и он нахмурился, обдумывая ее.
– А ведь знаешь, разгадав одну загадку, ты задал мне другую. Раньше я не мог понять, как Питер утонул, если хорошо плавал. Но сейчас остается нерешенным еще один вопрос.
– Не понимаю.
– Подумай – Питер беззаботно плавает в пруду; Эдвард набрасывается на него по общей злобности; мы убегаем; Эдвард гонится за тобой, а Мики хладнокровно убивает Питера. Как кажется – без всякой причины. Что толкнуло его на убийство? Ради чего он так поступил? Что ему сделал Питер?
– Теперь я понимаю, к чему ты клонишь. Да, меня тоже это интересовало…
– Мики Миранда убил Питера Миддлтона… но почему?
Глава пятая. Июль
I
В день, когда было публично объявлено о присвоении Джозефу титула пэра, Августа походила на наседку, которая только что снесла яйцо. Мики, как обычно, пришел на чаепитие и увидел, что дом полон людей, спешивших поздравить Августу с тем, что она стала графиней Уайтхэвен. Дворецкий Хастед светился самодовольной улыбкой и обращался к ней «миледи» и «ваша милость» при каждом удобном случае.
«Она великолепна», – думал Мики, пока другие толпились вокруг Августы, словно пчелы вокруг цветов в залитом солнцем саду за окнами. Она спланировала кампанию и провела ее, словно генерал. Одно время существовала опасность, что пэрство получит Бен Гринборн, но ее устранили благодаря поднятой в прессе антиеврейской шумихе. В том, что это она устроила шумиху, Августа не признавалась даже Мики, но он в этом не сомневался. В каких-то отношениях она напоминала ему отца – Папа всегда действовал с той же беспощадной решительностью. Но Августа была умнее. С годами восхищение Мики этой женщиной только росло.
Единственным, кто отказывался подчиняться ее хитроумию, был Хью Пиластер – на удивление крепкий орешек или садовый сорняк, который постоянно вырастает на том же месте, после того как его неоднократно выпалывали и топтали, причем с каждым разом оказываясь сильнее, чем прежде.
К счастью, даже Хью не смог предотвратить строительство железной дороги в Санта-Марии. Мики с Эдвардом оказались ему не по зубам.
– Когда ты, кстати, подпишешь контракт с Гринборнами? – обратился он к Эдварду за чашкой чаю.
– Завтра.
– Это хорошо.
Мики чувствовал, что успокоится только тогда, когда сделка будет окончательно завершена. Вся эта канитель и так уже длится полгода; ему уже надоело каждую неделю получать гневные телеграммы от Папы с вопросами, когда же он наконец раздобудет деньги.
Этим вечером Эдвард с Мики ужинали в клубе «Коуз». Эдварду так и не удалось насладиться блюдами – другие члены клуба постоянно дергали его и поздравляли как наследника титула. Мики был доволен. Почти всем, что он достиг, он был обязан связи с Эдвардом и Пиластерами, и потому любая оказанная им честь косвенным образом затрагивала и его.
Закончив обедать, они быстрее перешли в курительную комнату, чтобы поговорить наедине, пока и туда не стеклись поздравляющие.