Спасенные дневники и личные записи. Самое полное издание Берия Лаврентий

Берия: путь от Кавказа до Москвы

Вводный очерк

Биография Лаврентия Павловича Берии и сегодня известна недостаточно широко, поэтому я счёл целесообразным кое-что читателю напомнить, начав с биографической справки о нём, опубликованной в массовом календаре-справочнике на 1941 год, изданном Государственным социально-экономическим издательством (Соцэкгиз).

Лаврентий Павлович Берия родился 29 марта 1899 г. в селении Мерхеули (Грузинская ССР) в бедной крестьянской семье. В партию большевиков т. Берия вступил в марте 1917 года в Баку. В 1918–1920 гг., в период господства мусаватистов и меньшевиков в Закавказье, т. Берия вел активную подпольную работу в Баку и Грузии. В 1920 г. т. Берия был арестован меньшевистским правительством Грузии. По настоянию С.М. Кирова, который работал в то время полномочным представителем Советской России в Грузии, т. Берия был выслан из Грузии в Советский Азербайджан. С 1921 г. т. Берия на руководящей работе в органах советской разведки. С ноября 1931 г. – первый секретарь ЦК КП(б) Грузии, а в 1932 г. и первый секретарь Закавказского крайкома ВКП(б)…

…

С конца 1938 г. т. Берия – народный комиссар внутренних дел СССР. С XVII съезда – член ЦК ВКП(б), с марта 1939 г. – кандидат в члены Политбюро ЦК ВКП(б). Тов. Берия – один из виднейших руководителей ВКП(б) и ближайших учеников и соратников товарища Сталина…»

Так оно и было – в основных чертах. Вначале – работа в органах ЧК и ОГПУ, затем – после того как Берия зарекомендовал себя деятельным работником, способным быстро разбираться в разнородных проблемах и решать их, – перевод на крупную партийную работу. С 1932 года Берия – формальный и неформальный лидер всего Закавказья.

Могло ли быть иначе? Могло – в том смысле, что Берия мог шагнуть на руководящие партийные высоты не из органов ОГПУ, а, например, после работы в народном хозяйстве. Дело в том, что Берия очень хотел стать инженером-строителем, а скорее – архитектором. Ещё до революции он поступил в Бакинское механико-строительное училище и к 1918 году окончил его. После установления в Азербайджане советской власти училище осенью 1920 года было преобразовано в Политехнический институт, и Берия сразу же в него поступает.

Он хочет быть студентом, однако доучиться ему не пришлось – партия сказала, что он должен стать чекистом. ЦК Компартии Азербайджана назначает 22-летнего Лаврентия Берию в Азербайджанскую ЧК заместителем начальника секретно-оперативного отдела (СПО), а вскоре – начальником СПО и заместителем председателя АзЧК.

В ноябре 1922 года Берия распоряжением Закавказского крайкома отзывается из АзЧК в распоряжение ЦК КП(б) Грузии. В Тифлисе его назначают начальником секретно-оперативной части и заместителем председателя ЧК Грузии.

К тому моменту, когда Сталин решил перевести Л.П. Берию на руководящую партийную работу, он возглавлял уже всё ОГПУ Закавказья. Надо сказать, что Берии, как руководителю чекистов Закавказья, приходилось работать в особо сложных условиях, но он работал не только эффективно, но ещё и – насколько это было возможно – бескровно. Известна история с эмиссаром меньшевиков Джугели, арестованным ГрузЧК и обратившимся из заключения к своим сотоварищам с призывом прекратить борьбу из-за её бессмысленности. Поступить так убедил Джугели именно Берия. И это был его стиль.

Став первым секретарём ЦК КП(б) Грузии в 1931 году, Берия руководил республикой до конца лета 1938 года. С 1932 года до разделения в 1936 году Закавказской Советской Федеративной Социалистической Республики (ЗСФСР) на Азербайджанскую, Армянскую и Грузинскую ССР, Берия руководил, как первый секретарь Закавказского крайкома ВКП(б), и всем Закавказьем.

Когда «продвинутые» «демократические» «историки» говорят о кавказском периоде деятельности Берии, то вспоминают лишь репрессии 1937–1938 годов, которые якобы были раздуты им до огромных размеров. Однако в действительности Л.П. Берия вошёл в историю (пусть это сейчас и замалчивается) как наиболее выдающийся и эффективный реформатор Кавказа, и прежде всего – Грузии.

К 1940 году Грузинская ССР держала абсолютный рекорд среди всех остальных союзных республик, включая РСФСР, по темпам экономического развития. Если принять 1913 год за единицу, то к 1940 году объём промышленного производства в Грузии вырос в 10 раз, а сельскохозяйственного – в 2,5 раза при принципиальном изменении структуры сельского хозяйства в сторону высокодоходных культур субтропической зоны.

Что же до «кровавых репрессий», то к окончанию чекистской операции 1937–1938 годов в заключении в различных тюрьмах и лагерях НКВД находился примерно один из 277 жителей Грузии. Для сравнения напомню, что в нынешней «Россиянии» «сидит» примерно каждый стопятидесятый, то есть в Грузии времён Берии количество заключённых на 1000 человек было примерно в два раза меньшим, чем в ельциноидной «Россиянии» в нынешние «демократические» времена.

Даже по весьма подозрительным подсчётам конца 1953 года в Грузии в 1937–1938 годах к высшей мере наказания было осуждено 8 тысяч человек. Много это или мало для бурных времён, когда реальной чертой жизни оказывалась острая социальная борьба нового со старым и наоборот?

Сейчас «бухгалтеры» горе-«реформатора» Саакашвили увеличивают цифру репрессированных в Грузии по 1-й категории (то есть приговорённых к высшей мере наказания) до 15 тысяч человек, что ещё более сомнительно. Но если принять такую цифру за достоверную – что тогда? При населении Грузии в 3,5 миллиона человек это даёт четырёх расстрелянных на тысячу жителей. Много это или мало?

Ещё в 1920 году Грузия была меньшевистской. По сути, правительственная партия меньшевиков насчитывала тогда до 80 тысяч членов, из них не менее 10 процентов – активных, включая функционеров. Грузинских большевиков тогда было не более двух тысяч человек.

Антисоветские и антирусские настроения поощрялись и питались не только меньшевиками, но и их западными покровителями. В Грузии, как и вообще в Закавказье, активно насаждали свою агентуру американцы с англичанами, французы с турками и даже поляки (последние, к слову, весьма активно). Грузинский пролетариат был ещё слаб, зато была велика прослойка купцов, дворян, разного рода князей, торговцев, полууголовных люмпенов и т. п.

Так спрашивается – что, в грузинском городке с населением в, скажем, пять тысяч в конце 30-х годов не было двух десятков активных врагов советской власти?

Да их там было и ещё больше! Не считая традиционных для Кавказа коррупционеров.

Однако, вопреки клевете на него, Берия не имел палаческих наклонностей (он даже охоту не любил, предпочитая ей рыбалку) и неизбежные по той ситуации репрессивные меры предпринимал так, чтобы, по возможности, минимизировать их. Тем не менее его репрессивная политика оказалась весьма эффективной в том смысле, что активной «пятой колонны» в Грузии и вообще в Закавказье, несмотря на всё их стратегическое значение, немцы не имели даже в период своих наибольших успехов на Кавказе.

Возможная германская оккупация Грузии унесла бы по крайней мере 50–60 тысяч жизней только грузин (не говорю уж о грузинских евреях). То есть при любом угле зрения – если не надевать, конечно, чёрные очки – объективная «арифметика» репрессий в Грузии не обвиняет, а оправдывает Берию. Он и его чекисты сумели оздоровить внутреннюю ситуацию в республике минимально возможной кровью.

Обойтись же вообще без крови было нельзя, потому что наличие мощной «пятой колонны» в преддверии возможной большой войны привело бы в случае войны к намного большей крови.

Как уже было сказано, Грузия под руководством Берии развивалась исключительно динамично и при этом – гармонично. Берия в Грузии – это первый расцвет грузинской экономики, науки, образования, культуры (в том числе – физической)… Это – период реконструкции Тбилиси, массового городского и промышленного строительства, преобразования Грузии во всесоюзную курортную зону. Однако в конце лета 1938 года Берия навсегда уезжает из Грузии в Москву по вызову Сталина.

Сталину вновь потребовался чекист Берия, а не социалистический менеджер Берия. Забегая вперёд, скажу, что и в НКВД Берия проявил себя прежде всего как эффективный реформатор, а затем достаточно быстро вырос в выдающуюся фигуру общегосударственного масштаба.

При этом назначение Л.П. Берии в НКВД было логичным не только потому, что Сталину надоели во главе НКВД разного рода политиканы, которые то и дело норовили вляпаться сами и вляпать других в те или иные антисталинские, а фактически в антисоветские заговоры. В отношении же Берии заранее можно было не сомневаться, что он будет толково, самоотверженно и честно заниматься прямым делом, укрепляя, а не расшатывая государство.

Однако суть была не только в этом, как и не только в том, что Берия имел огромный чисто чекистский опыт. Это малоизвестно, но Берия входил в ту узкую комиссию, которая была образована Политбюро 20 марта 1934 года для разработки проекта Положения об НКВД СССР и Особом совещании при НКВД СССР.

Вот состав комиссии: Каганович (председатель), Куйбышев, Ягода, Ст. Косиор, Берия, Чубарь, Гр. Леплевский, Акулов, Вышинский, Прокофьев, Булатов, Агранов, Балицкий, Реденс, Бельский и Крыленко.

Из этого состава Ягода, Леплевский, Прокофьев, Булатов, Агранов, Балицкий, Реденс и Бельский были «чистыми» чекистами и входили в руководство ОГПУ СССР, которое предстояло преобразовать в НКВД СССР.

Каганович тогда был как минимум левой рукой Сталина, если считать, что правой был Молотов. Впрочем, не будет ошибкой считать и наоборот.

Куйбышев к марту 1934 года занимал пост Председателя Комиссии советского контроля при СНК СССР (в мае 1934 года он был назначен 1-м заместителем Председателя СНК и СТО СССР).

Косиор был тогда 1-м секретарём ЦК КП(б) Украины, Акулов и Вышинский представляли Прокуратуру СССР, Крыленко был наркомом юстиции СССР, а Булатов – заведующим Отделом руководящих партийных органов (ОРПО) ЦК ВКП(б).

Берия же занимал пост 1-го секретаря Закавказского крайкома ВКП(б) и 1-го секретаря ЦК КП(б) Грузии. По масштабам страны – не самый высокий уровень, однако при его назначении в комиссию явно были учтены не просто его деловые качества, но именно чекистский опыт.

К лету 1938 года из всего состава комиссии в строю оставались только Каганович, Вышинский и Берия. Куйбышев умер, остальные были репрессированы. И теперь, при назначении Берии в НКВД, Сталин и его ближайшие соратники не могли не помнить о том, что Берия стоял у начала НКВД и принял в первой реформе ОГПУ в НКВД прямое и активное участие.

Вот кратко – о пути Лаврентия Павловича Берии от Кавказа до Москвы.

1938 год

29/VII-38

Никогда не думал, что буду писать дневник. У меня вместо дневника секретари. А тут потянуло. Хоть с кем-то надо посоветоваться, даже Нино сказать не могу. Можно только с собой. А это называется дневник. Попробую, может поможет. Каждый день записывать не получится, но это и не надо. А выговориться надо.

Получил личное письмо от товарища Сталина. Серьезное письмо и надо крепко подумать. Предлагает вернуться на чекистскую работу, в Москву, первым замом Ежова.

Николай[1] человек сложный. Наломал дров с репрессированием, а самое тяжелое в разведке. Предал Никольский[2], предал Кривицкий[3], предал Люшков[4]. Это крупные провалы. Коба пишет, что не знает, кому верить. В разведке долго заправляли Артузов[5], Слуцкий[6], Урицкий[7] и прочие (слово на букву «б»). Способности есть, но авантюристы, я всегда так считал. И воспитывали авантюристов. Куда повернут, никогда не было ясно, они меня часто доставали еще по работе ОГПУ.

НКВД и военная разведка засорены кадрами Ягоды и Троцкого. Коба пишет, я один из всего партийного руководства хорошо знаю чекистскую работу и только я могу выправить дело. Жмет на сознательность, подписался «Коба». Пишет, что наведешь порядок в ЧК и потом если захочешь, вернешься домой.

Легко сказать вернешься. Даже если вернешься, темп потеряш (так в тексте, но это явная описка, как и в ряде других случаев. – С.К.[8]). А темп мы взяли хороший. Самый высокий в Союзе[9].

Не хочется уезжать с Кавказа. Здесь дышать легко и сам себе голова. И дела много. Всю жизнь жил на Кавказе, работал на Кавказе, никуда не перебрасывали. И не хочу.

Когда м…ки заправляли, гнило было. Что Лаврентий[10], что Мамия[11]. А когда Коба мне поверил, дал власть, я Грузию двинул так, что пусть кто другой попробует. За шесть лет не узнать. Это же ясно видно! И только все наладилось, а тут снимайся, Лаврентий, кати в Москву. Шпионов лови. Я их в ЧК на всю жизнь наловился.

Самое тяжелое время пережили, сколько ср…ни вычистил, подполье задавил, промышленность развил, науку поднял, Тифлис реконструировал. Сразу видно, что сделано, видно что делать надо. А чистить после этих жидов ГУГБ (Главное управление государственной безопасности НКВД СССР. – С.К.) удовольствия мало. Но Коба просит. Так и пишет, прошу как старого чекиста. Поработай, а там вернешься или подберем тебе что-то покрупнее на хозяйственной работе. Но чувствую, что придется заменять Николая.

Не хочется. Я привык, что год прошел, сразу видно результат. На глазах все меняется, а толкает кто вперед – я. Люди подобраны, ср…нь вычищена, только работать. Еще одна пятилетка, Грузию не узнаешь. А в Москве бумаги, агенты, шифровки, допросы, протоколы. Возни много, удовольствия мало.

Но с разведкой дело хреново. И в Наркомате нечисто, запутали дела. А если Николай провалился, придется брать на себя Наркомат. Тут мне и конец, уже не выберусь, так и застряну. А мне интереснее здесь.

Но думаю, придется ехать. Коба просит, но ясно, что это приказ. Только обижать не хочет, понимает, что и так меня обидел, от живого дела отрывает. Просился на учебу – не дали. Хорошо, остался в ЧК, поднял там дело. Потом дали возможность, сказали строй. Хорошо, целую республику построили. Строить интереснее, а теперь опять выходит ЧК.

Главных направлений два. Разведка может провалена, может не провалена. Кто знает, кого сдали эти сволочи, кого не сдали. Надо разобраться. Кобу особенно беспокоит Люшков. Значит, надо будет крепко проверить всех. Недоверие – тяжелая вещь, но если ты свой, то ты внутри обидишься, а против своих не пойдешь никогда. Никакая обида, если ты свой, предателем не сделает. Так что тут буду действовать соотвественно (так в тексте. – С.К.). Выразил открыто недоверие и надо посмотреть, как ведет себя. Боится или обиделся. А почему боится? Тоже надо разобраться. Но если обиделся, уже хорошо.

Второе, это кадры. Надо взять с собой ребят, Всеволода[12] обязательно. Мы с ним сработались, слов не надо. Коба верит мне, я верю Всеволоду. Его и спрашивать не надо, поедет со мной хоть в Ташкент, а в Москву тем более. Конечно, ему там тоже будет не сахар.

А если заменять Николая, то главное будет разобраться с результатами репрессивной операции в масштабах Союза. Это второе главное направление. Даже у нас, при моем контроле, не обошлось без перегибов. Меньшевистская сволочь пакостила, скрытые троцкисты. Пока не вывели на чистую воду, ряд человек лишились, даже до расстрела. У нас процент перегиба был малый, а с другими надо разбираться. Но пока мне хватит разведки.

Разведка и внутренняя диверсия прямо связаны. Так что работа по к.-р. (контрреволюционному. – С.К.) подполью тоже сразу будет большая. А то мелочь берем, а надо глубже.

Ба! Я уже считай вернулся в ЧК, думаю о делах не в Тбилиси, а в Москве. Вот так, Лаврентий. Не пожалел тебя Коба, не дает спокойно дома жить. Там и не выспишься как следует, Коба не даст. Так что сейчас ложусь спать, пока можно.

Болел за «Динамо» Тбилиси, а если перееду, придется болеть за «Динамо» Москва.

А может еще обойдется, может останусь.

Но вряд ли.

5/VIII-38

Уезжаю в Москву на сессию[13]. Голова работает уже на две стороны. Текущая работа здесь, а мысли там. Коба звонил, по телефону ничего не говорил, только спросил: «Ты думаешь?»

Говорю: «Думаю».

«Ну думай, приедешь на сессию, поговорим».

И все.

Сижу, думаю. В Центре будет тяжело. Отношения с Николаем[14] никогда хорошими не были, с Михаилом[15] тоже. Михаил мужик рисковый и авантюрист. Увлекается, может попасть под влияние и сам может влиять на другого. Кто на кого влияет, Ежов на Фриновского или Фриновский на Ежова? Они там при Ягоде были как пауки. Похоже Николай тоже влип. Я на этот счет мало думал, а теперь думаю и думаю. Тяжело мне будет.

Пока о переезде никому не говорил, зачем раньше времени. Только с Всеволодом[16] надо поговорить осторожно, его надо сразу забрать с собой, если уеду.

Будет тяжело. За эти два года крови пролилось в стране немало. Тут никуда не денешся (так в тексте. – С.К.), пятая колонна нам не нужна, а она была и как ни чисти, ни (так в тексте. – С.К.) вычистишь. Но на местах слишком много арестов и расстрелов.

С этим надо будет разбираться. В Грузии мы старались брать только тех, кто был и так на учете, а кроме них, что на следствии вскрылось, тех и брали. Но брали самых активных. Если брать в Грузии всех, это надо брать примерно 50 тысяч[17], но тогда недовольных будет 200 тысяч и больше.

Тут надо выбрать меру. А как ее выбрать. Чистых бандитов мы постреляли, и то не всех. Троцкистов и меньшевиков активных тоже постреляли. Также перерожденцев. А сколько притаилось. Но все равно по Союзу цифры Николай дал большие. Может он виноват, может аппарат на местах и в союзном Наркомвнуделе. А может и то, и то.

У меня аппарат не засорен, мы его все время чистим, выгоняем, но всех не выгонишь. Вот Мдивани[18]. М…к, пакостил и пакостил, а все равно не мы на него вышли, а Москва.

Тяжело мне будет. И не откажешся (так в тексте. – С.К.).

29/VIII-38

Вернулся из Москвы, голова пухнет. Все, дело решено. Политбюро приняло Постановление об утверждении т. Берия первым Заместителем Народного Комиссара Внутренних Дел СССР. Фриновского перебрасывают Наркомом Военного Морского Флота. Назначение странное, Михаил с морем связан был только по погранохране, какой из него моряк. Так что это назначение временное. Но мне Фриновский не нужен. Мне в ГУГБ нужен Всеволод, забираю его с собой, уже договорился. Рад.

Говорил с Кобой, но мало. Сказал: «Тебе все карты в руки. Приедешь, присматривайся, с Ежовым веди себя аккуратно, в разные стороны не тяни, но сразу веди свою линию». Людей забрать разрешил.

Мне предписано представить кандидата на утверждение ЦК по первому секретарю. Буду рекомендовать Кандида[19]. Но тут последнее слово за Кобой. Пусть выбирает. Теперь ему работать с грузинами. А мне скоро уезжать. Нино с Серго пока побудут здесь, но учебный год для парня разрывать не хочется. Ему в Москве будет интереснее, а может тоже будет тосковать по горному воздуху.

Но что делать, надо собираться и ехать. Передам дела, и опять Лаврентий надевай форму.

Говорил с Николаем[20]. Разговор был долгий и тягучий. Похоже, крепко он обоср…лся, не знаю, как будем работать. И видно, что выпивает, а это последнее дело. Если человек пошел по этому делу, хорошо не кончит. А может от страха, так тоже бывает.

Все время кручусь, хочется напоследок больше сделать. Не верится, что все здесь будет теперь без меня. Новый Дворец Правительства сдаем, а меня не будет. Дорогу до Сталинири сдадут тоже без меня[21]. Академию Наук организовать не успел и уже не успею[22]. Жалко. Останется стадион имени Берия, клуб имени Берия, институт имени Берия, площадь имени Берия. Так что память останется, спасибо людям, не забудут. Строительную базу мы уже хорошую сделали, и по кирпичу, и по черепице, будем строить много. Новый телескоп для Абастумани[23] я не успел. Может позже помогу. Нет не до того будет, вряд ли.

Скоро выеду в Москву. Проведем Пленум[24], и поехал. Коба торопит. Тогда будет совсем не до дневника. Но это дело я не брошу. Там особенно нужен будет такой советчик, что не проболтается и не подведет.

4/IX-38

Только что вернулся от Ежова. Просидели до позднего вечера. Сразу потянулся к рюмке, стал угощать, пришлось отказаться. Вначале обиделся, потом понял, что залупаться не от ума, начал говорить по существу. Мужик он умный и знающий, но уже видно, что запутался. Я ему сказал прямо, что работать будем без обид, у меня сейчас главное по своему кусту, а остальное буду входить в курс дела. Договорились, что палки в колеса Всеволоду ставить не будет, ГУГБ я сразу переложу на него, всю оперативную работу и кадровый вопрос[25].

Договорились, что Госбезопасность будем переводить в положение Главка, как раньше[26]. Договорились, но вижу что и тут Николай недоволен. А структура Наркомата хреновая, надо менять[27].

Но вижу, что очень нечисто. Меня утвердили 22-го, а в конце августа на Лубянке расстреляли группу. Заковского[28] тоже расстреляли. И до этого расстреляли группу бывших руководящих работников. Это похоже, что следы заметают. А что за этим? Барахольство, склоки, или хуже? Подозрительно. Николай производит впечатление крепко запутавшегося человека. А если запутался, то можно замарать себя в чем хочешь, от вербовки до авантюры. Тухачевский и Уборевич с Якиром нам это показали.

Ягода тоже показал.

Ягода с Енукидзе[29] разложили аппарат еще при ОГПУ, все в политику играли. А в Наркомвнуделе Ягода продолжил. В заговоры играли по настоящему. Николай сам сказал, что почистил их хорошо. Но спешные расстрелы до моего приезда – это факт подозрительный уже для Николая. Зачем спешка? Придется разбираться самому.

10/IX-38

Втягиваюсь в московскую жизнь. Когда постоянно живешь, не то настроение, когда приехал на время. Живу пока недолго, но настроение другое. Николай держится больше на расстоянии. Похоже прикидывает, взвалят на меня Наркомат или нет. Я сказал, что назначению не рад, сам не просился, мне лучше было в Грузии работать. Но Приказ есть Приказ. Все равно косится.

Мне присвоили новое Звание[30]. Николай поздравил, Коба тоже. Принимаю дела. Коба вызывает меня и Николая на серьезный разговор.

Комментарий Сергея Кремлёва

Читатель, надеюсь, уже обратил внимание на то, что публикатор дневников Л.П. Берии, то есть – я, предпочитает давать примечания к записям в дневнике за ту или иную дату не в конце книги, а непосредственно после самой записи. Такой вариант размещения примечаний мне представляется наиболее удобным для читателя.

Более того, хотелось бы подчеркнуть, что ПРИМЕЧАНИЯ ЯВЛЯЮТСЯ НЕОТЪЕМЛЕМОЙ ЧАСТЬЮ ЭТОЙ ПУБЛИКАЦИИ, без внимательного прочтения их понимание текста самих дневников (а соответственно, и понимание личности автора дневников) не может быть полным.

Кроме того, я счёл уместным, целесообразным и полезным включать в текст не только примечания. Время от времени я буду вводить в текст, кроме оперативных примечаний, также и более общий комментарий и ряд справок. На мой взгляд, это поможет полнее осветить различные периоды жизни и деятельности Л.П. Берии и ту эпоху, в которой он жил, действовал и вёл свой дневник.

Итак, уже первые записи в дневнике Л.П. Берии, начатом в Тбилиси и продолженном в Москве, позволяют по-новому взглянуть на историю назначения Л.П. Берии в НКВД СССР на пост первого заместителя Ежова.

Недоброжелателями Берии уже в реальном масштабе времени утверждалось, что он-де стремился в Москву из карьеристских соображений и назначение его в НКВД стало результатом ловкой интриги. Так, к слову, считал сам Ежов.

В наше время инициативу в деле назначения Берии в НКВД приписывают иногда Маленкову и т. д.

В действительности же в назначении Берии первым заместителем наркома внутренних дел СССР главную роль сыграл сам… Ежов.

К середине лета 1938 года Сталину, который и до этого имел основания для беспокойства по поводу состояния дел в НКВД, стало окончательно ясно, что дела с НКВД неладны. В частности, 13 июля к японцам бежал Люшков, а на следующий день, 14 июля, перебежал к врагу Никольский (Орлов-Фельдбинг).

Конечно, список высокопоставленных «невозвращенцев» был открыт не ими. К тому времени в нём фигурировали имена, например, Ивана Товстухи, Георгия Агабекова, Григория Беседовского (Ивана Карпова, Кирилла Калинова), Фёдора Раскольникова (Ильина), Вальтера Кривицкого (Гинзберга), Александра Бармина (Граффа), Игнатия (Натана) Рейсса (Порецкого). И почти все они до побега в разное время были так или иначе связаны с советскими спецслужбами. Однако Люшков и Никольский были фигурами, во-первых, особо информированными, а во-вторых, их побеги совпали по времени настолько плотно, что Сталин не мог не призадуматься. А задумавшись и обратив часть своего внимания на работу НКВД в большей мере, чем до этого, Сталин не мог не увидеть очень уж очевидные провалы в этой работе как вне страны, так и, особенно, внутри неё.

Поэтому Сталину нужен был человек, способный переломить ситуацию. То, что он предлагал пост наркома НКВД (причём – сразу наркома, а не первого зама!) Чкалову, лично для меня вне сомнений, и не потому, что об этом в последние годы много писали. На этот счёт имеется хотя и косвенное, но очень убедительное свидетельство. В давние, простодушные 70-е годы, когда о нынешних грязных «исторических сенсациях» в СССР и думать никто не думал, бывший лётчик-испытатель Игорь Иванович Шелест в документальной книге «Лечу за мечтой» без всяких, конечно, задних мыслей привёл свой разговор со старым испытателем Александром Петровичем Чернавским.

Чернавский был другом Валерия Чкалова и ещё одного выдающегося испытателя-пилотажника Александра Анисимова. И вот «под настроение» Чернавский рассказал, как Чкалов, тоже под настроение, признался ему и Анисимову, что Сталин только что предложил Чкалову «очень ответственную должность»…

Потом Чернавский сделал длинную паузу и Шелест не выдержал:

– Так и не сказал вам Валерий, что хотели ему поручить?

– Сказал.

– Что же?

– Знаешь что… – улыбнулся Чернавский, – если я скажу тебе сейчас это, ты не поверишь всё равно; поэтому позволь мне больше ничего не говорить.

Не приходится сомневаться, что Чкалов рассказал друзьям как раз о предложении Сталина перейти из лётчиков в чекисты.

Но почему Сталин сделал ему это предложение? Думаю, что ответ кроется именно в предложении сразу заменить Ежова на посту наркома.

Как замнаркома Чкалов в проблеме НКВД ничего изменить не мог, потому что был здесь полным профаном. Но Чкалов мог, говоря языком современным, сразу же изменить имидж НКВД, который приобретал одиозный оттенок после двух лет что-то очень уж разросшихся репрессий. При этом Сталин не списывал «в тираж» и Ежова – тот оставался бы наркомом водного транспорта, секретарём ЦК и председателем КПК при ЦК. Тут было постов на троих!

Чкалов, к счастью для всех, отказался. К счастью потому, что сегодня можно уверенно заявлять: любой другой кандидат в наркомы НКВД, кроме Берии, и близко не смог бы сделать всего того положительного, что сумел сделать за три довоенных года Лаврентий Павлович. В тогдашнем советском руководстве он был фигурой уникальной в точном значении последнего слова! Блестящий профессиональный чекист с выдающимся опытом успешного руководства крупной республикой – другого такого сотрудника у Сталина не было.

Только Берия мог разобраться во внутренних интригах и заговоре внутри НКВД, пресечь их, исправить перегибы репрессий, реформировать НКВД в соответствии с новыми задачами, создать новую разведку, новые пограничные войска и эффективно встроить НКВД в общую систему народного хозяйства (что по тем временам было объективно необходимым).

Но именно потому, что Берия, придя в НКВД, не мог не стать при этом реальной «рабочей лошадью», изменяя не имидж наркомата, а его суть, Сталин не мог сразу сделать его наркомом. Врастание Берии в НКВД должно было быть хотя и быстрым, но постепенным. При этом, в зависимости от степени личной вины Ежова в провалах НКВД, можно было или сохранять НКВД за ним, или заменять его Берией.

Как видно из дневника, Берия не обрадовался назначению в НКВД, и это вполне объяснимо. Он только вошел во вкус созидательной работы в Грузии, а тут снова «лови шпионов»…

Но Берия был человеком долга. К тому же, придя в НКВД, он сразу после слома старого НКВД тут же создал новую, по сути, структуру, сохранив в наркомате всё живое и нужное и отбросив вредное и гибельное.

Ведь Берия был строителем, архитектором (иными словами – творцом, созидателем) и по образованию, и по природным склонностям! Понятно и то, почему начинать ему пришлось с решения проблемы деятельности непосредственно оперативно-чекистских структур НКВД, то есть – с ГУГБ.

В ГУГБ (тогда, впрочем, УГБ) и, в частности, в разведке НКВД тогда сложилась ситуация, которая была не лучшей, чем в разведке ГРУ Генерального штаба РККА. Ряд измен, прежде всего Никольского-Орлова-Фельдбинга, Вальтера Кривицкого, Генриха Люшкова привели к тому, что в 1938 году нельзя было быть уверенным почти ни в ком из внешних сотрудников советской разведки – почти все они могли быть расшифрованы предателями, оказаться под негласным контролем спецслужб противника. Кто-то мог быть под давлением перевербован.

В этих условиях переломить ситуацию и преодолеть кризис мог, пожалуй, действительно только Берия – с его умением разбираться в людях, энергией, напором и, что очень важно, – с его немалым опытом профессионального разведчика и ещё больше – опытом высокопрофессионального контрразведчика.

Если судить по первой записи в дневнике от 29 июля 1938 года, Сталин намеревался возложить на Берию прежде всего задачу разбора завалов во внешней разведке. Однако в то лето обстановка в НКВД менялась очень быстро, динамично и развивалась в неблагоприятную сторону. Репрессивные меры, сами по себе необходимые, почему-то приняли обвальный характер. Берия имел прямое отношение к репрессивной операции в пределах в основном Грузии, однако и общий масштаб явления он улавливал. Но не более чем улавливал! Пока Берия был занят руководством республикой, он не имел возможности глубоко анализировать общее положение дел с репрессиями в стране. С сентября 1938 года это стало одной из его прямых задач. Тут и пошло, и поехало…

Интересна хронология посещений сталинского кабинета Ежовым и Берией начиная с момента нового назначения Берии.

20 августа 1938 года – за день до назначения Л.П. Берии в НКВД СССР – Ежов был у Сталина вместе с Молотовым – с 19.40 до 23.30. Вне сомнений, Сталин объяснил тогда Ежову, что в НКВД нужна новая рука и этой рукой будет Берия. Но в тот момент Сталин ещё не ставит на Ежове крест как на наркоме НКВД! Это непреложно следует из того, что в сентябре и начале октября 1938 года Ежов появляется у Сталина часто, надолго и, как правило, без Берии.

4 сентября 1938 года приехавший в Москву Берия имел разговор наедине с Ежовым на Лубянке. А 5 сентября 1938 года Сталин принял у себя в Кремле только трёх, начав в 18.50 как раз с Ежова. Через час, в 19.55, к ним присоединился Молотов, а в 20.35 – Маленков. В 21.50 все трое вышли от Сталина вместе.

В ночь с 12 на 13 сентября Сталин совещался с 1.00 до 3.00 с Ежовым и Берией в присутствии Молотова и Жданова. Это была, скорее всего, «установочная» беседа через примерно полмесяца после начала работы Берии в центральном аппарате НКВД СССР.

Затем только Ежов – без Берии – принимает участие в совещаниях у Сталина вечером 13 сентября, 18, 20, 21, 22, 25, 28 сентября, 2, 5, 7, 8 октября 1938 года – одиннадцать раз за неполный месяц! Это мало похоже на «опалу», недоверие и подозрения.

Лишь 15 октября в кабинете Сталина появляется Берия – без Ежова. Причём разговор был явно конфиденциальный и важный. Проведя совещание с руководящими московскими советскими и партийными работниками, Сталин с 23.40 оставил у себя Молотова, Жданова, Ворошилова, Микояна и Хрущёва. Подошёл Каганович, и почти полчаса Сталин о чём-то информировал только членов Политбюро, а в 0.05 в кабинете появился Берия и докладывал почти полтора часа – до половины второго ночи 16 октября. Затем Берия ушёл, а члены Политбюро задержались ещё на 20 минут.

Весь день 16 октября Сталин у себя не принимал никого, а вечером в 22 часа к нему пришёл Берия – один. Через пять минут подошёл Маленков, и они втроём беседовали до половины двенадцатого ночи. Потом Маленков ушёл, а Берию Сталин задержал ещё на полчаса.

19 октября Ежов и Берия вместе приняли участие во вполне рядовом совещании у Сталина, а вот 21 октября надо считать переломным моментом!

21 октября 1938 года после девяти часов вечера у Сталина появляются Ворошилов, Молотов и Каганович, затем около десяти часов приходит Ежов, а через час – Маленков. Ровно в 23.00 в кабинет приглашён Берия. Через полтора часа, в 0.30, они с Маленковым уходят, а прежний ареопаг остаётся в кабинете, как остаётся там и Ежов. Только в 1.45 ночи Ежов уходит – вместе со всеми, но это ещё не занавес, а лишь антракт! В ту бурную ночь сталинский кабинет напоминает проходной двор: входят и выходят Молотов, Каганович, Микоян, Маленков. Ещё в час ночи – при Ежове – Сталин вызывает Льва Бельского (Абрама Левина) (1889–1941), старого чекиста, до 1907 года члена Бунда, с июня 1917 года большевика, к тому времени первого заместителя наркома путей сообщения, а до 28 мая 1938 года – заместителя Ежова. В конце июня 1939 года, через два с половиной месяца после ареста Ежова, Бельского тоже арестуют и после долгого следствия расстреляют уже после начала войны – 5 июля 1941 года. Но тогда, в 1938 году, Сталин ему ещё доверял, хотя это доверие таяло, как таяло и доверие к Ежову.

Через день, 23 октября, Ежов снова у Сталина. К Сталину приехал из станицы Вёшенской с «Тихого Дона» писатель Михаил Шолохов, в том числе с жалобами на ведомство Ежова, и теперь Сталин устраивает им двоим что-то вроде очной ставки. В 19.20 Шолохов уходит, и Сталин и его «железный нарком» остаются наедине более часа.

Разговор был, конечно, обоюдно тяжёлым.

Но Сталин ещё не утратил веры в Ежова полностью. Тот появляется в кабинете вождя 25 октября (вместе с Берией, но последний уходит от Сталина намного раньше Ежова), затем – 26, 28 (без Берии) октября.

31 октября 1938 года Ежов – вновь у Сталина вместе с Шолоховым, секретарём Вёшенского райкома партии Луговым и руководителями Ростовского УНКВД.

К слову, в 1998 году в журнале «Новый мир» некий Виталий Шенталинский, со ссылкой на корреспондента «Литературной газеты» Вадима Соколова, поведал удивительные вещи! Якобы Соколов вскоре после смерти Сталина брал в Вёшенской у Шолохова интервью и лишь в 1994 году смог «обнародовать» рассказ писателя о его пребывании в кабинете Сталина в 1938 году.

Мол, якобы весной (!) 1938 года Шолохов, опасаясь ареста, уехал в Москву, написал Сталину, изнемог от ожидания и загулял (мол, напоследок) в ресторане гостиницы «Советской» с Александром Фадеевым. И прямо из-за стола был доставлен в Кремль, где вначале Поскребышев поставил Шолохова для протрезвления чуть ли не под кипяток, а потом, снабдив писателя «новой гимнастёркой», «впихнул» его в кабинет, который Шолохов «до этого только в кино видел». В скобках замечу, что в кино тогда сталинский кабинет не показывали, а Шолохов бывал в нём до 1938 года ни много ни мало, а девять раз!

За столом Шолохов (по словам Соколова-Шенталинского) узрел ряд «сплошь военных», абсолютно незнакомых ему «генералов», за исключением одного с «лисьей мордочкой» – Ежова. Напротив «генеральского ряда» спиной к Шолохову – два штатских, в которых Шолохов «признал по затылку» земляков. Во главе стола – «Политбюро в полном составе».

Сам «усатый» якобы «вышагивал» за спиной «несчастного». А генералы по картам и «раскрашенным картонам» якобы докладывали о «контрреволюционном заговоре белоказаков на Дону». Мол, те готовили переворот и рассчитывали сделать «будущим президентом самостоятельной казачьей республики» «тов. Шолохова»…

Весь этот «живописный», но, увы, насквозь лживый рассказ разбивается об увесистый книжный «кирпич» ныне изданного Журнала посещений кремлёвского кабинета Сталина. Из него следует, что не весной, а осенью 1938 года Шолохов первый раз появился у Сталина 23 октября вначале один – в 18.30, и лишь в 19.00 к ним присоединился Ежов. После общего двадцатиминутного разговора втроём Шолохов покинул кабинет, а Ежов оставался в нём ещё семьдесят минут наедине со Сталиным.

31 октября 1938 года Ежов был вызван к Сталину к 16.05, и десять минут в кабинете были только Сталин, уже сидевшие там Молотов и Маленков, и Ежов.

В 16.15 в кабинет все вместе вошли Шолохов, начальник УНКВД по Ростовской области Гречухин (единственный, кроме самого Ежова, «генерал» НКВД), его заместитель Коган, начальник Вёшенского райотдела НКВД Лудищев и представитель НКВД по Вёшенскому району Щавелев (двух последних Шолохов, естественно, знал как облупленных). А кроме них – освобождённые, благодаря заступничеству Шолохова, бывший секретарь Вёшенского райкома партии Луговой и партработник Попернов.

Все они находились в кабинете до 18.35, и все, кроме Ежова, Молотова и Маленкова, одновременно из кабинета вышли. Сталин, Молотов, Маленков и Ежов остались. В 19.10 Маленков вышел, и десять минут Сталин и Молотов говорили с одним Ежовым. Затем Ежов и Молотов покинули кабинет, и больше никого в тот вечер Сталин не принимал.

Думаю, ему было над чем поразмыслить наедине с самим собой.

Тем не менее 1 и 2 ноября 1938 года Ежов вновь сидит на совещаниях у Сталина. А 4 ноября Ежов был у Сталина вновь вместе с Берией, и при их беседе присутствовал только Жданов.

5 ноября 1938 года Ежов был на совещании у Сталина вместе с Молотовым, Кагановичем, Ворошиловым и Микояном – скорее всего как нарком водного транспорта СССР. Однако 9 ноября 1938 года снятие Ежова было почти окончательно предрешено.

9 ноября у Сталина собираются Ежов, Берия, Маленков и Андреев, то есть – пока ещё формально действующий нарком, нарком без трёх недель и оба члена будущей комиссии по приёму и передаче дел в НКВД СССР.

10 ноября Ежов вновь на совещании у Сталина, и вновь скорее всего как нарком водного транспорта.

Но 12 ноября застрелился Литвин – начальник УНКВД по Ленинградской области. Почти сразу после этого исчезает Успенский – нарком НКВД Украины.

А 14 ноября 1938 года Берия направляет Сталину сообщение о заявлении начальника УНКВД по Ивановской области В.П. Журавлёва о серьёзных неполадках (если не сказать больше) в НКВД. Это – уже прямое обвинение Ежова в политических шашнях. Нередко утверждают, что заявление Журавлёва якобы инспирировал сам Берия, дабы «свалить» Ежова, но это просто глупости.

Во-первых, падение Ежова подготовил сам Ежов, запутавшийся в собственной жизни и судьбе и запутанный недобросовестным и авантюристическим окружением.

Во-вторых, к середине ноября 1938 года замена Ежова Берией встала на повестку дня сама собой – ходом вещей и событий.

14 ноября у Сталина был один Берия, 19 ноября он у Сталина вместе с Ежовым, но приходит позже своего наркома и уходит раньше его.

16, 17 и 21 ноября Берия единолично присутствует на совещаниях у Сталина, но это уже неудивительно – фактически все смотрят на Берию как на нового наркома. Его назначение окончательно предрешено после бурных дебатов у Сталина в ночь с 19 на 20 ноября, где Берия был вместе с Ежовым и Фриновским.

Но об этом я скажу позднее.

13/IX-38

Сегодня товарищ Сталин вызвал меня и Николая. Были только Молотов и Жданов, говорили до трех. Разговор был тяжелый, Николай видно было, что врет. Жданов только головой качал. Потом Жданов сказал, что и с Литвином[31] непонятно что. Николай тоже стал оправдываться. А дело темное. У Литвина связи не самые лучшие. Тоже надо разобраться.

Уже забыл, что такое нормальный сон. А вижу, что впереди еще хуже.

21/IX-38

Николая часто вызывает товарищ Сталин, а я сижу на Лубянке, ворочаю папки, вхожу в курс дела. А дело х…овое. Теперь мне ясно, что Николая надо заменять. Он в Наркомате сделал много нужного, а много напортачил. Хорошо то, что убрал людей Ягоды, но не всех, зато своего г…вна наложил и Люшкова упустил. Спасибо за то, что набрал молодое пополнение из ребят с высшим образованием из промышленности. Этот костяк молодой, здоровый, он нам пригодится, резерв есть. Главное, что это все в основном кадры на местах, а с Центральным Аппаратом я разберусь. Лишь бы не новый крупный заговор обнаружился, как Ягода заворачивал. Но может и заговор есть. Вопрос кто и зачем. Приходится арестовывать кое-кого в головке Аппарата.

Структура Наркомата рыхлая, Николай тут поработал слабо. Потом надо разбираться в следственных делах, отправлять на доследование, или распихивать по судам, а если следствие вину не подтверждает, то освобождать из-под стражи. Это дело надо будет поставить широко, а для этого надо особое подразделение.

Контингент заключенных теперь большой, а в отдаленных районах начинаем большое строительство. Теперь много заключенных рисковых, отчаянных, оставлять лагеря в населенных местностях опасно для народа. Контрактация по вольному найму в Сибирь и в ДВК (Дальневосточный край. – С.К.) идет плохо, вот туда и надо больше направлять осужденных. Значит, нужны отдельные промышленные управления.

Надо по новому ставить Погранохрану. Полностью. Этим я займусь сам, и людей подберу. И политическую работу на границе надо ставить. Название надо менять. Охрана, это как сторожа. Конвойные войска, значит и пограничные войска.

С охраной Правительства бардак уже давно, чуть что заговоры выходят на комендантов Кремля. Надо иметь отдельное Управление Коменданта и отобрать людей по человеку.

Вижу, зря Коба верит Николаю. Он что-то крутит свое, а это опасно. Ягода уже раз крутил.

Комментарий Сергея Кремлёва

Запись от 21 сентября 1938 года можно считать итоговым наброском бериевской программы реорганизации НКВД. Вскоре она была принята официально. 23 сентября 1938 года Политбюро ЦК ВКП(б) во изменение Постановления от 13 сентября утвердило структуру НКВД СССР с образованием 10 Главных управлений, включая ГУГБ, Главное экономическое управление, Главные управления рабоче-крестьянской милиции, пограничных и внутренних войск, пожарной охраны и других, в том числе – Главное архивное управление.

В отличие от многих политических лидеров Берия заботился не об уничтожении, а о сохранении архивов, сознавая их значение для обеспечения прочного будущего государства.

Новая структура НКВД СССР предполагала масштабное увеличение экономической и промышленной деятельности НКВД. Показательно, что, став в 1938 году инициатором такого поворота дел, сам же Берия после смерти Сталина решительно вывел всю народно-хозяйственную деятельность МВД СССР из-под его юрисдикции и передал все промышленные предприятия и организации МВД СССР в отраслевые министерства. А ГУЛАГ, кстати, – в ведение Министерства юстиции СССР. И здесь не было противоречий – Берия умел чётко видеть задачи момента и оптимальные пути их решения. Для конца 30-х годов (а затем и военного времени) хозяйственная деятельность НКВД была оправданной, но к началу 50-х годов становилась несвойственной для структуры, призванной теперь обеспечивать исключительно государственную безопасность и контроль за деятельностью органов власти на местах.

По инициативе Л.П. Берии новые возможности получало с 1939 года Управление по строительству на Дальнем Востоке – Дальстрой. Берия понимал его возрастающее значение для добычи золота в стране, а также олова и ряда других ценных металлов.

Отдельно надо отметить, как Берия реализовал свою мысль о том, что необходим массовый пересмотр многих дел с последующим массовым освобождением тех, кто был осужден или арестован без вины. Постановлением Политбюро от 23 сентября предусматривалось создание в НКВД СССР особого Бюро по приёму и рассмотрению жалоб. Такого подразделения до Берии в НКВД не было. Это Бюро функционировало весь 1939 год.

Л.П. Берия стал также подлинным реформатором Пограничных войск, начиная с организации службы и системы связи на границе и заканчивая боевой и политической подготовкой и оснащением пограничников современным оружием, включая автоматы и тяжёлое стрелковое вооружение. Погранвойска Берии в боевом и организационном отношении были подготовлены так хорошо, что в начале войны сыграли фактически стратегическую роль в сдерживании первого натиска вермахта и ведении приграничного сражения. Сознавая значение морального фактора, Л.П. Берия, между прочим, стал инициатором выпуска журнала погранвойск «Пограничник».

При Берии в практику государственного управления стала всё шире внедряться защищённая высокочастотная связь («ВЧ»).

Объективно рассмотренная активность Берии всё более убеждала как Сталина, так и остальных членов Политбюро в том, что Ежова необходимо поскорее заменить Берией. Одновременно в работе НКВД обнаруживалось всё большее число даже не недостатков, а пороков и преступлений, совершаемых в том числе скрытыми врагами в системе НКВД.

Берии не было нужды создавать «липовые», дутые дела – ситуация была неприглядной и так. Болячки в НКВД накапливались ещё во время существования ОГПУ, особенно если учесть, что органы ВЧК – ОГПУ – НКВД всегда были соблазнительным местом для проникновения туда противников строя по всему политическому спектру – от прямых антисоветчиков-белогвардейцев и иностранной агентуры до троцкистов и правых.

При этом разница в подходах к репрессивным мерам у Ежова и у Берии хорошо видна из анализа их совместного спецсообщения Сталину от 15 октября 1938 года об арестах жён изменников Родины.

Со ссылкой на оперативный приказ НКВД СССР № 00486 от 15.08.1937 г. сообщалось, что приказ предусматривал «арест жен изменников родины, членов право-троцкистских шпионско-диверсионных организаций, осуждённых военной коллегией и военными трибуналами по первой и второй категории, начиная с 1 августа 1936 года» с тем, чтобы в дальнейшем вместе с арестом мужей производились аресты и жён, с последующим заключением их в лагеря или высылкой на срок от 5 до 8 лет.

Это был подход Ежова – всех под одну гребёнку.

Однако далее в спецсообщении было сказано так:

«В дальнейшем считаем целесообразным репрессировать не всех жен осужденных… а только тех из них:

а) которые были в курсе или содействовали контрреволюционной работе своих мужей;

б) в отношении которых органы НКВД располагают данными об их антисоветских настроениях…» и т. д.

И это был, конечно же, новый подход Берии – дифференцированный, а не огульный. Он требовал иной, более высокой культуры следствия, но был, конечно, гуманным.

Думаю, читателю будет небезынтересно узнать об одной цифре, приведённой в этом совершенно секретном сообщении НКВД СССР № 109173. Из него со всей очевидностью следует, что за два года активных репрессий, с 1 августа 1936 по октябрь 1938 года, в СССР было осуждено Военной коллегией и военными трибуналами по первой и второй категории (то есть не только к расстрелу, но и к лишению свободы) всего 18 тысяч человек, а не те мифические 350 тысяч якобы только расстрелянных партийных и советских работников, которые как появились в хрущёвские времена, так, по сей день, и гуляют в мозгах «записных» «демократов».

1/X-38

Не думал, что положение дел в Москве, в Наркомате и вообще в Стране такое хреновое. У нас в Грузии мы сильной внутренней оппозиции уже не имеем, а тут голова пухнет. Активность врагов большая. На днях Богдан[32] доложил данные по Кольцову, журналисту[33]. Один брат[34] рисует Ежова в ежовых рукавицах, а другой собрал троцкистский салон из писателей. М…ки. Эта братия хуже террористов.

Я уже окунулся по уши в обычное чекистское болото, отвык, теперь привыкаю. Хватает в стране и врагов, и дураков, а наше чекистское дело не цветочки собирать, а грязь убирать. Теперь это через меня идет потоком. В Ярославской области областные долбанутые постановили в два раза увеличить сбор колокольной бронзы, а районные долбанутые решили под эту марку закрыть в селе церковь, а колокола в металлолом. Церковники подняли бунт[35]. Послал туда человека, пусть разбирается. Доложил Кобе и Молотову. Будем разбираться вместе с Маленковым.

Приходится разматывать и разматывать головку Наркомата. И вижу, что основные аресты еще впереди[36].

9/X-38

Политбюро поручило комиссионно разработать в 10-тидневный срок проэкт Постановления ЦК, Совнаркома и Наркомвнудел по вопросу об арестах, прокурорском надзоре и ведении следствия[37]. Ежов председатель, члены я, Георгий[38], Вышинский[39] и Рычков[40]. Этот вопрос мы поставили с Георгием, работать с ним можно. Вялый, но основательный и умеет копать. Бумаги прорабатывает хорошо.

Договорились, Георгий, Вышинский и Рычков будут готовить основной проэкт, мы с Ежовым будем просматривать по отдельности, потом они вносят поправки. Мне ясно, что надо дать гарантию против злоупотреблений аппарата Наркомвнудел, особенно на местах. Если сразу не ударить по рукам, это все будет продолжаться.

Тут по двум линиям надо. Старый аппарат вычистить, а новому сразу дать направление, соблюдай законность и не смотри на партийные и советские органы как на врага, там тоже хорошо почистили. И чтобы прокуроры себя хозяевами законности почувствовали. Я сейчас уже вижу, что навертели кадры Ягоды и Ежова, разгребай не разгребешь. Раз…баи.

Как уже это надоело. А работы только по чекистской линии на пару лет. Сколько я бы за эти годы в Тифлисе дела переделал. Но что, Лаврентий, тяни лямку ЧК. Комуто (так в тексте. – С.К.) надо.

16/X-38

Только что от товарища Сталина. Был важный разговор. Только он, я и Георгий Маленков. Разногласий не было, потом Коба меня ещё задержал одного. Когда я пришел, он был один, сказал: «Сейчас подойдет Маленков, вам надо познакомиться поближе, будете часто пересекаться. Он у нас тоже инженер-недоучка, как и ты».

Я вскинулся, он говорит, не кипятись, я тебя понимаю, сам недоучился. Затянулся, потом говорит: «Что делать, не всем в академиках ходить».

Я говорю, мы уже пересекаемся.

Он спрашивает: Срабатываетесь?

Я говорю: Срабатываемся.

Ну хорошо.

Потом пришел Георгий, Коба стал говорить, как он видит теперь задачи Наркомвнудела. Сказал, что Ежов крепко подвёл и неясно, чем это для него кончится. Вместо того, чтобы на себя обижаться, обижается на других, на Берию обижается, мол, выживает Лаврентий.

Это сказал, чепуха. Ежова наверное заменим, и с Фриновским посмотрим, как он работать будет. Сказал, что опасается, что в Наркомате есть заговор, или очень заелись. Спросил, как показывают арестованные. Я доложил, что ниточки распутываются, пока только начинается. Но картина хреновая.

Говорили по разведке. Я сказал, что пока руки не доходят, но разведку надо будет ставить по новому. И надо разведчиков готовить по плану, а не так, как художественная самодеятельность. Согласился, сказал, поддержим.