К оружию! К оружию! Пратчетт Терри

– Два… и еще один…

– А два и еще один будет?…

Детрит запаниковал. В дело пошла высшая математика.

– Два и еще один будет три.

– Два и еще один будет три.

– А сейчас сколько?

– Два и два.

– Это четыре.

– Четыре-е.

– А сейчас сколько?

Дуббинс попробовал показать восемь пальцев.

– Два раза по четыре.

Дуббинс приятно удивился. Он ожидал услышать «много» или, возможно, «очень много».

– А сколько будет дважды четыре?

– Два и два и два и два.

Дуббинс наклонил голову набок.

– Гм, – сказал он. – Ладненько. Дважды четыре мы называем восемь.

– Восемь.

– Знаешь, – примирительно промолвил Дуббинс, смерив тролля критическим взглядом, – ты, может, и не такой тупой, каким кажешься. Это совсем не трудно. Давай-ка подумаем… Ну, то есть я подумаю, а ты просто помолчи.

Ваймс захлопнул за собой дверь штаб-квартиры. Сержант Колон сидел за столом с довольным видом.

– Что случилось, Фред?

Колон сделал глубокий вдох.

– Интересное дело, капитан. Мы со Шнобби провели некоторое, э-э, обследование в Гильдии Шутовских Дел и Баламутства. Я записал все, что нам удалось выяснить. Все здесь. В самом настоящем рапорте.

– Чудесно.

– Все записано. Посмотри. Правильно. С пунктуацией и всем прочим.

– Молодец.

– С запятыми и всем прочим, посмотри.

– Не сомневаюсь, я получу настоящее удовольствие от твоего рапорта, Фред.

– И эти… Дуббинс и Детрит тоже кое-что выяснили. Дуббинс тоже написал рапорт. Но в нем меньше запятых, чем в моем.

– Сколько я спал?

– Шесть часов.

Ваймс попытался мысленно заполнить этот пробел, но потерпел неудачу.

– Нужно что-то проглотить, – сказал он. – Кофе или еще что-нибудь. И мир разом станет лучше. Хотя непонятно с чего.

Человек, оказавшийся в то время на Федрской улице, мог стать свидетелем престранного зрелища. Тролль и гном возбужденно перекрикивали друг друга:

– Дважды тридцать два, восемь и еще один.

– Вот видишь? А сколько кирпичей в этой стопке?

Пауза.

– Шестнадцать, восемь, четыре, один.

– А за одним следует два!

Более длинная пауза.

– Двадцать девять…

– Правильно!

– Правильно!

– Ты можешь!

– Я могу!

– Ты просто создан считать до двух!

– Я просто создан считать до двух!

– Если умеешь считать до двух, значит, умеешь считать до сколька угодно!

– Если умею считать до двух, значит, умею считать до сколька угодно!

– И мир станет твоим моллюском!

– Моим моллюском! А что такое моллюск?

Ангва почти бежала, едва поспевая за Моркоу.

– А как же опера? Может, стоит ее осмотреть? – крикнула она.

– Потом. Все равно тот, кто там был, давно уже скрылся. Сначала нужно доложить обо всем капитану.

– Думаешь, ее убила та же штуковина, что и господина Крюкомолота?

– Да.

– Девять птиц.

– Правильно.

– Один мост.

– Верно.

– Четыре-на-дцать лодок.

– Замечательно.

– Одна тысяч. Три сот. Шесть десят. Четыре кирпича.

– Прекрасно.

– А вот…

– Я бы на твоем месте отдохнул. Не стоит растрачивать все силы.

– А вот… один бегущий человек.

– Где? Где?!

Кофе Шэма Харги по вкусу напоминал расплавленный свинец, но обладал одним преимуществом: вы испытывали ни с чем не сравнимое чувство облегчения, когда наконец выпивали чашку до дна.

– Шэм, – сказал Ваймс, – кофе просто отвратительный.

– Верно, – согласился Харга.

– За свою жизнь я выпил немало плохого кофе, но сейчас мне словно пилой провели по языку. Сколько ты его варил?

– А какое сегодня число? – спросил Шэм, вытирая стакан.

Он всегда вытирал стаканы. Правда, никто понять не мог, куда он девает чистые.

– Пятнадцатое августа.

– Какого года?

Шэм Харга улыбнулся или, по крайней мере, пошевелил мышцами вокруг рта. Шэм Харга успешно заведовал «Реберным домом» вот уже много лет. Он всегда улыбался, никогда не кормил в кредит и быстро понял, что большинство посетителей предпочитает, чтобы еда состояла из четырех пищевых групп: сахар, крахмал, жир и подгоревшие хрустящие кусочки.

– Дай мне пару яиц, – сказал Ваймс. – Но чтобы желток был твердым, а белок жидким, как патока. А еще я хочу бекона, твоего особого бекона, покрытого твердыми узелками, и чтоб на нем болтались кусочки жира. И ломоть жареного хлеба, от одного вида которого сводит желудок.

– Непростой заказ, – покачал головой Харга.

– Вчера тебе удалось его выполнить. И дай мне еще кофе. Черного, как полночь в безлунную ночь.

Харга удивленно посмотрел на капитана. Сегодня Ваймс вел себя как-то странно.

– Так тебе черный кофе или нет? – уточнил он.

– Очень черный.

– Но как это?

– Что как?

– В безлунную ночь на небе всегда много звезд. Их лучше видно. И горят они очень ярко. Безлунная ночь может быть достаточно светлой.

Ваймс вздохнул.

– Пусть это будет безлунная ночь, когда небо затянуто облаками, – сказал он.

Харга внимательно посмотрел на кофейник.

– Кучевыми или перисто-дождевыми?

– Извини? Что ты спросил?

– Кучевые облака располагаются низко, поэтому от них отражается свет города, понимаешь? Кроме того, свет может отражаться от кристалликов льда…

– Хорошо, хорошо, – сдался наконец Ваймс. – Я хотел сказать, что у безлунной ночи цвет в точности как у твоего кофе. Наливай.

– Слушаюсь, капитан!

– И пончик. – Ваймс схватил Харгу за замызганный передник и подтянул к себе так, что они оказались нос к носу. – Пончик такой пончиковый, как самый обычный пончик, сделанный из муки, воды, одного крупного яйца, сахара, щепотки дрожжей, корицы по вкусу и джема, желе или крысиной начинки в зависимости от национального или видового предпочтения. Все понятно? А не такой пончиковый, как что-либо метафорическое. Просто пончик. Один пончик.

– Пончик.

– Да.

– Так бы и сказал.

Харга отряхнул передник, обиженно посмотрел на Ваймса и отправился на кухню.

– Стой! Именем закона!

– А как зовут закон?

– Откуда мне знать?!

– А почему мы его преследуем?

– Потому что он убегает.

Дуббинс был стражником всего несколько дней, но уже успел понять один важный и основополагающий факт: пройти по улице, не нарушив тот или иной закон, – невозможно. В распоряжение стражника, решившего провести с каким-нибудь гражданином увлекательную беседу, предоставлен целый мешок потенциальных обвинений, начиная с Непреднамеренного Околачивания Груш и заканчивая Неумышленным Оскорблением Чьей-Либо Извращенной Нравственности, Будучи Существом Не Того Цвета/Формы/Вида/Пола.

На мгновение ему в голову пришла мысль, что любого человека, не бросившегося наутек при виде мчащегося на него с огромной скоростью Детрита, можно обвинить в нарушении Акта О Смертельной Глупости от 1581 года. Но сейчас не было времени раздумывать над этим. Кто-то убегал, а они догоняли. Они догоняли, потому что он убегал, а он убегал, потому что они догоняли.

Ваймс расположился за столом с чашкой кофе в руке и принялся рассматривать предмет, найденный на крыше.

Он походил на укороченный вариант флейты Пана – при условии, что Пан был ограничен шестью нотами, причем одинаковыми. Трубочки были сделаны из стали и сварены вместе. По одной стороне шла зазубренная полоса металла, похожая на расплющенную и вытянутую шестеренку, и от предмета сильно пахло фейерверками.

Он осторожно положил его рядом с тарелкой.

После чего изучил рапорт сержанта Колона. Фред Колон явно потратил на его составление кучу времени и, вероятно, пользовался словарем. Рапорт гласил:

«Раппорт сержанта Ф. Колона. Сегодня, 15 августа, прилизительна в 10 часов до полудня, я в сапроваждении капрала С.В.С.Дж. Шноббса праследовал в Гильдию Шуттавских Дел и Баламутства, что на улице Богов, после чего мы имели биседу с клоуном Боффо, каторый сказал, что пакойный клоун Бино был апределено замечен им, клоуном Боффо, когда тот, клоун Бино, выхадил ис Гильдии утром прошлого дня как раз после всрыва {Что есть, по моему мнению, тупиковый переулок, по причине таво что мертвец был мертвым поменьше мере два дня, с чем сагласился капрал С.В.С.Дж. Шноббс, так что кто-то тут заталкивает макароны в уши, не стоит верить человеку, каторый зарабатывает на жизнь, падая на задницу}. После чево мы встретились с доктором Пьеро, каторый придал нам ускорение из Гильдии. Нам кажется, а именно мне и капралу С.В.С.Дж. Шноббсу, што шуты считают, буттобы ва всем повины наемные убивцы, но мы не знаем, почему. Клоун Боффо также сказал нам поискать нос Бино, но нос, когда мы его видели, у него был, поэтому мы спрасили у клоуна Боффо, не имеет ли он ввиду ево фальшивый нос, на што он атветил, что имеет настоящий, а теперь проваливайте. За сим мы и вернулись сюда».

Дело с носом выглядело настоящей головоломкой, скрытой в шараде, зашифрованной в загадке, – по крайней мере, в изложении сержанта Колона. Зачем просить отыскать нос, если тот никуда не терялся?

Ваймс взял в руки рапорт Дуббинса, написанный аккуратным почерком человека, более привычного к сложению рун. И саг.

«О Ваймс, капитан, пазволь же расказ павести, што случилось со мной, младшим констебелем Дуббинсом. Ясным было утро и благародными были помыслы, когда мы праследовали в Алхимиков Гильдию, где событья случились так как я сейчас прапою. И касались они врзывающихся шаров. Што ж о запросе, с каторым мы посланы были, то нам саабщили, будто бумаги лист прилагаемый [прилажение сматри] Леонард Щебатанский сам написал после изчезнув в абстаятелъствах крайне тайных. На листе том аписано, как парашок сотворить парашком № Раз называемый, используемый при феерверков саздании. Главный алхимик же господин Зильберкит рек, мол каждый алхимик знает тот парашок. Чертеш Ружия на палях приведен. Мой кузен Башнелом, каторый краски Леонарду талкал, подтвердил, бутто бы это подчерк его и сказал, што Леонард всегда задом вперед писал, потому как был гениален. Я срисовал чертеш и прилагаю его».

Ваймс положил бумаги на стол и прижал их найденным на крыше предметом.

Потом достал из кармана пару свинцовых лепешек.

По словам горгульи, у человека была какая-то странная палка…

Ваймс посмотрел на эскиз. Как заметил Дуббинс, палка была похожа на приклад арбалета с трубкой. Рядом были изображены некие странные механические устройства и пара предметов, состоящих из шести трубочек. Весь эскиз больше смахивал на каракули. Кто-то, возможно этот самый Леонард, читал книгу о фейерверках и машинально делал для себя пометки.

Фейерверки.

Итак… фейерверки? Но фейерверки – это никакое не оружие. Хлопушки делают только «бах». А ракеты хорошо летают, но попасть могут лишь в небо.

Крюкомолот славился своим мастерством в изготовлении всяческих механизмов. Что очень нехарактерно для гномов. Люди считают иначе, но это не соответствует действительности. Гномы умеют обрабатывать металл, это верно, делают хорошие мечи и ювелирные украшения, но не слишком искусны, когда дело касается шестеренок и пружин. Крюкомолот был исключением из правил.

Итак…

Предположим, существует некое оружие. Предположим, оно обладает ни с чем не сравнимыми, странными, ужасающими свойствами.

Нет, это невозможно. В противном случае оно было бы почти у всех – или было бы уничтожено. Оно не могло оказаться в музее-запаснике Гильдии Наемных Убийц. Что обычно выставляют в музеях? Вещи, которые крайне редки, которые не работают или заслуживают, чтобы о них помнили… А какой смысл выставлять на показ фейерверки?

На двери было много замков. Значит… этот запасник был не из тех, в которые пускают всех подряд. Наверное, сначала ты должен стать высокопоставленным наемным убийцей, а потом наступает день, когда главы Гильдии глубокой ночью ведут тебя куда-то и… скажем… скажем…

Непонятно почему, но в этот момент в воображении капитана Ваймса вдруг возникло лицо патриция.

И снова Ваймс ощутил, будто коснулся чего-то необычного, чего-то фундаментального и важного…

– Куда он делся? Куда он подевался?

Они забежали в лабиринт переулков. Дуббинс прислонился к стене, чтобы отдышаться.

– Сюда! – заорал Детрит. – Он побежал по Корсетному переулку!

И дальше бросился в погоню.

Ваймс поставил на стол чашку.

В него стреляли с расстояния в несколько сотен ярдов – и чуть не попали. Кроме того, убийца успел выстрелить подряд шесть раз, а за это же самое время из арбалета можно выпустить только одну стрелу…

Ваймс снова взял в руки трубочки. Шесть маленьких трубочек – шесть выстрелов. И несколько таких комплектов трубочек можно таскать просто в карманах. И стрелять дальше, быстрее и точнее, чем из любого другого оружия…

Итак. Новый тип оружия. Гораздо более скорострельный, чем арбалет. Наемным убийцам это не понравится. Очень не понравится. Они и луки-то не любят. Предпочитают убивать с близкого расстояния.

Поэтому они решили хранить ружие под замком. Только боги знают, как оно у них оказалось. Это могли знать только старшие наемные убийцы, да и то немногие. Долгое время они передавали друг другу страшную тайну: «Остерегайтесь подобных предметов…»

– Сюда, сюда! Он ушел на Тискающую аллею!

– Стой! Сбавь ход!

– Почему?

– Это – тупик.

Стражники остановились.

Дуббинс знал, что сейчас мозг группы – он. Даже несмотря на то, что Детрит, сияя от гордости, теперь считал кирпичи во всех стенах подряд.

Почему они гнались за этим типом почти через весь город? Потому что он убегал. От стражников нельзя убегать. Воры показывают лицензии. Нелицензированные воры Стражи не больно-то боятся – весь их страх тратится на Гильдию Воров. Наемные убийцы всегда чтут букву закона. А честные люди не бегают от стражников[18]. Если ты убегаешь от Стражи, значит, ты совершил что-то дурное.

Происхождение названия аллеи, к счастью, затерялось во мгле веков, но со временем название это стало вполне соответствовать действительности. По мере того как надстраивались верхние этажи зданий, аллея превращалась в тоннель, и теперь над головой можно было разглядеть лишь клочок неба.

Дуббинс выглянул из-за угла и всмотрелся во мрак.

Щелк, щелк…

Странные звуки доносились из кромешной тьмы.

– Детрит?

– Да?

– У него было оружие?

– Только палка какая-то.

– Но я… я чувствую запах фейерверков.

Дуббинс очень осторожно убрал голову.

Фейерверками пахло в мастерской Крюкомолота. И господин Крюкомолот закончил жизнь с огромной дырой в груди. Чувство выразимого ужаса, ужаса, который намного более конкретен и ужасен, чем невыразимый, постепенно охватило Дуббинса. Это чувство было сродни тому, которое испытываешь, когда играешь по-крупному, а твой противник неожиданно улыбается, и ты вдруг понимаешь, что тебе очень-очень повезет, если ты сохранишь хотя бы рубашку.

С другой стороны… он мог представить себе лицо сержанта Колона. «Сержант, мы преследовали через весь город человека, загнали его в тупик, а потом развернулись и пошли себе своей дорогой…»

Он обнажил меч.

– Младший констебль Детрит?

– Да, младший констебль Дуббинс?

– За мной!

Почему? Ведь эта штуковина наверняка сделана из железа. Десять минут в тигле, и нет проблемы. Почему никто не избавился от подобной крайне опасной вещи? Почему ее сохранили?

Но такова природа человека. Некоторые вещи настолько пленяют нас, что мы не в силах их уничтожить.

Капитан Ваймс посмотрел на странные металлические трубочки. Шесть коротеньких круглых трубочек, наглухо закрытых с одного конца. В верхней части каждой трубочки было крохотное отверстие…

Ваймс медленно взял в руку одну из свинцовых лепешек…

Аллея была извилистой, но переулков от нее не отходило. И по обеим сторонам высились глухие стены. Лишь в самом конце аллеи была дверь, огромная дверь и, судя по виду, очень прочная.

– Где мы? – спросил Дуббинс.

– Не знаю, – ответил Детрит. – Где-то недалеко от доков.

Дуббинс приоткрыл дверь мечом.

– Дуббинс?

– Что?

– Мы прошли семьдесят девять шагов!

– Очень мило.

Из двери вырвался холодный воздух.

– Мясной склад, – прошептал Дуббинс. – Кто-то вскрыл замок отмычкой.

Он скользнул в полумрак и оказался в огромном мрачном помещении с высокими потолками, как в храме, который оно несколько напоминало. Тусклый свет сочился сквозь большие, покрытые льдом окна. С потолка гроздьями свисали туши, выглядящие какими-то странно полупрозрачными. Выдыхаемый Дуббинсом воздух мгновенно превращался в кристаллики льда.

– Ничего себе, – удивился Детрит. – Кажется, это склад фьючерсной свинины на Морпоркской улице.

– Что?

– Я работал здесь раньше, – пояснил тролль. – Почти везде работал. «Уходи, тупой тролль, ты слишком глупый», – мрачно добавил он.

– Отсюда есть выход?

– Главные ворота склада выходят на Морпоркскую улицу. Но здесь месяцами никого не бывает – пока не начинает существовать свинина[19].

Дуббинс поежился.

– Эй ты, там! – закричал он. – Это Стража! Выходи немедленно.

Между двумя будущими свиными тушами возникла темная фигура.

– Что будем делать? – спросил Детрит.

Фигура подняла нечто похожее на палку, держа ее на манер арбалета.

И выстрелила. Что-то маленькое со звоном отскочило от шлема Дуббинса.

Огромная каменная лапа схватила гнома за голову, и Детрит спрятал Дуббинса за своей широкой спиной, а фигура бросилась в сторону, стреляя на бегу.

Детрит заморгал.

Пять дыр рядком протянулись по его нагруднику.

А потом человек выскочил в дверь и захлопнул ее за собой.

– Капитан Ваймс?

Он поднял взгляд. Это были капитан Квирк из Дневной Стражи и парочка его людей.

– Да?

– Пойдешь с нами. И сдай меч.

– Что?

– Ты меня плохо расслышал, капитан?

– Эй, Квирк, это же я, Сэм Ваймс! Не будь дураком.

– Я не дурак, потому что захватил с собой людей с арбалетами. Подчеркиваю – людей. Это ты будешь дураком, если станешь сопротивляться аресту.

– О? Я, значит, под арестом?

– Только если не пойдешь с нами…

Патриций ждал его в Продолговатом кабинете, стоя у окна. Только что стихла многоколокольная какофония, отметившая пять часов дня.