Эльдорадо – не награда Лютый Алексей

Глава 4

Не люблю жареной телятины!

Ганнибал Лектор

На берегу реки действительно стояло войско ацтеков.

Точнее, не всё войско, а лишь его небольшая часть – тысячи две вооруженных копьями, дротиками и деревянными мечами с обсидиановой кромкой воинов. Как вскоре выяснилось, это была не регулярная часть, а городское ополчение, призванное для того, чтобы держать мост до тех пор, пока регулярные войска гоняют по окрестностям мятежников. Ополченцы и держали навесной мост. Причем на своих плечах, поскольку какой-то шайке хулиганов приспичило перерубить крепления на этом берегу. Ну а пока треть войска держала мост, еще треть пыталась его починить, остальные ополченцы готовили ужин. И судя по запаху, в основном он состоял из жареного мяса, о чем Попова тут же оповестил его вечно голодный желудок.

В отличие от Ашайкоатля, ковырявшегося в дорожном покрытии, а оттого и не смотревшего по сторонам, троих милиционеров с псом заметили сразу, как только те показались на опушке леса. Всё-таки хоть перед рекой лагерем и стояло ополчение, а не регулярная часть, армейские порядки они, как могли, соблюдали и дозоры выставить удосужились. Путешественники увидели, как в лагере поднялся переполох и большая часть воинов, исключая тех, кто держал на своих плечах край подвесного моста, принялись выстраиваться в боевые порядки.

Попову эти действия аборигенов крайне не понравились. Он хоть и был не робкого десятка и уже противостоял, вместе с друзьями, разумеется, крупным воинским подразделениям, однако не думал, что отпуск хорошо начинать с драки. Тем более если против троих милиционеров – и Мурзика, конечно! – прет пара тысяч озверелых дикарей. Андрюша попытался было образумить друзей, но те, не обратив ни малейшего внимания на увещевания криминалиста, нагло пошли прямо на толпу, поскольку оба были абсолютно уверены в собственной безнаказанности.

– Андрюха, кончай тут сопли по дороге размазывать, – с усмешкой сказал ему омоновец. – Чего ты боишься? Оберон же сказал, что можем отдыхать на всю катушку. А значит, ничего нам эти дикари не сделают, блин. Ну а если попробуют, я парочку десятков этих чучел быстро из солдат в землепашцев переквалифицирую. Будут своими носами местные поля возделывать.

– Ванечка, если ты заметил, людей тут несколько больше, чем пара десятков, – язвительно заявил криминалист. – Думаешь, остальные будут стоять и своей очереди к тебе на раздачу дожидаться?

– А ты у нас на что? – удивился Иван. – Рявкнешь на них разок, сразу все и полягут. А тем, кто самостоятельно улечься не захочет, мы с Сеней поможем. Точно, Рабин?

– Точно, Жом. Только, если начнешь и дальше в общении с нормальными людьми клички употреблять, я тебя так по затылку дубинкой шандарахну, что забудешь, в какой именно части света ты находишься, – пообещал другу Рабинович.

– А в какой части света я нахожусь? – сделал круглые глаза Жомов и, увидев, как перекосилось лицо кинолога, заржал. – Да пошутил я. Мы в Мезоамерике, а она – между Африкой и Европой. Верно?

Рабинович застонал, но разъяснять омоновцу их теперешнее местоположение желания не изъявил. За это дело взялся Попов, но Ваня на него тут же обиделся, заявив, что оба его друга в одночасье стали идиотами и совсем перестали понимать шутки. Жомов потребовал, чтобы кинолог с экспертом, сами круглые дураки, его за идиота бы не принимали. В гневной тираде, содержавшей в себе необычно много для омоновца слов, Ваня заклеймил позором подобные отношения среди друзей, заставив своим красноречием даже Мурзика застыть с отвисшей челюстью. И неизвестно, какие бы еще новые качества кроме умения связно говорить открыли бы в Жомове сослуживцы, если бы к ним на выручку не подоспел небольшой отряд аборигенов. Все они, за исключением одного, выглядели точно так же, как встреченный ранее Ашайкоатль, только без бород. Последний, или первый, кому как нравится, абориген в группе был как раз бородат, но одет не в набедренную повязку, украшенную перьями, а в белую куртку без рукавов и такие же светлые штаны.

– Кто такие? Куда идем? Предъявите документы! – с ходу потребовал ацтек в белоснежных одеждах, видимо, являющийся командиром этой группы солдат. Остальные, так же с ходу, ощетинились копьями, нацелив их в грудь путешественникам.

– Сеня, тебе это наглостью не кажется? – поинтересовался Жомов, прерывая свой беспрецедентный монолог.

– Твоя болтовня?.. Нет, – прикинулся дурачком кинолог. – Говори, сколько хочешь. Очень даже интересно проверить, насколько велик твой словарный запас.

– Хватит придуриваться, блин! – обиделся Ваня. – Я тебя спрашиваю, тебе не кажется, что эти уроды обнаглели, раз у милиционеров документы предъявить требуют? Мне их изуродовать, или ты сначала культурно поговоришь?

Аборигены, наблюдавшие за этим диалогом с явным непониманием и нетерпением, недоумевали, почему это странные незнакомцы не только игнорируют требование их командира, но и, находясь без оружия, явно не боятся вооруженного отряда. Начальник ополченцев набрал в грудь воздуха, явно собираясь рявкнуть на непрошеных гостей как следует, но его опередил Попов.

– Какого хрена, мать вашу, вы смеете к нам с вопросами приставать?! – истошно завопил он.

Вопль, как всегда, вышел на славу. Командиру отряда, пытавшемуся глубоко вдохнуть, ударной звуковой волной Андрюшиного крика загнало в грудь столько воздуха, что было удивительно, как он не взлетел подобно воздушному шарику. Тех ацтеков, что пришли вместе с ним, разметало в разные стороны, лишив во время вынужденного полета их жалкого гардероба. И те, кто после вопля Попова сумели подняться на ноги, тут же помчались в разные стороны, истошно вопя и стараясь прикрыть срам ладошками.

Пострадали не только они. Поскольку криминалист стоял посредине дороги и смотрел в сторону моста, звуковая волна, без труда разметав дозорный отряд, докатилась и до реки. Первые ряды аборигенов, удерживавших мост, рухнули как подкошенные. Остальные, не в силах удержать вес переправы на своих плечах, отскочили в сторону, дав возможность мосту обрушиться вниз. Начатый ремонт так безвременно и закончился. Чему особенно огорчилась местная рыба, у которой падение моста в реку вызвало легкую контузию. Рыба всплыла вверх брюхом, выразив таким образом протест человеческому произволу.

– Андрюша, я, конечно, понимаю твое стремление помочь в решении конфликта, – после того, как смог прочистить заложенные уши, спокойно начал говорить Рабинович и вдруг взорвался: – Но какого хрена нужно было так орать!

– Сам не ори, – обиженно буркнул Попов и кивнул в сторону тех вояк, которые еще не смогли встать с грунта. – Посмотри на них.

– И что я там должен увидеть? – едва сдерживаясь, поинтересовался Сеня.

– Объясню, раз ты сам поглупел, – рассудительно ответил эксперт. – Ты где-нибудь на этих людях металлические доспехи видишь?.. У них даже щиты из черепахового панциря. Тут в случае конфликта наши дубинки ни фига бы не пригодились. А теперь, глядишь, они с нами по-другому разговаривать начнут.

– Ты посмотри, какой умный, – буркнул Рабинович, явно расстроенный тем, что не он, а криминалист рассмотрел столь важную деталь экипировки ацтеков. – Только всё равно предупреждать нужно, когда орать собираешься. У нас на ушах бронежилетов нет.

Науке неизвестно, помогли бы бронежилеты на ушах остановить звуковую волну Попова или нет, но поверженному Андрюшей командиру отряда хоть какая-нибудь защита в области дыхательных путей точно не помешала бы. Когда абориген сумел, наконец, выпустить весь воздух, загнанный внутрь звуковой волной, подняться на ноги он уже не мог. Пришлось российским милиционерам помогать ему. Так сказать, выполнять ту часть своего долга, в которой говорится о защите гражданского населения.

– Что ты будешь делать, опять, третий раз за день, боги к нам нагрянули, – тяжело дыша, обреченно пробормотал командир. – Что сегодня, день пришествия, что ли?

– Не понял? – удивился Рабинович. – А что, боги у вас вот так вот запросто появляются?

– Ну почему запросто? – удивился ацтек. – Сапотекский Питаосих, бог бедности и неудач, сегодня был, так, гад, наличность у всех умудрился стащить, хотя и близко к лагерю не подходил. После него тольтекский Кукулькан пробегал, такой ветер поднял, что половину каноэ на реке утопли и только что отремонтированный мост обвалился. Вы вот пришли и тоже безобразия учинили. Вам, богам, что, сегодня заняться нечем? Друг с другом поладить не можете, вот на людях зло и срываете?..

– Подожди, подожди! – остановил его Попов. – То есть ты хочешь сказать, что боги у вас тут на людях часто появляются?

– До последнего времени такого никогда не случалось, – всё еще находясь в прострации, ответил абориген. – Конечно, единичные случаи бывали, раз в пятьдесят лет, скажем. Но обычно вы, боги, только со жрецами и общаетесь. Не знаю, что на вас нашло теперь. Скучно на небесах стало? А кстати, вы чьи боги будете? Я о многих знаю, но по описанию вы ни под одних не подходите.

– Да мы так, маленькие божки. О нас даже сами боги не всё знают, что уж о людях говорить! – прежде чем кто-нибудь успел открыть рот, заявил Рабинович. – Ты иди в лагерь, скажи, чтобы нам какое-нибудь маленькое пиршество организовали, а мы пока тут посовещаемся и решим, наказывать вас еще за такое непочтительное отношение к нам или того, что случилось, уже хватит. Ясно?

– Ой, давайте только обойдемся без наказаний, – устало вздохнул командир. – Будет вам пиршество, будет вам торжественная встреча, будут и дары. Только не мешайте мост чинить, а то явится сюда Чимальпоке с основным войском до того, как мы ремонт закончим, так никому не поздоровится. И не думайте, что вы спасетесь. Чимальпоке с Уицилопочтли на короткой ноге…

Что-то в том же духе продолжая ворчать себе под нос, командир дозорного отряда поплелся назад к лагерю, по дороге пинками поднимая с земли своих солдат. Сеня, сделав рукой знак, призывающий друзей воздержаться от вопросов, несколько секунд смотрел ему вслед. А когда абориген удалился на достаточно большое расстояние, повернулся к Жомову с Поповым.

– Что-то я не понял, – недоуменно произнес омоновец, едва Рабинович перестал смотреть вслед ушедшему командиру ацтеков. – Ты когда про совещание говорил, цену нам набивал, что ли?

– Ты тоже так думаешь? – вместо ответа спросил кинолог у Андрюши.

– Интересный мир. Боги прямо среди людей открыто появляются, – видимо, продолжая невысказанные раздумья, пробормотал эксперт, а затем встрепенулся: – А? Что? О чем ты говорил?

– О своем, о женском – о комбайнах, – фыркнул Сеня. – У тебя, Андрюша, кроме как на восторги по этому миру, мозговые ресурсы еще для чего-нибудь остались? Как считаешь, есть нам что обсудить или можно в ацтекский лагерь идти на пиршество?

– А чего на голодный желудок обсуждать? – удивился Попов. – Вот поедим, тогда и думать нормально сможем.

– Сытое брюхо к учению глухо. Но Попу на всё плевать, лишь бы было что пожрать, – констатировал кинолог. – Андрюша, тебе ничего подозрительным не кажется?

– Ты о чем? – вместо задумавшегося эксперта спросил Жомов.

– А о том! – ответил Рабинович, глядя на друзей, как учительница на нашкодивших второклашек. – Посудите сами. Появляется Лориэль и соблазняет нас халявным отпуском с возвращением обратно в тот же день, из которого мы отбыли. По прибытии в Эльфабад этот шкодливый эльф исчезает, а мы узнаем, что мир Оберона здорово расширяется и у них возникли проблемы с МП-переходами. Нас забрасывают сюда, и тут мы узнаем, что боги этого мира посходили с ума и шляются среди людей, словно у себя в апартаментах.

– Ну и что? – пожал плечами Попов. – Может быть, Оберон специально всё организовал, чтобы нам веселее было?

– А может быть, всё это подстава? И нас опять втянули в какую-то авантюру, – высказал предположение кинолог.

– Да брось ты, Сеня, ерунду нести! – встрял в разговор омоновец. – У тебя от общения с эльфами простата началась…

– Что-о-о? – взревел Рабинович, а Андрюша тоненько захихикал.

– Ну эта… Когда человек всего бояться начинает, – растерялся Жомов.

– Эта, когда человек всего бояться начинает, называется паранойя, – раздраженно поправил друга кинолог. – Простата – это нечто другое, прямого отношения к психическому состоянию человека не имеющее…

– Ну и хрен с ней! – махнул рукой Ваня. – Я тебе говорю, что подставы никакой нет. Ну, скажи, откуда Оберону было знать, что мы в Мезоамерику соберемся?

Этот вопрос и в самом деле поставил Рабиновича в тупик. Конечно, Лориэль мог видеть лежавшие на столе фотографии древних ценностей, которые Попов сделал у себя в лаборатории, но это ни о чем не говорило. Если Оберон действительно планировал подставить милиционеров, то должен был готовить эту операцию давно. А до вчерашнего дня о культуре Мезоамерики, кроме Попова, никто даже и не думал. И уж точно, обсуждать возможность поездки в этот регион и это время менты и не пытались. Да и сам Андрюша начал думать о посещении ацтеков вместо мира-аквариума только после прибытия в Эльфабад. Вот и получалось, что участия в выборе милиционерами конкретного места для отдыха Оберон принимать не мог. И всё же данные рассуждения подозрительности у Сени ничуть не убавили.

– А почему вы решили, что именно наш визит в Мезоамерику подстава? – с жаром накинулся он на друзей. – Может быть, у Оберона неприятности во всех мирах начались, и ему всё равно, в каком именно мы начнем наводить порядок?

– Сеня, ты действительно что-то слишком всё выворачиваешь, – улыбнулся, как доктор больному, Попов. – В нашем-то мире всё нормально? Боги по улицам не бегают? Да и в Эльфабаде ничего страшного не происходит. Тебе же сказал этот тролль, что расширение мира – дело обычное. Давай не искать проблему на пустом месте, а просто будем отдыхать. Тем более к нам новая делегация идет.

Попов махнул рукой в сторону воинского лагеря ацекских ополченцев, и Сеня вынужден был обернуться в указанном направлении и прервать дискуссию, поскольку шедшая к ним делегация была уже слишком близко. В этот раз обычных воинов в юбочках из перьев среди аборигенов не было. Все до единого подошедшие к милиционерам ацтеки были одеты в белые костюмы. Некоторые несли на головах странные уборы из перьев, у других перья были нашиты на одежду, ну а третьи, видимо, беднее и ниже рангом, украшениями снабжены не были, как и командир дозорного отряда, наголову разбитого криком Попова. Остановившись в некотором отдалении от путешественников, аборигены встали в позы, выражавшие почтительность и внимание.

– Ну что, к пиршеству готовы? – поинтересовался Рабинович, дав себе слово в ближайшем времени продолжить с друзьями обсуждение своих подозрений.

– Позвольте выразить вам свое почтение, славные и великие боги, и принести вам этот скромный дар, – выступил вперед один из ацтеков. Видимо, сам командир ополчения. – Надеюсь, он прекрасно отразит наше безмерное уважение вашей божественной сущности.

Рабинович, взяв на себя роль начальника отряда богов, пошел навстречу аборигену, пытаясь понять, что именно он держит в руках. Подойдя ближе, Сеня понял, что это какая-то шляпа, сделанная из тщательно переплетенных перьев, с огромным разноцветным плюмажем. Осознав, что в руках ацтека больше ничего нет, Рабинович взял шляпу и заглянул внутрь ее. Затем повертел из стороны в сторону, явно чему-то удивляясь, а после этого завопил:

– И на хрена мне этот мусор нужен? Золото и драгоценные камни где, я вас спрашиваю?!

– Этот мусор является высшим знаком отличия воинства Орла, служащего Кецалькоатлю, – терпеливо и покорно пояснил абориген. – Впрочем, если вы принадлежите к окружению Тонакатекутли, мы можем подарить вам накидку из шкуры ягуара. А золота и драгоценных камней у нас нет. Питаосих сегодня был и всех ограбил.

Сене осталось только горестно вздохнуть. Судя по всему, новое путешествие милиционеров по параллельным мирам начиналось не так радостно, как на это рассчитывал кинолог. Он мысленно пообещал набить морду этому вороватому Питаосиху, а потом, поскольку ничего другого не оставалось, согласился принять в дар пернатую шляпу. Всё-таки шкура ягуара, может быть, и ценней, но таскать ее с собой по такой жаре было бы накладно. Ну а кроме того, Рабиновича не покидала надежда получения хорошей наживы в этом полумистическом мире.

– Ладно. Принимаем ваш дар с благодарностью и надеемся, что пиршество будет более впечатляющим, – с угрозой в голосе проговорил Сеня и оказался как нельзя более прав. Пиршество путешественников впечатлило!..

По дороге к лагерю войска аборигенов Рабинович немного успокоился и перестал смотреть волком на ацтеков, не удосужившихся припрятать от Питаосиха пару-тройку килограммов драгоценных камней, чтобы с покорностью и восхвалениями принести их в дар новым гостям. Он даже затеял с главой делегации аборигенов, Ачитометлем, крайне содержательный разговор о местных рынках, ценах на кукурузу и облигации Сбербанка СССР 1936 года выпуска. Собирался расспросить и о том, каким образом боги различных народов умудряются уживаться в местном пантеоне, но вовремя вспомнил, что сам вроде бы считается здесь божеством, хотя и мелким, и от вопросов о своих «коллегах» воздержался.

Хотя войско ацтеков, к которому подошли путешественники, и состояло из ополченцев, торжественным встречам богов их обучили тщательно, надо полагать, в первую очередь. Довольно стройные ряды аборигенов при приближении гостей дружно взмахнули копьями и щитами, трижды выкрикнув «Слава!». Ну а поскольку имен новых богов солдаты не знали, то, указывая, кого именно восхваляют, добавляли краткое и емкое «богу!». Получилось: «Слава богу!» И после этого только Ваня Жомов поинтересовался, отчего это вдруг аборигены почувствовали облегчение. Дескать, рано им расслабляться, он еще проверку строевой подготовки не проводил.

– Ждут Фому – чают быть уму. А Ивана принесло – всем достанется в мурло, – констатировал Рабинович, и омоновец так и не сообразил, обидеться на это утверждение, или, наоборот, назвать Сеню самым что ни на есть сукиным сыном.

Впрочем, на долгие раздумья времени у Жомова не осталось. Едва троица друзей в сопровождении военачальников подошла к строю аборигенов, как те расступились в стороны, открывая проход к отделанному перьями шатру и кострам возле него, в углях которых запекались какие-то туши. Ветер с реки донес до путешественников аромат жареного мяса и тушеной кукурузы. Андрюша шумно втянул носом воздух, наслаждаясь ароматом, и его бездонный желудок тут же откликнулся глухим рычанием. Дескать, и долго я еще пустовать буду?! Сеня покосился на криминалиста и хотел что-то съязвить по поводу болтливости поповского живота, но в этот момент его собственный желудок тоже выдал вдруг потрясающее соло, и Рабиновичу пришлось оставить всю невыплеснутую желчь в себе. Но ненадолго! Едва кинолог увидел, что именно запекается в углях, желчь и всё остальное, что было внутри его организма, запросилось наружу.

– Не понял! Это что, блин, такое? – спросил Жомов, пока Рабинович усердно боролся с тошнотой. – Вы не охренели тут?!

Возмущаться омоновцу было с чего. В костре, прямо перед ним, жарилось освежеванное безголовое тело человека. Рабинович бы, конечно, мог отметить, что со своим уставом в чужой монастырь не лезут и что тела поверженных врагов хоронить не стоит, чтобы мясо даром не пропадало, но ничего такого говорить он не стал. И не только оттого, что испытывал к каннибализму стойкое отвращение, но и потому, что пришел в бешенство лишь от одной мысли о том, что кому-то взбрело в голову угостить российских милиционеров свежими трупами! Медленно поворачиваясь к Ачитометлю, Сеня стал отстегивать от пояса резиновую дубинку.

– Вы же сами просили пиршество, вот мы и даем вам самое свежее мясо, которое есть, – не обратив на манипуляции Рабиновича внимания, ответил на Ванин вопрос предводитель индейцев.

– Вот я и спрашиваю, а не охренели ли вы, чтобы нас человечиной кормить? – задал новый вопрос омоновец, так же, как Рабинович, нащупывая рукой верное боевое оружие милиционера. Теперь пришло время Ачитометлю оторопеть.

– Какая человечина? – вытаращился он. – Вы там, в пантеоне, на небесах своих совсем одурели уже? Нас за дикарей считаете? Это же обычная телятина.

– Это ты нас, похоже, за дураков держишь, – прорычал Сеня, тыча дубинкой в сторону костра. – По-твоему, та туша на быка похожа?

– Так вы о форме? А я о содержании, – восхитился командир ополченцев. – Правда, здорово похоже? Мы же должны свое реноме среди остальных племен поддерживать. Вот для того, чтобы нас все боялись, мы из различных частей звериных туш и создаем подобие человека, а потом едим.

– Ну ты про подобия будешь какому-нибудь зеленому практиканту заливать! – заявил Жомов и, прекращая дискуссию, врезал Ачитометлю дубинкой по голове.

Может быть, шикарный головной убор из перьев и смягчил бы удар омоновца, но на беду аборигена это украшение крепилось вокруг золотого обруча. Вот по этому обручу и пришелся удар дубинки. Если бы Жомов бил сверху вниз, быть аборигену вбитым в землю минимум по пояс. А так как удар шел с боку, Ачитометля просто оторвало от земли и закинуло куда-то за спины оторопевших солдат. Ну а дальше остановить Жомова было трудно. Разъярившись на людоедов, нагло и откровенно попиравших Уголовный кодекс России, Ваня пошел махать «демократизатором» направо и налево, сея в рядах ацтеков хаос и разрушения. Причем первое хорошо укоренялось среди солдат, а последнее – в их оружии, поскольку дубинка Жомова, соприкасаясь с металлическими наконечниками направленных на него копий, либо крушила их в щепки, либо выбивала из рук владельцев и отправляла в свободный полет. Ни Рабинович, ни Попов, почти полностью поверившие в объяснения Ачитометля относительно здешнего «людоедства», сразу остановить Ваню не успели, а потом уже было поздно. Побежавшие в разные стороны солдаты, поначалу испугавшиеся гнева богов, увидев, что те ни молниями их не жгут, ни полчища змей не напускают, быстро пришли в себя. Сомкнув строй, ацтекские ополченцы стеной двинулись на врага, намереваясь задавить численностью. Сене с Андрюшей пришлось прийти на выручку другу. Но как они ни старались, большого физического урона противнику нанести не смогли. Сломанные или выбитые копья ацтеки тут же заменяли, получая новое оружие из задних рядов. Ну а Мурзик и вовсе ничего против плотной стены копий сделать не мог. И через пару минут неравной битвы российские милиционеры оказались прижаты к пернатому шатру и почти полностью окружены.

– Андрюша, сделай же что-нибудь! – потребовал от криминалиста Рабинович, старательно отбивая направленные в грудь копья.

Попов заорал. Конечно, коридор среди врагов он проделал немалый, но аборигены вмиг заполнили его, не желая выпускать ментов из окружения. Андрей попробовал повторить акустическую атаку снова, но эффект был тот же. Конечно, часть врагов была контужена, но ацтеков было всё равно слишком много, чтобы одного Попова хватило для победы над ними.

– Да чтобы вам на головы что-нибудь свалилось! – раздосадованно пожелал криминалист, и чудо случилось. Точнее – свалилось. Но вот только не на головы аборигенов, а прямо в центр пернатого шатра, около которого держали оборону милиционеры.

– Ну, Поп, ты, как обычно, ничего нормально сделать не можешь, – заявил Рабинович и тут же поперхнулся, поскольку на него из-под разрушенного шатра уставилась зеленая драконья морда.

– Привет. Рад вас видеть. Развлекаемся? – вежливо поинтересовалась данная часть существа, именуемого Ахтармерз Гварнарытус или, если попросту, Горыныч. – Я так и знал, что у вас тут весело.

– Горыныч, блин, сделай хоть ты что-нибудь! – тут же потребовал от бывшего соратника Сеня.

– Ну почему все существа гуманоидного типа такие невоспитанные? – удивился трехглавый дракон. – Могли бы хоть поздороваться и сказать, что соскучились по мне, что рады встрече. Делами моими и успеваемостью поинтересоваться, опять же…

– Слушай, если ты сейчас не вмешаешься, аспид ползучий, то просто некому будет твоими делами интересоваться, – рявкнул Рабинович, едва отразив одновременный удар сразу нескольких копий. – Быстрее, ящерица бесхвостая!

Как это обычно случалось с Ахтармерзом, от обиды на «аспида» и «ящерицу» он начал мгновенно раздуваться, невероятно увеличиваясь в размерах. Через каких-то пару секунд Горыныч вырос настолько, что шатер затрещал по швам, и трехглавый дракон предстал перед аборигенами во всём своем грозном великолепии, еще и облепленный перьями, оставшимися от разрушенного шатра. Увидев это зрелище, ацтеки мгновенно застыли, от удивления вытаращив глаза.

– Кецалькоатль! Кецалькоатль вернулся!!! – заорал кто-то из толпы, и остальные, подхватив его крик, бросились врассыпную.

– Куда они? – удивился Ахтармерз. – Я же еще ничего не сделал. Или они к этому… который вернулся… побежали? Кстати, а кто это такой?

– Кецалькоатль? Пернатый Змей, местный бог, – пояснил Попов, глядя в спины убегающего воинства. – И похоже, они тебя за него приняли.

– Нет, вы только посмотрите! И эти, даже познакомиться не успели, а уже обзываются, – обиделся Горыныч, от чего еще чуть-чуть увеличился в размерах. – Я же тысячу раз повторял, что к вашим рептилиям не имею никакого отношения. У нас даже физиология разная…

– Мы это уже слышали, а аборигенам ничего не объяснишь. Они слишком напуганы, чтобы согласиться прослушать лекцию по анатомии твоего вида, – прервал его Сеня, устало опускаясь на траву. – Ну вот, теперь здравствуй. Кстати, ты не мог бы немного уменьшиться в размерах и выбраться из этого чехла? А то с тобой не слишком удобно разговаривать. Да и виден ты, наверное, за версту.

– Вот-вот! Сначала обзывают, а потом уменьшиться просят, – капризным тоном заявил Ахтармерз.

– Я извиняюсь, – проговорил Сеня, и удовлетворенный Горыныч тут же начал уменьшаться в размерах.

Появление Горыныча в землях Мезоамерики имело вполне логичное объяснение. Правда, поначалу Рабинович с Поповым, измотанные схваткой, никак не походившей на потешное развлечение, оказались не в состоянии даже удивиться тому, что трехглавый огнедышащий псевдоящер появился исключительно в нужном месте и в нужное время. Ну а Ваня не спрашивал Ахтармерза ни о чем, потому что оказался в ступоре и никак не мог понять, почему это во время боя с превосходящими силами врага он так и не вытащил пистолет и не открыл стрельбу хотя бы в воздух. Ни один довод из тех, которые сам себе приводил омоновец, не могли удовлетворить его, и Жомов пребывал в такой же прострации, как у него бывало, когда на стрельбище выбивал сорок девять очков из пятидесяти возможных – в глубоком шоке от неудачи!

Горыныч, видя, что Сеня никак не желает начать разговор, хотя его просьба и выполнена, снова обиделся на всех ментов сразу и начал увеличиваться. Мурзик, увидев такое безобразие, завопил благим матом. Что именно он хотел сказать, поняли немногие, но лая верного пса было вполне достаточно, чтобы привести Рабиновича в чувство. Он встрепенулся и посмотрел на Горыныча.

– Ты еще не уменьшился? – удивился Сеня. – И долго ты собираешься окрестный народ пугать? У нас тут вроде бы отпуск проходит. А как мы будем отдыхать, если ты всё местное население по лесам разгонишь?

– А до моего появления, значит, вы именно отдыхали? – наивно поинтересовался Ахтармерз. – Согласно моим выводам, основанным на глубочайшем анализе спектра эмоциональных, паранормальных и электромагнитных излучений, испускаемых вами и толпой аборигенов вокруг вас, происходящее походило на отдых так же, как перхус троликус в период спаривания напоминает мускабрюха пестикрылого…

– Понеслось, – обреченно вздохнул Попов. – Горыныч, ты никак из двоечников и второгодников в отличники выбрался? Или просто сегодня для разнообразия уроки учил?

– Между прочим, к вашему сведению, в моем мире начались каникулы. Именно поэтому я и нахожусь здесь сейчас, – обиженно ответил трехглавый второгодник. – А насчет двоечников ты прав. У меня теперь одни тройки, и меня перевели в третий класс. Правда, с испытательным сроком. Если в первой четверти опять скачусь на двойки, вернут обратно во второй.

– Вот лафа! – восхитился Сеня. – Это что же получается, в вашем мире до самой пенсии можно в школе проторчать?

– Нет, – буркнул Ахтармерз. – Тех, кто с третьей попытки не осилит третий класс, отчисляют из школы и отправляют служить пугалом в какой-нибудь мир вроде вашего. Как Лох-Несское чудовище, например. Я ее знаю. Она мамина подружка и в отпуск приезжает иногда погостить. Заодно и передает в центр информацию о том, что в вашем мире происходит.

– Что-то Несси не больно на тебя похожа, – фыркнул Рабинович. – И башка одна, и крыльев нет…

– Их у нее тоже три. Когда одна из голов над водой находится, две другие пропитание добывают, – обиделся за соотечественницу Горыныч. – А крыльев не видно потому, что Несси под водой плавает. И вообще, что вы ей за дурацкое имя придумали – Несси! Ее, между прочим, Туавардия Пироскельция зовут. И это еще в сокращенном варианте…

– Так, ладно! – решил прекратить дебаты Рабинович. – О твоей Туавардии мы после поговорим. Расскажи-ка лучше, как ты сюда попал так удачно?

– О-о, это было просто, – и хотя произнесла это, как обычно, только средняя голова, оскалился Ахтармерз всеми тремя пастями сразу, а затем рассказал.

К удивлению ментов, они узнали, что по окончании их последнего путешествия Ахтармерз связи с миром эльфов не потерял. То есть контакт между его миром и Эльфабадом присутствовал всегда, в виде вполне упорядоченных МП-переходов, но лично Горыныч вселенной эльфов не интересовался из-за бесперспективности собственной карьеры там ввиду крайне низкой успеваемости. Однако после предложения Оберона, сделанного всей группе путешественников, Ахтармерз задумался, так ли уж он не пригоден для поиска в обозримом будущем работы в Эльфабаде? Сделав надлежащие выводы, двоечник повысил успеваемость и, дабы не дать возможность Оберону позабыть себя, принялся изредка наведываться в Эльфабад, где и узнавал новости о своих бывших спутниках, надеясь, что снова удастся вместе отправиться спасать какую-нибудь вселенную. Так Ахтармерз и пронюхал об ознакомительном путешествии российских милиционеров.

Естественно, упускать такой шанс заработать дополнительные плюсы в свое личное дело Горыныч не стал. Воспользовавшись тем, что в школе были каникулы, а родители уехали в отпуск на Землю в мезозойскую эру, новоиспеченный третьеклассник помчался в Эльфабад и нашел там Лориэля. Попросив у старого знакомого разрешения присоединиться к бывшим товарищам по оружию, Ахтармерз после консультаций эльфа с Обероном таковое получил и тут же был переброшен в Мезоамерику, свалившись ментам фактически на голову. В другое время, может быть, за такой фокус Горынычу и досталось бы от друзей на орехи, но сейчас ничего, кроме слов благодарности, он не услышал. Хотя…

– Странно всё это, – дослушав рассказ трехголового болтуна, задумчиво произнес Рабинович. – Насколько мне помнится, переходы между мирами эльфы осуществляли всегда корректно. Нам еще ни разу не приходилось падать вниз даже с полуметра, а Горыныч летел, наверное, метра четыре, если не больше.

– Шесть метров, восемнадцать сантиметров и три миллиметра, – уточнил Ахтармерз. – Про микроны я молчу, поскольку еще не научился внутренним высотомером с такой точностью пользоваться.

– Сеня, ты опять загоняешься, – покосившись на Горыныча, произнес Попов. – Ну, чего в этом странного? Тебе же говорили, что у эльфов с системой переходов проблемы. Поэтому, наверное, и выкинули наш пикирующий примус с высоты, а не опустили на грунт. Что тут такого необычного?

– Поживем – увидим, – философски заявил Рабинович и поднялся с травы. – Ладно, давайте двигаться. Тут нам пиршество не светит, поскольку это стадо бешеных ацтеков всё вокруг затоптало. Нужно идти в Теночтитлан, и заодно и узнать, что в этом мире в последнее время происходить начало. А то мне не нравится, когда столько совпадений одновременно случается.

Но претворить в жизнь предложение кинолога оказалось не так-то просто. И главным препятствием на пути в Теночтитлан оказался Ваня Жомов. Омоновец, впав в транс из-за неприменения табельного оружия в критической ситуации, никак не хотел из него выходить. Сколько Попов с Рабиновичем ни тормошили друга, сколько Мурзик ни тянул его за рукав, Ваня с места не двигался и на ужимки друзей не реагировал. За неимением нашатыря Горыныч даже сероводородом на Жомова дышал, но добился только того, что остальные члены команды отскочили в стороны, зажимая руками носы и беспрестанно кашляя, а омоновец остался стоять на месте, словно памятник Безмерному Горю. И лишь когда Рабинович заикнулся о выпивке, Иван пришел в себя.

– Да, выпить бы сейчас не помешало, – задумчиво проговорил он, а затем встрепенулся. – И чего мы стоим тут, как три тополя в парке юрского периода? Город не видите? Без моей команды идти не можете? – и, не дав кому-либо даже изумиться такой наглости, протянул свой пистолет Попову. – Держи-ка его ты, Андрюха. Что-то я в этих параллельных мирах совсем об огнестрельном оружии забываю, а ты с ним всегда таскаешься, вот и теперь носи. Только патроны экономь. У меня всего две обоймы.

Теперь, когда омоновец был благополучно приведен в чувство и путешествие можно было бы продолжить, верх благоразумия проявил единственный в группе специалист по мезоамериканской культуре – Андрюша Попов. С чувством собственного превосходства посмотрев на друзей, он поинтересовался, как именно они собираются объяснить местным жителям присутствие Ахтармерза, поскольку сам криминалист сильно сомневался, что даже привыкшие к богам на улицах ацтеки отреагируют на трехглавого монстра адекватно.

– А что тут думать? – пожал плечами Сеня. – Ты же сам слышал, они его Кецалькоатлем называли…

– Да, называли, – согласился Андрей. – Только тогда он был в перьях. Не думаю, что кто-нибудь поверит, что Пернатый Змей вдруг облысел.

– Это на что вы намекаете?! – возмутился Ахтармерз.

– А ты помолчи лучше, когда умные люди говорят, – осадил несчастного третьеклассника Жомов. – Так что ты, Андрюша, предлагаешь?

– Всё очень просто, – не привыкший быть в центре внимания Попов просто млел от удовольствия. – Поскольку Сеня уже представил нас как маленьких божков и принял в дар шапку из перьев, то никто не удивится, увидев с нами Кецалькоатля. Нужно только Горыныча перьями замаскировать.

Возражений Ахтармерза, никак не желавшего не только называться змеем, пусть и пернатым, но еще и напяливать на себя шутовской костюм, абсолютно неприличный в его мире, не слушал никто. А когда обиженный трехглавый третьеклассник начал набирать размер, ему пригрозили, что оставят тут, на берегу реки, и позволят заняться организацией каникул самостоятельно, без присутствия остальных членов группы. Горынычу пришлось сдаться, но он добился от друзей обещания, что при первой же возможности его избавят и от перьев, и от обидного прозвища. На том и порешили и принялись украшать трехглавого монстра остатками от оперения разрушенного им же шатра.

Оказалось, что сделать это не так-то просто. Во-первых, втыкать перья в Горыныча не получилось – слишком толстой оказалась шкура. Во-вторых, сам Ахтармерз наотрез отказался от предложения Жомова вываляться в смоле и по перьям же потом прокатиться. Ну а в-третьих, никто не мог сообразить, как сделать маскировку трехглавого чудища такой, чтобы она могла трансформироваться вслед за постоянно меняющимися размерами Ахтармерза. В итоге менты нашли компромисс! На Горыныча, бывшего в обычном состоянии ростом примерно с Мурзика, отрезанными от остатков шатра лентами привязали несколько крупных перьев, а остальные запихали в мешок и взяли с собой, чтобы в случае непредвиденных обстоятельств просто засыпать выросшего Горыныча перьями, ну а потом действовать по обстановке. Например, обвинить аборигенов в том, что из-за их непочтения Кецалькоатль начал терять оперение прямо на глазах.

Вот так вопрос с маскировкой трехглавого летающего монстра был решен, и теперь ничто вроде бы не мешало друзьям отправиться в Теночтитлан, но тут обнаружилась еще одна проблема. Путешественники как-то позабыли, что город находится на другой стороне реки, а мост до сих пор не восстановлен. Правда, на берегу вверх дном лежали несколько каноэ, брошенные сбежавшими ополченцами, но выяснилось, что управлять этими узкими и неустойчивыми судами куда как непросто! Однако Ваня Жомов, заявивший, что в детстве катался на весельных лодках в клубе Юного моряка, решил показать всему миру свое умение обращения с плавсредствами. Вот только в каноэ он залез так, будто это был по крайней мере тримаран или плоскодонная баржа. Хотя каноэ ничуть не напоминает вышеупомянутые водные виды транспорта, а больше похож на бешеного бычка, которому вдобавок еще и репей попал под хвост. Не успев ступить на борт каноэ, Ваня оказался по уши в воде и был оглушен диким хохотом всех своих соратников, включая и оскалившегося Мурзика.