Единственный, кто знает Бовен Патрик
Она не ответила.
— У меня уже давно не было женщины… Так может, мы заключим небольшую сделку, а?
Он шагнул к ней.
Схватив клещи обеими руками, Марион изо всех сил ударила его в лицо.
Он завопил. Марион бросилась к нему и толкнула в грудь.
Уойяк рухнул.
Она с силой прижала его к полу:
— Ах, ты мразь! Ты что себе вообразил?
Мгновенные воспоминания замелькали перед ней, словно обрывки кинопленки.
Кора, неподвижно лежащая на водительском сиденье после автокатастрофы…
Отец, худой, усталый, в тусклом свете уличного фонаря…
Хлоя, которая смотрит ей вслед, стоя на автобусной остановке…
Троянец, угрожающий всем ее близким, разрушающий ее жизнь, этап за этапом…
Марион больше не могла сдерживаться.
Густая красная пелена заволокла ее мозг, а затем окутала ее полностью. Марион ощутила в себе какую-то древнюю животную силу, о которой раньше даже не подозревала.
Она надавила клещами на горло индейца:
— А ТЫ ХОТЬ ЗНАЕШЬ, ЧЕГО ОН ХОЧЕТ, ТВОЙ ГРЕБАНЫЙ ДРУЖОК? ОН ХОЧЕТ, ЧТОБЫ Я ОТРЕЗАЛА ТЕБЕ ПАЛЬЦЫ! И Я СЕЙЧАС ЭТО СДЕЛАЮ! — Она схватила его за руку. — Я ЭТО СДЕЛАЮ, КЛЯНУСЬ БОГОМ, ЕСЛИ ТЫ СЕЙЧАС ЖЕ НЕ СКАЖЕШЬ, КТО ОН ТАКОЙ!
В глазах индейца промелькнул неподдельный страх.
— Я… нет… пожалуйста… — с трудом прохрипел он.
— Ну?
— Прошу вас… я не знаю… не знаю, кто он… Просто голос в телефоне… Не надо…
Марион машинально взглянула на клещи. Затем поняла, что изо всех сил упирается коленом в грудь индейца.
Красная пелена исчезла так же внезапно, как появилась.
Марион с трудом поднялась. Отшвырнула клещи. Пошатываясь, вышла из хижины на воздух. Прижала ладони к щекам. Ей никак не удавалось вздохнуть полной грудью.
Вдруг налетел мощный шквал, пригибая траву к земле.
Волосы Марион резко взметнулись вверх.
Одежда буквально прилипла к телу.
По глазам резанул слепящий свет.
— Марион Марш! — раздался мощный рев, усиленный мегафоном. — Немедленно опуститесь на колени, руки за голову! Это вертолет ФБР, вы арестованы!
Глава 28
Раньше
Следующие пять дней Марион работала как сумасшедшая, по-прежнему не имея никаких известий о Натане. Он ни разу не появился в службе скорой помощи и к тому же отменил все свои заранее запланированные операции. Разумеется, он не мог так поступить без веских причин.
Несмотря на это, бабочки, порхавшие в животе Марион, куда-то улетели, и на смену им пришло постепенно растущее беспокойство. Напрасно она говорила себе, что ее любовь взаимна, что она уже получила множество тому доказательств, — здравый смысл уступил место неуверенности, а неуверенность мало-помалу переходила в отчаяние.
Конечно, она обращалась к начальнику отделения висцеральной хирургии, который временно заменил Натана в должности главы скорой хирургической помощи, но тот тоже был неосведомлен о случившемся.
Черт возьми, что же означало это внезапное исчезновение Натана?
Ну, хорошо, он отменил их первый совместный ужин после объяснения в любви — допустим, у него возникли неотложные дела. Какое-то срочное совещание, срочная операция в другой больнице… Пусть так. Но позвонить-то он мог! Труд, прямо скажем, невелик.
Мужчины никогда вам не звонят, что бы ни случилось, не так ли? Это вопрос самолюбия?.. Или же в данном случае дело просто в том, что история их зарождающейся любви не имеет для Натана такого значения, как для нее? (Вторая гипотеза была самой мрачной, и принять ее Марион не отваживалась.)
Конечно, после того первого поцелуя они целовались множество раз, сначала неловко, затем все более долго и страстно, в разных укромных уголках огромного здания Отель-Дье — во множестве таких уголков, по правде говоря, — но они так и не перешли к следующему этапу. Они еще не вступили в половую связь.
Может быть, ей стоило бы ускорить события?..
Ей было всего двадцать, и она не слишком стремилась проявлять инициативу — но скорее от застенчивости, чем от недостатка желания. Может быть, Натан решил, что она просто еще зеленая девчонка?
Или наоборот: увидев, как она целуется с другим на посвящении в интерны, он заподозрил, что она лишь притворяется невинной?..
Но Марион не могла представить себе такой реакции с его стороны. Он ведь тиран и циник, судя по его отношению к большинству людей. Неужели ему самому до такой степени не хватало взрослости?..
Окончательно измотав себе нервы, она, наконец решившись, отправилась по многочисленным коридорам в другое крыло здания, где располагался секретариат отделения ортопедической хирургии.
Она вошла в небольшую комнату с низким потолком, расположенную между первым и вторым этажами. Дневной свет уже почти угас; к тому же он проникал сюда лишь через небольшие полукруглые окошки, распложенные почти вровень с полом, так что из них были видны лишь головы прохожих.
За простым письменным столом сидела женщина неопределенного возраста, одетая в обычный деловой костюм, в отличие от большинства здешнего персонала, и густо накрашенная. Она печатала какое-то деловое письмо.
Марион бесшумно приблизилась к столу, в своем белом халате похожая на привидение.
Женщина подняла глаза и холодно взглянула на нее:
— Что вам угодно?
— Я бы хотела увидеть доктора Чесса.
— Его нет.
— Он больше не возглавляет отделение?
— Разумеется, возглавляет.
Марион положила перед ней на стол листок бумаги:
— Вы положили эту записку в мой шкафчик. Она напечатана на машинке, и я подумала, что это вы ее составили. В ней говорится, что доктор Чесс отменяет назначенную встречу и в течение неопределенного времени будет недоступен. Вы не могли бы объяснить, в чем дело?
Секретарша напряглась, словно готовясь отразить атаку.
— Меня просят печатать деловые письма и служебные записки — я исполняю. Это моя обязанность. Я работаю секретаршей у доктора Чесса, а не у вас или кого попало, поэтому не обязана перед вами отчитываться.
Марион пристально посмотрела на нее, закусив губу и уперев кулаки в бока.
Некоторые женщины порой обращаются с вами тем презрительнее, чем более высокий пост занимает их патрон — или их муж. Вы находите их высокомерными, раздражительными, невыносимыми. Они никогда не сделают даже малейшего усилия, чтобы помочь вам решить вашу проблему. Вам хочется отхлестать их по щекам. Но есть одна вещь, о которой вы обычно забываете: после того как великий человек заканчивает свое очередное шоу и уходит со сцены, ее приводит в порядок именно такая особа. Она чистит его костюмы. Она со всей тщательностью следит за тем, чтобы к следующему выступлению все выглядело безупречно. Именно эта женщина отвечает за тысячи мельчайших деталей, без которых представление обречено на провал. «Я не работаю секретаршей у кого попало» в сущности означает «Я — не кто попало, взгляните на меня, я существую, я живу в тени великого человека, но, пожалуйста, не ведите себя со мной так, словно я вообще ничего не значу!»
Сделав над собой усилие, Марион совершенно изменила манеру поведения:
— Простите. Я понимаю, что мне не стоило вот так, без предупреждения, врываться к вам в кабинет и разговаривать с вами в таком тоне. У меня очень большая нагрузка на работе в последнее время, и мне не удается толком отдохнуть. Я так устала, что каждый раз, когда я вечером возвращаюсь домой, мне хочется плакать. Я пришла просто потому, что мне нужна помощь.
Взгляд секретарши смягчился.
— Понимаю. Я тоже иногда чувствую себя совершенно измученной. Наше начальство требует от нас работать так, словно у нас по десять рук, не замечая, что мы уже работаем так, словно у нас их по дюжине. С тех пор как он уехал, я завалена бумажной работой, и к тому же каждую минуту отвечаю на телефонные звонки…
Она открыла один из ящиков стола и вынула оттуда стопку бумаг — все это были короткие письма или записки вроде той, что получила Марион.
— Не вы одна получили такую записку. Доктора Чесса внезапно настигло дурное известие. Он был на обеде в честь посвящения в интерны, когда ему вдруг позвонили из-за границы. Кажется, у его отца случился инфаркт. Мне пришлось немедленно звать к телефону доктора Чесса. В тот же вечер он срочно уехал. Он попросил меня написать записки с извинениями некоторым коллегам, в том числе вам. Но не беспокойтесь, он скоро вернется.
Марион горячо поблагодарила секретаршу и вышла.
В обеденный перерыв она вместе с Изой и Веро пошла в «Бертийон» — знаменитое кафе-мороженое на острове Сен-Луи, куда часто ходили практиканты больницы Отель-Дье, желая освежиться и восстановить силы.
— Ну что, теперь ты успокоилась? — спросила Иза, грызя шоколадную вафлю.
— Он тебе позвонит, вот увидишь, — прибавила Веро, подвигая к себе вазочку ванильного мороженого с засахаренными каштанами.
Марион перевела мрачный взгляд с одной подруги на другую:
— Он должен был мне сказать! Ведь мне небезразлично, что его отец болен! Если с ним что-то серьезное, то Натан не вернется еще как минимум несколько недель. А к тому времени моя стажировка закончится…
— Не переживай, — проговорила Веро, оттирая шоколадное пятно с блузки. — Ведь секретарша сказала тебе, что он скоро вернется.
К их столику подошел официант.
— Скажите, кто из вас Марион Марш? — спросил он.
— Это я.
— Вам нужно срочно вернуться на работу. Оттуда только что позвонили, там слишком большое скопление пациентов, персонала не хватает. Вас просили поторопиться.
— Да-да, хорошо, я сейчас же вернусь…
Она почти бегом вернулась в больницу и, с трудом переводя дыхание, толкнула дверь в приемный покой своего отделения. Он был пуст. Ни одного пациента — только Азиз и две медсестры разговаривали о чем-то, стоя в дальнем углу. Они обернулись к ней и как-то странно на нее посмотрели. Ей показалось или они действительно заговорщицки ухмылялись?.. Затем Азиз, смотря на нее, указал большим пальцем на дверь в комнату отдыха.
Чувствуя какой-то подвох, Марион подошла к двери и нерешительно взялась за ручку:
— Если это шутка, то предупреждаю вас…
Не договорив, она открыла дверь.
И замерла на пороге в полном изумлении.
Вся комната была заполнена цветами. Десятки и сотни подсолнухов — в горшках, собранные в букеты, связанные в огромные охапки, — таких красивых, каких она в жизни не видела, всех оттенков желтого и оранжевого цвета, занимали все пространство от пола до потолка. Должно быть, он потратил на них целое состояние…
Чьи-то руки обхватили ее за талию.
— Ты скучала без меня? — прошептал Натан ей на ухо.
Она обернулась.
— Мой отец заболел, — продолжал Натан все так же тихо. — У него случился инфаркт. Все обошлось, сейчас отец в порядке. Но для меня это был настоящий шок. И одновременно знак. Когда был там, я вдруг почувствовал, что мне очень нужно поговорить с кем-то. Но за всю жизнь у меня так и не появилось ни одного близкого друга — слишком много места занимала работа. Я никого не смог вспомнить… кроме тебя.
На его лице промелькнула легкая гримаса, словно в знак досады и одновременно извинения за то, что он признался в своих чувствах настолько неуклюже, и вдобавок на глазах у посторонних.
— Мой отец — очень необычный человек. Его все называют Большой Па. Нужно будет рассказать тебе о нем побольше. Мы с ним очень долго не общались, но я никак не мог оставить его одного в такой момент. Пришлось лететь с пересадками на нескольких самолетах… Я пытался до тебя дозвониться, но там, где отец живет, связь просто кошмарная, и…
— Тсс… — произнесла Марион, приложив палец к губам Натана.
И обняла его.
Глава 29
Сейчас
Марион сидела на заднем сиденье вертолета — огромного «Аэростара» из подразделения воздушной поддержки полицейской службы Лос-Анджелеса.
Ей уже доводилось подниматься на борт такого же (или похожего) вертолета, совершающего демонстрационный полет на авиасалоне в Ле Бурже в прошлом году. Такое право она получила как журналистка при подготовке очередного телерепортажа для Катрин Борман. Марион знала, что эти летательные аппараты разработаны конструкторами НАСА после миссии «Аполлон» и оснащены множеством хитроумных устройств — системой поиска угнанных автомобилей, управляемым с помощью джойстика инфракрасным сенсором, камерами высокого разрешения, позволяющими различать лица с высоты десять тысяч футов, и способной осветить целый стадион лампой — именно такой ее осветили, когда она стояла возле лачуги индейца.
Тогда, в Париже, она сочла этот эксперимент потрясающим. Пролететь от Ле Бурже до аэропорта имени Шарля де Голля со скоростью больше двухсот километров в час — это было невероятно: казалось, что не только одежда, но и кожа прилегает плотнее к телу. И этот чудовищный рев, от которого закладывает уши… Но она бы никогда не подумала, что ей когда-нибудь придется пролететь на таком вертолете в США.
К тому же с наручниками на заведенных за спину руках.
Марион смотрела на проносящийся внизу город. На голове у нее был антишумовой шлем. Все тело сотрясалось от мощной вибрации. Но несмотря на это, она испытывала чувство полной отрешенности от происходящего, да и от самой себя. Ярко освещенный Лос-Анджелес казался огромным неоновым узором посреди пустоты.
Зрелище завораживало. Она узнала некоторые строения даунтауна, стадион… Слева промелькнули огни аэропорта, в котором она приземлилась в пятницу — иначе говоря, целую вечность назад…
Вертолет приземлился рядом с огромным зданием: центральная часть, напоминающая башню, и два крыла по обе стороны от нее. Сверху оно напоминало гигантского голубя. Марион вывели наружу, предупредив, чтобы она наклонила голову.
Вместе с сопровождающими она вошла в здание и пересекла холл. В конце оказалась рамка металлодетектора. За ней находились лифт и пологий боковой спуск в подвальные помещения; в начале спуска на стене висела табличка с надписью: «Для транспортных служб». Женщина-агент провела детектором вдоль тела Марион, обыскала ее сумку, забрала айфон и быстро ощупала одежду. Затем вставила в щель в стене пластиковую карту, и двери лифта разъехались в стороны. Женщина вошла в кабину лифта следом за Марион и нажала кнопку. Лифт поднялся на девятый этаж. Коридор, дверь… еще одна дверь, на этот раз с кодовым замком.
Марион оказалась в широком пространстве без окон, по обе стороны которого шли примерно три десятка дверей, одна за другой, каждая с небольшим окошком на уровне глаз. Сопровождавшая ее женщина открыла одну из дверей и слегка подтолкнула Марион внутрь. Там оказались вделанный в стену каркас с матрасом на нем, раковина и унитаз без крышки — все идеально чистое.
Марион ожидала найти здесь все то, что раньше видела только в фильмах — массу людей, грязь, тесноту, оскорбления, — но ничего подобного не наблюдалось. Ей даже оставили сумку и все личные вещи, за исключением айфона.
Женщина закрыла за ней дверь.
Очевидно, те, кто ее арестовал, решили, что нет смысла лишать ее чего бы то ни было еще — и без того в этом безымянном месте любая форма свободы была сведена к нулю.
Несколько часов спустя за ней пришел другой агент. Самое удивительное, что все это время она, кажется, проспала. Иногда сон становится вашим последним убежищем.
Ее привели в комнату, где из мебели были только два стула и стол, на котором лежала папка. У окна, спиной к входу, стоял какой-то человек. Марион тоже взглянула в окно. Оно выходило на большую парковку, окруженную несколькими теннисными кортами. Стояла прекрасная погода, светило солнце. Люди наслаждались свежестью первых утренних часов. Марион могла бы быть одной из них. Сидеть сейчас вместе с Корой на веранде какого-нибудь кафе, пить гренадин… Обычная туристка среди себе подобных…
Человек повернулся к ней. В руке он держал картонный стаканчик с кофе.
— Хотите кофе? — спросил он.
— Да, пожалуйста.
Он поднял большой палец и поднес руку к закрепленной под потолком камере. Буквально спустя несколько секунд другой агент принес кофе.
Человек жестом предложил Марион сесть и сам сел напротив нее. Затем раскрыл папку.
В его облике не было ничего угрожающего. Массивный, с квадратной челюстью. Серые глаза. Обручальное кольцо на левой руке.
— Я спецагент Аарон Альтман. Вы знаете, что это за место?
— Нет.
— Штаб-квартира ФБР в Лос-Анджелесе, на бульваре Уилшир.
Марион кивнула.
— Вы здесь потому, что похитили Хлою Фог, девочку тринадцати лет.
— Вы ее нашли?
— Нет.
Марион закусила губы, чтобы они не дрожали.
— Вы… вы хотите, чтобы я рассказала, что происходит?
Альтман холодно улыбнулся:
— Очень на это рассчитываю.
И Марион изложила свою историю. Это заняло почти час. Порой Альтман просил прояснить какие-то детали. Порой — вернуться в прошлое. Особенно часто он задавал уточняющие вопросы по поводу Троянца. Альтман ничего не записывал, и Марион сделала вывод, что их разговор фиксирует камера.
— Могу я задать вам вопрос? — в свою очередь спросила она, закончив рассказ.
— Пожалуйста.
— Как вы меня нашли?
— Мы перехватили последнее сообщение Троянца, отправленное в ваш почтовый ящик. Мы были уже на пути к автобусной остановке, где вы оставили Хлою, когда в местную полицию поступил анонимный звонок.
— Анонимный звонок?
— Кто-то увидел, как вы садились в старый военный фургон того индейца, Уойяка. Нам сообщили номер машины. В таких моделях, которые после списания продают частным лицам, имеется встроенный прибор геолокации, и мы смогли запеленговать его с вертолета. Найти вас после этого было просто детской игрой.
— Значит, анонимный звонок… — произнесла Марион после паузы. — И как бы случайно я села именно в такую машину, которую легко оказалось обнаружить… Странное совпадение, не так ли? Вам не кажется, что Троянец специально все это подстроил, чтобы навести вас на мой след? А сам тем временем скрылся вместе с Хлоей?
Альтман скрестил руки на груди. Казалось, его впечатлила ее логика.
— Да, мы и в самом деле об этом думали. Но есть и другой вариант.
— Какой?
— Вы и сами могли где-то спрятать Хлою.
— Никогда бы я не причинила вреда ребенку! Впрочем, и никому другому. Я…
— ХВАТИТ! — взревел Альтман.
Он мгновенно преобразился.
Марион вжалась в спинку стула.
Альтман ткнул указательным пальцем в лежащую перед ним папку и резко спросил:
— Где Хлоя Фог?
Марион смотрела на него, ничего не понимая. Можно было подумать, он не слушал ее в течение предыдущего часа.
— Я… я же вам уже сказала… я не знаю…
— Почему вы ее увезли?
— И это я вам говорила… Меня заставили… Троянец мне…
— Вы хотите, чтобы я поверил, что вы прибыли из Франции и похитили дочь доктора Фога только потому, что кто-то вам это приказал по Интернету?! Где Адриан Фог?
— Я видела его лежащим на больничной койке… Он был прикован наручниками…
— В каких отношениях с ним вы были? Что вы о нем знаете? Чего вы нам не сказали?
— Я вам все сказала.
— ВЫ ЛЖЕТЕ!
Альтман устало провел рукой по лицу.
— Ну что ж, начнем все сначала.
— Нет! — твердо сказала Марион.
Глаза Альтмана расширились от изумления.
— Что?
Марион могла бы заплакать, застонать, рухнуть со стула… Но ее тон странным образом становился все жестче. С тех пор как она одержала победу над индейцем, в ней поселилась какая-то новая невиданная сила. Сейчас Марион чувствовала почти эйфорию. Ей самой это казалось ужасным. Она спрашивала себя, не овладело ли ею временное безумие.
— Вы не слушаете, что я говорю. Так вот, я ничего больше не скажу! Я требую адвоката. Я ведь имею право на адвоката, не так ли? На видеозаписи я видела Адриана Фога прикованным к больничной койке. Судя по всему, его удерживают в заточении. А теперь Троянец похитил и его дочь. Почему бы вам не сосредоточиться на этом психопате? А вы ведете себя так, словно подозреваемый — это Адриан!
— Так и есть.
— Но почему?
Альтман подвинул свой стул почти вплотную к ней и сел на него верхом, положив локти на спинку:
— Вы зашли за оранжевую вуаль.
— Что?
— За оранжевую вуаль. Так неофициально называется граница между графством Оранж и Лос-Анджелесом. Люди, которые живут по ту сторону, — не такие, как мы. В сущности, их не слишком интересуют те, кто живет в остальной части страны. Они — самые богатые люди Америки. Этакие короли на вершине горы. И доктор Адриан Фог — один из них. Вы переступили черту, вы их видели. Это люди, для которых не существует правил. Никакое безумие, никакое извращение для них не чрезмерно. Они не считают себя простыми смертными. Но я здесь затем, чтобы напомнить им о Законе. — Он выпрямился. — Знаете, почему я интересуюсь Фогом? Я вам отвечу: потому что он является объектом федерального расследования в течение последних двух лет. Потому что его фонд не такой уж «бесприбыльный», как ему хотелось бы заставить всех в это поверить. И прежде всего потому, что мы полагаем, что его супруга, мать Хлои, погибла вовсе не в результате автомобильной катастрофы.
— Не в результате?.. Вот как?..
— Мы полагаем, что она стала жертвой убийства, — ответил Альтман. Потом жестко прибавил: — И нет, вы не имеете права на адвоката. В сущности, у вас вообще нет никаких прав. После событий одиннадцатого сентября мы имеем полное право обращаться с вами как с противником во время боевых действий. В частности, держать вас здесь столько времени, сколько сочтем нужным.
— Но… почему?..
Аарон Альтман склонился к ее уху.
— Потому что, — прошептал он, — ваш друг, очаровательный доктор Фог, и его отец, знаменитый Большой Па, являются частью преступного мира. Потому что у нас есть основания полагать, что они сотрудничают с террористами. И еще потому, что вы, так или иначе, тоже в это вовлечены.
Часть III
Троянский синдром
Глава 30
Большой Па сидел на веранде в кресле эпохи Людовика XVI, абсолютно черном. Интерьер по большей части был выдержан в тех же тонах. Мебель, искусственные цветы, африканские статуэтки — все было темным. Сам хозяин был одет в антрацитово-черный костюм и тонкий пуловер в тон. Однако пол покрывали плиты из белого мрамора. Чуть дальше, во внутреннем дворике, среди садовых растений негромко журчал фонтан.
Большой Па любил контрасты. Он считал, что жизнь, достойная этого названия, не терпит полутонов. Человек, который хочет выжить, должен постоянно делать выбор. Действовать решительно, даже если приходится проявлять жестокость.
Он посмотрел на свои руки. Левая держала семейную фотографию. Правая — пистолет «Люгер парабеллум» девятимиллиметрового калибра. Не бог весть какое оружие, но стреляет хорошо. Еще в детстве, когда он жил в Чили, Большой Па узнал значение слова «парабеллум» на уроке латыни. Si vis pacem, para bellum — «Если хочешь мира, готовься к войне».
Он машинально почесал висок дулом пистолета, разглядывая фотографию.
Его сын Адриан. Внучка Хлоя. Евангелина, жена Адриана.
Последняя была мертва. Двое других исчезли.
Что он должен думать обо всем этом?
Большой Па не любил нападений на свою семью. В былые времена никто не осмелился бы совершить подобное святотатство. Будь то из страха или из уважения, ни один человек в здравом уме и твердой памяти даже пальцем не дотронулся бы до Армандо Сантоса Фигероа — таково было его настоящее имя. Такому человеку проще было бы сразу сброситься со скалы в море или прыгнуть в огонь — последствия в любом случае были бы равнозначны.
Он вздохнул.
Куда подевалось былое взаимное уважение? Прежде и копы, и бандиты никогда не преступали определенных границ. Можно сказать, те и другие соблюдали некий неписаный кодекс чести. Сейчас эти слова превратились в пустой звук. Никто уже не довольствуется убийствами отдельных людей — теперь направляют захваченные самолеты в небоскребы, устраивают настоящие бойни в школах с помощью автоматического оружия. Какой-нибудь сопляк может легко пристрелить вас за пачку сигарет…
Но может быть, он ошибается и дело вовсе не в этом.
Может быть, он просто постарел. Стал живым реликтом, ходячим воспоминанием. Черно-белым фильмом, непонятно как попавшим в эпоху стереоскопических фильмов, вытеснивших все остальное кино…
Он положил фотографию на стол и посмотрел на двух мужчин, стоявших перед ним на коленях.
— Один из моих информаторов из святая святых американской администрации, каковой является ФБР, недавно позвонил мне, — произнес он. — Похоже, какой-то тип по кличке Троянец решил серьезно вмешаться в мои дела. Это он похитил моего сына Адриана. А теперь в его руках и малышка Хлоя, которую вы должны были охранять.
Не вставая с кресла, Большой Па приставил дуло пистолета ко лбу высокорослого человека с изможденным лицом.
— У меня один простой вопрос: если я не могу на вас положиться, для чего вы тогда нужны?
— Ты можешь на нас положиться, — сказал человек низкого роста, обладавший комплекцией борца сумо.
— Можешь, — прибавил долговязый телохранитель.
Большой Па с сомнением прищелкнул языком.
— Мы лажанулись, — продолжал «сумоист».
— Это точно, — кивнул его напарник баскетбольного роста.
— И ты должен нас убить.
— Пиф-паф.
— Но мы еще можем тебе пригодиться.
— Еще можем.
Большой Па всегда считал, что эти двое — братья. И все равно не мог понять, как они ухитряются составлять такое абсолютное единство. Микадо и Брауни были не только наиболее опасными из всех наемных убийц, которых он знал. Второй их особенностью было то, что они проводили вместе двадцать четыре часа в сутки, триста шестьдесят пять дней в году. Они не имели друзей и знакомых. Они были одинаково равнодушны к деньгам и к власти и не обладали фактически ничем, кроме личного оружия. Когда один начинал фразу, другой ее заканчивал. В сущности они были чем-то вроде двух полушарий одного больного мозга.
Большой Па убрал пистолет от головы «баскетболиста»:
— Хорошо. Допустим, я оставлю вас в живых. Как вы рассчитываете найти Адриана и Хлою?
Микадо и Брауни, по-прежнему стоявшие на коленях, ничем не выразили своей признательности, как прежде не выражали страха.