Вайдекр, или Темная страсть Грегори Филиппа

— Вы не думаете, что Джулия слишком рано начала ходить? — спросила она у Джона, на минутку выпрямляясь и держась обеими руками за поясницу.

— Нет, — ответил Джон.

— Если бы мы продолжали ее пеленать, то, думаю, она не начала бы ходить до двух или трех лет, — с легкой гордостью предположила Селия.

— Ребенок — это все равно что маленький зверек, — заметил Джон, — дети сами знают, что для них лучше. Если они с самого рождения могут свободно управляться со своими ручками и ножками, то они и ходить начинают раньше.

— А ее ножкам не больно, как вы думаете? — тревожно спросила Селия.

Джон повернулся и мягко улыбнулся Селии.

— Конечно нет, — уверенно произнес он. — Она скоро начнет проворно бегать.

— Так хорошо, что вы вышли из дому в такой чудесный день, — приветливо сказала Селия. — И так приятно, что можно расспросить вас о Джулии. Вы скоро начнете опять практиковать, правда, Джон? После тех ужасных событий прошло уже больше трех месяцев.

Тень пробежала по его лицу, и он опять взглянул на Селию.

— Едва ли, — тихо ответил он. — Боюсь, что я никогда больше не буду практиковать. Моя репутация погибла, я лишился дела, которое было мне очень дорого. Вайдекр поглотит всех нас, рано или поздно.

Я замерла, стоя у окна. Если беседа примет более разоблачительный характер, я всегда смогу выйти и прервать ее. Я не позволю Джону никаких намеков и откровений с Селией. Каждый из них в отдельности знает слишком много. Они не должны сложить из этого одну картину.

— Вы должны перестать пить, — нежно и убедительно сказала Селия. — Вы же знаете, как это вредно для вас и как несчастна из-за этого дорогая Беатрис. Вы постараетесь бросить это, правда, Джон?

Джон выпрямился и задумчиво коснулся золотой головки хризантемы.

— Я попытаюсь, — неопределенно ответил он. — Эти прошедшие месяцы похожи на какую-то фантасмагорию, а не на реальность. Иногда мне кажется, что вот сейчас я проснусь в кровати рядом с Беатрис, ожидающей нашего ребенка, и этого кошмара не будет: ни моего отсутствия, ни рождения ребенка, ни смерти вашей свекрови. Когда я пью, я начинаю верить, что все это сон, что моя жизнь течет так же счастливо, как несколько месяцев назад.

Селия — какой отвратительный флирт! — положила свою руку поверх руки Джона:

— Вы должны перестать пить. Вы попытаетесь, хорошо, Джон?

И мой разбитый пьянством муж взял ее руку и поцеловал.

— Я попробую, — пообещал он.

Теперь я окончательно убедилась, что он в моих руках.

Он был в моих руках, как прирученный жеребенок, потому что он был почти влюблен в Селию и ее ребенка. Преданный и напуганный мною, он склонялся к Селии, как к подножию статуи Невинности. Любовь Селии к ребенку, ее доброта и тепло — все это удерживало Джона от мыслей о смерти. И он бежал из моего мира в мир яркого пламени ее чистоты.

И это давало мне ключ к власти над ним. Пока он оставался в Вайдекре из преданности Селии, он не мог вредить мне. Он любил ее и, значит, был уязвим. Мое положение становилось более безопасным.

Но для них это означало совсем другое. Я не была холодной уравновешенной женщиной из тех, кто охотно делится всем, что любит или когда-то любил в прошлом. Я никогда не забывала, что однажды Селия пыталась отобрать у меня Гарри. И что он, вместо того чтобы стать моим любовником, предпочел тратить время и силы на ухаживания за этой простушкой. А также скольких усилий мне стоило сделать их чужими друг другу. И если б не фатальная испорченность Гарри, возникшая в нем из-за жестокости, царившей в их школе, я никогда не смогла бы удержать его от любви к Селии. Мне прекрасно было известно, что я в сотни раз красивее и сильнее, чем она. Но я не всегда могла воспользоваться этим, когда встречалась с той спокойной силой, которую придавало Селии сознание ее правоты. И я не могла быть абсолютно уверена в том, что любой мужчина предпочтет меня, когда вспоминала, с какой любовью смотрел на нее Гарри тогда, в порту, после нашего возвращения из Франции.

Я никогда не прощу Селии то лето. И хотя мне ничего не нужно было в то время, кроме как скакать на лошади и танцевать ночи напролет с Джоном, я не прощу Селии, что она отобрала у меня любовника, даже не приложив к этому ни малейших усилий.

А сейчас мой собственный муж склонялся поцеловать ее руку с таким видом, будто она была королева из романса, а он бедный рыцарь. Конечно, я могла просто фыркнуть в раздражении от этой сцены, разыгравшейся перед моими глазами. Но точно так же я могла запомнить эту слабость Джона и подумать, как мне выгоднее использовать ее. Ибо я должна ее использовать. Даже если бы у меня не было на то других причин, мне следовало наказать Джона хотя бы за то, с каким видом он поднимает на Селию глаза. Неважно, нужен он мне или нет. Я не хочу, чтобы мой муж любил кого-нибудь еще.

К обеду в тот день я оделась с особой тщательностью. Я отдала переделать то черное бархатное платье, которое носила в зиму после папиной смерти. Чичестерская модистка знала свое дело, и глубокие пышные складки мягко облегали мою грудь и талию, выгодно подчеркивая их и переходя в роскошные фалды на бедрах. Шелковые нижние юбки таинственно шуршали при каждом моем движении. Я приказала горничной напудрить мои волосы особенно тщательно и украсить их черной лентой. Такую же ленту я завязала бантом на шее вместо жемчужного ожерелья. С приходом зимы моя кожа чуть побледнела и казалась совершенно молочной на фоне черных украшений. Перед тем как открыть дверь гостиной, я слегка покусала губы, чтобы они стали ярче.

Гарри и Джон стояли у камина, причем Джон старался держаться от него как можно дальше. Гарри грел свой пухлый зад, откинув фалды сюртука и попивая шерри. Джон, как я сразу заметила, потягивал лимонад. Я оказалась права. Селия пытается спасти моего мужа. И он надеется направить стопы по праведному пути. Гарри откровенно охнул, увидев меня, а Джон слегка оперся рукой о камин, будто одна моя улыбка могла сокрушить его.

— Клянусь, Беатрис, ты сегодня очаровательна, — сказал Гарри, придвигая мне стул.

— Благодарю тебя, Гарри, — томно произнесла я. — Добрый вечер, Джон. — Взгляд, который я бросила на него, был теплым и чувственным. Я увидела, как побелели костяшки его пальцев.

Дверь гостиной отворилась, и вошла Селия. Траур, который так выгодно оттенял мою красоту, совершенно губил ее, я заметила это еще два года назад. Сегодня, когда я сияла красотой и здоровьем и казалась теплой камеей, лежащей на черном бархате, она выглядела постаревшей и изможденной в своих черных одеждах.

Ее карие глаза мгновенно увидели стакан лимонада в руке Джона, и ее щеки вспыхнули, придав лицу девическую прелесть.

— О! Отлично! — радостно воскликнула она. И когда Гарри предложил ей стакан шерри, она предпочла лимонад из дружеской солидарности.

Я же улыбнулась и, взяв предложенный мне шерри, стала пить его с нарочитым наслаждением.

Страйд пригласил нас к обеденному столу и подал мне знак, что хотел бы поговорить со мной. Позволив Гарри проводить меня на место, я пробормотала извинения и вышла.

— Мисс Беатрис, я подумал, что мне следует поставить вас в известность, — вполголоса сказал он. — Леди Лейси приказала не подавать вина к обеду, а также не подавать мужчинам портвейн после обеда.

Я издала невольный смешок.

— Не будьте дураком, Страйд, — сказала я. — Стаканы для вина на столе?

— Да, стол был накрыт еще до этого приказа, и я не стал ничего предпринимать, не сообщив вам.

— Вы поступили совершенно правильно, Страйд. Разумеется, мы будем пить вино сегодня вечером, и сэр Гарри потребует свой портвейн после обеда. Продолжайте наливать вино моему мужу, а если он захочет пить лимонад, он вполне может отказаться.

Страйд кивнул, и я вернулась к столу с улыбкой на устах.

— Все в порядке? — поинтересовался Гарри.

Я кивнула и наклонилась к Селии.

— Я объясню тебе насчет вина попозже, — тихо сказала я.

Она удивленно посмотрела на меня и инстинктивно перевела глаза на моего мужа. Он крепко сжал губы, и было заметно, каких усилий ему стоило держать себя в руках. Страйд вернулся в комнату, и, пока два лакея подавали мясо, он разлил вино в каждый стакан, как я и приказала.

Глаза Селии опять вернулись ко мне с невысказанным вопросом, но я в это время смотрела на Гарри, расспрашивая его о недавно назначенном главном ловчем.

— Конечно, мы оставим наших собак, — говорил Гарри. — И мистер Халлер будет смотреть за ними. В любом случае я бы предпочел, чтобы он служил у нас весь этот год траура, поскольку хоть он прекрасно знает правила охоты, но должен познакомиться с нашими лесами. А я хочу быть уверенным, что на следующий год мы будем охотиться.

— Хорошо, — согласилась я.

Мистер Халлер арендовал Дауэр-хаус, красивый квадратный дом по дороге в Чичестер, построенный из песчаника и бывший примерно вполовину меньше Вайдекр-холла. И теперь мистер Халлер был не в восторге, узнав, что наша охота остается без хозяина на ближайший год.

— Как многого я буду лишена в этом году, — тоскливо сказала я.

Мой тон заставил Джона напрячься. Его стакан стоял перед ним, сверкая как рубин, он чувствовал аромат вина.

— Да, — согласился Гарри. — Из всех людей мама больше всего хотела, чтобы мы получали удовольствие от жизни.

Я, не выдержав, хмыкнула.

— Но не я, Гарри. Она могла позволить тебе все, но всегда стремилась держать меня подальше от лошадей.

— Это верно, — подтвердил Гарри. — Но я не хотел бы проявлять неуважение к ее памяти. Хотя пропускать сезон, конечно, очень обидно.

После чего он переключил свое внимание на блюдо, стоявшее перед ним, и одобрительно кивнул Селии:

— Просто великолепно, моя дорогая.

Она улыбнулась и просияла от этой маленькой похвалы.

— Этот рецепт папа привез из своего лондонского клуба, я подумала, что это должно тебе понравиться.

Плечи Джона расслабились, и он принялся есть.

— Я так рада, что у тебя хороший аппетит, Джон, — приветливо обратилась я к нему. — Я так страдала, что ты ничего не можешь проглотить.

Он беспомощно опустил вилку. Глаза Гарри выражали симпатию и сочувствие мне, но Селия выглядела встревоженной и недоумевающе смотрела в мое лицо. Я тепло улыбнулась ей и потянулась к рюмке с кларетом.

— Что ты собираешься делать завтра, Гарри? — поспешила я отвлечь от себя внимание. — Я хотела бы побывать в Чичестере, чтобы заказать экипаж, в котором я буду ездить, пока не смогу вновь скакать верхом.

— Тогда мне придется тоже поехать, — галантно сказал Гарри. — Я совсем не хочу видеть тебя возвращающейся домой в каком-нибудь высоком рыдване.

Я рассмеялась любовным, гортанным смехом, вилка Джона стукнула о тарелку, и он отодвинул пищу.

— О нет! — продолжала я. — Я бы хотела что-нибудь спортивное и легкое, с парой каурых в придачу.

— Я бы тоже не прочь поехать с вами, — вступила Селия в разговор. — Джулии нужны новые башмачки, но я не хочу заказывать их у экрского сапожника. У него такая грубая кожа.

Слуги переменили тарелки, и Гарри принялся разрезать тушку фазана. Селия и я получили грудку, Джон пару лап, буквально тонувших в пряном соусе. Он смотрел в тарелку, и я видела, что к его горлу подкатывает тошнота и его обуревает желание выпить. Я подождала, пока его обслужат, и затем наклонилась вперед.

— Постарайся съесть это, — ласково произнесла я. — Не выходи из-за стола, пожалуйста, Джон.

Это переполнило чашу. Он резко отодвинул стул, будто тот жег его, и сделал два торопливых шага к двери. Там он обернулся и отвесил поклон Селии:

— Прошу прощения.

Лакей кинулся открыть дверь перед ним, потом со стуком ее захлопнул. Я кивнула, чтобы унесли прибор Джона, и Гарри, Селия и я остались одни.

— Просто позор, — горячо заговорил Гарри. — Ты делаешь все возможное, Беатрис. Бог мой, это просто стыд.

Я уронила голову, будто скрывая слезы.

— Я уверена, что это пройдет, — едва слышно прошептала я. — Я уверена, он сможет побороть себя.

Я надеялась избежать беседы с Селией, засидевшись с Гарри после обеда и потом отправившись прямо в постель. Но на следующий день, еще до завтрака, она постучала в мою дверь и попросила разрешения войти. Она выглядела много старше своих двадцати шести. Под глазами пролегли тени, — видимо, она совсем не спала эту ночь, — и ее лоб перерезала глубокая морщина. Хорошо выспавшаяся, с лицом, сияющим как майский день, я приветливо улыбнулась ей и пригласила войти.

— Я насчет Джона, — начала она.

Я улыбнулась. Селия вмешивается в мои дела, она позволяет себе тревожиться о моем муже. Странные новости.

— Да. — Я вернулась к столу и опустила глаза на бумаги, лежащие передо мной.

— Беатрис, он вчера после обеда вернулся к себе в кабинет и опять напился, хотя обещал мне не делать этого. — Тон Селии звучал упреком.

— Да, — с сожалением ответила я.

В бумагах передо мной были записи вайдекрских урожаев с тех пор, как я начала вести их подсчет. Мне требовалось узнать, что мы выиграем, если станем использовать Вайдекр как ферму, а не как жилую усадьбу.

— Беатрис, извини, что я вторгаюсь в ваши дела. — Но в ее голосе не слышалось сожаления.

Я внезапно вспомнила тот день, во Франции, когда Селия вошла в мою спальню со словами извинения на устах, но с полной уверенностью, что я не откажусь накормить моего голодного ребенка.

— Ты не вторгаешься, Селия, — вежливо ответила я, интонацией давая понять, что она все-таки позволяет себе лишнее. — Продолжай, пожалуйста.

— Вчера в его кабинете стояли две открытые бутылки виски. Он выпил их обе. — Ее лицо выражало недовольство. — Как они туда попали?

— Не знаю. — Я пожала плечами. — Возможно, Джон приказал своему камердинеру принести их. Он пьет уже четыре месяца, вспомни об этом, Селия. Слуги уже привыкли к этому.

— Но мы должны запретить им приносить ему выпивку. — Селия энергично перегнулась через стол, глядя мне в глаза, ее усталость исчезла. — Ты должна сказать об этом Страйду, и надо, чтобы вино не подавали к столу и даже не держали его в доме, пока Джон не поправится.

— Думаю, ты права, Селия, — кивнула я. — Здоровье Джона — это самое главное. Мы должны найти пути вылечить его. Возможно, ему следует уехать. Есть клиники, которые специализируются на таких случаях.

— В самом деле? — спросила Селия. — Я не знала. А он согласен?

— Мы можем настоять, чтобы он согласился. Надо просто обязать его заняться лечением, — неопределенно ответила я.

— Похоже, что придется прибегнуть к этому, — вздохнула Селия. — Но это ужасно. Мы уже сейчас должны помочь ему.

— Если ты уверена, что это поможет, — схитрила я, — сегодня я велю подать вино всем, кроме Джона, чтобы он привыкал пить лимонад, когда вокруг него пьют вино. Ведь если он будет обедать вне дома, к столу всегда будет подаваться вино, не так ли?

— Я не подумала об этом, — признала Селия. — Но я уверена, что мы вообще должны исключить вино на нашем столе, по крайней мере в первые дни. Ты прикажешь, Беатрис?

— Конечно. — Я улыбнулась ей. — Все, что угодно, только бы мой муж был опять здоров.

Она пристально смотрела на меня, изучая мое лицо. Маленькая, любящая Селия, которая до сих пор думала, что мир состоит из таких же людей, как она, быстро взрослела. Глупенькая девочка начала понимать, что я совсем не похожа на нее. Но я не позволю ей раскусить меня.

— Извини меня, — к ней вернулись ее обычные манеры, — я не имела права отдавать приказание, не посоветовавшись с тобой. Я была озадачена тем, как бы помочь Джону. И хотела, чтобы на столе не было вина.

— Ничего страшного, Селия. — И я послала ей воздушный поцелуй. — Возможно, ты права. Если это может облегчить положение Джона, пусть так и будет.

— Я пойду прикажу им, — сказала она и выпорхнула из комнаты.

Я углубилась в бумаги. Мне не надо было подслушивать, чтобы понять, как будут разворачиваться события. Селия станет умолять Джона не пить больше. Джон, страдая от виски, выпитого накануне, и от потери гордости и самоуважения, жалобно согласится. Селия, сияя от радости, скажет, что она облегчит ему эту задачу. И, выйдя к обеду, он не увидит сияющего рубинового бокала и не почувствует соблазнительного аромата вина.

Так оно и будет, но после обеда, сопровождаемого моими скрытыми издевками и обольстительными улыбками, он найдет у себя в кабинете две свежие, слегка запотевшие бутылки виски и ключ в замке, чтобы остаться без помех наедине с ними.

Итак, за завтраком мы пили чай и лимонад, Гарри выглядел раздраженным, но ничего не говорил. Селия не поехала с нами в Чичестер, предпочтя остаться с Джоном. Я прекрасно знала, как они проведут этот день: она уговорит Джона выйти на воздух, будет угощать его сладким чаем, они будут гулять и играть с Джулией. Она боролась за его душу со всей силой своего любящего сердца.

Поэтому мы с Гарри поехали в Чичестер одни и там проверили крепость нашего решения экономить деньги для Вайдекра, сопротивляясь всем соблазнам, предложенным нам. Гарри, как и следовало ожидать, дрогнул. Но я оставалась тверда. Мне нужна была незамысловатая легкая коляска, в которой я могла бы ездить по нашим дорогам зимой. Предлагаемые же нам щегольские экипажи были слишком дорогими и ненадежными для поездок к пастухам, в горы.

— Устала, — вздохнула я, когда мы наконец пришли к какому-то решению. — Давай навестим де Курси и заодно выпьем чаю.

Леди де Курси была старой маминой подругой, и ее двое детей родились лишь немногим раньше нас с Гарри. Из всех семей Чичестера семья де Курси была наиболее близка нам по рангу, согласно дотошным маминым исчислениям. Они не имели поместья, но были богаче. Их фамилия отличалась большей древностью, но они не жили на протяжении веков в одном и том же поместье, как мы, Лейси. Приезжая в Чичестер, мы навещали епископа и несколько других семей, но наиболее близки мы были с де Курси.

Хотя мы с Гарри оказались лишены маминого снобизма, но мы до сих пор придерживались выбранного ею круга знакомых. Частично это происходило потому, что мы редко наезжали в Чичестер. Подобно папе, мы встречались только с теми, кто жил по соседству либо охотился вместе с нами. Дороги часто бывали непролазно грязными, а с половины зимы просто непроходимыми. Возможно, из-за этого, возможно, из-за чего-нибудь другого, но мы с Гарри, а теперь и Селия с Джоном, представляли собой обособленную, живущую довольно уединенно группу.

Хаверинги были нашими друзьями, так же как и де Курси. Иногда нас навещали мамины родственники, иногда кто-нибудь из Лейси, но, подобно многим семьям нашего ранга, вокруг нас на многие мили жили одни бедняки. Для мамы они всегда оставались просто анонимной массой, но я, которая улавливала малейший намек на угрозу с их стороны, иногда боялась их.

Для живущих в городе дело обстояло совсем не так. Особняк де Курси стоял далеко от дороги, в окружении шотландских елей, обнесенный высокой стеной, украшенной красивыми острыми пиками. Когда мы с Гарри подкатили к подъезду, там уже стояло несколько нарядных экипажей.

— Вечеринка, — сказала я и сделала гримаску, — пожалуйста, Гарри, не оставляй меня на растерзание старым леди.

Гарри рассмеялся и предложил мне руку, пока наш лакей стучал в дверь. Она отворилась, и дворецкий де Курси, проводив нас по черно-белому мраморному холлу, торжественно объявил:

— Миссис Мак-Эндрю! Сэр Гарри Лейси.

И леди де Курси устремилась к нам.

— Беатрис! Гарри! Дорогие мои! — И она звучно расцеловала нас в щеки.

Мне всегда казалось, что она слишком молода, чтобы быть маминой подругой. Она оставалась для меня той двадцатилетней красавицей, которая, покорив в свой первый сезон весь Лондон, затем вышла за наиболее богатого своего обожателя, каким и оказался де Курси. Не имея ни большого приданого, ни знатной семьи, она завоевала этот дом и несметное богатство исключительно своей красотой. Мне, помешанной на собственности, она казалась просто авантюристкой. Но ее поведение было безупречным. Она являла собой образец светских манер. Я же в глубине души продолжала считать ее умной обманщицей.

Сейчас в ее великолепной гостиной собрались сливки светского общества. Большинство присутствующих были нам хорошо знакомы, меня вовлекли в кружок старых дам немного посплетничать, в то время как Гарри, поглядывая на тарелку с пирожными, болтал у камина с Питером, сыном леди де Курси, и его супругой.

Вскоре все собрались уезжать, и тут мне пришла в голову неожиданная мысль пригласить Изабель де Курси с ее мужем к нам на обед. Такое неожиданное, неофициальное приглашение показалось нашим знакомым еще одним доказательством моей очаровательной непосредственности и было принято.

Селия поджидала нас у окна гостиной, и, когда она вышла на порог встретить нас и вдруг увидела второй экипаж, по ее лицу промелькнула тень.

И я прекрасно поняла почему. Весь день она провела с Джоном, удерживая его от выпивки и заверяя, что к обеду не будет подано ни капли вина. Теперь, одетая к обеду, она с ужасом обнаружила, что Джону предстоит светский раут, а не спокойный вечер в кругу семьи.

Я оставила де Курси с Селией и быстро поднялась наверх переодеться. Надев черное платье из тафты с низким квадратным декольте и пару продолговатых агатовых серег, подчеркивавших мою длинную шею, я осмотрела себя в зеркало и осталась довольна результатом. Я надеялась, что видеть меня такой обольстительной и при этом ненавидеть меня так отчаянно будет невыносимо больно Джону Мак-Эндрю.

Сейчас он уже миновал ту стадию, когда выпивка была нужна ему, чтобы не бояться встреч со мной. Теперь оказалось, что виски, помогавшее ему выжить после кошмара последних месяцев, больше не помогает. Джон понял, почему всегда около постели или на столике его поджидала свежая бутылка и новый стакан. И очень медленно, но до него дошло, что у него теперь два врага: один из них — женщина, которую он любил, другой — пьянство, которому он не может сопротивляться. Он стал бояться погибнуть. Ни жены, ни ребенка, ни работы, ни гордости, ни малейшей привязанности, кроме маленькой Селии. Он боялся, что не выдержит.

Я еще раз улыбнулась своему сияющему отражению и спустилась вниз. Там меня поджидал Страйд.

— Я знаю, — я не могла не рассмеяться, — но в доме гости, и мы не можем заставить де Курси пить лимонад. Пожалуйста, шерри в гостиную, а к обеду — вино. К фруктам подайте шампанское. И джентльменам портвейн, как обычно.

— Стакан мистера Мак-Эндрю наполнять? — нейтральным голосом спросил он.

Я не подала виду, что заметила, как он отбросил слово «доктор» перед именем моего мужа. Теперь он будет для них всю жизнь «мистер», и они не встретят с моей стороны упрека.

— Конечно, — ответила я и прошла в гостиную.

Там уже все собрались. Джон прекрасно держал себя, и глаза Селии с любовью смотрели на него. Гарри щедрой рукой разлил шерри мне, де Курси и себе. В то время как Селия и Джон стояли со стаканами лимонада в руке, я своим звериным чутьем чувствовала, как жадно Джон принюхивается к терпкому аромату.

Обед был подан, и Селия, охватив одним взглядом строй бокалов на столе, остро глянула на меня. Слегка пожав плечами, я указала головой на де Курси.

Джон ел мало, но помнил о манерах и светски беседовал с Изабель де Курси, сидевшей слева от него. Он не прикоснулся ни к белому вину, ни к красному, но я видела, каким взглядом он провожает каждый бокал. Затем подали большую серебряную вазу с фруктами, и послышался обещающий хлопок первой пробки.

Я следила за лицом Джона, он любил шампанское.

— Только один стакан, — сказал он тихо то ли самому себе, то ли Селии. Селия покачала головой лакею, стоявшему за спиной Джона с приготовленной бутылкой. Настал неловкий момент.

— Нет, — сказала Селия недовольным голосом.

Этим лакеем был Джек Леви, сирота, которого отправили бы в сиротский приют, если б я не взяла его в наш дом. И сейчас он посмотрел на меня, ожидая моего приказа, и, увидев едва заметный кивок, налил Джону шампанское и отошел. Гарри провозгласил тост. Гарри всегда их провозглашал. И мы выпили. Джон проглотил свое вино залпом, будто томился жаждой. Леви взглянул на меня и опять послушно наполнил его бокал. Потом опять. И опять.

Изабель болтала об их лондонском сезоне, о балах, на которых они побывали, Гарри расспрашивал ее о городских сплетнях. Питер де Курси рассказывал мне о том, что они собираются купить охотничий домик на севере. Я порекомендовала ему доктора Пирса, который знаком с тамошними краями. Никто не обращал внимания на Джона, который продолжал пить и пить. И никто, кроме меня, не видел, что Селия сидит с низко опущенной головой и по ее щекам текут слезы.

Я подождала, пока ее плечи расправились и она, оглянувшись украдкой по сторонам, вытерла салфеткой слезы и поднялась. Мужчины встали, чтобы проводить нас, Джону при этом пришлось придерживаться за спинку стула. Думаю, что комната изрядно кружилась у него перед глазами.

Остаток вечера прошел довольно вяло. Когда джентльмены присоединились к нам, Джона с ними не было. В ответ на мой немой вопрос Гарри скривился в гримасе.

— Лакей отнес его в кровать, — тихо сказал он мне. — Де Курси ничего не заметил, но, право, Беатрис, это уже переходит границы.

Я кивнула и стала разливать чай. Вскоре де Курси отправились домой, чтобы успеть вернуться по освещенной лунным светом дороге. Их экипаж уже поджидал у дверей, и они устроились внутри с горячими кирпичами, положенными к ногам, и поднятым от ветра пологом.

— До свидания, — тепло попрощалась я, и вместе с дыханием из моего рта вырвался пар. — Приятно было повидать вас. Спасибо, что приехали.

Когда колеса экипажа загрохотали вдали, я вернулась в дом. Гарри уже ушел к себе, сонный от портвейна и светских бесед, но Селия ждала меня у камина.

— Это ты пригласила де Курси, Беатрис?

Я заколебалась. В голосе Селии были жесткие нотки, которых я прежде не слышала.

— Я не помню, — помедлила я. — Гарри или я.

— Я уже спрашивала Гарри, — сказала Селия. — Он говорит, что приглашение последовало от тебя.

— Должно быть, так, — с легкостью призналась я. — Мы часто приглашаем их к обеду, Селия. Я не думала, что у тебя есть причины не любить их.

— У меня нет таких причин. — Ее голос срывался от негодования. — Люблю я их или не люблю — вопрос заключается не в этом, Беатрис. Джон собирался весь день ничего не пить. И никогда больше не пить. Я же сказала ему, что ты дала слово запретить у нас в доме спиртное. Я заверяла его, что он может сидеть спокойно за столом и никто не предложит ему выпивки. Но когда он вышел к столу, оказалось, что перед ним ставят то белое вино, то красное и, наконец, его любимое шампанское. Беатрис, это слишком тяжело для него. Он опять пьян, и утром ему будет плохо. Он чувствует свою неудачу, и он прав. Но это случилось из-за его глупости или же нашего эгоизма.

В ее глазах стояли слезы, но на щеках горели пятна гнева. Я едва могла узнать мою маленькую нежную невестку в этой разгневанной женщине.

— Селия, — с упреком проговорила я.

Ее глаза погасли, щеки слегка побледнели.

— Прости меня. — Долгие годы тренировки выработали в ней эту дисциплину. — Но я расстроена из-за Джона. И надеюсь, что завтра же в нашем доме не будет ни капли спиртного.

— Конечно, — согласилась я. — Но если мы приглашаем гостей, вряд ли мы можем угощать их лимонадом. Не правда ли, Селия?

— Что ж, — неохотно признала она. — Но мы не ждем больше никого на этой неделе?

— Нет, — улыбнулась я. — И пока дома только мы, я думаю нам не следует пить, чтобы не искушать Джона. Мы все должны постараться помочь ему.

Селия приблизилась и поцеловала меня в щеку. Но ее губы были холодны. Она вышла, оставив меня у камина смотреть, как из огня возникают пирамиды и замки, пещеры и драконы, и мысленным оком представлять себе долгую череду падений и неудач человека, за которого я выходила замуж по любви.

На следующий день у нас обедал мистер Наллег, и мы подавали вино. Джон выпил бокал, затем другой. Селия и я оставили их за портвейном, и лакей унес Джона в его комнату мертвецки пьяным.

Затем к нам заглянул доктор Пирс и был оставлен к обеду.

— Одна маленькая птичка сказала мне, что у вас сегодня к обеду заяц в винном соусе, а это мое любимое блюдо, — смеющимся голосом сообщил он Селии.

— Кто же эта маленькая птичка? — спросила она, и ее глаза блеснули.

— Самая прекрасная птичка в нашем приходе, — сказал доктор Пирс, целуя мне руку. Лицо Селии было каменным.

На следующий день нас пригласили к обеду родители Селии, и мы все решили, что Джону лучше не ехать с нами.

Селия имела разговор со Страйдом, и я поняла, что она взяла с него обещание не подавать Джону вино и портвейн. Страйд встретил меня в холле. Его лицо выражало покорное терпение. Жалованье нашего дворецкого было достаточно высоким, чтобы он понимал, чьих приказов в этом доме надо слушаться.

— Мистеру Мак-Эндрю не подавать ни вина, ни портвейна, — разрешила я, — но в библиотеке вы оставите для него две бутылки виски, стакан и холодную воду.

Страйд согласно кивнул. Его лицо не дрогнуло. Я думаю, что если бы я велела ему поставить в библиотеку виселицу для мистера Мак-Эндрю, он бы сделал это не раздумывая.

— Я велела Страйду не давать Джону вина сегодня, — сказала мне Селия, когда мы разместились в экипаже.

— Конечно, — отозвалась я. — Надеюсь, что у него нет виски.

— Об этом я не подумала, — она была явно шокирована, — но я чувствую, что он не станет настаивать на выпивке.

— Я тоже надеюсь, — лицемерно произнесла я.

Гарри что-то проворчал, но ничего не сказал. Вечер показался мне очень длинным. Лорд Хаверинг оказался дома и был счастлив играть весь вечер в карты, если только я была его партнером и сидела напротив, время от времени дразняще поглядывая на него своими раскосыми зелеными глазами.

Но когда мы вернулись домой, усадьба была вся освещена огнями и окна на втором и первом этаже были широко распахнуты.

— Что случилось? — Мой голос прервался от тревоги, и я спрыгнула с коляски, не дожидаясь, пока она остановится. — Ричард? Джулия? Или это Каллер?

— Это мистер Мак-Эндрю! — объявил Страйд, появляясь в дверях. — Он поджег ковер в библиотеке и разбил весь китайский фарфор.

Гарри издал странное восклицание и, промчавшись мимо меня, распахнул дверь в библиотеку. Там царил хаос. Бесценный персидский ковер почернел и обгорел вокруг прожженной в нем большой дыры. Стеклянные изящные шкатулки оказались разбиты, а несколько напольных цветочных ваз опрокинуты на пол. Книги, сброшенные с полок, разорванные, со смятыми листами, также валялись по всей комнате. И посередине этого разгрома стоял мой муж, в жилете и в ботинках и с кочергой в руках, похожий некоторым образом на Принца Датского в театре бродячих комедиантов.

Гарри замер на пороге комнаты, слишком пораженный, чтобы говорить. Но Селия проскользнула под его рукой и влетела в комнату.

— Что это, Джон? — Слова Селии явно выдавали ее беспокойство. — Вы сошли с ума? Что тут было?

Вместо ответа Джон молча показал кочергой на маленький круглый стол, соблазнительно придвинутый к его любимому креслу. На нем стояли две бутылки виски и графин ледяной воды, маленькая тарелка с бисквитами и уже обрезанная сигара.

— Кто принес это сюда? — требовательно спросила Селия и резко обернулась к Страйду.

Внезапно она стала как будто выше ростом, ее голова была высоко поднята, глаза сверкали.

— Кто принес это сюда? — В ее голосе отчетливо слышались нотки приказа.

— Я, ваша милость, — ответил Страйд.

Он смотрел на Селию без страха, но ему еще не приходилось видеть ее такой. Да и никому из нас не приходилось.

— Доктор Мак-Эндрю приказал вам? — продолжала спрашивать Селия. Лгать сейчас было невозможно.

— Нет, ваша милость, — сказал Страйд.

Но он не признался, что это был мой приказ. Селии это и не требовалось, она уже все поняла.

— Вы можете идти, — резко приказала она и кивком велела закрыть дверь.

Мы остались одни в этом разгроме.

Кочерга выпала из рук Джона, плечи ссутулились, будто он испугался содеянного. Я чувствовала, как хочется ему выпить. Но Селия быстрыми шагами, так непохожими на ее обычную скользящую походку, пересекла комнату, схватила обе бутылки за горлышко и швырнула их в камин.

— Это ваших рук дело, Беатрис. — Ее голос был полон гнева. — Это вы приказали принести их, так же как вы старались, чтобы в нашем доме каждый день к столу подавалось вино. Вы хотите принудить Джона пить. Вы спаиваете его.

Рот Гарри открылся, как у пойманного лосося. События развивались слишком быстро для него, а Селия в гневе была зрелищем, способным шокировать даже самого невозмутимого человека. Я чувствовала себя немного получше. Мне было любопытно, как будто на моих глазах игривый котенок превращался в грозного хищника. Но я боялась ее новой силы.

— Я — леди Лейси, — сказала Селия.

Ее голова была высоко поднята, лицо сияло праведным гневом. Ей никогда прежде не доводилось сердиться, и этот взрыв подхватил и понес ее, как весеннее половодье.

— Я — леди Лейси, — повторила она. — Это мой дом, и я приказываю, Я ПРИКАЗЫВАЮ, чтобы в этом доме ни для кого не было спиртного.

— Селия… — слабо начал Гарри, и она резко обернулась к нему, забыв свое привычное послушание, будто его никогда и не было.

— Гарри, я не могу видеть, как человека губят на моих глазах, и ничего не делать, чтобы спасти его. Я никогда не командовала в этом доме. Я нигде никогда не командовала и не имела к этому никакого желания. Но я не позволю продолжать это.

Гарри робко посмотрел на меня, но я ничего не могла поделать. Я стояла неподвижно, как стоит старый опытный лис, услышав лай собак и звук охотничьего рога. Но мои глаза перебегали от Джона, безмолвного и неподвижного, к Селии, взбешенной от гнева.

— Где ключи от кладовой? — Она обратилась к Гарри.

— У Страйда, — еле выдавил он, — и у Беатрис.

Селия подошла к двери и распахнула ее. Как и следовало ожидать, Страйд оказался в холле, стремясь держаться в курсе событий, и выглядел сейчас довольно глупо.

— Принесите мне ключи от кладовой, — велела Селия Страйду. — Все ключи. Ключи миссис Мак-Эндрю тоже.

Страйд глянул на меня, я кивнула. Этот поток невозможно было остановить.

Мы застыли в молчании, ожидая, пока Страйд вернется с ключами.

Селия приняла их недрогнувшей рукой.

— Я буду хранить их у себя, пока Джон не поправится и мы не начнем снова подавать вино к столу. — В ее голосе слышалась абсолютная уверенность. — Гарри, ты не возражаешь?

Гарри сглотнул и сказал: