Орел в песках Скэрроу Саймон

Глава 23

Макрон оглядел лица собравшихся офицеров, дожидаясь полного внимания.

— Через два дня войско Баннуса станет лагерем у форта Бушир. Их силы точно неизвестны, но разведчики сообщают, что они значительно превосходят нас числом. Хуже того, Баннус и его бандиты получили от парфян вооружение и отряд конных лучников. Я послал гонцов в гарнизон Иерусалима и прокуратору в Кесарию. Однако сомневаюсь, что у них достаточно войск, чтобы послать кого-то нам в помощь. Хуже того — похоже, мы не дождемся подмоги из Сирии.

Эти слова вызвали удивленные взгляды, ропот сдержанного гнева прокатился по залу. Макрон поднял руку, призывая к тишине.

— Офицеры! Тихо… Легат Сирии столкнулся с серьезной угрозой на границе с Парфией. Он не сможет прислать нам людей. Мы остались сами по себе. Не буду прикидываться, что наши шансы предпочтительнее, но некоторые преимущества у нас есть. Враг будет атаковать, так что можно приготовить ему ловушки. Баннус ведет войско, которое состоит по большей части из необученных крестьян. Они пойдут в бой смело, но смелость — недостаточная замена выучке и опыту. У нас также преимущество хорошей защиты. Стены Бушира крепки; без осадного оборудования нападающим придется лезть на стены, а вам известно, как велики потери в таком бою. — Макрон помолчал, давая время офицерам осознать услышанное. — Это хорошие новости. К сожалению, Баннус не может позволить себе поражение под Буширом, а потому бросит на нас все силы, какие у него есть. У меня нет уверенности, что нам удастся их разбить. Но если даже мы проиграем армии бандитов, то добьемся, чтобы победа далась им такой ценой, что его людям не захотелось бы больше идти за ним против римских отрядов. Если остановить восстание сейчас, пока оно не распространилось, тогда Баннус точно проиграет, даже если мы не увидим этого. Центурион Катон и я разработали план предстоящей битвы. Нужно сделать многое до появления Баннуса. Писари раздадут вам приказы. Разойдись!

Офицеры вышли из зала. Постум мрачно взглянул на префекта:

— Что делать мне, командир?

— Я еще не решил, — улыбнулся Макрон. — Раз ты так рвешься сразиться с врагом, когда дойдет до драки, пошлю тебя в самую гущу. Подожди меня снаружи.

— Слушаюсь, командир. — Постум отсалютовал и вышел.

— Ты вправду хочешь, чтобы он был рядом с тобой во время боя? — пробормотал Катон. — Дождешься беды.

— Я справлюсь с ним. Я не позволю этой вонючке навредить нам. Он настраивал местных против нас, пусть теперь сам и расхлебывает.

Катон согласно кивнул.

— Но все же я бы за ним присматривал.

— Присмотрю, не сомневайся, — твердо ответил Макрон. — Думаешь, он прав насчет легата?

— Да. Похоже на правду. Подмоги из Сирии ждать не стоит.

— Нам бы людей побольше. Утром, перед совещанием, я проверил: в когорте осталось меньше семи сотен боеспособных солдат. Невесело.

— Да, командир. Невесело. Какие будут указания?

— Мне нужна пара хороших глаз. Возьми команду разведчиков, человек десять, и отправляйся навстречу Баннусу. Постоянно посылай доклады о его действиях, но не сцепляйся с их разведчиками. Никаких подвигов, Катон. Ты понял?

— Понял, командир. Для подвигов еще хватит времени.

Макрон рассмеялся.

— Вот это по-нашему! Теперь я займусь приготовлениями, а ты отправляйся побыстрее.

— Слушаю, командир, — ответил Катон, но не двинулся с места.

— В чем дело?

— Люди в Хешабе. Пожалуй, следует предложить им убежище в форте. Они спасли мне жизнь.

— Нет. В деревне они будут в большей безопасности, особенно если Баннус возьмет форт.

— Не уверен. Парфяне не слишком славятся добрым отношением к мирным жителям. И еще мне кажется, что Баннус и жители деревни не слишком любят друг друга. Если мы бросим их, то они окажутся во власти бандитов и парфян.

Макрон, чуть помедлив, принял решение.

— Хорошо. Предложи им убежище. Но если согласятся, пусть идут ночью. Не хочу, чтобы они оказались меж двух огней, когда начнется битва.

— Спасибо, командир.

— Впрочем, я сомневаюсь, что Мириам или ее последователи примут твое предложение. Ведь на нас идут представители их народа. Скорее всего, жители Хешабы присоединятся к атакующим.

Катон покачал головой.

— Не думаю. Мириам и ее люди другие. Они не хотят воевать — ни с нами, ни с кем бы то ни было.

— Хорошо, — Макрон махнул рукой на дверь, — тогда предложи им, а дальше — как пожелают. Только пошевеливайся. Времени мало.

Когда отряд разведчиков Катона рысью вышел из форта, солдаты уже трудились вовсю. Они кирками долбили землю, роя вокруг форта ямы. Работа под палящим солнцем изматывала, но никому и в голову не приходило отдохнуть. Солдаты рыли землю для спасения своей жизни. Все, что задержит натиск приближающегося врага, может спасти римлян. Единственной поблажкой были соломенные шляпы; бойцы махали кирками в изнуряющей жаре, в отчаянной попытке спешно подготовиться к отражению атаки.

Жители Хешабы отдыхали в домах, когда Катон и его солдаты появились на площади в центре деревни, где на кресте все еще висел распятый по приказу Скрофы бандит — верней, то, что осталось от него. Солнце иссушило труп, под выжженной кожей осталось немного. Вороны и стервятники потрудились над самыми сочными частями тела, пустые глазницы без век таращились на деревню. Катон приказал спешиться, передал поводья одному из разведчиков, велел бойцам напоить лошадей и ожидать на площади, а сам отправился в ближайший переулок. Подойдя к двери, Катон забарабанил в притолоку. Через мгновение дверь со скрипом отворилась, и на залитую солнцем улицу выглянул встревоженный мужчина.

— Найди Мириам, — сказал Макрон по-гречески. — Скажи ей, что центурион Катон должен срочно с ней поговорить. Я буду у бассейна. Понял?

Человек кивнул. Катон зашагал вверх по холму, мимо крайних домов деревни, и забрался в тень одной из пыльных пальм у бассейна. Воды было меньше, чем обычно, — небольшая лужа посреди потрескавшейся земли; Катон попытался представить, как можно выжить в таком засушливом климате. Бог иудеев, Яхве, видимо, очень жесток, если обрекает верующих на такое ужасное существование, подумал Катон. Они достойны лучшей жизни. Возможно, именно поэтому они настолько религиозны — им нужно найти хоть какую-то духовную компенсацию за тяжкое и беспросветное существование.

Легкий хруст гравия дал знать, что пришла Мириам. Центурион вскочил и почтительно склонил голову.

— Мне сказали, что ты хочешь говорить со мной, — улыбнулась Мириам. — Не обязательно вставать в моем присутствии, молодой человек. Сядь.

Катон повиновался; Мириам опустилась рядом, устроившись поудобнее.

— Нам стало известно, что Баннус ведет сюда армию. Я пришел предупредить тебя.

— Мы уже знаем. Утром в деревню прискакал всадник. Нам велено оказать людям Баннуса помощь, иначе нас сочтут предателями и накажут.

Катон уставился на Мириам.

— И что будешь делать?

— Не знаю… — Она печально покачала головой. — Если мы откажем Баннусу, он уничтожит нас. Если мы последуем за ним, тогда вы, римляне, поступите с нами, как с его пособниками. Где нам найти иной путь, Катон?

— А есть ли такой путь? Я пришел предложить тебе и твоим людям убежище в нашем форте.

— Это доброе предложение, — улыбнулась Мириам. — Скажи мне, много ли у вас шансов пережить атаку Баннуса?

— Не буду лгать тебе, Мириам. Нас мало, и помощи ждать неоткуда. Нас могут разгромить.

— И тогда моим людям лучше не оказаться в вашем форте.

— Это верно. Если нас разгромят. Но если останетесь здесь, то наверняка попадетесь одной из сторон.

Мириам не поднимала взгляда.

— Мы пришли сюда, чтобы избежать подобных столкновений. Мы хотели мира и возможности жить, как пожелаем. Но, похоже, никуда не деться от борьбы, затягивающей людей. Все продолжается даже здесь, в пустыне. Оглянись, центурион. Есть тут что-нибудь, чем хотелось бы обладать? Что тут может возбудить алчность? Ничего. Именно поэтому мы и поселились в этом покинутом месте. Мы ушли из земель, которых может домогаться человек. Мы отказались от всего, что вызывает зависть или стяжательство. Мы такие, какие есть — ничего более. И все равно нас не оставляют в покое. Хотя мы не желаем им зла, они хотят уничтожить нас. — Мириам протянула руку и положила ее на сундучок. — Такова была судьба моего сына. Я не хочу такой судьбы моему внуку. Юсеф — все, что у меня осталось. И еще — тающие воспоминания старухи.

Мириам наклонила голову и замолкла. Катон не мог найти искренних слов утешения и только ждал. Плечи женщины сгорбились; слеза скатилась на песок, оставив темный след. Катон кашлянул.

— И все-таки, ты примешь нашу защиту?

Мириам вытерла рукавом глаза и взглянула на Катона.

— Со всей благодарностью, нет. Здесь наш дом. Нам больше некуда идти. Мы останемся; может быть — спасемся, может быть — исчезнем. Но я благодарна тебе за предложение.

Катон кивнул.

— Мне пора. — Он встал и посмотрел в глаза Мириам: — Удачи. Пусть твой бог защитит тебя и твоих людей.

Мириам подняла глаза к небу и зажмурилась.

— Да будет воля твоя…

— Как?

Мириам улыбнулась.

— Мой сын так говорил.

— А…

— Прощай, центурион. Надеюсь, еще увидимся.

Катон зашагал в сторону деревни — к своим солдатам; когда он скрылся за домами, Мириам застонала и дала волю слезам.

Баннус и его парфянские союзники не высылали разведчиков, а маршировали к форту в открытую, на виду у Катона и его солдат. Центурион хмуро усмехнулся. Если Баннус пытался впечатлить противника размерами своего войска, то вполне преуспел в этом. По прикидкам Катона, римлянам противостояли больше трех тысяч человек, из них примерно пятьсот всадников — в основном парфян, мастеров обращения с луком и стрелами, и умелых мечников, если дойдет до ближнего боя. Колонна противника легко угадывалась под плотной тучей пыли, поднятой копытами и ногами. В тылу колонны тянулся небольшой обоз — несколько телег, едва различимых в пыльной пелене; что они везут, разглядеть было невозможно. Колонна двигалась неспешным шагом, не торопясь в битву, но с уверенностью, что пройдет по этим землям безнаказанно.

Оценив численность хорошо вооруженного противника, Катон быстро занес сведения на восковую табличку, взятую из седельной сумки, и подозвал солдата.

— Отвези префекту. Сообщи ему, что на момент этой записи враг был примерно в двадцати милях от форта. При нынешней скорости они не объявятся до завтрашнего вечера. Понял?

— Понял, командир.

— Вперед.

Солдат пустил лошадь в галоп, оставив за собой маленькую пыльную бурю. Передовой наездник вражеской колонны повернулся и жестом указал на горстку римлян, но в погоню за ними никто не бросился. Остаток дня разведчики двигались впереди Баннуса и его армии — поодаль, чтобы успеть спастись от внезапной атаки парфянской кавалерии. С наступлением ночи вражеская колонна остановилась. Людям Баннуса удалось раздобыть топлива на несколько костров — найти дерево в этой пустыне было непросто. Своим бойцам Катон запретил разводить огонь — костер мог выдать их положение. Наоборот, дождавшись темноты, центурион приказал сменить позицию, сместившись на другой фланг передней линии противника — на случай, если Баннус решит застать врасплох римлян, следящих за его передвижением. Затем, велев солдатам спешиться и выставив часовых, Катон завернулся в одеяло и попытался уснуть, хотя ночью резко похолодало.

На следующий день с первыми лучами солнца Макрон выехал из форта, чтобы проверить, что сделали солдаты. Ямы, вырытые прошлым вечером, представляли опасное препятствие для атакующей кавалерии. За ямами начиналась вторая линия обороны. Солдаты усеяли пространство шипастыми железными ежами, взятыми из цейхгауза когорты. Шипы пронзят копыто любой лошади или ногу солдата — хоть босую, хоть в сапоге — и выведут из строя всякого, кто сунется на линию обороны римлян. Однако за второй линией обороны противника удержит только вал форта. Макрон коротко взмолился Фортуне и Марсу, прося, чтобы у врага не оказалось осадных лестниц или таранов. Иначе, с их численным преимуществом, победа врага — лишь вопрос времени.

В воздухе еще держалась ночная прохлада, и Макрон поежился, когда, завершив проверку, повернул назад, к форту. Подъезжая к воротам, префект заметил всадника, приближающегося с севера, и, натянув поводья, прищурился, пытаясь рассмотреть человека. Не римлянин, это ясно: накидка покрывала его тело и голову. Макрон взялся за рукоять меча и дернул поводья, поворачивая лошадь навстречу. Очевидно, часовые тоже заметили всадника; послышался топот сапог — дежурная центурия поднималась на стены. Макрон нахмурился при виде такой небрежности. Караульным полагалось заметить всадника раньше Макрона. Кому-то придется ответить, решил префект.

Неожиданно всадник помахал Макрону рукой, словно приветствуя, а через мгновение открыл лицо и крикнул:

— Центурион! Это я! Симеон!

Макрон убрал руку с рукояти меча и с облегчением перевел дыхание, затем поднял руку и помахал Симеону в ответ, направляя лошадь навстречу проводнику, который осторожно прокладывал путь через линию заграждений.

— Ты выбрал неудачное время для визита, — невесело сказал Макрон.

— А бывает удачное? — Симеон рассмеялся, потом повел рукой в сторону солдат, устанавливающих ежи: — Скажи, центурион, для чего ты расставляешь эти игрушки вокруг форта?

— Баннус идет. Видимо, к ночи появится под нашими стенами.

Симеон шумно вздохнул.

— Как он набрал силы — и так быстро?

— Нашел новых друзей. Парфяне прислали ему помощь.

— Парфяне? — Лицо Симеона потемнело. — Баннус — идиот. Что он о себе думает? Его ослепила ненависть к киттимам. Как поступят парфяне, если выбьют римлян отсюда? Иудея, Сирия и Набатея окажутся под пятой Парфии. — Симеон ухватил Макрона за плечо. — Мы должны остановить Баннуса! Прямо здесь!

— Легко сказать, — устало отозвался ветеран. — У него численное превосходство. Легат Сирии бросил нас. Вряд ли мы сможем сдержать Баннуса. — Макрон замолк — ему в голову пришла мысль, несомненно отчаянная. — Если только не получим подмогу. Как быстро ты сможешь добраться до Петры?

— Если отправиться немедленно — дня два быстрой скачки. А что?

Макрон улыбнулся.

— Хочу стребовать должок.

Глава 24

— Ну вот и они. — Макрон поскреб подбородок, вглядываясь в даль. Солнце опускалось к горизонту, и у префекта заслезились глаза, пока он разглядывал врагов. В двух милях от форта большая группа всадников перебиралась через холм. Они натянули поводья и начали осматривать форт.

— Сегодня ночью они ничего не предпримут. Станут лагерем, выставят посты и хорошенько выспятся.

— Об этом можно только мечтать, — тихо ответил Катон. — Баннус захочет сокрушить нас как можно быстрее.

— Это почему?

— Он считает, что мы послали за подмогой, как только узнали о его приближении. Если он хочет взбаламутить всю провинцию, то должен представить доказательства, что римлян можно разгромить. Если ему придется отступить от Бушира, его люди быстро разбегутся.

— Но есть вероятность, что никакой подмоги не будет. По крайней мере, от Лонгина.

— Есть, но Баннус не знает об этом, командир. По его прикидкам, у него шесть или семь дней — до того как появится колонна поддержки. Значит, он должен действовать быстро, чтобы захватить форт. — Катон чуть поразмыслил и добавил: — Он будет рассчитывать, что парфянская угроза не даст Лонгину послать сюда крупные силы, и понадеется, что, захватив Бушир, соберет достаточно новобранцев, чтобы противостоять любым войскам, которые пришлет легат.

Макрон взглянул на Катона.

— Откуда ты все это знаешь?

— Просто рассуждаю с точки зрения противника, командир. — Катон кивнул сам себе. — Вполне правдоподобно. Нам нельзя расслабляться, Баннус может атаковать форт уже сегодня ночью.

— Пусть попробует. — Макрон улыбнулся, подумав о ловушках вокруг форта. Любая попытка противника подобраться к стенам под покровом темноты приведет его на заграждения, подготовленные когортой. Макрон похвалил сам себя, представив, какие досадные задержки и потери ждут Баннуса. Потом он посерьезнел. — Все равно, наверное, ты прав. Буду держать на стене две центурии.

— Это предусмотрительно, командир, — ответил Катон. — И еще кое-что.

— Что?

— Насчет разрешения Постуму и Скрофе вернуться в строй.

— Нам нужен каждый, кто может держать меч.

— Наверное, но я не доверяю им обоим. Эти мерзавцы предадут нас, едва мы повернемся к ним спиной.

— Как они нас предадут? Они в той же ситуации, что и все мы. Или сражайся за свою жизнь, или тебя прикончит Баннус. Они будут сражаться.

Катон помолчал, потом вздохнул.

— Надеюсь, ты прав, командир.

Макрон сдержал досаду. Незачем Катону волноваться о Скрофе и Постуме, его голова должна быть занята более важными вопросами. Ветеран кашлянул и повернулся к другу:

— Хочешь, чтобы я их снова арестовал?

— Что? — Катон нахмурился. — Нет, зачем, командир? Солдаты решат, что префект сам не знает, чего хочет. Так и скажут. Придется возиться со Скрофой и Постумом. В резерве они не доставят хлопот.

Скрофу и Постума отправили командовать кавалерийскими эскадронами, оттянутыми от стен, чтобы подкрепить любое слабое место в обороне. Так решил Макрон.

Префект довольно потер руки.

— Даже если Баннус попытается штурмовать стены в лоб, он ничего не добьется без осадного оборудования. Я думаю, мы без труда с ним справимся, Катон. Вряд ли ему удастся уморить нас голодом. У нас провизии на два месяца для людей и на месяц — для лошадей. Если придется съесть лошадей, протянем еще какое-то время. Резервуары полны до краев — без воды мы не останемся. Скорее стоит пожалеть этих скотов: Баннус не сможет их прокормить. И с водой у них будет туго, — Макрон кивнул в сторону бассейна неподалеку от форта. Из воды торчали туши мертвых овец и коз, которыми новый префект приказал завалить бассейн, как только были наполнены резервуары форта.

— Если сдерживать их подольше, крестьяне проголодаются и затоскуют по дому, — заключил Макрон. — А когда силы Баннуса растают, мы выйдем и займемся им. Как только прихлопнем Баннуса, иудеи поймут, что нельзя бросать вызов Риму.

— Надеюсь, ты прав, — ответил Катон, глядя на всадников вдалеке.

Из-за невысокого гребня показалась голова вражеской колонны и медленно растеклась по равнине перед фортом. Тысячи солдат, а среди них — всадники и вьючные животные. Через пыль, поднятую над растущей ордой, свет солнца окрасился красным, разливаясь, будто кровь, на фоне бледного неба. Катон почувствовал, как холодок пробежал вдоль хребта, заставив содрогнуться.

— Ты, наверное, устал, — сказал Макрон, увидев, что его друг вздрогнул. — Когда закончится первая стража, обязательно отдохни. Это приказ. В ближайшие дни ты мне нужен в хорошей форме.

— Есть, командир.

Катон был рад, что его друг неправильно истолковал его дрожь, и укорил себя за то, что позволил страху проявиться. Если Макрон заметил, то заметят и солдаты когорты. Катон поежился, представив, что бойцы увидят слабину в офицере, недавно прибывшем во Вторую Иллирийскую. Катон взглянул на солдат, расставленных на стене в обе стороны от ворот. Некоторые тихо переговаривались, разглядывая приближающихся врагов, остальные молча смотрели на пустыню с непонятным выражением лица. Некоторые в полном спокойствии прикидывали силы врага; другие волновались, что было заметно по непроизвольным движениям: солдаты, чьи мысли были полностью поглощены близкой опасностью, ритмично барабанили пальцами по бронзовой накладке щита или рукояти меча; топали ногой в сапоге, непрерывно облизывали губы — все это Катону доводилось видеть накануне боя.

Молодой центурион снова взглянул на приближающегося противника и попытался представить, каково этим людям сейчас. Большинство из них — обычные крестьяне, которых толкнули в бой нескончаемая тяжесть и несправедливость жизни. Это поддержит их дух какое-то время, но им не хватает подготовки, опыта и уверенности профессиональных солдат — вроде бойцов Второй Иллирийской когорты. О чем думали крестьяне, топая по пыльной равнине и глядя на толстые стены форта Бушир, с его приземистыми угловыми и надвратными башнями? Неужели их не охватывал страх, несмотря на численное превосходство? Катон очень надеялся на это — и ради себя, и ради них самих. В убийстве крестьян нет никакого удовольствия, не говоря уж о славе. Это грязная, неблагодарная и неприбыльная работа, которая только добавит несчастий народу Иудеи. Если победит Рим, если Катон, Макрон и солдаты сумеют сдержать врага, это только подольет масла в пламя гнева и ненависти к Риму, переполняющему сердца местных жителей. А если победит Баннус, понял Катон, пример Бушира всколыхнет всю провинцию. Толпы вольются в армию Баннуса, и не будет спокойной жизни ни для одного гарнизона от Египта до Сирии. И что тогда? Насколько Катон знал этих людей, не будет ни мира, ни независимой Иудеи. Местные слишком разделены на классовые и религиозные группировки, чтобы действовать заодно. Рано или поздно Иудея будет разорвана гражданской войной и поглощена другой империей — Римом или Парфией. Так всегда было в истории Иудеи.

Катон улыбнулся, обнаружив, что жалеет несчастных крестьян, выстраивающихся перед ним.

Баннус остановил армию в полумиле от форта, в сгущающейся темноте, и встал лагерем. Когда закатное свечение солнца растаяло, на ясном небе появились яркие звезды. Звуки из вражеского лагеря доносились через пески до форта. Прислушавшись, Катон различал взрывы смеха и пение; время от времени раздавались приказы. Один за другим разгорались костры, яркие пятна света залили пустыню и плотные круги людей, жмущихся к огню, пока ночь принимала их в холодные объятия.

Макрон подождал еще немного, чтобы убедиться, что враг устроился на ночлег, и приказал спускаться бойцам, свободным от дежурства. Солдаты протопали со стены и резво направились в казармы. Некоторым удалось быстро заснуть, другие не могли унять возбуждение, которое наблюдал Катон, когда они смотрели на приближение врага. Наконец Макрон позвал Катона, и друзья вернулись в квартиру префекта поужинать с другими офицерами. Скрофа и Постум сидели далеко от префекта и не поднимали глаз, чтобы не встретиться взглядом с Макроном или Катоном. Настроение упало, хотя Макрон приказал интенданту принести лучшие кувшины из винных погребов Скрофы. Понимая, что другие офицеры смотрят на него, Макрон держался невозмутимо и не показывал, что его волнует присутствие врага. Он даже попытался рассказывать непристойные шутки, а под конец ужина произнес тост за неминуемую победу. Офицеры изобразили воодушевление и затем отправились по своим комнатам в конце каждой казармы.

— Да, оглушительный успех, — пробормотал Макрон, когда разошлись все, кроме Катона, который вылавливал финики из стоящей перед ним чаши. — Прямо хоть сдавай форт Баннусу — и дело с концом.